Текст книги "Суррогатная мать"

Автор книги: Таня Карвер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

Глава 71

– Вы знаете, что люди рассказывают о заброшенных деревнях, расположенных за много миль от другого жилья? – спросила Софи.

– Я слышал много разных историй, – ответил Фил. – Что именно вы имеете в виду?

Она снова криво усмехнулась, и ее безумные глаза сверкнули.

– Говорят, что там никто точно не знает, где чей ребенок. – Она засмеялась, потом снова стала серьезной. – Вы понимаете, что я имею в виду?

– А, – сказал Фил, – вы об этом.

Он вырос в здешних краях и не раз слышал о изолированных общинах на побережье и в глухой сельской местности. По опыту он знал, что большинство этих рассказов было правдой, по крайней мере когда-то.

– Если в семье умирает малыш, берут ребенка из другой семьи, чтобы найти замену своему.

– Да, такие вещи бывают.

Она кивнула.

– И никто даже слова не скажет.

– Нет, – сказал Фил. – Потому что тогда им придется признаться, откуда взялся первый ребенок.

Софи засмеялась.

– Вы тоже слыхали о таком.

– Но сейчас эти деревни не такие уж изолированные. Или я ошибаюсь? – спросил Фил.

Софи перестала смеяться. Она выглядела почти расстроенной.

– Я имею в виду, что везде проложили дороги и все такое.

«Но они всё такие же безрадостные, – подумал он про себя. – Неприветливые и продуваемые всеми ветрами».

Она вздохнула.

– Так о чем мы все-таки говорим? – спросил Фил, пытаясь выудить у нее, откуда она родом. Он мысленно прокручивал перед глазами карту Эссекса. – Это где-то на побережье? Джейуик? Уолтон? Или Фринтон?

Она не отвечала.

– А может быть, на реке? Брэдфилд? Врабнесс?

В глазах ее что-то мелькнуло. Он надеялся, что тот, кто сейчас смотрит на них в монитор, смог точнее заметить это.

– Итак, продолжим, – сказал он, поторапливая ее. – Вы рассказывали мне свою историю. О своей семье. Я готов, я слушаю вас.

Софи откинула голову назад и подняла глаза вверх, словно получала сигналы или инструкции из невидимого источника где-то на потолке.

– Нас было четверо… – начала она. – Я, мой брат, отец… – Она запнулась, в глазах что-то изменилось, лицо стало отсутствующим. – И моя мать…

Она замолчала, погрузившись в какие-то свои грезы.

– Так что насчет вашей матери? – напомнил Фил.

Голова Софи дернулась, и она посмотрела ему в глаза.

– Она умерла.

– Понятно. Она умерла.

– Или… исчезла. Я точно не знаю. Что-то в этом роде.

Она зажмурилась и наморщила лоб, словно напряженно пыталась что-то вспомнить.

– Я помню… других детей. По крайней мере, я думаю, что помню других детей. Я точно не знаю. – Она замотала головой, как будто разгоняя тягостные воспоминания. Как будто они принимали странную форму, которая ее не устраивала. – Как бы там ни было, нас осталось трое. Я, мой брат и отец.

– Именно в это время вы и стали Гейл?

Она смутилась на какое-то мгновение, потом улыбнулась.

– Там я не была Гейл. Ею я стала, когда приехала сюда, в Колчестер. Я всегда была Софи. Или София.

– София…

– Моя мама обожала кинозвезд.

– София Лорен, – догадался Фил.

Она кивнула.

– Верно.

– А ваш брат?

– Он Хестон. В честь…

– Чарльтона Хестона. [11]11
  Чарльтон Хестон (1923–2008) – американский актер, лауреат премии «Оскар» (1959), семь раз избирался президентом Гильдии киноактеров.


[Закрыть]

Она снова кивнула. Потом лицо ее помрачнело.

– Да…

– Продолжайте, Софи, – сказал Фил, пытаясь снова вытянуть ее на рассказ. – Вы говорили о своей матери. Она умерла? Или исчезла?

– Да…

Фил ждал. Молчание. Он решил помочь ей.

– А что произошло после этого?

– Просто нас осталось всего трое. И с тех пор уже всегда было только так.

– И вы были… счастливы?

На Софи накатила новая волна воспоминаний. Глаза ее снова помрачнели.

– Мой отец… – Лоб ее напряженно сморщился. – Мой отец… У него были… потребности…

«О господи, – подумал Фил, – этого еще не хватало!» Собственно, чего-то такого он и ожидал. Потрясение, которое в итоге привело к расстройству рассудка. Он еще больше понизил голос и задал вопрос, ответ на который был ему уже известен:

– Потребности какого рода?

– Мужские потребности.

– И вы… удовлетворяли их?

Она кивнула.

– Да. – Ее голос как-то сжался, вернулся в прошлое. Стал тоньше, детским. – Я должна была удовлетворять их.

– И сколько вам тогда было лет? Когда он начал этим заниматься?

Она пожала плечами.

– Когда мама умерла. Исчезла. С тех самых пор.

– Вы не помните, сколько вам было лет?

Она покачала головой.

– Я была маленькая, – сказала она, и голос ее сейчас соответствовал этому.

Фил с трудом сглотнул и продолжил:

– Только вы? А ваш брат?

Она снова нахмурила брови. Новые мрачные воспоминания.

– Нет. Только я.

Она замолчала. Фил ждал, раздумывая, не стоит ли вмешаться и поторопить ее. Потом Софи заговорила снова.

– Хотя он пытался это сделать.

– Кто? Ваш отец?

– Нет… Мой брат. Он пытался. Пытался остановить моего отца. Остановить… то, что тот делал со мной.

– Ему это удалось?

Она посмотрела на него так, будто не верила, что он вообще мог задать такой вопрос.

– Конечно, нет. Он был совсем ребенком. Отец отшлепал бы его, если бы он сделал это, если бы баловался. По-настоящему бы отшлепал.

– Он бил его?

Она кивнула.

– Сильно?

Она вздохнула.

– Он всегда приставал к нему. Хестон был нехорошим. Хестон был бесполезным. Никудышным, плохим. Хестон даже не мог делать того, что делала для него Софи, он даже на это не годился. Поэтому отец бил его. Кулаком, кнутом. Всем, чем угодно.

– А вам он когда-либо причинял боль? Я имею в виду, не считая…

Она покачала головой.

– Нет. Никогда. Я все делала правильно. Не как Хестон. Он не мог делать правильно. – Она снова умолкла. Потом вдруг неожиданно тихо рассмеялась. – А знаете, что во всем этом самое забавное? Хестон мне по-настоящему завидовал.

– Из-за того… что вы привлекали к себе внимание?

Софи кивнула.

– Он ненавидел то, что наш отец делал со мной. Он всегда кричал, спрашивал, что с ним не так? Почему он не делает этого с ним? Потому что он завидовал, что отец делал это со мной, а не с ним. Потому что это была любовь. Он говорил, что, когда отец делал это со мной, он так показывал мне свою любовь. И Хестон очень переживал, что он лишен этого.

Фил молчал. Он не мог придумать, что можно на такое сказать.

– И сколько все это продолжалось? – наконец спросил он.

Софи пожала плечами.

– Не знаю. Нет. Пожалуй, знаю. – Ее лежащие на столе руки начали дрожать. – Я…

Она опустила голову, и упавшие волосы полностью закрыли ее лицо.

Фил ждал. Софи уже достигла стадии, которая часто наступает в подобного рода допросах. Независимо от того, что сделали эти люди или что сделали с ними, им хочется излить душу. Высказаться открыто. Снять камень с души. Не заботясь больше о судьбе ноши, которую теперь придется нести тому, кто их выслушивает.

Но только не в этот раз. Фил сейчас мог думать только об одном – о том, что эта женщина сделала с Клейтоном.

Она продолжала:

– Он…

Голос Фила стал еще тише, превратившись почти в шепот.

– Вы забеременели от него.

Не поднимая головы, она кивнула. И волосы ее качнулись вперед и назад.

– А потом… – В осторожных интонациях Фила звучало сострадание. – У вас… был ребенок?

Она покачала головой.

– Я… Он умер. Прямо во мне. Я была… недостаточно сильной, как он сказал…

Фил чувствовал, как в нем закипают злость и смятение. «Софи делала ужасные вещи, – подумал он, – но все это не происходит в вакууме. Кто-то сформировал ее, сделал ее способной на это. И этот человек был настоящим чудовищем».

Фил не мог позволить себе сочувствие, независимо от того, что сделали с ней. Во время допроса он вообще не должен испытывать никаких чувств. Поэтому он снова надел на лицо профессиональную маску.

– Вы потеряли ребенка.

Она кивнула.

– А что произошло потом?

– С меня было достаточно. Я достала какие-то таблетки. Попыталась принять их все… – Плечи ее задрожали, дыхание стало прерывистым, слова начали перемежаться с всхлипываниями. – Хестон нашел меня. Сунул мне в горло пальцы… Остановил меня… Думаю, он спас мне жизнь. Потом мы разговаривали с ним. – Она подняла голову. На щеках остались следы слез, глаза были красными. – И я поняла, что должна убежать. Потому что я подумала: что со мной еще может произойти плохого? Ничего. Все самое худшее уже случилось. Поэтому я… я почувствовала себя сильной. Как будто… как будто я заново родилась. Я сказала Хестону… сказала, что должна убежать. А он сказал, что поможет мне в этом.

– Почему он не убежал вместе с вами?

– Потому что… потому что кто-то должен был остаться. Присматривать за отцом. – Она сказала это как нечто само собой разумеющееся.

– О’кей, – сказал Фил. – Значит, вы убежали. А Хестон остался. – Софи кивнула. – А что случилось с ним? Когда отец обнаружил, что вы ушли?

Она горько рассмеялась.

– Он был в бешенстве. Просто с ума сходил. Он хотел добраться до меня и не мог. Он пытался выяснить, куда я сбежала, но Хестон не говорил ему, потому что сам этого не знал. Но отец все равно продолжал допытываться. Совсем его доконал. – Она по-детски хихикнула, как будто эти воспоминания были слишком ужасными и единственной защитной реакцией мог быть только смех. – Чуть не убил его тогда, правда. – Она вздохнула. – Но Хестон выкарабкался.

– И он все еще там?

– Хестон?

Фил кивнул.

– Да.

– Ну, вроде того…

– Что вы хотите этим сказать?

Она посмотрела на стену у него за спиной и ничего не ответила. Фил решил пока оставить эту тему.

– И вы приехали в Колчестер. Здесь вы начали…

– Обо мне вы все знаете, – перебила она. Слова ее звучали отрывисто. – Вы знаете, что произошло со мной после того.

– А как же ваш брат? Что случилось с ним?

Она откинула голову назад и снова задумалась.

– Все изменилось. Деревня изменилась. Как вы сами говорили, теперь она не так отрезана от мира. Сюда начали переезжать люди из города. Строить новые дома. Новые усадьбы. Шикарные поместья. – Слова ее текли медленно, извиваясь, словно перепачканные землей дождевые черви.

– Держу пари, что вашему отцу это очень не нравилось, – сказал Фил.

Она снова горько усмехнулась.

– Да уж. Люди заговаривают друг с другом, стараются быть доброжелательными… Он ненавидел это. Он ненавидел внимание. И еще он не мог найти никого, кто… удовлетворял бы его мужские потребности.

– И что же он предпринял?

– Заставил Хестона делать это. – Слова прозвучали просто и обыденно. – Но не в том виде, в каком тот был тогда. Потому что мой отец не был каким-то гомиком. – Она снова засмеялась. – О нет! Он может быть кем угодно, только не гомиком.

Фил чувствовал, как с каждым ее словом в нем нарастает ужас. Ему казалось, что он уже знает, к чему приведет это признание.

– И тогда… – Он почти боялся задавать следующий вопрос. – Что он сделал тогда?

– Переодел его.

Фил кивнул. Именно этого он и ожидал. Он посмотрел в лицо Софи и почувствовал, что этим дело не закончилось.

– Что еще?

– Сделал то, что он хотел. Превратил его в…

– В вас?

Софи потупилась и кивнула. Торжество истины, которой добился Фил, казалось ничтожным на фоне жутких вещей, о которых она рассказывала. Этот взгляд, эти жесты говорили о том, что под растоптанной, безумной оболочкой еще оставалось что-то человеческое. Он должен поработать с этим, как-то вытащить его наружу.

– Значит, Хестон занял ваше место.

Она снова кивнула.

– Сначала отец смирился с этим. Но потом… – Она содрогнулась, словно знала это из личного опыта.

– Что потом? Что случилось потом, Софи?

– Он возненавидел себя, – с горечью сказала она. – Он ненавидел себя и ненавидел Хестона. За то, что они делают. Он начал бить его. Снова бить кнутом.

Фил еле сдерживал дрожь.

– И Хестон терпел все это?

Она кивнула.

– Он был напуган. У него не было выбора. – Она огляделась по сторонам, словно выйдя из состояния транса и видя эту комнату в первый раз. – Я хочу пить. Я хочу прекратить это. Я хочу пить.

– Уже недолго, Софи. Продолжайте. Еще немного.

– Нет. Я хочу пить. Я хочу прекратить.

Фил не мог остановиться. Он должен был продолжать. Он хотел продолжать. Он уже прорвался, он вот-вот доберется до нее. Он не может сейчас останавливаться. Она должна продолжать. Обязана…

Он посмотрел на нее. Все черты прошлой Софи исчезли. Никакой сексуальности, никакой привлекательности. Перед ним сидела женщина с поломанной психикой. Она замолчала и не скажет ни слова, пока снова не будет готова к этому. Он вздохнул и взглянул на часы. Нагнулся к микрофону.

– Допрос прерван в…

Глава 72

Муж Эстер вернулся. Она чувствовала его присутствие, но не слышала его голоса. Она попыталась заговорить с ним, но ответа не было. Поэтому она отказалась от дальнейших попыток. А потом он вдруг исчез – так же неожиданно, как и появился, – и снова оставил ее одну. С ребенком.

Ей было тревожно и некомфортно. Она не могла ни на чем сосредоточиться. Сердце бешено стучало, в голове вертелся целый рой мыслей о том, что могло случиться. Они могут ворваться в дом и забрать у нее ребенка. Она посмотрела на младенца, который после ухода ее мужа снова заснул. Она по-прежнему старалась почувствовать что-то к нему, что-то позитивное, что люди ощущают по отношению к потомству, но ничего подобного не происходило. Возможно, пусть они заберут этого ребенка. И оставят ее с миром. С миром и с ее мужем.

Она закрыла глаза и попыталась позвать его. Ничего не вышло. Ответа не последовало. Она снова позвала его, на этот раз громче. Ничего. Пока она делала это, ребенок зашевелился. Она не обращала на это внимания, просто ждала и слушала.

По-прежнему ничего.

По телу ее пробежала дрожь. Может быть, он совсем ушел, ее муж. Может быть, он уже не вернется. Может быть, он бросил ее.

Голова у нее кружилась, мысли путались.

Нет. Он не мог поступить так. Не мог снова оставить ее одну. Как раньше. Как в прежние времена. Она старалась не думать о тех днях, это печалило ее. И даже заставляло плакать, если она думала об этом слишком долго. Но тут она ничего не могла поделать.

Она пыталась вычеркнуть их из памяти, но эти времена, много лет тому назад, когда она была совсем одна, испугана, когда она очень боялась и постоянно плакала, не отпускали ее. До тех пор пока ее муж не начал любить ее, пока они не стали одним целым. Внутри у нее поднималось какое-то неприятное чувство. Чувство, замешанное на одиночестве и страхах прошлого, чувство, которое она тащила с собой через всю жизнь. Его она ненавидела больше всего. Это был страх остаться одной. Или быть нелюбимой.

И теперь ее муж был недостижим. А ониуже приближались к ней.

Она не вынесет этого. Она не может быть покинутой. Это убьет ее. Ее муж был ей необходим. Она должна найти его.

Она звала его, кричала изо всех сил.

Ничего.

Она кричала снова.

Ее муж не отвечал. Но зато заворочался ребенок. Начал плакать, сначала тихонько всхлипывая, потом все громче, набирая в легкие больше воздуха и чувствуя себя за этим занятием все более уверенно.

Эстер снова охватили старые чувства. Они стали медленно подниматься откуда-то изнутри, норовя вырваться из нее.

Ребенок продолжал плакать.

Она упала на колени, не в силах остановить эти ужасные старые переживания. Им нужно было выйти наружу. Она откинулась назад и закричала во весь голос. Принялась биться головой о пол и колотить в него кулаками, пока не сбила руки в кровь. При этом она кричала не переставая.

Наконец она остановилась, но крик продолжал звучать в ее голове. Она открыла глаза, ожидая, что он прекратится, но этого не произошло. Только сейчас она вспомнила, что рядом с ней был ребенок.

В ней поднялась волна новых чувств. Их было уже легче определить. Ненависть. Если бы не этот ребенок, она не попала бы в неприятности. Ее муж был бы здесь, а они– кто бы они ни были – не преследовали бы ее. Не преследовали их. Ребенок. Во всем этом была только его вина.

Она встала и подошла к ржавой ванночке. Замерла над крошечным пищащим существом. Сквозь застилавшие глаза слезы посмотрела на него твердым взглядом.

Он крикнул. Она крикнула в ответ. Он крикнул громче. Эстер закричала еще оглушительнее. Что бы она ни делала, он не замолкал.

Тогда она нагнулась, вытащила ребенка из колыбели и, подняв на уровень лица, снова закричала на него. Рот ее широко открылся, словно она готова была проглотить его. Так они кричали и кричали…

Наконец ребенок замолчал. Эстер была удивлена. Она огляделась по сторонам, все еще не веря своей удаче. Но он и в самом деле перестал вопить. Она улыбнулась про себя. Такого в книжках о воспитании детей не было. Она сама это придумала.

Довольная собой, она положила ребенка обратно в кроватку. Но темное чувство вернулось. Ее муж отсутствовал. Онипридут и за ней.

Она пыталась не сдаваться. Она должна держать себя в руках, должна думать. Должна что-то делать.

Она снова посмотрела на ребенка, едва сдерживая поднимавшуюся ненависть и горячее желание обвинить его во всех бедах. Потому что во всем был виноват этот ребенок. Она была уверена. Так подсказывала бушевавшая в ней злость.

Его можно убить. Она могла бы это сделать. Обхватить руками за его шею и сдавить. Даже не придется делать это слишком сильно, он еще совсем маленький. Косточки сразу треснут, как прутики для растопки печи. Совсем просто.

Она взялась грубыми, мозолистыми руками за его гладкую шейку.

Он смотрел на нее. Живой и славный. Большие голубые глаза. Круглое, еще не сформировавшееся личико.

Руки ее опустились. Она не могла сделать этого. Только не тогда, когда он так смотрит на нее. Независимо от того, как она его ненавидит.

Она смотрела, как он дрыгает ножками в кроватке, вытягивает ручки, сжимает и разжимает кулачки. Лицо ее было пустым и отрешенным.

«Когда он заснет… – подумала она. – Когда закроет глаза…»

Тогда она избавится от него.

А потом убежит.

Глава 73

– Мы проверили, – сказала ему Анни в комнате наблюдения. – Я отметила это. Она как-то дернулась, когда вы сказали «Врабнесс», поэтому я проверяла там. Ничего похожего. Ни Гейл Джонсон, ни Софи Гейл, ни Софи Джонсон – ничего.

Фил вздохнул и посмотрел сквозь стекло. Софи сидела, откинувшись на спинку стула: ноги вытянуты, руки на столе. Сейчас она совсем не была похожа на жесткую и стойкую женщину, какой была, когда в первый раз заходила сюда.

«Я справлюсь с ней, – подумал он. – Я ее все равно сломаю».

В комнате наблюдения было полно народу. Присутствовали практически все, кто был задействован в расследовании: Анни, Пташки, офицеры и просто полицейские. Словом, народу собралось столько, сколько могло вместить это помещение. Все ждали. Всем хотелось увидеть, как сломается и расколется убийца их коллеги, их друга. И Фил чувствовал груз ответственности, лежавший на нем.

– Продолжайте искать, – сказал он. – Я попробую выяснить ее настоящее имя. – Он вздохнул. – Хотя даже если мне это удастся, нет никакой гарантии, что ребенок находится там. Но это будет хорошим началом.

– Просто узнайте имя, – сказала Анни. – Что-то, за что я могла бы зацепиться.

– О’кей.

– И мы до сих пор не знаем, кто этот человек на фотографии. Ее брат? Отец?

– Я пошел, – сказал Фил, сожалея, что в душе не чувствует уверенности, которая прозвучала в его голосе.

Он посмотрел на Софи и взял чашку с чаем для нее.

– Пожелайте мне удачи, – добавил он.

– Удачи вам, босс, – сказала Анни.

Констебль, похоже, была уже за гранью усталости. Казалось, каждый час сегодняшнего дня она старела на год. Фил улыбнулся ей уверенной, как он надеялся, улыбкой и вышел из комнаты.

В коридоре перед комнатой для допросов он остановился и прислонился к стене. Сделал глубокий вдох. Потом еще один. Расслабился.

«Давай, – сказал он себе, – иди туда и проведи главный допрос всей своей жизни».

Фил включил диктофон.

– Допрос продолжен в…

Он сверился с часами и назвал время, потом произнес остальные формальные фразы. Придвинул Софи чай. Она взяла чашку, обхватив ее ладонями. И пила с закрытыми глазами.

– Итак, – сказал он, когда она поставила чашку на стол, – на чем мы остановились? А-а, да. Вы рассказывали мне о брате. И об отце.

Тень улыбки, блуждавшая на ее лице, исчезла, и вместо нее появилось какое-то мрачное выражение.

– Хестон, так, кажется?

Она кивнула.

– Джонсон?

Она нахмурилась и казалась слегка сбитой с толку.

– Джонсон. Это ваша фамилия. У него та же фамилия, что и у вас?

Она покачала головой.

– Моя фамилия не Джонсон.

– Тогда Гейл.

Она задумалась.

«Решает, стоит врать или нет», – подумал Фил.

– Нет.

– Тогда как же вас зовут на самом деле?

Она помолчала, и глаза ее стали хитрыми.

– Если я скажу, вы сразу же поедете туда. Я не могу вам сказать.

Фил пожал плечами, пытаясь сделать вид, что для него это не так уж важно.

– Ладно, не имеет значения. Мы это все равно так или иначе выясним. Я только хотел бы подробнее узнать о вашем отце. И брате.

Голос его стал тише, в нем появилась сочувственная интонация, которой Фил уже пользовался раньше. Он наклонился к Софи через стол, словно они были наедине и вели доверительный разговор, делясь своими секретами.

– Вы рассказывали мне, что отец делал с вашим братом. И как сильно он это ненавидел.

Он смотрел ей в лицо, на котором читались боль и страдание. То, что он просил ее вернуть к жизни события прошлого, было все равно что заставлять ребенка войти в комнату с его самыми жуткими ночными кошмарами. В этот момент ему стало искренне ее жаль. Но потом он вспомнил, что она убила его сержанта, и знакомая волна ненависти подавила сострадание. Он совладал с жалостью и освободился от нее.

– Он… ненавидел это…

– Вы это уже говорили. И что делал ваш брат? Давал отпор? Убегал?

Она покачала головой.

– Нет. Он не мог ничего сделать. Он был недостаточно сильным. Он просто… терпел это. – Она вздохнула. – Пока… он уже больше не мог этого выносить.

– Он убил себя?

Она покачала головой.

– Если бы он сделал это, все было бы проще. Нет. Он… он нарядился в платье. Он только что… только что позаботился об отцовских потребностях. Он хотел угодить ему. Отец продолжал бить его, мучить, причинять ему боль. Говорил всякие вещи, жуткие вещи…

Она посмотрела на чашку. Но пить не стала. Фил ждал.

– Он сам рассказывал мне это. Он дополз до кухни. Он не мог идти. Он истекал кровью из-за того… из-за того, что наш отец сделал с ним. Он заполз туда. И взял нож. Такой большой нож. Которым режут кур.

Фила передернуло, но он надеялся, что она этого не заметила. Софи была с головой захвачена рассказом.

– Он взял его и… он… – Ее голос упал до шепота. – Отрезал себе член.