Текст книги "Волшебный час"
Автор книги: Сьюзен Айзекс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)
20
Теннисный корт около приморского ист-хэмптонского особняка съемочной группы «Звездной ночи» всем был хорош: тут тебе и фонтан, и горы белоснежных полотенец на белой металлической стойке, и голубые кипарисы с можжевельником, затеняющие забор из металлической сетки. Красиво, ничего не скажешь. Вот только ни одному человеку в здравом уме не захотелось бы сейчас на корт. Было по меньшей мере градусов тридцать пять в тени, но тень найти было невозможно. Линдси и Николя играли в теннис, если это можно было назвать игрой. Ни намека на прохладу. За кортом океан катил белые барашки волн – полное ощущение, что вода кипит.
Ник красиво взмахивал ракеткой – и мазал мимо мяча. Виктор Сантана кричал: «Стоп!» На корт выбегала спецбригада по вытиранию пота. Одни держали зонтики над головами актеров, другие – вентиляторы на батарейках. Потом вступали в игру гримеры и парикмахеры, пока еще какие-то помощники притаскивали бутылки минералки с соломинками, чтобы Ник и Линдси, всосав водички, не заработали отпечатков от горлышка вокруг губ.
– Последний дубль, – успокоил меня Сантана. Его смуглая кожа приобрела багровый оттенок. Цвет его лица превосходно сочетался с его нарядом, который я бы назвал «Утомленные джунгли». Ему не хватало стрижки ежиком, гранатомета и затяжечки скэга, чтобы сойти за одного из моих корешей по Вьетнаму. Он пустился в объяснения:
– Мне нужно отснять еще один кусок с Линдси, потому что Ник… – Он устало вздохнул. – Боюсь, придется потратить еще полдня на дальноплановые съемки с дублером-теннисистом. Просто не верится: целый месяц его специально обучали игре в теннис.
– У Монтелеоне вообще отсутствует координация, – заявил я. – По-моему, он нуждается в специальной инструкции, даже когда собирается почесать собственные яйца. Знаете что, мистер Сантана, я понимаю, что съемки – это наиважнейшая вещь на свете и что ужасно тяжело снимать парня, который не знает, чем теннисная ракетка отличается от банджо, и наоборот. Но мне срочно понадобилась ваша помощь.
– Прошу вас, только один дубль, чтобы подстраховаться.
Бригада очистила корт.
– Клянусь честью.
Линдси не была настоящей спортсменкой, но она умела подавать мяч и оставаться при этом такой же красоткой, как и всегда. Ее темные глаза защищал розовый козырек от солнца. Светлые волосы, собранные в завитой конский хвост, очаровательно трепетали, потому что один из обслуживающих площадку парней запустил гигантский вентилятор, чтобы поддать ветерка на корт. Сантана опять закричал:
– Снимаем!
Я наблюдал за съемочной группой. Мужики следили за всем происходящим. А бабы не сводили глаз с Линдси. То ли представляли, как бы сложилась их собственная жизнь, имей они такой бюст, такие ноги, такой офигенный конский хвост. То ли просто из любопытства глазели. То ли завидовали. То ли злопыхали, что природа не одарила их такими достоинствами. А я думал о сопернице Линдси, о Бонни.
Если Микки и в самом деле отказался убивать Линдси, мог бы Сай убедить свою бывшую супругу, Артемиду-охотницу, шандарахнуть по блондинке из винтовки? «Умираю как хочу поставить фильм по твоему сценарию», – мог поклясться он. Но необходимо некоторое усилие, чтобы избавиться от этой обузы, от этой злобной стервы. Или так: выходи за меня замуж, переезжай в Сэнди Корт, возвращайся на Пятую авеню, в наше гнездышко. Заживем припеваючи, душа в душу, мои друзья – твои друзья, мои кредитные карточки – твои кредитные карточки. Помнишь, как было здорово? Бонни, дорогуша, это была зловещая ошибка, наш развод, и я знаю, как ты настрадалась от одиночества. Все теперь зависит от твоего решения. Но сначала помоги мне.
Какого хрена я об этом думал? Неужели я поверил, что Бонни Спенсер способна вот так просто взять и лишить жизни человеческое существо?
Нет.
Из-за жары в трейлере с кондиционерами вышли из строя компрессоры, нагнетавшие холодный воздух, так что после того, как Сантана объявил всем двадцатиминутный перерыв, Линдси с Ником, окруженные ассистентами, которыми по традиции и служебным обязанностям, подхалимаж оплачивался дополнительно, поплелись к особняку, модернизованному гибриду Белого дома и дворца Тадж-Махал. Кинозвезды отправились на второй этаж. Перед тем как скрыться в своей комнате, мой закадычный дружок Ник Монтелеоне помахал мне указательным пальцем, в его понимании это означало что-то вроде: «Как следователь по убийствам – следователю по убийствам, приветствую тебя, старина!»
Я уже собирался зайти к Линдси в комнату, похожую на культовый храм с антикомариной сеткой, как одна из ее добровольных лягушек-на-побегушках попыталась захлопнуть дверь перед моим носом.
– Ей нужно отдохнуть, – зашептала девушка, как будто за дверью находился тяжелобольной.
Я все-таки вошел, попросил всех, кроме Линдси, убраться из комнаты и захлопнул дверь.
Прозрачная кисея образовывала полог и шторы вокруг постели. Такая же кисея закрывала окна от потолка до пола. Из неясных соображений клоки такой же кисеи покрывали и стулья. В комнате стояли три стула и шезлонг, но Линдси, конечно же, растянулась на постели. Я взял стул и откинул эти тряпки, чтобы не рассматривать Линдси сквозь болотный туман. Она немедленно начала откалывать свои обычные номера, корча из себя чувственную женщину, оглаживая себя по лицу и по шее и устраиваясь на подушках таким образом, чтобы ее грудь выглядела максимально соблазнительной.
На прикроватном столике стояла упаковка из шести голубоватых бутылок заграничной минералки. Она простерла безвольную руку к бутылкам, но не смогла дотянуться. Она замерла, выжидая, пока я встану и дам ей бутылку. Вставать я не стал. Тогда она привстала, взяла бутылку и начала пить. При этом она булькала, совершенно не сексуально, а как классические герои мультфильмов.
– Просто тошнит от этой жары, – заявила она.
Не думаю, чтобы она притворялась. Все ее тело покраснело и покрылось капельками пота.
– Наверное, на улице вообще невыносимо.
Думаю, этим комментарием насчет погоды она исчерпала свои способности быть любезной. Потому что вслед за этим она грубовато осведомилась:
– Так чего вам от меня нужно?
– Чтобы вы перестали врать. Если вы не прекратите врать, вас придется арестовать.
– Вы уже применяли эту тактику с моим агентом. Он человек пожилой, ослаб духом, вот ваши штучки и сработали. А со мной этот номер не пройдет.
– Хотите пари? Ставлю пятьдесят долларов, что еще до того, как я отвезу вас в управление снимать отпечатки пальцев, вы…
– Вы всерьез решили меня напугать?
– Ваша взяла. Но я могу прервать ваши съемки. И когда вы предстанете перед судом, я могу сделать так, чтобы там крутилась куча репортеров. Вот им вы и расскажете, как вы меня не боитесь – невзирая на то, что вы арестованы за укрывательство сведений по делу о гибели Сая Спенсера.
– Вы знаете, что вы просто дерьмо на палочке? – спросила она.
– Знаю, но это дерьмо на палочке может вас арестовать.
В помещении повисла долгая пауза. Мне нестерпимо захотелось закрыть глаза и расслабиться, но я решил испробовать на ней силу своих властных полномочий и мужского обаяния, поэтому не мигая уставился на нее. Наконец Линдси приподнялась на локте.
– Иногда мне нравятся такие низкопробные типы, – произнесла она протяжным, хрипловатым голосом. И протянула мне руку.
– Мисс Киф, буду с вами откровенен. Насколько я могу судить, ваша ситуация не настолько безнадежна, чтобы трахаться с копом.
Она отдернула руку.
– Вам просто нужно ответить на несколько вопросов, и возможно, ваши ответы дальше меня не пойдут. Договорились?
– Да. – Грубовато. Смутное желание, возникшее у нее на мгновение, сменилось обычным презрительным отношением.
– Сай интересовался вашими отношениями с Виктором Сантаной?
– Да.
– Это вам не викторина в школе. Расскажите поподробнее.
Она допила первую бутылку и взяла вторую.
– Он не повышал голоса, ни разу. Он сказал мне, очень спокойно, как будто сообщал, какая завтра будет погода, что я веду себя как шлюха. И что я потеряла всяческие актерские способности.
Она умолкла. Больше ничего говорить она не хотела.
– Ну же, – сказал я.
Она продолжала, но очень неохотно:
– Он хотел, чтобы я отказалась от участия в съемках. Накануне вечером он ходил за мной по дому и обзывал «шлюхой», как будто это мое новое имя. «Что ж ты сегодня так рано спать идешь, шлюха?» Говорил, что я гроблю «Звездную ночь». И все это очень спокойным тоном.
– Когда это началось?
– За неделю до убийства. В понедельник вечером.
– Он угрожал вам увольнением?
– Нет. Он хотел, чтобы я ушла сама.
– Почему?
– Почему? – переспросила она и презрительно усмехнулась, словно я задал ей самый идиотский вопрос последнего тысячелетия.
– Тогда я нарушила бы условия своего контракта, вот почему. Тогда ему не пришлось бы мне платить. И он получил бы страховку от инвесторов и смог бы начать съемки заново.
– Это возможно?
– Конечно, возможно. И тогда страховая компания обязала бы меня покрыть их расходы.
– Значит, вы сами уходить не хотели.
– Разумеется, нет. Это безумие.
– Но с чего он взял, что вы уйдете по своей воле, если вас ожидали такие неприятности?
– Потому что.
– Потому что что?
– Потому что он старался расстроить меня до такой степени, чтобы я его начала бояться и сделала все, что он захочет.
– Что он для этого делал?
– Еще до того, как он сообщил, что знает о нашем романе с Виктором, он стал вести себя очень холодно. Очень холодно.
– Он перестал с вами спать?
Она бросила на меня взгляд, выражавший отвращение: я полез своими грязными руками в ее сексуальную жизнь.
– Он даже не хотел ко мне прикасаться, – сказала она. – Больше того, вам наверняка это интересно: когда я попыталась взять его за руку, он ее отдернул, как будто я прокаженная.
– Но он не объяснил, почему так себя ведет?
– Сначала нет. Просто сделался ужасно холоден со мной.
– Он так же вел себя на людях? На площадке?
– Нет. И это меня убивало. На площадке он был такой сладкий.
– А вы как себя вели?
– Ну, полноте. А как вы думаете? Не могла же я всех поставить в известность, что у меня жуткие отношения с продюсером? Он притворялся, что между нами любовь, и мне ничего не оставалось, как подыгрывать ему. Я думала: ну, он на людях ничего плохого не делает, может, все само собой уладится. Я перестала встречаться с Виктором – в интимном смысле – со среды.
– Вы сказали Сантане, что все кончено?
– Нет. Я никогда не сжигаю мосты. А вдруг бы у меня не вышло наладить отношения с Саем? Я просто сказала Виктору, что у меня сейчас очень непонятный и тяжелый период в жизни. Кошмарный.
– Это славно.
– Я хорошо знаю мужчин. Это действует. В любом случае, я все делала, чтобы пойти Саю навстречу. Уж если не в личном плане, так хоть в профессиональном. Но это было так странно. И даже когда все начало складываться хуже некуда, при посторонних мы продолжали притворяться, что друг друга любим.
– Как в день его убийства, когда вы вытащили у него из кармана пачку банкнот? Это и означает «друг друга любить»?
– Не смейте так говорить, как будто я лазала у него по карманам! Это был такой домашний, семейный жест.
– Вы говорите, что под конец у вас совершенно испортились отношения. Когда это произошло?
– В четверг утром. Без чего-то шесть за мной пришла машина, я спустилась вниз. Сай был в холле и ждал меня.
Ее лицо, покрытое потом и слоями макияжа, словно одеревенело. Губы двигались механически, как у марионетки.
– Он сказал мне, выговаривая каждое слово, ледяным тоном, что у него много друзей. Я не поняла, что он имеет в виду, но мне захотелось от него убежать. Он преградил мне дорогу. Его лицо было совсем близко от моего, в нескольких сантиметрах. Мне были видны даже несбритые волоски. Он сказал, что некоторые из его друзей не очень хорошие люди, но они вложили деньги в «Звездную ночь» и уже знают, что отснятые метры – ужасного качества. Они очень расстроились и хотят, чтобы я сама отказалась от этой роли. А если я не откажусь, Сай сказал, что не отвечает за возможные последствия такого моего поведения.
– Вы не спросили, какие могут быть у этого последствия?
– Спросила.
Она вздрогнула всем телом.
– Что же могло произойти?
– Кислота в лицо.
– Господи Боже! И что же вы сделали?
– Сказала ему, что сообщу в полицию. Вернулась в спальню, сняла трубку, но он пошел за мной и не дал мне позвонить. Я не стала с ним драться. Все это так предсказуемо.
– Больше он вам не угрожал?
– Нет, конечно. Он отступил. Я знала, что он капитулирует. На самом деле у него пороху не хватило, у этого подонка. Он попросил прощения. Умоляя меня его простить.
– А вы что сказали?
– Сказала, что подумаю.
Линдси искривила губы в подобии улыбки.
– Я знала, как укрощать Сая. Он поехал бы в свой Лос-Анджелес, встретился с Кэт Пурель и другими неудачницами, и к тому времени, когда он вернулся бы в воскресенье вечером, он снова бы меня захотел. И в кино. И в постели. И вообще везде.
– Вы считаете, что он хотел на вас жениться?
– Ну, он бы еще пару недель успокаивался насчет Виктора, но в общем, да. Несомненно.
– Вы в этом уверены?
– Я это знаю.
– А вы вышли бы за него замуж?
– А как вы думаете?
– Не знаю. Этот человек угрожал вам нанесением тяжких телесных повреждений. Хотел сломать вам жизнь, карьеру.
– Его просто снедала ревность.
– Его снедало желание убрать вас и из своей жизни, и из своего фильма.
– Ну это только из-за того, что я его сильно обидела. Признаюсь: я совершила ошибку. И большую ошибку. Но Сай обязательно вернулся бы. Мы так друг другу подходили, и он об этом знал. Я ведь… Ну я это я, а он – блестящий, удачливый кинопродюсер. И его занимали серьезные общественные проблемы. К тому же мы оба умные люди. Честно говоря, что касается его ревности, мне это даже нравилось, поскольку он наконец продемонстрировал какие-то подлинные чувства.
Линдси начала тереть одной голой ногой о другую. По-моему, она даже возбудилась, но не от воспоминаний о безумных поступках Сая, от воспоминаний о том, каковой властью над ним она обладала.
– Ревность, – повторила она, пробуя это слово на вкус. – Она-то и поглотила Сая.
– Вы считаете, что он вас любил?
– Конечно, любил.
Я поднялся с места и встал, положив руки на спинку стула.
– Убийца находился в пятнадцати метрах от невысокой фигурки в белом халате, примерно вашего роста. Предполагалось, что в момент выстрела Сай должен был пролетать где-то над Канзасом. Предполагалось, что вы должны были плавать в бассейне, что вы обычно и делаете во второй половине дня.
– Нет!
Макияж не мог скрыть ее бледности. Лицо у нее словно покрылось воском. Она стала похожа на мертвеца.
– Да.
Я откинул край кисеи и вышел из комнаты.
Я позвонил Карбоуну и сообщил, что нахожусь на съемочной площадке, поскольку Бонни Спенсер могла быть связана с кем-то из киношников, к тому же я пытаюсь узнать, как она вела себя, когда Сай ее выгнал, не выкинула ли какого-нибудь психопатического номера. Он сказал, что Ляжки, Робби и Чарли Санчес выехали в город и разыскивают ее. Как бы между прочим, как будто бы мне неизвестен был заранее ответ, я поинтересовался, каковы результаты ДНК-теста по новым образцам волос. Это волосы Бонни, сказал Карбоун. А ты по-прежнему уверен, что она этого не делала?
Я посоветовал ему, если больше нечем заняться, просмотреть папки с перечнем улик. Проверить, сколько волосков мы нашли в день убийства, потом спуститься и заглянуть в пакетик для вещдоков, который вернулся из лаборатории. Я предсказал ему, что там окажется на один волос меньше.
Он сказал, что я становлюсь все более эмоционально неустойчив, что я проецирую что-то – я не разобрал что – на Робби Курца, что мне необходим отпуск, и что если я буду проезжать мимо этого забавного итальянского магазинчика в Ист-Хэмптоне, он просит меня закупить кило колбасы с укропом.
Отбой. Робби просто не мог не подкинуть этот волос. И совершенно точно, что он намеренно распускал слухи и о том, что я снова запил, и о том, что «Стив + Бонни = любовь». Он рыскал по городу в поисках нас обоих. Рано или поздно он сообразит, что у Бонни объявился защитник, который помог ей на время исчезнуть. И тогда он отправится прямо ко мне домой.
Грегори Дж. Кэнфилд должен был, по идее, находиться в местном магазинчике при исполнении своих обязанностей ассистента режиссера, а именно, в данном конкретном случае, покупать свежий инжир, копченую ветчину, хлеб с отрубями и бутылку вина «Дольчетто» – лично для Ника Монтелеоне, поскольку, как сказали люди на площадке, Ник мямлил что-то про то, что из-за жары он не хочет наедаться на ночь, просто легкий ужин, а поскольку Линдси играла по-прежнему вяло, все надежды на спасение репутации «Звездной ночи» оказались возложены на тщательно отмассированные плечи Ника, и в итоге, после сорокаминутного совещания звукооператора и первого ассистента постановщика (включая звонок агенту Ника в район Беверли Хиллз), термин «легкий ужин» был принят в первом чтении, и Грегори отправили покупать провиант.
Но я догадался, что Малыш Грегори обязательно задержится попрощаться со своей дамой сердца, костюмершей Мирной. И убежденный, что они жмут друг другу ручки в ее трейлере, нежно глядят друг другу в глаза, обмениваются сладостными, быстрыми поцелуями со сжатыми губами, я отправился туда. Они не обращали никакого внимания на помощницу Мирны, которая в двух шагах от них гладила запасной теннисный костюм для Линдси. На меня они тоже не обратили ни малейшего внимания, хотя я крикнул: – Грегори, привет!
Он посмотрел на меня затуманенным взором, а потом снова погрузился в бездны Мирниных очей.
Трейлер был огромным, напоминал неимоверно распухший самоходный шкаф: ряды вешалок с одеждой, полки с обувью и ящики с шарфами, платки и белье, бижутерия, свисающая отовсюду. Я прошел вовнутрь и потрепал Мирну по плечу.
– Привет! – сказала она.
– Как поживаете?
– Спасибо, ничего.
Она выглядела такой же неряхой, как и тогда, в мотеле, когда я застукал ее в пеньюаре наизнанку. На этот раз на ней была длинная мешкообразная штука с попугаями. Похоже, она приобрела эту рванину где-то в Гонолулу, в 1952 году, на блошином рынке, и с тех пор носила не снимая.
– Мирна, мне нужен Грегори, на минуточку.
– Что-нибудь случилось? – спросила она.
– Нет. Все нормально. Нужно выяснить некоторые моменты.
Она кивнула, отпустила Грегори и ласково подтолкнула ко мне.
Я вывел его из трейлера, к столику с пирожными, французскими батонами, орешками из теста, начиненными пралине, орехами и изюмом. Рядом стояла ваза с черным виноградом, который тоже вспотел и покрылся влагой. Грегори протянул мне банку кока-колы, достав ее из холодильника, спрятанного под столом.
– Ну как дела, парень? – спросил он.
Парочка ночей, проведенных в обществе Мирны, превратили его из супер-дегенерата в Крутого Малого.
– Дела нормально, – сообщил я.
Лучше некуда. Было уже без десяти пять. Я уже должен был вернуться к Бонни, но я не мог явиться с пустыми руками. Я приложил холодную банку ко лбу.
– Вы помните нашу беседу, когда вы рассказали, что произошло на одном из просмотров? Насчет того, что «если бы Линдси ударила молния»?
Грегори кивнул.
– Конечно, конечно.
Вид у него был чрезвычайно глубокомысленный. Наверное, он вспоминал уровень зернистости кинопленки и, по-моему, в настоящий момент готовился мне описать нюансы. Я решил задушить эту идею во младенчестве.
– Кто был тогда на просмотре? Вы сказали, что было уже поздно. Большинство уже ушли.
– М-м-м-м, – начал он.
– Не мекайте. Говорите.
– Сай.
– Отлично. Продолжайте.
– Один из ассистентов продюсера, мальчик на побегушках. Его зовут Истон.
– Еще кто?
– Я. Кажется, Ник Монтелеоне. Потом еще оператор.
– Как его зовут, Грегори?
– Ален Дювивье.
– Он француз?
– Mais oui, monsieur le detective. Вместе со своей возлюбленной.
– Как ее зовут?
– Моника, вернее, Monique. Но она уже уехала.
– Как все происходило?
– Он сначала разговаривал с декоратором, с Рейчел.
– Еще с кем?
Грегори закрыл глаза и даже на минуту захлопнул рот. Казалось, он пытается восстановить в памяти всю сцену.
– И все.
– Вы уверены?
– Уверен.
– Сай просил кого-либо остаться и поговорить позже?
– Не знаю. Он отослал меня положить в машину папку с розовыми страничками. Это были страницы сценария, которые он уже просмотрел. У нас принято – если ты уже просмотрел сценарий – цвет страниц меняется. Сначала – голубые, потом розовые, потом желтые, зеленые, бежевые, а потом лимонные…
– Приведите ко мне Алена.
– Не могу. Я уже должен быть в Ист-Хэмптоне, а он…
– Приведите его немедленно.
Обернется за пару минут.
Я заметил одну интересную штуку в киношниках: ни один из них не был одет в нормальную деловую одежду. Ален Дювивье одет был именно так, как все думают, должна одеваться французская богема. Ему было под тридцать, наполовину обесцвеченные длинные волосы стояли дыбом, и вполне соответствовали его густым бровям и серьге в ухе. На нем были шорты цвета изжеванной жвачки и поверх этих шорт надеты другие – как бы семейные трусы с разрезами по бокам. Он был чуть пониже, чем средний медведь-гризли, и чуть повыше, чем нормальный человек. Грегори за его спиной вообще не было видно.
– Привет, – сказал я.
– Алло, – отозвался он, а потом добавил, с приличествующей моменту печалью: – Сай. Очень, очень грустно.
У него был такой сильный французский акцент, что я подумал, сейчас как воскликнет: О-ля-ля! Но он не воскликнул.
– Мистер Дювивье, как я понял, вы присутствовали на просмотре в тот вечер, когда там произошел известный разговор.
Он начал так старательно прислушиваться, что я решил говорить помедленнее.
– В тот вечер говорили о молнии и обсуждение – разговор – зашел о том, что бы произошло, если бы молния ударила в Линдси Киф. Вы что-нибудь такое припоминаете?
– Съемки Линдси Киф?
– Нет, не съемки, а молния. Разговор был о молнии.
– О молнии?
Я обернулся к Грегори.
– Как, черт побери, «молния» по-французски?
– А я испанский учил.
Я снова обернулся к Дювивье.
– Молния.
Я показал на небо и начертил зигзаг в воздухе. Он бросил беспокойный взгляд в сторону Грегори. Я зарычал, изображая раскат грома, и снова начертил в воздухе зигзаг. Дохлый номер.
И тут Ален завопил:
– Рашель!
– Рашель? – переспросил я.
Грегори пояснил:
– Ему девушки обычно заодно и переводят.
– Он не понимает по-английски?
– Ну, технические термины понимает. А еще умеет говорить: «Алло, милашка», и у него это неплохо выходит.
– Au revoir, – сказал я Дювивье.
– Пока, – ответил он.
Умница. Она включила телевизор, но убавила громкость, так что даже если бы кто-нибудь прислушивался у окна, он не догадался бы, что в доме кто-то есть. Бонни сидела на моей лежанке и смотрела фильм. Перед тем, как она выключила телевизор, я успел заметить, что, хотя фильм черно-белый, я бы и сам не отказался его посмотреть: что-то не то с Кирком Дугласом, не то с Бертом Ланкастером. Вечно их путаю.
Она вскочила со стула.
– Ну что, готово? Уже полшестого.
– Расслабься.
– Мы же договорились.
Она выглядела очень взволнованной.
– Ты в порядке?
– Вполне.
Она, конечно, не была в порядке, но поскольку она не плакала, глаза у нее не припухли, вид был не сердитый, я не смог точно угадать, о чем она думала.
– Какие у тебя планы? Сначала позвонить Гидеону или мне сразу отправляться…
– Послушай, ты мне веришь? Доверяешь тому, что я говорю?
– А не слишком ли поздно для таких вопросов?
– Нам нужно убираться отсюда как можно скорее, потому что у меня есть дурное предчувствие, что козел Робби сейчас здесь объявится и будет тебя искать.
– Почему ты так думаешь?
– Сейчас нет времени объяснять. Пошли отсюда. По дороге объясню.
– По дороге домой?
Она говорила очень тихо, голос у нее был печальный. Что ж, понятное дело. Покинуть мой дом для нее могло означать то, что она вытащила несчастливый билет и может отправиться прямиком в тюрьму.
– Нет, пока еще не домой.
– Но ты же обещал.
– Знаю, но нам нужно еще кое-что сделать. Дашь мне еще полчаса?
– Да. – Она сказала это кротким, спокойным, даже каким-то светским тоном. – Дам.
– Тогда оторви задницу от стула, Бонни.
Она с удивлением оглядывала кухню и грязную комнату рядом с кухней. Плита и холодильник были старше, чем я сам, а на поверхности белого обеденного стола образовались трещины в виде глубоких черных кратеров.
– Где это мы?
Она говорила почти шепотом. Я сообразил, что она в ужасе уставилась на меня, когда я поднял пустой цветочный горшок и вытащил из-под него ключи. Она решила, что мы залезли в чужой дом, и, зная меня, вовсе этому не удивилась.
– Родительский дом.
Я повел ее – чуть ли не подталкивая, потому что она не хотела входить вовнутрь – через кухню, в холл, к лестнице.
– На том просмотре, где состоялась беседа про молнию, как раз присутствовал мой брат. Он всегда был рядом с Саем, выполнял его поручения. Я хочу выяснить, не помнит ли он, что произошло после этого просмотра – вечером или на следующий день.
Бонни вдруг застыла на месте. Так неожиданно, что я наскочил прямо на нее.
– Пошли.
Я легонько ее подтолкнул и продолжал объяснять:
– Я хочу выяснить, с кем Сай виделся…
Она не сдвинулась с места.
– …и с кем разговаривал.
И тут я увидел, куда она не отрываясь смотрела. Охотничий шкаф. Натуральная сосна. Вещь обычная для любого, кто вырос на ферме.
И для любого, кто вырос в оружейной лавке и чей папаша был лучшим стрелком в Огдене.
Нет, подумал я. Нет. Она его не убивала.
