Текст книги "Мертвые возвращаются?.."

Автор книги: Тана Френч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 42 страниц)

– Представь себе, да, – ответил Фрэнк, нащупывая на полу сигареты. – У них на факультете есть аспирантка, Бренда Грейтли, у нее тот же научный руководитель, что и у Лекси.

Бренда Грейтли была в списке БЗ – пышнотелая, грудастая, глаза навыкате, пухлые щеки, которые уже начали слегка обвисать, и копна рыжих кудряшек.

– Эта особа большая любительница совать нос не в свои дела. После того как наша пятерка переехала в Уайтторн-Хаус, она спросила у Лекси, не мешает ли той постоянное присутствие парней. Подозреваю, что вопрос содержал намек – она надеялась услышать что-нибудь пикантное, – но, судя по всему, Лекси ответила ей, что по вечерам ходит на прогулки и их для нее более чем достаточно, чтобы побыть одной, и вообще она не водит дружбу с теми, кто ей не нравится. После чего развернулась и ушла. Не знаю, поняла ли Бренда, что ей, можно сказать, плюнули в лицо, или нет, но так оно было.

– Ну хорошо, – согласилась я. – В таком случае не знаю даже, каким боком вписать сюда ее приятелей. Ладно, давайте попробуем. Там увидим, куда это нас заведет. Допустим, одному из них нужно поговорить с Лекси с глазу на глаз о чем-то важном. Однако вместо того чтобы сделать все тихо – например пригласить в колледже на чашечку кофе, – он отправляется вместе с ней на прогулку или же выходит из дома вслед за ней. Так или иначе, он нарушает заведенный распорядок (а, как нам известно, для нашей пятерки распорядок – дело святое) и громогласно заявляет всем, включая Лекси, что якобы что-то случилось. После чего берет с собой нож. А наши милые интеллектуалы…

– Она хочет сказать, наши милые гомики, – уточнил Фрэнк (ремарка эта предназначалась Сэму) и щелкнул зажигалкой.

– А вот этого не надо, – ответил тот и положил ручку. – Мы не можем исключить их лишь на том основании, что они, как ты выразилась, милые интеллектуалы. Признайся лучше, сколько случаев тебе приходилось распутывать, когда милые, воспитанные…

– А я и не исключаю, – ответила я. – И дело не в том, что ее убили. Даже если бы ее нашли задушенной или размозжили ей голову о стену, я бы не удивилась, окажись убийцей кто-то из них. Но я хочу сказать другое: такие люди не носят при себе нож, разве только задумают кого-то убить, но, как я уже говорила, эта версия не вписывается в наш психологический портрет. Готова спорить на любые деньги, что никто из четверых не имеет привычки расхаживать с ножом в кармане. Возникни у них желание кому-то пригрозить или кого-то убедить, им бы и в голову не пришло, что можно использовать нож, потому что в том мире, в котором они существуют, свои интересы отстаивают с помощью аргументов, а не ножей.

– Убедила, – немного подумав, сказал Сэм и, вздохнув, снова взялся за ручку. А вот до бумаги так и не донес, словно забыл, зачем она ему понадобилась. – Так обычно и поступают.

– Даже если мы допустим, что кто-то из них преследовал Лекси, – продолжила я нить своих рассуждений, – причем захватив с собой нож, чтобы зачем-то ее припугнуть, как он представлял себе дальнейшее развитие событий? Неужели полагал, что это сойдет ему с рук? Ведь они оба принадлежат к одному и тому же кругу людей. Крошечному, закрытому для посторонних. У Лекси нет причин не соглашаться на то, что он от нее хочет, потому что, вернувшись домой, ей ничто не мешает рассказать остальным, что, собственно, произошло. Одно ее слово, и наш герой – если только это не сам Дэниел – в два счета вылетел бы из Уайтторн-Хауса. Они умные люди. Будь это что-то явное, они бы уже давно заметили.

– К слову сказать, – подал голос Фрэнк – он явно заскучал и решил переметнуться на другую сторону, – умные люди только и делают, что совершают глупости.

– Не такие же! – возразил Сэм. – Глупости, согласен. Но бессмысленные поступки – ты меня извини.

И вновь на его лице появилась страдальческая маска. Мне захотелось себя убить.

– А как у них по части наркотиков? – спросила я. – Бывает, что даже умные люди, нанюхавшись кокаина, творят всякие глупости.

Фрэнк громко потянул носом табачный дым.

– Крайне маловероятно, – ответил Сэм, не глядя на меня. – Они у нас паиньки. Время от времени позволяют себе пропустить стаканчик-другой, но, глядя на них, не скажешь даже, что они балуются травкой, не говоря уж о чем-то более сильном. Как вы помните, анализы нашей барышни можно выдавать за анализы младенца.

Ветер, который только что как сумасшедший барабанил в окно, снова стих, словно затаился, готовясь к очередной атаке.

– В таком случае эти четверо невиновны – если только мы с вами не упустили чего-то важного.

– Похоже, что так, – после минутных раздумий откликнулся Сэм. Он осторожно закрыл блокнот и прицепил к нему ручку. – В таком случае самое время заняться поисками этого «чего-то важного».

– Можно задать тебе один вопрос? – спросил Фрэнк. – С чего это ты прицепился к этой четверке?

Сэм потер ладонями лицо и заморгал, словно у него устали глаза.

– А к кому еще? – парировал он. – Потому что других, как ты мог заметить, у нас нет. Потому что если не они, то кто же?

– У нас получился такой чудесный портрет, – напомнил Фрэнк.

– Помню, – со вздохом ответил Сэм. – И спасибо за помощь, Кэсси. Честное слово, я серьезно. Тем не менее на данный момент у меня нет никого, кто бы ему соответствовал. Все, что у меня есть, это несколько десятков местных парней – кстати, и женщин тоже, – которые попадают в нужную нам возрастную группу. Некоторые с криминальным прошлым, а кое-кто даже смекалист. Одна беда – никто из них никогда не встречал нашей барышни. Еще есть несколько десятков ее знакомых по колледжу, и кое-кто из них вроде бы как подходит по всем статьям, кроме одной – ни один ни разу не был в Гленскехи, не говоря уж о том, чтобы свободно ориентироваться на местности. Никого, кто бы совпадал с нашим портретом от и до.

Фрэнк вопросительно выгнул бровь.

– Не в обиду будет сказано, – произнес он, – но разве не именно этим мы сейчас занимаемся с детективом Мэддокс?

– Понимаю, – ответил Сэм, не поднимая глаз. – Если я успею его найти, можете спать спокойно.

– Тогда поторопись, – сказал Фрэнк. Он все еще лежал на диване, задумчиво глядя на Сэма сквозь завесу табачного дыма. – Потому что в воскресенье в игру вступаю я.

На мгновение воцарилась абсолютная тишина. Даже ветер за окном, и тот притих. До этого Фрэнк не называл никаких точных дат. Я покосилась на лежавшие на столе карты – казалось, будто они извиваются и подрагивают, превращаясь на моих глазах в блестящие на солнце листья, неровное стекло, отполированный временем камень; обретают жизнь.

– Уже в воскресенье? – удивилась я.

– Только не смотри на меня так, – заявил Фрэнк. – Вот увидишь, киска, ты справишься. И представь: тебе больше не придется видеть мою рожу.

Надо сказать, в данный момент это обстоятельство отнюдь не казалось мне большим плюсом.

– Ну ладно, – сказал Сэм. Жадными глотками допил кофе и поморщился. – Мне пора.

Он поднялся и рассеянно похлопал по карманам.

Квартирка Сэма расположена в жутком загородном комплексе, что в буквальном смысле выросли посреди чиста поля. А если учесть, что сам он валился с ног от усталости, а ветер грозился сорвать с крыши черепицу, то ничего хорошего в этом не было.

– И куда тебя несет в такую погоду, – сказала я. – Послушайся меня, останься здесь, все равно нам работать почти до утра.

– Точно, оставайся с нами, – поддакнул Фрэнк и, гостеприимно раскинув руки, одарил Сэма своей самой подкупающей улыбкой. – Можем устроить танцы в пижамах. Будем жрать пастилу, играть в фанты.

Сэм стащил пальто со спинки дивана и уставился на него, словно не знал, что делать.

– Не в этом дело. Я все равно не домой. Хочу заглянуть на работу, еще раз пройтись по папкам. Не волнуйтесь, как-нибудь доберусь.

– Понятно, – бодро откликнулся Фрэнк и помахал на прощание. – Желаю удачи. Если что нароешь, звони.

Я проводила Сэма вниз, у дверей чмокнула на прощание в щеку, и он поплелся к своей машине: пригнувшись от ветра, руки в карманах. Возможно, я просто принесла с собой в квартиру порыв ветра, но, после того как Сэм ушел, в квартире сделалось как-то пусто и зябко.

– Он бы все равно ушел, – сказала я Фрэнку, – и нечего было изображать из себя долбоёба.

– Кто его знает? – парировал Фрэнк. Он принял вертикальное положение и принялся убирать картонки из-под китайских яств. – Насколько я могу судить по имеющимся у нас видео, Лекси никогда не употребляла слово «доставать». В сходных обстоятельствах она скорее сказала бы «надолбать» или «цепляться». Это я к слову. Если хочешь, я могу помыть посуду, а ты тем временем расскажешь мне, как дойти от их дома до той развалюхи. Только, чур, не подсматривать.

После того случая Сэм предпочитал подолгу у меня не задерживаться. Приходил поздно, уходил рано утром, спал отдельно и ничего не говорил, если ему случалось застать на моем диване Фрэнка. Чаще всего его присутствие сводилось к тому, что он целовал меня, передавал пакет с продуктами и быстро сообщал последние новости. В принципе таковых почти не было. Ребята из бюро прочесали буквально каждый квадратный сантиметр сельских дорог, по которым при жизни бродила Лекси во время своих полуночных прогулок, но ничего не нашли: ни крови, ни отпечатков подошв, ни следов борьбы, ни места предположительной засады – вину они валили на дождь, ни оружия.

Сэм и Фрэнк постарались, чтобы газетчики не совали нос, – сделали для прессы обтекаемое заявление о том, что в районе Гленскехи имело место вооруженное нападение на человека. Жертва нападения помещена в больницу Уиклоу, где на всякий случай установили наблюдение. Увы, никто так и не пришел, даже ее соседи по дому. От телефонной компании пришел ответ на запрос о звонках с ее мобильника. Ничего. Опрос местных жителей тоже мало что дал – практически у всех недоказуемые алиби («…а потом кончился сериал и мы с женой легли спать»). Они дали лишь неприязненные комментарии в адрес «этих заносчивых сопляков» из Уайтторн-Хауса, и еще более неприязненные – в адрес Бирна и Догерти, в которых ни с того ни с сего проснулся интерес к Гленскехи. В общем, ничего такого, за что можно было бы зацепиться.

Учитывая характер отношений пятерки с местным населением, а также их общий настрой, Догерти и Бирну поручили просмотреть миллион часов записей, сделанных камерами видеонаблюдения, – вдруг где-нибудь да засветился посторонний человек. Увы, когда устанавливали камеры, никто не предвидел такого развития событий, так что выяснить удалось лишь то, что в ночь убийства никто не въезжал в Гленскехи по главной дороге и не выезжал из нее между десятью вечера и двумя часами ночи.

Все это дало Сэму повод вновь завести разговор об обитателях Уайтторн-Хауса, в ответ на что Фрэнк резонно заметил: есть сотни способов пробраться в Гленскехи, не будучи замеченным видеокамерами. Что, в свою очередь, дало Бирну повод высказать все, что он думает, о «столичных бездельниках», которые только и умеют, что отнимать чужое время, раздавая бессмысленные поручения. Я подозревала, что дежурка полицейского участка окутана густым наэлектризованным облаком тупиковых версий и задетого самолюбия, а настроение у всех, как говорится, ниже плинтуса.

Фрэнк уже сообщил обитателям Уайтторн-Хауса, что Лекси возвращается домой. Они, в свою очередь, передали ей кое-какие вещи: открытку с пожеланием выздоровления, несколько шоколадных батончиков, светло-голубую пижаму, одежду, увлажняющий крем – явно от Эбби, – пару книжек Барбары Кингсолвер, аудиоплейер и с десяток кассет. Я не говорю о том, что таких я не видела как минимум лет десять; хуже, что, глядя на имена, было невозможно сказать что-то определенное по поводу ее вкусов. Были здесь и Том Уэйтс, и Брюс Спрингстин, и то, что обычно можно услышать в музыкальных автоматах на бензоколонках. Тут же были Эдит Пиаф и какая-то женщина по имени Амалия, хриплым голосом распевающая на португальском душещипательные баллады. Тем не менее все это была хорошая музыка. Окажись здесь, к примеру, Эминем, я бы послала всю затею куда подальше. На открытке было лишь одно слово: «Выздоравливай» – и четыре подписи. И больше ничего. Подобная краткость настораживала, словно за ней скрывался какой-то неведомый мне секрет. Шоколадные батончики слопал Фрэнк.

Согласно официальной версии последствием комы стала потеря кратковременной памяти. Само нападение Лекси не помнила, лишь чуть-чуть из того, что случилось за несколько дней до происшествия.

– Нам так даже лучше, – философски заметил Фрэнк, – если ты, не дай Бог, что-то перепутаешь, всегда можно притвориться несчастной и что-то там пробормотать про потерю памяти. Вот увидишь, они постесняются расспрашивать дальше.

Я тем временем сообщила тетушке и дяде, а также немногочисленным друзьям, что меня отправляют на некие курсы, которые продлятся несколько недель. Сэм утряс мое отсутствие на рабочем месте – поговорил с Куигли, этим самым большим недоразумением убойного отдела. Как бы по секрету сказал ему, что я взяла длительный отпуск, чтобы завершить образование (на случай если кто-то вдруг наткнется на меня в городе с рюкзачком, челочкой и хвостиками). Куигли – это главным образом необъятных размеров задница и под стать ей рот, к тому же меня он никогда не жаловал. Так что в течение двадцати четырех часов только глухой не узнает, что я взяла передых. Предполагаю, что не обойдется без пары-тройки ярких штрихов (беременность, нервы, наркозависимость) – для пущей убедительности.

К четвергу Фрэнк бомбардировал меня вопросами: где ты сидишь за завтраком? Где хранишь соль? Кто подвозит тебя в колледж в среду утром? Номер кабинета твоего научного руководителя? Если я допускала ошибку, он тотчас прочесывал близлежащую территорию, причем во всех направлениях: фото, шутки, видеозаписи, записи допросов, – пока все это не становилось частью меня самой и ответы автоматически не слетали с моего языка. После чего снова подвергал меня артобстрелу: где ты провела позапрошлое Рождество? В какой день недели твоя очередь покупать продукты? Казалось, рядом со мной на диване расположилась машина по отработке теннисных ударов – только в человечьем обличье.

Сэму я этого не говорила – меня тотчас начинала грызть совесть, – но прошедшая неделя была для меня в удовольствие. Обожаю преодолевать трудности. Нет, конечно, изредка меня посещала мысль, что происходящее жутко смахивает на театр абсурда, причем чем дальше, тем абсурднее. Лично мне этот случай напоминал ленту Мебиуса, что, между прочим, страшно мешало думать: Лекси – одна, вторая, третья – повсюду, какой стороной его ни переверни, и, в конце концов, перестаешь понимать, о какой, собственно, идет речь. Я порой ловила себя на том, что с языка был готов сорваться вопрос, как там она поживает…

У Фрэнка есть сестра Джеки, парикмахер. В пятницу вечером он привел ее ко мне, чтобы она меня подстригла. Джеки – тощая крашеная блондинка, и, похоже, ей глубоко наплевать, чем занимается ее брат. Лично мне она нравится.

– Да, неплохо бы слегка укоротить, – сказала она, профессионально пройдясь по моей челке фиолетовыми наманикюренными ногтями. – Как тебе самой хотелось бы?

– Вот так.

Фрэнк тотчас выудил из пачки снимок мертвой Лекси и вручил сестрице.

Джеки осторожно, двумя пальцами взяла фото и окинула его подозрительным взглядом.

– Эй, эта женщина, она что, мертвая?!

– Информация не подлежит огласке, – пояснил Фрэнк.

– Не подлежит огласке! Блин, она кто, твоя сестра?

– Не смотри на меня так, – ответила я. – Спроси лучше своего братца.

– С этим ослом невозможно разговаривать. Дай-ка еще взглянуть. – Она взяла следующую фотографию и протянула ее Фрэнку. – Фу, какая мерзость. У тебя что, другого занятия нет, кроме как копаться в трупах? Пошел бы в дорожную инспекцию, от них хоть какая-то польза. Выходит, я тащилась сюда целых два часа, чтобы…

– Послушай, Джеки, твое дело стричь, – оборвал ее Фрэнк, жестом полного отчаяния взлохматив свою шевелюру, отчего волосы теперь торчали во все стороны. – И хватит капать мне на мозги.

Джеки покосилась в мою сторону, и мы обменялись с ней женскими улыбочками – мол, что с них, мужиков, взять.

– И запомни, – воинственно заявил Фрэнк (полагаю, в пику нам обеим), – никому ни единого слова, поняла?

– Поняла, – вздохнула Джеки, вытаскивая из сумки расческу и ножницы. – А ты пойди приготовь нам чаю. Если, конечно, ты не против, милочка. – Это уже ко мне.

Фрэнк покачал головой и, громко топая, направился к раковине. Джеки начесала мне волосы на глаза и подмигнула.

Как только она закончила, меня было не узнать. Раньше я никогда не стригла челку так коротко. Казалось бы, разница всего в сантиметр, но я словно сделалась моложе, а лицо стало глазастым и обманчиво-невинным, словно у фотомодели. Чем дольше я в тот вечер смотрелась в зеркало ванной комнаты, перед тем как лечь спать, тем меньше узнавала в отражении себя. А когда поймала себя на том, что уже не помню, как, собственно, выглядела раньше, то махнула рукой, показала зеркалу средний палец и пошла спать.

В субботу вечером Фрэнк заявил:

– Кажется, самое время вступить в игру.

Перебросив ноги через спинку дивана, я, лежа на спине, просматривала напоследок снимки групп, в которых Лекси вела семинары, и всеми силами старалась придать лицу равнодушное выражение. Фрэнк взад-вперед расхаживал по комнате: чем ближе начало операции, тем труднее ему усидеть на месте.

– Завтра, – сказала я.

Это слово обожгло мне рот, как будто я откусила кусок снега, и на миг у меня перехватило дыхание.

– Завтра после обеда – для начала пусть будет лишь половина дня, чтобы тебе не слишком напрягаться. Сегодня вечером я сообщу твоим приятелям, что завтра тебя выписывают, чтобы они успели приготовиться к твоему возвращению. Ну как, готова?

Был ли ответ на этот вопрос? Что, собственно, стояло за словом «готова»?

– Как всегда, – ответила я.

– Давай быстренько пройдемся по самым важным моментам. В чем состоит задача первой недели?

– Главным образом не проколоться, – ответила я. – И чтобы меня не убили.

– Не «главным образом», а твоя единственная задача. – Фрэнк щелкнул у меня под носом пальцами. – Ну-ка живо сосредоточься. Ведь это нужно тебе самой.

Я положила фотоснимки на живот.

– Сосредоточилась.

– Если кто-то что-то и заподозрит, то только в первые несколько дней, пока ты еще толком не освоилась и все за тобой наблюдают. Так что задача номер один – заставить остальных потерять бдительность. Согласен, поначалу будет тяжело и, если перестараться, можно наделать ошибок. Иногда достаточно одной, чтобы все завалить. Так что не пори горячку. По возможности почаще бывай одна: ложись раньше других спать, если они садятся играть в карты – почитай книжку. Протянешь до следующей недели – считай, мы своего добились. Они привыкнут к тому, что ты снова с ними, и перестанут присматриваться. Вот тогда и сможешь развернуться. А пока не слишком высовывайся: никуда не лезь, ни за кем не шпионь, не делай ничего такого, что заставило бы их насторожиться. Вообще забудь, зачем тебя туда забросили. Мне даже все равно, успеешь ты что нарыть за первую неделю или нет. Лишь бы тебя не турнули. Главное – закрепиться, а там увидим, что делать дальше.

– То есть ты считаешь, что меня оттуда не вытурят? – спросила я. – Честно?

Фрэнк прекратил расхаживать и пристально посмотрел на меня.

– Разве я стал бы посылать тебя туда, знай я на все сто, что тебе там не продержаться?

– Еще как бы стал! – возразила я. – Потому что, хорошо это кончится или плохо, результат есть результат. Ты бы и глазом не моргнул.

Фрэнк прислонился к оконной раме – не иначе как задумался над моими словами. Свет падал на него сзади, так что лицо оставалось в тени.

– Возможно, – согласился он, – но сейчас не об этом. Нет, конечно, дело рискованное, что тут говорить. Да ты и сама знала, с самого первого дня. И все-таки оно выполнимо; главное – не наломать дров: не поддаться страху и набраться терпения. Помнишь, что я тебе сказал в последний раз? Про то, задавать вопросы или нет?

– Угу, – ответила я. – Изображай невинное создание, делай большие глаза и задавай вопросы таким образом, чтобы не вызвать подозрений.

– Вообще никаких вопросов, пока не убедишься, что ответ тебе точно не может быть известен. Иными словами, никого ни о чем не спрашивай.

– В таком случае какой толк от моего пребывания там, если я ничего не могу спросить?

Скажу честно, эта мысль давно не давала мне покоя.

Фрэнк быстро пересек комнату, смахнул с кофейного столика бумагу, сел и наклонился, буравя меня глазами.

– Смотри в оба и держи ухо востро. Наша главная головная боль – отсутствие подозреваемого. Ты должна его вычислить. И запомни: что бы ты ни нарыла, в суде это не пройдет – ты ведь не предупреждала подозреваемого о возможных последствиях его признания. Так что никаких признаний – ни добровольных, ни под дулом пистолета. Эту часть работы оставь нам с Сэмми. Только укажи, в каком направлении искать, а мы свое дело сделаем. Выясни, нет ли кого, кто еще не попался к нам в сети – будь то кто-то из ее прошлой жизни или кто-то из недавних знакомых, о ком она не любила распространяться. Если тебе вдруг даст о себе знать кто-то, кого нет в нашем списке БЗ – по телефону, лично, да как угодно, – выясни, что ему нужно, прозондируй почву, какие у вас с ним отношения. По возможности узнай номер и полное имя.

– Понятно, – ответила я. – Надеешься на появление таинственного незнакомца.

Что ж, резон есть – а он всегда есть в его словах, – такую вероятность тоже нельзя исключать.

Тем не менее меня не оставляло чувство, что Сэм прав, говоря, будто Фрэнк толкает меня на авантюру вовсе не потому, что это дает нам шанс – один из тысячи! – поймать преступника, а потому, что это так эффектно, так рискованно и так прикольно – ну прямо как в кино! Впрочем, теперь какая мне разница?

– Именно. Есть же у нас таинственная незнакомка! А пока понаблюдай за ее приятелями, пусть они говорят. На мой взгляд, они чисты, хотя твой Сэмми втемяшил себе в голову, что убийцу нужно искать в доме. Я согласен с тобой – ребята плохо вписываются в наш портрет. И все-таки они явно чего-то недоговаривают. Сама увидишь, что я имею в виду, когда окажешься на месте. Возможно, это не имеет к делу прямого отношения. Может, списывают на экзаменах, или гонят у себя в саду самогон, или за ними водятся другие грешки, но имеет это отношение к нашему делу или нет – решать мне. С полицией они вряд ли станут откровенничать, а если спросишь ты, как бы наивно и, главное, к месту, ответ я тебе гарантирую. Остальные из нашего списка БЗ пусть тебя не волнуют – у нас нет ничего, что указывало бы на кого-то из них, да и в любом случае мы с Сэмми успеем их прошерстить. Но если кто-то из четверых начнет увиливать – немедленно нам сообщай. Договорились?

– Договорились.

– И последнее, – произнес Фрэнк. Он встал, взял кофейные чашки и отнес их на кухню. Мы с ним дошли до того, что в любое время дня и ночи на плите всегда стоял пузатый кофейник. Еще неделя, и мы бы с ним начали есть крупу ложками прямо из пакетов. – Хотелось бы поговорить с тобой вот о чем.

Вот оно! Я уже несколько дней нутром чувствовала: без этого не обойдется. Я быстро перебрала фотоснимки, стараясь сосредоточиться на именах: Силлиан Уолл, Хлоя Неллиган, Мартина Лолор.

– Давай выкладывай.

Фрэнк поставил чашки и принялся вертеть в руках солонку.

– Не хотелось бы, конечно, поднимать эту тему, – произнес он, – но поговорить об этом все же придется. Скажи, ты сама не заметила, что в последнее время – как бы помягче выразиться – стала какая-то дерганая?

– А как же, – ответила я, не отрывая глаз от фото: Изабелла Смит, Брайан Райан – или родители парня плохо подумали, или у них специфическое чувство юмора, – Марк О'Лири. – Заметила.

– Не знаю, с чем это связано, да и знать не хочу. Если это просто мандраж перед выходом на сцену – он скорее всего пройдет сам собой. Тем не менее считаю своим долгом напомнить: если страх не пройдет – без паники! Не вздумай анализировать каждый свой шаг, следить за каждым своим словом – так недолго и сорваться. Лучше обрати этот страх себе на пользу. Пусть он работает на тебя. Сам Бог велел, чтобы нервишки у нашей Лекси слегка пошаливали. В общем, используй то оружие, какое у тебя есть, даже если это не совсем то, что тебе хотелось бы иметь. Потому что оружием может быть все, что угодно. Запомни, Кэсс.

– Что ж, постараюсь запомнить, – ответила я.

Тотчас вспомнилась операция «Весталка» – вот уж никогда бы не подумала, что мне пригодится тот опыт. Дыхание перехватило. Я знала: стоит мне моргнуть, как Фрэнк это тотчас заметит.

– Ну, как ты думаешь, получится?

Лекси, подумала я. Лекси никогда бы не сказала Фрэнку, чтобы катился куда подальше и не мешал – что, между прочим, меня так и подмывало сделать, – а еще она бы наверняка ничего не ответила. Лекси просто зевнула бы ему в лицо или потребовала мороженого.

– У нас кончилось печенье, – произнесла я вслух, потягиваясь. Фотографии соскользнули у меня с живота и разлетелись по всему полу. – Может, сходишь и купишь? Сливочного, со вкусом лимона.

Видели бы вы в эту минуту его лицо! Я расхохоталась.

Фрэнк как истинный джентльмен отдал субботний вечер в мое полное распоряжение – нет, он просто золото, наш Фрэнки, – чтобы мы с Сэмом могли попрощаться. Сэм приготовил на ужин цыпленка по-индийски, а я, на десерт, – тирамису: на вид черт знает что, на вкус вполне сносно. Мы говорили о том о сем, о разных второстепенных мелочах и все время держались через стол за руки. Как влюбленные в первые дни ухаживаний, делились всякой ерундой: забавными историями из детства, рассказами о том, какие глупости успели натворить, будучи подростками. Одежда Лекси висела на дверце шкафа, отражая свет, словно песок – лучи солнца, но мы делали вид, что не замечаем ее. Не обмолвились о ней даже словом.

После ужина мы удобно устроились на диване. Я развела в камине огонь, Сэм включил музыку. В общем, вечер был как вечер, полностью принадлежал нам – если бы не одежда на дверце шкафа и не мой пульс, который уже зашкаливал выше нормы.

– Как ты? – спросил Сэм.

Я надеялась, что мы с ним протянем до утра без разговоров о том, что нас ждет завтра, но, похоже, требовать этого я не имела права.

– Ничего, – ответила я.

– Боишься?

Я задумалась. Ситуация – с какого боку к ней ни подойти – ненормальнее не бывает. По идее у меня поджилки должны трястись.

– Нет, – ответила я. – Скорее чувствую азарт.

Сэм кивнул. Он медленно гладил мои волосы, и этот ритм убаюкивал, расслаблял. А вот его грудная клетка в своей неподвижности казалась едва ли не каменной. Похоже, он затаил дыхание.

– Тебе ведь не нравится эта затея? – проговорила я.

– «Не нравится» еще мягко сказано.

– Тогда почему ты не вмешался? Расследование твое. Что мешало тебе топнуть ногой?

Рука Сэма замерла на месте.

– А ты хотела, чтобы я вмешался?

– Нет. – Что-что, а это я знала точно. – Ни за что на свете.

– К тому же на данной стадии такое было бы практически невозможно. Раз уж тайная операция началась и идет полным ходом, решать, что с ней делать дальше, – это по части Мэки. Ему я не указчик. Вот если бы ты передумала… тогда я нашел бы способ.

– Я не передумала, Сэм. Серьезно. Просто хотелось знать, почему ты в самом начале дал «добро».

Он пожал плечами:

– Потому что Мэки, как ни крути, прав: кроме тела, у нас нет ничего. И возможно, это единственный способ найти ответ.

У Сэма есть нераскрытые случаи, как, впрочем, у любого детектива. И я не сомневалась, что одним больше, одним меньше – не велика разница; главное, чтобы убийце не нужна была я.

– В прошлую субботу у тебя тоже ничего не было, – напомнила я, – но тогда ты ни в какую не соглашался.

Сэм провел рукой по волосам.

– В первый день, – произнес он, немного помолчав. – Когда ты приехала к нам. Вы тогда заигрывали с Мэки, помнишь? Он прикалывался над тем, как ты одета, ты, в свою очередь, шутила над ним, почти как в старые времена… когда работала в убойном.

Он имел в виду Роба. Пожалуй, человека ближе, чем он, в моей жизни не было, а потом мы с ним крупно поссорились и на нашей дружбе можно было ставить жирный крест. Я резко повернулась, чтобы сесть к нему лицом, но Сэм смотрел куда-то в потолок.

– Такой я тебя уже давно не видел, – сказал он. – В тебе было столько энергии.

– Согласна, в последние несколько месяцев со мной наверняка было не слишком весело.

– Я не жалуюсь, – улыбнулся Сэм.

Я попыталась вспомнить, слышала ли я когда-нибудь его жалобы.

– Знаю, можешь не рассказывать.

– Затем была суббота, – продолжал он, – и мы поругались. – Он быстро пожал мою руку и поцеловал в лоб. – Позже я понял: это потому, что мы оба болеем душой. Потому что для тебя это тоже важно. Я чувствовал… – он покачал головой, словно подыскивал слова, – что «бытовуха» не твое. Я не прав?

Я предпочитала не слишком распространяться на эту тему. Мне и в голову не могло прийти – вплоть до той самой минуты, – что мое молчание было красноречивее всяких слов.

– Кто-то должен там работать, – ответила я. – Конечно, с убойным не идет ни в какое сравнение, но жить можно.

Сэм кивнул и на мгновение прижал меня крепче к себе.

– И потом, совещание, – продолжал он. – Я шел туда и думал: может, стоит нажать на рычаги, сказать этому Мэки, чтобы не лез не в свое дело? Что мы расследуем? Убийство. Кому поручено расследование? Мне. И скажи я тогда свое веское слово… Но глядя на тебя – какая заинтересованность, какие меткие замечания! – я подумал, а почему бы нет? Кто я такой, чтобы тебе мешать?

Скажу честно: чего не ожидала, того не ожидала. Лицо Сэма кого хочешь введет в заблуждение; у него лицо настоящего деревенского парня – румяные щеки, круглые серые глаза с лучиками морщинок. В общем, такое простое и наивное, что кажется – все его мысли на виду.

– Спасибо, Сэм, спасибо, – ответила я и затылком почувствовала, как он вздохнул.

– Кто знает, чем обернется расследование. Вдруг что-нибудь да получится.

– И все-таки ты предпочел бы, чтобы ее убили где-нибудь в другом месте.

Сэм задумчиво намотал на палец прядь моих волос.

– Наверное, ты права – хотелось бы. Хотеть можно сколько угодно, только этим делу не поможешь. Раз уж мы имеем то, что имеем, значит, надо стараться.

И посмотрел на меня, по-прежнему улыбаясь, но было в его глазах что-то еще – может, печать?

– У тебя всю неделю такой счастливый вид, – сказал он. – Давно я тебя такой не видел.

«Интересно, и как он только меня терпит?» – подумала я.

– К тому же ты знал: я не потерплю, чтобы ты принимал за меня решения.

Сэм одарил меня хитрющей улыбкой и щелкнул по носу.