Текст книги "Волшебный час"
Автор книги: Сьюзен Айзекс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)
Я повесил трубку. Повернулся к Робби.
– Он никогда не платил ей наличными.
– Я так и знал, – сказал он.
Бонни вцепилась в лацкан моего пиджака.
– Клянусь вам… – она прикоснулась ко мне первый раз в жизни. Я отпихнул ее руку.
– Мистер Келлехер полюбопытствовал, не влипла ли эта дама в какую-нибудь историю.
– Я бы сказал – влипла, – подыграл мне Робби, – и еще в какую! – Он глянул на Гидеона и улыбнулся. – По сути дела, завтра эта дама может быть арестована.
– Нам необходимо поговорить, – обратился ко мне Гидеон.
– Мне кажется, поезд ушел, – отрезал я.
– Он прав, – объяснил Робби Гидеону. – Вы опоздали. Время сделок прошло.
– Никаких сделок я и не планирую, – сказал Гидеон.
– Вы правы, – поддакнул Робби. – Какие уж тут сделки! Сказать, почему? Потому что вашей клиентке уже крышка, и мы все это знаем.
Да, действительно, я был ветераном Вьетнама, со всем набором регалий и медными яйцами – такими твердыми, что они звенели. Но вся эта «крутизна» покинула меня, когда машины вереницей выстроились у дома Бонни: Бонни и Гидеон в его «БМВ 735», Робби и Ляжки в серебристом «олдскатлесе» и я. И все это только для того, чтобы отвезти Бонни в управление сделать пробы крови. Я не мог заставить себя сделать шаг. У меня не хватало сил смотреть, как Бонни везут на ее собственные похороны. Как только мы проехали два квартала бриджхэмптонских магазинов, я свернул с главной улицы на север и рванул переулками на шоссе. И там уже оттянулся и дал газу.
Хорошая все-таки вещь «ягуар». Примчался я в управление намного раньше всех, но даже не смог заставить себя зайти в отдел убийств. Вместо этого я отправился в туалет, зашел в кабинку и сел на унитаз.
Меня пугала встреча с Бонни.
Даже не так, меня пугала встреча с тем, что я натворил. Я сидел в сортире с бешено колотящимся сердцем и постепенно понимал, что силы небесные сыграли со мной скверную шутку. Женщина, которая начала значить для меня так много, да что уж там – все, женщина, без которой я не мог помыслить свою жизнь, – благодаря моей высокой квалификации следователя, моему хитроумному упорству, моей безупречной логике отправится в тюрьму и выйдет оттуда дряхлой старухой. И я больше никогда ее не увижу, мою колдунью.
И в чем бы ни заключались ее чары, она сумела сделать то, что никому до сих пор не удавалось, – вернуть меня к жизни. Но прежде, чем мне удалось разгадать тайну ее обаяния, ее власти надо мной, я разгадал тайну убийства Сая Спенсера. Ах, какой же я проницательный парень! Я умудрился снять ее заклятье.
Так что теперь я абсолютно, целиком и полностью лишился ее, безо всякой надежды ни коснуться ее, ни поговорить с ней – до конца моей безжизненной жизни. Я женюсь, произведу на свет детей, расследую кучу убийств, у меня появятся внуки, потом я пойду на пенсию. Мне суждено брести сквозь эту жизнь, как сквозь густой и скверный туман.
Я стал самим собой. Крутой следователь по расследованию убийств, я сидел на крышке унитаза, потому что до смерти боялся взглянуть в глаза убийце, которая варит прекрасный кофе и у которой замечательная собака.
Я чудом заставил себя собраться с духом, правда, восстановить дыхание мне так и не удалось. Но не выходил из сортира еще минут пять, потому что туда мог забрести кто угодно – из нашего отдела, или отдела сексуальных преступлений, или ограблений, – и проходя мимо него, я мог вдруг затрястись или даже расплакаться. И тогда он обнаружил бы, что я вовсе не тот крутой парень, каковым меня считали и он, и я сам, и все остальные.
Бонни и Гидеон, хотя они и не были настоящими местными, прожили на Южной Стрелке достаточно долго, и им следовало бы знать, как добраться до лонг-айлэндовского скоростного шоссе, не застряв в летней пробке, устроенной ньюйоркцами. Обычно они ведут себя наглейшим образом, но как дело доходит до езды в час пик, они теряют свою напористость: терпеливо сидят в раскаленных солнцем машинах, со скоростью улитки приближаясь к тому заветному месту, где они смогут купить бутылочку ароматизированного уксуса всего за тридцать долларов. Их городские мозги не в силах постигнуть простого способа избежать этой пробки, свернув с главной дороги. Ну и естественно, все это смогла бы изменить только очередная статья в «Нью-Йорк мэгэзин» под названием «Хэпмтонские старожилы делятся секретами по срезанию слишком длинного пути».
Но Бонни и Гидеон вовсе не желали ничего «срезать». Что такого приятного могло заставить их сломя голову нестись в управление? Да и Робби с Ляжки тоже их не подгоняли: им ли не знать Южную Стрелку Саффолк Каунти, чтобы понимать, что дорога на карте не всегда означает дорогу реальную? Зачем сворачивать неизвестно куда, рискуя оказаться в самой середине капустного поля, где Гидеону может прийти в голову изменить свое решение и бойкотировать сдачу проб на кровь, скрываясь несколько дней от полиции и тем самым оспаривая неоспоримое? Так что они потащились по дороге в массе других машин. И, по всей видимости, могли провести там еще тридцать-сорок минут. А то и час.
Я вышел из сортира и поплелся в отдел убийств. Мы работали посменно, поэтому один и тот же стол принадлежал двум-трем парням. За моим столом восседал Хьюго – Кислый Фриц. Я кивнул ему, чтобы он оставался сидеть где сидел, и устроился за столом Робби. Через пару минут Рэй Карбоун просунул голову в комнату. На лице его застыло страдание, как будто он собирался обсудить размер пулевого отверстия в черепе Сая или юнговскую теорию личности. Так что я поспешно схватил телефонную трубку, набрал номер службы времени и начал с озабоченным видом прислушиваться, словно собирался побеседовать с каким-то очень важным свидетелем.
«Восточное время десять часов четырнадцать минут двадцать секунд», – сообщил бесстрастный автоматический голос. Карбоун сделал рукой прощальный жест и ушел. Я вдруг ощутил такую усталость, что не смог даже повесить трубку и остался сидеть, прижимая ее к уху, слушая, как идет время. «Восточное время десять часов шестнадцать минут тридцать секунд».
Я открыл ящик стола Робби и поискал ручку – сделать вид, что занимаюсь писаниной. Ручек не оказалось, но зато я нашел несколько полупустых пузырьков с пастилками, освежающими дыхание, визитную карточку адвоката Микки Ло Трильо и в самой глубине – папку, которую Робби завел на Микки. Я вытащил эту папку: Микки Фрэнсис Ло Трильо, он же Микки Ло Трильо, он же Толстяк Микки, он же Микки Лопковиц, он же Мистер Хряк, он же Майкл Триллингхэм. Факсы и распечатки из нью-йоркского отделения полиции, перечень его арестов, присланный из ФБР: вымогательство, шантаж, торговля краденым, укрывательство от налогов. И убийство, дважды. Господина Ричи Гармендия из профсоюза торговцев мясными изделиями нашли плавающим под Вестсайдской дамбой с пробитым черепом. А Эл Джекобсон, бухгалтер картинговой компании, пропал и считался умершим. Предположительно его смерть наступила в результате попадания в бетономешалку, и он, таким образом, стал составной частью улицы Бэттери Парк Сити в Нижнем Манхэттене.
При всех этих арестах Микки привлекался к суду только раз, за уклонение от налогов. Вернее, два раза. Но благодаря сильной адвокатской поддержке ему удалось избежать судебного разбирательства.
«Восточное время десять часов восемнадцать минут и десять секунд».
Я закрыл глаза и представил себе Бонни так, как я видел ее последний раз. Она переоделась для похода в управление. Я встретил ее, когда она спускалась вниз по лестнице – в черном нитяном свитере, заправленном в прямую белую юбку, и черно-белых туфлях на высоком каблуке. Мне показалось, что она слегка подкрасилась, потому что веки у нее были коричневатыми, а губы будто измазаны в малине. Это была не совсем Бонни. Это была высокая и в высшей степени трагическая фигура. В ушах у нее висели длинные золотые серьги, и весь ее облик свидетельствовал о душевной надломленности.
Я старательно таращился в папку, но Бонни так и стояла у меня перед глазами. Мне пришлось сделать над собой усилие и сосредоточиться на содержимом папки. Робби своим округлым ученическим почерком исписал кучу бумаги. Тут всего было понемногу: о связях Микки с мафией, включая известных громил, и о том, что он использует семейный бизнес как прикрышку для мафиозных делишек, и о его дружбе с Саем и инвестициях в «Звездную ночь». Подробные записи, страница за страницей. Я понял весь ход его рассуждений при подготовке к нашему отдельскому совещанию в понедельник, когда он собирался вкрутить нам всем, что следует копать под Микки.
Но на той же встрече я убедил его, что следует копать под Бонни. И с того дня на страницах появлялись записи типа «2.8.16.10». Это через полчаса после встречи с Микки и его адвокатом. Они нас уже не волновали. Мы уже оба знали, кто убил. «Говорил с Нэнси Хейлз, бухгалтером «Звездные ночи», – писал он, – в конце концов, она призналась, что Микки пытался дать ей взятку, чтобы она информировала его о финансовом состоянии картины».
Я перевернул следующую страницу, но запись обрывалась. Я уткнулся взглядом в слово: «Днем…» Чего-то тут не хватало. Никаких деталей? Даже если бы у Робби была видеопленка с Бонни, спускающей курок, не грех было бы задать Нэнси еще парочку вопросов. Например, что значит «в конце концов она призналась»? Каков был размер взятки? И каким образом он предложил это бухгалтеру? По телефону? При встрече? Дал ей понять, какая он важная персона в мире мафии? И как она отказалась? Или она не отказалась? Я бросил папку обратно в стол, откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Расслабься. Это не твоя проблема.
Но уже через минуту я открыл глаза, положил локти на стол и позвонил Нэнси Хейлз, в офис «Звездной ночи»«, что в киностудии «Астория» в Куинсе. Я навешал ей на уши лапши, что дело Робби передано мне и я проверяю его записи.
– Сколько раз вы беседовали со следователем Курцем? – спросил я ее как бы между прочим.
– Лично? Один раз.
– У вас в офисе?
– Да, и дважды по телефону. – Голос у нее был хриплым, и говорила она медленно. То ли она была уроженкой южных штатов, то ли тупа от природы, то ли в свободное от работы время подрабатывала сексом по телефону.
– Расскажите мне о Микки Ло Трильо.
– Я уже рассказала…
– Знаю, но я хочу услышать это от вас, не полагаясь на его записи. – И добавил потом: – Поверьте, это для вашей же пользы.
– Он сказал… – Она занервничала. – Тот ваш следователь сказал, что, если я буду сотрудничать с полицией, у меня не будет неприятностей.
– У вас не будет никаких неприятностей. Расскажите мне, что произошло.
– Однажды мистер Ло Трильо явился к нам в офис, разыскивая мистера Спенсера, но я уверена, он знал, что мистер Спенсер в тот день и не собирался появляться на работе. Понимаете, к чему я клоню?
– Ага.
– Он спросил бухгалтера, и кто-то привел его ко мне. Он плюхнулся на стул и спросил, не творится ли у нас ничего странного? Я переспросила: «Странного»?
– А он что?
– Он в ответ: «Не полощи мне мозги». Тут я сказала, что не имею права обсуждать с ним дела, а он сказал мне, что он главный спонсор, а я сказала, что я знаю, но пусть он сначала спросит разрешения у мистера Спенсера. – Она помолчала. – Он ведь… Мне кто-то говорил, что он настоящий бандит. Конечно, не как Эл Пачино в «Человеке со шрамом», но я все равно струсила. Потому-то я так и поступила.
– Взяли деньги? – уточнил я.
– Угу.
– Как он вам их передал?
– Ну, как-то подложил под телефонный аппарат.
– Я имею в виду, в каких купюрах?
– По пятьдесят.
– По пятьдесят?
– А что, тот первый следователь не сказал вам, сколько там было?
– Но ведь вы же договорились, – соврал я.
– Десять по пятьдесят.
– И что он получил за свои полтысячи долларов?
– Возможность знать, как идут дела у Линдси Киф.
– Сделайте милость, Нэнси. Я все перепроверяю. Давайте начнем как бы с чистого листа. Объясните мне, что значит «дела Линдси Киф»?
– Это значит дополнительные декорации, и два дополнительных трейлера, и плата водителям такси, и премия Нику Монтелеоне, и четыре внутренних декорации…. Всего этого на самом деле не существовало и в помине… Сай просто сказал мне выписать счета и… ну как бы кое-какие средства перевести.
– На счет Линдси?
– Да.
– И сколько это выходило?
Она прошептала:
– Половина.
– Полмиллиона?
– Угу.
– А с какой стати Линдси Киф получать полмиллиона?
Она зашептала еще тише:
– Не знаю. Я думаю, она угрожала, что уйдет.
Что-то я не врубался. Сай как раз и хотел от нее избавиться.
– Когда это было?
– За три дня до начала съемок.
Я сделал глубокий вдох:
– Нэнси, с какой стати он отписал ей полмиллиона? Ведь у нее и так был контракт, верно?
– Верно.
– Так почему же?
– А потому что он с ума по ней сходил. Точно говорю: с ума сходил. Он готов был на все, лишь бы она была довольна.
Ну все ясно, чтобы она продолжала с ним спать. И только то? Не будь он Саем Спенсером, если бы он этого не сделал. Он мог свободно распоряжаться деньгами, и если бы «Звездная ночь» принесла ему девяносто миллионов, кто бы хватился пятиста тысяч? Таким образом, на миллион плюс еще полмиллиона Сай приобрел себе солидный куш – и актрису, которая угробила его фильм, и деньги. Представляю, какая это была кость в его холеном горле.
– Вам не показалось, что до Микки Ло Трильо дошли слухи о плохой игре Линдси?
– Я думаю… Слухов было много, я убеждена, что какие-то до него дошли.
– Каким образом?
– Думаю, он кого-то подкупил из съемочной группы.
– Например?
– Не знаю.
– А потом узнал от вас, что Сай облапошил его на пятьсот тысяч.
– Да.
– И как Микки отреагировал?
Молчание.
– Следователь Курц ведь говорил с вами?
– Я бы сказала ему, да он не спросил.
– А вы не стали настаивать?
– Да, я боялась.
– Так что же сказал мистер Ло Трильо по этому поводу?
– Он сказал… Услышав о сумме, которую получила Линдси, он сказал: «Ну, я ему кишки узлом завяжу за это!» И вышел вон.
12
Что же, черт побери, стряслось с Робби? Господи, да если бы я решился взяться за Микки Ло Трильо, я бы крушил стулья и вопил бы на копа, настаивающего на том, что преступление совершила бывшая жена. Ну что с того, что Бонни спала с Саем, завопил бы я. Разве это запрещено законом? Ну, облобызала его на прощание, попросила перезвонить, когда вернется из Лос-Анджелеса – а потом отправилась домой. Все, точка. А эта твоя теория по поводу того, что она умеет стрелять? Почему тебя, олух, это так беспокоит? Почему не Микки – или не один из его парней? А как насчет Линдси? Включи свой видак и посмотри, как она скачет с винтовкой, в цвете и звуке.
И даже если эта бывшая жена и в самом деле все эти годы спала, засунув мелкашку между ног, это разве означает, что она пришила Сая? Разве способна милая и добрая баба спланировать такое подлое и хладнокровное убийство? Мы ведь имеем дело с реальной жизнью, а не с романом Агаты Кристи, будь она неладна, в котором кузена лорда Смедли-Бедли пришивают сразу после того, как он побаловался плюшками в компании местного викария одним ненастным полднем.
И еще имей в виду, болван, проревел бы я, и, вероятно, ткнул бы в него ручкой, как копьем, послушай меня внимательно! Ты забыл классическое определение личности преступника. Кто скорее застрелит предателя? Сценаристка, которую послали на фиг, переспавшая со всем мужским населением Южной Стрелки и привыкшая к тому, что ее все посылают? Или Всем Известный Бяка, только что обнаруживший, что его якобы закадычный дружок нагрел его на полмиллиона баксов?
Будь я на месте Робби, я бы настоял на своем. Я бы выстроил против Толстяка Микки целую теорию. А Линдси? Она, все ж таки, кинозвезда, – эгоист по определению, а Сай собирался послать ее на все четыре стороны.
Так что же, черт побери, складывалось не так, как должно было бы? Сидя на той встрече, в понедельник, раскладывая карты против Бонни, почему Робби как-то моментально покрыл некоторые из этих карт? Это же было проще пареной репы.
В моей голове промелькнуло: о Господи, неужто я сгубил невинную душу?
Но я тут же сказал себе: дубина, ты подумай только, что она с тобой сделала? Эта мисс Сама-Естественность – потрясающая обманщица с актерскими способностями. Сначала она комкает ордер на обыск, посылая в твою сторону взгляд, исполненный боли и недоумения по поводу того, что некоему злодею пришло в голову ее обидеть. А потом она перестает тебя замечать. У нее сногсшибательная интуиция. Ты вообразил, что умеешь держать себя в руках, но она умудрилась угадать, что ты на нее запал. И вот она садится у камина и трясется от холода в весьма жаркий летний день. И губы-то у нее дрожат. Клянется, что она этого не делала. А чего бы ей, спрашивается, не клясться? Она прекрасно знает, как страстно обманутые жаждут оставаться обманутыми. И еще она понимает, что ей больше нечем тебя взять… И тогда, понятно, делать нечего, она идет на последний шаг. Приезжает в управление, одевшись как можно соблазнительнее и нацепив золотые серьги.
А вдруг она не лжет?
И почему она лгала раньше?
И, наконец, что, если она лгала не намеренно, но тем не менее его не убивала?
Не убивала? Взять Бонни, Микки и Линдси. Кто из них троих вероятнее всего… В этот самый момент в комнату вошел Робби и засуетился. Ему не понравилось, что я положил на его стол ноги, в опасной близости от его письменных принадлежностей, но он был слишком возбужден, чтобы тратить время на препирательства.
– Бонни уже в лаборатории!
Пожалуй, только легкое беспокойство, что подошва моего ботинка изгваздает латунную табличку «Следователь Роберт Лео Курц» удерживала его от довольного утробного урчания.
– Она уже там. С адвокатом. – Я не шелохнулся. – В чем дело? Не хочешь взглянуть?
– Как насчет взятки от Микки? – спросил я.
Он изобразил из себя деревенского тупицу – такого идиота, что я немедленно распознал притворство.
– Взятки бухгалтеру «Звездной ночи».
– А кого это трогает?
– Меня. Мы ведь знаем, что у Микки не алиби, а дерьмо. Следовательно, и у него была возможность убить. А теперь, после того, что сказала бухгалтерша, всплывает мотив. Какого черта ты не стал выяснять дальше?
Робби предупредительно поднял руку и вытянул ее вперед, растопырив пальцы. Прекрати, мол! Вид у него был злобный. Он был похож на одного фашистского вида кретина из полицейской академии, обучавшего нас, как регулировать поток машин.
– Секундочку, Стив.
Раздраженный. Очень раздраженный.
– У нас уже имеется преступник, и мы все согласились, что это и есть реальный преступник, и она уже в лаборатории, как мы и договаривались.
Он надулся, вышел из кабинета и зашагал к лаборатории.
Я догнал его. Угораздило же Робби родиться таким кретином! В уголках его рта застыли следы зубной пасты. Он источал запах лака для волос. Его бежевый костюм был в цвет мокасинам. Это был дерьмовый костюм, вполне подходящий такому болвану, как он: ткань якобы должна была выглядеть дорогой, типа букле, но смотрелось все это как будто выкроенным из мешка, испытывающего аллергию на собственное уродство. Плохой покрой его брюк подчеркивали пузыри на коленках.
– Слушай, подойди на пару слов, – окликнул его я.
Он даже не остановился.
Мы подошли к лаборатории в тот момент, когда Бонни и Гидеон уже уходили. Она прижимала ватный тампон к сгибу локтя, откуда брали кровь, и не заметила меня, пока я не спросил: «Ну как все прошло?» Тут она подняла глаза и перепугалась – этакая девушка из фильма ужасов, только что столкнувшаяся с монстром.
Я для нее и был монстром. Она бросилась бежать от меня с такой скоростью, что выскочила из туфли и упала бы, если бы Гидеон вовремя не подхватил ее под руку. Ей пришлось повиснуть на нем, чтобы удержаться на ногах.
На секунду ее глаза встретились с моими. Так и есть: в них я прочел ужас. Взгляд ее блуждал, зрачки расширились. А потом она стремительно направилась прочь, к холлу. Ее размашистую и быструю походку сдерживала только узкая юбка, и только поэтому Гидеону удалось ее догнать.
Когда они скрылись за углом, Робби сказал:
– Я пойду к окружному прокурору, возьму ордер на арест.
И собрался уходить.
Я вцепился в рукав его мерзкого костюма:
– Погоди.
– Чего погоди?
– Зря мы это все закрутили.
– Нет, не зря.
– Зря.
– Нет!
– Робби, сколько человеко-часов ты затратил на поиски винтовки? Думаю, пока недостаточно. Надо этим вплотную заняться.
Его верхняя губа поползла вверх, он оскалился, как собака. Зубы у него были в цвет бежевому костюму и мокасинам.
– Что, черт побери, с тобой происходит? – завопил он. – Что ты сопли распустил? Допрыгаешься: она от нас сбежит.
– Куда это она сбежит?
– Да куда угодно. Если хочешь знать, когда я рылся у нее в стенном шкафу, я наткнулся на альпинистские ботинки! И рюкзак!
– Ос-с-поди, она же ведь из еврейской семьи. Что она, по-твоему, может такого-эдакого предпринять? Бежать в лесную чащу?
Я уж не стал ему рассказывать, что именно этого-то я и боялся. И от подобного кошмара накануне ночью пять часов не мог заснуть. Бонни и вправду могла скрыться. Я чуть было не удавил себя жгутом потной скрученной простыни, пока ворочался. Она могла сбежать, пробраться на север, украсть лодку и уплыть с Лонг-Айлэнда к чертовой бабушке.
– Или ты думаешь, пидор-адвокат станет прятать ее в своем винном погребке?
– Она может вернуться в Юту.
– И что с того? У нас есть адреса ее братьев и папаши в Аризоне. Ей негде скрыться.
– Если мы сцапаем ее прямо сейчас, до субботы, мы с тобой будем героями. Проклятье, неужели тебе плевать на свою карьеру?!
– Затолкай ее себе в задницу, Робби.
Робби треснул кулаком об стену. Удар получился глухой и невпечатляющий. Зато заорал он так, что эхо разметалось по коридору – думаю, нас услышали все.
– Ты угробишь все дело!
– Ничего подобного. Я буду делать свое дело, отслеживая все возможные версии. И я не собираюсь никому лизать задницу и срезать на поворотах только потому, что мечтаю о повышении по службе. – Я громко чмокнул губами. – Кушать подано, капитан Ши. Вот вам разгадка ужасного убийства, которое приковало внимание всей Америки. Пользуйтесь ради Бога, но учтите, что вам предстоит отвечать за все последствия. А я жажду вознаграждения за отлично выполненную работу…
Робби сжал кулаки и поднялся на цыпочки. В карманах его брюк зазвенели ключи.
– Боже милостивый, Робби, только не бей меня!
– Заткни свой поганый рот, Бреди!
– Не обижай меня, мне уже пятый десяток пошел.
– Слушай, ты, козел, сукин кот, пьянь подзаборная, я все равно пойду в прокуратуру за ордером. Прямо сейчас.
Валяй. Канай отсюда. А пока ты пилишь в прокуратуру, я пойду к Ши и расскажу ему, какая ты ленивая сволочь и как ты сразу хватаешься за пушку и пытаешься впаять ему дело, которое развалится на куски через пять минут после того, как им займутся серьезные юристы.
Все это, я вам скажу, выглядело как в кино. Я не сдвинулся с места. Робби с минуту еще посжимал кулаки, но в конце концов медленно их разжал. Он растопырил пальцы – вот-вот меня задушит. Наконец, я посоветовал:
– Охолони.
– Да пошел ты, алкаш.
– Послушай меня. Не гони волну. Ты нажмешь на Ши, а потом прокуратура штата обнаружит кучу сомнительных моментов. Например, например, Микки Ло Трильо. Или Линдси.
– Ха, Линдси, – усмехнулся он.
– А ты что, не сечешь? Одна паршивая газетенка на днях собирается опубликовать ее фотографию из фильма «Трансвааль», где Линдси несется на коне с винтовкой. И заголовочек: «Кто научил Линдси убивать?» А известно ли тебе, что «Дейли ньюс» планирует посвятить целую полосу связям Сая с мафией? Не приходит ли тебе в голову, что, если мы не сможем ответить на вопросы, которые возникнут в результате данного нами одного-единственного ответа, – я имею в виду Бонни Спенсер, – тогда наше отделение будут считать полным дерьмом, катящим баллон на эту бедняжку. И тогда мы с тобой окажемся как раз теми самыми кретинами, которых за это и вздрючат?
Робби не ответил. Он слушал меня не перебивая. Потом опустил руки, разжал кулаки и, шаркая своими каблукастыми мокасинами, поплелся в отдел убийств.
– Пожалуйста, Джерми, только не спрашивай меня об этом деле, – сказал я в телефонную трубку.
– А я и не собираюсь, – прогнусавил он своим хорошо поставленным голосом. – Я кинокритик, а не газетный сплетник. Я даже не спрашиваю, что там у тебя не заладилось в следствии. Я только спросил, что с тобой происходит. Ты какой-то – даже не знаю, как сформулировать, – потерянный. Усталый.
– Староват я для такого дерьма.
Изгнав Кислого Фрица с нашего общего письменного стола, я разложил перед собой все свои папки.
– Расскажи-ка мне про Линдси Киф.
– Мне это начинает нравиться. Классический «черный» жанр. Неотесанный коп «западает» на платиновую блондинку и притом далеко не простушку.
Ему удалось заставить меня улыбнуться на секунду:
– Я хотел узнать о «Трансваале».
– Это еще зачем?
Я замялся, а потом сказал:
– Я хорошо тебя знаю, Джерми: ты не станешь трепаться.
– Ты прав, Стив.
Я вдруг понял, что калякаю на обложке папки с документацией по Бонни. Параллелепипеды с тенями. Ее инициалы. Я обнаружил, что они зеркально повторяют мои собственные.
– Так и быть, я слыхал, что в одном из фильмов Линдси стреляла из винтовки.
Тут Джерми шумно и манерно выдохнул, издав что-то среднее между «ах!» и «ох!».
– Мой вопрос заключается в следующем: можешь ли ты – не тратя излишних усилий – назвать мне имя кого-либо, кто участвовал в съемках этого фильма?
– Кого-нибудь, кто может сказать тебе, действительно ли Линдси умеет стрелять, или она просто спускает курок, а за кадром кто-то кричит: «пиф-паф!»?
– Угадал.
– Позвони мне через час. – Он помолчал. – И еще, знаешь, я тебе как старый друг скажу… что-то ты сам не свой. Наплюй на все, идет?
– Постараюсь, – сказал я. – Все будет хорошо.
Я позвонил Линн, надеясь, что попаду на автоответчик. Но трубку взяла она сама.
– Алло?
Чрезвычайно приветливый голос. Мне нечего было ей сказать. Я повесил трубку и набрал номер брата.
– Истон, вот что. Послушай. Помнишь, ты мне говорил, что Сай ни за что бы не уволил Линдси? – спросил я.
– Угу, он хотел ее припугнуть, но никогда бы этого не сделал, – голос у Истона был какой-то простуженный, я бы даже сказал, полусонный.
Скорее всего, я прервал одну из его ритуальных марафонских спячек: держу пари, он валялся в постели в полосатых пижамных штанах, телефон стоял на подушке на полу, чтобы приглушить звонок, а шторы сколоты английской булавкой, чтобы в комнате царила полярная ночь. Он иногда залегал в такие спячки, и это был его способ убежать от реальности. Это длилось неделями и изредка перемежалось шаркающими посещениями кухни в кожаных шлепанцах, где он, не садясь, брал ложку и рассеянно съедал что-нибудь жидкое – мороженое или фруктовый десерт, словно кормил младенца, который вовсе не был голоден. Иногда он пытался оправдаться: доктор говорит, это простуда, – и слегка покашливал. Припадки сонливости случались у Истона как раз тогда, когда он вдруг обнаруживал, что ему не стать суперзвездой среди страховых агентов или светилом в сфере торговли мужской одеждой. Он обычно начинал опаздывать на работу и уходить пораньше – иногда сразу после обеда. Затем ему названивало начальство, сначала увещевая, а потом сообщая, что он уволен, а Истон мямлил в ответ: «Как хотите», вешал трубку и отправлялся спать дальше.
Теперь, когда Сая не стало, не существовало повода, ради которого стоило прерывать свой драгоценный сон.
– Ист, будь любезен. Сосредоточься на секунду.
Раздраженно:
– Я в форме.
– Как по-твоему, могла ли Линдси знать, что Сай отправил сценарий «Звездной ночи» Кэтрин Пурель или что Сай собирается встретиться с ней в Лос-Анджелесе?
Истон попытался настроиться на размышления. Я прямо-таки видел, как он мотал головой, пытаясь прочистить мозги.
– Знала ли она об этом? – повторил он. Неожиданно в его голосе зазвучали тревожные нотки, появилась заинтересованность, настороженность. – А что это ты заинтересовался Линдси?
– Понимаешь, я знаю, что ты, как это получше сказать? В некотором роде влюбился в нее, так что постарайся быть объективным, Ист, это ведь убийство.
– Так ты думаешь, что Линдси каким-то образом прознала про это… Стив, но это же идиотизм. Дай мне подумать. Я, кажется, задремал на пару минут. Я еще не совсем проснулся.
Я дотянулся до ящика письменного стола, выудил брелок с кусачками и пилкой для ногтей и занялся чем-то отдаленно напоминающим маникюр. По-моему, у меня хватило бы времени на то, чтобы снять ботинки и сделать себе педикюр, но тут Истон наконец заговорил, правда, крайне неохотно:
– Линдси проявляла некоторое любопытство по поводу дел Сая.
– В чем это выражалось? Она совала нос в его дела?
– В каком-то смысле да.
– Например?
Он не ответил.
– Перестань играть в благородного идальго. Я не собираюсь ее арестовывать. Я просто собираю информацию.
– Линдси входит в число подозреваемых?
– Нет.
– А кто входит?
– Только это не для разглашения, ладно?
– Ясное дело.
– Его бывшая жена Бонни. Но штука в том, что в фильме под названием «Трансвааль» Линдси вовсю стреляла из винтовки, поэтому нужно ее допроверить. Так что, совала она нос в его дела?
– Я употребил слово «любопытство». Видишь ли, Сай обычно ходил купаться в бассейн после нее. Так что когда она возвращалась в дом, якобы принять душ, она на самом деле сразу же бежала в его кабинет.
– И что?
– И делала вид, что ищет марки или скрепки, а сама просматривала все бумаги на его столе. Кстати, я вспомнил: у Сая была электронная записная книжка. Однажды я видел, как Линдси нажимала на ней кнопки. Думаю, она просто просматривала все записи. Я понимаю, что у тебя складывается впечатление, что она вела себя бесцеремонно. Это не совсем так. Сай был ей больше чем любовник, он был ее работодателем. Ей лучше, чем кому-либо другому, было известно, насколько бесцеремонно он сам может вести себя с теми, кем он недоволен, а ей он уж точно не был доволен. Так что она защищала свои собственные интересы.
– Напряги интуицию, Истон. Ты думаешь, она знала, зачем он поехал в Лос-Анджелес?
– Интуицию?
Он задумался. Я ждал.
– Она действительно становилась все любопытнее и любопытнее. Совершала обыски в его кабинете все чаще и чаще. Проверяла его факс с утра пораньше, пока Сай еще спал, до того, как поехать на съемочную площадку.
– Откуда ты знаешь, что у них там по утрам творилось?
– Мне нравилось заезжать к ним пораньше. Это их так… смущало.
– Слушай, думаешь, ты первый за всю историю человечества, кто втюрился в бабу? Я ведь твой брат. Скажи мне, ты ведь приезжал пораньше, чтобы увидеть ее?
– Да. Но она на самом деле никогда не скрывала от меня своей заинтересованности в делах Сая. То ли думала, что я просто элемент домашней обстановки – что-то вроде обоев или тумбочки, – и не представляю для нее угрозы, то ли ощущала, как я к ней отношусь, и чувствовала себя в безопасности.
