Текст книги "Испить до дна"
Автор книги: Татьяна Дубровина
Соавторы: Елена Ласкарева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)
Глава 4
ВОЛЬНОМУ – ВОЛЯ
Около стенда с длинными списками фамилий абитуриентов стояла плотная толпа. Алена с трудом протиснулась к ним, прищурилась, пытаясь отыскать свою оценку.
Петрова А... Петров Г.... Вот... Петрова Е... Отлично...
Пятерка!
С глуповато-счастливой улыбкой на лице Алена стояла посреди вестибюля и оглядывалась, пытаясь отыскать в толпе Алика.
Интересно, что он получил? Наверное, тоже пять... Иначе и быть не может...
Алик стоял за колонной, скрестив на груди руки, и тоже смотрел на нее. А потом повернулся и пошел по коридору.
Алена двинулась следом, но с удивлением обнаружила, что коридор пуст. Видимо, Алик зашел в одну из аудиторий...
Она по очереди приоткрывала двери, заглядывала внутрь и спешила дальше. Почему-то ее начало охватывать смутное беспокойство...
Она отыскала Алика в самой последней комнате. Он сидел на столе, закинув длинные ноги на парту, смотрел в окно и насвистывал что-то тоскливое...
– Привет! – весело сказала Алена и осеклась.
Он даже не повернулся, только процедил сквозь зубы:
– А... отличница... – и опять продолжил свою песню без слов.
– Ты... Что-то случилось? – растерялась Алена.
– Запри дверь, – велел вместо ответа Алик.
– Зачем?
– Запри.
– У меня... ключа нет.
– А ты стулом! – одними губами усмехнулся он.
Алена послушно взяла стул, просунула ножку в ручку двери и закрепила.
– Иди сюда.
Алене стало не по себе... страшновато как-то... дверь зачем-то заперли...
– Ну, идешь? – через плечо бросил Алик. – Давай, или сюда, или за дверь – и до свидания.
Алена несмело приблизилась к нему.
– Радуешься? – спросил Алик.
– Ага... – она улыбнулась.
– Ну и как, очень счастлива?
– А ты?
Он саркастически хмыкнул:
– И я... очень! У меня «пара».
– Не может быть! – охнула Алена.
– А почему? На вид я кажусь талантливее, да?
– Мне так жалко... – пролепетала Алена. – Тебе плохо, да?
– Мне ве-ли-ко-леп-но! – отчеканил Алик. – И в жалости я не нуждаюсь. Хотя... кое-что могло бы помочь...
– Что?
Он вдруг резко повернулся, схватил Алену, прижал к себе и крепко поцеловал в губы.
Поцелуй оказался не нежным, а каким-то злобным, так что Алене стало больно.
– Пусти! – задыхаясь, пробормотала она. – С ума сошел?!
– А я не держу! – Он опять отвернулся к окну. – Можешь открыть дверь и бежать без оглядки.
Алик соскочил со стола и принялся подталкивать ее к двери.
– Беги, беги... – сквозь зубы цедил он. – Нечего тут... валандаться с бесперспективными... Дуй отсюда, пай-девочка, пока цела!
– А вот и не уйду! – неожиданно для себя возразила Алена и тихо добавила: – Ты... поцелуй меня еще... если хочешь...
Алик молча смотрел на нее, тяжело дыша.
– Хочу... – после томительного молчания сказал он. – Но не здесь. Ты пойдешь со мной?
– Пойду! – в упор глянула на него Алена. – А куда?
– Водку пить.
И. опять она почему-то покорно согласилась:
– Хорошо...
На время экзаменов Алик снимал комнату в громадной старой коммуналке. Они пробирались по длинному темному коридору, натыкаясь на какие-то тумбочки, велосипеды, развешанные по стенам тазы...
– А почему ты не в общежитии? – поинтересовалась Алена.
– По кочану, – отрезал он. – Я необщественный индивидуум.
В комнате чувствовался резкий запах масляных красок и растворителя. Посредине стоял этюдник с едва намеченным видом из окна – теснящимися крышами и кусочком неба. А в глубине...
Алена охнула и восторженно всплеснула руками. Настоящий камин! С решеткой и лепными ангелочками по бокам.
– Располагайся, – предложил Алик.
Он быстро закрыл одеялом незастеленную кровать и сдвинул на край стола грязные тарелки и сковородку.
– Давай я помою. Где кухня?
– Не надо, – решительно оборвал он. – И так сойдет, не баре.
Он отыскал на полке чистые граненые стаканы, постелил на стол большой лист ватмана и крупно порезал хлеб и колбасу.
Себе Алик действительно взял водку, а Алене бутылку шампанского.
– У тебя праздник, а у меня поминки, – объяснил он ей свой выбор.
Алик наполнил стаканы до краев и быстро выпил свой, не дожидаясь Алены. Поморщился, выдохнул и сунул в рот кусок колбасы.
«Зачем я пошла с ним? – вдруг ужаснулась Алена. – Что я здесь делаю? Мы будем пить... а потом?.. – И тут же оправдала свой необдуманный поступок: – Но ведь нельзя же было оставлять его одного в таком состоянии...»
– Пей, – поднял на нее глаза Алик. – Или брезгуешь?
Алена поспешно опустошила свой стакан.
– Тебе не холодно?– спросил Алик. – Может, камин затопить? У меня классная растопка. Смотри!
Он вскочил, порылся в папках с рисунками и вывалил их на пол.
Один за другим он комкал листы и небрежно совал в черную пасть камина. Руки у него дрожали, пока он чиркал о коробок спичками, ломая их одну за другой.
– Зачем ты?! Не надо!
Алена попыталась выгрести из камина ворох скомканных рисунков, но тут спичка наконец загорелась, занялся пламенем край листа с сине-зеленым морским пейзажем, а от него разом дружно вспыхнули остальные.
Она отдернула руку.
Бумага скрючивалась, корчилась в разгорающемся огне, поворачивалась, как живая... Сноп искр взметнулся вверх... и края пейзажа осыпались пеплом...
Алена повернулась к Алику. Лицо его казалось бесстрастным, губы были крепко сжаты. Он смотрел на пляшущее пламя с каким-то мазохистским удовольствием. Потом отряхнул ладони и удовлетворенно сказал:
– Вот так.
– Ты идиот! – закричала Алена. – Не сходи с ума! Подумаешь... Ты же через год поступишь... Обязательно...
– Непременно... – пробормотал он. – А теперь помолчи... Смотри, как красиво...
Зрелище действительно завораживало. Ровный столб пламени начал с тихим гудением подниматься вверх, отбрасывая блики на алебастровых ангелочков... И они вдруг ожили: заскользил по щекам румянец, задвигались тени, словно приподнялись пухлые ручки, а хорошенькие мордашки повернулись в сторону горящего огня...
Крупная ладонь осторожно легла на Аленино плечо... потом мягко склонила ее голову набок... запрокинула назад...
Близко-близко были темные блестящие глаза... Близко-близко придвинулись к ее лицу горячие губы...
«А ведь я его больше не увижу... – вдруг осознала Алена. —Теперь он уедет... Для него экзамены закончились... Он будет так далеко... Это невозможно...»
Мысли смятенно путались, губы дрожали, всю ее бил какой-то странный озноб...
А потом ноги сами собой оторвались от пола... и спина коснулась постели, с которой Алик одной рукой быстро сорвал одеяло...
«Что я делаю? Я же совсем его не знаю... Наверное... надо вырваться, убежать...»
В голове шумело, все погружалось в зыбкий, покачивающийся туман.
«Он говорил о вампирах... Почему он кусает мою шею? Хочет выпить кровь?..»
Немного больно... но ужасно приятно... И хочется быть жертвой... Хочется отдать свое тело на растерзание, насытить его своей кровью, всей... до последней капли...
А потом Алене уже казалось, что нет на свете человека ближе и роднее...
И Алена с непонятной гордостью смотрела на пятно крови на старенькой застиранной простыне...
И у Алика опять была нежная благодарная улыбка.
– Ты так дивно пахнешь... Правда... Ванилью...
– Ты это уже говорил...
– А теперь сам убедился. Не возражаешь, если я тебя съем?
– Ешь.
Алена обвила его шею руками и прижалась к нему всем телом.
– Ты не жалеешь? – осторожно спросил он.
– Ни капельки.
– Мне кажется, что я тебя люблю... – Он зарылся лицом в ее растрепавшиеся волосы.
– А мне не кажется. Я это точно знаю.
– Ты сейчас похожа на спящую Данаю...
Алена счастливо улыбнулась:
– А ты... на золотой дождь...
Он долго смотрел на нее, а потом что-то неуловимо изменилось в его лице.
Алик достал со стола сигареты, опустил на пол босые ноги и сказал, глядя в сторону:
– Тебя дома ждут... Иди... Мне вещи надо складывать.
Алена непроизвольно натянула на себя простыню и уставилась на него широко раскрытыми глазами.
– Не надо... я никуда не пойду.
Он натянул джинсы, достал из-под кровати чемодан и принялся без разбора швырять в него разбросанные по комнате вещи. Небрежно смахнул в ящик разложенные краски, закрыл этюдник и стал складывать выдвижные металлические ножки.
– Я сейчас поеду за билетом, – хрипло сказал он.
– Я с тобой.
– Не стоит. Долгие проводы – лишние слезы.
– Ты не понял! Я поеду с тобой!
Алена молниеносно приняла решение. Неужели он думает, что они могут вот так просто расстаться?! После всего...
И гори он синим пламенем, этот институт! Зачем он ей, если рядом не будет любимого?!
Алик отшвырнул этюдник и порывисто шагнул к ней.
– Ты... серьезно?
– Абсолютно!
Он крепко обнял ее и ласково погладил по голове, как маленькую.
– Спасибо... – шепнул он. – Только ты подумай... Тебя будут искать родители...
– Ну и пусть!
– Тебе надо сдавать экзамены...
Алена упрямо мотнула головой:
– Нет! Как ты не понимаешь... Я умру без тебя!
...Вот так! В омут головой... Раз и навсегда...
А зачем долго думать? Разве влюбленным когда-нибудь помогал трезвый расчет?
Безумству храбрых поем мы песню...
Алена смотрела в мутное окошко на густые серые сумерки. Они, будто целлофановая пленка, накрывали убегающие назад подмосковные деревушки...
Стук колес мерно укачивал, убаюкивал, выговаривал в такт ее мыслям:
– Вот так... Вот так...
Им здорово повезло – они достали билеты.
Алик, словно уж, ввинтился в плотную, разгоряченную толпу около билетных касс и вынырнул оттуда только через час, торжествующе сжимая в руках заветные «плацкарты».
– Скорее! – крикнул он. – Уже посадку объявили!
И они помчались по длинному подземному тоннелю.
У этюдника отстегнулась ножка, и она постоянно цеплялась за чьи-то тюки, пакеты, авоськи... Алена старалась не потерять его из виду и крепко сжимала в руках бутылку шампанского, которую Алик купил «в дорогу».
Она так и поехала, в чем была, без вещей, без денег... Они даже не догадались взять с собой еды, а в этом «веселом» дополнительном поезде не оказалось вагона-ресторана...
Зато они полночи целовались в тамбуре, а зевающая проводница завистливо косилась на них...
И Алена чувствовала себя такой взрослой, свободной и бесшабашной. Совсем другая жизнь впереди! Новая, вольная, настоящая...
И сегодня она прожила первый день этой прекрасной и счастливой жизни!
Глава 5
ВАС НЕ СЛЫШНО!
– Алло! Мама! Мамочка, не волнуйся... Все хорошо... Никуда не пропала... Жива... Какая милиция?
Алена что было сил кричала в трубку междугороднего телефона, сжимая в ладони потные монетки.
Мама плакала... Но Алене ни капельки не было ее жалко.
– Ты послушай... У меня деньги кончаются... Я уехала. Далеко. Навсегда. Вы не ждите.
За стеклянной дверцей кабинки автомата напирала очередь. Распаренная краснолицая тетка нетерпеливо стучала в стекло:
– Поживее, девушка!
– Что же это такое, сколько можно? – волновались остальные.
Но Алена и сама постаралась побыстрее прекратить разговор. Тем более что мама вдруг начала кричать, истерически захлебываясь:.
– Ты где?! Отвечай! Немедленно! Где ты?! Я сейчас же приеду!
Алена слегка отстранилась, прикрыла ладонью микрофон и тоже закричала в ответ:
– Алло! Вас не слышно!.. Алло!... Пока, мамуль!
С чувством выполненного долга она выбежала на улицу и радостно повисла у Алика на шее.
– Все в порядке? – обеспокоенно спросил он. – Ты им сообщила?
– Ровно столько, сколько нужно! – засмеялась Алена. – Фу! Я вся мокрая... Там такая духота... Айда на пляж!
Алик тоже не поехал домой, в свой поселок. Он совершенно справедливо решил, что раз его пока не ждут, то и нечего появляться. Тем более что обычно он и так проводил лето в Феодосии – халтурил, пользуясь обилием отдыхающих.
Теперь и Алена помогала зарабатывать. Они ставили этюдник прямо на пляже и приглашали желающих «запечатлеться» на портрет.
Таких всегда находилось немало, даже очередь выстраивалась.
Алик рисовал быстро и четко. Чаще углем, реже темперой. Его портреты больше походили на шаржи.
Зато Алена тщательно прорисовывала каждую ресничку, затушевывала объемы, чередуя сангину с цветной пастелью.
К Алику чаще садились мужчины, к Алене – женщины и дети.
Она бы никогда не подумала, что сумеет заработать столько денег! Они стали настоящими богачами!
Раз в день, ближе к вечеру, к ним подходил скучающий милиционер, Алик совал ему в карман купюру, и страж порядка отходил в сторонку.
Они даже сняли себе отдельное жилье – летнюю кухню в частном доме неподалеку от моря.
Рядом с кухней росла толстая развесистая шелковица, и весь двор был усыпан черными сладкими «червячками».
Алена долго удивлялась, почему местные жители равнодушно топчут эту спелую вкуснятину, а хозяйка еще и ворчит, грозясь спилить дерево к чертовой матери, словно оно виновато в своем обильном плодоношении...
И желтый сок раздавленной алычи – все это изумляло ее до глубины души.
Такое ощущение, что все тут растет само собой и только доставляет людям лишние хлопоты... Никто не собирает урожай, не варит варенье, не закатывает компоты...
– А, да то дичок! – небрежно махала хозяйка. – Кому та алычка сдалась?! Кислятина... Одного сахару изведешь...
Летняя кухня была выстроена из светлого самана. Там помещался широкий деревянный топчан, служивший постелью, маленький квадратный столик, один стул и два нещадно чадящих примуса.
Алена попыталась было научиться готовить на них, но Алик вовремя пресек ее бесплодные старания.
Они вполне могли себе позволить обедать в кафе, ходить вечерами в шашлычные и бары, а если уж очень хотелось есть, то нарезали огромную миску салата из сочных розовых помидоров, красного пузатого перца и хрустящих малосольных огурчиков.
Что может быть аппетитнее этого нехитрого летнего блюда, посыпанного кольцами сладкого крымского фиолетового лука и сдобренного ароматным, пахнущим семечками маслом...
В их жилище был только один недостаток – отсутствие электричества. А свечками хозяйка пользоваться не позволяла – боялась пожара.
Но скажите на милость, к чему двум влюбленным нужен свет? Особенно душными, непроглядно-черными южными ночами, когда смутно белеет во тьме прохладная простыня, а два разогретых солнцем тела неистово прижимаются друг к другу...
Правда, возвращаясь поздно вечером из молодежного бара, они не раз плутали в темноте, натыкаясь то на забытое во дворе ведро, то на собачью конуру...
Хорошо еще, пес был смирный и ласковый, испорченный многими поколениями курортников. Он ластился ко всем подряд, тихо повизгивал, выпрашивая колбасу, совершенно забыв о своих обязанностях сторожа...
Один день незаметно сменял другой... Они были бесконечно длинными и одинаковыми, словно время пошло навстречу Алениным желаниям «остановить мгновение» и стало неимоверно растягивать каждую секунду...
Лежишь на пляже, уткнувшись носом Алику в плечо, пересыпаешь в ладонях беловатый песок... И текут мгновения, уходят сквозь пальцы... час... второй... А глянешь на часы – пять минут прошло.
Кажется, что давным-давно сбежала Алена из Москвы, от родительской опеки, а посмотришь в календарь – неделя всего...
Жизнь у них была неспешная, монотонная и однообразная... Но другой и не хотелось. Разве счастье может быть «однообразным»? Да и впечатлений, несмотря на кажущуюся монотонность, было столько, что на целую жизнь хватит.
Другие женщины за весь свой бабий век, наверное, не слышали столько нежных слов, сколько Алик шептал Алене в эти нескончаемые летние ночи.
И конечно же другие никогда не знали того упоения, которое охватывало ее, когда его руки будили в ней чувственность, и Алена ощущала себя настоящей женщиной, прекрасной и желанной...
А разве могут так смотреть на своих подруг другие мужчины? Разве сравнивают их с Афродитой, рожденной из пены морской, когда она выходит на берег мокрая, осыпанная солеными брызгами?
Его обожание передавалось и всем окружающим. Поджарые чернявые крымские парни провожали недвусмысленными взглядами белокожую блондиночку, а загорелые местные девчата не находили себе места от зависти – им бы такую прозрачную нежную белизну!
Правда, через несколько дней Аленина кожа набухла красными волдырями и начала лохмотьями сползать с плеч.
Тогда Алик густо намазал ее на ночь сметаной... а потом, дурачась, сам же и слизал «лекарство».
Его язык был горячим и шершавым, а ласка причиняла боль... но странно: на следующее утро от ожогов не осталось и следа.
– Вот что значит грамотно зализывать раны! – смеялся Алик.
И ей казалось, что так будет длиться вечно. Московская жизнь осталась где-то далеко, в другой, выдуманной жизни. А в этой, настоящей, было только море, солнце, ее любимый, да еще рисунки...
Но разве родители могли смириться с тем, что их беспечная семнадцатилетняя дочь наплевала на институт и исчезла в неизвестном направлении?
Ох, плохо Алена знала своего отца...
Егор Иванович напрасно стал адвокатом – ему бы следователем быть.
Это он понял, что звонок был междугородним. Это он отправился в институт и так ловко ухитрился навести справки и расспросить ребят, что постепенно из разрозненных слов и фактиков стала выстраиваться четкая картина: красивый юноша Алик, срезавшийся на экзамене по живописи в день Алениного исчезновения... черноморский загар, запомнившийся всем девочкам... и наконец – кем-то вскользь упомянутый крымский город Феодосия...
Выстроив всю эту информацию в цепочку, Егор Иванович тут же отправился на самолете в Симферополь. Затем он пересел в душный автобус и, трясясь по крымским дорогам, кипел справедливым негодованием.
Он ни секунды не сомневался, что моментально отыщет Алену.
Прямо с автостанции он отправился в милицию, сообщил, что его несовершеннолетнюю дочь обманом увез сюда развратный прохиндей... Далее следовали точные фамилия, имя и отчество Алика... Предъявил Аленин паспорт с фотографией и потребовал объявить общекрымский розыск.
И конечно же столичному адвокату местные власти пошли навстречу.
Судьба до поры до времени оберегала влюбленных. Они очень долго умудрялись не сталкиваться с папашей, хотя и ходили по одним и тем же улицам южного города.
К тому же «подкармливаемый» парой художников пляжный милиционер вообще смотрел сквозь пальцы на какой-то «розыск», а остальные просто не признали бы в пухлощекой девочке с паспортной фотографии похудевшую от счастливых бессонных ночей, покрытую ровным золотистым загаром Алену.
Да, за столь короткое время она стала не похожа сама на себя.
Так ведь и жизнь ее теперь стала совсем другой.
Никогда раньше Алена не рискнула бы надеть такие откровенно короткие шорты и маечку, едва удерживающуюся на тонких бретельках. И никогда прежде ее походка не была такой свободной, нарочито шаркающей, с гулко хлопающими по пыльным пяткам открытыми «сланцами».
Однажды отец увидел ее издали около входа на городской рынок, но... не обратил внимания, пристально вглядываясь в толпу в поисках «своей» Алены.
А похудевшая девчонка с кое-как подоткнутыми под огромное сомбреро патлами ничего общего с его приличной девочкой не имела.
Так что пока невидимый ангел—хранитель разводил их в разные стороны, отводил отцовские глаза от беспечной пары молодых людей, ловко прикрывал эту парочку от пристальных взоров доблестной милиции.
Егор Иванович начал отчаиваться и решил подкрепить поиск дочери некоторой суммой, перекочевавшей в карманы начальства местных стражей порядка. И их рвение усилилось прямо пропорционально количеству купюр.
Наконец-то участковые принялись методично обходить частный сектор и расспрашивать хозяев о постояльцах.
– Это утро было таким ясным... По небу плыли легкие перистые облака, похожие на редкие белые мазки кистью...
И хотя солнце уже вовсю светило в окно летней кухни, просыпаться совсем не хотелось.
Накануне они, как обычно, загулялись за полночь, а потом до самого рассвета ненасытно познавали «науку страсти нежной»... И жесткий деревянный топчан казался им пуховым ложем...
Чьи-то шаги по сухой потрескавшейся земле замерли рядом с их пристанищем. Хлипкая дверь дернулась от мощного удара, и служивший запором железный крючок сорвался с петли...
Спросонья Алена крепко обхватила Алика и прижалась к нему.
Из сладкой эйфории сна ее вырвал громкий, такой знакомый голос:
– Вот они!
Егор Иванович закрывал собой узенький дверной проем. Несмотря на жару, он парился в добротном костюме...
Его дочь, его милая послушная девочка валялась совершенно голая на смятой простыне с каким-то «цыганом»... Она и сама превратилась в цыганку, бродяжку, опустилась, переступила черту...
Егор Иванович испытывал отвращение к этому потному волосатому типу, к этому вору, нагло укравшему у него дочь...
Он шагнул к их ложу и схватил Алену за руку.
Она с ужасом уставилась на него.
Алик открыл глаза и рванул Алену к себе. А в следующую секунду он уже пружинисто вскочил на ноги и с силой пихнул Егора Ивановича в грудь.
– Негодяй! – тоненько вскрикнул тот. – Милиция!
И сейчас же, как по заказу, за его спиной показались два дюжих милиционера, поджидавших во дворе окончания семейной сцены.
В узком проходе между столиком и топчаном им было никак не разминуться. А застрявший посредине Егор Иванович мешал милиционерам дотянуться до Алика.
– Не трогайте его! – кричала Алена. – Папа! Не надо!
Услыхав это, Алик выпрямился и с усмешкой посмотрел на ее отца.
– А... так это наш папа... Простите великодушно, что предстаю перед вами в таком виде... Но вы не дали мне времени надеть смокинг... Впрочем, приличные люди, кажется, не входят в спальню без стука...
– Хам!
Егор Иванович с ненавистью смерил его взглядом и боком протиснулся к выходу, давая милиционерам возможность исполнить свое предназначение.
– Папа! Послушай! Он не виноват! Я сама! – сквозь слезы выкрикивала Алена. – Мы любим друг друга!
– Молчи... – велел ей Алик и спокойно сказал милиционерам: – Может, вы выйдете на минутку? Мы не одеты.
– Да... Выйдите... – спохватился Егор Иванович, тут только осознав, что эти здоровенные мужики бессовестно и с жадным любопытством рассматривают его дочь.
Алена потянулась к шортикам.
– Не это! – взвизгнул Егор Иванович. – Где твое платье?
Не глядя на него, Алена упрямо натянула шорты и маечку.
– У меня нет другой одежды.
– Пропили?! Или сменяли на наркотики?! – не унимался отец.
Он стал похож на истеричную бабу. Алена никогда еще не видела его таким.
Скривив губы, Алик быстро оделся и заслонил собой Алену.
– Давайте спокойно поговорим, – предложил он. – Считайте, что я пришел просить у вас ее руки...
– Срок ты получишь, а не ее руку! Она несовершеннолетняя!
– Папа! Я сама...
– Мать с ума сходит! У бабушки сердечный приступ! Проститутка! – полоснул словами отец. – Ничего... Твой молодчик сполна ответит... Статья сто семнадцать...
– Беги, Алик! Беги!!! – отчаянно заорала Алена.
Но он не послушался. Он сам с кажущимся спокойствием шагнул навстречу милиционерам.
...Все, что было дальше, Алена помнила как в тумане.
В душном кабинете толстый капитан в милицейской форме требовал от нее подписать заявление.
Она только упрямо мотала головой и стискивала зубы.
Словно сквозь толстый слой ваты доходили до сознания непонятные обрывки фраз:
– И без заявления...
– С поличным... Протокол задержания...
– Свидетельские показания...
– Но ее подпись...
– До совершеннолетия она недееспособна. Я подписываю...
В плотном кольце каких-то мужчин ее вели к автостанции. Там отец впихнул ее на заднее сиденье такси и сел рядом, крепко держа за руку...
– Где Алик? – спросила она.
Отец не ответил.
В медпункте симферопольского аэропорта ей сделали какой-то укол, после которого наступила вялость и полная апатия...
Весь путь до Москвы Алена спала. А потом смутно, в полудреме сознавала, что опять куда-то едет... и что ей почему-то ужасно холодно... Странно... ведь с утра было такое яркое солнце...
Таксист недоуменно косился на потного раскрасневшегося мужчину в теплом костюме, словно тюремщик, сжимавшего запястья дрожащей полуголой девочки, не по погоде одетой в немыслимо легкий наряд.
В Москве шел дождь и все ходили в свитерах и куртках.
– Жарко, Алька... – пробормотала Алена, сбрасывая с себя одеяло.
Мама обеспокоенно потрогала ее лоб и снова укрыла.
Ее блудная дочь металась в бреду, вся красная от высокой температуры, и звала того самого юношу, ради которого, не задумываясь, бросила отчий дом:
– Алик...
А раньше она всегда звала маму...
– Егор, принеси мокрое полотенце.
Отец с виноватым видом топтался рядом.
– Может, ей аспиринчику дать?
Он сам положил Алене на лоб холодный компресс и растолок в ложке таблетку, как маленькой. Попытался влить лекарство Алене в рот, но она отвернулась и сжала зубы.
– Все-таки ты идиот... – мама едва сдерживала раздражение. – В такую погоду тащил ребенка... Мог бы ее в пиджак укутать.
– Не догадался, Оленька... Не до того было...
Ольга Игоревна в упор посмотрела на него и вдруг спросила:
– А зачем ты ее привез?
– Как... зачем? – растерялся он.
– Ну вот ты нашел ее... И слава Богу... И пусть бы девочка отдыхала на море... Оставил бы ей паспорт и деньги...
– Да ты что?! – изумился Егор Иванович. – Ты что говоришь?! Ты бы их видела! Как можно было позволить и дальше?!
Она вздохнула.
– Ну так ведь... уже случилось... Теперь не поправишь...
– Ты не понимаешь! – вскричал он. – У этого подонка такая репутация... И патлы до плеч. Настоящий хиппи!
– Но ведь она его... полюбила...
– Какая же это любовь?! – пригвоздил он. – Это половая распущенность! Мой отцовский долг был вырвать ее из этого притона!
– Наш долг, – твердо возразила Ольга Игоревна, – сделать все ради счастья ребенка.
– А если она будет пить? – свистящим шепотом вопросил отец. – Колоть наркотики?.. Спать со всеми подряд?.. Как это они говорят... ловить кайф?! Это необходимо пресечь в зародыше... пока...
– Пить... – едва слышно прошептала Алена.
– Сейчас, доченька... – поспешно ответил отец.
Алена открыла глаза и посмотрела на них затуманенным взором, словно не узнавая.
– Аленушка... Как ты себя чувствуешь? Что болит? – склонилась над ней мама.
Дочь промолчала.
Егор Иванович поднес к ее губам чашку с водой.
– Аленочка, ты меня слышишь?
Она разлепила пересохшие, обметанные жесткой коркой губы и четко отрезала:
– Нет.
