Текст книги "Мертвые возвращаются?.."

Автор книги: Тана Френч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 42 страниц)

И вновь молчание. Купер вышел из транса, словно услышал нечто для себя интересное. У меня же ощущение было такое, что все вокруг впились в меня глазами, как будто я перестаралась с макияжем или надела платье со слишком глубоким вырезом.

– Признавайся, Мэддокс, ты, часом, недавно никому не насолила? – поинтересовался О'Келли. – Ну, более, чем обычно?

– Примерно сотне алкашей и дебоширов и паре десятков дебоширок, – ответила я. – Никто, правда, не грозился мне отомстить, но я на всякий случай попрошу проверить дела. Пусть пометят тех, кто больше других привык распускать руки.

– А как насчет того времени, когда ты работала под чужим именем? – спросил Сэм. – Не может ли быть, что кто-то затаил обиду на Лекси Мэдисон?

– За исключением того идиота, который пырнул меня? – уточнила я. – Вряд ли.

– Кстати, он уже год как сидит, – уточнил Фрэнк. – Незаконное хранение наркотиков с целью сбыта. Давно хотел тебе сказать. В любом случае мозги у него до того скукожились, что он не опознал бы тебя даже при очной ставке. Плюс я прошелся по нашим материалам того периода – ни одного красного флажка. Детектив Мэддокс никого против себя не настроила, нет никаких оснований предполагать, что кто-то догадался, что она тайный агент. Когда она получила ранение, мы вывели ее из операции и заменили другим человеком. В результате ее действий никто напрямую не подвергся аресту, она никогда не вызывалась в суд в качестве свидетеля. Иными словами, я не знаю никого, кто желал бы ее смерти.

– А что, разве у того идиота нет дружков? – осведомился Сэм.

Фрэнк пожат плечами:

– Есть, конечно, хотя лично я не вижу причин, почему он должен их натравить на детектива Мэддокс. Тем более что сел он по другой статье – ему ведь не стали шить покушение на убийство. Просто взяли за мягкое место, а он наплел нам что-то про самозащиту. Мы сделали вид, будто поверили, и отпустили – мол, гуляй. На свободе нам от него было куда больше пользы, чем за решеткой.

Сэм резко поднял голову и уже открыл было рот что-то сказать, затем прикусил губу и принялся стирать с доски помарку. Что бы он ни думал по поводу того, что потенциального убийцу полицейского оставили гулять на свободе, ему с Фрэнком еще работать и работать. Расследование обещаю быть долгим.

– А когда работала в убойном, – спросил меня Фрэнк, – не успела нажить себе врагов?

О'Келли кисло усмехнулся.

– Все, кого я посадила, еще сидят, – ответила я. – Хотя у них наверняка есть родные, друзья, сообщники. Есть подозреваемые, которым мы так и не сумели предъявить обвинение.

Солнечные лучи соскользнули с моего стола, и один его угол уже стал темным. Неожиданно оперативная часть показалась мне какой-то пустой и холодной, как будто ее выдуло ледяным ветром.

– Это я беру на себя, – пообещан Сэм. – Постараюсь проверить всех.

– Если кто-то точит зуб на нашу Кэсси, – с надеждой в голосе произнес Фрэнк, – за стенами Уайтторн-Хауса ей будет куда спокойнее, нежели одной в квартирке.

– Я могу составить ей компанию, – возразил Сэм, правда, не глядя ему в глаза.

В наши планы не входило афишировать, что он и так проводит у меня половину своего времени. И Фрэнк это знал.

И потому поспешил изобразить удивление.

– Все двадцать четыре часа в сутки? Если она заляжет на дно, то почему бы не с пользой для нас? Например, можно дать ей микрофон. Пусть постоянно носит на себе, а кто-то из нас тем временем будет прослушивать все разговоры.

– Ну да, с нашим-то бюджетом, – возразил О'Келли.

– Нет проблем, запишем расходы на наш отдел. Будем работать на пару с ратовенским участком. Стоит замаячить в кадре подозрительному лицу, как наши ребята из Ратовена тут как тут. Согласитесь, такое вряд ли возможно, если она останется сидеть дома.

– Если мы считаем, что на свободе разгуливает человек, замысливший убийство офицера полиции, – произнес Сэм, и в его голосе прозвучали стальные нотки, – мы обязаны обеспечить безопасность нашего сотрудника.

– Что ж, верно, – согласился Фрэнк. – Кстати, у вас предусмотрена статья расходов на охрану сотрудников? – Это он уже к О'Келли.

– Ты меня спрашиваешь? – огрызнулся тот. – Она работает в «бытовухе», у них и спрашивай.

Фрэнк развел руками и с ухмылкой посмотрел на Сэма. А вот Купер явно получал от спектакля удовольствие, и немалое.

– Меня не нужно охранять двадцать четыре часа в сутки, – успокоила я их. – Если убийца хотел прикончить меня, он не ограничился бы одним ударом. Так что расслабьтесь и не берите в голову.

– Она права, – согласился Сэм, немного подумав. Впрочем, не похоже, чтобы это его успокоило. – У меня вроде бы все.

Он сел и пододвинул стул к своему столу.

– К тому же деньги здесь ни при чем, – добавил Фрэнк. – Эта пятерка обычно скидывается по сотне фунтов в неделю в общий котел: на еду, бензин, свет, ремонт дома, ну и все такое прочее. При ее доходах ей почти ничего не остается. В банке у нее всего восемьдесят восемь фунтов.

– Что скажешь? – спросил меня Сэм.

Он имел в виду мою версию с точки зрения психологического портрета. А психологический портрет, скажу я вам, вещь неумолимая. Другое дело, что у меня никаких зацепок. Единственное, что можно сказать почти со стопроцентной гарантией: ее убил кто-то, кого она знала, кто-то, у кого не в порядке с нервишками. Выбор потенциальных претендентов у нас невелик – либо отец ребенка, либо кто-то из их компании, – кстати, это может быть один человек.

Но скажи я это, на нашем совещании можно ставить жирную точку, по крайней мере в том, что касается меня. При одной только мысли, что я буду жить под одной крышей с теми, кто в нашем списке потенциальных убийц занимает первые строчки, Сэм бы сам съехал с катушек. Что лично мне ни к чему. А все потому, пыталась я убедить себя, что решение я хочу принять сама, вместо того чтобы его принимал за меня Сэм. Правда заключалась в ином: эта комната, эти люди, этот разговор – все действовало на меня, подталкивало к принятию решения. Как того и хотел Фрэнк. Ничто так не увлекает, как расследование убийства, ничто не поглощает тебя с головой словно огромная, сметающая все на своем пути волна. Как давно в моей жизни не было ничего даже близко похожего! Как давно я не складывала воедино крошечные разрозненные кусочки улик, версий, гипотез – при этой мысли мне сделалось слегка не по себе.

– Я, пожалуй, склоняюсь к версии номер два, – наконец произнесла я. – Ее убил тот, кто знал ее как Лекси Мэдисон.

– Мы тоже склонны так думать, – сказал Сэм. – Последними живой ее видели соседи по дому, они же и самые близкие ей люди. Из чего напрашивается вывод, что они у нас проходят под номером первым.

Фрэнк покачал головой:

– Я бы не стал спешить с выводами. На пальто с правой стороны имеется разрез, который точно соответствует месту нанесения удара. Я это вижу так: ее пырнули ножом, когда она вышла из дома прогуляться.

– И все-таки я бы не стал вычеркивать соседей из списка подозреваемых, – возразил Сэм. – Мы пока не знаем, что могло побудить кого-то из них поднять на нее руку, не знаем, почему убийство произошло вне стен дома. На данный момент со всей очевидностью можно сказать лишь одно: как на это дело посмотришь, такой ответ и получишь. А смотреть на него можно под каким угодно углом. До тех пор пока у нас не будет свидетеля, который видел ее живой и здоровой уже после того, как она вышла из дома, эти четверо для меня подозреваемые.

Фрэнк пожал плечами:

– Тоже верно. Если убийца один из них, то они стоят друг за друга стеной. Мы промариновали их несколько часов, а они дружно поют одну и ту же песню. Так что наши шансы дождаться, что они где-то проколются, практически равны нулю. Если это кто-то со стороны, то мы не имеем ни малейшего понятия, кто он такой, откуда знал Лекси и откуда начинать поиски. Есть случаи, которые можно раскрыть лишь изнутри. Именно для того и существует наш отдел. Что опять-таки возвращает нас к моему предложению.

– Забросить детектива в компанию потенциальных убийц? – уточнил Сэм.

– Как правило, – произнес Фрэнк, сделав слегка удивленное лицо, – мы не посылаем наших агентов составить компанию невинным барашкам. Такая уж у нас работа – вращаться среди преступников.

– Но речь идет не об ИРА, не о гангстерах и не наркоторговцах, – подал голос О'Келли, – а о каких-то там вшивых студентиках. С такими справится даже Мэддокс.

– Именно, – произнес Сэм. – И я о том же. Тайные агенты помогают в борьбе с организованной преступностью – терроризмом, наркоторговлей. Где это видано, чтобы тайного агента привлекали к раскрытию заурядного убийства? Какая нам от него польза?

– Странно слышать такие слова от следователя, – слегка озадаченно произнес Фрэнк. – Или ты хочешь сказать, что тонна героина тебе более дорога, чем жизнь этой девушки?

– Нет, – невозмутимо ответил Сэм. – Я лишь хочу сказать, что есть масса иных способов провести расследование.

– Например? – спросил Фрэнк. Он явно решил не отступать. – В отношении данного конкретного убийства: какие иные способы у тебя есть? Ты даже не знаешь, кто на самом деле твоя жертва. – Он пригнулся ближе к Сэму и принялся загибать пальцы. – Подозреваемый, мотив, оружие, место преступления, отпечатки, свидетели, следы крови, любая другая зацепка. Где все это? Или я не прав?

– Следствие идет всего три дня! – возразил Сэм. – Как можно утверждать, будто мы…

– А теперь давай посмотрим, что у тебя есть. – Фрэнк воздел один-единственный перст. – Первоклассный, опытный агент, которая к тому же как две капли воды похожа на жертву. Вот что. Честное слово, не понимаю, почему ты отказываешься воспользоваться такой возможностью.

Сэм рассмеялся нехорошим смешком и качнулся на стуле.

– Почему я отказываюсь использовать ее в качестве приманки для акул?

– Она ведь детектив, – мягко напомнил ему Фрэнк.

– Все верно, – устало согласился Сэм и осторожно опустил передние ножки стула. – Она детектив.

Его взгляд заскользил мимо Фрэнка по всей комнате: по пустым столам в дальних углах, по каракулям и картам на доске, по фотографии Лекси, по мне.

– Не смотри на меня так, – сказал О'Келли. – Твой случай, тебе и решать.

Намек прозрачный: зайди расследование в тупик, а, по мнению О'Келли, так оно непременно и случится, он будет ни при чем, заранее сняв с себя всякую ответственность.

Вся троица начинала порядком действовать мне на нервы.

– Кстати, я еще здесь, – напомнила я. – Так что, Фрэнк, советую тебе начать обработку с меня, хотя бы потому, что частично это и мое дело.

– Ты пойдешь туда, куда тебе будет сказано, – буркнул О'Келли.

– Согласен, частично и твое, – отозвался Фрэнк, словно упрекая меня. – И я о тебе помню. Просто решил из соображений вежливости сначала обсудить вопрос с детективом О'Нилом – как-никак это наше с ним совместное расследование.

Совместные расследования – сущий ад: никто толком не знает, кто над кем начальник, и никто даже не думает это выяснять. По идее Сэм и Фрэнк должны принимать совместные решения по всем основным вопросам, но как только доходит до дела, все, что касается тайной операции, – исключительно прерогатива Фрэнка. Командует парадом он и только он. Опять-таки по идее Сэм имеет полное право отменить его решение, потому что с самого начала это его случай, хотя и здесь не обошлось без подковерной борьбы и перетягивания одеяла на себя. Фрэнк не дурак – думаете, он случайно обмолвился – мол, из соображений вежливости? Нет, конечно, – в расчете на то, что Сэм запомнит.

– Ты прав на все сто, – ответила я. – Только не забудь обсудить это дело и со мной. Тем более что пока я не слышала ничего убедительного.

– О каком сроке идет речь? – спросил Сэм.

Вопрос был задан Фрэнку, зато глаза обращены в мою сторону. Их взгляд меня испугал: пристальный, серьезный, едва ли не печальный. В какое-то мгновение я поняла: Сэм сейчас скажет «да».

Фрэнк тоже это заметил. Голос его не дрогнул, зато сам он расправил плечи, а лицо приняло новое, настороженное выражение, в котором было что-то хищное.

– О небольшом. Максимум месяц. В конце концов мы имеем дело не с организованной преступностью, когда приходится засылать тайного агента на несколько лет. Если в течение ближайших недель ничего не прояснится, держать ее дальше нет никакого смысла.

– Ей потребуется поддержка.

– Разумеется, все двадцать четыре часа.

– И если вдруг станет ясно, что ей угрожает опасность…

– Мы тотчас выведем детектива Мэддокс из операции или, если в том будет необходимость, придем ей на выручку. То же самое и в том случае, если мы поймем, что ее присутствие там нецелесообразно. Она будет выведена из операции немедленно.

– Что ж, похоже, твоя взяла, – со вздохом произнес Сэм. – Хорошо. Если детектив Мэддокс согласна, мы пойдем на это. Но при одном условии. Меня будут постоянно держать в курсе. Никаких исключений.

– Отлично, – отозвался Фрэнк и вскочил со стула, словно опасался, что Сэм изменит решение. – Вот увидишь, ты не пожалеешь. А ты, Кэсси, подожди секундочку, слово тебе дадим чуть позже. А для начала посмотрим вот это. Я ведь обещал показать тебе видеозаписи? Я держу слово.

О'Келли презрительно фыркнул и отпустил невнятный комментарий насчет домашней порнухи, но я пропустила его реплику мимо ушей. Фрэнк порылся в своем бездонном черном рюкзаке, извлек оттуда помеченный маркером диск и вставил в наш дешевенький плейер.

– Согласно дате запись сделана двенадцатого сентября прошлого года, – пояснил он, включая экран. – Дэниел получил ключи от дома десятого, двумя днями раньше. Они с Джастином приехали туда тем же днем проверить, что стены на месте, а крыша не провалилась. Одиннадцатого числа все пятеро паковали вещи, а двенадцатого, сдав ключи от своих квартирок домовладельцам, со всеми пожитками прибыли в Уайтторн-Хаус. И, не откладывая в долгий ящик, тотчас же взялись его исследовать.

Он взгромоздился на стол Костелло и нажал на пульте кнопку «Воспроизведение».

Сначала темнота. Затем щелчок и дребезжание, как будто кто-то поворачивает в замке ключ. Топот шагов по полу.

«Господи! – произнес чей-то голос: хорошо поставленный, с легкой белфастской гнусавинкой. Джастин. – Ну и запашок!»

«А ты чего ожидал? Аромата роз? – отозвался другой, низкий и сдержанный. Определить по акценту, откуда родом его владелец, было практически невозможно. (Дэниел, пояснил Фрэнк.) – Я ведь предупреждал».

«Вылетело из головы».

«Интересно, эта штука работает? – спросил женский голос. – Как по-твоему, Раф?»

– Наша героиня, – негромко пояснил Фрэнк, но я и без того угадала.

Голос был выше моего, чистый и звучный альт. Уже после первых слов меня словно ударило током.

«Ну ты даешь! – Еще один мужской голос, с английским акцентом и легким замешательством: Раф. – И ты это снимаешь?»

«А что такого? Ведь это наш новый дом. Какая здесь тьма. Здесь что, нет электричества?»

Снова топот ног. Где-то скрипнула дверь.

«По идее это кухня, – произнес Дэниел, – если я правильно помню».

«А где выключатель?»

«У меня есть зажигалка».

Это уже Абигайл. Эбби.

«Внимание, всем приготовиться», – велел Джастин, и в следующее мгновение посередине экрана что-то вспыхнуло.

Мне было видно лишь лицо Эбби в профиль – рот открыт, в глазах растерянность.

«Святая Матерь Божья, Дэниел!» – воскликнул Раф.

«Я предупреждал», – ответил Джастин.

«Да-да, я свидетель, – подтвердила Эбби. – Если не ошибаюсь, ты еще сказал, что это нечто среднее между археологическими раскопками и самыми жуткими страницами книг Стивена Кинга».

«Как же, помню, но я подумал, он преувеличивает. Вот уж не ожидал, что это еще мягко сказано».

Кто-то – по всей видимости, Дэниел – убрал зажигалку от лица Эбби и, заслонив пламя ладонью, поднес к сигарете: судя по всему, откуда-то тянуло сквозняком. Лицо его казалось спокойным, если не сказать – непробиваемым. Затем он бросил взгляд поверх пламени и подмигнул Лекси. Наверное, потому, что я слишком долго разглядывала их фото, было нечто удивительное в том, что теперь я видела их в движении. Это сродни тому, как в детской книжке герои находят волшебное увеличительное стекло, с помощью которого им удается заглянуть в тайную жизнь старой картины, – просто жуть! Зато как интересно.

«А вот это ты брось, – произнес Джастин, забирая у него зажигалку, и осторожно потрогал что-то на шаткой полке. – Если хочешь курить, выйди на улицу».

«Зачем? – удивился Дэниел. – Чтобы не закоптить обои и не оставить грязных следов на шторах?»

«Он прав», – вставила Эбби.

«Сколько можно?! – воскликнула Лекси. – Вы лучше посмотрите, какая красотища! Это не дом, а сказка. Честное слово, я чувствую себя как Знаменитая Пятерка».

«Пятерка находит доисторический дождь», – произнес Дэниел.

«Пятерка находит Планету Плесени», – добавил Раф.

«Мы непременно должны отведать имбирного пряника и тушенки», – предложила Лекси.

«Все вместе?» – уточнил Раф.

«И еще сардин, – добавила Лекси и спросила: – А что такое тушенка?»

«Мясо из консервной банки», – пояснила Эбби.

«Фу!»

Джастин подошел к раковине, поднес зажигалку и повернул краны. Один из них зафырчал и в конечном итоге выплюнул тонкую струйку воды.

«М-м-м, – задумчиво произнесла Эбби. – Чайку с брюшным тифом никто не желает?»

«Чур, я Джордж, – заявила Лекси. – Она такая классная!»

«Мне все равно, лишь бы не Энн, – отозвалась Эбби. – Бедняжка только и делала, что мыла посуду, а все потому, что барышня».

«А что в этом плохого?» – спросил Раф.

«Ты можешь быть песиком Тимми», – предложила Лекси.

Ритм их разговора оказался гораздо стремительнее, чем я ожидала. Они упивались своим остроумием, то и дело пересыпая речь намеками и остротами, и мне вскоре стало понятно, почему на факультете их считали странной компанией. Вести нормальную человеческую беседу с ними было практически невозможно: эти высоколобые интеллектуалы не дали бы вам вставить и слова. Ума не приложу, как только Лекси сумела проникнуть в их тесные ряды. То ли ловко подстроилась сама, то ли незаметно потеснила остальных, выкроив тем самым место и для себя любимой. Но факт остается фактом: она вошла в их компанию, стала неотъемлемой ее частью. Каковы бы ни были ее истинные цели, свою роль она сыграла с блеском.

«А чем я хуже? – произнес голосок у меня в голове. – Я тоже так могу».

В следующий миг случилось небольшое чудо – экран ожил. Как оказалось, это зажглась под потолком тусклая лампочка. Эбби наконец нащупала выключатель, причем там, где меньше всего ожидала: в углу, рядом с засаленной плитой.

«Молодчина, Эбби! – похвалила ее Лекси. – Так держать!»

«Это еще как сказать, – отозвалась та. – В темноте хотя бы не было видно грязи».

Она была права. Судя по всему, когда-то стены были обклеены обоями, но с тех пор власть здесь захватила зеленая плесень. Казалось, она крадучись вылезла из каждого угла, чтобы сомкнуть ряды посередине. С потолка, подрагивая и покачиваясь на сквозняке, свисала ну просто-таки потрясающая паутина – хоть прямо сейчас устраивай Хеллоуин. Линолеум серый и заскорузлый, не говоря уже о том, что он весь в зловещего вида потеках. На столе – стеклянная ваза, из которой уныло торчал сухой букет: стебли поломаны, головки мертвых цветов свисают вкривь и вкось. И на всем толстенный слой пыли, как минимум сантиметров шесть. Эбби не скрывала скепсиса. Раф был растерян, если не сказать – в замешательстве. Дэниела зрелище скорее позабавило. А вот глядя на Джастина можно было подумать, что его вот-вот вырвет.

– И ты хочешь, чтобы я там жила? – спросила я у Фрэнка.

– Сейчас там все по-другому, – с легкой укоризной ответил он. – Надо отдать им должное – привели дом в божеский вид.

– Это как? Пригнали бульдозер и, сровняв с землей, отстроили заново?

– Нет, он сейчас как игрушка. Сама увидишь. Тсс, смотри дальше.

«Ага, – раздался голос Лекси. Камера дернулась и описала круг: в кадре возникли, покачиваясь, занавеси из паутины. – Вы как хотите, а я намерена исследовать это место».

«Не надоело снимать? – поинтересовался Раф. – Что, по-твоему, я должен делать?»

«Только не искушай меня», – ответила ему Лекси.

В следующий миг она была уже в кадре, направляясь к полкам.

Двигалась она легче, чем я, – небольшими шажками на подушечках стоп и как-то совсем по-девичьи. Фигура почти такая же, что и у меня, но у нее была привычка чуть покачивать бедрами, словно пританцовывая, отчего она казалась более женственной. Волосы – на тот момент длиннее моих – завязаны в два кудрявых хвостика. Она была в джинсах и светлом облегающем джемпере, какие когда-то носила и я. И все же я сомневалась, что, случись нам встретиться, мы понравились бы друг другу. Хотя какая разница, тем более теперь. В общем, я не знала, что думать по этому поводу.

«Ух ты! – воскликнула Лекси, заглядывая в шкаф. – Что это? Интересно, оно живое?»

«Если не живое, так было живым, – отозвался Дэниел, заглядывая ей через плечо. – Правда, как минимум миллион лет назад».

«А по-моему, все с точностью до наоборот, – возразила Эбби. – Раньше живым оно не было, ожило только сейчас. Как вы думаете, у него уже развились большие пальцы?»

«Лучше бы я остался в своей старой квартире», – жалобно пискнул Джастин откуда-то с безопасного расстояния.

«Не заливай, – заявила Лекси. – Твоя так называемая квартира была площадью в квадратный метр и построена из картона. Ты ее ненавидел».

«По крайней мере в ней не водились неопознанные биологические формы».

«А как же тот, как его там, что жил этажом выше? С его-то стереосистемой?»

«Думаю, это разновидность плесени», – сделал вывод Дэниел, с интересом разглядывая буфет.

«С меня хватит, – заявил Раф. – Эту мерзость я снимать не буду. Когда мы станем старыми и седыми и нас начнет одолевать ностальгия, не хватало только, чтобы напоминанием о прошедшей молодости стала плесень. Эй, как там у тебя отключается эта штуковина?»

На секунду в кадре возник линолеум, после чего экран погас.

– Таких клипов в нашем распоряжении сорок два, – сказал Фрэнк, пробегая пальцами по кнопкам. – Продолжительностью от одной минуты до пяти. Прибавим к этому еще недельку интенсивных допросов ее соседей, и, думается, в нашем распоряжении будет достаточно информации, чтобы дать жизнь нашей собственной Лекси Мэдисон. При условии, конечно, что ты не против.

Он оставил на экране застывший потрет Лекси – голова повернута через плечо, словно она хочет кому-то что-то сказать, глаза горят, рот приоткрыт в улыбке. Я посмотрела на нее, слегка размытую и подрагивающую, как будто в любую минут готовую упорхнуть с экрана, и подумала: «А ведь и я была точно такая: уверенная в себе, бесстрашная, готовая на все, что угодно. Каких-то несколько месяцев назад я была точно такая».

– Ну, Кэсси, – произнес Фрэнк, – что скажешь?

В течение пары секунд, показавшихся вечностью, мне хотелось ответить «нет». Выходит, с понедельника опять в «бытовуху», собирать стандартный урожай плодов бурного уикэнда? Считать синяки, скрытые за воротом водолазок или за солнечными очками? Заводить дела на буянов, которые подружки отзовут уже во вторник вечером? Терпеть рядом с собой Магера, этот сопящий кусок ветчины, слышать, как он всякий раз противно хихикает под нос, стоит ему услышать иностранное имя?

Стоит мне вернуться туда завтра утром, как дороги назад не будет. Это я знала точно. И мертвая девушка – своего рода вызов, как жесткая и неумолимая подача в теннисе: давай лови, второй такой не будет.

О'Келли вытянул ноги и демонстративно зевнул. Купер изучал трещины на потолке. По тому, как нахохлился Сэм, я сделала вывод, что он затаил дыхание. Лишь Фрэнк продолжал буравить меня взглядом – пронзительным, немигающим. Казалось, даже сам воздух в комнате сделался каким-то болезненным. Лекси в тусклом золоте экрана казалась мне темным омутом, в который мне предстояло нырнуть. Или рекой с тонкой корочкой льда, по которой вот-вот заскользят мои коньки. Или дальним рейсом, на который заканчивалась посадка.

– Скажи мне еще, что эта девица курила, – пошутила я.

Моя грудная клетка распахнулась словно створки окна. Я даже забыла, что умею так глубоко дышать.

– Господи, сколько можно тянуть резину? – брюзгливо бросил О'Келли и, встав со стула, едва ли не до подмышек подтянул брюки. – Скажу тебе одно: поступай как знаешь, мне не привыкать. Но если тебя укокошат, предупреждаю заранее: не приходи ко мне и не пытайся плакать в жилетку.

– Просто потрясающе, – произнес Купер, задумчиво разглядывая меня, как будто мысленно уже оценивал шансы, попаду я к нему на стол или нет. – Главное, держи меня в курсе.

Сэм ладонью вытер губы; от меня не скрылось, как он втянул шею.

– «Мальборо-лайтс». – сказал Фрэнк и нажат на кнопку «Извлечение диска». По его физиономии расплывалась довольная улыбка. – Вот это я понимаю. Давно бы так.

Когда-то я по наивности думала, будто могу что-то предложить мертвым. Нет, не отмщение и даже не справедливость, что бы ни стояло за этим словом, а лишь одну-единственную вещь: правду. Поскольку, как мне кажется, обладаю по крайней мере одним из качеств, которые полагается иметь хорошему детективу: нюхом на правду. Словно во мне сидит некий внутренний магнит и однозначно указывает, что шлак, что сплав, а что чистый металл. Я откапывала слитки, не опасаясь даже, что могу о них порезаться, и, взяв целую пригоршню, приносила на могилы, пока не поняла – опять же виновата операция «Весталка», – какими скользкими они могут быть, как легко крошатся, какими острыми бывают их края и, в конце концов, насколько мала их истинная цена.

У нас в «бытовухе» изредка все же удавалось заставить избитую дружком девицу подать на него иск или убедить переждать какое-то время в приюте, и тогда можно было надеяться, что хотя бы один вечер eе, с позволения сказать, «кавалер» не тронет беднягу пальцем. Безопасность – вот наша обесцененная валюта, наши медные гроши, на которые я разменяла червонное золото убойного отдела, но ей по крайней мере не грозит дальнейшая девальвация. Я давно научилась не смотреть на нее свысока. Несколько часов в тишине и покое, листок с телефонными номерами, по которым в случае чего можно позвонить. Разве я могла предложить жертвам хотя бы это, когда работала в убойном?

А какую валюту предложить Лекси Мэдисон? Разумеется, не безопасность. Это очевидно. Правда, полагаю, тоже не слишком ее волновала. Но она пришла за мной. Живая или мертвая, она неслышно подкрадывалась все ближе и ближе, пока, наконец, не хлопнула моей входной дверью: она что-то от меня хотела. Мне же от нее – таково мое тогдашнее убеждение – было нужно лишь одно: чтобы Лекси Мэдисон поскорей убралась из моей жизни. Я знала, спорить с ней будет бесполезно, но я сама, если захочу, могу быть твердым орешком. Как-никак опыт есть.

Я никому не рассказываю (зачем людям знать такие вещи?), но работа для меня – святое. Что-то вроде религии. И бог каждого детектива – это истина, выше ее нет ничего, как ни крути. Она требует жертвоприношений – по крайней мере в убойном и в отделе тайных операций (а я всегда стремилась работать в одном из них; зачем размениваться на мелочевку, когда есть такие захватывающие дух возможности?): ваше время, ваши мечты, ваш рассудок, вашу жизнь. Это самые жестокие, самые капризные боги, и если они берут вас к себе в слуги, то требуют взамен не то, что вы им предлагаете, а то, что выберут сами.

Работа в отделе тайных операций отняла у меня честность. Мне бы с самого начала догадаться, но я так увлеклась, что умудрилась проглядеть тот факт, что весь день напролет приходится лгать. По натуре я человек честный, врать не в моих привычках, лжецов тоже не жалую. Мне казалось, есть нечто противоестественное в том, что, пытаясь отыскать правду, сам становишься лжецом. Я прожила несколько месяцев, стараясь не оступиться, не запутаться в собственных же двусмысленностях; втершись в доверие к торговцу наркотой, пыталась отвлечь его внимание шутками-прибаутками.

Затем в один прекрасный день этот урод обторчался так, что схватил нож и спросил меня, не затем ли я вожу с ним дружбу, чтобы узнать, кто его поставщик. Я знала, что скольжу по тонкому льду, но те несколько минут показались мне долгими часами: «Эй, что еще за косяки? С чего ты взял, будто я копаю под тебя?» А про себя молила Бога, чтобы Фрэнк прослушивал наш разговор в режиме реального времени. Торчок приставил мне к ребрам нож и орал в лицо: «Отвечай! Живо отвечай! Кому говорят! Копаешь? Да или нет?»

Когда я заколебалась с ответом – ведь, конечно же, копала, еще как копала, хотя и по другой причине, нежели он думал; язык просто не поворачивался солгать, – он ударил меня ножом. А сам расплакался. В следующее мгновение в кадре возник Фрэнк и без лишнего шума отправил меня в больницу. Но я знала: от меня потребовалось жертвоприношение, а я пыталась его избежать. В общем, это стоило мне тридцати швов и предостережения: «Никогда больше не поступай так».

Работая в убойном, я была на хорошем счету. Роб еще во время нашего первого совместного расследования признался, что ожидал от меня чего угодно. Что я все запорю, что мне плевать на данные анализов ДНК, что я в упор не буду видеть даже вопиющих улик, а самый главный подозреваемый будет у меня расхаживать на свободе, даже если против него будут все улики.

Мое первое расследование в убойном отделе было банальным до безобразия и потому депрессивным. Молодой наркоман, зарезанный на лестнице безликого многоквартирного дома. Кровавые пятна на грязных ступеньках. Настороженные взгляды из-за полуоткрытых дверей, и повсюду – запах мочи. Я стояла на лестничной площадке, засунув руки в карманы, чтобы, не дай Бог, ни к чему не прикоснуться. Он лежал передо мной, раскинув руки и ноги; штаны спортивного костюма съехали вниз то ли в результате драки, то ли падения. Я смотрела на него и думала: «Так вот, значит, к чему я все время шла».

До сих пор помню его лицо: тощее, изможденное, с реденькой светлой щетиной; рот слегка приоткрыт, как будто он приготовился сморозить какую-нибудь глупость; кривой передний зуб. Шансы найти убийцу были до смешного малы, но, несмотря на бесконечное брюзжание О'Келли – мол, нечего даже надеяться, – дело мы раскрыли.

В случае операции «Весталка» бог убойного отдела выбрал моего лучшего друга и мою честность, не дав ничего взамен. И я ушла, зная, что мой уход тоже имеет цену. В душе я подозревала, что процент раскрытых преступлений у меня резко пойдет вниз, что каждый пьяный дебошир непременно будет лупить меня до живого мяса, а каждая пьяная бабенка непременно попытается выцарапать мне глаза. И дело не в том, что мне было страшно. Просто хотелось, чтобы все поскорее закончилось. А когда ничего не произошло, осознание накатилось на меня ленивой холодной волной: это тоже наказание – остаться одной, действовать на свое усмотрение; лишиться по воле бога-хранителя того, что у меня раньше было.