Текст книги "Огненный рай"
Автор книги: Сьюзен Виггз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
В честь такого события в городе был произведен артиллерийский салют, и тори поднимали бокалы с ромом и соком, празднуя победу. Здесь-то Бетани и встретилась с Эштоном, горько пожалев, что слишком много выпила крепких напитков, мешавших ей мобилизовать силы и дать достойный отпор его гневу.
Но страхи оказались напрасными: их взгляды, полные горечи, на мгновение встретились, он, сорвав с головы шляпу, изобразил низкий поклон, а затем, резко развернувшись, ушел.
В конце лета состоялась еще одна их встреча. Генерал-майор Ричард Прескотт, командующий оккупационными силами, злобный и невыдержанный, неожиданно прославился: группа мятежников под командованием полковника Бартона, проникнув с моря в город, похитила генерала, развлекавшегося с девочками в известном доме на Кинг-стрит, одетого лишь в ночную рубашку.
Несомненно, что похитителям помогал кто-то из местных, хорошо знавших распорядок дня генерала.
На следующий день Бетани встретила Эштона на ферме Хаммерсмита, в английском военном госпитале, куда принесла для раненых одеяла и бинты. У него, очевидно, нашелся какой-то предлог для общения с «красными мундирами», возможно, чтобы выведать секреты у раненых. Когда он вышел в сад, она последовала за ним. Эштон ей ослепительно улыбнулся.
– Здравствуй, любовь моя, – радостно произнес он. Сорвав с дерева зеленое яблоко, он бросил ей. Бетани машинально поймала его.
– Ты голодна?
– Вряд ли, – но положила яблоко в карман. Отметив его усталый вид, она приблизилась к нему, возмущенно упершись руками в бока.
– Это ты показал полковнику Бартону, где можно найти генерала Прескотта, – объявила Бетани.
– А ты в этом уверена?
Эштон стоял, широко расставив ноги, в глазах – смешинки. Внимательным взглядом жена отметила его измятую одежду, выпачканные грязью брюки – наверное, следы участия в похищении.
– Почти в этом уверена.
– Никто не пострадал. Генералу Вашингтону понадобился высокий чин, чтобы обменять на генерала Чарльза Ли.
– И ты нашел такого.
– Уязвлена только гордость Прескотта, такие раны долго не заживают, хотя и безболезненны. – Он засмеялся и не стал больше ничего говорить об этом. – Как поживает мой сын?
– У Генри все отлично.
– Интересно, как обстоят дела у Джастиса с индейским пони? Мальчику пора садиться на лошадь.
Бетани почувствовала себя неловко: Эштон считал, что Генри, как и он, будет прекрасно разбираться в лошадях, но Дориан строил совсем иные планы, наводил справки в Англии, отыскивая учителей.
– Пони продали, Эштон. Дориан считает, что мальчику еще рано садиться на лошадь.
В его глазах читалось возмущение.
– Черт возьми, Бетани. Кто, в конце концов, воспитывает мальчика?
– Ты и я. Но надо же понимать – Дориан опекун Генри…
– И может дать ему то, чего не могу я?
Бетани поморщилась.
– Я этого не говорила.
– Но постоянно демонстрируешь во время прогулок по городу, обряжая его в бархатный английский костюмчик, купленный у английских спекулянтов, с восторгом рассказываешь мисс Абигайль об оловянных солдатиках, подаренных ему Дорианом. Он наверняка уже сообщил мальчику, что его отец нищий?
Бетани рассердилась.
– Ты все потерял, Эштон, став мятежником.
– Не серди меня, Бетани. Уверен, тебе хотелось бы забыть, что ты моя жена, а Генри – сын, и у меня есть полное право забрать его, когда захочу.
– Тебе, может быть, безразлична моя судьба, Эштон, но не говори, что желаешь Генри жить в бедности.
Он смерил ее с головы до ног долгим, изучающим взглядом. Бетани опустила глаза, увидев, как сжимаются и разжимаются его кулаки.
– Не серди меня, Бетани, – и, резко повернувшись, ушел. Она смотрела ему вслед, поглаживая яблоко, к своему удивлению, совсем не рассердившись, а продолжая глядеть на удалявшуюся высокую фигуру, пока не мелькнула совсем нелепая мысль.
«О Боже, я все еще его люблю».
Глава 19
Лето 1777 года заканчивалось на грустной и томительной ноте: опадавшие листья шиповника уносились ветром по неспокойным военным полям, сиротливые, голые плоды красовались последние дни – до осенних холодов и дождей; все больше людей покидало оккупированный остров Эквиднек, но некоторые возвращались назад. Племянник Гуди Хаас, Питер, оправившийся после первого ранения, снова записался в армию и теперь вернулся домой во второй раз, но уже без ноги; из его мрачных рассказов люди узнали, что англичане разбили патриотов в сражении на Брэндиуайне, конгресс покинул Филадельфию, Йорк, город на юге штата Пенсильвания, стал временной и неспокойной столицей Соединенных Штатов.
Но в октябре патриоты несколько приободрились. Запыхавшийся Джимми Милликен ворвался в класс, где Бетани проводила урок, и, торопясь передать своим товарищам важное сообщение, вручил ей смятую газету.
– Эту газету привез мой дядя Тэд из самого Нью-Йорка – мы победили «красные мундиры»! И погнали до самого Гудзона!
Бетани взъерошила светлые волосы мальчика, а Джимми продолжал рубить воздух воображаемым мечом. Она старалась не говорить на уроках о политике, зная, что об этом позаботятся родители.
Дети получили письменное задание, и учительница стала просматривать газету из Олбани [8]8
Административный центр Нью-Йорка.
[Закрыть]. Генерал Джон Бурбон, знаменитый герой Британии, потерпел поражение: преследуя отступавших мятежников, его армия окопалась на высотах Саратоги, но попала в окружение войск патриотов, перекрывших англичанам спасительную дорогу к форту Тикондерога.
Бетани ясно представила всю унизительность этой сцены: пленные английские солдаты будут шагать на глазах американских стариков и детей, вооруженных негров, ставших свободными, мимо раненых и уставших от войны офицеров с каменными лицами, напоминающими Питера Хааса и Тадеуса Милликена – напряженными и сильными, жаждущими победы любой ценой. Она прикрыла глаза и, тяжело вздохнув, начала с детьми урок арифметики.
* * *
К концу года англичане оставили форт Тикондерога и Краун-Пойнт и вместе с ними все надежды провести армию через Гудзон и Шамплейн; их оплотами оставались лишь Нью-Йорк, Филадельфия… и Ньюпорт.
Оккупация измучила город: с наступлением зимы и пронизывающих соленых ветров жители продолжали покидать город. Отправляясь в дом Финли навестить мисс Абигайль и угостить ее миндальным печеньем, которое испек Дадли, Бетани с трудом узнавала город, чей золотой век безвозвратно прошел.
Большая часть причалов, разрушенных обстрелами английских орудий и разграбленных, имела зловещий вид, люди жили в пустых комнатах, затыкая окна тряпьем – стекол не было ни в одном доме. Девочки, в лучшие времена изучавшие Святое писание или занятые шитьем и вышиванием у камина, предлагали себя похотливым солдатам, зарабатывая деньги на еду; оборванные дети копались в сточных канавах, в надежде отыскать объедки, которые выбрасывали английские хозяева. Бетани отдала большую часть печенья беспризорному ребенку, а оказавшиеся в сумочке монеты высыпала в костлявую руку старика.
Чувство сострадания сжало тисками горло. Плотнее укутавшись в накидку, она шла по продуваемым ветрами заброшенным причалам, отвела взгляд от опустевшей печатной мастерской в подвальном помещении дома Финли. Несколько инструментов, которые Джон Хау не успел украсть для своей «Газетт», словно запылившиеся призраки, висели на стенах. Когда мисс Абигайль предложила остаться и сыграть в вист, она охотно согласилась, не в силах снова возвращаться через опустевший город.
У Финли и Бетани сложились дружеские отношения, хотя иногда и слегка напряженные. Только искусный и остроумный разговор мисс Абигайль отвлекал Финли от черных мыслей, а Бетани от мрачного настроения.
– Ты готов поиграть в вист, Финли? – задала вопрос мисс Абигайль.
– Если тебе так хочется, Эбби. – Финли галантно подал стулья женщинам.
– Поскольку нас только трое, я буду также играть за болвана. Совсем не имела тебя в виду, Финли. – Она подмигнула. – Чувствую, что мне сегодня повезет.
Бетани взглянула на еле тлеющие угли в камине.
– Не развести ли нам огонь?
– Извини, дорогая, – беспечно произнесла мисс Абигайль и показала, что на руках у нее перчатки с обрезанными пальцами. – Ты же знаешь, сейчас в городе нет топлива.
Бетани стало стыдно за свою привилегированную жизнь в полном комфорте в Систоуне, в то время как другие мерзли и голодали.
– Простите меня. Я могла бы привезти лампадное масло и дров, если бы вы…
– Обойдусь без благотворительности Тэннера, – ответил Финли. Мисс Абигайль бросила на него предостерегающий взгляд.
– Ты готов сегодня проигрывать?
Финли вырвал у нее карты.
– Умерь свой пыл. Я сам раздам карты.
Мисс Абигайль продолжала поддерживать беседу, не сводя глаз с рук Финли, и осторожно попробовала печенье.
– Боже, – воскликнула она. – Финли, тебе следует научиться печь миндальное печенье.
– Это штучки тори, – проворчал он, хотя уже с жадностью проглотил одно из них. – Слишком много корицы.
– А я считала, что ты очень любишь специи.
Бетани с улыбкой наблюдала за ними: колкие замечания перелетали друг от друга, как шрапнель, и все же в их перепалках присутствовала неуловимая игра, – к своему удивлению, Бетани почувствовала, что эти два человека испытывают друг к другу сексуальное влечение и мисс Абигайль уже давно не пленница в доме Финли. Они представляли собой нелепую пару: мисс Абигайль – благовоспитанная леди и верная лоялистка, а вспыльчивый, но чуткий Финли – самый страстный патриот. Как бы это ни казалось невероятным, но непримиримый конфликт между этой парой превратился во взаимную симпатию и влечение. Рука Бетани дрожала, когда она положила на стол козырную карту: Боже, как она соскучилась по Эштону.
Как будто почувствовав ее зов, в слабо освещенную гостиную вошел Эштон, пахнущий соленым морским воздухом. Стряхнув мокрый плащ и шляпу, он повесил их на крючок – мокрые пряди каштановых волос упали на лоб. Бетани до боли захотелось дотронуться до них. Открытая дружеская улыбка осветила его лицо.
– Наконец, я это достал, Финли. Я… – он поднял глаза и только сейчас увидел Бетани. Улыбка сразу же исчезла с его лица, слова застыли на губах. У нее замерло сердце, по телу прошла дрожь: по его сразу помрачневшему лицу было ясно, что ее присутствие испортило ему настроение.
– Мы только что начали игру в вист, – объяснила мисс Абигайль. – Присоединяйтесь к нам.
Взгляд Эштона скользнул от мисс Абигайль к Бетани, а затем к Финли. Его друг кивнул на свободный стул. Губы Эштона нетерпеливо сжались, он опустился на стул, слегка коснувшись ноги Бетани, – и оба отшатнулись друг от друга.
– Как чувствует себя мой сын? – спросил Эштон.
– Прекрасно. С ним осталась твоя сестра.
Эштон посмотрел на нее долгим оценивающим взглядом, останавливаясь на тех местах, которые жаждали прикосновения его рук. Казалось, он размышлял над ответом.
– Понимаю, – произнес он наконец.
– Как мило, – проговорила мисс Абигайль. – Вы даже не извинились, что не поинтересовались здоровьем жены, а она не ударила вас.
Эштон сжал губы, но затем не выдержал и рассмеялся.
– Бетани придется учиться много лет, чтобы иметь такой же острый язычок, как у вас, мисс Примроуз.
– Чтобы стать такой же королевской занозой, – вмешался Финли. – Но иногда мне нравятся ее ядовитые замечания.
– Финли всегда вас так злит? – спросила Бетани мисс Абигайль.
– Да, обычно злит, – ответила мисс Абигайль. – И все же он хорошо готовит и довольно красив для пожилого возраста, не правда ли?
Странным образом ядовитые замечания расслабили обстановку, и игра возобновилась. Эштон играл без всякого интереса, затем, сделав паузу, положил на стол пачку газет на иностранных языках.
– Финли, мир начал интересоваться нашим восстанием. Граф де Вержен встречается с американскими представителями в Париже.
Бетани удивилась, услышав, как Эштон безупречно произнес французскую фамилию; она забыла, что ее муж получил прекрасное образование, заплатив за это крепостной зависимостью ее отцу. Его слова привели ее в смятение: если французы начнут оказывать поддержку мятежникам, то тогда не будет конца враждебности и не останется никакой надежды на примирение с Эштоном.
– Наверное, нам лучше рассмотреть мирные предложения лорда Норта, чем отдавать свою судьбу в руки иностранной державы.
Эштон безрадостно рассмеялся и положил козыря на ее даму червей.
– С каких это пор можно доверять английскому парламенту?
И снова речь зашла о доверии, отсутствие которого постоянно стояло между ними. Эштон продолжал выигрывать, но она заметила его беспокойство и взгляды на лестницу, ведущую в печатную мастерскую. Бетани также прекрасно уловила его настроение – ему не терпелось остаться без нее, но жена как будто ничего не замечала, подставив руки под подбородок, и всем своим видом показывала, что собирается провести здесь весь день.
– Финли, – обратился к другу Эштон, – давай спустимся в печатную мастерскую ненадолго.
– Почему бы нам всем не спуститься в мастерскую, – предложила Бетани, видя, что муж весь горит от нетерпения. Мисс Абигайль поднялась со стула:
– Мне, например, тоже хочется посмотреть, как проявляются чернила доктора Джея.
В комнате воцарилась напряженная тишина, затем Эштон стукнул по столу, разбросав карты и остатки печенья.
– Черт возьми, Финли! Зачем ты ей рассказал?
Мисс Абигайль презрительно фыркнула.
– Финли молчал как рыба. О проявляющихся чернилах мне стало известно от кое-кого другого еще неделю назад. – Она решительно направилась в мастерскую.
– Не переживай, – пробормотал Финли Эштону. – Если бы она рассказала все, что знает, нас бы уже десять раз повесили.
Бетани почувствовала на себе острый как нож взгляд Эштона; чуть помедлив, прежде чем спускаться по лестнице, она обернулась:
– Обо мне можете тоже не беспокоиться – по каким-то неизвестным причинам ваша жизнь мне дорога.
В мастерской Финли продемонстрировал удивительную жидкость: доктор Джеймс Джей, брат политика Джона Джея, изобрел невидимые чернила и средство для их проявления, – это изобретение станет необыкновенно важным для ведения тайной переписки. Эштон, вырвав лист из старого журнала, показывал действие чернил. С улицы донеслись топот ног и громкие крики.
– Черт возьми. – Финли потер рукой замерзшее окно. – Еще одна лотерея. Мне лучше пойти, потому что мою фамилию тоже включили в список.
– Я пойду с тобой, – твердо заявила мисс Абигайль. Бетани недоуменно смотрела на них.
– Лотерея?
– Наверное, тебе ничего не известно об этом? – спросил Эштон. – Тэннер в Систоуне выполняет твое каждое желание.
Бетани рассердилась:
– Разве нельзя задать вопрос?
– Ответ не совсем приятный: ты же не знаешь, что в городе большая нехватка топлива – английские корабли распугали всех поставщиков леса. Чтобы не замерзнуть, люди вынуждены разбирать на топливо целые дома, поэтому договорились бросать жребий, чей дом будет следующим.
Бетани ахнула:
– Ничего такого не знала.
– Тэннер держит тебя в неведении. Очевидно, мне придется поблагодарить его за это.
– Генри не узнает, как страдают большинство людей.
Эштон посмотрел на нее долгим изучающим взглядом, затем, взяв перо, стал что-то писать на листе бумаги. Бетани не отрываясь смотрела на его крупную, сильную руку, державшую перо, чувствуя, как от его тела исходит тепло и знакомый залах, свойственный только ему. На бумаге не оставалось следов. Он протянул ей лист.
– Посмотри, как сейчас будет проявляться надпись.
Медленно на бумаге стали появляться буквы и слова. Бетани, так завороженная, не сразу поняла смысл написанного. «Любовь моя, что мы делаем друг с другом?» – прочитала она и подняла на него глаза. Этот вопрос наполнил ее болью, сожалением и тоской. Эштон внимательно смотрел на нее, ожидая ответа; она прямо посмотрела ему в глаза.
– Потому что тебя ничто не волнует, кроме патриотических целей; ты не хочешь убедить меня, что не принимал участия в погроме.
– Боже мой, – произнес он. В его голосе был гнев и еще что-то, от чего Бетани бросило в жар. – Боже, как можешь ты выглядеть такой красивой, даже обвиняя меня в убийстве?
Они невольно потянулись друг к другу; его губы оказались совсем рядом, ей показалось, что она уже чувствует сладкое тепло поцелуя, его руки едва не коснулись ее волос, но все равно их разделяли тысячи миль – взаимное недоверие, непонимание, упрямая гордость и превратно понятая верность своим убеждениям не позволяли отдаться охватившему обоих страстному желанию. Момент сомнения затянулся слишком надолго, и в конце концов они отстранились друг от друга.
– Хочу пойти посмотреть, чем закончится лотерея, – первым отвел взгляд Эштон. Едва придя в себя, Бетани последовала за ним. Он задержался во дворе и, упершись руками в бока, подозрительно рассматривал постиранное белье, которое мисс Абигайль вывесила на веревке между деревьями в определенном геометрическом порядке. Бетани замерла, моля Бога, чтобы Эштон не догадался, какой в этом кроется смысл: рядом с черной нижней юбкой висели четыре носовых платка, дающих знать англичанам, какую бухту сегодня ночью будет использовать курьер патриотов. – Странно, – произнес Эштон, – что такой щепетильный человек, как мисс Абигайль, вывесила белье в такую слякотную дождливую погоду. – Он сорвал с веревки два носовых платка и бросил их в плетеную корзину. – Финли нужно быть очень осторожным с ней, – проворчал Эштон, выходя со двора. Бетани хотелось снова повесить платки на веревку, но она передумала: ничего не случится, если англичане не поймают очередного шпиона.
Пройдя два квартала, они увидели группу людей, собравшихся вокруг перевернутой вверх дном бочки. Серая и старая одежда горожан контрастировала с яркой формой «красных мундиров». Бетани остановилась за спиной Эштона. Не было нужды спрашивать, чей дом приносился в жертву на этот раз, – горький, отчаянный плач Гуди Хаас резко выделялся на фоне жужжащей толпы. Испытывая жалость, Бетани стала пробираться к Гуди, чувствуя на себе неодобрительные взгляды окружающих. Пегги Лиллибридж демонстративно отвернулась от нее, давая ей дорогу. Бетани прекрасно поняла этот жест. Присутствие тори здесь было нежелательным.
– Гуди, переезжай в Систоун вместе со своей семьей – у нас в доме достаточно места.
Знахарка сокрушенно покачала головой.
– Не могу этого сделать, девочка моя. Ничего не имею против тебя, но… – голос ее дрогнул, а взгляд остановился на Питере, который, опираясь на здоровую ногу, нежно обнимал плачущую жену. Комок подкатил к горлу Бетани – эти люди скорее закоченеют от мороза, чем согласятся принять помощь от лоялистки, у которой в доме живет английский офицер. Финли выступил вперед.
– Я только что договорился с ответственным за лотерею: они разберут на дрова мой дом и мастерскую. Иди домой, Гуди.
Услышав об этом решении, толпа стала потихоньку расходиться.
– Нет, Финли, не надо.
– Все уже решено. Здесь мне нечего делать. У меня брат живет в Тивертоне, устроюсь работать и жить на его ферме. – Он махнул рукой. – Все, моя жизнь в Ньюпорте закончена: город разрушен и разорен, и я тоже. Печатный станок не работает. – Финли взглянул на мисс Абигайль. – Тебе придется переехать в Систоун, там ты будешь среди своих.
– Чепуха, – сердито заявила мисс Абигайль. – Не получишь повода, чтобы избавиться от меня. Я требую, чтобы ты взял меня с собою в Тивертон.
Бетани видела изумление на лице Финли, сменившееся явным удовлетворением. Мисс Абигайль рассмеялась чему-то, что было известно только ей. Они ушли, продолжая горячо спорить по дороге.
– Не понимаю, что тебя связывает со мной, – возмущенно говорил он. Она вздернула нос.
– Объясню тебе по дороге в Тивертон, тупоголовый старик.
Бетани подняла на Эштона удивленные глаза:
– Они влюблены друг в друга, не так ли?
Он только кивнул, плотно надвинул шляпу и удалился легкой походкой.
* * *
Прощание с Финли, отплывающим на пароме в Тивертон через реку Саконетт, явилось свидетельством его необычной популярности: стоя на пристани с ребенком на руках, Бетани поняла, как много друзей у печатника, и первый из них – молчаливый и грустный Эштон, стоявший рядом с ней. Резкий холодный ветер вздымал воды залива между островом Эквиднек и Тивертоном, находящимся на материке. Бетани потерлась подбородком о лобик Генри.
– Я буду скучать по ним обоим. – Она ожидала саркастической или самодовольной реакции мужа, но, к ее удивлению, он обнял ее за плечи – его объятие было таким теплым, уютным и естественным, что ей показалось странным, как она могла так долго обходиться без его любви. «Как же прожить без него предстоящие недели и месяцы, а может, и годы», – подумала Бетани. Она постаралась отрешиться от горьких мыслей. – Финли здесь любили, – проговорила она.
Печатник изо всех сил старался казаться веселым, выслушивая грустно-шутливые замечания по поводу того, что ему предстоит обучиться фермерскому делу. Но глаза человека, все потерявшего, грустно скользили по остроконечным шпилям домов Ньюпорта. И когда Бетани показалось, что он готов заплакать, мисс Абигайль взяла его за руку и что-то прошептала на ухо. Финли улыбнулся в ответ и похлопал ее по руке.
– Они потеряли все, за исключением главного, – прошептала Бетани.
Мисс Абигайль взяла Генри на руки.
– Надо с ним попрощаться.
Бетани никак не могла смириться с болью потери мисс Абигайль.
– Я вам обязана гораздо большим, чем образование.
– Неужели? – Серые глаза учительницы прищурились. – Так. Так. Почему же мне даже в голову не пришло брать с тебя дополнительную плату? – Мисс Абигайль заморгала глазами, стараясь за показной веселостью скрыть подступавшие слезы. – Ты только посмотри на себя, моя дорогая. Моя застенчивая ученица превратилась в женщину. Стала женой и…
– Сейчас меня трудно назвать женой. – Взгляд Бетани обратился к Эштону, который в это время разговаривал с Финли.
– …и матерью, – продолжила мисс Абигайль. – Любовь – это хрупкая и бесценная вещь, постарайся найти путь к сердцу своего мужа, Бетани, но помни, что оно – опасное место для женщины. – Она бросила быстрый взгляд на Финли. – А теперь поцелуй меня быстрее, и мне надо идти, иначе никогда не прощу тебе, что по твоей милости плакала на публике.
Бетани обняла мисс Абигайль, а потом смотрела, как подруга прощалась с маленьким Генри, как всегда произнося всякую невнятную тарабарщину, понятную только ребенку; затем обняла Финли, человека, которого когда-то не понимала и даже недолюбливала, но теперь стала уважать. Мисс Абигайль и Эштон обменялись несколькими словами. Бетани, искоса наблюдая за ними, удивилась, как повергли его в изумление ее слова; он хотел что-то возразить, но мисс Абигайль настойчиво продолжала твердить свое, – Эштон выглядел так, как будто женщина нанесла ему сильный удар в живот. Держа на руках Генри, он направился к Бетани, изумление по-прежнему отражалось на его лице. Бетани прислонилась к мужу, наблюдая, как паром отправляется на Тивертон. Небольшое судно вышло в море, сильный ветер рвал и натягивал паруса.
– Пойдем? – пробормотал Эштон, наклонившись к самому ее уху. Она кивнула, и они направились к ее фаэтону. Ребенок, убаюканный стуком копыт и покачиванием кареты, спал на скамье позади них.
– Эштон?
Он обернулся к ней.
– Что такое?
– Что сказала тебе мисс Абигайль на прощание? У тебя было такое удивленное лицо.
Эштон виновато отвел взгляд на неровную грязную дорогу. Слова мисс Абигайль отпечатались у него в мозгу: «Любите ее, Эштон. Она так нуждается в вас».
Он не смел сказать этого Бетани, не мог настолько обнажить свое сердце – так ему было легче любить ее.
