Текст книги "Сирень (СИ)"
Автор книги: Татьяна Наганова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
Я попытался встать, но не смог и на сантиметр оторваться от земли. Усталость и боль давили на меня, заставляя лежать дальше.
– Артём... – позвал я осипшим голосом, глядя в пустое окно, освещаемое изнутри костром. Ни тень не мелькнула, ни какого выделяющегося из какофонии звука. Что этот ублюдок Гефест делает с мальчишкой? Он же не может причинить ему вред! Артём его сын! Он не может!.. Но… я видел, как Гефест швырнул от себя мальца на пол, как назойливого противного щенка. Как совсем незнакомого пацана! Но он признал в нём сына! Как же он может быть с ним так холоден?! И я оставил маленького Артёма наедине с этим зверем!
– Тёмка! – позвал я чуть громче, цепляя пальцами влажную траву, – я сейчас!.. Держись!..
Новая волна треска, грохота и воплей ненадолго заставила смолкнуть часть автоматов, сменила их стрекот на рев уцелевших мутантов, стоны и нелестные выражения в адрес прогнивших ступеней. Старая лестница не выдержала и рухнула, разделив этажи. Оставив мальчишку один на один с мощным жестоким мужиком. И всё, что я мог в этой ситуации, безвольно лежать в стороне ненужным мешком, слушать и с позорной надеждой вглядываться в чернеющий проем окна над собой.
Неровно бившееся сердце пропустило удар, когда за пределы оконной рамы перевесилась тщедушная тень. Неужели он и его?.. Человек на втором этаже схватился за веревку и, приняв из чужих рук на сгорбленную спинку неровный кулёк, заспешил вниз. Силуэт легко спрыгнул на мокрую землю, и вскоре в темноте надо мной нависла испуганная мордашка Артёмки. Живого, невредимого, уже заплаканного.
– Шаман! Ты в порядке? Тебе очень больно? – мальчишка тряхнул меня за плечи. О, лучше ему было не знать ответов на свои вопросы. От его неаккуратных действий жгучая боль пронизала всё тело. Из окна второго этажа сопровождаемая диким грохотом полыхнула вспышка света. Напуганный ребёнок, как птенец, рухнул на землю рядом со мной и забился поближе. Сквозь звон в ушах до меня донёсся нечеловеческий рык. Так ревут матёрые кровососы, попавшие под перекрёстный огонь.
Из тёмного проёма окна ловко свесилась ещё одна фигура. Она действовала впопыхах, не заботясь о своей безопасности – только о незаметности передвижения. Приземлившись на землю, человек пригнулся и пружинистым движением бросился ко мне. Ещё мгновение, и он возвышался надо мной. Мокрый, пыльный, заляпанный кровью, с массивным ножом в руке и горящими изумрудными глазами. Глазами волка, попробовавшего впервые горячую человеческую кровь. Но я-то знаю, что этот зверь пробует её не впервые. Он знает её вкус как никто другой. И мне знаком этот взгляд. Именно его я видел, терпя побои, порезы и унижения в подвале. Именно эти глаза мне снились так долго в кошмарах, заставляя просыпаться с криками и в холодном поту. Я так хотел больше не видеть их, а они опять смотрят на меня! Хотят крови! Моей крови?!
– Илья?.. – я дёрнул ногой, хотел оттолкнуться пяткой о землю и отодвинуться от Бергамота. – Прости... это я их привёл... прости!.. Я привёл с собой Гефеста! Но я не знал, что так всё будет!.. Прости! Прошу не надо!.. Прости меня!!
– Шаман?.. – в замутнённой какой-то алой пелене появилась бледная мордашка Артёма. Снова его тёплая ладонь коснулась моего лица. – Шаман что с тобой?! Ты что?!
– Реакция на меня. Бывает, – тварь только приблизилась. Отодвинула от меня спасительно безобидного Тёмку. Не глядя. Будто свободовец сам боялся встречаться своим бешеным взглядом с беспомощной детской открытостью Тёмки. – Артём, дуй к концу деревни. Там полузатопленный местный магазин. Встретишь Грызуна – тоже туда тащи. Мы с Шаманом догоним. Скоро всё закончится – здесь опасно находиться.
Вой мутантов почти иссяк, сменившись человеческими стенаниями. Длинные автоматные очереди поменялись короткими, кое-где уже прослеживались одиночные. А новая жертва на втором этаже ревела и изрыгала проклятия в адрес анархиста. Нет, сегодня жертва не одна. Сегодня все они, кто попал в хитроумную ловушку, жертвы одного палача.
– Тише, Шаман, – пугающий грязный клык ножа исчез в ножнах. Не обращая внимания на мои брыкания, Бергамот отточенным движением крепко перетянул толстой резинкой мою раненую руку выше локтя, – давай сначала выберемся, а потом поговорим.
Илья протянул ко мне свои лапы, подхватил под здоровую руку.
– Вставай. Только, умоляю, тихо.
– Прошу, не трогай меня... – я попытался встать сам, но в пояснице стрельнула боль, и я безвольно бухнулся обратно. – Я попробую встать!.. Обещаю, буду молчать!.. Пожалуйста, не бей... Я буду молчать...
Я знаю, что нельзя злить этого зверя. Теперь точно это знаю, а в том подвале нет. Нельзя злить! Не правильное слово, неверное движение и он сорвётся с цепи! И будет еще хуже, чем сейчас. Намного хуже!
Я бессвязно лепетал что-то ещё, просил, умолял, обещал, но чужая липкая от крови перчатка закрыла мне рот, заставив подавиться несказанными словами и воздухом. Всё. Я совершил какую-то ошибку! Порвал цепь и выпустил чудовище на свободу! Он сейчас разорвёт меня! Сожрёт целиком!.. Я бессильно замычал под его ладонью, крепко зажмурился лишь бы не видеть жестоких плотоядных зелёных глаз. Меня затрясло от знакомого ненавистного страха, приходящего ко мне из того подвала. Только бы всё закончилось быстро. Одним ударом, как Гефест снорка! Прошу!..
Но монстр, бережно придерживая второй рукой под спину, склонился ко мне. Аккуратно убрал ладонь от рта, но не дал мне возобновить мольбы к нему. Он прижался своими горячими сухими губами к моим приоткрытым, ненавязчиво осторожно коснулся моего языка своим. Поцеловал. Снова, вместо ожидаемых побоев поцеловал меня. Тело прошибло, как от удара тока. Глаза широко распахнулись, и в висках кольнуло. Странный горячий комок скопился в середине груди и улетел вниз живота к паху, разлился там тягучим жаром. Почувствовав мои дерганья, Илья осторожно отстранился, теперь с виной во взгляде и с теплотой, которую я так упорно не замечал и не хотел замечать. Моя правая рука сама вцепилась в его рыжие волосы и дёрнула на себя. Я впился в его губы, словно они дали бы мне глоток воздуха в ледяной воде болота, закрывающей меня с головой. Не знаю, что я творю, не могу себя контролировать! Прижался к этому зверю, пытаясь будто согреться, и меня колотило как при лихорадке. Бергамот потрясенно охнул, но обнял меня крепче, теснее прижимая к груди. В голове шумело похлеще, чем от страшного похмелья…
– Эй!!! – пронзительно завопил кто-то совсем рядом, передёрнув затвор автомата. Зверь отпрянул от меня. Хищно оскалившись, он запустил что-то из кармана в человека, истошно вопившего из окна первого этажа.
– Гефест, они валят!
– Так убей! – рявкнули уже вдогонку. Илья сгреб меня с земли, и пружинящим шагом стремительно отдалялся от школы. Подальше от места жестокой расправы. От животного буйства, крови, взрывов, свистящих осколков и стучащих вслед автоматов. А я проваливался от них в холодную темноту…
====== Глава 9 ======
Ощущения холода и жёсткого пола вернули меня в сознание. Тусклая лампочка на потолке больно ударила в глаза. Виски и затылок сразу заболели. Я замычал, часто моргая, мотнул головой. Во всем теле была тяжесть, а в грудной клетке неприятная тугая боль. Слишком знакомые ощущение… Слишком знакомая комната. Нет… Подвал! Снова тот подвал! Почему?! Зачем он снова отнёс меня в этот проклятый подвал?! Что ему нужно от меня теперь?!
Голова с каждой секундой, с толчком изнутри, болела сильней. Застонав сквозь зубы, я поднял руку, чтобы коснуться лба, наверняка горячего и мокрого. Правое плечо кольнуло, будто чем-то обожгло. Я не мог поднять руку выше. Вывих или перелом? Он меня избил меня, пока я был без сознания? Медленно повернул голову в бок, приподнял её, приоткрыв слезящиеся глаза, хотел посмотреть, что с плечом. В первые секунды не понял, что вижу, а потом меня окатило ледяной волной ужаса. Вместо правой руки был кровавый обрубок, выше локтя, затянутый туго верёвкой. Левая так же отсутствовала. Мне отрубили руки… Бергамот отрубил мне руки!
– Нет… – я смотрел на то, что осталось от рук, и сипел, не мог нормально говорить, – нет… за что?.. За что?!
– Глупый вопрос, не находишь? – непростительная, тошнотворная учтивость сквозила в этих словах. В свете одинокой лампочки надо мной склонился анархист. Без всякой заинтересованности он оглядел меня блестящими зелёным льдом глазами. Беззлобно ухмыльнулся. – Всё ты сам знаешь, глупыш. А что, тебя не устраивает?
– За что?.. – Я как заевшая пластинка продолжал повторять одно и то же севшим голосом, – за что?.. За что ты так со мной?! Что я тебе сделал?!
– Обязательно, чтобы всё было «за что-то»? Как медали? – палач надо мной хищно оскалился и присел рядом, – ничего ты мне не сделал. И уже не сделаешь.
В который раз вблизи этого монстра ко мне возвращался дикий страх. До этого приходил стремительными толчками, но сейчас нахлынул горячей лавой. Я попытался отползти от чудовища, но вдруг понял, что и ног у меня нет. Он изуродовал меня! Превратил в инвалида! В кусок мяса! За что?!!
– Ты... тварь!.. – отталкивающий вид Бергамота закрыли выступившие слёзы бессилия и ужаса, – ты не человек!.. Ненавижу тебя!
– А из тебя какой человек? – скучающе спросил палач. Он не требовал ответа. Одной рукой неторопливо вогнал мне в рот массивный нож. Кроша зубы, он повернул лезвие так, чтобы я не смог безболезненно стиснуть челюсти. Острая как бритва сталь распорола губу, самым кончиком врезалась в нёбо. С воем боли я раззявил челюсти, лишь бы избежать контакта с заточенным железом. А свободовец наблюдал, рассматривал, как рассматривает мальчишка пойманную во дворе и ударенную о камни лягушку.
– А вот и корень всех зол! – с живым энтузиазмом воскликнул он. И снова во рту захолодело. Цепкие плоскогубцы больно врезались в мой язык и насильно оттянули его на себя. А затем, прочертив по зубам, лёг плашмя нож. Одним движением отточенная грань вгрызлась в мягкую плоть и непринужденно отсоединила язык.
– Вот так, – сквозь пелену слёз, застилавшую глаза, я почти не разбирал, как палач на вытянутой руке демонстрирует мне кусок окровавленной плоти. Моей плоти! Очень важный кусок!
– Теперь ты полностью избавлен от зла, – небрежно сложив грязный инструмент у моего плеча, анархист бережно притянул меня к себе и крепко обнял. – Теперь ты никому не взболтнешь лишнего.
Я раскрывал беззвучно рот, полный крови. Она текла по порванным губам, подбородку. Монстр превратил меня в беспомощного немого червяка. Из горла выходили сипы, а я только хотел сказать ему два слова: добей меня... Шире раскрыв рот, я втянул в жгучие болью лёгкие воздух, задержал его на секунду и выпустил с отчаянным криком, разрывая голосовые связки...
Мой вопль очистил грязные стены, потолок подвала от наслоений грязи и копоти, превратил их в гладкие стены с приятными бежевыми обоями, в полутьме. От прошлой обстановки осталось только обнимающее меня встрёпанное рыжее чудовище. Страх и непонимание в его изумрудных глазах.
– Шаман?.. – его рука отпустила меня из объятий, потянулась к моему лицу. Нет, ты не посмеешь прикоснуться. Не посмеешь творить, что тебе вздумается!
– Не трогай! – что было сил, я врезался лбом в неосмотрительно близкую ко мне переносицу палача. Перед глазами заиграли цветастые искры. Руки стрельнуло болью, когда я попытался оттолкнуть от себя свободного. И у меня получилось! Охнув, он полетел вниз с края кровати, а я, игнорируя слабость во всём теле, забился в угол между спинкой кровати и стеной. Иллюзорное, но укрытие.
С грохотом распахнулась дверь, и в комнату ураганом влетела девушка, в одной только серой футболке и трусах. Она с размаху огрела по загривку свободовца и взяла его на прицел автомата.
– Так, что здесь происходит?! – Хима подняла хмурый взгляд на меня, сдув с глаз растрепавшуюся фиолетовую чёлку.
Неужели?.. Победа? Вот так легко? Монстр больше не потревожит меня. Только шевельнётся – и умрёт. Его не подпустят. Хима... Знала бы ты, как я рад тебя видеть! Только уже я не смогу тебе этого сказать. И ты, пожалуйста, не смотри на меня. А лучше, сразу добей. Хоть ты, сжалься!..
– Кажется, я ему во снах снюсь, – сквозь кашель едко вставил свою лепту анархист, – ни на секунду не прекращает обо мне думать, представляешь?
Сон?.. Он сказал... снится?.. Я осторожно, еще не веря в слова Бергамота, поднял трясущиеся ладони к лицу. Обе на месте, левая рука перебинтована по локоть. Ноги на месте, никто их не отрезал, как и язык. Это всё был сон...
– Ох, блядь... – я потёр горячий лоб, морщась от стыда, – мне... такой кошмар приснился... Такой настоящий!..
Я посмотрел на Химу, напряженную как струна гитары, готовую в любой момент дрогнуть и выпустить в лежащего на полу человека всю обойму. Только тот был не виноват в том кошмаре. Там был другой.
– Прости... – негромко сказал я, с виной переведя взгляд на Илью. – Это всё сон... Ты меня там... Вот я и...
Что говорить дальше, я не знал. Не хотел рассказывать, что тот Бергамот сделал со мной. Поэтому замолчал.
– А, эротические сны? Это ты меня прости. Не знал, что являюсь к тебе в кошмарах с ножом, нагишом, и с ярой плотью наготове, – кисло усмехнувшись, свободовец тяжело уселся на пол, потер ушибленный бок. Перебинтованный. Тоже успел отхватить вчера, когда прикрывал отход новичкам и вытаскивал меня. Вытаскивал, не бросил, а ведь мог.
– Так, обсуждайте ваши фетишистские штучки, а я мелких проверю. Такой вопль стоял – сейчас ещё примчатся! – Хима глубоко вздохнула и, небрежно закинув на плечо автомат, поспешила ретироваться подальше от нас. Убедилась, что все в порядке и пошла спать дальше. Хоть бы приголубила, утешила ради приличия... Кстати, откуда она вообще здесь? И где это самое «здесь»?
Небольшая уютная комнатка, не обшарпанная, не гнилая и не холодная. Даже приятней и домашней, чем моя квартирка в Мёртвом Городе. Две кровати, на одной из них сижу я, а вторая пустует, с откинутым одеялом к стене. Кто-то спал на ней, может Бергамот, а потом ко мне на кой-то чёрт прилез. Простынь белая, идеально чистая, давно я такой не видел. Кажется, что мы и не в Зоне вовсе. Такой чистоты здесь быть не может!
– Где мы? – спросил я анархиста, осторожно вытягивая ноги на кровати, – мы еще в Зоне?
– В Зоне, в Зоне. Где нам ещё быть? – стараясь не опираться на перебинтованную правую ногу, Бергамот подтянулся и уселся на соседней кровати, – А где именно – это мальчишек и девушку твою спрашивать надо. Я по дороге, кажется, выключался. Но!
Свободовец отыскал под подушкой обычную растянутую чёрную резинку и наспех схватил ей растрепанные кудри в короткий низкий хвост.
– Но предположения имею…
Дверь снова скрипнула, впуская в комнату пожилого мужчину, в синем махровом халате. С нелёгким вздохом он осмотрел нас обоих и прошёл к кроватям.
– Проснулись. Вот и славно. Плохо, что перебудили весь дом заодно. – На удивление спокойным негромким тоном начал старик.
– Извините?.. А вы кто? – я забрался обратно под одеяло, укрывшись поплотнее от холода. Окинул вошедшего незнакомца подозрительным взглядом. Обычный старик, в необычном месте – Зоне. А лицо свободовца лучилось трепетной радостью и смиренным уважением. Наверняка такими глазами даже чокнутые фанатики на свою бесценную каменюку не смотрят. Глубоко в душе почему-то кольнула обида. С чего бы этому анархисту так пялиться на какого-то дедана?
– Ух ты... – вполголоса пробормотал Бергамот, – так это вы? Вы и есть знаменитый Доктор?
– Да, молодой человек, – всё так же степенно ответил мужчина, – я Болотный Доктор.
– Вы?.. – от накатившего волнения резко пересохло в горле, и я сухо кашлянул, отчего в груди стрельнула режущая, но короткая боль, – вы Болотный Доктор?.. Тот самый?! Быть не может...
Никогда бы не подумал, что окажусь в доме живой легенды Зоны. Да еще буду разговаривать с ним! А я почти так его и представлял!
– Я бы порекомендовал вам не нервничать так. И не совершать лишних движений. Ваши травмы оказались несколько серьёзней, чем я изначально предполагал. В связи с этим как минимум на неделю вам положен строгий постельный режим – в ответ на мой кашель с тенью заботы отозвался легендарный врачеватель.
– Неделю?! – я посмотрел на Бергамота, ища в своём недруге поддержу, но тот продолжал пялится на Доктора с тошнотворным благоговением. – Так всё плохо у меня? Или... у кого еще? Как там пацаны?
– Один отделался испугом, второй несколькими ушибами. В отличии от вас двоих, моя помощь им не нужна. – На вопросы о моём состоянии он ничего не ответил. Даже не затронул. И внимание от меня отвёл. Вытащил из кармана какую-то склянку и вручил её насторожившемуся Бергамоту. Неужели всё настолько плохо?
– Надеюсь, у вашего друга не будет аллергии на ингредиенты. Раз вы всё равно не спите, проконтролируйте, чтобы он ещё дважды за ночь выпил это лекарство.
– А я что ли, чем-то болен? – я с опаской посмотрел на прозрачно зелёную жидкость в стеклянной посудине. Доктор проигнорировал и этот мой вопрос. Молча поставил на низенький столик между кроватями какую-то пластиковую белую банку, щелкнул небольшой настольной лампой, добавляя в комнатку тёплого света. Затем вытащил из нагрудного кармана халата обычный стеклянный градусник и протянул мне.
– Если температура будет выше 38, но ниже 39, то натрите ему грудь и спину мазью. – Сказал Доктор, отодвинув тёмную занавеску от окна. Посмотрев сонным взглядом на улицу, он покинул комнату, сухо пожелав нам спокойной ночи. Я растерянно переглянулся с Ильёй, только дверь закрылась.
– Наверное, мы застали Доктора не в лучшее его расположение духа... – виновато сказал я, ежась от похолодевшего правую подмышку градусника. – Или он просто недоволен резким пробуждением.
Я посмотрел на бинты свободовца и машинально потёр свою погрызенную снорком руку.
– Тебе сильно досталось?
– Да так, – Илья неопределённо отмахнулся, – царапины. От монолитчиков хуже доставалось. Ты сам как? Болит где?
– Нормально. От тебя сильнее получил. Долго потом лечился... Кстати! Зачем ты меня с собой потащил? Почему там не оставил, не бросил, как в прошлый раз?
Свободовец бесшумно натянуто усмехнулся. Он медлил с ответом. Сначала покрутил в руке странный пузырёк, отданный Доктором, перевёл взгляд на странную банку.
– Спасти тебя хотел. Живым ты мне милее. Останься ты там – тебя бы контрольным в лоб погладили. – Он попытался ощупать карманы, но с удивлением осознал, что сидит в бинтах, трусах и майке. – А в прошлый раз мне смелости не хватило принять решение и за себя тоже. Доделать дело самостоятельно.
– Спасибо за такой ответ, – я фыркнул, тяжело поворачиваясь на бок, лицом к стене, плотнее прижимая руку к телу, чтобы градусник не выскользнул. – Ты просто брезгливый трус и лгун. Нет, чтобы сразу так сказать… О-о-о, Шаман извини! Я просто струсил и побрезговал тебя убивать! Так нет, про какую-то любовь заливал…
Такая новость не удивила меня, но стало отчего-то обидно. Вроде должен радоваться, что я не являюсь предметом воздыхания гомика, но теперь почему... расстроен? Помню, Хима как-то сказала мне, что на самом деле мне в глубине души должно быть приятно, что я кому-то нравлюсь, даже другому мужчине. Даже Бергамоту. Я ворчал на неё в ответ, злился, но возможно, она отчасти была права. Такой вот мазохизм, радоваться тайком от себя, что в тебя втрескался по уши твой же прошлый мучитель. А это всё и правда, враньё. Прикрывал такими словами свою трусость! Мерзко мне как-то...
– Да, я трус и лгун. – Услышал я за собой бесцветный голос палача. – Был им. Захотел спасти любимого от себя самого и своих обязанностей, но струсил в самый последний момент. Струсил уходить из «Свободы» раньше, вместе с тобой. Солгал тебе, что убью, и до последнего держал под этой ложью, а все попытки сказать правду прятал. Струсил, что не смогу о тебе позаботиться, и в итоге бросил, спровоцировав наёмников на разведку. Почему-то в их силах и медицинских возможностях я был уверенней, чем в своих. Но даже здесь струсил просто отнести тебя к ним...
Чёрт, хотел услышать признание, что он просто играется со мной, а Бергамот снова про «любовь» завёл. Ладно, перетерплю. Уже слышал это сто раз.
– Окей. Благодарю за спасение. И… это… Извини за вчерашнее. За то, что притащил с собой банду Гефеста и... потом у школы еще... – закашляв до жжения в груди, я быстро поменял тему, – я знал, что Гефест грубый мужик, но чтоб так. И тебе Артём сказал, что он оказывается его папаня?
– Так вот почему он вчера весь в себе был... – значит, малыш ещё никому не распространялся о страшном открытии. Оно и понятно: не каждый день получаешь люлей от папаши, которого считал мёртвым много лет. – Как он сегодня, не знаю. Я сам немногим раньше тебя проснулся. Думал, тебя от плохих снов успокою и пойду на разведку.
Неуверенное шлёпанье босых ног, и вскоре край моей койки прогнулся под чужим весом.
– Не бери в голову вчерашнее. Ты выполнил заказ: организовал пареньку встречу с желанной личностью. Отделались ссадинами, открытиями и испугом. Не всё так плохо.
Его рука поверх одеяла коснулась моего плеча, и я слабо вздрогнул.
– Можно градусник?
Я молча вытащил стеклянный стержень и протянул его наугад назад. Подождал пару секунд, после того как Илья забрал его и с усмешкой спросил, глядя в стену:
– Ну и что там? Панихиду можно по мне уже заказывать или еще подождать?
– Не будь таким пессимистом – ещё на внуков своих посмотришь, – ободрившись выдал анархист за моей спиной, – но Докторово снадобья не избежишь.
Я засмеялся на счёт внуков, но хрипы в груди оборвали смех. Пришлось долго приводить дыхание в норму, после приступа кашля. В этот момент чувствовал на спине ладонь Бергамота. Отдышавшись, я осторожно перевернулся на спину, встретился с обеспокоенным взглядом изумрудных глаз, и быстро отвёл в сторону свои, уставившись в потолок.
– Давай сюда это варево. Выпью его и дальше спать…
– Не всё так просто, знаешь, – Бергамот отложил градусник на тумбочку и, свернув крышку, протянул мне подозрительного вида склянку, – тут одно тебе выпить, а вторым тебя замазать надо. В общем, сесть сможешь?
– Постараюсь, – я согнул руки в локтях и напряг мышцы, поднимая корпус. Зарычал сквозь зубы, снова ощутив прострел в спине, пояснице и солнечном сплетении. Да еще покусанная снорком конечность напомнила о себе. Чтобы я не бухнулся обратно на мягкий матрас, Илья подхватил меня одной рукой под плечи и осторожно привёл в сидячее положение. Поднёс ко рту склянку, но я аккуратно перехватил её. Запрокинув голову, сделал глубокий глоток и едва не подавился от горечи, сведшей скулы.
– Фу, блин! – я сунул обратно Бергамоту зелёную дрянь в стекляшке, – он что, подорожники местные собирает, и чай из них заваривает?! Гадость какая…
– Что-то мне подсказывает, что не только. Ещё компот из местных фруктов и пенициллин из местной плесени, – свободовец неопределённо пожал плечами. Закупорив одну склянку, он легко подхватил вторую, – зато всё своё, всё в шаговой доступности. И, самое главное, помогает.
На мгновение вольный застыл с поднятой рукой, а затем осторожно коснулся моей туго перебинтованной груди. Осторожно развязал узелок и отвёл в сторону конец повязки.
– Даже по рёбрам проехались, – невесело вздохнул он, передавая из руки в руку постепенно увеличивающийся в процессе разматывания комок свободной ткани.
– Ну, мне не первый раз рёбра ломают и ты это знаешь. – Я снова не удержался от смешка и поморщился от новой вспышки боли. Так, в ближайшее время мне лучше не ржать вообще. А это будет, похоже, трудно.
– Кажется, я этот список открываю, – неопределенно подметил он в ответ. Дальнейшее происходило в неловком молчании. Оборот за оборотом свободовец стягивал с меня бинты, высвобождая ноющую грудную клетку. А я просто наблюдал. Летели секунды, а я всё внимательно следил за его монотонными действиями, пытался уловить взгляд опущенных глаз, всматривался в сосредоточенное выражение его лица в желании угадать его мысли. Прикосновение чужих холодных пальцев к коже заставило меня вздрогнуть и тут же сморщиться от нового приступа боли. Завидев мою реакцию, Бергамот осторожно отвёл руку.
– Ну что, где тебя в первую очередь замазывать: спереди или сзади?
– Давай спереди, пока я так сижу. – Я осторожно пожал плечами, чтобы не раздражать вероятные переломы. Дабы во время процедуры опять не возникло неловкого молчания, я решил задать тему разговора... Зацепился за первую мысль, и произнёс тихим голосом.
– Там на болотах у дерева я нашел в твоём рюкзаке книжку. Я почитал её немного. Пару страниц.
Некоторое время Бергамот сидел с широко распахнутыми глазами, а на щеках его впервые на моей памяти разгорался яркий румянец. Наконец, он протёр глаза свободной рукой и мечтательно тепло улыбнулся мне.
– Одной бедой меньше. – К моему удивлению, «свободный» облегчённо выдохнул, – я всё голову ломал, как тебе помягче сказать. Вообще, это личное. Дневник, склад рабочих заметок там... Нет, не то, чтобы они ценности не имели, просто есть там кое-что…
Он тянул время, возился пальцами в содержимом склянки, пока наконец не выпалил немного по-детски, на одном дыхании.
– В общем, не хочешь забрать? Что-то о Зоне может быть полезно тебе. А ещё там есть история одна. Ты её, конечно же, раскритикуешь, но, думаю, только у тебя есть право прочитать её и закончить.
Не совсем такой реакции я от него ожидал. Думал, накинется с воплями, мол, какое право ты имел трогать мои личные вещи! Руки бы тебе пообломать, скотина такая! А тут совсем наоборот. Предлагает даже забрать свою писанину! И... закончить? То есть, самому что-то там попробовать накалякать?! Вот же...
Я поёжился, когда пальцы с щедро зачерпнутой вязкой холодной субстанцией мягко прикоснулись к моей груди. Не сказать, что было неприятно. Скорее, непривычно. В Мёртвом Городе моим лечением занимались совершенно другие люди. Они не церемонились, не старались уберечь. Сказано втереть, значит вотрут как ты ни крутись и какие повреждения ни имей. Хорошо зафиксированный пациент, как гласит народная мудрость, в анестезии не нуждается. Напротив, в часы спокойствия меня ласково гладили лёгкие уверенные руки Химы. Они избавляли меня от мерзких ощущений прикосновений того человека из подвала. Того, кто сейчас ласковой и лёгкой рукой натирает меня лекарственной мазью. Того, кто теперь проводит пальцами по шрамам от ран, некогда нанесённых им лично. Того ли?
– Да, я как раз почитал твою эту... историю. Если честно... написано довольно неплохо. Местами мне понравилось, не знал, что ты так писать можешь. Только вот... мне кажется, ты роли перепутал. Этот Найт-как-его-там!.. Типа Бэтмен, типа я... Доктор-хрен-знает-кто, типа Джокер, типа ты!.. Я думаю, должно быть наоборот.
– Наоборот?.. А почему ты так считаешь? – он не смотрел на мои шрамы. И старался отвлечь меня. Смотрел прямо в лицо своим мирным, немного грустным, но щемящее открытым блестящим взглядом. Необычно было видеть анархиста таким. Запинающимся, красным, рассеяно дёрганным, будто старающимся всё успеть и не допустить ни одной ошибки. Нет, тот, кто сидел на моей кровати, вовсе не был тем чудовищем из подвала, до сих пор являющимся в страшных снах.
– Ну... – тут я почувствовал, как сам начинаю постепенно краснеть. – У тебя было написано, что этот Найт весь положительный, любимец женщин, с зашкаливающим моральным принципом и прочее. Но это на меня совсем не похоже. Из баб, не считая парочку временных девушек, одной долгой, и одной снятой проститутки в Зоне, больше всех со мной в постели Хима побывала…
На короткий миг в глазах Бергамота мелькнула яркая гневная искра, рука замерла на груди, пальцы чуть сильнее надавили на кожу. Я даже позлорадствовал его ревности, однако продолжил дальше:
– Вчера ты сам видел, как я поступил с Артёмкой, как сильно обидел его. А потом и вовсе предал вас и едва не погубил. Мне кажется, списывая с меня Найта, ты наделяешь меня выдуманными у себя в голове качествами.
Я замолчал, неловко отведя взгляд в сторону. Что-то я разболтался по поводу обычного рассказа написанного в книжке-дневнике.
– Я знаю, что ты не лишён своих отрицательных качеств, но всё же ты хороший парень. Главное – рыжим гомикам-свободовцам вроде меня не бесить, и всё в ажуре будет! – Бергамот весело рассмеялся, – а ещё знаю, что осознание ошибок, первый шаг к их исправлению. Этого тебе, как и Найту, не занимать. Вот.
Свободовец пожал плечами и, подцепив пальцами новую порцию мази, добавил:
– И вообще, ты же прочитал всего пару страниц. Не делай таких поспешных выводов о персонаже.
Подмигнув мне, он опустил взгляд и оценивающе осмотрел мою лоснящуюся от бледного маслянистого препарата грудь. Завис на какое-то время, разглядывая каждый её сантиметр.
– Так, кажется, тут хватит. За спину пустишь?
– Поможешь перевернуться? – я медленными урывочными движениями наклонялся в бок. Боялся еще раз почувствовать жжение в рёбрах. Илья придержал меня за плечи, помогая повернуться к нему тылом и осторожно лечь на кровать.
– Спасибо, – пробормотал я в подушку и не удержался не подколоть Бергамота. – Смотри не присунь мне там! А то еще возбудишься от лапаний меня...
– Какого ты обо мне мнения, однако, – беззлобно фыркнул он в ответ, и щедро мазнул вдоль позвоночника адской Докторовой смесью. – Отлежись сначала, герой-любовник. И за свою задницу не переживай. Ничего ей не грозит. Если только Док клизму не пропишет!
– Зачем мне клизма?! У меня с пищеварением всё в порядке! Вот любишь ты всякие пошлые шуточки, Бергамотина... Особенно в мой адрес!
– Эх, Шаман, мир без пошлых шуток был бы скучноватым местом, – мечтательно протянул вольник, аккуратно массируя под лопатками, – но на этот раз ты первый начал.
Чистой рукой меня легко погладили по лысине. Так, будто хотели взъерошить, а затем пригладить волосы.
– Так я тебе больше с шевелюрой нравлюсь? – спросил я негромко и тут же загорел щеками. Благо анархист моей физиономии не видит! Какого лешего я это ляпнул?! Разомлел тут от массажа Бергамота, вот и не уследил за языком!
– Во всём есть свои плюсы, – уклончиво ответил Бергамот, продолжая старательно замазывать меня, – не волнуйся, немножко осталось и пойдёшь баиньки. Хочешь одеяло второе дам?
Вот ведь лис! Умеет выкрутиться так, что вроде и ответит на вопросы, а потом сиди и думай: что он имел в виду.
– Не помешало бы... А то замёрз как Бобик. – Я сам уже чувствовал, как постепенно засыпаю, так убаюкивающе действовали на меня движения проклятого анархиста. Чужие руки последний раз провели по моей спине и отпустили. Бергамот встал, и койка тихо скрипнула, выпрямляясь от его веса.
