Текст книги "Огненный рай"
Автор книги: Сьюзен Виггз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)
Во главе группы офицеров на палубе появился Шарль Гектор Теодат, граф де Эстен, на всех – великолепные белые мундиры и жилеты с серебряными латными воротниками, золочеными пуговицами; головные уборы, отделанные мехом барашка, довершали великолепие наряда. Американцы, севшие на флагман на мысе Джудит, чтобы помочь флотилии найти наиболее выгодную военную позицию, изумленно открыли рты, удивляясь пышности формы.
– Эштон Маркхэм, – граф слегка поклонился. – Месье Тэлмедж сообщил, что вы – огромный свирепый лев, а не человек. Согласен с ним – это действительно так.
Эштон усмехнулся:
– Бен, вероятно, говорил это не в качестве комплимента.
– Eh, bien [10]10
Ну, хорошо (фр.)
[Закрыть]. Ваш соратник также рассказал, что вы прекрасно разбираетесь в лошадях. – Он направился в адмиральскую каюту, чтобы обсудить детали плана. – Я проинструктировал адмирала Суфрена держать свободным восточный пролив. – Он указал на карту. – Он называется Саконнет – эти краснокожие дают всему такие невероятные имена.
Финли отпил большой глоток французского вина. Один из офицеров, презрительно фыркнув, чуть пригубил бокал, Финли же, осушив его, демонстративно громко стукнул им о стол, а затем рыгнул. Де Эстен прочистил горло.
– Суфрен захватил заложников.
– Есть ли в этом необходимость? – быстро спросил Эштон.
– Разумеется. Их нахождение на борту «Лангедока» свяжет англичанам руки, они не решатся обстреливать флагман, а значит, не смогут разрушить наши планы.
«Хорошо, что удалось отправить Бетани и Генри в Бристоль», – подумал Эштон.
Пока флотилия ожидала сообщений о том, что пролив Миддл-Пэссидж свободен для прохода судов, он размышлял. Обильное возлияние – французские моряки не скупились на угощения – усиливало грусть. Ньюпорт скоро будет освобожден, и когда это произойдет, он даст свободу желаниям своего сердца: слишком долго приходилось сдерживать свои истинные чувства к Бетани, а ей всегда были нужны только его любовь, и ему, наконец, стало ясно, что он готов дать ей эту любовь.
Под действием вина Эштон разоткровенничался с Гастоном и рассказал ему о своей лоялистке-жене.
– Я знал ее еще девочкой, помню угловатым неуклюжим жеребенком, полным озорства. Но после четырех лет учебы ее нельзя было узнать.
– Стала очаровательной женщиной, не так ли? – Гастон приподнял бровь и снова наполнил бокал Эштона.
– Как прекрасное выдержанное вино.
* * *
На следующий день к флагману подплыла лодка, помощники сообщили хорошие новости: Суфрен очистил пролив Миддл-Пэссидж, войска под командованием Салливана и Лафайета начали военные действия на острове Эквиднек.
Захваченные Суфреном заложники были доставлены на борт флагманского корабля, матросы помогли несчастным тори по одному подняться по трапу. Первыми показались торговцы: рабами – мистер Симон Пиз, ромом – мистер Эвен Хант, – за ними мистер Кит Крэнуик, посылая проклятия в воды залива. До следующего очередь не дошла – случился обморок с мистером Пизом: его лицо вдруг смертельно побледнело, он схватился рукой за грудь, падая на палубу у ног графа де Эстена. На некоторое время все забыли о четвертом заложнике. Услышав какой-то звук, Эштон оглянулся и увидел небольшую, явно женскую ручку, держащуюся за поручни, затем – гриву золотистых волос и ангельское личико, искаженное гневом, достойным фурии.
– О Боже, – произнес он, – Бетани.
Глава 22
– Это невозможно, – ответил де Эстен, застегивая многочисленные пуговицы мундира. – То, о чем вы просите, Эштон, совершенно недопустимо.
– Но это же женщина.
– Чтобы убедиться в этом, не надо родиться французом.
– Но вы же не станете держать мою жену на корабле во время сражения.
– Послушайте, mon ami [11]11
Мой дорогой (фр.)
[Закрыть]. Конечно, брать женщину в заложницы не соответствует правилам, но корабль более безопасное место во время сражения, чем Ньюпорт, не так ли?
Эштон мрачно кивнул, направляясь к двери каюты.
– Вам придется убедить в этом мою жену.
– Сегодня на корабле официальный ужин, – бросил ему вслед француз. – Надеюсь, у вас есть с собой приличный костюм.
– Приличный? – тихо пробормотал Эштон.
В матросских каютах Эштон столкнулся с Финли.
– Ты уже разговаривал с Бетани?
– Накоротке, но она успела сравнить меня с хитрой змеей.
– Надеюсь, жена не обвиняет тебя во всем, что произошло? Почему она не уехала в Бристоль, как ты ее просил?
– Лилиан и слышать не хотела, чтобы уехать из Систоуна, и Бетани пришлось остаться с ней, а Кэрри и Генри отправить в Бристоль. У нее вошло в привычку обвинять меня во всем, что бы с ней ни случилось.
– Не отчаивайся, – успокоил Финли. – Год назад Эбби была готова сжечь меня на костре, а сейчас носит моего ребенка. – И добавил с застенчивой улыбкой: – А я по-прежнему стираю белье.
Эштон достал свой официальный костюм, единственный, по его мнению, приличный: белую кружевную рубашку, которая топорщилась на нем, выступая белой пеной из-под бордового жилета, кожаные бриджи, до колен туго обтягивающие бедра, тонкие шелковые чулки, закрепленные подвязкой, – еще ладно, что высокие черные кожаные сапоги почти полностью закрывали чулки. Темно-синий сюртук украшало золотое шитье.
– Восхитительно, – мрачно прокомментировал Финли, прихорашиваясь, словно щеголь, также в парадном костюме. – Не хватает только напудренного парика.
Эштон бросил на него хмурый взгляд; как давно привык, завязал волосы на затылке, оставив незатейливый хвостик, и вместе со всеми американцами отправился в кают-компанию.
* * *
Бетани неохотно шла вслед за корабельным юнгой по лабиринтам многочисленных плохо освещенных проходов корабля, пока не поднялась на верхнюю палубу, где моряки заканчивали свою обычную работу. В мгновенно установившейся тишине пронесся шепот:
– Женщина… Боже мой, что за красотка!
Бетани опустила голову, стараясь скрыть покрасневшее лицо, – мало того, что ее схватили в конюшнях Крэнуика и доставили на французский корабль, словно какую-нибудь вещь, так теперь еще иностранные матросы отпускают по ее адресу похотливые замечания, а Эштон, черт бы его побрал, ведет себя так, будто ничего не произошло.
Адмирал де Эстен приветствовал ее в дверях каюты. Она глядела мимо него на многочисленных слуг, прислуживающих за роскошно сервированным столом из красного дерева. В углу каюты стояла группа офицеров.
– Как вы себя чувствуете, мадам? – осведомился адмирал.
– Заверяю вас, для меня было бы намного лучше, если бы я не оказалась здесь, месье.
Адмирал гордо пожал плечами:
– Война, мадам. Уверяю вас, в мирные времена мы бы могли стать хорошими друзьями. – Взяв руку женщины, он поднес ее к губам.
Внушительная тень Эштона появилась в дверях; Бетани каким-то особым чутьем ощутила присутствие мужа еще до того, как увидела его, – таким бывает запах надвигающегося шторма. Обернувшись, она отметила аккуратно зачесанные волосы, элегантный костюм, начищенные до блеска сапоги – такой наряд делал его похожим на человека из общества. Эштон смерил ее долгим взглядом, каким еще никогда не смотрел, – нежным, мягким, призывным. Будь обстоятельства другими, ей бы не устоять перед таким соблазном.
– Добрый вечер, любовь моя. – Он взял ее руку у де Эстена и, низко склонившись, прижался губами. – Ты, кажется, очень взволнована тем, что оказалась здесь.
Удивленная его официальным приветствием, Бетани отдернула руку.
– Не взволнована, а возмущена – меня похитили и силой доставили на вражеский корабль.
Эштон проводил жену к длинному столу и усадил на стул. Во время ужина Бетани старалась не замечать мужа, уделяя внимание Ханту и Крэнуику, которые ели очень мало, а пили много, и хотя она не знала первого и совсем не симпатизировала второму, обменивалась мнениями, в основном, с ними.
– Как ужасно, что тебе пришла в голову мысль показать наррагансеттских скакунов именно сегодня, после обеда; останься мы в гостиной с Мейбл и мамой, возможно, негодяи адмирала Суфрена прошли бы мимо.
Кит хмуро смотрел в бокал с вином.
– Все это лето в городе постоянно воровали лошадей, но я никогда не думал, что можно похищать гражданских лиц.
Французы, восхищенные красотой Бетани, старались привлечь ее внимание, разговаривая с ней на плохом, но старательно выученном английском языке.
– У тебя сегодня толпа поклонников, – прошептал Эштон, наклонившись к ней, – включая и меня.
Она напряженно выпрямилась на стуле.
– Я покидаю вас, – объявила Бетани, вставая из-за стола.
Мужчины поднялись; она направилась к двери, никому не пожелав доброй ночи. Эштон сопровождал ее, твердо держа за локоть, и не позволил ей вырвать руку.
– Сама найду дорогу в каюту.
Эштон, казалось, не слышал ее; взглянув на ночное небо, сказал:
– Какая лунная ночь!
Бетани не удержалась, тоже посмотрела, и весь ее гнев исчез: ночной воздух – неподвижен и словно насыщен солью, бархатное небо – все в звездах, которые, казалось, вот-вот зацепятся за мачты корабля.
– Сколько меня здесь собираются держать пленницей? – задала она вопрос.
– Пока не освободят Ньюпорт. Посмотри вокруг, Бетани. – Он указал на огни еще одиннадцати военных судов. – «Красные мундиры» не устоят против этой силы.
Жена некоторое время молчала – внезапная перспектива освобождения от англичан Ньюпорта уже не показалась ей такой ужасной, только хотелось, чтобы война быстрее закончилась. Эштон дотронулся пальцами до ее подбородка. В его взгляде была такая нежность, что она задрожала.
– Давно собираюсь тебе кое-что сообщить – это касается меня. Нас двоих.
– Тебе нечего сказать о нас двоих, меня мало интересует, о чем ты собираешься говорить.
– Тогда, может быть, вспомнишь…
Она вскрикнула от неожиданности, а он с силой прижал ее к себе.
– Отпусти.
Эштон не дал ей больше ничего сказать, и напрасно Бетани сопротивлялась его настойчивому поцелую, чувствуя, как силы покидают ее, – как легко запутаться в его шелковой паутине и забыть обо всех своих убеждениях! Она уперлась руками в его кружевную рубашку и заговорила резким отчаянным голосом:
– В этом наряде ты выглядишь джентльменом, Эштон, но я знаю тебя предателем, который силой берет то, что ему нужно. Так возьми меня силой, муж, потому что я не могу отдаться тебе по своей воле.
Его руки ослабли, жена качнулась и облокотилась на перила, гневно сжав губы, но глаза выдавали что-то, похожее на невыразимую печаль.
* * *
Бетани плохо спалось на узкой кровати. Наступило прохладное августовское утро. Она попыталась читать французский роман, но с его страниц веяло скукой; через иллюминатор каюты можно было разглядеть, как «Лангедок» входит в воды залива Наррагансетт. Мысли ее вернулись к предыдущему вечеру. Гнев прошел – не настолько, чтобы можно было простить Эштона, но поговорить с ним надо. Выйдя из каюты, Бетани поднялась по крутому трапу и вышла на палубу, освещенную полуденным солнцем.
На горизонте виднелись острова залива – французская флотилия бороздила его воды. Впереди, сквозь паруса и мачты, показались очертания острова Конэникут.
* * *
Оживление среди матросов верно подсказало Эштону о появлении Бетани – в шелковом бледно-желтом платье она напоминала цветок примулы на фоне приглушенных красок корабля, моря и неба.
Эштон быстро направился к ней, перескакивая через рулоны канатов и упаковочные клети.
– Тебе лучше спуститься вниз.
Она покачала головой.
– Почему мы направляемся к острову Конэникут?
– Там высадятся четыре тысячи солдат и затем отправятся на остров Эквиднек.
Бетани вздрогнула.
– Вся эта мишура: сложные планы, бочонки с порохом – кажется какой-то игрой, если бы не была реальностью. Будут погибать люди. Многие семьи потеряют все.
Эштон кивнул. Вдали виднелся родной Ньюпорт, в порту которого стояло всего несколько беспомощных английских судов – Бетани взглянула в лицо настоящей войны. Он хотел взять ее за руку, но раздумал: ее вчерашние слова еще были свежи в памяти. Стоя рядом, они наблюдали, как солдаты сходят на берег – колониальные войска и их французские союзники. Англичане укрепили остров двойной линией обороны, перёд ними находилось озеро, позади – виднелся форт Томмини-Хилл.
– Кто это? – Бетани указала на человека, только что сошедшего на берег.
– Шевалье де Понжибо, – пояснил Эштон. – Заместитель маркиза де Лафайета.
– Ничего не получается! – гневно кричал полный мужчина. – Эти люди ведут себя словно школьники во время игры. Они… – он вдруг замолчал, увидев женщину за спиной де Эстена. – О, la belle. Qui est-ce? [12]12
О, женщина. Кто она?
[Закрыть]
Бетани выступила вперед, Эштона охватило чувство ревности.
– Я Бетани Маркхэм, – подчеркнуто вежливо произнесла она. – Ньюпорт – моя родина, сэр. – И поморщилась, услышав первые выстрелы орудий.
– Обычная перестрелка, – заметил Понжибо.
– Не хотелось бы быть свидетельницей даже обычной перестрелки.
Шевалье неохотно оторвал от нее взгляд.
– Плохие новости, – обратился он к графу. – Маркиз проявляет ангельское терпение к этим колонистам. Их кавалерия напоминает стаю уток. А пехота! Никак не реагирует на барабанную дробь, солдаты в домотканой одежде. Кажется, их больше волнуют собственные желудки и наши припасы, чем порох для орудий.
Вдруг до Бетани донеслись взволнованные крики – на борт корабля поднялась группа американских солдат, они бегом бросились к офицерам.
– Королевская эскадра приближается к мысу Джудит! – кричал один из них. Корабль «Черного Джека» – «Риноун» – прикрывает семь судов – кечи и брандеры.
На палубе установилось тягостное молчание, стало слышно, как волны бились о борт корабля, а ветер шелестел в снастях. Де Эстен отдал несколько приказов на французском языке – матросы бросились к парусам, другие схватились за тросы, и вскоре паруса были подняты.
Эштон быстро повел Бетани на нижнюю палубу.
– Иди в свою каюту и оставайся там – «Черный Джек» ничего не знает о заложниках и постарается обстрелять флагманский корабль.
* * *
По небу неслись темные тучи, заслоняя солнце, направление ветра не благоприятствовало французской флотилии. «Лангедок» взял курс на юг, надеясь на смену направления ветра, но юго-западный бриз изменил направление на два градуса на восток, а затем совсем стих – корабли остановились. Эштон спустился на нижнюю палубу в поисках жены. Он еле втиснулся в маленькую каюту. Бетани подняла голову.
– В этой каюте нельзя даже вытянуть ноги.
Он бросил многозначительный взгляд на узкую кровать.
– Можно лечь.
– Хочу подняться наверх. Я умру от жары в этой тесноте.
Ее желтое платье повлажнело от пота, подчеркивая тонкую талию и высокую грудь, пряди светлых волос прилипли к влажному лбу и шее. У него пересохло во рту, когда представил, какого вкуса и запаха ее влажная кожа; до боли хотелось коснуться ее, сердце жаждало преодолеть ее отчужденность.
– Поговори со мной, любовь моя. Сейчас есть время – мы попали в полный штиль.
– Что же тебе сказать? Мы уже много месяцев не разговаривали спокойно.
– Может, нужны не разговоры? – Эштон подал ей фляжку со свежей водой, она отпила несколько глотков и с томным и зовущим чувственным видом прилегла на кровать, не испытывая особого удобства. Эштон нежно коснулся ее ног и осторожно снял туфли, тонкие шелковые чулки, ощущая гладкую кожу ног.
– Так лучше?
– Все равно жарко.
– Нужно снять платье.
Бетани внимательно посмотрела на него.
– Боже мой, Бетани, ты же моя жена.
Ничего не сказав, она повернулась к нему спиной – он расстегнул пуговицы и помог снять платье. Оставшись в прозрачной рубашке и легкой нижней юбке, жена снова прилегла, закрыв глаза, в уголках ее глаз появились слезинки – и, как много лет назад, она вдруг представила себя девочкой, нуждавшейся в его утешении.
– Не плачь, – прошептал Эштон, уткнувшись в ее влажные волосы. – Пожалуйста, не надо.
Прижавшись щекой к его груди, она почувствовала сильное желание и повернулась навстречу его объятиям; забыв обо всем, что разделяло их, стала целовать его. Он развязал ленточки ее рубашки и нижней юбки, обнажив тело, жаждущее прикосновений, и лаская каждый дюйм ее тела. Их разделяла теперь только его одежда; не в силах терпеть эту последнюю преграду, Бетани сняла с него рубашку и дрожащими пальцами прикоснулась к пуговицам бриджей.
– О Боже, Бетани, – пробормотал он.
Медленно, не торопясь, наслаждаясь каждым мгновением, они занялись любовью в душной каюте. Корабль тихо покачивался, убаюкивая их. Неторопливые движения внезапно стали неистовыми, словно штиль превратился в бурный шторм. Бетани громко выкрикнула его имя и прильнула к нему всем телом, с радостью встречая каждое его движение.
Наконец, спустя немало времени, Эштон почувствовал, что жена раскрылась, словно цветок, от взрыва страсти.
В установившейся тишине слышно было только негромкое поскрипывание корабля. Эштон обнял ее.
– Бетани.
– М-м?
– Слова могут показаться бессмысленными после того, что мы испытали сейчас. Но хочу сказать тебе… должен сказать – я люблю тебя. – Глухой удар заглушил последние слова.
– Что? – Она изумленно открыла рот, ухватившись за край постели.
– Я люблю тебя, – закричал он. – Люблю.
Эштон выкрикивал эти слова снова и снова, понимая, что жена может подумать, будто он сошел с ума. Но у него перед глазами было ее лицо, выражавшее восторг. Ветер и волны могли заглушить его слова, но не жаркие чувства его пылких объятий. Снова раздался глухой удар и треск – Эштон вскочил и быстро стал одеваться. Склонившись над постелью, поцеловал жену в последний раз. Раздался рев и грохот, корабль сильно качнуло – крутая волна ударила в его бок, заливая водой маленький иллюминатор каюты.
Шторм, уже несколько часов бушевавший на горизонте, наконец докатился до залива.
Глава 23
Сильно накренившееся судно чуть не вышвырнуло Эштона из каюты – огромная волна накрыла корабль. Бетани испуганно вскрикнула, Эштон мгновенно оказался рядом. Страсть, еще несколько секунд назад оставившая свой след на лице жены, сменилась страхом.
– Эштон! – послышался снаружи крик Финли Пайпера. – Иди быстрее! Если мы что-нибудь не придумаем, де Эстен снова вернет на корабли свои войска!
– Мне нужно подняться наверх, – объяснил Эштон. – Оставайся здесь. – Он наклонился, быстро поцеловал жену и поспешил за Финли. На верхней палубе собравшиеся американцы выражали недовольство по поводу нерешительности де Эстена. Финли быстро изложил Эштону свои предложения.
– Он не мог обстреливать Ньюпорт, когда туда ворвались войска Салливана. Ну, а сейчас вся его забота – о своих бесценных кораблях. А этот упрямый коротышка Понжибо…
Разбушевавшийся шторм прервал его тираду. Все мысли о сражении отпали сами собой – ветер и море представляли более опасного врага, чем вся королевская флотилия. Все усиливающиеся волны чуть не переворачивали судно. Даже после того, как команда убрала все паруса, его продолжало бросать и переворачивать. Эштону хотелось вернуться к Бетани, прошептать слова любви, стоя на коленях, а не кричать, как сумасшедшему, но сейчас нельзя было даже об этом думать, поскольку требовалась его помощь. Скользя между мачтами, он закреплял снасти и задраивал люки; добравшись до незакрепленных вант, попал под огромную волну, и его чуть не смыло в море; ухватившись за перекладину, Эштон упрямо продолжал двигаться вперед, закрепляя снасти и грузы. Шторм продолжался весь день. Наступал вечер, но работа была еще далеко не закончена.
На румпеле Гастон и еще несколько человек пытались справиться с управлением корабля. Рулевой звал на помощь. Пот, смешанный с дождем и морской водой, стекал по лицу Эштона, когда он с трудом добрался до Гастона; сила руля внезапно ослабла.
Глубоко внутри корабля послышался грохот падающих цепей – рычаг управления вырвался из рук Эштона, ударив его по ногам. Согнувшись, он ухватился за него, но тот тоже ослаб.
– Сломался, – закричал Гастон, перекрывая шум шторма. – Руль вышел из строя – теперь судно предоставлено на волю волн.
Француз перекрестился, со страхом вглядываясь на запад. Ничего нельзя было рассмотреть из-за шквала волн, но Эштон чувствовал приближение скалистого побережья, где англичане разместили военные посты.
Он перестал сжимать руль – ни разу еще ему не приходилось чувствовать себя таким обессиленным и беспомощным, даже самая норовистая лошадь никогда не выматывала его так.
– Сходи, отнеси жене поесть, – предложил Гастон. – На камбузе ничего не готовили, но там достаточно пива, вина и сухого печенья.
Эштон похлопал рулевого по плечу и побежал к трапу. Когда он был уже у люка, раздалось оглушительное завывание ветра, и на его глазах стала падать грот-мачта. Огромная балка рухнула на палубу, словно дерево под топором дровосека. Гастон упал, задетый вершиной мачты. Крича о помощи, Эштон и молодой матрос освободили безжизненное тело.
– Его нужно отнести вниз, – закричал матрос, указывая на люк. Они вместе понесли тело. Одной рукой Эштон ухватился за переборку, а второй поддерживал тело Гастона. «Лангедок» сильно качнуло, левый борт опустился глубоко вниз, и всех троих накрыла огромная волна. Мгновение длилось так долго, что показалось, будто они пошли ко дну.
Наконец волна откатилась. Чуть не задохнувшись, Эштон хватал ртом воздух. Молодой матрос исчез.
Проклиная шторм, Эштон один опустил вниз тяжелое тело и закрыл люк. Моряки обступили Гастона, некоторые, не стесняясь, плакали. Эштон отправился к жене и нашел ее сидящей на постели в полутемной каюте, ухватившейся за край кровати. Она изумленно взглянула на Эштона, и он понял, что его вид мог напугать всякого: весь промокший от дождя и морской воды, рубашка прилипла к плечам и груди, на одежде – кровь. Бетани с трудом поднялась на ноги и, покачиваясь, приблизилась к нему.
– Несчастный случай?
– Да, но не со мной – это кровь Гастона, рулевого, он попал под упавшую мачту.
– Ты весь дрожишь. Сними рубашку – будет теплее без нее.
Медленными усталыми движениями он снял рубашку и, нуждаясь только в прикосновении ее рук, упал как подкошенный на постель и мгновенно уснул.
* * *
Эштон проснулся в темноте, не понимая, какое сейчас время: могла быть середина ночи, а возможно, предрассветное утро, – небо было полностью закрыто облаками.
Тепло тела, лежавшего рядом, вызвало у него улыбку. Бетани, но сильно напуганная.
На камбузе ему встретились французские моряки и мрачные притихшие американцы.
– Привет. Приключения закончились?
– Да, – ответил лейтенант Римбо, – но согласитесь – жизнь полна неожиданностей.
– Я привык к опасностям, занимаясь лошадьми.
– У этого американца, – обратился Римбо к товарищам, – силы на пятерых: вчера он доказал это на румпеле, и потом, когда тащил вниз нашего Гастона.
Французы уважительно подняли бокалы, приветствуя Эштона. Он ответил тем же и отправился наверх. Сквозь пелену дождя и редкие вспышки молнии была видна английская флотилия под командованием сэра Вильяма Хау, или «Черного Джека».
* * *
Волнистые облака – свидетельство улучшения погоды – бежали по ярко-лазурному небу; на рассвете шторм кончился, оставив после себя смерть и разрушения.
Эштон провел остаток ночи, так и не уснув: вид спящей жены облегчал тяжесть на сердце, во сне ее яркая красота казалась чуть приглушенной, но не менее привлекательной; хотелось остаться с ней и разбудить поцелуями, но ждали неотложные дела.
Во-первых, нужно было убедить де Эстена отправить Бетани и остальных заложников на берег, но граф отказался его выслушать, озадаченный тем, как отбуксировать потерявший управление корабль в гавань.
Английские корабли преследовали французскую флотилию. Команда лихорадочно установила на корме два орудия, матросы уже собирались подготовить третье, как с наступлением вечера возникла новая опасность.
– «Риноун»! – закричал кто-то с кормы.
Приближающееся судно выпустило по «Лангедоку» несколько ядер, оставив в бортах пробоины. Перекрывая грохот канонады, де Эстен отдал приказ – и гордый флаг корабля был спущен.
– Только не сейчас, – молил Финли графа. – Давайте останемся и попросим остальные корабли защитить нас.
– Мы представляем не что иное, как груду дров, потерявших управление, – ответил де Эстен. Лейтенант Римбо принес сундучок с официальными документами. Американцы с отчаянием наблюдали, как де Эстен выбросил его содержимое за борт.
– Англичане не узнают наших секретов.
* * *
Полная решимости и уже не боявшаяся французских моряков, заложница оказалась на верхней палубе, рядом с кают-компанией. Подойдя к двери, услышала голоса.
– Вы должны понять мое положение, генерал Салливан, – говорил де Эстен. – Мой долг сохранить флот.
– Для этого не требуется много времени, – отвечал грубоватый голос. – Подождите хотя бы двадцать четыре часа.
– Нет, – решительно ответил де Эстен. – Берите Ньюпорт собственными силами.
– Какими? – вскрикнул Салливан. – Шторм стал для нас таким же немилосердным, как и для вас, – ураганом разметало все палатки, порох отсырел, сотни людей генерала Грина, включая и меня, чуть не утонули в проливном дожде, лежа под заборами.
– Англичанам не легче.
– Легче, черт бы вас побрал. Если вы оставите нас сейчас, я отдам приказ об отступлении.
– В таком случае, – рявкнул де Эстен, стукнув кулаком по столу, – вы ничего не понимаете, представляя всего лишь крошечную часть той войны, которую мы ведем против Англии. Нас больше должны волновать наши интересы в Вест-Индии.
– А как же наш договор о союзе?
– Я должен зайти в Бостон для пополнения запасов и отправляться в Вест-Индию. Таков приказ.
– Будь проклят этот приказ! – вмешался Эштон.
– Ньюпорт будет нашим, если вы останетесь хотя бы на один день.
– Вы, американцы, слишком дерзки, но не любите подчиняться, а теперь оставьте меня. В полночь отплывем в Бостон. Что касается вашей просьбы в отношении заложников, то отвечаю вам решительным отказом – они понадобятся для обмена на военнопленных и отправятся с нами в Бостон.
Эштон пулей выскочил из кают-компании и остановился как вкопанный, увидев перед собой Бетани.
– Я отказываюсь плыть в Бостон, – заявила она. – Скорее отправлюсь вплавь до Эквиднека. И, считаю, мне это удастся.
– Де Эстен еще передумает, – устало ответил Эштон.
– Нет, на него это не похоже. Я хочу к сыну, хочу вернуться домой. – Она взяла мужа за руку и подвела к перилам. – Там плавает покинутая лодка. Мы сможем доплыть до нее и к утру добраться до дома.
Он покачал головой:
– Любовь моя, я не могу этого сделать. Моя обязанность – вернуться и попробовать убедить адмирала. Подожди меня внизу. – Эштон смотрел вслед жене – спина напряжена, подбородок поднят вверх: верный признак принятого решения. Мимо нее прошел Финли и удивленно присвистнул.
– Похоже, твоя жена не очень довольна тобой.
– У нее есть на это все основания.
– Не будь таким мрачным. Как только убедим де Эстена остаться, Ньюпорт будет наш, и тогда осуществится наша мечта, Эштон!
– Возможно, я пытаюсь осуществить совсем не ту мечту, Финли. – Он наблюдал, как Бетани спустилась на нижнюю палубу. – Настоящая мечта только что ушла от меня.
* * *
Не спуская глаз с лодки, Бетани осторожно пересекла палубу, отыскала веревочную лестницу и, закрепив один ее конец за перекладину, перебросила за борт. Двадцать четыре часа, подумала она сердито, нет, она не останется на этой посудине ни минуты больше.
Бетани скользнула в прохладную воду; платье мгновенно стало тяжелым, пришлось тут же освободиться от него и нижней юбки. Конечно, ее пугала перспектива появиться на берегу в таком виде, но она уже давно привыкла не обращать внимания на мнение окружающих.
Она поплыла уверенно, сосредоточив внимание на шуме океана и собственном ритмичном дыхании, пытаясь не думать об акулах, которые, как известно, кишели в этих водах, – моряки рассказывали, что они способны разорвать человека за несколько минут. И тем не менее ее не покидало чувство удовлетворения – удалось бежать без чьей-либо посторонней помощи.
Лодка показалась вовремя, ее силы были уже на исходе. Тяжело дыша, она ухватилась за ее борт, подтянувшись, перевалилась – и замерла в ужасе, оказавшись среди двух распростертых тел: на дне лодки лежали мужчина и женщина. Бетани постаралась отползти от них как можно дальше. Осколок снаряда или мушкетная пуля раздробила лицо женщины, в груди мужчины зияло окровавленное отверстие. А его лицо… показалось знакомым. Баг Вилли. Он, очевидно, занимался доставкой контрабандных товаров, взяв в помощницы женщину, вероятно, голодающую беженку, возможно, предложил ей за жалкие гроши отдаться одному из матросов.
Бетани удивилась своей способности трезво мыслить. Зловоние, исходившее от скользких тел, выворачивало ее всю, но голова оставалась ясной: на женщине было платье из дешевой ткани – может пригодиться. Преодолев невероятное отвращение, она сняла его и бросила под скамейку, вздрогнув совершенно по другому поводу: цвет волос ее страшной находки поразительно напоминал ее собственный…
Прочитав бессвязную молитву, с неимоверными усилиями Бетани освободилась от тел, но при этом обломилась и уплыла поврежденная верхняя доска лодки. Понимая, какая новая опасность ей грозит, она схватилась за весла и начала яростно грести.
* * *
Финли слишком хорошо понимал растерянность и страх, отражавшиеся на лицах моряков «Лангедока».
На палубе среди поломанных мачт, спутанных снастей, тросов и канатов собрались моряки. Они расступились, пропуская Эштона, совсем обезумевшего: всклокоченные волосы прилипли к бледным щекам, глаза горели, как у дикого зверя, все его тело ходило ходуном после нескольких часов плавания в водах залива в поисках жены.
Они закончились тем, что в море выловили ужасающие останки. Финли содрогнулся – даже в темноте наступившей ночи нельзя было смотреть, как морские хищники изуродовали тело Бетани: ее узнали только по нескольким прядям светлых волос, руки с обручальным кольцом не было совсем. Не в силах выносить больше страданий друга, Финли, схватив мешок с одеждой для матросов, вытряхнул его содержимое на палубу.
– Нет, – прошептал Эштон изменившимся до неузнаваемости голосом. – Пожалуйста, не забирайте ее от меня…
Финли подал знак нескольким матросам, выступившим вперед, луна осветила их побледневшие от ужаса лица – останки уже покоились в морском мешке.
– Дай ей уйти, Эштон, – хриплым голосом заклинал Финли. – Туда, где она найдет мир.
Прочно завязав мешок, он, как ребенка, подвел Эштона к борту. Вложив страшную находку ему в руки, Финли заставил друга произнести прощальные слова – Эштон только прижимал темный промокший груз к груди.
– Подумай о сыне, Эштон, – прошептал Финли. – Теперь, как никогда, ты нужен ему.
Казалось, слова друга проникли в сознание Эштона. С внезапной решимостью он выпустил мешок. Обняв друга за плечи, Финли отвел его от края борта. Его сердце разрывалось: вспомнился Чэпин, его сын, любимый им больше жизни и потерянный на той же войне, что отняла и Бетани у Эштона. «Эбби, слава Богу, что ты появилась в моей жизни и спасла от самого себя».
