Текст книги "Испить до дна"
Автор книги: Татьяна Дубровина
Соавторы: Елена Ласкарева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)
Часть четвертая
Моя вечерняя звезда,
Моя последняя любовь!
На потемневшие года
Приветный луч пролей ты вновь!
Средь юных, невоздержных лет
Мы любим блеск и пыл огня;
Но полурадость, полусвет
Теперь отрадней для меня.
П. А. Вяземский
Глава 1
ВЕТЕР СТРАНСТВИЙ
На поверхности океана легкими складками вздыбливались волны. Будто кто-то потянул за край шелковой бирюзовой скатерти, и ткань сморщилась, мягко сползая к краю стола...
У горизонта океан сливался с небом.
И даже белая громада научно-исследовательского судна казалась крошечной точкой в этом безбрежном просторе.
А внизу было тихо.
Плотная толща воды окутывала шар подводного батискафа, сдавливала мощной рукой, стремилась расплющить тех, кто непрошено вторгался в царство Нептуна.
Сюда не проникал свет. Лишь мощный луч прожектора рассекал непроглядную темноту.
Алексей потер виски.
Его напарник кубинец Мигель перегнулся через его плечо, глянул на показания приборов и присвистнул:
– Алексис, комрад, не пора ли на свет Божий? Наша подруга решила нас измотать окончательно...
– Посмотрим, кто кого, – процедил Алексей.
От напряженного вглядывания в огромный круглый иллюминатор глаза его покраснели и начали слезиться.
Вырваться бы сейчас из тесной наблюдательной кабинки туда, в глубинный простор, расправить затекшие ноги, нырнуть и столкнуться лицом к лицу с какой-нибудь пучеглазой красоткой с хвостом и плавниками...
Но увы! Та, кого они так стремились увидеть, не какая-нибудь безобидная крошечка. И давление на таких глубинах, которые она выбрала для того, чтобы надежнее спрятаться от любопытных людских глаз, человеку, даже самому тренированному, выдержать не под силу...
Уже две недели они караулят эту красавицу, лишь изредка поднимаясь на поверхность, чтобы пополнить запасы пищи и воды.
Местные рыбаки передали сообщение, что видели необычайно крупный экземпляр, уверяли, что чуть не поймали диковинку в сети, но она вырвалась, «хвостом вильнула и ушла в глубокое море...».
– Я думаю, парни ошиблись, – в который раз начал Мигель. – Приняли рому да и спутали плавники с лапами... Чего с пьяных глаз не примерещится!
Ему смертельно хотелось затянуться сигарой, во рту даже чувствовался ее сладковатый терпкий привкус. И пожалуй, он тоже с удовольствием глотнул бы рому...
Но его напарник по подводной вахте фанатично продолжал вести наблюдение.
– Алексис, – позвал Мигель, – кажется, мы зря время теряем. Ну подумай, ведь ни разу не зафиксировали экземпляр крупнее метра шестидесяти. Да и все они давно окольцованы... Откуда возьмется двухметровая?
– От верблюда, – процедил Алексей.
Мигель со вздохом потянулся, насколько позволяло тесное пространство батискафа, и опять скрючился на своем месте.
Он уже мысленно посылал всяческие проклятия неугомонной мисс Латимер, которую угораздило впервые обнаружить это редчайшее чудовище и в честь которой его нарекли латимерией.
И вот уже полвека, как все ихтиологи мира словно с ума посходили. А ведь это чудище и рыбой-то назвать можно только с большой натяжкой.
Латимерию отнесли к целакантообразным группы кистеперых, но Мигель считал, что с крокодилом у нее гораздо больше сходства. По крайней мере, короткие кривые лапы, которыми она неуклюже перебирает, когда выползает на сушу. И дышит воздухом, тяжело вздымая бока, покрытые жесткими крупными пластинами чешуи...
Нет, конечно, хорошо бы отловить неизвестный, особо крупный экземплярчик и занести свое имя в анналы... удостоиться упоминания в чьем-нибудь научном докладе...
Вот только вряд ли... Эта доисторическая образина выжила в неизменном виде, невзирая на торжество эволюции. И их всех она тоже переживет.
А они жизнь свою транжирят вдали от солнечного света и радостей жизни, лишь бы удостоиться чести свидания с этим капризным неуловимым чудищем...
Алексей легонько тронул рычаг управления, и батискаф чуть развернулся, двинувшись вправо.
Луч света заметался... и Мигель охнул от неожиданности, позабыв разом и о роме, и о сигаре.
Прямо на них смотрели два тусклых, словно у древней старухи, глаза.
Латимерия лежала на палубе, окруженная плотным кольцом любопытных двуногих, которые разом возбужденно горланили, кажется, на всех языках земли.
Когда миллионы лег назад первые морские жители двинулись на сушу, ее далекие предки оказались самыми отважными. Они первыми открыли, что их жабры могут приспособиться к воздуху, а длинными плавниками удобно опираться, перетягивая по берегу тяжелое тело.
Сколько веков прошло, пока плавники трансформировались в неуклюжие лапы... Сколько колебались тогда доисторические рыбы, что им оставить своей средой обитания – море или сушу?
Они ушли обратно в морскую пучину. И время показало, что они ошиблись в выборе.
Другие оказались проворнее, именно они положили начало развитию эволюции, и благодаря им теперь эти двуногие забрасывают в глубину свои сети.
А целакантообразные группы кистеперых так и остались тупиковой ветвью эволюции...
– Два метра ровно!
Алексей выпрямился и торжествующе взглянул на Мигеля.
– Сдаюсь. Ты был прав, комрад, – широко улыбнулся тот.
Американец Брайан Смит, самый молодой в международной экспедиции, затаив дыхание, стрекотал видеокамерой, чтобы документально засвидетельствовать существование этого редкого чудища.
– Готово! – сообщил турок Хуссейн, протягивая Алексею большое кольцо с гравировкой. – Время я поставил по Гринвичу.
Алексей опустился на колени и осторожно закрепил кольцо, продев его сквозь жабры латимерии.
На нем, помимо данных об экспедиции, даты поимки, размеров и веса, четкими латинскими буквами была выбита и его фамилия. Теперь каждый, кому еще когда-либо встретится редкая рыбина, будет знать, что первенство принадлежит ему – Алексею Никитину...
А потом вся команда по очереди фотографировалась рядом с диковинной находкой. Аппараты и видеокамеры передавали из рук в руки, становились по одному, группами и все вместе, тесной, дружной, счастливой толпой...
Латимерия не двигалась. Она обреченно смотрела на суетящихся вокруг нее людей. И предчувствие неминуемой гибели застыло в ее древних, как время, глазах...
Чуть скрипнула лебедка, натянулся трос... И громадная сеть с латимерией поднялась над палубой, раскачиваясь из стороны в сторону, точно гамак.
Стоящие на палубе люди замахали руками. А ярко-синяя гладь океана сначала резко ушла вниз, а потом стремительно рванулась навстречу...
Капроновые ячейки сети натянулись, впились в тело... и вдруг ослабли...
Вода... Свобода...
Окольцованная латимерия сильно ударила хвостом и ушла в океанскую глубину, не веря своему счастью.
– Какой идиот положил мои сигары на солнце? – возмущенно размахивал руками Мигель.
Он выдвинул нижнюю створку деревянного ящичка, смочил уложенную там морскую губку и задвинул так, чтобы нижний ряд сигар практически касался ее.
– Никто не понимает, что настоящая гавана должна быть слегка влажной, – обиженно бубнил он. – Вы бы еще и ром охладили!
– А что, не надо было? – «испуганно» поинтересовался Хуссейн.
– Мы хотели как лучше, – подхватил Брайан. – Для верности прямо в бутыль лед опустили... А то, думаем, разморит тебя на жаре, захочешь холодненького глотнуть...
– Прямо в бутыль? – подскочил Мигель.
Глядя на его разъяренную и несчастную физиономию, все залились смехом.
Несколько часов пути отделяли их уже от того места, где судно дрейфовало, ведя многодневные наблюдения. На горизонте появились смутные очертания Коморских островов. Тонкая струйка пара поднималась вверх над одним из действующих вулканов острова Майотта.
– Ничего, – успокоил товарища Алексей. – Доберемся до Морони, пойдешь в бар и возблагодаришь себя за все лишения.
– Ну уж нет! – сверкнул глазами Мигель.
Он развалился в шезлонге, демонстративно откупорил бутыль и плеснул в пластиковый стаканчик немного рому. Попробовал на язык и блаженно зажмурился, как довольный кот. Потом медленно потянулся к ящичку, выбрал сигару, аккуратно срезал кончик...
– Сиеста! – объявил он, обернувшись к друзьям. – Присоединяйтесь.
Научно-исследовательское судно неспешно рассекало воды Мозамбикского пролива. Теплый Индийский океан мягко покачивал его, и палуба под ногами чуть заметно кренилась вправо и влево.
Алексей лежал в шезлонге, прикрыв глаза и надвинув на лицо смешную белую кепочку с длинным козырьком.
Короткие светлые шорты открывали загорелые дочерна ноги, капельки пота блестели на широких, шоколадных плечах.
От выпитого рома его разморило под жарким солнцем.
После темных морских глубин здесь было слишком много света и тепла, после уединенного безмолвия – слишком много людей...
А ему хотелось остаться совсем одному, наедине со своими мыслями, чтобы никто его не трогал, не хлопал по плечу, не обращался с вопросами. Никто ему не нужен...
Вот если бы можно было не подниматься на поверхность, а просидеть всю жизнь, как рак-отшельник, в тесной норке батискафа...
Кто сказал, что расстояние и время способно вылечить любую сердечную рану? Ерунда все это!
Пол шарика между ними. Третий месяц он болтается по морям, по волнам, а боль и обида меньше не стали. В груди все еще саднит при одном воспоминании...
Лучше не вспоминать.
Но что поделать, если мысли сами лезут в голову?
Похоже, им тесно даже на одной планете, а не только на небольшом участке земли под Москвой...
Он строил себе дом-крепость... Но защитят ли его высокие стены от опасного, мучительного соседства?
Из верхних окон ее дача будет как на ладони... И он поневоле сможет наблюдать за ее гостями, за тем, как она улыбается им, хохочет, откидывая назад белые, как лен, такие нежные на ощупь волосы...
А ее будут по-хозяйски обхватывать за плечи. И этот квадратный, бровастый, и щупленький, с девчачьими повадками, и... да мало ли кто еще...
А потом в ее спальне погаснет свет. И ему останется мучительно гадать, что именно происходит за бревенчатыми стенами под покровом ночи...
Алексей скрипнул зубами.
Никогда никому нельзя доверять. Особенно женщинам.
Притворщица! Обманщица! Это о ней писал ее знаменитый предок: «Ее игрушка СЕРДЦЕЛОВКА...» Ей все равно, кого ловить в свои сети...
Господи, да его вытащили из уютной раковины и подняли на головокружительную высоту, как беднягу латимерию, шлепнули на жесткую палубу, просунули в жабры кольцо...
Нет, окольцевать, к счастью, не успели... Иначе хорош он был бы в роли законного мужа – посмешище для ее дружков!
Больше его не заманишь в сети... Больше ни одной не удастся влезть в душу...
У него другая жизнь, в которой женщинам отведено строго определенное место.
И на корабле они, считается, к несчастью.
Конечно, можно скрасить вечерок, сойдя на берег, развлечься с прекрасной незнакомкой... Но упаси Боже! Не больше! Пусть она так и остается незнакомкой. И ее сменяет следующая...
Сколько портов – столько подруг. На ночь, на час... И никогда – на жизнь!
По морям, по волнам, нынче здесь, завтра там...
Ветер странствий будет гнать его вперед. Море станет его домом...
И черт с ней, такой желанной крепостью, выстроенной у озера на цветущем лугу! Не суждено ему пустить свои корни в землю.
Глава 2
УНЫЛАЯ ПОРА
Мелкий занудный дождь моросил и моросил, холодный, колючий...
Алена растянула над своей стойкой кусок целлофана и закрепила края, прижав винтами этюдника.
Их осталось несколько на аллее, самых стойких. Остальные безнадежно разъехались по домам – все равно никакой торговли...
Никто не прогуливался по Измайловскому парку, но у Алены оставалась слабая надежда, что подъедет автобус с туристами. День-то воскресный, а все иностранцы стремятся прикупить побольше необычных сувениров. Что им дождь – у них все по плану.
Пожилой мужик слева от нее не выдержал и начал упаковывать по сумкам расписных матрешек. Одни были разрисованы в чисто лубочном стиле, а другие, на потребу дня, изображали отечественных политических деятелей от Ленина до Путина. Причем одни наборы начинались с большого Ильича, в которого вкладывались все остальные, другие с огромного президента – и по нисходящей, так сказать, в глубины истории...
Паренек, стоящий справа, покосился на матрешечника и тоже заколебался.
И тут в глубине аллеи послышались возбужденные громкие голоса.
– Немцы!
Матрешечник тут же принялся выставлять обратно свой товар.
– Да нет, французы... – прислушался к говору парень.
Он быстро протер тряпкой покрытые эмалью образки и тщательно «состаренные» доски иконок.
У Алениных конкурентов был ходовой товар. Обычно иностранцы в момент сметали «русскую экзотику», лишь мельком поглядывая на остальные поделки и картины.
Она вздохнула. Вряд ли сегодня удастся заработать. Вот если бы золотая осень продержалась чуть дольше...
Уже два месяца она не позволяла себе ни одного дня отдыха. Подстегивала мысль, что дом остался без крыши... а впереди холода... Вот уже и дожди зарядили. Еще чуть-чуть – и все ее титанические усилия пойдут прахом: промокнут и сгниют перекрытия, и не спасет их даже чудо-печь...
Стайка французов мельком взглянула на расписных матрешек, чуть задержалась у прилавка с иконами и обступила Аленин мольберт.
Быстроглазые девушки оживленно переговаривались, вертели в руках кошелечки и очечники, со смехом примеряли друг на друга кожаные браслеты и серьги.
Они одобрительно кивали, прищелкивали языками... и постепенно Аленин этюдник начал пустеть...
Француженки тыкали пальчиками в бумажки с ценами и подсчитывали в уме свои приобретения.
Алена все равно не смогла бы уследить, сколько и что именно решила взять каждая – попробуй в такой толпе и в таком гвалте... Но она искренне полагалась на честность.
А тут еще девушки начали класть на этюдник долларовые бумажки, показывая выбранные наборчики и кошелечки.
Голова пошла кругом. Алена достала было калькулятор, но тут же убрала обратно, потому что уже невозможно было определить, кто и за что заплатил и сколько именно...
Когда туристки наконец отоварились, к Алене шагнула экскурсовод. Чем-то она ужасно напоминала венецианскую Марго, только голос был не каркающим, а хрипловато грассирующим.
– Не дороговато ли пятьдесят долларов за такой пустячок, милочка? – скептически спросила она, вертя в руках круглый кожаный кулончик с несколькими опаловыми бусинками.
– У меня цены в рублях, – обиделась Алена и тут только сообразила, что туристки этого не поняли.– Переведите им, что они ошиблись. Надо все пересчитать.
Француженки в ответ только помахали руками.
– Они говорят, что довольны, – сообщила переводчица. – Все имеет свою цену. – Но сама демонстративно выложила ровно пятьдесят российских рублей.
– Бабуля! Кажется, все! – с облегчением сообщила Алена, окончив подсчет своих сбережений.
Сегодняшний дождливый день оказался самым результативным.
Алена Андреевна оторвалась от книги, которую читала, как дедушка, с тонким карандашом в руках, и тоже облегченно вздохнула.
– Ну, просто гора с плеч. Честно говоря, я очень переживала...
– Думаешь, я была спокойна? Сейчас же позвоню мастерам.
Она приняла бабушкино приглашение и все это время после разрыва с Алексеем жила у нее.
Даже страшно было подумать о том, что придется приехать на дачу... и опять столкнуться со своим соседом...
Ни к чему хорошему это не приведет. И если бы не крыша...
«Ну может быть, он опять уехал... Уплыл за тридевять земель...» – успокаивала себя Алена. Но в глубине души ей хотелось, чтобы это было не так...
– Мать звонила, – помолчав, сказала бабушка. – Просила тебя зайти.
– Вспомнили! – усмехнулась Алена. – Октябрь... Пора возвращаться блудной дочери, да?
– Она знает, что ты у меня.
– Правда? – удивилась Алена. – А отец?
– Мы его не посвящали.
Бабуля умница, ни разу не спросила, почему вдруг внучка изменила установленному распорядку, почему предпочла торчать в городе...
Правда, Алена ей что-то невразумительно объясняла насчет разобранной крыши, но бабушка чувствовала, что дело совсем не в этом.
Алена глянула на отрывной календарь.
– Мама сегодня работает? Тогда я лучше пойду к ней в студию.
Бабушка вздохнула:
– Дождь, деточка... Ты и так промокла. Лучше завтра.
– Завтра воскресенье. Он будет дома околачиваться.
Алена допила чай и натянула мокрую куртку.
В холле детской студии эстетического воспитания сидели на стульчиках мамы и бабушки.
А из-за неплотно прикрытой двери зала доносился мелодичный мамин голос:
– Гла-зонь-ки... кры-лыш-ки... хвос-ти-ки... Раз-два-три...
Алена тихонько заглянула в зал.
Два десятка забавных пятилеток в коротких белых юбочках старательно хлопали «крылышками» и вертели «хвостиками».
Пожилой мужчина играл на аккордеоне «Танец маленьких утят».
– Полетели, птички. Полетели... – сменила ритм мама. – В круг... Из круга... Машем кисточками...
Малыши побежали друг за дружкой, попеременно помахивая поднятыми руками.
Мама хлопнула в ладоши.
– Встали. Подравнялись. Пятки вместе, носочки врозь... Врозь носочки, Катя. Пятая позиция. Поем вместе «Слоника».
– Такой большой слоненок...
– Такой большой слоненок... – нестройным хором затянула ребятня.
Они вытянули вперед ручки.
– И хобот очень длинный...
– Носок-пятка, раз-два-три... – Высокий мамин голос перекрывал слабые голосишки.
Алена поморщилась и засмеялась. Эти хрупкие создания устроили такой топот, словно на самом деле здесь прошло стадо слонов.
Мама заметила ее и махнула, чтоб Алена подождала в холле.
Через несколько минут к ожидающим родителям высыпала разгоряченная орущая толпа.
– Что же ты, Оля, носочек не тянешь? – волновалась мама крошечной белокурой девочки. – Я же слышу, тебе все время замечания делают.
– А он у меня не тянется!
Девочка вертелась и приплясывала, мешая надевать на нее теплый свитер.
Мама осталась в зале. Она села на низкий стульчик, устало вытянув по-девичьи стройные ноги.
– Смешные, – улыбнулась Алена, плотно прикрыв за собой дверь.
– Из всей группы только парочка перспективных, – поморщилась мама. – Но мы теперь всех принимаем... Хозрасчет...
– Ты хотела меня видеть?
Мама вскинула на Алену глаза и с обидой спросила:
– А ты как думаешь?
– Полагаю, тебе все равно...
– Не ершись. – Она полезла в сумочку и достала кошелек. – Я знаю про крышу. Вот, собрала немного...
– Мне не нужно, – заявила Алена.
Мамина рука дрогнула.
– Алена, это все-таки дом моего отца, – тихо сказала она.
– Мама, правда, я уже собрала...
Алена села рядышком, и мама тут же обхватила ее за плечи и прижала к себе.
– Что у тебя случилось?
– А что?
– Ты досрочно завершила дачный сезон... – Мама выдавила вымученную улыбку.
– Когда-то все надоедает... – как можно безразличнее протянула Алена.
Она старалась избегать пристального маминого взгляда.
– Ну, если надоело... может, продашь дачу? – осторожно спросила мама.
И с облегчением увидела, как в Алениных глазах вспыхнуло неподдельное негодование.
– Ты что?! Никогда!
Если им тесно на этом клочке земли, то пусть уходит тот, кто пришел последним!
– И все-таки... почему не домой?
– Вам без меня просторнее, – буркнула Алена. – Бабушка не бурчит, что вся квартира провоняла.
– Но мы же одна семья, – горько вздохнула мама. – У нас никогда не было так, чтобы кто-то отделялся...
Алена кивнула:
– Конечно. Ты положила этому начало.
– Не я...
– Ну он. Какая разница? Ему не нравится наш род... Зачем же он тогда на тебе женился?
– Ну женятся не на фамилии, – чуть улыбнулась мама. – Вот выйдешь замуж – поймешь.
– Я никогда не выйду замуж! – воскликнула Алена. – Мне и одной очень даже здорово!
Жемчуга – к слезам... Они сами – словно чьи-то застывшие слезы, эти крупные, тускло мерцающие в свете лампы, чуть розоватые жемчужины.
Слезы русалочки, потерявшей своего принца...
Алена медленно перебирала их одну за другой, как четки, запустив пальцы в обитый темно-вишневым бархатом ларец с ее фамильным гербом.
Вот одна слезинка-жемчужинка скатилась из-под них, вот другая...
Это стало каким-то ежедневным ритуалом, необходимым, чтобы успокоиться...
Длинная нитка бус... Нитка памяти...
Эта бусина – его взгляд...
Эта – его улыбка...
Эта – их первая ночь...
Капля за каплей... Одна за другой...
Они утекают сквозь пальцы...
Вот уже последняя ночь, последний поцелуй, последние гневные слова...
Какая короткая нитка... Слишком короткая... Оборвавшаяся внезапно...
С нею вместе кончилось лето. И бесконечно длится осень.
Осенью созревает виноград... Его крупные янтарные ягоды тоже сродни огромным тусклым жемчужинам...
Такие аппетитные гроздья, как настоящие... Но это подделка, обман, всего—навсего стекляшка...
И все обман. Все оказалось понарошку.
Виноград... вино... вина...
В чем ее вина?
Алена закрыла шкатулку, выключила лампу и легла в постель. Уставилась в темноту широко раскрытыми глазами.
Вот если бы уснуть и не проснуться... Так трудно каждый день жить с сознанием того, что все кончено и больше не повторится...
Не войдешь в одну реку дважды...
Так уже было много лет назад, когда она узнала, что Алика больше нет. Тогда она тоже чувствовала, что умирает в одиночестве.
Но Алика вообще не было. На земле. В мире. А Алексей продолжал жить и здравствовать, но только без нее.
И для него лето все еще продолжалось. Ему светило жаркое экваториальное солнце. Он блаженно погружался в теплые океанские волны...
И наверняка опять доставал со дна морского крупные раковины...
И собирал новые жемчуга. И нанизывал новую нитку...
Но уже не для нее...
Тихий шелест дождя за окном, как шепот волн...
Они мягко покачивают Аленино тело... А небо надвигается все ниже и ниже, будто стремится слиться с морской гладью...
Тяжелые тучи нависли над самым лицом, серые, без единого просвета...
А море ярко-синее... Как глаза Алексея...
Нет, они у него серые, как тучи... Как камень, застывший в Алениной груди вместо сердца...
Огромная серо-синяя сфера вокруг нее. И Алена в центре – крошечная точка.
А скоро и она растворится, распадется на мельчайшие частички, останется на поверхности тонкой шапочкой пены...
«Афродита... Венера, рожденная из пены морской...»
Чей это голос? Такой знакомый... Хочется его слушать еще и еще... Но он молчит.
– Говори! Ну! Я жду... – шепчет она.
Но в ответ лишь волны бормочут:
– Тш-ш...
И они накрывают ее с головой...
Вот и хорошо... Покой... Ничего больше ей не надо...
Пусть уснет память.
Но чьи-то руки тянут ее вверх, поднимают в воздух...
И она несется сквозь тучи, протыкает их насквозь и вырывается в ослепительный белый простор.
Там нет ничего. И ее тоже больше нет.
Не существует тела. Душа отлетела от него, грешного и страстного...
И надо бы радоваться, что земные тяготы, боли и обиды остались позади... Но радости нет.
Печаль. Меркнет яркое сияние, туманится дождем... Или это слезы?
Но если нет тела, кто же тогда плачет?
Как одиноко...
