Текст книги "Волшебный час"
Автор книги: Сьюзен Айзекс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)
Рошель восседала за необъятным деревянным письменным столом. На ней был темно-серый жакет – униформа карьеристки. Правда, чуть позже, когда она подошла чмокнуть меня в щеку и сказала: «Мы с тобой несколько месяцев не виделись, отлично выглядишь!», я увидел, что на ней была короткая юбка в обтяжку, напоминающая разношенный бандаж.
– Выгляжу, говоришь, отлично? Ты тоже, Ро-шель, вот только у тебя могут возникнуть проблемы. Никто не захочет доверять свои денежные сбережения банкирше, юбка у которой столь узка, что можно рассмотреть ее срамные места.
– Ну не скажи. Итак, чем могу помочь? Или ты заскочил проинспектировать мою юбку?
Я приобнял ее за плечи и усадил за стол, а сам сел напротив.
– У меня к тебе очень важное дело. Я хотел бы узнать, есть ли у тебя клиентка по имени Бонни Спенсер.
Рошель меня перебила:
– Нет, только не это. Ты знаешь, я честный человек. Я не имею права даже называть имена. Мне предварительно нужно согласовать это с нашими юристами, и в любом случае тебе придется оформлять ордер. И уж тогда, если у нее есть счет в нашем банке, мне нужно будет позвонить…
– Я всего лишь хочу выяснить, есть ли у нее здесь счет. Без подробностей. Очень тебя прошу. В порядке личного одолжения, Рошель. Я же не негодяй с улицы, которого ты в первый раз видишь.
– Ну да, ты негодяй, которого я хорошо знаю.
Она вздохнула. Перевернулась вместе со стулом лицом к экрану компьютера и поднесла руки к клавиатуре. Гигантское бриллиантовое кольцо на ее пальце засверкало, напоминая о необычайной щедрости мистера Шнелля, в свое время купившего целый банк, дабы привлечь ее внимание. Ее длинные красные ногти зацокали по клавишам.
– Да, она имеет счет в нашем банке.
– Благодарю.
– Не стоит.
– А теперь скажи, сколько у нее на счету.
– Ни за что. Ты же из полиции. Действуй по закону. И не надейся, что тебе удастся это из меня выхмурить. Я и так сказала тебе больше, чем должна была бы. Больше ничего не получишь. Иди к окружному прокурору и получай ордер.
– Уж не хочешь ли ты сказать, Рошель, что из-за всей этой бодяги с тайной вкладов ты собираешься уведомлять клиентку о том, что на нее заведено дело в правоохранительных органах?
– А что в этом страшного?
– Много чего. Посуди сама, Бонни Спенсер – дама, приятная во всех отношениях, и я не хотел бы, чтобы она огорчилась на предмет расследования. Ее бывший муж…
– Ах, это та самаяСпенсер!
– Вот именно. Короче, некоторые структуры в результате этого всего начнут слегка вибрировать, и поэтому хорошо бы мне для начала убедиться – как можно быстрее, не тратя времени на ожидание ордера и уведомления, – что с ней действительно все в порядке, что на ее счет не поступали сумасшедшие деньги или что она таких денег со счета не снимала. Понимаешь? Эта женщина очень славная. К убийствуне имеет никакого отношения. К нему– тоже. Мне только нужны некоторые цифры, чтобы со спокойной душой вычеркнуть ее из списка подозреваемых. Главное здесь – выиграть время. Я не могу рисковать и тянуть до того момента, когда какой-нибудь салага-следователь с шилом в одном месте позвонит ее работодателю и скажет: «Я из отдела по расследованию убийств Саффолк Каунти и навожу справки о Бонни Спенсер». Пожалуйста, Рошель, помоги мне помочь ей.
Ногти Рошель снова зацокали по клавиатуре.
– У нее на счету сто пять долларов. Это текущий счет, так что думаю, в других банках у нее ничего нет.
Цок-цок.
– А на кредитной карточке… Она почти никогда ей не пользуется.
Я ткнул пальцем в экран компьютера:
– И что это все означает?
– Что ее бывший муж был более чем далекот идеи платить ей алименты.
– Другими словами, алиментов она не получала.
– Я бы сказала, она бедна, как церковная мышь.
Единственно привлекательным в ближайшей соседке Бонни, Уэнди Морель, было ее имя. Оно будило образ свежей, как утренняя роса, девицы, резвящейся на цветущем лугу. На самом деле, при дневном освещении Уэнди, облаченная в оливкового цвета спортивный костюм, менее всего походила на Снегурочку из сказки и более всего – на зловредную мачеху. Ее лицо покрывали прыщи. Один из них – преогромный – облюбовал левую щеку, и я с трудом удержал свои пальцы от проверки собственного лица, в ужасе вообразив, что такие же штуки могут вскочить и у меня. На всякий случай я вытянул руки по швам.
– Знаете, я прочла буквальным образом все, что касается убийств, – сообщила она, – но мне в жизни не приходило в голову, что Бонни Спенсер каким-то образом связана с Саем Спенсером.
Уэнди Морель было, думаю, лет тридцать. Она была тощей, как все девушки с Манхэттена, и Черный Континент, узрев сию тщедушность, содрогнулся бы от жалости, в отличие от Манхэттена, который умер бы от восхищения. Под толстым золотым браслетом, болтающимся на ее запястье, хорошо просматривался рельеф лучевых и локтевых костей. Волосы Уэнди были острижены под машинку – так, как должны стричься спортсмены или обалденно красивые женщины.
Мы разговаривали на пороге ее современного дома. Войти она меня не пригласила. Может быть, она просто была вредной стервой. А может, стеснялась: такие дома, как ее, – образчики архитектуры стоимостью в миллион долларов, построенные в строгом соответствии с законами геометрии, – на Южной Стрелке в последнее время вышли из моды. Их вытеснили забавные постмодерновые сельские дома, такие огромные, что, казалось, предназначались для племени великанов, а не для зубных врачей и книжных дизайнеров, которые на самом деле в них жили. Уэнди стояла, тесно прижавшись к дверному косяку, словно опасалась, что я оттолкну ее локтем и ворвусь в дом взглянуть, как живут богатые люди, или, что я возжелаю посетить ее безнадежно устаревшую кухню, оснащенную по последнему слову бытовой техники, и буду над ней издеваться.
– Да, это просто чудеса, что эти Спенсеры живут на одной с нами планете, – продолжала она. – То есть я вовсе не хочу ее очернять, но здесь такое несочетание стилей: он такой элегантный, а она такая неотесанная. Знаете что? Вот она бегает по утрам. Я, конечно, не дизайнер по спортивным костюмам. Но разве трудно подобрать вещи как следует? Я понимаю, что для вас это не имеет значения, но уж коли у нее дом в Хэмптонсе, а не у черта на рогах, – уж я не знаю, откуда она родом, – нужно же слегка позаботиться о своей внешности и не одеваться так, как будто ты стащила эти тряпки из школьной раздевалки. Ну хоть бы крупицу вкуса она переняла от Сая!
– А вы его знали?
– Ну-у, формально мы не были друг другу представлены. Но знаете, как говорят: весь мир, в общем-то, насчитывает триста стоящих людей.
Внезапно она сообразила, что говорит с человеком, относящимся к четырем миллиардам минус три сотни, и поспешила объяснить:
– Это такая нью-йоркско-хэмптонская концепция. Вы знаете, что в Саутхэмптоне или Ист-Хэмптоне можно запросто встретить Кальвина Кляйна [24]24
Кальвин Кляйн – известный модельер, владелец знаменитого дома моделей.
[Закрыть], или Курта Воннегута [25]25
Курт Воннегут – американский писатель, автор книг «Бойня номер пять», «Колыбельная для кошки» и др.
[Закрыть], или Сая Спенсера. Так получилось, что Сай был приятелем одного моего хорошего приятеля. Тедди Ангера. Он занимается продажей недвижимости. Знаете, кто он? Он вообще-то владеет половиной Нью-Йорка. Доброй половиной. Поэтому, несмотря на то, что мы никогда не встречались, Сай, мой бывший муж и я – мы все в итоге принадлежим к одному и тому же кругу.
(Пожалуй, даже если беспредельно расширить определение Лучших Людей, Уэнди Морель туда никак не вписывалась.)
– Так что с его бывшей женой? – спросила она. – Она под подозрением?
– Нет. Рядовая проверка. Я пытаюсь прощупать, что за человек Бонни Спенсер.
– Ничем не могу вам помочь. Я с соседями не общаюсь.
Уэнди покосилась в сторону дома Бонни, потом – на собственную дорожку, где я оставил свой «ягуар», почти вплотную подогнав его к гаражу, так, чтобы Бонни не смогла заметить его из своего дома. Уэнди бросила подозрительный взгляд на мою машину, как будто та являла собой нечто неприличное, непристойное и, более того – непростительно наглое, поскольку это вовсе не та машина, в которой надлежит ездить копу.
– Но, может, вы что-нибудь замечали, просто краем глаза? – предположил я. – Как часто у нее бывали гости?
– Я бы рада вам помочь, но я очень занятой человек. Поверьте, у меня нет времени следить за Бонни Спенсер.
Она потрогала застежку молнии, которая – хвала небесам! – была застегнута. Застежка эта находилась как раз на том месте, где у нормальных – не истощенных голодовками – женщин должна быть грудь.
– У меня свой бизнес.
Она сказала про этот бизнес, как будто имела в виду «Дженерал моторс».
– А чем вы занимаетесь?
– «Супы Уэнди». Я президент и исполняющий обязанности директора.
Это тоже прозвучало как реклама по телевизору: «Кто не знает «Супов Уэнди»!». Ну, может, кто-то и знает, а я так – нет.
– Обо мне были статьи. В «Нью-Йорк таймс», «Вог» и так далее. В журнале «Элль»… Вы знаете «Элль»? Заметка там называлась «Превосходные супы!».
– Вы что, готовите эти супы?
Она улыбнулась. Ох, зря она это сделала! Бог одарил Уэнди Морель вставной челюстью.
– Ну что вы! У меня милая фабрика неподалеку от Куинс. Сорок шесть человек занято.
– Значит, вы не живете здесь постоянно?
– Нет. Я живу в Нью-Йорке, Ист-Энд, 81-я авеню. А здесь провожу выходные. Раньше приезжала сюда на весь август, но потом появилась эта статья в «Нью-Йоркс Вумен».
Я мысленно представил себе обложку журнала с фотографией: миска гороха, и горошины сыплются прямо в ее впалый живот.
– Мы пошли в гору. Представляете?
– Я понимаю, мисс Морель, разумеется, вы очень занятый человек, но именно занятые люди, как правило, являются источником наиболее полезной информации. – Она, разумеется, не могла с этим не согласиться. – Я отдаю себе отчет в том, что вы не лезете в чужие дела, но…
– Я ничего о ней не знаю. Мы здороваемся. Но не более. Даже когда я нахожусь здесь, я все равно скована по рукам и ногам. То телефон, то факс. Моя работа всегда при мне. И напряжение никогда не ослабевает. Мне приходится заставлять себя отдыхать. Я не имею возможности устраивать посиделки.
– А Бонни Спенсер устраивает посиделки?
– Понятия не имею.
– Меня интересует, есть ли кто-то, кто ходит к ней постоянно?
Она снова посмотрела на мой «ягуар».
– Мужчины в спортивных машинах?
– Мужчины в спортивных машинах. Мужчины в седанах. Мужчины в любых машинах. Что ж в этом странного?
Она задумалась.
– Однажды… Я видела грузовик. А почему я обратила внимание, было очень поздно. Будем называть вещи своими именами. Предположим, ей посреди ночи срочно понадобилось произвести какие-то строительные работы. Этому парню было не больше двадцати. В джинсах в обтяжку и в сапогах.
– Давайте говорить прямо, мисс Морель, думаю, поскольку вы директор предприятия, мы можем называть вещи своими именами.
Она приняла это как должное и оскалилась, сверкнув искусственными зубами.
– У вас не сложилось впечатления, что мисс Спенсер – распутная женщина?
– Ну как же, она ведь ведет колонку «Счастливые события» в местной газетенке. Может, она просто у каждого мужчины из Бриджхэмптона брала интервью для этой колонки? Вообразите: она однажды пришла ко мне и поинтересовалась, нельзя ли взять интервью у меня! Я пыталась быть любезной. Я сказала ей, что сейчас у меня совершенно нет времени, но когда выдастся минутка-другая, – ради Бога. В другой раз. – Она умолкла. – А вы точно из полиции?
Я показал ей жетон. Она поднесла его к самому носу, обдав своим зловонным, влажным амбре искусственных зубов и внимательно осмотрела. Потом вернула.
– Не замечали ли вы в последнее время около дома Бонни Спенсер черной спортивной машины?
– Детектив, простите, не знаю, как вас зовут… – Она опять улыбнулась. – Я знаю, о чем вы говорите. Я знаю, как выглядит «мазерати». Мой бывший муж водил «феррари 250 джити» шестьдесят второго года. Поверьте, у меня со времен замужества спортивные машины в печенках сидят.
Она опять уставилась на мой «ягуар».
– Я сразу узнала и вашу машину – «ягуар-родстер» типа «Е». Англичане, как вам известно, не называют это «откидным верхом».
Меня совершенно взбесило, что эта ведьма до таких тонкостей знакома с нежно любимыми мною машинами.
– А в ответ на ваш вопрос я скажу «да».
– Что «да», мисс Морель?
– У ее дома останавливался «мазерати». На прошлой неделе. Каждое утро, когда я была дома. Без четверти двенадцать. Как часы. И из машины выходил элегантно одетый мужчина.Постойте-ка, да это и был Сай Спенсер. Но я уверена, что он заезжал по самому невинному поводу. Наверное, она просто так рано завтракала.
– Возможно. Когда он уезжал?
– В два, три, четыре.
– Не слышали ли вы звуков борьбы?
Она покачала головой:
– Просто не верится! Он был таким приятным, таким утонченным человеком. Я хочу сказать, он имел возможность выбрать любую женщину. Как мог такой человек тратить время на ничтожество вроде нее?
– А может, она славная.
Уэнди Морель тряхнула головой, сдвинула брови, как будто впервые услышала сенсационную новость.
– Славная?
8
Милая Бонни Спенсер.
Да пошла она к растакой-то матери вместе со своими проблемами! Как пить дать, с ней нечисто. Как пить дать, про Сая она мне все наврала. И все же где-то в глубине моей души теплилась надежда – впрочем, все слабее и слабее, – что она хороший человек, что даже если она и якшалась со своим бывшим мужем – это касалось кино, и только кино. Как назло, Бонни была из породы как раз тех женщин, с которыми мне всегда хотелось подружиться. Она показалась мне такой искренней, что, невзирая на все свои сомнения, когда Уэнди Морель отверзла свой поганый рот, я был уверен, она скажет: «Черная спортивная машина? Да Бог с вами! Единственная машина, которую я видела у ее дома, – это геодезический фургон, да и тот не задерживался дольше, чем на полторы минуты!»
К чертям собачьим эту Бонни! Я переключил на третью скорость.
От Бриджхэмптона до нашего управления в Яфанке – около шестидесяти километров, и большая часть пути пролегает по прямой, как стрела, четырехполосной трассе номер двадцать семь. Когда-то я использовал эту дорогу в качестве своего личного скоростного полигона. Правда, с тех пор, как я бросил пить, я стал трусоват и не гонял быстрее, чем сто двадцать километров в час.
Но сейчас, перемещаясь вдоль побережья на запад, я решил наддать жару. Ну никак я не хотел верить, что так накололся, что потаскухой оказалась вовсе не Муз, а ее хозяйка, что не Муз, а мерзавка Бонни трахалась с кем попало. Я переключил на четвертую скорость и услышал утробное урчание двигателя, а на тахометре стрелка перевалила за красную линию. Дойдя до ста семидесяти, я немного сбавил. К черту Бонни Спенсер! Скорость дарила фантастическое ощущение! В большинстве спортивных машин на последней передаче чувствуешь, как отрываешься от земли, преодолевая силы тяготения. А приземистые твари типа моего «ягуара Экс-Ка-Е» сливаются с дорогой. Высшая форма единения с матушкой-землей.
Ничто так не берет за душу, как скорость, особенно на трезвую голову. (Когда гонишь пьяный, нутром чуешь, что смерть – как положено, с косой, в купальном халате с капюшоном, вроде того, что был у Сая, разве материальчик поплоше, – поджидает тебя за ближайшим поворотом.)
Итак, к черту Бонни! И к черту это дело! Вот закончу его и скажу Линн: давай не будем дожидаться Дня Благодарения. Давай найдем священника, который не станет слишком церемониться, и поженимся прямо сейчас. И Бог с ним, с Сент-Джоном. Поедем в Лондон. Обойдем все музеи. Отправимся на родину Шекспира. Я пойду с тобой в английские школы и с головой окунусь в изучение новейших методов борьбы с «дискалькулией» [26]26
Дискалькулия – термин, изобретенный героем, буквально означающий «неумение считать».
[Закрыть]. И клянусь всеми святыми, я даже пойду с тобой в оперу!
Сержант Алвин Миллер из полицейского управления города Огдена, штат Юта, говорил у-ж-а-а-с-с-н-о-о м-м-е-е-д-л-е-е-н-н-о, как будто каждое его слово, прежде чем выбраться на волю, преодолевало мучительный путь по размытой дождями грязной дороге.
– А-а, следователь Бреди. Один из наших парней вчера вечером принял ваше сообщение. Было уже около десяти. Я-то сам в отделении уже не работаю. На п-е-е-н-с-с-и-и, знаете ли. Уже одиннадцать лет как.
Я переложил трубку к другому уху.
– Но, сообразив, что вам это не срочно, я подумал, может, не стоит звонить в Н-у-у-Й-о-о-р-р-к, раз у вас там уже полночь.
Он произнес слово «Нью-Йорк» так же обиженно, как это делали ребята из нашей части во Вьетнаме. Как будто простые люди и обыкновенные местности – пригороды, фермы, побережья и леса – служили всего лишь маскировкой зловредному штату Нью-Йорк, а его единственным назначением было насмехаться надо всей остальной Америкой.
– Надеюсь, вас не напрягло, что я не перезвонил сразу?
– Нет.
Вместе со мной в комнате находился Чарли Санчес и в данный момент держал на отлете бисквит с сыром из премиленького пакетика с выпечкой, которые ежедневно приносил Робби. Чарли высунул язык и старательно вылизывал желтый сыр из серединки. Пожалуй, даже фотографии с места преступления, запечатлевшие Сая с двумя аккуратными ранками, были менее шокирующими, чем вид Чарли, его языка и бисквита, вместе взятых.
– Я признателен, что вы мне перезвонили, – сказал я сержанту Миллеру.
– Да чего уж там. Так значит, вы хотели разузнать о девочке Бернстайнов. Только не говорите, что с ней что-то случилось…
– Нет, с ней как раз все в порядке. Ее бывший муж…
– Она развелась?
– Ага. Несколько лет назад.
– Серьезно? Так значит, как ее зовут?
– Бонни.
– А, точно, Бонни Бернстайн. Она живет в Нью-Йорке?
– Нет. В Бриджхэмптоне. Это пригород на востоке Лонг-Айлэнда.
– Ага. А мне говорили, будто бы она в Голливуд переехала. Она же поставила фильм, слыхали? Я не помню, как он назывался, но я его смотрел. Ничего себе фильм.
– Следователь, с которым я беседовал, сказал, что вы вроде бы знали эту семью.
– Угу. Знал, было дело. И довольно неплохо.
Мне нестерпимо захотелось схватить этого козла за галстук и потрясти, чтобы слова из него сыпались побыстрее.
– Вы можете мне о них рассказать?
– Конечно.
Я слизнул с пальца пятно от кофе, маясь ожиданием следующей порции слов.
– Если память мне не изменяет, Бернстайны – бабушка и дедушка Бонни – в свое время открыли магазин.
– Угу, – пробормотал я, как бы заинтересованно.
– И назвали его «У Бернстайнов».
– Магазин потом перешел к ее родителям?
– Да, и они еще более преуспели.
Снаружи, в приемной, Рэй Карбоун размахивал каким-то листком бумаги перед носом у одной из отдельских секретарш. Судя по унылому выражению его лица, это был скорее всего черновик очередного пресс-релиза, в котором сообщалось, что пока расследование так и не сдвинулось с мертвой точки. Секретарша пошарила по столу в поисках очков, не нашла их, вытянула руки с листком вперед, а голову отвела назад, чтобы разглядеть текст. Над ее головой трепетал вымпел, бросавшийся в глаза каждому входящему в отдел убийств Саффолк Каунти: «НЕ УБИЙ».
– И что за магазин держали Бернстайны?
– Спортивных товаров.
– Мячи, бейсбольный биты?
– Не-а. Скорее оружие, рыболовные снасти.
– Легкое оружие?
– Совершенно верно, легкое оружие. Это же Юта.
– Винтовки?
– Угу.
– Магазин еще существует?
– Нет. Миссис Бернстайн – Бонни она приходилась матерью – умерла. И Дэн, отец, продал помещение и ушел на пенсию. Кажется, он сейчас в Аризоне, но это не точно. А может, в Нью-Мексико, парни Бернстайны – трое или четверо – тоже из Огдена уехали. Один – профессор в университете штата Юта, чем другие занимаются – не знаю.
– Значит, Бонни – единственная девочка в семье?
– Мне помнится так, а я ее помню, потому что она дружила с ребятами из нашей Эдди Мьючуал. Вы, поди, и не знаете, что это такое.
– Не знаю.
– Это объединение мормонов, подростков и старшеклассников.
– Так Бернстайны были мормонами?
– Бог с вами, вы же из Нью-Йорка. Вам полагается об этом знать.
– Да, верно. Ладно, я перейду прямо к сути.
– Ради Бога.
– Дело, которое я расследую…
– Догадываюсь, что это за дело. Мне сказали, что вы из отдела убийств. Вам на Лонг-Айлэнде нужен для этого аж целый отдел, да?
– Да. На этот раз жертвой убийства стал бывший муж Бонни. Его застрелили из малокалиберной винтовки. Тот, кто это сделал, – меткий стрелок. Честно говоря, просто хотелось бы убедиться, что к Бонни это не имеет отношения.
– Что от меня требуется?
– От вас требуется сообщить мне – если вы знаете, – умеет ли она стрелять из винтовки?
– Не имею понятия.
– А как на ваш взгляд?
– На мой взгляд, девушка вроде Бонни, этакий сорванец, из семьи, владеющей спортивным магазином, да в придачу с папашей, который был одним из лучших стрелков в Огдене… Я как-то ездил с ним в Вайоминг, на лосиную охоту, – с ним и еще с двумя парнями. А уж она у папаши была любимицей. Наверняка он либо кто-нибудь из братьев научили ее стрелять.
– Благодарю вас.
– Ну так что, теперь вы ждете, что я вам скажу – она не могла этого сделать, так ведь?
– Я не удивлюсь, если скажете.
– Вот уж дудки. Она из Огдена уехала. Отправилась в Голливуд, потом – в Нью-Йорк. О каких гарантиях может идти речь?
– Да уж, пожалуй.
– Но между нами, следователь Бреди. Я кое-что вам скажу. Вы, конечно, из Н-у-у-у-Й-о-о-р-р-к-а-а, и считаете себя порядочным хитрецом, и говорите, что пытаетесь исключить Бонни из списка подозреваемых. У меня такое впечатление, будто бы вы себе уже решили, что она застрелила своего бывшего мужа. Преднамеренное убийство. Не исключено. – Он глубоко и о-о-о-ч-е-нь медленно вздохнул. – Но знаете, как я кумекаю? Если вы подозреваете в убийстве девчонку из нашей Эдди Мьючуал, – такую веселую и смешливую, – я уверен, что вы на неверном пути. Понимаете? Я думаю, это все равно что ссать против ветра.
Робби Курц поставил на кон свою версию:
– Толстяк Микки Ло Трильо. Пускай ему ни разу не предъявляли обвинения, но его имя проходило по двум мокрым делам. Ему достаточно было поднять свой жирный палец, и кому надо – каюк.
– Ни фига, – возразил я. – Бонни Спенсер. Мотивы. Хорошая возможность.
Тут вмешался Рэй Карбоун и выложил еще двадцать долларов:
– Кто остается? Линдси Киф? Лады. Ее интересы могли быть затронуты: работа, репутация, все на карте. Потому у нее проблемы с самоутверждением. Понятно, что, если бы она и вправду это сделала, вышло бы совсем как в кино. Но я бы оставил ее в списке подозреваемых.
Что касается Чарли Санчеса, он со дня на день должен был уволиться в запас, и его наши споры мало трогали. Он записал все предложенные версии, свернул купюры и засунул их в кармашек своего обожаемого замшевого жилета.
Обстановка в кабинете управления, где мы заседали, не исчерпывалась голой лампочкой и стулом, тем не менее никаких призов за эстетику дизайна не заслуживала. Когда-то в здании управления размещались местные социальные службы. Оно торчало посреди зелено-коричневых просторов Яфанка как образец немыслимого уродства. Внутри помещение украшали панели цвета мокрого асфальта и оранжевая пластиковая мебель – дабы кроткие не забывали, что пока они готовятся унаследовать землю, их реальная жизнь превратилась в сущее дерьмо, и, судя по всему, таковой и пребудет во веки веков.
Мы четверо сидели за столом с пластиковым покрытием. Чарли, отпахавший в отделе двадцать лет и собиравшийся через несколько недель возглавить службу охраны в торговом центре на Бэй Шор, не переставая оглаживал жилетку, подаренную ему зазнобой на его сорокадвухлетие. Он таскал эту жилетку даже в сорокаградусную жару. Он обожал эту жилетку – почти с той же силой, с какой он обожал свою девушку. А что до его жены, так она на день рождения преподнесла ему снегоочиститель, видимо, желая отомстить за электроточилку для карандашей, которую подарил ей по аналогичному поводу Чарли.
– Выходит, что куда-то исчезла тысяча долларов, – начал Чарли. Он как раз прощупывал финансовую ситуацию Сая. – Мне удалось выяснить вот что. В пятницу утром, в восемь четырнадцать, Сай воспользовался своим наличным счетом в банке Марин Мидлэнд, это где-то в Саутхэмптоне.
– А его нью-йоркская секретарша сообщила, что он взял наличные для путешествия в Лос-Анджелес, – добавил Робби.
Чарли продолжил:
– Сай использовал специальную кредитную карточку для льготных клиентов, по которой он в любой момент мог снимать до тысячи долларов. Собственно, так он и сделал. Никому из вас часом во время обыска не попадалось тысячи баксов?
Робби покачал головой:
– Нет. В его бумажнике лежало… – Робби сверился с блокнотом, – сто сорок семь долларов.
Я закрыл глаза и попытался сосредоточиться. А потом сказал:
– Эй, погодите-ка! Вот послушайте, каков расклад. Сай был в банке в восемь четырнадцать. В восемь тридцать пять – восемь сорок он добрался до съемочной площадки в Ист-Хэмптоне. Как раз столько и занимает доехать от Саутхэмптона до Ист-Хэмптона, если при этом нигде не задерживаться. На площадке он большую часть времени провел в своем трейлере, разговаривал с людьми. Верно? Вокруг него все время крутился малыш Грегори, а со всеми остальными, говорившими с ним в тот день, мы уже встречались. Никто из них ведь не упоминал, что он разменивал деньги? Не упоминал. Все, с кем он в тот день виделся, – в основном из обслуживающего персонала. Мужик по спецэффектам, Ник Монтелеоне и его гримерша. Несколько минут Сай пробыл с Линдси, но ее в тот момент переодевали, так что там все время торчали швея с костюмершей. Он не встречался ни с профсоюзными деятелями, ни с местными копами, ни с политиками – а это те, кому он мог бы что-то заплатить. Согласны со мной?
Рэй и Робби закивали. Чарли одернул свою жилетку.
– Так вот, получается, на площадке он никому на лапу не давал. А потом, около одиннадцати пятнадцати он уходит. С тысячей долларов в кармане. На этот раз он не заезжает к Бонни. Он едет прямо домой и оказывается там без десяти двенадцать. Это со слов кухарки, потому что как раз в это время он потребовал у нее салата и хлеба на ланч. При этом он очень торопился.
– Это что, и весь ланч? – Чарли покачал головой. – Представляете? Специально держит кухарку и говорит ей: «Дай-ка мне салату». Японский бог, они там в Нью-Йорке совсем себя извели, честное слово! Просто тошнит.
– Стив, к чему ты клонишь? – спросил Робби.
– К тому, что, приехав домой, Сай виделся не только с кухаркой. А с кем-то еще, кроме нее. С кем-то, с кем он, чтобы уж совсем себя, как изволил выразиться Чарли, не изводить, немного поразвлекался в спальне для гостей. Мы ведь обнаружили на подушке волосы, похожие на волосы Бонни Спенсер. Надо, конечно, дождаться результатов ДНК-теста, но бьюсь об заклад – это ее волосы.
– Да что ты к ней прицепился? – спросил Рэй.
– Видишь ли, уж очень это продуманное убийство. А она как раз обладает склонностью к размышлениям. Он ведь ею уже дважды попользовался, и я не думаю, чтобы она потерпела третью попытку. Она вообще-то, не так проста, как кажется. Морочила мне голову с того самого момента, как я возник на пороге ее дома в субботу утром. И тогда, в ту злополучную пятницу, она там была,я имею в виду у Сая в доме. Мотив, Рэй, и хорошая возможность.
– Одного не могу понять: он что, изменял Линдси со своей бывшей женой? – сказал Чарли. – С глузду, что ли, съехал?
– Подумайте об этой пропавшей тысяче, – напомнил я всем присутствующим. – Задайте себе вопрос: где мы нашли бумажник с деньгами?
– Во внутреннем кармане его блейзера, – подсказал Робби.
– В какой комнате был этот блейзер?
– В их общей с Линдси спальне, висел на крючке дверцы стенного шкафа. А вещи для поездки в Лос-Анджелес были уже приготовлены – чемодан и кожаная папка со сценариями.
– Ага, – сказал я. – А в карманах брюк, которые он носил в тот день, не было ничего, кроме мелочи и ключей от машины, и брюки эти оказались в спальне для гостей. Думаю, это было так: он упаковал вещи, и у него до отъезда остается час с лишним. Ему охота потрахаться, и он звонит Бонни. Просит ее приехать. Тайком от кухарки проводит ее наверх, в спальню для гостей. Снимает брюки, бросает их на стул, трахает Бонни, а потом…
– Что потом? – спросил Рэй. – Пожалуй, из всего, что я до сих пор слышал про Бонни, это первое твое серьезное построение. Не считая того, что она его бывшая жена и живет поблизости. И как, по-твоему, развивались события?
– Надо подумать… У них происходит разговор. А потом он говорит ей: одевайся и убирайся отсюда. Или ему даже не приходится этого ей говорить, она и сама соображает, что к чему. Не имеет значения. А он берет халат и, оставив ее одну, отправляется искупнуться перед самолетом. В любом случае она чувствует, что ею только что попользовались. Она обыскивает карманы его брюк и забирает эту злополучную тысячу.
– А потом выходит, находит винтовку известного всем калибра и стреляет в него? – спросил Карбоун. – Ты хочешь сказать, что литературная дама способна попасть в десятку с расстояния пятнадцати метров?
– Ну вот ты, Чарли, ты бы попал?
– С пятнадцати метров? Отчего же нет?
– Ага. А почему бы и ей не попасть? – спросил я. И рассказал все, что я вытянул из огденского зануды-сержанта о Бернстайнах, об их магазине с оружием и о папаше-охотнике.
– Понимаешь, я не вижу резона держать Бонни во главе списка подозреваемых, – заявил Робби. Он поерзал на стуле, и от соприкосновения с пластиковой поверхностью его вискозные штаны издали неприличный звук. – Даже если у нее темные длинные волосы, даже если она спала с ним, даже если она очень метко стреляет, – в чем я сильно сомневаюсь, – зачем ей его убивать?
– Существует тьма причин.
Я начал входить во вкус. Мне нравилось все это: объяснять, убеждать, сопоставлять факты. Но больше всего меня порадовало, что я плету сети вокруг Бонни и не испытываю при этом никаких угрызений совести. Это означало, что в конце концов, даже в том, что касалось этой чертовой бабы, мои мозги одержали верх над моими половыми инстинктами.
– Во-первых, она нуждается в деньгах, – начал я. – Она была жутко уязвлена по поводу развода. Она уже вкусила той жизни, которую он вел, она поняла, что прошли те времена, что пришлись на период их совместной жизни, когда Сай корчил из себя неотесанного фермера Спенсера, носил джинсовые комбинезоны и сам сбивал масло. Теперь он вел себя как миллионер-транжира, каковым на самом деле и являлся. Она видит, в какой роскоши он живет, сравнивает ее со своей бедностью. Вероятно, она уже успевает обрисовать ему свою незавидную ситуацию и просит помощи. И она ожидает этой помощи. Вот почему на прошлой неделе, когда он приезжал, она, наверное, и трахалась с ним и всячески ему угождала. А он взял да и послал ее.
– А чего бы ей на этом не успокоиться? – спросил Рэй. – Почему не оставить все как было, почему бы не поэксплуатировать его симпатию к себе? Почему бы не растравить в нем комплекс вины?
– А может, она уже испробовала все шансы – а у нее их немного. Она может трахаться с ним, и она славная баба. Что, кроме этого, она могла ему предложить? В общем, дело тут не только в деньгах. Она могла быть в него влюблена и всерьез верить, что он к ней когда-нибудь вернется. Но чего бы она от него ни хотела, Сай ей сказал: держи карман шире.
