Текст книги "Испить до дна"
Автор книги: Татьяна Дубровина
Соавторы: Елена Ласкарева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)
Глава 11
НОВОЕ ДРЕВО
Бабушка искренне радовалась предстоящей свадьбе, а особенно тому, что Алена с Алешей решили обвенчаться.
– Это по-христиански. Значит, не угаснет наш род...
Она порылась в ящиках дедушкиного письменного стола, извлекла резную деревянную шкатулку, а оттуда бережно вынула свернутый в трубочку большой лист плотной бумаги и расстелила его на столе, прижав края тяжелым мраморным пресс-папье.
На листе (так и хотелось назвать его свитком) было вычерчено генеалогическое древо рода Вяземских. Знакомым мелким почерком деда были надписаны многочисленные ответвления, а кое-где даже вклеены маленькие фотографии портретов.
Алена с интересом склонилась над ним. Так странно... Это ее родословная...
И род Вяземских начинался с совсем неизвестных Алене людей, а знаменитый поэт Петр Андреевич Вяземский был лишь одной из боковых веток, и отходящие от него разветвления были выделены дедушкой красным цветом.
Здесь уже почти все члены семейства были снабжены овальными портретиками. И Алена вглядывалась в знакомые лица. Это ее прапрапрадед... такой портрет есть в антологии русской поэзии... А это прадед... Его лица Алена никогда не видела раньше... А вот фотография бабушки... какая она здесь молодая и красивая! Под ее фотографией всего лишь две линии: княжна Ольга Игоревна Вяземская (девичье фото, еще до замужества), а под ней княжна Елена Егоровна.
Вопреки законам генеалогии, ветвь продолжалась по женской линии, и у последнего потомка рода Елены Егоровны не была надписана фамилия.
Дед вклеил сюда совсем детское фото – на нем Аленушка была изображена в костюме Снегурочки на новогоднем утреннике.. И расшитый блестками и мишурой кокошник, и атласный голубой кафтанчик создавали иллюзию, что это не современная девочка улыбается с портрета, а действительно маленькая древнерусская княжна...
– Бабуля, можно, я срисую? – попросила Алена.
– Зачем? – удивилась бабушка. – Это тебе в подарок. Вы с Алешей добавите сюда еще не одну ветку. Видишь, дедушка специально оставил место...
Алена запнулась. Как сказать бабушке о том, что Леша хочет, чтоб она стала Никитиной? Дед ведь нарочно не надписал ее портрет полностью, надеялся, что внучка найдет возможность сменить фамилию. Вот она и нашла...
Алена осторожно свернула свиток.
Вот если бы сделать не чертеж, а макет... Настоящее деревце с ветвями и листиками... Тогда Алена оказалась бы не в нижней части листа, а на самой макушке, а два слившихся воедино древних рода, после которых прослеживается линия Вяземских, стали бы мощными корнями...
Почему-то оно представилось ей в виде золотого литого ствола с филигранно отчеканенными листочками. Вот только осуществить это невозможно – слишком много золота должно пойти на такую работу...
И все-таки разговор не отложить... Все равно это выяснится рано или поздно. Уж лучше раньше. И потом, может, бабушка сумеет повлиять на Алешу, ведь он относится к ней с таким уважением...
– Бабуля, а почему ты никогда не говорила мне, чтоб я сменила фамилию? Я поняла, что дедушка тоже этого хотел...
– Мы решили, что не имеем права давить на тебя.
– Должна тебя огорчить, бабуля, – решилась Алена. – Похоже, мой портрет так и останется неподписанным... А я вместо Петровой стану Никитиной.
– Тебя это огорчает? – спросила бабушка.
– Честно говоря, да, – призналась Алена. – Ведь у нас такой древний род... и мне приятно быть его частичкой. И я привыкла уже называться Вяземской, уже не совсем осознаю, что я Петрова.
– Ах, вот в чем дело! – воскликнула бабушка и неожиданно посуровела. – Ведь твой Алеша безродный...
– Ну ты сама посуди, бабуля, – растерялась Алена, – ребенку просто придумали фамилию. Сторож Никита нашел – вот и Никитин, а нашел бы его Василий, стал бы Алешка Васильевым... Здесь ведь нет таких корней, такой истории...
Бабушка строго поджала губы.
– А чем же это тебе не история? И чем не корни? Разве человек, спасший от гибели твоего суженого, недостоин того, чтобы ваши потомки помнили его имя? Чем он хуже прародителя нашего рода, получившего титул за то, что отличился во время царской соколиной охоты? Тем, что не князь?
– Но я думала... – пролепетала Алена, – что ты будешь против... Ведь наш род тогда оборвется...
– И возникнет новый, – ответила бабушка. – Он уже начался. С твоего Алеши. Все ведь когда-то начинается впервые. А сделать его славным – уже ваша задача.
Алена всегда думала, что если уж и решится выйти замуж, то сделает это втайне от родных. Только она и ее избранник. А потом поставит всех уже перед свершившимся фактом.
А получилось все совсем иначе. Такой многолюдной свадьбы никогда еще не видели тихие Озерки.
Все приглашенные не могли вместиться в маленькой деревенской церкви, и большая часть гостей толпилась во дворе. В основном это оказались друзья-художники, потому что маленькие обитатели Озерковского детдома умудрились-таки прошмыгнуть внутрь, проскользнуть под локтями взрослых, и теперь, раскрыв рты, жадно глазели на совершающийся обряд.
И девчонки мечтали, что, когда вырастут, непременно будут венчаться в таком же прекрасной, сказочном платье, как у этой невесты... А мальчишки суверенностью думали, что тоже станут такими же мужественными и ужасно богатыми, как дядя Алеша...
Ведь он тоже из их же братии...
А невест а действительно была просто загляденье. И к этому немало труда приложила Лилька, именно она по собственным эскизам сшила подвенечный наряд, умудрившись совместить мотивы древнерусского костюма с бальной пышностью золотого ампира.
Тончайший нежный шелк, который Лиля скрупулезно превратила узором «ришелье» в целый каскад неповторимых кружевных полотен, перемежался с белоснежными вставками из мягкого, матового бархата. Лиф был щедро расшит россыпью Алешиных жемчужин. А голову Алены опоясывали несколько ниток редкого крупного жемчуга. Как тогда, в Венеции... только теперь этот жемчужный обод придерживал покрывавший ее шелковый плат, концы которого длинными нежными складками струились вдоль ее раскрасневшегося лица до самой груди, как на изображениях княгини Ольги...
И вся «княжеская» семья была в полном сборе.
Мальчишки перешептывались, подталкивая друг друга, и указывали на величественную пожилую даму в маленькой шляпке с круглой полувуалькой.
– Это графиня! Сечешь?
– Княгиня, – поправлял более сведущий. – А жена у дяди Леши будет княжна.
– А он князь?! – ахали девчонки, не понимая, как князя-то могли в их детдомовский огород подкинуть. Может, тогда и среди них обнаружится титулованная особа!
Алексей Никитин действительно выглядел по-княжески в строгом черном фраке, а вот отец его невесты никак не соответствовал громкому титулу. Пухленький, маленький, с прилизанными белобрысыми волосами, он потел и суетился, а на румяных щеках его от волнения расплылись багровые пятна.
Егору Ивановичу предстояло подвести Алену к алтарю.
Алексей уже занял свое место на белой полотняной дорожке, а Егор Иванович все вытирал платком вспотевшие ладони, в сотый раз вынимал расческу и проводил по вискам и макушке и в десятый раз спрашивал у жены:
– Так я опять забыл, Оленька... Мне ее справа к нему, или слева подводить?
– Слева, – терпеливо отвечала Ольга Игоревна.
– Но как же! Ты путаешь... Ведь жена для мужа правая рука...
– Не волнуйся, Егор. Выпей валерьянки.
Ольга Игоревна достала из сумочки предусмотрительно захваченный флакончик с желтыми таблеточками и сунула ему в рот несколько штук.
– А я и не волнуюсь, – пробормотал он.
Наконец Алена решительно взяла отца под руку и сама подвела к Алеше с нужной стороны.
А по правую руку от него, в первом почетном ряду, опирался на трость старый сторож Никита Степанович. Он стоял на месте, отведенном во время церемонии отцу жениха, и по праву гордился этим.
Новый кожаный очечник для его массивных «телескопов» смастерила сама невеста, и теперь Степаныч поминутно вынимал его из кармана, водружал на нос очки, потом прятал их обратно и снова вынимал.
И в фигуре старого детдомовского сторожа было не меньше достоинства, чем в княгине Алене Андреевне. Оба они составляли колоритную пару – одинаковая горделивая осанка, одинаковая стать... Вот только подаренный Алешей новый костюм Степаныч, к досаде жениха, надеть не пожелал. Заявил, что он идет ему, как корове седло... Но он и в стареньком потертом пиджаке чувствовал себя королем.
Золоченые врата распахнулись, и из алтаря появился отец Олег. Он стал еще толще и даже массивнее, или это новая, шитая золотом ряса превращала его объемные телеса в некое подобие колокола.
Отец Олег откашлялся, прочистил горло и важно оглядел свою паству. Ни разу еще не случалось ему служить при таком стечении народа. Даже на Пасхальный крестный ход собиралось меньше... И отец Олег тоже волновался, опасаясь, что его зычный раскатистый голос вдруг сядет...
И лишь Алена Андреевна хранила величественное спокойствие. Все шло именно так, как, по ее представлениям, и должно было быть. И только не покидало ее легкое сожаление, что самой в молодости не довелось совершить такой обряд... слишком поздно...
В последний момент перед началом церемонии старая княгиня шагнула к застывшим перед аналоем молодым и протянула Алексею сафьяновую коробочку.
– Не откажите в любезности, Алеша, – тихо сказала она. – Пусть Аленушка наденет вам именно это...
На черной бархатной подушечке покоился массивный старинный перстень с крупным сердоликом, на котором был искусно вырезан герб Вяземских.
Алексей хотел было возразить, но, взглянув на застывшее в ожидании тонкое лицо старой княгини, не посмел отказаться.
Алена отметила про себя, что бабуля очень удачно выбрала момент для вручения фамильного перстня, потому что в другой ситуации Алешка непременно нашел бы предлог, чтоб не принять в качестве венчального кольца семейную реликвию.
Она тоже ни капельки не волновалась. Ни присущего всем невестам смятения, ни робкого румянца... Алена привыкла сохранять трезвую ясную голову, и ей, пожалуй, было бы даже обидно, если бы такое важнейшее событие ее жизни вспоминалось потом туманными обрывками.
Отец Олег громко прокашлялся и во всю мощь своих легких наконец затянул благословение, поднося молодым венчальные свечи.
Они тоже были не совсем обычные, хотя и отлиты из церковного воска. Это Катюша-ювелир постаралась, специально ездила за воском в Загорск и отлила его в тонких высоких формах. Свечи получились витыми, украшенными филигранно выколотыми по мягкому воску изречениями из Священного писания, с выпуклыми ликами покровительствующих браку святых Косьмы и Дамиана по бокам.
Все притихли. Разом смолкли шепотки и гомон. Отец Олег поднял крест, и священное таинство началось...
Из распахнутых дверей церкви до стоящих во дворе гостей донеслось:
– Венчается раб Божий Алексей рабе Божией Елене...
Венчается раба Божия Елена...
Григорий Саранцев стиснул зубы, так что на щеках заходили желваки. Он сам не понимал, на кой черт сюда приперся.
Алена хороша, как из сказки... Но что хорошего в том, что он не утерпел и явился увидеть ее в подвенечном наряде?
Григорий даже подойти к ней не смог, а продираться сквозь толпу было ниже его достоинства.
А теперь она уже окончательно чужая жена...
Он повернулся в Димке и сунул ему в руки перевязанный лентой пакет.
– Отдашь ей подарок.
– Ты что, уходишь? – удивился Дима. – Зря... Так любопытно. Очень красивая церемония.
Он не терзался муками ревности. Он смотрел на происходящее как настоящий художник, искренне любуясь Аленой не как женщиной, а как мастерски выполненной картиной.
– Дел много, не могу время терять, – буркнул Григорий.
– Не понимаю, что тут красивого? – фыркнула Ангелина. – Я думала, Димка, что у тебя тонкий вкус... А у Алены просто крыша поехала – венчаться в таком захолустье! Не церковь, а развалюха какая-то!
– С милым рай и в шалаше, – сухо заметила ей Лиля.
– Да у ее милого не шалаш! У него такие хоромы! – вскинула бровки Ангелина. – Но правду говорят, что, чем богаче, тем жаднее. Поскупился на приличный ресторан! Вы знаете, что столы накрывают в каком-то жалком детдоме? Вообще!
Она возмущенно дернула плечиком и подхватила Григория под руку. Он сделал попытку высвободиться, да не тут-то было. Ангелинины цепкие пальчики впились, словно клещи.
– Я с тобой, Гришенька. Идем отсюда. Я уже сыта этим зрелищем!
– Убогие, – пригвоздила их Катя. – Не лопни от зависти, Гелька.
Столы поджидали гостей в самом большом помещении детдома – в спортзале. Девочки украсили его поздними осенними астрами, душистыми дикими хризантемами – «дубками» и надули больше сотни разноцветных воздушных шаров.
И хотя и директор, и воспитатели давно уже сменились и никто из них не знал лично Алексея Никитина, но зато все знали его удивительную историю, и каждый считал своим долгом внести личный вклад.
Повариха тетя Сима уже составляла меню, когда увидела подъехавший к кухонному блоку фургон с продуктами. Алексей прислал все, что необходимо для знатного пира, а она восприняла это, как кровную обиду.
– Ишь, семга да осетрина! Ананасы-бананасы! Вроде мы без него стол не накроем!
И в пику заморским деликатесам испекла настоящие свадебные пироги, курники да кренделя. Огромные, румяные, украшенные вылепленными из теста розами да ангелочками... Таких-то небось нигде не купишь!
Один из них, самый маленький, она положила на новое вышитое полотенце и поднесла молодым на пороге хлеб-соль. Как и положено при входе обвенчавшихся в дом новобрачного.
Словно одна большая семья расселась за составленными «покоем» столами. Аленины родные и ее друзья соседствовали с маленькими воспитанниками детдома и его воспитателями, да еще нашлось место и для озерковских жителей, тех, кто знал и помнил маленького Алешу.
Дети, молодежь и старики – три поколения.
Первое слово взял директор. Он оглядел собравшихся и обратился почему-то не к жениху с невестой, а к своим малолетним подопечным:
– Каждый из вас должен создать свою семью, – словно приказал он. – И вырастить своих детей. Но всегда помните о нашей большой семье, о своем доме. А мы будем рады справить здесь много-много таких свадеб.
Эпилог
Существует мнение, что скоропалительные браки весьма непрочны.
Ну и пусть себе так думают те, кто боится стремительно броситься головой в омут волшебных чувств! Эти опасливые люди сами себя обделяют.
На самом деле, сколько ни взвешивай, сколько ни прогнозируй, никогда не узнаешь наверняка, что ждет тебя на дне той чаши, которую ты приготовился испить.
А те, кому посчастливилось испытать в своей жизни сильную и страстную любовь, точно знают, что она ниспослана им свыше и что грешно придирчиво оценивать столь щедрый дар. Либо принимай ее целиком, со всеми сомнениями, мучениями и непременной сладкой горечью – спутницей любого настоящего чувства, либо... больше не мечтай о счастье, не жди нового подарка.
Тот, кто не оценил один дар, не достоин другого.
И кто из смертных с уверенностью может определить, для чего посетила его сердце эта капризная дама – любовь?
Может, для того, чтобы он, как Петрарка, создал в ее честь венок поэтических сонетов, а может, чтобы написал наполненную подлинной страстью симфонию? А может быть, для того, чтобы новый человек, плод этой любви, вошел в мир и прославил в веках свое имя?
Но даже если Некто, посылающий это чувство, не подразумевает таких глобальных творческих последствий, разве мало того, что просто двое будут счастливы тем, что нашли друг друга?
Новый день, новый год, новый поворот судьбы...
Итак, прошел год.
Много это или мало?
Алене казалось, что он растянулся на целую жизнь.
Несколько лет у нее были такими однообразными, похожими один на другой, и все ей было известно заранее, по крайней мере, распланировано.
А сейчас ее каждый день поджидали сюрпризы. И каждый счастливый день не был похож на предыдущий.
А их с Алешей медовый месяц растянулся на всю долгую зиму и слякотную весну.
Алеша увез ее на море.
Экзотические Сейшельские острова, коралловые рифы, диковинный подводный мир Красного моря, жаркое австралийское лето – это были его щедрые дары своей любимой.
И случилось необъяснимое – Алена перестала бояться водной стихии. Ее больше не мучили приступы морской болезни, и она с легкостью выдерживала прогулки на яхте или моторном катере и даже отважилась погрузиться в глубь океана на экскурсионной подводной лодке. Ей нужно было понять, что же испытывает Алеша, чем привлекает его этот глубинный мир...
Коралловые атоллы напоминали им прихотливо разбросанные среди водной глади обручальные кольца. И ей казалось, что эти пустынные островки каким-то странным образом скрепляют их союз...
А когда в Сиднее Алена увидела, как заходящее солнце окрасило в глубокий розовый цвет белоснежные паруса многочисленных яхт, то восторженно и благодарно шепнула мужу:
– Ты мой капитан Грей... Вот и появились алые паруса...
– Конечно, ведь это я заказал для тебя этот закат, – улыбнулся он.
Единственное, чего боялась Алена, что Алеше скучно без привычной работы. Он ведь совершенно не умел бездельничать. Но может быть, морские прогулки в какой-то мере заменяли ему его глубоководные исследования...
Сначала Алена почти каждый день со страхом ждала, что придет какая-нибудь телеграмма и ее суженый сорвется с места, извиняясь, что возникла срочная необходимость. Но Алеша был спокоен и расслаблен, и она тоже понемногу успокоилась и перестала думать о возможной разлуке. Вернее, разлука стала казаться невозможной...
Она не уставала удивляться и восхищаться своим мужем. Он досконально знал все эти диковинные уголки, он открывал ей неизвестный мир, показывал затерянные в океане островки, даже названий которых Алена никогда не слышала. Он говорил, кажется, на всех языках мира, без труда объясняясь и с экипажами яхт, и с торговцами сувенирами, и с гостиничной обслугой. Он знал самые невероятные истории и легенды, он объяснял, что из себя представляют местные экзотические блюда, он ловко раскалывал огромные кокосы, и Алена впервые в жизни пила настоящее кокосовое молочко...
Эти месяцы показались ей одной нескончаемой сказкой, словно ее за какие-то заслуги вдруг поместили прямо в рай, только не эфемерный небесный, а реальный земной...
И впервые в жизни она так долго бездельничала. И даже думала с ужасом, до чего же, оказывается, ленива... Но так приятно было просто гулять, отдыхать и наслаждаться жизнью... Ей так давно хотелось вот так посибаритствовать, но не было возможности. А теперь, благодаря Алешке, можно было подолгу нежиться в постели, вдоволь лакомиться, не укоряя себя в обжорстве, и ощущать жизнь как нескончаемый праздник.
Но одно в Алеше было неизбывно – ревность. Кажется, он стал-таки мягче и терпимее, но все равно Алене постоянно приходилось его сдерживать, чтоб он ненароком не ввязался в драку с шоколадным полуобнаженным аборигеном, который имел неосторожность проводить жадным взглядом аппетитную блондиночку...
Но сейчас ей это даже нравилось.
Ведь так и должно быть – восхищенные мужчины склоняются перед ожившей Венерой, а муж и повелитель стоит на страже.
По крайней мере, он больше не упрекал Алену, не выматывал душу подозрительностью – смирился с тем, что она все равно будет пользоваться успехом, и тут уж ему ничего не поделать. Ведь ее единственная вина в том, что такой уж она уродилась.
– Глупый, – говорила ему Алена после очередного скандала, в который Алеша умудрился ввязаться, – разве ты не знаешь, что мне нужен только ты?
– Знаю, – петушился он. – Но пусть не пялятся!
– Может, мне надеть паранджу?
– Не стоит, – смягчался он. – Мне тоже нравится на тебя смотреть...
Но надо сказать, что, ревностно охраняя свою супругу, Алеша не замечал того, что на него тоже бросают пылкие взоры гибкие аборигенши. Высокий стройный европеец с пронзительно синими глазами и гибкой пружинящей походкой явно заставлял учащенно биться сердца местных девушек.
Алена отмечала это ревнивым оком и поглядывала на них свысока, покрепче прижимая к себе Алешин локоть.
Нечего тут вертеть попками и строить глазки! Это мое! Мо-е! Ясно?
И для уяснения девицам не требовался переводчик – женщина женщину всегда поймет. И смуглые красавицы сникали, понимая, что не в силах составить белокожей леди достойную конкуренцию.
А пока молодожены наслаждались земным раем, в подмосковном поселке кипела работа.
Прораб чертыхался, что строительство приходится вести в самый неподходящий сезон, но ему и было заплачено за то, чтобы правдами и неправдами он успел закончить все к маю.
В мае новый дом ждал новых хозяев.
Алена вышла из машины и застыла, не в силах вымолвить ни слова.
Вместо ее привычного дощатого забора высилась ажурная чугунная изгородь, сплошь увитая каким-то цепким быстрорастущим плющом с крупными глянцевыми листьями.
На липах и березах еще едва проклюнулись почки, а он уже нахально зеленеет в полную мощь! И так разросся, что полностью затянул ажурные просветы, превратившись в сплошную высокую стену.
И за этим живым зеленым забором, протянувшимся вдоль обоих участков, объединив их в один, теперь не видно ее дачи. Только возвышается оштукатуренный в нежно-палевый цвет верхний этаж Алешкиного дома с огромными, во всю стену, окнами и странной ажурной, прозрачной конструкцией, тянущейся туда, где должна стоять дача...
– Тебе нравится? – Алеша напряженно следил за ее реакцией.
– Я еще не поняла...
– Я заказал рассаду тропического плюща, – тут Алешка произнес неудобоваримое латинское название. – Он вечнозеленый. А летом должен еще и цвести. По крайней мере, мне обещали, что будет...
Он распахнул широкие ворота, и Алениному взору предстал настоящий парк.
Посыпанные гравием дорожки были обрамлены газонами. На них уже пробивалась первая нежная травка. Кусты малины, смородины и облепихи росли вдоль дорожек, а в глубине газонов с симпатичной неправильностью были высажены фруктовые деревья, сирень, жимолость, черемуха и даже каштаны. Конечно, они еще были тоненькими саженцами, но Алена живо могла себе представить, что будет, когда они разрастутся и наберут силу...
А в том месте, где раньше был Аленин двор, ровными рядами тянулись вскопанные грядки и сверкали на солнце стеклами несколько высоких длинных теплиц.
– Я подумал, ты сама захочешь посадить... – проследил за ее взглядом Алеша. – Ведь в этом ты мастерица.
– Ну и теплицы, Алешка! Целые оранжереи! – подпрыгнула Алена.
– Оранжерея на заднем дворе, – поправил он.
Старый яблоневый сад за дачей уже покрылся розоватой ароматной пеной, словно шапочками нежного зефира. А сама дача...
Вот точно такой же она была много лет назад, когда Аленку впервые привезли сюда, – вкусно пахнущей свежим деревом, ладной и прочной, выстроенной основательно, для многих и многих поколений...
Нет... немного не такой... потому что теперь два дома соединяла высокая арка, поддерживающая что-то вроде перехода... Такой переход Алена видела на «Мосфильме», когда приходила туда к знакомой художнице... Вернее, почти такой. Тот был мрачным, с огромными пыльными стеклянными окнами. А этот – легкий, воздушный, словно мостик, а окна узкие и длинные, во всю высоту стен, но зато... со стеклянной крышей.
С одной стороны «мостик» вливался в Аленину мастерскую на втором этаже дачи, а с другой в середину нового трехэтажного дома.
– Хочешь посмотреть? – спросил Алеша.
– Еще бы!
– Я тоже, – признался он. – Понятия не имею, что в результате получилось!
И хотя парадный вход большого дома так и приглашал хозяев обновить его, Алена привычно взбежала по деревянному крылечку дачи.
Молодец, Алешка, не распространил свои новшества на старую дачу. Все осталось так же: и выложенная изразцами печь, и застекленная веранда, и узкая лестница, ведущая на второй этаж... Только все ожило после ремонта, вкусно пахло свежей краской, солнечным лаком, деревянными стружками... Полы отциклеваны, стекла отмыты...
Они поднялись по лестнице в мастерскую. Немного непривычно, что вместо части стены открывается мостик-коридор... Он достаточно широк, и от этого пространство мастерской раздвигается, и кажется, что развешанные по стенам картины отражаются в коридоре, как в зеркале...
Не отражаются! Это не просто переход, а картинная галерея!
Между узкими высокими окошками действительно висят Аленины пейзажи, а льющийся сквозь стеклянную крышу солнечный свет создает неповторимое освещение и игру красок.
– Нравится?
Голос у Алешки немного напряженный. Он волнуется. Но Алене не надо кривить душой, чтобы похвалить его за старания:
– Конечно!
– А теперь взгляни, что я еще придумал.
Он взял ее за руку и повел по переходу-галерее в другую половину дома.
Да, теперь нет смысла разделять на «твой» и «мой». Теперь эти два дома стали одним, их общим домом...
В этой части все было устроено по европейскому стандарту. Но не стандартно, а продуманно и удобно.
Алеша показал Алене огромную гостиную, в которой можно собрать целую сотню гостей, и никому не будет тесно, оснащенную современными приспособлениями кухню, просторную столовую с овальным ореховым столом, спальню с широченной кроватью и несколько гостевых комнат на случай, если Алениным родственникам захочется пожить у них. Еще несколько небольших спаленок могли принять припозднившихся друзей...
Под первым этажом находился еще и цокольный... Язык не поворачивался назвать его подвалом. Там расположились чисто мужская бильярдная, маленький спортзал с тренажерами, настоящий бассейн, не слишком длинный, но очень соблазнительно манивший прозрачной голубоватой водой. А за бассейном помещалась просторная деревянная банька с удобным холлом и парной.
Никакой архитектор не сумел бы спланировать лучше и продуманнее, чем это сделал Алешка!
Но самое интересное обнаружилось на третьем этаже.
Поначалу Алене показалось, что она попала внутрь огромного аквариума. Самые разные рыбины и рыбешки бодро плавали перед ней за стеклянными стенами. По всему периметру большого зала от пола до потолка простирались морские глубины...
Искусно вмонтированная подсветка создавала эффект пронизывающих толщу воды солнечных лучей... Здесь не было окон – здесь было царство Нептуна...
Только присмотревшись, Алена заметила, что внутри гигантского аквариума есть продольные и поперечные стеклянные перегородки.
– Среди этих красавцев есть такие хищники, что мигом сожрут своих мирных собратьев, – объяснил ей Алеша и принялся подробно рассказывать о каждом редком виде этих диковинных морских животных. Но вдруг прервал свою лекцию на половине и спохватился: – Это потом... Ты еще не видела главного... Но только, если что-то не так, скажи сразу, договорились?
Это нельзя было назвать ни комнатой, ни залом... Это был хрустальный замок... Странно, что снаружи это помещение ничем не выделялось из других помещений этого дома...
Внутри же оно все было пронизано светом.
С трех сторон через огромные венецианские окна открывалась далекая панорама на луг, лес и озеро... И еще на небо, потому что потолка у этой хрустальной комнаты не было.
Вернее, был, но стеклянный. Видимо, из того же сверхпрочного и абсолютно прозрачного сплава, из которого было изготовлено дно того памятного венецианского научно-исследовательского судна, на котором Алеша хотел отметить ее прошлый день рождения.
Только там оно было окном в глубину, а здесь – в высоту.
Словно паришь в воздухе над необозримыми просторами... Оттолкнись посильнее – и взмоешь прямо к облакам...
Здесь не было никакой мебели – только простор и пустота...
– Я подумал, ты лучше сама устроишь все так, как тебе будет удобно, —тихо сказал Алеша. —Ты, кажется, о такой мастерской мечтала, или я не угадал?
...Вы можете подумать: не скучно ли будет им двоим, даже любящим друг друга, в таких огромных хоромах? Чем им заниматься целыми днями? Слоняться без толку из одной комнаты в другую?
Ошибаетесь... Дел было еще невпроворот. Но все хозяйственные заботы мужественно взял на свои плечи Алексей. Алена работала.
Правда, на этот раз она воспользовалась своей старой мастерской в дедушкином доме. Хрустальный дворец хорош для живописи, а то, что она сейчас мастерила, должно было родиться именно в этих стенах.
Она давно вынашивала в мыслях этот проект, даже подсчитала на всякий случай, сколько граммов золота потребуется для этого... Но всегда понимала, что это всего лишь мечты...
Алеша недавно куда-то исчез, ничего никому не сказав, а потом появился с загадочным видом и положил перед Аленой небольшой сверток.
В простом, похожем на чертежный тубус футляре... было золото. Но не ювелирные изделия, а пластины-полуфабрикаты, овальные слитки, тонкая золотая проволока...
– К сожалению, проба невысокая, – извиняющимся тоном сказал Алеша. – Хуссейн покупал это в Турции на ювелирном заводе, а у них золото изначально идет с добавками...
– Ты с ума сошел! Это целое состояние! – ахнула Алена.
– Не так дорого, как ты думаешь, – улыбнулся Алеша. – Жаль только, что ждать тебе пришлось так долго. Я ведь еще перед свадьбой позвонил Хуссейну, но он только сейчас вернулся из плавания.
При этих словах по его лицу пробежала легкая тень.
– Ты скучаешь по морю? – насторожилась Алена.
Он нежно поцеловал ее.
– Нет, правда... Мне с тобой так хорошо... Никуда не хочется уезжать.
...И теперь на миниатюрном станочке Алена обтачивала края хрупкого, почти невесомого золотого листочка... Специальные приспособления и инструменты одолжила ей для работы Катя, и она же поделилась несколькими секретами обработки драгоценного металла.
Это был кропотливый труд. Но древо рода Вяземских понемногу, день за днем поднималось от корней, обрастало новыми ветвями и чеканными листьями. Жаль только, что на миниатюрных пластинках Алена не может разместить портреты, как на дедушкином свитке, – помещаются только выгравированные, и то под лупой, имена.
А теперь остался самый последний листик. Ее. И тут Алена допустила непростительную в генеалогии вольность. Она подумала и уверенно нанесла на него – Елена Егоровна Никитина.
Вот и завершена ветвь рода Вяземских.
Но деревце, на верхушке которого Алена закрепила последний листок со своим именем, явно требовало продолжения.
Дедушка оставил пустое место внизу своего свитка, а Алена невольно скомпоновала свое творение так, что для того, чтобы картина оказалась завершенной, от верхней ветви явно напрашивалась еще одна... Та, которой должны положить начало они с Алешей.
– Не помешаю? – тихо спросил он за ее спиной.
– Нет. Я уже закончила. Посмотри.
Алеша внимательно осмотрел творение ее рук, но почему-то не похвалил, а сказал то, о чем Алена только что сама подумала:
– Тебе не кажется, что получился некий композиционный перекос? Я правильно выразился?
