Текст книги "Волшебный час"
Автор книги: Сьюзен Айзекс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)
21
Поскольку я вырос в доме, который когда-то был семейной фермой Бреди, я научился не обращать никакого внимания на царивший здесь аромат вырождения. Запах гниющего дерева присутствовал в нашем доме постоянно, но раньше он был едва уловим, правда, если не сидеть слишком долго на диване в гостиной. Тут, в самом сердце дома, вонь начинала действовать на нервы.
Но с тех пор, как мой отец покинул ферму, я стал считать себя приживалом незнатного происхождения и последним носителем славной фамилии Бреди и никогда подолгу в доме не засиживался. А если просто идти мимо, то вместо запаха гнили можно было ненароком вдохнуть хищный чувственный запах ароматизатора помещений, который моя мать приволокла из своего магазина. Они использовали его, когда опрыскивали кабинки для переодевания, в которые невозможно было войти после того, как там побывали светские леди с вонючими подмышками, примерявшие Наимоднейшие в Мире Платья.
В те редкие дни, когда я посещал этот дом, я бессознательно перестраивал свою систему дыхания и старался дышать ртом, а не носом. И переставал замечать этот запах вовсе. Но пока я вел Бонни вверх по лестнице, мне не повезло, и я успел глотнуть убийственную порцию «Милдью Плюс».
Я застеснялся. Я думал, что в один прекрасный день я смогу усесться поудобнее и рассказать ей обо всем, сейчас на это не было времени. Я боялся, что она неверно все поймет. Я не хотел, чтобы она почувствовала, как смердит мой отчий дом, чтобы увидела, какая кругом грязь и запустение. Я хотел дать ей понять, что мы бедные, но славные, но все вокруг говорило о том, что живущие в этом доме не только бедны, но совершенно отчаялись хоть как-нибудь обустроить свою жизнь.
На второй или третьей ступени лестницы она обернулась и посмотрела на меня.
– Может, я лучше обожду внизу?
Я не удостоил ее ответом. А что, черт возьми, я мог сделать? Предложить ей посидеть на разваленном диване? И когда мать вернется домой с работы, успеть сбежать вниз и сказать: – Мам, это Бонни Спенсер, та самая еврейка, бывший муж которой был убит в Саутхэмптоне. А моя мать сказала бы: – Ах, да, это бывшее имение Менси. Они теперь купили дом в Литтл Комптоне. Нет, эти современные постройки совершенно не годятся.
Я положил руку ей на поясницу.
– Мы надолго здесь не задержимся.
Я подтолкнул ее вперед посильнее, и она начала подниматься вверх по лестнице. Мне так нравилась сама возможность прикасаться к ней.
Но в данный момент мной двигало не только желание находиться возле нее. До того, как Бонни явится в полицию, имело смысл услышать, что скажет мой брат. Она ведь такая умница, может, ей удастся заметить что-нибудь неуловимое, но важное, новый факт, который можно добавить к нашему уравнению, и в конце концов найти «икс». В день убийства Сая Истон наверняка целый день болтался в городе, но может, он услышал что-нибудь существенное в телефонном разговоре, заметил какую-нибудь записку, хоть что-нибудь, что он подсознательно отметил для себя в тот день.
Он ведь мог услышать одно-единственное слово – например, «винтовка», «выстрел», «бассейн», «страховка» или «Линдси» – тогда, на просмотре, сразу после беседы о молнии.
Я подумал: а вдруг одно из этих слов все ж таки имеет отношение к Бонни? На одной из последних ступеней нашей плохо освещенной лестницы меня посетило ощущение, частенько посещавшее в детстве. Не воспоминание, не «дежа вю». Просто чувство, не наполненное реальным смыслом и очень печальное.
Я понял, что она не могла этого сделать.
Но что, если она все-таки это сделала? Ну, тогда я стал бы тем, кем и был до этого: ничем. Чем я мог наполнить свою жизнь? Двумя вещами: бейсболом и работой. Но ни «Янки», ни отделение полиции Саффолк Каунти не смогли бы решить главной задачи – спасти заблудшую душу. И все наркотики, перепробованные мной за всю мою жизнь – пиво, марихуана, пейот, гашиш, барбитураты, бабы, ЛСД, героин, опять бабы, опять пьянство, Линн – в итоге не дарили мне успокоения, они всего лишь ненадолго снимали боль и подталкивали меня к самому краю. И только Бонни Спенсер давала мне веру в то, что я действительно могу воскреснуть.
А вдруг я заблуждаюсь на ее счет? Что тогда со мной станется? Могу снова спиться и сдохнуть. Или стану отставным копом, комкающим в руках фетровую шляпу, развлекающим себя ежедневной мессой в католической церкви, посещениями собрания Анонимных Алкоголиков и дожидающимся тихой кончины.
Но я знал, что она его не убивала.
Когда я привел Бонни в комнату Истона, он был не единственным, чье лицо изобразило удивление. Бонни тоже удивилась. Даже рассердилась.
Истон украл галстуки Сая Спенсера! Она сжала ладони в кулаки – вот-вот надает ему по морде! Вот они, галстучки, – голубые в крапинку, зеленые с крошечными якорьками, красные с едкими французскими флажками – лежат себе на кровати, приготовлены Истоном для поездки в Калифорнию, где он собирается встречаться с Филипом Шоле, режиссером, и потолковать по поводу новой работы. Я не сомневался, что галстуки принадлежали Саю: Истону денег бы на них не хватило. К тому же в ту ночь, когда мы обследовали место преступления, я видел чертову прорву таких галстуков на специальных крючочках в одном из отделений гигантского гардероба Сая – с дистанционным управлением для приведения в движение вешалок с одеждой. Но это еще не все – Бонни даже побледнела, – на той же самой кровати лежали свитеры Сая! Хлопковые, ручной вязки и кашемировые, широкие и длинные – невысокий Сай должен был смотреться в них весьма элегантно. Свитеры, которые едва ли подошли бы Истону. Выражение ее лица говорило: арестуй этого человека!
А что выражало лицо Истона? Ярость, натуральное дело, по поводу моего очередного злодейского и неожиданного вторжения на его территорию. Он стоял, широко расставив ноги, сложив руки на груди, пытаясь выглядеть достойным образом, невзирая на свой куцый халат, предурацкий. Он не мог вспомнить, где встречал эту даму, и не мог сообразить, какое отношение она имеет ко мне. К тому же он смутился. Мы все втроем уставились на шмотки стоимостью более трех тысяч баксов из гардероба его покойного покровителя Симора Айры Спенсера.
Думаю, лицо мое не выражало ничего, даже отдаленно не напоминающего восторга, напротив – отвращение по поводу его пакостного воровства. Я представил себе, как он слоняется где-то вокруг дома, выжидая, пока мы все измерим и сфотографируем, чтобы потом перерыть шкафы Сая, якобы привести вещи в порядок. Я догадывался, что, если обыскать тумбочки Истона, там найдутся и запонки, и портативные видеомагнитофоны с телефонами, а может, и малюсенькие золотые часики на ремешке из кожи аллигатора.
Я собрался разрядить атмосферу, пошутить насчет того, что Истону тоже следует прийти в полицию с повинной, но тут он дал выход своему раздражению. Еще бы, заявился тут с какой-то дылдой неизвестного происхождения в спортивных шортах и раздолбанных кроссовках.
– Может, ты объяснишь мне, что происходит?
– А ты?
– Пожалуйста. Я объясню.
И в это самое мгновение, пока он оттачивал фразу, призванную продемонстрировать его превосходство над нами, он узнал Бонни. Ясное дело, присутствие этой женщины его ни в коей мере не успокаивало, и он заметался вдоль кровати. Его бессмысленные танцевальные «па» сводились к тому, чтобы избавить Бонни от зрелища краденого гардероба ее бывшего мужа.
– А что она здесь делает? – спросил он.
От его вкрадчивого и красивого голоса не осталось и следа, его сменили встревоженные повизгивания.
– Она пришла со мной. Ты знаешь, что это Бонни Спенсер?
– Да.
Я усадил Бонни на стул с прямой спинкой.
– Сиди и слушай, – приказал я и обернулся к брату. Он наконец прекратил свои метания по комнате.
– Ты виделся с ней в тот день, на площадке, когда она постучалась в двери трейлера Сая?
– Да.
Его «да» больше были похожи на собачий лай. Я подумал: э-э, да ты в штаны от страха наложил, попался на воровстве. Украдешь миллиарды долларов, и все об этом знают, и тебя приглашают на роскошнейшие приемы. Сопрешь пару галстуков, и никто тебе руки не подаст.
– И Сай сказал ей убираться с площадки, на которой не снимают ее фильма?
– Да.
– Стивен, послушай… – начала Бонни своим ясным, терпеливо-учительским голосом, как будто мы были супругами-детективами из фильмов тридцатых годов.
– Не сейчас!
Потом я спросил брата:
– Ты знал, что Сай встречается с Бонни?
– Что?
Это было даже не удивление, не недоверие. Это был даже не вопрос. Он просто обомлел, он не мог сообразить, что к чему.
– Отвечай, – рявкнул я.
Я должен был знать, насколько хорошо он был осведомлен о частной жизни Сая. Насколько много он знал? О чем догадывался? Не звонил ли Сай кому-либо тайком после того разговора на просмотре? Когда они вернулись в дом, и Истон раскладывал бумаги Сая, или эти чертовы «розовые страницы», готовя их для следующего дня, не услышал ли он упоминаний о Линдси? О молнии? Ледяную усмешку Сая? Сдавленное «Мне понадобится твоя помощь», донесшееся из-за прикрытой двери? Но стал бы Истон Первый, Утонченный, подслушивать под дверью? Вопрос стоял по-другому: смог бы Истон удержаться и не подслушать? Мой брат считался с законами этики до тех пор, пока это не угрожало его собственной заднице.
Но, глядя на него, я понял, что он явится в прокуратуру в качестве свидетеля, и там все сдохнут от его синего костюма, роскошной рубашки и модого галстука. Волосы у него будут хорошо причесаны, заблестят в свете прожекторов, а его приятный светский голос джентльмена будет звучать сверхубедительно. Как было бы славно, если бы он припомнил что-нибудь действительно важное для следствия!
Назовите ваше имя, – потребует помощник прокурора. – Истон Бреди. – Я спрашиваю вас, мистер Бреди, – скажет помощник прокурора, – вы слышали телефонный разговор между Саем Спенсером и Майклом Ло Трильо? А адвокат защиты – может, это будет адвокат Толстяка Микки, хотя меня так и передергивало при мысли об этом, – вскочит и заявит протест на основании отсутствия доказательств. А помощник прокурора повторит свой вопрос и спросит: – Как вы узнали, с кем мистер Спенсер говорит по телефону? – Ну, я взял трубку, там сообщили, что на проводе Майк Ло Трильо и он хотел бы поговорить с Саем немедленно. Я до этого разговаривал с мистером Ло Трильо и узнал его голос, – начнет Истон.
Я посмотрел на Бонни. Она не сводила с него глаз.
Я вспомнил выражение ее глаз в тот момент, когда она замерла около охотничьего шкафа перед лестницей. Мне показалось, что я уловил в них выражение страдания, каким-то образом связанное с тем, что она увидела за дверями.
Что же она могла там увидеть?
Двенадцатизарядное ружье моего папаши.
И его винтовку калибра 5,6.
Я понял то, о чем уже догадалась Бонни.
По-моему, Истон понял, что я обо всем догадался. Он стоял передо мной молча, засунув большие пальцы в карманы брюк.
Надо сосредоточиться и допросить его. Господи, мы, Бреди, все такие чистоплюи. Я убрал с кровати аккуратно сложенные свитеры Сая и положил их – один, второй, третий – на тумбочку. Я сделал это с превеликой осторожностью, так что даже оберточная бумага между свитерами не зашуршала. Потом я взял брата за руку и усадил его на кровать, на расчищенное мною место.
– Ист, – начал я.
– Да?
– Ты ничего не хочешь мне сказать?
– Нет.
– Давай.
У него покраснели шея и уши, но он сказал только:
– Нет, нечего мне говорить.
– Я нашел винтовку.
Он покачал головой. Это должно было означать: ни черта не понимаю. Или: нет, ты ее не находил.
– Я нашел ее, Ист.
Я молил Бога – он ведь такой чистюля – «всяка вещь должна знать свое место», – чтобы он вернул ее туда, откуда взял, чтобы он не совершил какой-нибудь безумный поступок, не сел на паром, не поплыл на остров Шелтер и не утопил винтовку в Лонг-Айлэндском заливе. Но потом я понял, что этого не случилось. Истон отпрянул от меня и ребром ладони начал разглаживать несуществующую складку на синем галстуке, лежавшем рядом с ним на кровати.
Я сказал тихо:
– Получить результаты баллистической экспертизы – это всего лишь вопрос времени.
Он не смотрел мне в глаза.
– Мы выстрелим из этой винтовки и сравним образцы пуль с теми двумя, которые мы извлекли из тела Сая.
Я избегал смотреть на Бонни, потому что это могло нарушить ритм моего разговора, но она и не пыталась привлечь мое внимание. С того места, где она сидела, не раздавалось ни звука, ни шороха. И не будь я уверен, что она сидит на стуле в нескольких метрах от меня, я бы не ощутил ее присутствия в комнате.
– Пули совпадут, Ист. Ты ведь это знаешь.
Истон задрал подбородок и резко фыркнул, точь-в-точь как моя великосветская мать.
– Просто не верится, что ты даже подумал об этом!
– Как же мне об этом не думать?
– Но ты ведь мой брат!
– Знаю. Может, именно поэтому я так долго не мог найти убийцу.
Раньше, когда расследования достигали своего апогея, я всегда ощущал дикий прилив энергии, меня охватывала безумная жажда узнать, кто же это сделал. Но сейчас я чувствовал себя измотанным, вялым, невероятно усталым. Если бы Истон вздумал бежать, я даже не смог бы его догнать. Я был на какой-то другой планете, с ужасной гравитацией.
– Я прошу вас покинуть мой дом, обоих! – заявил он и злобно уставился на Бонни. – Нам не о чем говорить.
– Нам есть о чем поговорить, – сказал я.
– Дурацкие шутки.
– Нет. Все это очень важно и серьезно.
– Ты ничего не докажешь.
– Я нашел орудие убийства.
– Перестань драматизировать! И что, на винтовке есть отпечатки пальцев? Да?
– Они могут остаться там, даже если ты позаботился и стер их. Мы теперь используем лазерную технологию.
Он затряс головой. То ли не поверил мне, то ли это не убедило его, то ли он уже не боялся.
– А вдруг там нет отпечатков пальцев? – спросил он.
– А кому еще, черт побери, понадобилось брать папашину винтовку и стрелять в Сая Спенсера? Матери?
– Я знаю, ты и ее бы втянул в это дело.
– Расслабься. Кого она обвинит во всем этом, тебя или меня?
Я встал и направился к стенному шкафу. Шкаф как шкаф, никакой бронзы с деревом и альковных изгибов, как у Сая. Но зато все разложено в безукоризненном порядке: костюмы, рубашки, галстуки (тоже наследство от Сая), брюки, пиджаки, ботинки. Ящики выдвинуты, и каждая пара хорошо видна. Горы ботинок: обычные мокасины, плетеные мокасины и классические мокасины; белые сандалии, туфли для гольфа, сапоги на резиновой подошве для яхты; тенниски, шиповки для бега, шлепанцы. В том числе без пяток. Обычные резиновые пляжные шлепки, такие можно купить где угодно. Сорок третьего размера, как у меня и у моего брата.
Я обернул левую руку в носовой платок. А правой рукой взялся за ручку и осторожно выдвинул ящик с полки, перехватив его левой рукой.
Я сказал:
– Когда мы были маленькими, ты терпеть не мог спорить. Знаешь почему? Потому что я всегда выигрывал. Но давай поспорим, что эти шлепки совпадут со слепками следов около дома Сая, с того места, откуда и были сделаны выстрелы. Это, Ист, такой миленький пижонский газончик. Дерн, как его называют. Особая разновидность кентуккской голубой травы, сорт «адельфи». Парень из местного сельскохозяйственного центра сказал, что засадить травой «адельфи» такой кусок земли обошлось Саю недешево. Да и хрен с ним! Но трава-то редкая… – Я прикоснулся к ящику. – Спорим, парочку образцов травы «адельфи» мы обнаружим прямо в этом ящичке?
Истон некоторое время не мог оторвать глаз от ящика. Потом он вдруг втянул голову в плечи, как малыш, только что открывший захватывающую тайну, поманил меня пальцем и, не глядя на Бонни, шепотом спросил: «А она зачем здесь?»
– Она во многом мне помогла, сообщив очень ценные сведения. Главным образом, о Сае.
– А-а.
Казалось, он раздумывал, как ему поступить. Он открыл рот, но ничего не сказал.
– Хочешь, я скажу ей, чтобы она оставила нас одних?
Мне показалось, он облегченно вздохнул. Он наклонил голову, чуть ли не поклонился.
Я подошел к Бонни и негромко сказал ей:
– Ты сможешь сама разобраться в машине? Ты знаешь, где она спрятана? Там, у болота, минута ходьбы отсюда, если двигаться на север. Ступай туда. Часика полтора понаблюдай за птицами или что-нибудь в этом роде. Потом начинай пробираться окольными путями к своему приятелю Гидеону. Не паркуйся близко от дома. Не звони ему предварительно и не сообщай, что едешь. И на всякий случай, если они установили наблюдение за его домом, подъезжай не с той стороны, с которой обычно подъезжаешь. Все поняла?
Она слушала меня спокойно, с серьезным видом и ответила коротко:
– Угу.
– Введи Гидеона в курс дела. Раз все складывается как складывается, он не позволит тебе являться в полицию. Так что просто подожди и будь готова ко всему.
– Тебе не понадобится помощь? Хочешь, я кому-нибудь позвоню?
– Нет.
– Обещай мне…
– Ладно, я буду осторожен. И еще послушай, если по какой-либо причине они тебя найдут и заберут, я имею в виду, арестуют тебя, не делай никаких заявлений.
– Хорошо.
Она не отрываясь смотрела на Истона. Я угадал, о чем она думала: если мне не удастся прищучить его, тогда прищучат ее саму. И вполне вероятно, в итоге мне не удастся этого сделать, или я не захочу этого сделать.
– Я доверяю тебе.
Бонни сказала это вместо «до свидания». Потом она протянула руку, я дал ей ключи от моей машины, и она ушла.
– Ты убил Сая, – сказал я брату.
– Прошу тебя, Стив.
– Ты убил его.
Он опустился на стул, освободившийся после Бонни.
– Я не хотел.
Эмоций в его голосе было не больше, чем у водителя, застуканного в нарушении правил.
– Я очень сожалею об этом.
– Ты хотел убить Линдси.
– Да. А как ты догадался? Из-за того разговора про молнию?
– Расскажи мне, как это произошло, Истон.
– Знаешь, что забавно?
Он продолжал одергивать подол своего халата, как кривоногая баба, на свою беду одевшая слишком короткую юбку.
– Ты всегда называешь меня «Ист», а теперь говоришь «Истон».
– Что произошло?
Ярко-голубые глаза моего брата наполнились слезами.
– Я хочу, чтобы ты понял, что я действительно любил этого человека. Между нами было всего шестнадцать лет разницы, но Сай был мне как отец.
Он закрыл ладонями лицо и всхлипнул.
Я сидел на краю кровати и смотрел на него. Мне хотелось ощутить что-то вроде сочувствия, но я слишком давно работал в отделе убийств: этот фильм, «Рыдающий убийца», я видел много раз.
Убийцы – странные люди, и не только потому, что вознамерились дразнить Господа Бога, воруя дарованную им жизнь, совершая поступок, неверный по сути своей. Не только поэтому. Что всегда поражало меня в убийцах, так это даже не зло, заключенное в них, не их отдаленность от всего остального мира людей, а их близость к этому миру. Я видел матерей, убивавшихся над гробом младенцев, которых они незадолго до этого забили до смерти. Я слышал горестные вопли любовников на похоронах их любовниц, которых они избили, задушили и post mortem изнасиловали. Такими они выглядят несчастными, ранимыми, уязвимыми, эти убийцы. Поэтому я прекрасно знал, как мой брат поведет себя дальше, ведь для меня эта сцена прокручивалась в сотый раз. Его глаза будут молить: пожалей меня, помоги мне, посочувствуй мне, потому что я, оставшийся в живых, тоже являюсь жертвой этого ужасного преступления. Какую тяжелую потерю я понес! Взгляни на эти слезы!
С Истоном я вел себя точно так же, как и всегда в подобных случаях. Я проявил по отношению к нему именно то, чего он, по его мнению, заслужил: сочувствие и поддержку.
– Должно быть, это сущий ад, – сказал я.
– Да. Настоящий ад.
Я покачал головой, словно не в состоянии вынести его – нашу – скорбь.
Но какое, мать его, право он имел убивать? Убить – и упорхнуть в Калифорнию с чемоданом новых шмоток, оставив Бонни куковать в тюрьме, в течение двадцати пяти лет расплачиваясь за его преступление?
Я не чувствовал никакого сожаления по поводу дурацкой, никчемной, пустой жизни моего брата. Я не ощущал никакой вины, ни малейшего содрогания, что я, как старший брат, не присматривал за ним и не приобщил к каким-то там высшим ценностям и тому подобному дерьму. Нет, я всего лишь озяб и устал.
– Расскажи мне, как все это случилось, Ист, – потребовал я.
Ясное дело, голос мой был исполнен сочувствия.
– Ты опять назвал меня «Ист».
Я улыбнулся.
– Знаю. Ну так ты ведь мой брат! Шевелись, давай поговорим. Расскажи мне, как все было. До того разговора после просмотра вы обсуждали, как… убрать Линдси?
Я то и дело запинался, но я знал, что в разговоре с убийцами лучше избегать самого слова «убить».
– Нет. Ничего такого. Я знал, что у нас неприятности. Сай в одночасье от нее отвернулся, сменив милость на гнев. Но ты же знаешь, он был не из тех, кто доверяет каждому встречному.
– А потом прозвучала эта фраза, что если бы молния убила Линдси, с ее смертью кончились бы и проблемы «Звездной ночи». Что произошло после этого?
Истон не отвечал. Он непрерывно одергивал полы своего халата. Это была дешевая и уродливая вещь, которую мать, вероятно, купила на распродаже и подарила Истону на Рождество. Халат был сшит из странной, ворсистой махровой ткани серо-буро-малинового цвета, безукоризненно подошедшей бы для половой тряпки.
– Кому пришло в голову отстранить Линдси от съемок? Тебе или Саю?
– Мне, но это было совершенно не так, как ты говоришь. Я задал ему несколько вопросов про возмещение страховки. Он объяснил, что если исполнительница главной роли умирает, гаранты выплачивают деньги на съемки еще одного фильма. К примеру, если съемки должны продолжаться сорок дней, а она умирает на пятнадцатый день съемок, продюсер получает деньги, равные затратам на пятнадцать дней съемок. Ну, скажем, за вычетом пары тысяч. Но Сай сказал, что в этом случае расходы покрываются практически полностью.
– Он предложил тебе уладить этот вопрос?
– Нет. Не тогда.
На его лице промелькнуло выражение боли, словно он переживал, что Сай не среагировал на его невысказанное предложение немедленно. Я ни минуты не сомневался, что Истон не с бухты-барахты выспрашивал у Сая про страховку, что он намекал на свою готовность помочь. Быть может, Сай до этого и не думал убивать Линдси? Кто знает? И вдруг идея словно зародилась в наэлектризованном воздухе: а что, если ее молния ударит?
Сай ведь тоже был не дурак. Он знал, что молния – вещь опасная, и с ней справится только специалист. Вроде Микки. А не остолоп вроде моего брата. Поэтому он не стал останавливаться на Истоне, который, я уверен, только что не подпрыгивал, размахивая руками и выкрикивая: ну попросите меня, дяденька Сай! Я ведь верой и правдой вам служу. Я вам надежда и опора. Я ради вас все что угодно сделаю. А Сай все-таки решил обратиться к профессионалу. Но профессионал оказался умнее, чем Сай с Истоном, вместе взятые. Он просто сказал «нет».
– Когда вы опять об этом заговорили?
– В среду вечером.
Я поудобнее уселся на кровати, как будто собрался внимательно выслушать рассказ младшенького братца о его первом школьном дне.
– Расскажи, как он заговорил об этом? – спросил я.
– Как раз это-то меня и удивило, Стив! Он вел себя невероятно просто. Он прямо сказал: «Нам придется покончить с Линдси». У него уже были зарезервированы билеты на самолет и назначены встречи в Лос-Анджелесе, поэтому он хотел, чтобы все было закончено к уик-энду, когда он будет далеко.
Истон говорил быстро, свободно, я не стал перебивать его и спрашивать, каким образом все произошло на день раньше.
– Он не спросил меня: «Не мог бы ты это сделать?», нет, ничего такого. Он уже решил, что это сделаю я.
– А ты не стал возражать, да?
– А вот сарказм здесь ни к чему.
– Слушай, Ист, это не сарказм. Давай начистоту, ближе к делу. Без дураков. Мы ведь братья.
– Не снисходи до меня, Стив. Единственное, о чем тебя прошу.
– Я не снисхожу. Так ответь мне, вы спланировали это вместе, или это твоя работа?
– Он придумал, как это можно представить. Он изобрел воображаемого убийцу – спятившего поклонника Линдси. Он задумал убедить всех, что Линдси получила некое письмо с признанием в любви и угрозой убить ее, если она не ответит на это послание.
– Но она ведь не получала таких писем?
– Это как сказать, ей писали разные психи. Всем актерам пишут. В этом-то вся прелесть их профессии. Как раз несколько недель назад, на обеде она рассказывала о подобных письмах и своему агенту, и некоторым из друзей Сая. Сай сказал, что это убийство могло бы стать ужасным продолжением истории с письмами. Он хотел сообщить полиции, что она, по его мнению, даже слегка забеспокоилась, получив очередное угрожающее письмо, но сам он этого письма не видел. Он сказал бы, что даже собирался нанять с целью безопасности частное сыскное агентство, и она вроде бы согласилась, но была слишком занята на съемках и вскоре об этом забыла. А потом предполагалось, что я признаюсь – но не сам, а только если полиция заинтересуется, – что я подслушал их разговор с Саем касательно этого письма.
– Он что, собирался специально написать и подкинуть это письмо полиции?
– Нет. Он сказал, что все обдумал и почти уже написал, но это слишком опасная затея. Кто знает, какие существют современные методы экспертизы? Он не хотел рисковать.
Я просто удивлялся, как Сай все правильно рассчитал. Менее чем за два дня он выстроил безукоризненную схему убийства Линдси. Но вместо того, чтобы убедить Микки взяться за это дело, он доверился глупцу. Значит, в итоге он не был таким уж всевластным магнатом? Только и смог что блестяще спродюсировать собственную смерть!
– Кто решил использовать винтовку? – спросил я.
– Я. Он хотел, чтобы я ее зарезал.
– Но это же ужасно!
– Да, но зато убедительно, – объяснил Истон. – Всадить ей нож в сердце, убить, а потом всю ее изрезать, как будто человек, который это сделал, душевнобольной. Я сразу признался, что у меня духу не хватит.
Я кивнул с серьезным видом, изо всех сил изображая, как высоко я ценю высокие моральные качества моего брата.
– Но потом я сказал ему, что с детства неплохо стреляю. И он ужасно обрадовался, что у меня и винтовка есть, и не нужно идти в магазин и покупать оружие. Он страшно беспокоился, чтобы не было улик.
– Это понятно. Мы проверили все оружейные магазины и продажи за последние полгода. Он все правильно предвидел.
– Да.
Истон снова захлюпал носом.
– Ист, у тебя очко не заиграло стрелять из винтовки, к которой сто лет никто не прикасался? Откуда такая уверенность, что ты прикончишь Линдси с одного-двух выстрелов, да еще с такого расстояния?
Он расплылся в торжествующей улыбке.
– Ясное дело, очко играло, как ты выражаешься. Но я составил свой собственный план. Правда, сначала я намучился, отыскивая ключ от охотничьего шкафа. Несколько часов искал! В жизни не угадаешь, где я его обнаружил!
– На шкафу, наверху.
– Ты что, знал?
– Ага. Позвонил бы мне. Я бы сэкономил тебе пару часов.
Мы оба захихикали.
– Значит, ты вытащил винтовку, запер шкаф и готово – целься! Пли!
– Нет, я сначала ее почистил.
– Молодец. Ты не стал ее пристреливать?
Он кивнул.
– Я пошел на стрельбище.
– На какое?
– Тут недалеко, рядом с Риверхедом.
– А, знаю, я там был. А где ты взял пули?
– В скобяной лавке купил, недалеко отсюда.
– Ты попрактиковался в стрельбе?
– Да. Но мне не особенно нужно было. Это как на велике прокатиться. Если умеешь, то уже не разучишься.
– Да уж, не разучишься, – согласился я.
– Ну а с пятнадцати метров – это раз плюнуть попасть.
– Вы определили место выстрела вместе с Саем?
– Да. Оттуда очень хорошо просматривается весь бассейн, а само это место в тени, потому что там изгородь. Единственное, о чем я беспокоился, это чтобы никого поблизости не оказалось. Сай был бы в Лос-Анджелесе, кухарки не будет. Сай тревожился, что Линдси пригласит кого-нибудь в гости, выпить. Или Виктора Сантану, ну сам знаешь, для чего.
– Что он велел тебе делать, если явится Сантана?
– Подождать, пока он уйдет.
– А если бы он не ушел? И его прикончить?
– Ну не в субботу. Если бы он там был, я бы просто ушел и вернулся в воскресенье днем. Он наверняка бы к тому времени ушел, потому что ему надо было на работу. Она осталась бы одна. Но… Хочешь по-честному?
– Конечно, хочу, Ист.
– Значит, так, если бы он не ушел, Сантану тогда тоже. Все бы выглядело так, как будто поклонник-маньяк увидел их вместе и прикончил обоих, из ревности.
Я встал, подошел к открытому окну, отодвинул штору и облокотился на подоконник. Снял пару листьев, упавших на карниз. Потом обернулся и сказал:
– Потрясающий был план.
– Это точно.
– Почему же он не сработал?
Истон сдвинул брови. Он положил ногу на ногу и сел в позе роденовского мыслителя.
– Поразительное дело. Он не мог не сработать. Ты ведь знаешь, какие в пятницу вечером пробки на дорогах. Я хочу сказать, что все лонг-айлэндовское шоссе превращается в бесконечную автостоянку.
Эта острота была с пребольшой бородой с 1958 года, когда ее придумали, прошедшие годы не сделали ее смешнее. Но я хохотнул, словно услышал Самое Остроумное Замечание За Всю Историю Западной Цивилизации.
– Так вот, – продолжал Истон, явно довольный тем, что я оценил его способности остряка и балагура, – наш директор по кадрам совсем обалдела от дел – еще она подбирала людей к другому фильму и к двум пьесам. Только отъехав, я сообразил, что она абсолютно потеряла чувство времени. У портного Сая я провел несколько секунд. Так что вместо того, чтобы двигаться по шоссе или по северо-западной дороге, я начал петлять в объезд, да по таким дорогам! Если бы я был в твоем «ягуаре», я бы просто провалился в одну из этих рытвин вместе с машиной, и меня никогда бы не нашли.
Я опять засмеялся. Как остроумно! Какой тонкий юмор! Разумеется, я изображал благодарного зрителя бессчетное количество раз. Такая уж у меня была работа, не просто убедить подозреваемого, что мы с ним друзья, но еще притвориться, что ты восхищен его искусством трагика или комика. Раньше меня это не раздражало, это шутовство. Но сейчас каждая моя улыбка, каждый мой добродушный и понимающий кивок давался мне неимоверно тяжело.
Было несколько моментов, когда я с трудом поборол приступы безумной ярости, похожие на ломку наркомана, и с трудом удержался, чтобы не броситься на него, не ударить, не сбросить со стула, не повалить и не разбить его холеное красивое лицо об пол. Убийца был таким цивилизованным, а коп – сущим варваром.
– Значит, ты поднажал слегка и попал на место раньше, чем ожидал?
– Да, без чего-то четыре. Весь этот день я был в жутком состоянии, можешь себе представить. Мне предстоял не совсем обычный уик-энд.
– Куда уж необычнее, – поддакнул я.
– Я сказал себе: ждать нельзя. Я должен сделать все сегодня. Я не выдержу такого напряжения. Но я поступил разумно. Я помнил, что пообещал Саю дождаться субботы или воскресенья, чтобы быть уверенным, что он в Калифорнии, в целости и сохранности. Я позвонил в справочную и спросил, взлетел ли самолет рейс «десять пятнадцать» вовремя, и там сказали «да», и сообщили, что в начале пятого этот самолет сел в Лос-Анджелесе. Так я узнал, – он расправил плечи, чрезвычайно гордый собой, – что он уже там.
