Текст книги "Огненный рай"
Автор книги: Сьюзен Виггз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)
Глава 10
Бетани вжалась в стену сарая, крепко зажмурилась, ожидая второго удара, но услышала злорадный смех Эштона.
– Хотя я и зол, но не ударю тебя.
Она открыла глаза, с ужасом оглядываясь на мужа.
– Это ты!
– Знать бы, что ты с таким отчаянием станешь искать своего любовника, – с горечью произнес он, – я рассказал бы о нем утром в летнем домике.
Он с каким-то отчаянием посмотрел на кольцо, которое надел на ее палец сегодня; отвернувшись, поднял Дориана и, сгибаясь под тяжестью его тела, почти не обращая внимания на Бетани, широкими шагами пересек заснеженное поле, уложил его в повозке. Она прибежала следом.
– Что делал Дориан в этом сарае?
– Судя по запаху, пил бренди.
– Это не ответ, – возмутилась она и тут же выпалила второй вопрос: – Куда ты собираешься его отвезти?
Эштон бросил на нее холодный взгляд.
– Это тебе совсем не обязательно знать.
К ее ужасу, он связал Дориану руки, засунул в рот кляп и накрыл толстым одеялом.
– Но он же английский офицер. Необходимо сообщить его командованию.
Эштон снова бросил на нее ледяной взгляд.
– Ты собираешься это сделать, не так ли?
У нее не было времени даже ответить. Она только успела удивленно вскрикнуть, как сильные руки подняли ее и бесцеремонно усадили на повозку. Не давая опомниться, он быстро сел рядом и дернул за поводья – лошадь поскакала легким галопом. Через несколько минут они уже были на темной пустынной дороге, ведущей на север.
– Очень рискованно оставлять тебя здесь, – пробормотал Эштон сквозь зубы. – Ты слишком рьяная тори, чтобы тебе можно было доверять.
У нее кружилась голова от всего, что ей только что открылось: когда-то уважаемый за высокую порядочность, ее муж оказался распутным человеком, отвергшим жену ради куртизанки; чуть ли не клялся в собственном благоразумии и умеренных политических взглядах, а на самом деле помогает мятежникам. В ее сознании не укладывалось, что он, слывший честным и открытым, похитил английского офицера. Гнев лишил ее дара речи, слова не в силах были выразить отчаяние, даже слезы не могли помочь.
Через несколько миль сумерки сменились ночью, холодной и глухой. Болотистая трясина, где летом и осенью росли ягоды и цветы, сейчас была скована льдом и покрыта снегом. На небе появилась луна, посылавшая свои бледные лучи на покрытые снегом луга с небольшими рощицами тутовых деревьев.
Наконец, она взглянула на Эштона, даже не на него, а вперед, прищурившись от встречного холодного ветра.
– Зачем ты это сделал? – холодно спросила она.
– Разумеется, совсем не для того, чтобы дать ему возможность для любовных встреч.
– Я случайно наткнулась на него. Услышала крики о помощи. Ты ошибаешься в отношении меня и Дориана, но вот как быть мне, своими глазами видевшей, как ты входил в дом мадам Джанипер? Или это не так?
Эштон внимательно посмотрел на нее. На какое-то мгновение ей показалось, что сейчас начнутся объяснения, но муж снова сосредоточился на своих мыслях.
Свернув на восток, ночные путники поднялись на возвышение, в небольшой форт Баттс-Хилл, окруженный рядом высоких сосен, которые своими острыми вершинами врезались в ночное небо, словно монумент поднимающейся волны восстания. Деревья, среди которых они остановились, слабо защищали от ветра, дышавшего холодом; лошадь и та, прижав уши, недобрым взглядом оглянулась назад, раздувая ноздри и извергая клубы пара. Бетани скорее услышала, чем увидела вокруг какое-то движение, и через мгновение их окружила группа мужчин – тяжелое предчувствие заставило ее вздрогнуть. Не снимая одеяла с головы Дориана, Эштон поставил его на ноги – тот застонал, покачиваясь, – и подтолкнул его вперед. Мужчины остановились, поджидая приехавших, и все вместе исчезли за воротами форта. Бетани, закусив нижнюю губу, ждала, ее пальцы нервно теребили ткань накидки – ожидание казалось бесконечным. Наконец, когда ее терпение уже подходило к концу, в воротах показались две фигуры. В одной из них она по походке сразу узнала Эштона. Второй мужчина, высокий и худой, шел быстрым шагом. Только у повозки она разглядела их лица и ахнула, даже не успев ничего сказать, потому что Эштон тронул лошадь и пустил ее галопом.
– Гарри?
Он обнял ее.
– Да, это твой брат. Я снова среди своих.
Он изменился. Похудел, одежда истрепалась. Морщинки вокруг глаз стали глубже, а в глазах появилась незнакомая для Бетани печаль.
– Объясни, Гарри, что произошло?
– Разве Эштон не рассказал тебе? Прости, забыл – он же не любит хвастаться. Англичане арестовали меня в Провиденсе. Пришли прямо в дом тестя, каким-то образом узнав, где я нахожусь. – Он заулыбался. – Но они решили, на всякий случай, не приговаривать меня к повешению, а обменять, когда возникнет нужда, на своего офицера.
Бетани начала понимать.
– Тэннер?..
– Да. Несомненно, теперь у этого капитана поубавится спеси – Эштон вырвал его из объятий одной из девушек мадам Джанипер прямо в канун Рождества.
Бетани судорожно выдохнула и взглянула на Эштона. Он сидел в напряженной позе с бесстрастным лицом. И внезапно все ее подозрения в отношении мужа исчезли, как будто их унес порыв ветра. Она придвинулась к нему поближе.
– Я была не права, Эштон. Извини.
– Ты просто мыслила логически, мне не в чем обвинять тебя за это, – холодно произнес он, не взглянув на нее. Они отвезли брата на пристань, к бристольскому парому.
– Хотелось бы мне добраться до этого проклятого осведомителя, который выдал меня англичанам, – хмуро бросил Гарри и вопросительно взглянул на Эштона. – В связи с похищением Тэннера не возникнут осложнения?
Эштон покачал головой:
– Ему ничего не известно, даже то, что Бетани присутствовала при обмене.
Гарри успокоился, попрощался и быстрым шагом направился к домику паромщика.
* * *
Рассвет еще не наступил, а Эштон уже торопливо одевался, стуча зубами от холода: даже вода в ведре покрылась льдом, и ему пришлось разбить его кулаком, прежде чем умыться.
Одевшись, он оглянулся на постель, где Бетани спала под целым ворохом одеял. Виднелись только золотистая прядь волос, ладонь и щека. Знакомое чувство боли и теплоты охватило его при виде этой руки. Бетани вышла замуж, не имея ни малейшего представления о домашней работе, кожа ее рук была такой же нежной и безупречной, как и кожа щек. Ее щечки остались прежними, но от повседневных хлопот руки загрубели и потрескались. Тем не менее она никогда не жаловалась на тяготы жизни, каждый новый успех в освоении домашнего хозяйства становился для нее предметом гордости. В последнее время она часто встречалась с Гуди Хаас, повитухой, обменивалась с ней рецептами и обсуждала женские дела. В ее доме Бетани проявила себя способной учительницей, помогая внучатым племянницам и племянникам готовить уроки.
«Ей хочется не так уж много, – подумал Эштон. – Если дать ей то, чего она добивается, – свое доверие и любовь, – она будет безмерно счастлива».
Тревожась за нее, он не ушел сразу в конюшню, а разжег огонь в печи и наполнил чайник водой, чтобы она, проснувшись, не замерзла.
«Хотя бы чуть-чуть помочь ей», – подумал он.
Бетани изо всех сил старалась создать уют, научилась готовить пшеничные лепешки и тушеное мясо, стирать и наводить порядок в доме.
Эштон вернулся в спальню и налил в таз горячей воды. Она уже сидела в постели и серьезно смотрела на него.
– Я вчера так быстро уснула, что не успела поблагодарить тебя за освобождение Гарри.
– Мне не привыкать выручать твоего брата из беды, – ответил он, злясь на себя за холодный тон. Бетани выглядела такой незащищенной: широко раскрытые глаза умоляюще смотрели на него, нижняя губа дрожала. Жалость к ней пронзила его, но Эштон отвел взгляд – ему не хотелось быть причиной ее счастья или несчастья.
– Почему ты не рассказал мне? – задала она вопрос. – Что тебе стоило рассеять мои сомнения, сообщив, что был в заведении мадам Джанипер совсем не затем, чтобы… – голос ее дрогнул, и она смущенно отвела взгляд.
– Не хотелось вмешивать тебя, ведь ты же лоялистка, разве забыла?
– Во-первых, я сестра Гарри и не стала бы мешать тебе. – Бетани накручивала прядь волос на палец. – Прости за вчерашние слова. Сожалею, что уходила от тебя.
– В самом деле? – спросил он. – Кажется, тебе было весело на приеме у твоих родителей.
– Там было ужасно, – призналась она. – Только присутствие мисс Примроуз скрасило вечер. – Бетани встала с постели, подошла к нему и положила теплую ото сна руку на его рукав. – Но теперь я здесь. Уходом ничего не решишь.
Эштон старался скрыть испытываемое облегчение и тот факт, что скучал без нее, скучал по волнующему запаху жасмина, исходящему от нее, скучал по ее теплому телу. Как всегда, он не смог остаться безразличным к ее большим глазам золотисто-орехового цвета. Он обнял ее и прижал к себе.
– Теперь ты не сможешь убежать, – пробормотал он, вдыхая аромат ее волос.
– Нет, Эштон. Я дома. Мой дом здесь, в твоих объятиях.
Прижимая ее к себе и ощутив какое-то незнакомое шевеление, он насторожился, отстраняясь от нее. Что это? Таинственная улыбка играла на ее губах.
– Ты тоже это почувствовал? – Она положила свою руку в углубление между его плечом и шеей. – Это наш ребенок.
Удивление и волнение, подозрение и возмущение одновременно пронзили его. Кто зачал эту крошечную жизнь, которая уже тихонько шевелилась рядом с ним? Ему хотелось быть уверенным. Но уверенности не было. А разве это имеет такое важное значение? Он сжал ее лицо руками, гладя большими пальцами шелковые волосы у висков. Да, имеет. И не потому, что ему безразлична судьба невинного ребенка, но если опять ложь, это совсем другое дело.
– Эштон, – ее дыхание мягко коснулось его лица. – Мне следовало доверять тебе, даже несмотря на то, что видела сама и говорили мне. – Она приподнялась на цыпочки и потянулась к нему ищущими губами – у него вырвался стон от отчаяния и желания. Отвечая на ее поцелуй, он чувствовал, что завидует ее способности доверять ему.
* * *
Январь выдался тусклым и безрадостным: сероватое небо, потемневший снег с образовавшимся настом на лугах и болотах, печальные крики кроншнепов, пытающихся поймать рыбу в свинцовых водах залива; а в семье Маркхэмов установился хрупкий мир, внутри дома царили тепло и уют, золотистый огонь очага освещал их скромное жилище, вкусно пахло пирогами, испеченными Бетани.
В это время года лошади не требовали слишком внимательного ухода, и Эштон часто бывал дома, помогая растопить печь, а также избавляя жену от колкостей бывших друзей, постоянных напоминаний родителей, часто звавших ее на чай и намеренно не упоминавших Эштона в письменных приглашениях. Ему нравилось сидеть в старом кресле отца с очками на носу и открытой записной книжкой. Как всегда, Глэдстоун отдыхал рядом.
Англичане все еще держали в осаде Бостон, но мятежники постоянно совершали на них нападения, кусая их, словно разозлившиеся собачонки. Генерал Вашингтон распустил армию, которую созывал на восьмимесячный срок, но многие остались в ней и продолжали сражаться. С каждым днем в армию, словно струйки, стекались патриоты со всех колоний; фермеры продавали грабли и покупали лопаты, чтобы копать траншеи для будущего штурма. Джекоб Дюпей, учивший Эштона примерно двадцать лет назад, сменил школьную указку на мушкет; даже чопорный Сильвестр Файн, учитель танцев, вступил в полк – эти люди не были солдатами, но они глубоко верили в благородство цели и поэтому брались за оружие. В Ньюпорте рассказывали о толстом книготорговце по имени Генри Нокс, которому удалось перебросить тяжелую артиллерию от форта Тикондерога к городу Бостону. Мало кто верил, что Ноксу удастся осуществить эту операцию в самый разгар холодной зимы и пройти три сотни миль по бездорожью и гористой местности. Но невозможное становилось реальностью у мятежников. А разве генерал Ричард Монтгомери не начал военные действия в Канаде зимой и не занял Монреаль в декабре? Эштона, казалось, не удивляли новости, сообщавшиеся в «Ньюпорт Газетт». Бетани подозревала, что его дружки из «Белой лошади», многие из которых являлись членами Комитета спасения, сообщали ему о новостях гораздо раньше, чем это становилось достоянием печати.
В их домике появились настенные часы, подаренные мисс Абигайль, – единственный подарок, полученный Бетани в память о ее замужестве.
В один из холодных дней время тянулось бесконечно долго, не помогали и часы – нечего даже смотреть. Ненадолго ее внимание отвлек оказавшийся под рукой старый, потрепанный учебник арифметики, который можно было подарить детям в семье Хаас… Пять часов – скоро придет Эштон, замерзший и голодный, с удовольствием усядется за стол и станет есть тушеные овощи с устрицами. Раздавшийся стук в дверь ее удивил: визиты им никто не наносил, а мужу возвращаться еще рано. Отложив в сторону книгу, Бетани открыла дверь и тут же отступила назад, смерив взглядом фигуру Дориана Тэннера от начищенных до блеска сапог до красивого, выражавшего нетерпение, лица. Казалось, он почувствовал нежеланность своего появления, поэтому, не дожидаясь приглашения, решительно вошел в гостиную, прикрыв за собой дверь.
– Вам известно, почему я пришел сюда, – заявил он, осторожно сняв высокую шляпу с напудренного парика. Бетани бросила быстрый взгляд на дверь. – Боитесь, что ваш муж снова застанет нас вместе? Послушайте, кажется, он очень ревнив. Но я вас долго не задержу, сообщите только, кто был моим похитителем.
Она широко раскрыла глаза и посмотрела на него невинным взглядом.
– Не знаю.
– Знаете. Вы же были там, Бетани.
– Я ничего не видела, – голос ее стал гневным.
– Содействие мятежникам – это серьезное преступление, моя дорогая.
– Неведение не является преступлением. Клянусь, ничего не знаю о случившемся.
Ей было легко врать, потому что правда слишком опасна.
– Вы должны были что-то видеть, – сердито возразил Дориан. Бетани опустила взгляд, рассматривая свой руки.
– Все случилось так быстро и так неожиданно, я испугалась и убежала. И было так темно.
Дориан схватил ее за руки.
– Мне хотелось бы знать, понимаете ли вы, какую грубую ошибку вы совершили, отвергнув мое предложение и предпочтя этого крепостного. Вместо того чтобы трудиться у кухонной плиты, вы могли бы украшать лучшие салоны Ньюпорта.
Она вырвала у него свои руки.
– Никогда не пожалею о том, что сделала, – твердо заявила она. Дориан настолько ценил богатство и положение в обществе, что просто не способен был понять ее чувств к Эштону. Она распахнула перед ним дверь, но Дориан не двинулся с места.
– Бетани!
Она похолодела, увидев идущего по тропинке Эштона.
– Привет, детка. Барнэби сказал, что у нас гость. – Улыбаясь, Эштон вошел в дом. Лицо раскраснелось от холода. Но улыбка сразу исчезла с его лица при виде Дориана. Он коротко кивнул.
– Капитан Тэннер уже уходит, – пояснила Бетани.
Офицер помедлил, оценивающим взглядом рассматривая Эштона. Очевидно, благоразумие взяло верх – Тэннер предпочел не испытывать его терпение.
– Но разговор не окончен, – предупредил он Бетани. – Вам придется когда-нибудь рассказать всю правду. – Он вышел, хлопнув дверью.
– Расспрашивал меня о похищении, – объяснила Бетани.
Эштон отвернулся, медленно снял шляпу и пальто, повесил их на крючок у двери. Он всегда возвращался домой с улыбкой и всегда целовал ее. Всегда. Но не на этот раз.
– Он ничего не узнал, поверил, что я убежала, как только ему нанесли удар.
– А как насчет лоялистки?
– Остаюсь верной только тебе. – Она видела, как расслабились его плечи. Обернувшись к ней, Эштон заулыбался.
* * *
У нее потеплело на душе, когда, выглянув из окна во двор дома, заметила обильно расцветшие весенние цветы.
Бетани лущила стручки гороха и одновременно следила за тем, что происходит вокруг. Эштон, закончив работу, играл с Глэдстоуном, подбрасывая вверх палку, а пес приносил ее. Радостные повизгивания собаки сливались со щебетом дроздов и неумолчным жужжанием пчел. Зима продлилась до середины марта, затем наступила весна. Бетани радовалась теплу и тому, что не нужно больше надевать теплую шаль, шерстяные вязаные чулки, можно носить легкие хлопчатобумажные платья.
Неожиданно вошла Гуди Хаас. Полная краснощекая повитуха никогда не считала нужным стучаться. Она прошла на кухню, при каждом ее движении что-то звенело в ее многочисленных карманах, наполненных различными таинственными травами и другими средствами от болезней: при ней всегда были металлические ланцеты, применяемые при кровотечениях, большой ассортимент фляжек и мензурок.
– Какой красивый горох, – произнесла она, не вынимая изо рта курительной трубки, сделанной из клена. Ее небольшие блестящие глазки оценивающе рассматривали фигуру Бетани.
– Ты выглядишь прекрасно, девушка. Как ты себя чувствуешь?
– Очень хорошо. – Бетани повесила ковш из кедрового дерева на крючок и начала приготавливать чай.
Гуди сидела за столом с бесстрастным лицом, но Бетани уловила ее одобрение, когда она, ошпарив кипятком заварной чайник, только потом положила лимонник и шиповник.
– Ты прошла большой путь, девушка, и очень изменилась, – сказала Гуди, когда Бетани поставила на стол чайник. – Говорю не только о будущем ребенке.
Бетани засмеялась.
– Восемь месяцев назад я не могла даже вскипятить воду.
– Ты принимаешь черную патоку, которую я тебе оставила?
– Каждый день. – Бетани постаралась не морщиться, когда вспомнила неприятный вкус этого варева. Она добавила себе в чай ложечку меда, а Гуди что-то покрепче из одной своей фляжки, лежавшей в карманах фартука.
– Тебе это пошло на пользу, – заметила повитуха. – Щечки расцвели, и ребенок тоже вырос. – Она усмехнулась, вынула трубку изо рта и выпустила вверх колечки дыма. – Не удивлюсь, если ребенок родится раньше.
Бетани чуть не поперхнулась чаем. Она крепко сжала Чашку, стараясь унять дрожь в руках.
– Ребенок должен родиться через пять недель.
Загорелой рукой Гуди погладила руку Бетани.
– Успокойся, не надо волноваться из-за этого. Такое не раз случалось.
– Но со мной этого не должно произойти.
Гуди откинулась на спинку стула и выпустила дым изо рта.
– Кажется, понимаю, в чем дело. Ты вышла замуж восемь месяцев назад за человека, который ухаживает за твоими лошадьми. Его беспокоит, что другие начнут считать, сколько прошло месяцев, да?
– Нет.
Бетани изучала поверхность соснового стола. Если говорить правду, то ее это совсем не волновало. Сплетни в гостиных и перешептывания в церкви совсем не тревожили ее. Ее волновало мнение только одного человека. Она знала, что Эштон считает месяцы не хуже городских сплетников, но на уме у него совсем другое. Если ребенок родится раньше срока, он по-прежнему будет сомневаться в ней.
– Тогда что еще тебя тревожит?
Гуди внимательно смотрела на нее. Бетани отвела взгляд и посмотрела в окно, где Эштон продолжал играть с Глэдстоуном.
– Так вот в чем дело. Он, что ли? – Бетани молча кивнула головой. – У тебя был другой мужчина до него? – Она смотрела на Бетани немигающим взглядом темных глаз, не выражая никакого осуждения.
– Нет, – быстро ответила Бетани. – Но Эштон думает… – голос ее замер, щеки горели.
– Боже мой, девушка. Ты же разговариваешь с Гуди Хаас, а не с женой священника. Можешь рассказать мне все, что тебя волнует.
– Он не верит в мою девственность во время первой брачной ночи. – От стыда голос ее перешел в шепот. Она не смела поднять глаз. – Я мало разбираюсь в подобных вещах, но тогда не было… затруднений, не было боли.
– Разве Бог создал всех женщин одинаковыми? Почему такая высокая здоровая девушка, как ты, которая все время ездила верхом, как мужчина, должна испытывать боль?
Бетани повеселела.
– У него не будет сомнений, если ребенок родится в срок, через пять недель.
Бетани поднялась и прошлась по кухне, чувствуя, как взгляд повитухи неотступно следует за ней.
– Сомневаюсь в отношении пяти недель. Кажется, ребенок немного опустился.
Бетани положила руки на живот, как бы оберегая его.
– Твой муж должен верить тебе, а не заниматься подсчетом.
Глава 11
Мисс Абигайль Примроуз, прогуливаясь с Бетани по Теймз-стрит, никак не ожидала, что к ее ногам упадет пачка листовок, еще пахнущих свежей типографской краской.
– Извините, пожалуйста.
Седовласый мужчина среднего роста, без шляпы и пальто, наклонился и поднял ее. Мисс Абигайль посмотрела на него суровым взглядом.
– Сэр, вы испачкали подол моего платья.
Взгляд, который столько раз заставлял Бетани смущаться, когда она училась в колледже, не произвел особого впечатления на Финли Пайпера.
– Я бы с удовольствием почистил ваше платье, мэм, но… – он засмеялся, показывая перепачканные краской руки.
Мисс Абигайль сверкнула глазами, ее ноздри гневно расширились, когда она прочитала заголовки.
– Не стоит, сэр, – со сдерживаемым гневом произнесла она. – Мое платье не такое уж грязное по сравнению с преступными листовками, которыми вы пичкаете умы людей.
Отвесив преувеличенно вежливый поклон, он поднял вверх палец:
– Пардон, ваша светлость, понятия не имел, что получил удовольствие запятнать благородную тори, – и удалился небрежной легкой походкой.
Бетани сомневалась, чтобы кто-нибудь так обращался с мисс Абигайль, – скорее всего, нет. Тугой лиф ее платья то поднимался, то опускался, на безупречных щечках появились два красных пятна.
– Кто этот человек? – строго спросила она. Бетани стоило большого труда, чтобы не улыбнуться.
– Мистер Финли Пайпер, – объяснила она. – Печатник по профессии.
– И мятежник по призванию, как я догадываюсь.
Бетани взяла под руку мисс Примроуз и повела ее по улице.
– Давайте выпьем чаю в «Хэскел Хаус». Я так рада вашему возвращению в Ньюпорт.
– Возможно, пробуду здесь некоторое время. Успокаивает то, что флот адмирала Хау направляется в Нью-Йорк, и беспокоят мятежники, копающие траншеи в Лонг-Айленде и Манхаттене, – видимо, предполагают долго держать оборону.
Они сидели за столиком, сервированным дорогим хрусталем: в тонкой узкой вазе стояла нераспустившаяся белая роза, слегка дрожавшая, когда официант разливал для них чай – его подавали здесь только лучших сортов, чаще – индийский. Мисс Абигайль и Бетани наслаждались им, а приглушенный женский разговор вокруг них перешел почти в шепот. Бетани делала вид, что не замечает взглядов Мейбл Пирс и миссис Джозеф Вэнтон, притворялась, что не слышит возмущенный шепот Джулии Крэнуик и Мерси Томпсон. Мисс Абигайль, наоборот, мерила всех их немигающим взглядом, пока любопытные посетительницы чайного зала с досадой не отвели глаза.
– Какие плохие манеры, – заявила она, накладывая себе засахаренные фрукты. – Наверное, придется изменить свое мнение об обществе Ньюпорта – оно не настолько приятное, как мне казалось раньше.
– Но согласитесь, что у них есть причины так внимательно нас рассматривать. – Бетани любовно посмотрела на свой огромный живот.
– Я всегда считала глупостью, что беременные Женщины не должны показываться в обществе. Это же не заразная болезнь, когда необходима изоляция. Нет ничего очаровательнее женщины, ждущей своего первого ребенка. Сколько тебе еще осталось, Бетани?
– Четыре недели. – «И ни дня больше», – подумала она.
– У тебя наладились отношения с мужем?
– Да, стали гораздо лучше.
– Но не так, как тебе хотелось бы.
– Возможно, мне хочется слишком многого. А может быть, то, чего хочется, не существует.
– И это тоже глупость.
Бетани восхищалась чувством юмора мисс Абигайль, ее поддержка очень помогала ей.
– Обещаю, что у нас все будет прекрасно.
– Ребенок не может решить все, Бетани. – Она перешла на шепот. – Что принесет этот мятеж? Ведь вы придерживаетесь разных политических взглядов. – Бетани с тревогой взглянула на свою учительницу.
– Эштон не участвует в мятеже. – Она тоже перешла на шепот. – Правда, были обстоятельства, когда ему пришлось действовать заодно с патриотами.
– Понимаю. Надеюсь, твой брат получил хороший урок.
– Боже мой… Мисс Абигайль, откуда вам известно о Гарри?
Собеседница слишком резко потянулась за еще одной порцией засахаренных фруктов, и ее чашка с чаем опрокинулась – янтарная жидкость пролилась на белоснежную скатерть. Она сердито промокнула ее своей салфеткой.
– До меня тоже доходят слухи. Например, слышала, что в прошлом месяце ты стала тетей.
– Да. У Фелиции родилась девочка, ее назвали Маргарет. Гарри писал в письме, что у нее были трудные роды и, возможно, больше не будет детей.
– Твой брат просто болван. Ему следовало бы знать, что о подобных вещах не рассказывают будущим мамам.
Бетани хотелось узнать, откуда мисс Абигайль так много знает о Гарри, но неожиданно их разговор прервался.
Громкие крики и топот бегущих ног нарушил тишину элегантного чайного зала. Бетани и мисс Абигайль, обменявшись взглядами, поспешили к двери. Разъяренная толпа, потрясая кулаками, двигалась по Теймз-стрит, выкрикивая проклятия и распевая крамольные песни. В ее центре, верхом на сосновой перекладине, еле держался доведенный до ужаса королевский таможенник мистер Джордж Твиди; его бледное лицо со сбившимся париком беспомощно выглядывало из-за плеч тащивших его мужчин, яростно кричавших. В лучшие времена все они плавали на торговых судах, а сейчас болтались без дела, не находя покоя, ища виновников своих несчастий и легко поддаваясь на хитрые уловки вожаков. Возглавлял толпу человек по кличке Баг Вилли – не то чтобы настоящий моряк, так как чаще всего сидел без дела на пристани, но имевший репутацию подстрекателя к насилию и жестокости.
– Боже всевышний, – воскликнула мисс Абигайль. – Они тащат его верхом на перекладине.
Обе женщины покинули ресторан и последовали за толпой, направлявшейся на пристань Лонг Варф. Там чувствовался едкий запах разогретой смолы.
– Почему они схватили мистера Твиди? Он кажется таким безобидным.
Губы мисс Абигайль сочувственно сжались.
– Как раз сегодня утром он разрешил войти в порт кораблю «Восточная Звезда», доставившему три сотни упаковочных клетей с чаем.
Толпа втащила таможенника на высокую грузовую платформу. С его головы сорвали парик, обнажив короткий ежик волос, сюртук, жилет и рубашку, бросив все это в кричащую толпу.
– Неужели ничего нельзя сделать? – Бетани отвернулась, в ужасе от происходящего, и увидела, как мисс Абигайль сунула шиллинг в руку мальчишке, который бросился бегом в расположение английских властей.
– Я послала за помощью, а теперь нам остается только надеяться, что мистер Твиди сможет дождаться ее.
На помост принесли чан со смолой. На платформу вспрыгнул Баг Вилли, размахивая метлой, и, обмакнув ее в смолу, стал мазать ею мистера Твиди. Бедняга кричал так, что заглушил проклятия и улюлюканье толпы. Мятежники принялись бросать в него гусиные перья, и скоро его фигура стала напоминать ужасно перепуганную ворону. К перьям поднесли зажженную свечу, но они никак не загорались. Баг Вилли накинул на Твиди веревку с петлей.
– Прежде чем мы провезем вас по городу, сэр, – он снял с головы помятую шляпу и отвесил насмешливый поклон, – не изволите ли выпить чаю?
– Правильно, – закричал кто-то из толпы. – Дайте ему попить его собственное ядовитое пойло.
Мистеру Твиду поднесли большую кружку крепкого чая и заставили пить за здоровье короля. С некоторым смущением он повиновался и выпил кружку, но ее тут же наполнили снова и заставили пить за здоровье королевы Шарлотты, а затем за принца Уэльского. Выпив три больших кружки, Твиди начал задыхаться.
– Пожалуйста, не надо больше, – молил он. Но кружку наполнили снова.
– И поторопитесь, сэр, – предупредил Баг Вилли. – Вам нужно выпить за здоровье еще девяти человек.
Чай уже насильно вливали в горло жертвы, заставляя пить за здоровье персон, начиная от епископа Оснабургского и кончая отпрысками короля Георга III. После последнего тоста Твиди стал смертельно бледен. Ему мгновенно наполнили опустевший бокал.
– Как! – веселился Баг Вилли. – Вам уже надоела королевская семья?
– Нет, – тяжело прохрипел Твиди. – Чай.
– Проклятый негодяй, – закричал Баг Вилли, – ты хотел отравить нас этим чаем, который англичане обложили таким высоким налогом!
– Повесить его! Повесить негодяя! – раздались крики из толпы. Бетани была уверена, что разъяренные люди осуществят свои угрозы. Но мятежники удовлетворили жажду мести тем, что стали затягивать петлю на шее жертвы, пока из ушей не потекла кровь. Его заставляли повторять различные унизительные клятвы – мистер Твиди потерял сознание. Затем жертву снова посадили верхом на сосновую перекладину, чтобы пронести по городу. Но не успели мятежники поднять перекладину на плечи, как прозвучали три выстрела, и толпа замерла. На пристани появилась английская милиция, возглавляемая Дорианом Тэннером. Он громко отдавал приказы, и через несколько минут толпа рассеялась. Мятежники скрылись в близлежащих тавернах и частных домах, Твиди отвезли домой.
На пристань на лошади прискакал Эштон, злой и тревожащийся о судьбе жены. Он кивком поздоровался с мисс Абигайль и заговорил с Бетани:
– Что ты здесь делаешь? Ради Бога, тебе же вредны такие зрелища.
– Я прекрасно себя чувствую, чего не скажешь о мистере Твиди.
Эштон взял Бетани под локоть.
– Мы отправляемся домой.
– Мне не хочется идти домой. – Ей показалось, что муж симпатизирует мятежникам, которые только что совершили такой жестокий акт.
Мисс Абигайль тут же попрощалась.
– У меня дела. Мы скоро снова встретимся и выпьем чаю.
* * *
– Сегодняшние события вызвали у меня отвращение к вашим делам, – высказал Эштон свое мнение Финли и Чэпину Пайперам, которые налаживали станок, собираясь отпечатать пачку рекламных листков.
– Мы не имеем никакого отношения к тому, что сделали с мистером Твиди: возмущенно заметил Чэпин, чихая, – типографский порошок попал ему в нос.
– Люди обычно не разбираются, кто патриот, а кто – нет, сваливая всех в одну кучу. – Эштон повернулся к Финли. – Вы должны как-то контролировать их: люди хотят свободы, но не беззакония.
– Все понимаю и согласен с тобой. – Финли тяжело вздохнул и вставил нагель в стержень станка. – Между прочим, сегодня после обеда я столкнулся с твоей женой, в буквальном смысле этого Слова – уронил пачку с листовками прямо на ноги ее подруге. Что это за дракон был с ней?
– Мисс Абигайль Примроуз, учительница Бетани из Нью-Йорка.
– Учительница? Устрашающий пример женской независимости и образованности, как мне кажется. – Финли поморщился. – Ей бы лучше вернуться в свое логово, откуда и выползла.
– Похоже, тебе от нее досталось, – усмехнулся Эштон. – Мисс Примроуз очень строгая. Бетани уважает ее.
– Наверное, твоей жене не стоило бы так открыто проявлять дружбу к своим тори, – высказал опасение Чэпин. – После того, что случилось сегодня с Твиди, лоялистам следует быть очень осторожными.
– А может быть, совсем наоборот, – возразил Эштон. – Не удивлюсь, если английские власти ужесточат меры, чтобы приструнить мятежников.
