Текст книги "Приносящая надежду (СИ)"

Автор книги: Тамара Воронина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 42 страниц)

Лучше бы Милит дал мне уйти. Никогда я не пойму людей. Почему они не видят милосердия в последнем ударе? Эльфы, говорят, лишены великодушия… Пусть умирают подольше и помучительнее, кинжал в сердце – это слишком легко.

Это слишком легко для тебя, Гарвин. И ты это понимаешь.

Маркус оттащил в подальше тело эльфа. Было слышно, как он возится в темноте, как заваливает труп камнями. Милит напоил Гарвина и влил воду в рот шута – тот был без сознания, но глотал жадно. Иссушающий огонь. Иссушающий. Заурядное боевое заклинание. Сколько раз ты применял его, Милит?

Вернулся Маркус, голый по пояс, с мокрым торсом, неся в руке рубашку, сел возле Лены и бережно, едва касаясь, погладил ее по голове. Лучший друг, какой только может быть у человека. Или эльфа.

– Ты прости, – тихо сказал Милит, – но я… я не мог.

– Да ладно. Сделано.

– Я хочу объяснить…

– Зачем? Разве я осуждаю? Я бы, наверное, тоже не смог… думал, что не смогу. Даже в голову не приходило, что решился был. А решился. И какая разница, почему решился.

Застонал шут, шумно втянул в себя воздух.

– Как она? Маркус…

– Так же, – заглянув Лене в глаза, сказал Маркус. – Дышит ровно, кожа теплая. Кровь больше не идет.

– Она поправится, – вытолкнул Гарвин. – Это пройдет. Я вижу… вижу ее Искру. Как уголек. Это хорошо. Если бы… Охххх…

Он замолчал, борясь с болью. Шут попросил воды, и Маркус выпоил ему две полные кружки. Примерно литр. В воде озера отражались звезды. Звезды во всех мирах были если не те же, то очень похожие. Похожие на те, что дома. Лена астрономии не помнила даже в пределах школьного курса и из всех созвездий знала только Большую Медведицу, Кассиопею и Орион. Они были здесь, только в разных местах. Все миры – на Земле. А уж какие они, параллельные или какие-то еще, какая разница. Все равно никогда этого не узнать.

Я толкнул ее слишком сильно. Слишком. Так испугался за нее, что совсем перестал соображать. Кем надо быть, чтобы желать смерти Светлой? Ох, Делиена, прости, прости старого дурака…

Никогда мне не понять эльфов. Чужие они. Милит, если бы было нужно, этого мага лично на мелкие кусочки порезал бы, и продолжалось бы это дольше, чем Гарвинова некромантия, и чувствовал бы себя этот маг ничуточки не лучше, однако вон мы какие честные… Добро б верили они в другую жизнь или там в загробный мир. Верят же кое-где. Ан нет, ни во что не верят, покойников даже не хоронят, а сжигают, чтоб ничего не оставалось, а некромантия пугает до икоты. Зарезать друга готов, потому что милосердно… И зарезал бы, и даже не снился бы ему потом Гарвин. А я не могу последний взгляд Интара забыть. Знаю, что он умер бы, не живут с такими ранами, и умер бы плохо, не простили бы ему, постарались бы продлить мучения… и как постарались бы… Он даже не просил, он умолял, и я знаю, что сделал правильно… и седьмой десяток лет вижу его глаза. Что Делиена сказала бы? Ох избави меня древние боги от того, чтоб она об этом узнала… Ну что же ты, девочка… Приди в себя. Твой шут жив, Милит уверен, что будет жить, и даже изуродован не будет, хотя тебе все равно, ты его всякого любить будешь, слепого, искалеченного, обожженного… Так любить, как может только Светлая. Прости меня, девочка, прости…

Рассвет снова облил розовым дальние вершины. Шут, захлебываясь, пил воду, сдерживая стоны. Гарвин лежал неподвижно и смотрел в небо. Милит наклонился над ним.

– Не засти. Или считаешь… считаешь, что твоя рожа прекрасней неба?

– Моя рожа, конечно, прекрасней, – уныло сказал Милит. – Ну и чего ты добился, Маркус? Он все равно умирает. Что он сделал тебе, если ты хочешь, чтобы он промучился еще несколько часов?

– Отстань от него…

– Думаешь, я не знаю, что ты думаешь? Считаешь это наказанием за то, что творил? Считаешь, что искупишь?

– То… что я делал, ничем… ничем не искупить. Сделанное… не меняется. Ты должен знать. Впрочем… Прости, Маркус. Я очень устал, друг. Позволь ему дать мне уйти.

Лицо Маркуса посерело, но он смолчал. Милит вытащил из ножен кинжал.

– Прощай, Гарвин.

– Дракон, – вдруг отчетливо проговорил шут. Милит обернулся.

– Она не может его позвать.

– Нет. Ты. Или Маркус. Он говорил, что почувствует, если амулет окажется в чужих руках.

Маркус уже вышвыривал вещи из рюкзачка Лены. Золотой дракон засверкал на солнце.

– Милит, давай ты. Меня он видел. Знает. А ты…

– Отойди на полмили, – выдохнул шут. – Чтобы… чтобы от нее подальше.

– Спалит, – разочарованно протянул Гарвин, с сожалением глядя, как Милит вкладывает кинжал обратно в ножны. – Драконы сначала… сначала огнем – а потом разбираются.

– Ну и спалит. Зато ее почувствует! – Милит схватил пряжку и легко побежал-полетел по берегу озера. Зови дракона, Рош. Он может тебя услышать.

– Охх… Маркус, если мне так больно, то каково Гарвину?

– Гарвину хреново, – мрачно сообщил тот. – Даже умереть спокойно не дают… Маркус вот и не дает. Даже если я сейчас… окажусь в Тауларме… все равно… эльф знает, когда приходит время.

– Милит тоже знал, – огрызнулся Маркус. – И Владыка знал. Однако ошиблись.

– Аиллена без сознания… На кого надеяться мне?

– Маркус, посмотри, как она. Что-то изменилось. Посмотри.

Лена постаралась сфокусировать взгляд на Маркусе. Его сумрачное лицо прояснилось.

– Видишь меня, девочка? Ну не говори, не надо. Моргни хотя бы.

Лена закрыла глаза. Впервые за это время. И впервые почувствовала, как же их режет, она ведь ни разу не моргнула. Надо звать Мура. Почему получалось услышать всех. Почему не получается звать дракона.

лена. лена. у милита все получится. он маг. он сумеет. лена, ответь. дай знак. лена.

Рош.

–Я ее слышу, – радостно, забыв о боли, сказал шут. – Маркус, Гарвин, я ее слышу.

Гарвин облегченно вздохнул. Маркус осторожно приподнял ей голову и влил в рот немного отвара. Гару суетился рядом и все норовил полизать лицо.

Это твой эльф? Здоровенный детина с синими тарелками вместо глаз? Аиллена! Отзовись, а то я его спалю.

Мой.

Лечу.

Через пару минут раздалось хлопанье крыльев, показавшееся Лене чудовищно громким. Дракон приземлился на берегу и пробежался по кромке воды, гася скорость, как самолет, потом грациозно для такой махины развернулся и подошел. Не обращая внимания ни на людей, ни на эльфа, ни на рычащего, но поджавшего хвост Гару, он приблизил морду к лицу Лены и внимательно всмотрелся. Янтарный глаз был огромен. Мур по-собачьи обнюхал Лену и по-человечьи покачал головой.

– И что вы с ней сделали?

– Я… толкнул, – с трудом проговорил Маркус.

– То-то смотрю, ты исхудал, – фыркнул Мур, – чувство вины тебя изглодало. Звали зачем?

– Хочешь, чтобы она здесь осталась? Без помощи?

– Ага. Просто мечтаю. Чем тут у вас воняет? Жаркое сожгли? Или с драконом подрались?

– С магом.

– Это от него мертвечиной несет?

– От него.

– И то хорошо. Ага. Понятно. Как там эта фигня у вас называется: иссушающий огонь? Круто. Эльф, ты еще живой? Моргает, значит, живой. Хотя, похоже, ненадолго. А где полукровка?

– Я здесь, ар-Мур.

– Ни хрена, – емко выразился дракон, оглядев шута. – Ясно.

– А где… эльф?

– Щас придет. Живой и даже не жареный. То есть, надо понимать, вы хотите сделать из меня вьючную лошадь.

– Уведи ее в Тауларм, – попросил Маркус. – Пожалуйста.

– За нее можешь даже не просить. Это вроде как само собой. Но вас-то тут тоже бросать… – Он сел, обвился хвостом, как кошка, и почесал передней лапой в затылке. Чешуйки металлически загремели. Прихрамывая подошел Милит, имевший довольно помятый вид.

– Живой? И то ладно. Твое счастье, что я тебя уже видел однажды, потому не спалил, а только хвостом приложил. Слегка.

– Слегка, – проворчал Милит. – Спасибо, что прилетел.

– Ну ладно. Собирайте манатки. Ты парень здоровый, двоих удержишь? – Милит кивнул. – Ладно. Тогда первый рейс: человечек по имени Маркус и Аиллена. Собаку я уж сам понесу. Помрет собака от страха или не помрет? Боюсь, за нее мне может влететь больше, чем если я кого-то из вас уроню.

– Ты ее не урони, – тихо сказал шут. – Главное.

– Учи меня! – оскорбился дракон. – Ну, давай, полезай. Эльф, подашь ему Аиллену, и поаккуратнее там. Через час вернусь. А ты в случае чего не стесняйся в магии. Кроши все, что движется. Что можешь, то и делай. Продержитесь часок.

– Возвращайся, – тихо попросил Милит. Дракон покосился на него.

– За тобой бы не стал, а вон за тем вернусь. Давай. Устраивай девушку, да поудобнее.

Милит поднял Лену очень бережно, но в голове все равно появилась Хиросима, а следом и Нагасаки. Лена закрыла глаза – и солнце было слишком ярким, и Мур сверкал и переливался, словно и в самое деле был сделан из золота, и вообще…

Рош…

Не ной, сказал, что вернусь за ним, значит, вернусь. Твой дружок двоих не удержит, чай, я не мерс и даже не жигуль. И самому держаться надо, и тебя. А оставлять его с полудохлым эльфом неразумно, оставлять надо того, кто может защититься. И других защитить. А тот верзила сможет. Не робкого десятка парень, силой не обижен, да еще и маг неслабый.

лена. он вернется. я знаю.

Ага. Вернусь. Не ради тебя, конечно, она вон переживает. И что только она в тебе нашла? Ни кожи ни рожи, а туда же – Аиллену охмурил.

–Готовы? Ну, держись покрепче, человек.

Он разбежался (свет вовсе померк) и взлетел, сделал круг над озером и неожиданно спикировал. Отчаянно взвизгнул Гару.

Не бойсь, подруга, это он со страху. Даже не помял. Я знаешь каким нежным быть могу? Что, так сильно голова болит? Бедняжка. Ладно. Я молчу.

Маркус склонился над ней, обнимая ее одной рукой и прижимая телом к каменной спине дракона. Второй рукой он вцепился в выступ гребня. Лена не чувствовала его страха. Если Маркус чего и боялся, только не этого безумного полета. Он боялся за нее, боялся сделать ей больно, боялся не удержать. Мур летел удивительно ровно, плавно взмахивая огромными крыльями. Скорее. Скорее. Тебе еще возвращаться.

Вернусь, вернусь. Привезу твоих дружков. Надо же, ар-дракона заставили ослом работать! Только на осла столько можно навьючить. Позорище-то!

Я боюсь за них.

Знаю.

Мур…

Не ной. Вернусь. И обещаю: если кто-то меня опередит, мало ему не покажется. Я от этого эльфийского рая оставлю выжженную землю. Или даже земли не оставлю. Можешь мне поверить. Пожгу пару городов, сами тебе этого злодея принесут. Мелко нарезанным и на блюде.

Что проку в мести.

В мести? Никакого. А вот возмездие – совсем не вредная штука. Ну вот. Снижаюсь. Потрясет.

Потрясло так, что очнулась Лена уже раздетая, в постели и в окружении эльфов. Маркус психовал поодаль.

– Нет, исцелять поздновато, – говорила Ариана. – Гарвин бы рискнул, а я не стану. Она и так поправится. Как думаешь, Кавен?

– Поправится. Голова болеть будет, ну так травами попоим. Ничего. Она девочка, в общем, здоровая, это пройдет. Владыка, ты согласен?

– Да. Я не вижу опасности для ее жизни. Аура нормальная, Искра хорошая.

Температура нормальная, живот мягкий, давление сто двадцать на восемьдесят. Консилиум окончен.

– Очнулась? – ласковые руки Арианы прикоснулись к ее щеке. – Ну и умница. Выпей-ка. Это очень неплохое лекарство. И чуточку магии в нем… Давай… Ну вот. А сейчас поспи.

– Шут…

– Дракон отправился за ними, – успокаивающе сказал Лиасс.

– Почему не пошел ты?

– Я не знаю, куда открывать проход.

Он мог полететь с драконом и открыть проход оттуда. И стало бы больше времени для спасения его собственного сына. Хоть на полчаса, но больше. Он не мог об этом не подумать, однако остался. Это видно было по синим глазам, по непроницаемому лицу, которые выражали только то, что хотел Лиасс. Сейчас он хотел показать свое беспокойство о ней и теплое отношение. На сына наплевать. На любимого внука наплевать. Главное – Аилена, козырная карта Владыки Лиасса, она же джокер. Какое место он отвел ей в своей заботе об эльфах? О всех эльфах – но не о сыне и внуке.

Я думал, что забыл, что такое страх, пока не увидел ее на руках у Проводника. Все насмарку. Все зря. И как сразу вспомнились все чувства прежних лет – и отчаяние, и ужас, и обреченность… Надежда умирает вместе с тем, кто ее приносит. Живи, Лена, только живи. Все неважно, все не важны, мир может рухнуть, эльфы погибнуть, люди погибнуть, только ты должна жить, если не ты…

Он не может в это верить. Циник Лиасс не может возлагать надежды на одного человека. На одну обыкновенную женщину, которой бог или кто-то еще отвесил сполна некой энергии. Силы. Даровать жизнь она еще способна, даже двумя способами, как оказалось, энергии (силы) много, это есть величина физическая (магическая), ею можно поделиться. Но каким образом от нее может зависеть надежда, абсолютно эфемерная штука? К тому же надежда неизвестно на что – об этом Лиасс боялся даже думать.

Мир может рухнуть, эльфы погибнуть, люди погибнуть, только шут должен жить. Только шут должен жить. Только шут.

– Владыка, дракон вернулся, – доложился черный эльф, – с ним остальные. Гарвин очень плох.

– Я побуду с ней, – предложил Маркус. – Вы идите… Там и правда… вы все можете понадобиться.

Эльфы переглянулись и согласно потянулись к двери. Лиасс уходил последним, Маркус попросил вслед, очень тихо:

– Спасите Гарвина.

Лиасс сделал вид, что не слышал, хотя не слышать не мог. У эльфов очень тонкий слух. Маркус придвинул стул к кровати, сел и взял руку Лены в свои. Он был очень подавлен.

– Ты и правда поспала бы. В таких случаях все сходятся в одном: покой и сон. Я тебе обещаю все рассказывать. Пусть эльфы врут, я знаю, что тебе врать нельзя. Если хочешь, я от шута ни на шаг не отойду. С тобой-то обязательно кто-то все время будет, а с мужчинами они не чикаются… оно и правильно, конечно, но хочешь, я ему сиделкой буду?

– Хочу.

– Буду. Ты не волнуйся, а? С ним все будет нормально. Сердцем чую – Милит правду говорит. Он сейчас иногда даже не знает: то ли он чувствует, то ли шут, у них жизни как-то перемешались. Милит спокойно говорит, что он поправится. Веришь?

Лена вспомнила обугленную кожу, и на глаза немедленно навернулись слезы. Маркус осторожно стер их пальцем, нагнулся и легонько поцеловал ее в щеку.

– Поспи, пожалуйста. Да и легче тебе будет, если глаза закроешь, не так голова станет болеть. Я знаю, со мной было такое, случалось, что били по голове. Отлежишься – и все. И о собаке не волнуйся, цел он, только с испугу под крыльцо забился и не вылезает. Хочешь, я его приведу?

– Я тебя люблю, Маркус. Ты самый лучший друг.

Он грустно улыбнулся.

– Я тоже тебя люблю, Делиена. Ты ведь знаешь. Ну давай, а? Не петь же мне тебе колыбельную, в самом деле? Пес твой и вовсе от страха помрет, если вдруг мое пение услышит.

Лена послушно закрыла глаза, чтобы прекратить карусель, в которую превратилась комната. Ощущение кружения осталось, но предметы перестали мелькать перед глазами, а скоро она действительно заснула и проспала неведомо сколько, сквозь полусон чувствуя, как ее обтирают травными отварами, переодевают, накрывают теплым одеялом, меняют повязку на голове…

Когда она соизволила проснуться, голова болела и кружилась, но терпеть это было вполне можно. Неподалеку сидел, склонившись над столом, Кайл, что-то мастерил. Наверное, очередной амулет. Стоило Лене на него посмотреть, он оглянулся, отложил что-то и улыбнулся.

– Проснулась? Бабушка велела сразу же дать тебе лекарство. Нет, там нет сонных трав. Уже не нужно.

Лена послушно выпила и открыла рот, чтобы задать вопрос, но Кайл уже отвечал:

– Оба живы. Полукровка поправится, хотя и непросто, и нескоро. Понимаешь, позднее исцеление – штука опасная, поэтому мы его используем, только если есть угроза для жизни. Оно и переносится тяжело, и непредсказуемо… В общем, его лечат обычными мазями и травами, зато дают обезболивающее. Аиллена, я понимаю, что тебе страшно, если ты его видела, но поверь: это пройдет бесследно. У меня предплечье такое было, как у него лицо, когда мы пришли в этот мир. А теперь, – он снял куртку и закатал рукав рубашки. – Видишь, никаких отметин. Полукровке уже лучше.

– А Гарвин?

Кайл помрачнел, даже прозрачные глаза потемнели.

– Гарвин очень плохо. Мы смыкали кольцо, чтобы дать бабушке и Кавену больше силы, так что… в общем, он может выжить. И может умереть. Скорее, умереть. Очень… очень серьезный ожог. Странно, что он был еще жив, когда вы позвали дракона. Не знаю, где он взял силы, ведь ты не могла дать.

Они не сказали. И не надо. И Милит пусть молчит. А Маркус и не заговорит, он нормальный, он не захочет, чтобы на него косились, как косятся на Гарвина.

На улице залаял Гару. Кайл впустил его, и пес исполнил танец восторга, чуть лужу не напустил от счастья, что видит наконец обожаемую хозяйку. Лена потрепала его по загривку, и он улегся возле кровати, всем своим видом показывая, что именно тут и есть его законное место. Кайл заставил ее поесть, правда не напрягал всякими бульонами и кашами, как вроде бы положено кормить больных: он скормил ей кусочек рулетика и свежий медовый пряник, а шианы не дал, сказал, что пока рано, налил чай, явственно пахнущий лекарственными травами, но все равно вкусный. Лене очень хотелось в туалет, но говорить об этом Кайлу почему-то было неловко, однако он прекрасно все понял сам, вышел и позвал Литу, одну из помощниц Арианы. Замглавврача.

Оказывается, проспала она почти четверо суток, и это просто замечательно, потому что чувствует она себя лучше и выглядит лучше, и даже можно отказаться от судна (абсолютно такого же сосуда, что и в новосибирской горбольнице, например), а встать и осторожненько добраться до туалета. Она уж и забыла, что существует такая роскошь, как ватерклозет. Эльфы, правда, не пользовались унитазами с подлокотниками, как во дворце Родага, конструкция больше напоминала детский стульчик с дыркой, но это было все равно верхом роскоши и комфорта. По сравнению с кустиками.

Передвигалась она еще неуверенно, заносило, как пьяного водителя на скользкой дороге, поэтому Лита поддерживала ее, проводила потом до кровати и сказала, что лежать придется еще несколько дней, но вставать уже можно, как только захочется. Лена потребовала Маркуса или Милита, и ей тут же был предоставлен Милит. Он с такой нежностью провел своей вовсе не мягкой ладонью по ее щеке, что Лена сразу забыла о своей надежде. У него не прошло. Просто он загнал все чувства поглубже, с истинно эльфийской фаталистичностью осознав, что проявлять их больше не придется.

– Ты нас испугала, – признался он. – Даже не думал, что так могу бояться. Сразу скажу: шуту стало лучше. Клянусь. Чернота с лица уже ушла, с плеча еще нет, там ожог глубже. Ему, конечно, больно, зато дают лекарства, он большую часть времени в забытьи. Маркус от него вообще не отходит. Спит сидя. Ты скажи ему, чтоб отдохнул, а я посижу с шутом.

– А Гарвин?

Милит виновато опустил голову.

– Плохо. Его исцеляли, но огонь уже проник в легкие… Он кашляет…

– Кровью?

– Нет, легкими. Кровь свернулась. Лена, он может выжить. Ну… как тебе сказать… Десять из ста, что выживет. Это очень много при такой ране. Поверь.

Что-то он недоговаривал. Что-то недоговаривал и Кайл. Скажет Маркус, он пообещал. Он хоть и не страдает гипертрофированной правдивостью шута, честен и слово держит. Лиасса можно даже не спрашивать, этот говорит, только если считает, что ей нужно знать и это знание не помешает ему использовать ее в каких-то своих глобальных целях.

Она терпеливо повторила три раза, что чувствует себя не блестяще, но не так уж плохо, что даже вставала, но лежа пока лучше, потому что голова кружится, но уже не болит, потому что лекарство начало действовать. Ему страшно хотелось ее поцеловать. Просто так, дружески, братски, но он не решался. То ли опасался, что она не так поймет, то ли не ручался за себя. Лена погладила его руку. Милит обрадовался, как ребенок, даже глаза засветились. Никогда мне не понять эльфов. Впрочем, людей мне тоже никогда не понять.

Прощаясь, Милит все же решился (и эта борьба вместе с решением забавно отразились на его лице, красивом даже для эльфа), наклонился и бережно поцеловал ее в щеку. И даже гром не грянул. Лена слегка улыбнулась, приободрив его. Что с ним? Вроде чмокал уже… или нет? Это стало так несущественно после возвращения шута, мало ли кто ее в щеку целовал, у эльфов это вообще привычка: женщину в щеку поцеловать – это вроде как комплимент сделать.

Милит, как и обещал, прислал Маркуса, усталого, осунувшегося, с посеревшим лицом и красными глазами. Нет, так действительно нельзя. Маркус потер лицо ладонями.

– Правда, мало сплю. Не получается. Не могу спать, когда он стонет. Тихо, тихо… успокойся. От того что ты вскочишь, ему легче не станет. Делиена, ему дают самые сильные лекарства. Когда он не спит, говорит, что терпеть можно. Просто во сне себя не контролируешь. Знаешь, у него лицо уже не черное, так что я начал верить, что это пройдет. Кожа даже не шелушится. Ну… болит. Ожог – это всегда больно. Плечо пока еще черное, но ты знаешь, Ариана так спокойна… Я просто чувствую ее уверенность, что все обойдется.

– Я его не чувствую.

Маркус улыбнулся.

– Конечно. Он спит. Все время спит, как медведь зимой. Просыпается и о тебе спрашивает, потому что тоже тебя не чувствует, а ты тоже спала. Жизнью клянусь, он жив и поправляется.

– Теперь о Гарвине расскажи.

– Гарвин плох, – помрачнел Маркус. – Говорят, что он может выжить, но, по-моему, сами в это не верят… Мне кажется…

Он замолчал. Лена подождала, потом поторопила:

– Ну, Маркус!

– Мне кажется, он не хочет.Даже эльфийской выносливости есть предел. Нельзя было не применять магию, он бы в тот же день умер, а теперь нельзя давать обезболивающее. Он устал.

– С ним есть кто-нибудь.

Маркус опустил голову.

– Ты же знаешь эльфов… Нет, он один. Заходят часто, то Ариана, то Кавен. Владыка бывает. Кайл. Паир был. Хочешь, я…

– Сначала выспишься. С шутом побудет Милит, он пообещал. А потом…

– Я к нему часто заходил. Потому и показалось… Я, наверное, и правда посплю пару часов. Ты не вставай, а то знаю я тебя…

Конечно, Лена вставала, но поняла, что не доберется до больницы. И так продолжалось еще два дня, а потом внезапно стало почти хорошо. То есть где-то побаливало, где-то покруживалось, но она спокойно ходила, не цеплялась не стены, даже ванну приняла. В зеркале над ее туалетным столиком отражалась какая-то жуткая тетка с исчезающим уже синяком на пол-лица. На виске, точно в том месте, что и у шута, был неаккуратный, хотя и небольшой шрам. За разглядыванием этого шрама ее застал Лиасс.

– Если хочешь, я могу смягчить его. Совсем убрать не получится…

– Да ну, – отмахнулась Лена, – я не фотомодель. То есть не красавица, на которую съезжаются посмотреть.

– Со временем он станет почти незаметным.

– Лиасс, это меня мало заботит. Я хочу к шуту. И к Гарвину.

Он присел на столик и посмотрел на нее сверху вниз, но вовсе… в общем, хоть и сверху, но не сверху вниз.

– Не стоит. Просто потому, что ты еще сама не совсем здорова, а пока ты их не видишь, ты не так…

– Я хочу к шуту. Ты намерен меня удержать?

– Нет, – сказал он после паузы. – Шут поправляется и выглядит уже не так пугающе, как в первый день. Ариана почти все время держит его в сне.

– Чтобы я не чувствовала его боли, – понимающе кивнула Лена – и угадала: у Лиасса удивленно дрогнули ресницы. – Да ладно, Лиасс, я уже знаю, как легко вы относитесь к боли и ранам. Если жизни не угрожает, надо потерпеть, и все. Во всяком случае применительно к мужчинам. Сколько прошло лет?

– Восемь.

– Всего или после нашего появления?

– Всего. Восемь лет и четыре месяца. Ты не ошиблась с Дартом?

– Кто знает? То есть с личностью по имени Дарт – нет, а с тем, что вследствие этого случится, пусть разбираются историки. Лет через сто.

– Ты мудреешь, – только и сказал он.

– И становлюсь циничной. Ты можешь мне сказать, как Гарвин?

– Умирает. Слишком глубоко. Поражены легкие. Ему просто нечем скоро будет дышать. Он просит дать ему уйти, и я… я его понимаю.

– А как же десять из ста?

Лиасс покачал головой.

– Самоутешение. У него один из ста… и то вряд ли. Чудес не бывает.

– И это мне говорит маг, – усмехнулась Лена. – Ладно. Подожди.

Вообще, она даже осознать не успела, что делает, а Лиасс не успел понять, что значит это «подожди», а то бы точно за нее уцепился. Удивительно ровная и удивительно однотипная трава колыхалась под ветром. Ни единого сорняка. Даже цветы где-то в стороне. Газонная травка-мутант по пояс. Или не стригли триста лет. Он обязательно будет дома. Потому что есть великая нужда Аиллены Светлой.

Дом был какой-то несерьезный. Бунгало. На тропическом острове. Или плетень, только плотный, сведенный в четыре стены, крытая блестящими листьями двускатная высокая крыша, окна закрыты ставнями в виде жалюзи. Круглый год лето? Никаких признаков замка. Никаких признаков крыльца. Разве что трава перед дверью выдергана. Наверное, каждое утро выходит и пропалывает участок, чтобы однажды не обнаружить, что дверь не открывается.

– Ты и травами занимаешься? – спросила она, едва не доведя его до заикания. А себя до смерти. Он обернулся так резко, и в руке так опасно сверкнул металл, что Лена сделала шаг назад. Не нож. Не метательная звездочка. Всего лишь терка, какая была у каждой домохозяйки в Новосибирске.

– Вообще-то я занимаюсь завтраком, – справившись с собой, сообщил эльф. – Но судя по тому, что ты пришла, позавтракать мне не удастся.

– Он эльф. Он умирает. Нужно чудо.

– Чудо? – усмехнулся он. – Это почти по моей части. Как твой человек?

– А почему я пришла именно к тебе?

– Ты действительно Аиллена?

– Откуда мне знать? Владыка так говорит. И ар-дракон так говорит. И некий безымянный полукровка, раздающий то, чего у него не просят, тоже так говорит. Я знаю, что меня зовут Лена Карелина, и то скоро забуду. Сколько мне лет, я уже не знаю.

– Выглядишь на сорок, а сколько есть, действительно, загадка… Ар-дракон… Ты правда встретилась с ар-драконом? И он сказал, что ты – Аиллена? Неужели и правда…

– Я не знаю, с чем для вас связано это святое имя, и, признаться, знать не хочу. Я обыкновенная женщина, которую выкинул ее собственный мир, и я бы здесь не задержалась, если бы не один мужчина. Ну так получилось, что дано мне… вот это, сама не знаю что. Но сейчас умирает мой друг, а я не могу ему помочь.

– Что с ним?

– Иссушающий огонь. Ты поможешь?

– А где же он?

Лена засмеялась, правда, довольно зло.

– Я Странница, целитель. Это мое чудо: я могу провести тебя в другой мир и вернуть обратно. Не волнуйся, это город эльфов. Город Владыки Лиасса. Кстати, почему встреча с Владыкой тебя не потрясла, а с меня ты глаз не сводишь?

Он беззвучно подошел и прикоснулся к синяку на лице.

– Камень? Ты долго болела? Тяжело?

– Сначала тяжело, а потом как рукой сняло. Значит, ерунда.

– Не значит, – возразил он. – Твоя сила тебя и исцеляет. Подожди, не крутись. Не хочешь же ты до конца дней ходить со шрамом на лице.

– Он мне не мешает.

– Да? Ну, вернуть его на место я уже не смогу. Разве что снова ударить тебя камнем.

Лена взяла его за руку и привела Лиасса с состояние легкого шока. Вообще, он явно намеревался на нее наорать, чтоб не шлялась неизвестно куда одна, но ронять авторитет Светлой при постороннем не стал. Или свой авторитет. Даже поклонился слегка, но с достоинством:

– Приветствую тебя, брат.

– Приветствую тебя, Владыка, – существенно ниже поклонился целитель. Лена, не выпуская его руки, сурово спросила:

– Гарвин в больнице?

Лиасс оторвал зад от столика (кланялся сидя, зараза!) и пошел впереди. Лена, на всякий случай не отпуская эльфа, потащила его следом. Встречные ниц не падали, но поясные поклоны клали. Соскучились за восемь лет. Лена была бы рада их видеть, если бы не неотложность дела.

Вообще, она едва не упала в обморок, увидев Гарвина. А он еще закашлялся, и изо рта не кровь пошла, а что-то черное. Он был один, и некому даже было вытереть ему подбородок. Лиасс поддержал ее и усадил на стул с видом «я тебя предупреждал». Целитель приблизился. Гарвин открыл глаза, странно ясные на фоне исхудавшего землистого лица, и даже улыбнулся.

– Аиллена… Выздоровела… Хорошо…

Эльфа он вроде и не замечал. Много вас тут трется, на всех внимание тратить уже сил нет. Тот удовлетворенно кивнул, как-то сложно и почти невообразимо сложил руки, откинул назад голову – и Гарвина выгнуло, подбросило, начало чуть не выворачивать наизнанку под этими руками, он зашелся в хрипе – кричать просто не мог, черная густая жижа лилась изо рта… Лиасс рывком поднял Лену, повернул ее к себе лицом и спиной к Гарвину и крепко обнял, чтобы она не видела этого. Лена сделала попытку вырваться. Где там. Держал он одновременно и очень крепко, и очень нежно, прижал ее голову к плечу, чтоб не вертелась, и тихо проговорил что-то на эльфийском. То ли успокаивал, то ли заклинание какое произнес… с него станется. Хотя он редко произносил заклинания вслух. То есть магу его мощи не нужны были акустические колебания, он даже проход открывал молча. Мягкое синее сукно. Но уже не то. Даже экономный Лиасс не носил куртки по десять лет. К тому же, наверное, жизнь здесь уже стала похожей на нормальную, уже и сукно ткут, и куртки шьют… Знакомой пуговицы с подпалинкой нет. Цвет не такой. Чуть посерее, что ли… Он предпочитал синее. Не лишен кокетства, однако, потому что этот глубокий синий очень идет к его золотым волосам и ярким глазам.

А сердце у него билось значительно быстрее, чем положено. Неужели переживает?

Злая стала Ленка. Откуда только такой сарказм взялся. Видела же, как сияли синие глаза, когда она привела Гарвина. Все-таки сын. Хоть и некромант. А сколько сыновей он похоронил? То есть сколько сыновей у него умерли? От старости. Больше тысячи лет – об этом лучше и вовсе не думать, потому что… потому что столько не живут.

– Ты не бесчувственный, – прошептала Лена, словно стараясь убедить саму себя. Он услышал. И, наверное, понял.

– Нет.

– Отпустил бы ты ее, Владыка. Оставишь синяки. Она и так не особенно хорошо себя чувствует, а ей еще вести меня обратно.

Лиасс разжал руки. Целитель выглядел старым и усталым. Гарвин – мертвым.

– Ну, ты просила чудо – вот тебе чудо. Больше, наверное, никто сделать не способен. Но я ничего не могу обещать. Он изможден. Он принял прямой удар в грудь – впервые вижу такого неосмотрительного эльфа.

– Он закрыл собой человека.

– Вот как… – со странной интонацией произнес целитель. – Что ж… Я восстановил большую часть утерянного. Но организм должен привыкнуть к новым тканям… В общем, как у того твоего человека, разве что площадь поражения больше. Ему придется еще долго бороться с болью.

– Он выживет?

– Я не могу обещать, Владыка. Скажем, пятьдесят на пятьдесят. Хотя я думаю, больше. У него… в нем есть что-то особенное, не понимаю, что… но он другой. Не такой, как я или другие эльфы.