Текст книги "Огненный рай"

Автор книги: Сьюзен Виггз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Глава 7

Эштон слышал тяжелое дыхание Бетани.

– Знаю, ты сердишься на меня, – прошептала она, – но мне не по силам освободить тебя ни от женитьбы, ни от договора.

– И что прикажешь делать? Простить, потому что ты не можешь изменить того, что совершила?

– Возможно, еще о прощении говорить слишком рано.

– Тогда чего ты ждешь от меня?

– Я… Сегодня наша первая брачная ночь, Эштон. – Полено, зашипев, вспыхнуло в печи, осветив ее глаза: девушка казалась невинной, как котенок, и он почти смягчился… пока не вспомнил, что у нее есть коготки. Конечно, ей хочется спать с ним, вероятно, даже убедить, что ребенок, которым ее наградил Тэннер, на самом деле – исполнение его желаний…

– Итак, ты хочешь, чтобы я спал с тобой?

Она отвела взгляд.

– Да, – еле слышно произнесла она.

Он крепко сжал ее волосы.

– Не слышу тебя, любовь моя.

Бетани снова взглянула ему в глаза.

– Да, – повторила она более твердым голосом. – Хочу, чтобы ты спал со мной.

Эштон отпустил ее волосы и потянул за ленточку тонкой ночной рубашки, обнажив гладкую грудь. Потоки желания пронзили его. Пьянящий аромат исходил от ее чуть влажной кожи. К теплому запаху молодого тела примешивался жасминовый аромат духов. Против его собственной воли он испытывал сильное желание.

– Но я же не смогу быть нежным с тобой, – предупредил он, вызывающе посмотрев на нее.

– Этим меня не испугаешь, – она вздернула подбородок.

Разум подсказывал мужчине, что у него есть полное право швырнуть ее на постель и показать, что ее ждет в будущем, – а можно и поддаться очарованию ее глаз, насладиться ароматом нежной кожи, уничтожив воспоминания о Дориане Тэннере, доведя ее до безумной страсти.

Поднимая ее на руки и прижимая к груди, он еще не знал, какой из этих импульсов победит; все решила прядь девичьих волос, коснувшаяся его лица, и его охватила такая невероятная нежность, что гнев бесследно исчез. Когда Эштон опустил ее на постель и лег рядом, острое желание сразу овладеть ею постепенно угасло, уступив место нежности, – заглянув в ее сияющие глаза и увидев полные губы, понял, что не сможет быть грубым с ней. Проклиная переполнявшие его чувства, Эштон, склонив голову, жадно впился в ее губы – под его настойчивым поцелуем они раскрылись, его язык проник в нее, лаская мягкую глубину…

– О Боже, – пробормотал он, чувствуя, как ее тело содрогается от прикосновения его рук. – Почему не могу ничего поделать с собой? Ты мне кажешься такой сладкой. Почему хочу тебя, несмотря на то, как ты обошлась со мной?

– Может быть… – Она облизнула губы, как бы желая попробовать вкус его поцелуя. – Может быть, со временем ты согласишься, что мы совершили не такую уж роковую ошибку.

Его руки стали более настойчивыми и требовательными, исследуя ее гибкое и податливое тело.

– У меня есть все основания показать тебе, какую ошибку ты совершила. – Но случилось совершенно необъяснимое: его грубоватые прикосновения стали необыкновенно нежными, стоило ему притронуться к ее восхитительному телу. – И все же по непонятным мне причинам хочется показать тебе, что такое рай.

В ответ раздался ее тихий вздох, улыбка чуть коснулась губ, и в ней не было никакой хитрости или коварства; ее руки нежно обвили его шею, а губы снова ждали поцелуя. Эштон заглушил ее вздох поцелуем, наслаждаясь нежной мягкостью тела и все еще продолжая проклинать себя за слабость, которая заставляла так сильно желать ее. Когда жар во всем его теле стал невыносимым, он отстранил ее от себя, рассматривая милое лицо, излучающее счастье, глаза, полные удивления и восторга. Бетани гладила рукой его шею и лицо, и он удивился, ощутив шероховатость ее ладони. Взяв ее руку, поднес к глазам – его брови удивленно поднялись вверх, когда понял, что это волдыри. Эштон вопросительно взглянул на девушку.

– Доставала воду из колодца, – ответила она с улыбкой.

– Ты?

– Да. Мои руки скоро привыкнут к работе.

К его изумлению, на них оказались еще и ссадины.

– А это что?

– Высекала огонь, растапливая плиту, – долго ничего не получалось.

Внутри у Эштона что-то дрогнуло, когда он представил, как Бетани занималась этой чисто мужской работой.

– Ты не сможешь быть счастливой в моем доме, – грубовато заметил он, проводя пальцем по сбитым рукам Бетани.

– Мое счастье не в том, где я живу, – возразила она. – Оно в твоих руках, Эштон. И зависит от нас, от того, как мы вдвоем сможем устроить свою жизнь.

Гнев снова охватил Эштона. – Разве мало ответственности ты уже возложила на меня? А теперь еще хочешь убедить, что в моей власти сделать тебя счастливой или несчастной. – Грустная улыбка коснулась его губ. – Скажи, миссис Маркхэм, что мне сделать, чтобы ты осталась довольной?

Ее щеки вспыхнули, густые ресницы прикрыли блеск глаз.

– Я счастлива, когда ты меня так называешь, – призналась Бетани, – а также, когда касаешься меня.

Гнев сразу покинул Эштона, когда она взглянула на него с нежной и грустной улыбкой. Он поднес ее руку к губам и принялся целовать каждый ее палец в отдельности, не забывая и волдыри, затем сжал их в кулак, будто собираясь сохранить поцелуи внутри.

– Мои прикосновения? – спросил он, наблюдая, как краснеют ее лицо и шея. – Ты просишь так мало.

– Это все, что мне надо.

Пламя охватило его, он уже не в силах был вести душещипательные разговоры или заниматься невинными любовными играми – его страсть требовала немедленного удовлетворения, но Эштон не торопился. По каким-то причинам, о которых он не желал задумываться, ему хотелось подготовить не только ее тело, но и душу. Эштон постарался сдержать страсть, которая бушевала в нем.

Он поднял ее на ноги и опустился перед ней, прижав лицо к бедрам и лаская внутреннюю сторону колен. Медленно поднявшись на ноги, он спустил с плеч ее ночную рубашку. Ткань скользнула вниз, обнажив грудь и задержавшись на талии. Он чуть отступил назад и задержал дыхание, изучая, словно художник, с восхищением рассматривающий работу первоклассного мастера, два совершенных по красоте возвышения розоватого оттенка. Она задрожала и закрыла грудь руками.

Эштон покачал головой.

– Ты дрожишь, словно девственница, – грубовато заметил он, отводя ее руки.

– Я… Я никогда…

– Неужели твой капитан никогда не смотрел на тебя? – сердито спросил Эштон.

– Конечно, нет!

Он приложил пальцы к ее губам.

– Не надо больше говорить о нем. Ты замечательная актриса, Бетани. Может быть, нам удастся притвориться, что у тебя это в первый раз. – Он прильнул к ее губам и пробормотал: – И это наш первый поцелуй…

– Но…

Его губы заставили ее замолчать, а его руки коснулись груди.

– Может, притворимся, что тебя никто не трогал? – продолжил он, и его рука исчезла под ее рубашкой. – И здесь тоже?

Когда он ласкал ее дрожавшее тело, то почти верил, что у нее он первый, – реакция на его ласки последовала такая удивительная и восторженная, что сама девушка казалась чистой и незапятнанной. К сожалению, это было не так. Боже, какому хотелось забыть, что в этом теле, доставлявшем ему неземное наслаждение, осталось доказательство первенства Тэннера!

Эштон поднялся на ноги, снял рубашку и бросил ее на пол. Он почувствовал на себе ее взгляд, смущенный и ласковый, из-под густых темно-золотистых ресниц, – их глаза встретились, и он увидел в ее взоре изумление.

– Ты ведешь себя так, словно никогда не видела обнаженного мужчины.

Бетани окинула взглядом его плечи, а затем грудь, покрытую каштановыми волосами.

– Действительно, не видела, – тихо произнесла она.

Эштон сбросил с себя остальную одежду. Или она очень искусно лжет, или Тэннер не знает, как нужно любить женщину. Бетани старалась смотреть только ему в лицо, когда он ложился рядом с ней.

– Ты можешь смотреть на меня, миссис Маркхэм. – У нее сжало горло. Она так сильно покраснела, что было заметно даже в темноте. – Ты говорила, что не будешь пугаться меня.

Она провела пальцами по шраму на левом боку. Ее прикосновение обожгло его жарче, чем пуля из мушкета, когда-то ранившая его. Ее рука поползла вверх, лаская места, оказавшиеся, к его удивлению, такими чувствительными.

Он обхватил руками ее за талию и снял с нее ночную рубашку, затем развязал ленточки панталон, проделывая это особенно медленно; его желание росло по мере того, как из-под тонкой ткани освобождалось ее тело.

– А ты сложена почти идеально, – неохотно произнес Эштон. Он рассматривал ее грудь, которая скоро набухнет в ожидании ребенка. Чужого. – Почти, – повторил он и увидел, как она поморщилась, почувствовав гнев в его голосе. – Я думаю, мы оба далеко не идеалы для этого брака.

Она прикусила нижнюю губу, глаза наполнились слезами. Эштон смахнул слезинку, которая, казалось, обожгла ему палец.

– А это совсем ни к чему, чтобы ты плакала в моей постели, – смягчился он и поцеловал. – Мы сегодня много говорили, но мало что сказали. Думаю, пора прекратить разговоры.

Он опустил ее на постель, лаская бедра, доставляя блаженство несопротивляющемуся телу.

Губы Эштона внимательно исследовали каждый изгиб: ее пульс бился в ямочке у основания шеи, совпадая с ритмом его сердца, ощущался вкус росы и цветов, пьянящий гораздо сильнее, чем напитки в «Белой лошади». Лаская ее грудь, он не сдержал тихие стоны желания, вырвавшиеся из груди.

Рука опускалась все ниже и ниже, пробуждая и страсть девушки, она чуть приподняла бедра ему навстречу, но он продолжал начатую игру, едва касаясь ее плоти, возбуждая всю ее легкими прикосновениями. Когда движения ее бедер стали более настойчивыми, его рука опустилась вниз, касаясь и лаская нежную женскую плоть.

Она вся напряглась и попыталась уклониться.

– Эштон!

Он поднял голову и вопросительно взглянул на нее.

– Нет… – голос ее задрожал, его рука продолжала ласкать ее. – Не надо… там, – еле слышно произнесла она, но страстный взгляд говорил иное. – Особенно там, – заверил он ее и стал целовать вторую грудь. Бетани расслабилась и полностью отдалась наслаждению. Ее полное доверие к нему возбуждало Эштона. Ему доставляло радость услаждать ее. Он почувствовал, как соски напряглись под его рукой, тело содрогалось, как и его собственное. Казалось, они оба впервые испытывали такой страстный подъем. Ее глаза сверкали от восторга, когда, очнувшись от его ласк, она приподняла голову и поцеловала мужа в плечо.

– Может быть, мне следует что-то сделать, чтобы… – голос ее дрожал.

Боже, подумал он, неужели она научилась краснеть от желания? Неужели осознает, как это идет ей?

– Чтобы что?

– Доставить тебе удовольствие?

– Я хочу, чтобы ты сама догадалась, – ответил он и поцеловал ее в нос.

– О-о, – чуть слышно выговорила она.

Смущаясь, она стала целовать и гладить его шею, плечи, грудь, а затем бедра. Ее ласки доставляли ему волшебное наслаждение: опытные проститутки и содержательницы таверн давно прискучили ему, – еще никогда и никто не ласкал его так, как Бетани. Когда ее рука интимно коснулась его, он чуть не вскрикнул от испепеляющей острой страсти, бушевавшей в нем. Сводившее с ума желание разрушило стену негодования, которую он старательно воздвигал в себе. Ее губы целовали его, а руки изучающе ласкали тело, доводя до безумной страсти, – девушка становилась то бесстыдной и смелой, то смущенной и стыдливой.

– Бетани, – прошептал Эштон. Она замерла и подняла глаза.

– Что-то не так?

Сквозь туман желания на его лице появилась улыбка.

– Осмелюсь заметить, что ты не совершила ни одного неверного движения.

– Ты выглядишь так, как будто тебе больно.

– Да, мне больно потому, что я сильно хочу тебя.

– И что тогда?

В ответ его тело совершило быстрое движение, он оказался над ней, заглядывая в ее смущенное лицо.

– Тогда мы прекратим эти игры.

Ее руки обвили его шею. Удивление, отразившееся на ее лице, зажгло в нем луч надежды: а вдруг он действительно ошибается и Тэннер не лишил ее невинности?

Все его тело напряглось, он медлил, приходя в ужас от того, что сейчас ему откроется: обесчестила она себя или нет?

– Эштон? – прошептала Бетани. Она нетерпеливо пошевелила бедрами и коснулась его своей плотью, уничтожив все колебания. Он стал неумолимо проникать в нее.

– Приподними бедра, – велел он. Она с готовностью повиновалась, и одним быстрым, но нежным движением он проник в нее, моля Бога, чтобы появилось доказательство ее невинности, но ее плоть не оказала никакого сопротивления – тело с радостью приняло его, восторг окрасил щеки. Она отвечала ему с такой нежностью, что ему стало безразлично, первый он или нет; ритмичными движениями он погружался в благословенную теплоту ее тела со страстью, которая мучила его уже долгие недели. Ее стоны свидетельствовали, что ей хорошо; ее страсть не уступала его собственной – казалось, ее впервые так любили, – на ее лице отражалось удивление; давая волю инстинкту, он чувствовал, что затронул такие ее сокровенные места, которых никто еще не касался.

И она шептала ему об этом на ухо, а он испытывал от этого восторг. Ее руки продолжали ласкать его плечи, опускались к бедрам, а затем поднимались и ласкали волосы. Под его ритмическими движениями она как бы расцветала, от нее исходил аромат цветов летнего сада, сладко круживший ему голову. Бетани в экстазе извивалась под ним. Никогда еще Эштон не испытывал ничего подобного – она шептала, что любит его, он почти верил ей. Его страсть отвечала ее страсти – и наконец достигла завершения. Эштон неохотно оторвался от нее и откинулся на подушку, устраиваясь рядом с ней на узкой постели.

Бетани положила голову на его плечо, ее теплое дыхание согревало его кожу. Лучше бы она не была такой покорной и такой нежной – даже аромат жасмина, исходивший от ее волос, снова возбуждал его. Сдавленное проклятие – красноречивый жест собственной слабости – сорвалось с его губ; она вся напряглась, с тревогой взглянув на него.

– Эштон, я не так вела себя? Разочаровала тебя в каком-то смысле?

Он заставил ее замолчать, коснувшись пальцами губ.

– Тише. – Неужели она не понимает, что с ним сделала? – В течение одного дня ты спасла меня от виселицы, женила на себе, разозлила отца, чем заставила его превратить меня в крепостного слугу. – Его пальцы опустились к ее груди. – Но сегодня ночью ты заставила меня забыть обо всем этом.

Его ласковые прикосновения мгновенно вызвали в ней ответное чувство.

– Правда?

– Да, и самым восхитительным образом.

Она почувствовала себя смелой, обретя уверенность, удовлетворяя ненасытную юность. Эштон овладел ею во второй раз, подумав, что хотя Дориан… но лучшее досталось ему.

* * *

Ни единая мысль еще не волновала ее, пробудившуюся ото сна, – только ощущение теплоты руки Эштона, незнакомый и возбуждающий запах его тела, твердость мускулов. Сладко потянувшись, Бетани ступней погладила его ногу; взгляд скользил по груди мужа, поднимавшейся и опускавшейся в ритме глубокого сна; его рука расслабленно лежала на ее плече, загорелые пальцы казались особенно темными по сравнению с ее светлой кожей. Воспоминания о прошедшей ночи вернулись к ней. Эти грубоватые пальцы научили ее тому, чего она никогда не знала, воспламенив неведомые ранее чувства. Высвободив руку из-под простыни, она погладила его мускулистый торс; тело мужа возбуждало ее: прошедшая ночь оставила в ее теле сладкую боль, и снова появилось желание испытать ее в полной мере. Он пошевелился, пробуждаясь от ее прикосновений. Бетани приподнялась на локте и с улыбкой наблюдала, как приоткрываются его веки. Его рука потянулась к ее подбородку.

– Научись заворачивать и продавать эту улыбку, – произнес он хриплым ото сна голосом, – и ты станешь очень богатой женщиной.

– Я уже богатая женщина.

Его охватила дрожь.

– Не собираюсь оспаривать, что ты женщина. – Свои слова Эштон подтвердил поцелуем, пробудившим в ней острые желания, жаждавшие удовлетворения, – она стала ласкать его; ее руки, несмотря на неопытность, знали, как доставить ему наслаждение; его тело пробудилось так стремительно, что у нее голова закружилась от ощущения собственной власти; с ее губ сорвался стон, когда жар его желания успокоил ее боль и прогнал опасение, что ее стоны могут быть услышаны в конюшнях, – все исчезло, ей лишь хотелось проводить в его объятиях долгие часы. Но он быстро поцеловал ее и поднялся из постели. Казалось, его мысли заняты чем-то другим.

– Останься, – умоляюще просила она, намереваясь продлить его прикосновения. – Еще только начало рассветать.

Натянув бриджи, он взглянул на нее через плечо.

– У рабочего человека нет времени прохлаждаться в постели.

Его слова больно резанули ей слух, напомнив, что она вышла замуж за человека, который не может позволить себе подниматься тогда, когда хочет. Она поспешно встала и принялась одеваться.

Эштон плеснул воду из таза на лицо и грудь, капли воды расплескались по завиткам волос груди, остановившись у кожаного ремня брюк. Бетани украдкой наблюдала, как он надел через голову рубашку, мускулы играли на его груди; затем натянул чулки и сапоги, рубашку перепоясал шерстяным витым поясом – обычный процесс умывания и одевания показался ей замысловатым и чарующим танцем. Выражение ее лица рассмешило его.

– Вы удивлены, миссис Маркхэм?

Щеки ее вспыхнули.

– Для меня это все так ново.

Губы его крепко сжались, на подбородке появилась соблазнительная ямочка.

– Замужество скоро покажется тебе очень утомительным.

– Ты хочешь заставить меня пожалеть о содеянном, – неожиданно резко выпалила она. – Но я не пожалею, а намерена и стану тебе хорошей женой.

Губы его дрогнули, но он не улыбнулся.

– В самом деле? Ну что ж, очень хорошо. Мне предстоит долгий рабочий день. Для начала следовало бы позавтракать.

Уловив вызов в его глазах, Бетани расправила плечи и прошагала мимо него на кухню. Чувствуя на себе его взгляд, взяла наполненный еще вчера чайник и поверила его над очагом, затем расшевелила угли и добавила дров. Поднявшаяся зола попала на рукав чистого платья и даже в нос, вызвав непроизвольное чихание. Ее нервы напряглись, она побежала в кладовую, открыла и заглянула туда, не зная, что делать дальше.

Эштон хрипло рассмеялся, увидев ее смущение.

– Ты, наверное, удивилась, обнаружив, что завтрак по мановению волшебной палочки и на серебряном подносе не появился у твоей постели?

Холодная дрожь прошла по ее спине.

– Меня поражает одно, Эштон. Почему прошлой ночью ты был таким внимательным и деликатным, а сейчас ищешь повод обидеть меня?

Глаза его сузились.

– У брака есть свои приятные стороны с поцелуями и стонами в темноте. Жизнь вместе – это не только супружеская постель.

Она опустила ресницы, чтобы он не заметил боль в ее глазах.

– Я твердо решила быть тебе хорошей женой. Но для этого мне нужна твоя помощь.

Эштон шумно набрал воздух.

– У меня слишком мало времени, чтобы учить тебя семейной жизни.

Сняв с крючка высокую шляпу, он надел ее и направился к двери.

– Можешь не готовить сегодня завтрак, – проговорил сухо и вышел, взяв с собой спаниеля. Бетани стояла в дверях, прислушиваясь к звуку мужниных шагов и наблюдая, как его широкая спина скрывается в предрассветной мгле. Прислонившись к косяку двери, она вдыхала утренние ароматы трав и морского воздуха, ее сердце переполняла любовь к Эштону и боль из-за того, что она не знала способов подступиться к нему.

* * *

Бетани не стала предаваться грустным размышлениям. Часы показывали шесть утра, когда она появилась в дверях кухни большого особняка в неловко повязанном фартуке и с развевающимися волосами, – повар Дадли изумленно принялся накручивать усы, две служанки, прикрыв рты руками, о чем-то перешептывались.

– Мисс Бетани? – осведомился Дадли. – Чем обязан этому удовольствию видеть вас так рано?

– Дадли, научи меня готовить. – Усы удивленно зашевелились на худощавом лице повара. Бетани попыталась изобразить улыбку. – Я не шучу, – она блеснула глазами на перешептывающихся служанок. – Мое положение изменилось. Мне нужно научиться самой готовить.

– Даже не знаю, с чего начать, мисс…

– Зовите меня миссис Маркхэм. Уверена, что до вас уже дошли сплетни. – Ей стало весело. – Вообще-то, теперь можно называть меня просто Бетани – между нами нет никаких формальностей. Так как же приготовить ужин мужу?

Таким образом, если раньше Бетани задумывалась над изречениями Евклида, а ее ум был забит философскими премудростями, то теперь следовало запомнить, как приготовить тесто, чтобы испечь хлеб, и ощипать цыпленка. Занятия в колледже никогда не утомляли ее так, как наука Дадли. После обеда она побежала в свой домик, твердо решив приготовить свой первый ужин.

* * *

Эштон, не доходя до своего дома, удивленно замедлил шаг – из окна проникал аромат жареного цыпленка, сразу вызвав чувство голода. На крыльце его поджидал Глэдстоун, прижав уши и виляя хвостом. Пес стремительно влетел в распахнутую хозяином дверь дома. Эштона поразила открывшаяся перед ним сцена: маленькая гостиная сияла чистотой, деревянный диванчик украсило стеганое цветное одеяло; на камине – ни единой пылинки; на полке, в углу, появилась ваза с первоцветом и душистым горошком; половики выбиты, пол выметен, лампы приобрели первозданный вид, освободившись от сажи и жира. Затем его взгляд переключился на кухню. В отличие от непривычного порядка в гостиной, здесь царил невероятный хаос: домашняя утварь хранила следы пшеничной и кукурузной муки; еще больше изумляла печь, где все имевшиеся у него сковородки и кастрюли кипели и брызгались жиром; на кухонном столе грудилась посуда, лужица черной патоки, стекая с него, смешивалась с мукой, рассыпанной по полу. Бетани на разделочной доске сражалась с головкой лука, стараясь мелко его нарезать и держа нож, как топор. Ей мешали распущенные волосы, небрежно завязанные на затылке; время от времени она откидывала их со лба перепачканной в муке рукой. Эштон кашлянул. Жена обернулась. Он с трудом подавил смех, увидев ее перепачканное мукой лицо.

– Привет, детка, – с невольной теплотой произнес он. – Вижу, ты вся в работе.

– Да. – Она отложила в сторону нож и вытерла руки о перепачканный фартук. – Ужин почти готов, – и снова быстро принялась за дело, взяла лук и направилась к печи. Прежде чем он успел предостеречь, ее рука схватилась за горячую крышку. Вскрикнув, хозяйка-ученица выронила ее на пол – лук просыпался в огонь, а обожженные пальцы инстинктивно потянулись ко рту. – Ты не против, – спросила она, дуя на пальцы, – если цыпленок обойдется без лука?

– Конечно. Не придавай этому значения.

Она с благодарностью взглянула на него.

– Тогда можно садиться к столу.

Эштон вымыл руки, смахнул муку со скамьи и сел, Бетани – напротив, молча помолились. Обнаружив очередной промах – пятно черной патоки, не убранное со стола, – девушка нахмурилась.

– Не успела прибрать.

– Это ничего.

Бетани смущенно покачала головой:

– Сижу, как недоумок, ожидая, что кто-то подаст. – Она быстро поднялась. На этот раз, прежде чем прикоснуться к крышке сковороды, на которой жарился цыпленок, взяла кухонное полотенце и поставила еду на стол. – Все сделала сама, – гордо сообщила она, – даже цыпленка ощипала своими руками.

С такой же гордостью Бетани указала на яблочный пирог, а затем снова метнулась к печи и достала… – по крайней мере, предположил он, это должно называться буханкой хлеба, – но почему-то ее лицо разочарованно вытянулось. Появилось что-то плоское: с одного боку подгорелое, с другого – сырое.

– Не понимаю, в чем дело. Делала все, как говорил Дадли.

– Неважно, – успокоил ее Эштон. Ему свело желудок от голода. – Обойдемся без хлеба. – Но аппетит его сразу пропал, как только во рту оказался кусочек цыпленка: как и хлеб, он был недожаренным, а кроме того, сильно пересолен и наперчен так, что обжигало рот. Эштон быстро потянулся к кружке с сидром. Бетани выжидательно смотрела на него.

– Ну как?

Черная патока, соль и перец перемешались во рту, а Бетани смотрела на него с такой надеждой. Четыре года в армии закалили Эштона, он решился проглотить предложенное – на глазах выступили слезы.

– Эштон? – наклонилась она к нему, держа элегантно нож в руке, глаза радостно сияли. Во рту все горело, он едва обрел голос.

– Очень много приправ, – заметил он, стараясь, чтобы голос не прозвучал разочарованно.

– Да? – Улыбка расцвела на ее губах. – Возможно, неравномерно полила патокой и приправами, и твоя порция оказалась особенно наперченной.

Стараясь казаться спокойным, он снова потянулся к кувшину с сидром и наполнил кружку. Отпив прохладного напитка, решил откусить еще кусочек, видя, что Бетани почти не ест, внимательно наблюдая за ним. Настала очередь пробовать яблочный пирог, представлявший собой тестообразное месиво и ставший вполне съедобным, когда его обильно приправили сметаной. Кое-как подкрепившись, Эштон вытер рот салфеткой. Салфетки! Даже трудно себе представить. Он не смог сдержать улыбки – ее глаза наполнились слезами.

– Как ты можешь казаться таким довольным, – спросила она, – когда я чуть не отравила тебя?

Его охватила нежность, такая непрошеная, но неразрывно связанная с его чувствами к ней.

– Ужин – не главное, ценю твои усилия.

– Почему, – удивилась Бетани, – ты проявляешь такую доброту, когда я меньше всего заслуживаю, но больше всего нуждаюсь в ней?

Широкая улыбка осветила его лицо.

– Давай помогу убрать посуду.

Не ответив на ее вопрос, Эштон начал убирать грязные сковородки и посуду. Не такой разборчивый Глэдстоун быстро справился с остатками цыпленка. Оставив Бетани мыть посуду, Эштон за домом взял деревянное корыто, поставил его перед очагом и наполнил водой из деревянного кедрового ведра, что стояло у порога. Она обернулась и вопросительно взглянула на него.

– Считаю, нам обоим не помешает ванна, – объяснил Эштон. – Мне сегодня много пришлось трудиться в конюшнях. – Он дотронулся пальцем до потного лба Бетани. – И судя по твоему виду, у тебя сегодня не было ни минуты отдыха. – Он заметил, как она с любопытством наблюдает, как он вылил в корыто полный чайник кипящей воды. Насмешливая улыбка тронула уголки его губ. – Да, вот так готовится ванна, когда у тебя нет слуг.

Она закончила уборку на кухне и молча смотрела на деревянное корыто и поднимающийся пар над водой.

– Я еще так мало знаю об обязанностях жены.

Эштон остановился перед ней, вместо гнева испытывая к ней глубокую нежность и понимание. Можно ли ее обвинять за то, что произошло: молодая, одинокая, покинутая мужчиной, лишившим ее невинности и оставившим с ребенком, – всего этого вполне достаточно, чтобы напугать любую женщину и вынудить ее совершить отчаянные поступки. Его рука коснулась ее талии и потянула за ленточки фартука.

– Никогда не был горничной у леди, но тоже желаю научиться.

Она ахнула от неожиданности и задрожала, когда его пальцы от талии поднялись к вырезу платья, ловко расстегивая попадавшиеся на пути пуговицы. Боже, как его возбуждала ее красота. Раздевая ее, он с трудом боролся с охватившим все его тело желанием, затем подал ей руку, чтобы не оступилась в корыте. Ей пришлось поджать колени, иначе невозможно было уместиться в импровизированной ванне. Как ему хотелось, чтобы корыто было побольше и вмещало его тоже, хотелось омыть ее плечи, руки, грудь, бедра, дрожащие под его взглядом. Моясь в корыте, Бетани смущалась, словно невинная девушка, – пришлось напомнить себе, что его жена – далеко не невинный ребенок. Оставив ее мыться и ополаскивать волосы, Эштон принялся подметать пол на кухне. Закончив мытье, Бетани обернула свое стройное тело полотенцем. Ему стоило немало усилий, чтобы сдержать себя, не последовать за ней в спальню. Эштон быстро помылся. Пламя желания охватило его, когда в рот попало немного воды, которая, казалось, источала запах Бетани. Направляясь в спальню, он буквально сгорал от нетерпения. Эштон приблизился к постели и охватил взглядом лежащее стройное тело – ожидание стало совсем нестерпимым. Он опустился рядом с ней, жадно целуя, касаясь сквозь тонкую рубашку ее груди. Она вздохнула, прижимаясь к нему, но это не был вздох любви – Бетани спала глубоким сном. Эштон грустно улыбнулся и крепко сжал зубы, подавляя страсть, охватившую все тело, и наконец уснул рядом с женой.