Текст книги "Книга тайн (СИ)"

Автор книги: Светлана Гольшанская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 44 страниц)

Разглядывая зрителей сквозь шторы вагончика, Сесиль объясняла:

– Когда захватывающих номеров было больше, нас приглашали выступать на главных площадях больших городов. А здесь заработков почти нет. Виктор обещает, что мы вот-вот тронемся дальше, но отчего-то медлит.

На подогрев публики вышли Гийом с Маризой в одинаковых канареечных костюмах. На головах – рыжие парики, лица выбелены, нос, глаза и губы накрашены красным. Они дурачились, кривлялись и топали друг на друга. После их шуточной потасовки раздались жидкие хлопки – зрители откровенно скучали.

На плацу показался малыш Зигги с тремя белыми кобылами. Стоя на спине у Лайги, он проехал вдоль арены. Удерживая двух других лошадей рядом с ней, Зигги перекинул поводья в одну руку, а другой поприветствовал публику. Почуяв свободу, кони понеслись по плацу. Зигги спрыгнул на полном ходу и так же легко запрыгнул обратно. Опёршись руками о седло, он взмахнул в воздухе ногами и перевернулся задом-наперёд.

Публика захлопала куда более воодушевлённо. Зигги снова помахал рукой и свесился кобыле под брюхо, взобрался обратно и осадил её. Лайга встала на вертикальную свечу и зашагала по арене на задних ногах. Публика засвистела. Тогда кобыла опустилась на все четыре ноги и загарцевала, высоко задирая копыта.

После она повернулась в центр арены и помчалась по кругу галопом, меняя ведущую ногу на каждый темп. Возле выхода Лайга остановилась и сделала величавый пируэт. Отвесив публике низкий поклон, Зигги с лошадьми удалился. Публика немного оттаяла.

Следующим выступал Виктор. На нём был чёрный костюм, на голове – высокая шляпа. Пальцы ловко перебирали колоду карт, то рассыпая их веером, то собирая воедино.

– Какую вы загадали? – спрашивал фокусник, улыбаясь притворно. – Эту? – показывал он верхнюю шестёрку треф.

Зрители мотали головами и кричали: «Нет! Нет!»

– Эту? – он вынимал из середины даму червей.

Дети прикладывали ко рту сложенные лодочкой ладони и кричали: «Фу! Фу! Позор!» Взрослые хмуро отмалчивались.

– Тогда, может, эту? – лукаво улыбался Виктор, показывая возникший в его ладони словно из ниоткуда туз пик.

«Да! Да!» – радовались дети.

Взрослые сдержанно хлопали.

Фокусник поделил колоду на две части и выпустил карты из ладоней вихрем белых птиц. Публика насторожилась, наблюдая, как они покорно собираются у него в руках.

Колода упала в подставленную шляпу, ладонь с длинными ловкими пальцами провела по тулье.

– Крибле-крабле-бум!

Зрители прижали к себе детей. Виктор запустил руку в шляпу и за уши вытянул оттуда белого кролика. Ребятишки засмеялись и захлопали, взрослые облегчённо выдохнули и расслабились.

Фокусник спрятал кролика в шляпу и надел её на голову. Из его левого рукава вылезла бесконечная лента из связанных друг с другом платков. Стоило встряхнуть ею, как она исчезла в его правом рукаве. Виктор коснулся тульи шляпы, грациозно поклонился и удалился под сдержанные хлопки.

Действительно, жалкое зрелище. Повадками хозяин походил на мороча, хотя его ауру явно скрывал амулет Кишно. Наверняка из воды и тумана Виктор мог творить объёмные, неотличимые от реальности иллюзии, как наставник Гвидион. Вряд ли эта толпа сумела бы представить настолько грандиозное зрелище, а если бы увидела воочию, то точно не осталась бы равнодушной. Жаль, безумно жаль, что Виктору, как и всем одарённым, приходится закапывать свои таланты в землю, притворяясь обывателем.

На плац прошествовал смуглый силач Маньялай. Дети завизжали, приплясывая на месте. Силач поднял с земли несколько валунов, подкинул их и поймал, словно они были не тяжелее мячиков для жонглирования. И это – без дара!

Ржавые подковы не ломались в его руках, а словно по волшебству принимали самые разные формы. Замысловатые фигурки доставались зрителям в передних рядах, и те вертели их в руках, озадаченно потирая затылки.

Маньялай перешёл к стопке кирпичей. Замахнулся. Хрясь! Они раскололись от одного удара ребром ладони.

Публика взорвалась хлопками и криками поддержки. Маньялай зычно свистнул. Толкая и сбивая друг друга с ног, дети рванули на плац.

– Ты быть вчера, а ты позавчера, а ты первый раз, – говорил силач, выбирая добровольцев.

Ими оказались два маленьких мальчика и похожая на сорванца девочка. Маньялай подхватил их на руки и начал жонглировать, как котятами. Дети пищали от восторга и требовали продолжения. Зрители воодушевлённо галдели. Виктору пришлось снова выйти к публике и призвать её к порядку.

Сесиль сжала ладонь Николаса:

– Ты уверен, что справишься с гримом?

Он кивнул.

Она направилась на плац. Маньялай выкатил большой деревянный шар, синий с серебряными звёздами и месяцами. Танцовщица улыбнулась и вспорхнула на снаряд, помахивая зонтиком, которым помогала себе держать равновесие. Переступая босыми ступнями, Сесиль закружилась, словно маленькая фея и завела задорную песенку. Складки юбки трепетали в такт, развевались тонкие кружева. Вот это, и впрямь, артистизм!

Шар катился по плацу, постепенно набирая скорость. От движений танцовщицы не получалось оторвать взгляд. Сесиль плавно раскачивалась из стороны в сторону, сгибая и разгибая колени. Руки то перекрещивались, то расходились в стороны, поднимались и опускались, вертя запястьями. Сесиль вытягивала шею и встряхивала золотистыми локонами. Вот, оказывается, кто – подлинная звезда представления.

Зрители подпевали нестройными голосами, бросали цветы и монеты. Пора!

Николас вернулся в вагончик и надел костюм из красной ткани с матовым блеском. Охотник оказался выше Зайдана, и Сесиль пришлось нашивать на штанины и рукава чёрное кружево. Ещё немного она добавила на груди и бёдрах для красоты.

Разглядывая Николаса на примерке, Сесиль охала:

– Ты такой… зловещий. Как король-колдун из страшных сказок. Это слишком, надо переделать!

– Не стоит, времени не осталось, – отмахнулся Николас.

Ему-то такой облик нравился. Публика точно не забудет.

Он подсел к маленькому зеркалу. На покрашенное белилами лицо легли три красных полосы наискосок от правого виска к левому краю челюсти. Похожую маску он смастерил в Храме Ветров.

Зазвенел гонг, приглашая на выступление.

Выбравшись из вагончика, Николас прошёл сквозь толпу. Все оглядывались на него и перешёптывались, предрекая провал нового артиста. Над плацом между двумя столбами уже был привязан канат, Виктор вместе с Маньялаем натягивали под ним сеть для страховки. Надо же, как расстарались.

По вбитым в столб колышкам Николас поднялся наверх. Умирающее солнце затапливало мир багрянцем и расползающимися тенями. Освещение превратило канатоходца в трепещущий язык пламени. Он – посланец заката, Вечерний Всадник.

Зрители задирали головы и ахали, разглядывая его в поднебесной выси. Охотник изобразил артистичный подъём, цепляясь руками за воздух. Ступни вышагивали уверенно, пальцы ног цепко хватались за канат. У противоположного края столба Николас подобрал ведро с мячами и принялся жонглировать. Они кружили над его головой ритмичным хороводом, сопровождая каждый шаг. В такт сердцебиения, ни одного лишнего движения, ни одной ошибки, иначе – позор и крах.

Над плацом воцарилось молчание. Зрители даже боялись дышать, глядя на канатоходца во все глаза. Щекочущие живот переживания витали в воздухе.

Забросив мячи обратно в ведро на голове, Николас остановился у столба и перевёл дыхание. Лишь через несколько мгновений публика очнулась и загудела, показывая на него пальцами.

Сесиль забралась на противоположный столб. Они направились навстречу друг другу. Николас старался двигаться с ней в ногу, хотя ширина их шагов была несоизмеримо разной. На середине они сомкнули руки. Он присел, Сесиль вспорхнула ему на плечи. Охотник распрямился, придерживая её за талию, и поднял над собой. Танцовщица и весила-то как пёрышко.

Опустившись обратно ему на плечи, она начала жонглировать. Николас подхватил мячики снизу и включился в её игру. Вместе. В одном ритме. Дышать и двигаться, словно одно существо.

Зрители снова следили молча. Что же они такие непробиваемые? Неужели представление их совсем не забавляет? Что нужно сделать, чтобы их впечатлить? Зависнуть над бездной за миг до гибели? Упасть грудой сломанных костей к их ногам?

Николас снова забросил все мячи в ведро на голове. Сесиль взяла его в руки, и он опустил её на канат. Парный номер завершился, они разошлись в противоположные стороны.

Оставалось самое трудное. Нужно, как во время учёбы, сделать это для себя. И пускай бессердечная публика утрётся!

Николас резко развернулся и колесом двинулся по канату. Тягостная тишина давила на уши. Все, все до единого взгляды были прикованы к нему, зрителей как будто прибывало. Завидев его, они застывали как заворожённые и следили безотрывно, словно бы от него зависели их жизни.

Охотник добрался до середины, сел на шпагат и наклонился из стороны в сторону, улыбаясь самому себе. Ладонь ухватилась за канат, Николас оттолкнулся и повис на одной руке. Море людей заволновалось, зрители ахнули.

Из толпы выделился потрясённый взгляд, остальные исчезли. Он прожигал насквозь, метил в самое сердце. Ветер доносил обрывки жадной мольбы: «Мой! Мой! Ненавистный и настолько же безмерно любимый. Всегда был и будешь. Мы – одно, как отражение и тень».

Внутри всё переворачивалось и сжималось, будто над шеей завис топор палача.

Кто ты? Где ты? Чего хочешь от меня?

Расталкивая зевак, вперёд пробивался светловолосый парень в приметном голубом плаще. Молодой Лучезарный. Демоны! Прозрачно-голубые глаза широко распахнулись, тонкогубый рот приоткрылся, лицо вытянулось от изумления.

Дышать! Дышать! Не отвлекаться. Сейчас нельзя ударить в грязь лицом.

Николас подтянулся, поднялся на ноги и поклонился. Щёки горели, кровь грохотала в ушах. Глаза Лучезарного словно затягивали в себя и топили. Охотник никак не мог вырваться из тенёт наваждения.

Публика взорвалась восторженными криками, яростно хлопали ладоши, звенели монеты, ударяясь о землю. Но похвала уже не волновала.

Пьяно пошатываясь, Николас доковылял до столба и принялся слазить. Внизу собралась вся труппа.

– Не переживай! Ты был лучше всех, – поцеловала его в щёку Сесиль, когда он спустился.

Охотник вымученно улыбнулся и поклонился вместе с остальными. Зрители всё хлопали и хлопали, не желая расходиться. Виктору пришлось пообещать, что если артистам дадут отдохнуть, то вскоре состоится следующее не менее захватывающее представление.

Когда толпа поредела, циркачи разбрелись по своим делам. Лучезарный и ещё несколько мужчин направились к Сесиль с букетами роз и астр. Улыбаясь, она дарила поклонникам воздушные поцелуи. Николас уже собирался ретироваться, как танцовщица ухватила его за запястье.

– Сейчас познакомлю. Забыл?

Он сглотнул ставший в горле комок. Только не Лучезарный! Но нет, ушли все, кроме него. Одного с Охотником возраста, он был на полголовы ниже, по телосложению такой же сухой. Прямые светлые волосы доходили до середины шеи. Мягкие черты лица вкупе с яркими незабудковыми глазами делали его смазливым почти до женственности. В голубом плаще Лучезарный очень походил на алтарные статуи посланников Единого, словно с него их лепили.

– Это Мортимер Стигс из Авалора, наш новый канатоходец, – представила его Сесиль. – А это мой друг Олаф Харальдссон. Он большой ценитель цирковых представлений.

Конечно, кем ещё мог оказаться добрый единоверец, как не Лучезарным? Впрочем, зловещего шёпота больше не доносилось. Аура была насыщенно голубой, как у обычного одарённого мыслечтеца. Никаких следов Мрака. Может, почудилось?

Олаф вручил Николасу букет красных роз и с воодушевлением пожал руку.

– Морти немного волнуется. В первый раз выступать перед публикой страшно, – объяснила оторопь Охотника Сесиль.

Губы закаменели, лицо отказывалось повиноваться и принимать дружелюбное выражение.

Олаф положил руку Николасу на плечо:

– Честно говоря, Сесиль просила подбодрить тебя, как бы ты ни выступил. Но на канате ты был великолепен, словно летал на крыльях. Это истинное волшебство!

– В ваших устах это звучит жутко, – выдавил из себя Охотник.

– О, прости! – спохватился Лучезарный. – Я слишком мало общаюсь за пределами ордена, поэтому могу ляпнуть глупость. Я не собирался тебя ни в чём уличать. Мне… мне действительно очень понравилось!

Его аура озарилась голубыми прожилками, к голове потянулись тонкие мысленити. Хотел ли Лучезарный прочесть или что-то внушить? У защиты ветроплава всего один недостаток – невозможно понять, чего добивается мыслечтец, а потому и притворяться сложно.

Гвидион обучал Николаса забивать голову тем, что от него ожидали услышать. Поверхностный слой создавал иллюзию безобидности, а сокровенные тайны скрывал ветроплав. Вроде бы нет их, а есть только будничная суета. Но как же противно, когда мысли потрошат и выворачивают наизнанку.

По спине тёк холодный пот, хотелось передёрнуться и отбросить вторженца.

– Ничего страшного! Извинения приняты, – Николас собрал волю в кулак и заставил себя улыбнуться.

Сбежать бы в вагончик и снять грим, стянувший лицо коркой, но Олаф ухватил Охотника за запястье.

– Позволь мне загладить свою вину! Хочешь, я покажу тебе этот древний город? Со мной тебя пустят туда, куда для остальных путь закрыт.

Лучезарный будто предлагал сделку с демоном, причём самую притягательную. Ведь как иначе попасть в Библиотеку? Вероятно, это ловушка. Впрочем, зачем? Под носом единоверцев Николас уязвим донельзя, это ему впору употребить всю хитрость и смекалку, на которую он только способен.

А если дружба с Олафом поможет? Под его покровительством другие Лучезарные не станут присматриваться к бедному циркачу.

– Было бы замечательно, – ответила за него Сесиль. – Морти как раз ищет работу в городе.

– Я приду за вами в ваш выходной, м? – предложил Лучезарный и рассмеялся: – Не бойся, мы не едим младенцев, что бы о нас ни говорили.

«Я тоже, но кого это волнует?»

– Я не могу вам отказать, – пробормотал Николас.

Олаф посмурнел и отстранился. Без его всепроникающего взгляда дышалось намного свободнее.

========== Глава 26. Великая Библиотека ==========

1567 г. от заселения Мунгарда, Священная Империя, Эскендерия

Переодевшись и стерев грим, Николас уступил место Сесиль, которая только что вернулась с прогулки. Она смотрела с укоризной, он же отмалчивался, изображать дружелюбие стало как никогда сложно.

С наступлением сумерек Виктор снова отправился на кладбище за рощей. Надо бы разведать.

Николас поседлал своего мерина, обвязал копыта тряпками и помчался вдогонку. Дорога петляла между полуразрушенной стеной и курганами, возведёнными над братскими могилами тех, кто пал в битве за город. В тени раскидистых вязов показалась внушительная каменная арка. Привязанная к соседнему дереву Лайга тревожно прядала ушами. Николас оставил Серого возле неё и двинулся дальше.

Кладбищенская тропа была узкой и каменистой. Приходилось шарить в темноте ногами, чтобы не споткнуться. Древние письмена с трудом просматривались на покрытых мхом и мелкими трещинами камнях. Стёсанные полукругом плиты почти не отличались друг на друга. Безмолвие могил не нарушал ни один звук, лишь вдалеке виднелся тусклый огонёк факела.

Николас беззвучно приблизился к нему и замер. Виктор склонился над стоявшей поодаль могилой.

Не оборачиваясь, он спросил:

– Вынюхал мою тайну? Донесёшь Голубому Капюшону? Я тут вспомнил, кого с детства приучают лазать по канатам, как обезьяны.

– После этого ты считаешь, что я пойду к Лучезарным?

– Да кто ж знает, времена нынче лихие, – Виктор тяжело вздохнул.

«Филипп Леманн» – было выбито на камне руницей. И ниже: «Герой Войны за веру, защитник Эскендерии».

– Твой отец? – догадался Николас.

Так вот почему он сюда рвался. Кое в чём Охотник его понимал, сам бы с удовольствием съездил на Авалор, чтобы отдать последний сыновний долг на могиле отца.

– После его гибели мать забрала меня в цирк своих родителей, дала их фамилию и обучила ремеслу. Раньше отца почитали как героя и приносили цветы на могилу каждую годовщину, а теперь вот-вот сравняют с землёй всё кладбище. Я хотел проститься с ним до этого, – сознался фокусник сиплым голосом.

Николас скорбно отвёл взгляд. Есть ли могила у его семьи? Или их просто сожгли, а кости бросили на пепелище?

– Ты уже простился. Уезжай! Для таких, как ты, здесь очень опасно, – предупредил Николас.

– Как мы, ты хотел сказать.

Циркач уселся, скрестив ступни, у могильной плиты. Упрямец! Точно наведёт на себя Лучезарных.

Охотник махнул на него рукой и вернулся в лагерь.

***

Следующие дни были заняты представлениями. Зрителей приходило всё больше, их восторг захлёстывал гулом хлопков и выкриков. Разговорами о тяжёлых вещах никто не донимал, и то радовало.

Выходной наступил неожиданно. Сесиль разбудила Николаса на заре, Олаф уже дожидался у вагончика.

Как и в прошлый раз, Лучезарный улыбался добродушно и разговаривал вежливо, из кожи вон лез, чтобы завоевать доверие, но хотя бы мысли не читал.

Они обошли стену снаружи и пересекли парадные ворота, на которых ещё чернело место, где прежде висели гербы Сумеречников. Стража пропустила гостей Лучезарного без очереди и лишних вопросов.

Эскендерия некогда была столицей свободного купечества и наук всего Мунгарда. Здесь пересекались торговые пути, идущие с востока на запад и с севера на юг. Но отгремевшие недавно битвы оставили на лице города много ран. То тут, то там попадались чёрные язвы пепелищ, скалили зубы каменные развалины.

Главную улицу ограждали колья с посаженными на них преступниками против веры. На восковых лицах застыли маски страдания. Трупный запах пропитал весь город, мухи роились вокруг иссушенных зноем тел.

– Ничего! Лорд Веломри приказал всех убрать, пока никакая зараза по городу не распространилась, – в извинение сказал Олаф.

– Морти, ты же тоже воевал против староверов, – попыталась разговорить его Сесиль.

– Сеча на поле брани, когда кровь вскипает от опасности и азарта – это другое, – возразил Николас. – Хотя убийство всегда остаётся убийством. Смерть – не то, из чего стоит устраивать представление. А ты воевал здесь? – обратился он к Лучезарному.

Олаф долго уговаривал его перейти на дружеское «ты», и Охотник сдался.

– Нет, я ещё учусь.

– Мне казалось, что учитесь вы лет до шестнадцати.

В общине Каледонских гор шептались, что Лучезарные переняли систему обучения и управления Сумеречников – ничего лучшего не придумали.

– Простые солдаты – да. Но если ты хочешь стать дознавателем, нужно отучиться в Академии ещё четыре года. Я уже почти закончил. Сюда приехал после осады на практику, – объяснил Олаф. – Если всё пройдёт удачно, то поступлю на высшую ступень и через несколько лет стану судьёй. Это моя мечта.

– Будешь карать неверных? – насторожился Николас.

– Защищать невинных.

Это с какой стороны посмотреть.

– Зачем тебе мы? – не выдержал Николас.

Сесиль недовольно фыркнула.

– У меня нет друзей, – признался Олаф. – Я родился в лапийском городке Вижборге, в семье бедных фермеров. От родителей меня забрали очень рано, я их почти не помню. Мне покровительствует сам лорд Веломри. Благодаря ему я поступил в элитную школу, где учились дети знатных Лучезарных. Мне претило их высокомерие. Их способности уступали моим, и всё равно они были достойнее, потому что родились на «благословенной» земле Империи. А те, кого я встречал за пределами ордена, сторонились меня из-за голубого плаща. Я полностью посвятил себя учёбе и достиг больших успехов. Одолел ступени, которые многим из моих одногодок оказались не под силу. Это ещё больше отвратило сослуживцев от меня. Да и взгляды у меня слегка необычные. С простыми людьми проще. По крайней мере, мне бы хотелось, чтобы вы стали моими друзьями.

Чем больше они разговаривали, тем больше Николас проникался к Олафу сочувствием и даже симпатией. Понимал то, что Лучезарный недоговаривал. Его дар оказался на редкость сильный, истинный, судя по яркой ауре. Видимо, Лучезарные-собиратели обнаружили Олафа, когда тот ещё крохой, и отняли у родителей до того, как он успел достигнуть возраста первого посвящения. Похоже, у ордена были большие планы на этого талантливого мыслечтеца. Лишь бы его не заразили осколком Мрака и не обратили в Предвестника.

К центру улочки сужались, кольев и виселиц с трупами становилось меньше. Сохранившиеся дворцы поражали вычурностью убранства и многоэтажной высотой. Встречались и широкие площади с развороченными фонтанами и разбитыми статуями. Весь город был обнесён строительными лесами. Каменщики трудились как муравьи, восстанавливая и возводя новые здания. Главную площадь огородили с трёх сторон. На ней тоже шла грандиозная стройка.

– Во Дворце Сумеречников теперь будет главная резиденция Лучезарных, – пояснял Олаф. – Рядом – Храм Единого-милостивого, а чуть поодаль там, где раньше был Университет – наша Академия.

– Сюда перенесут всё правительство Империи? – вскинул брови Николас.

Столица Констани находилась гораздо южнее, на побережье Западного океана, в сердце Империи. Там располагался большой порт и царили куда более мирные порядки, к тому же, не было послевоенной разрухи.

– Нет. Сюда переедет только орден. И двор императора Теодора, и резиденция главного жреца Единого останутся в Констани. В последнее время отношения между ними накалились. Не могут поделить власть, вот лорд Веломри и решил передвинуться к линии фронта.

– А не расценит ли Норикия такое перемещение, как угрозу? – деланно безразлично спросил Николас.

– Это и есть угроза. Мир на пороге новой войны, – немного печально ответил Олаф.

– Правильно. Самое время освободить угнетённый народ! – вскинулась Сесиль.

– Они пока нас не звали, – задумчиво высказался Олаф.

– Так устроены люди: пока остаётся хоть какая-то еда и кров, они всё стерпят. Не подумают даже, не поднимут голову, не посмотрят вокруг, – заспорила она. – А проявлять волю начнут, только когда по-настоящему прижмёт. Да и последствия своего выбора понимают единицы, а не хватаются за первую возможность урвать выгоду.

– То, что кто-то живёт иначе, чем ты, ещё не повод их уничтожать, – скованно возражал Олаф.

Николас отмалчивался. Знала бы Сесиль, кто он, всадила бы нож в сердце? Войны ей хочется, больше крови, больше ненависти и разрухи. Станет ли ей легче, когда её спаситель, Виктор, отправится на костёр только потому, что родился с даром? Станет ли легче, когда власть получат приспешники демонов и сделают из людей рабов? Почему все так падки на пустую, бессильную злобу?

– Но ты же Лучезарный! Сам знаешь, сколько вреда от колдунов. Они медленно гноят нас, как вы – их трупы, и морят нищетой!

– Не повторяй слова кликуш. Это обесценивает не только нашу веру, но и саму борьбу, – осадил её Олаф.

Она сжала губы в тонкую полоску.

Чтобы отвлечься, они заглянули в лавки портных и обувщиков. Сесиль задержалась в одной, с восхищением разглядывая роскошные наряды. Олаф с Николасом оставили её и вышли к большому пепелищу за углом ближайшего дома. Кое-где виднелись остатки кирпичной кладки.

– Что здесь было? – нахмурился Охотник.

Место навевало тоску, как и весь утраченный город.

– Библиотека, – ответил Олаф. – Самое большое и древнее книгохранилище во всём Мунгарде. Наши войска сожгли его первым делом, когда ворвались в город.

– Зачем?

Всё-таки опоздал. От таинственной книги ничего не осталось. Значит, битва с Мраком проиграна?

Безликий не отвечал.

– Чтобы скрыть правду. Там было всё: исторические хроники, собрания древнейших легенд, описания далёких земель, своды законов, архивы колдунов, тайные знания. Ничего из этого не должно попасть к простым единоверцам.

Николас с досадой закусил губу и покосился на Олафа. Тот сосредоточенно ковырял носком щель в каменной мостовой.

– Ты говоришь так, будто осуждаешь своих сослуживцев.

– Просто не закрываю глаза на собственные недостатки. Для судьи это самое важное качество. Я верю в Единого и никогда не преступлю законы Империи, но Лучезарные… Они лишь люди. А люди не безгрешны. Уж тем более те, в чьих руках сосредоточена власть. Сесиль хорошая, но чересчур рьяная и идеалистичная. Она не поймёт, но мне кажется, поймёшь ты. У тебя такой живой, проницательный взгляд. Мы не хуже и не лучше их, просто по разные стороны разбитой стены. Уничтожать друг друга можно до тех пор, пока в живых никого не останется. Только надо ли? Не лучше ли отыскать мирное решение разногласий и снова стань единым целым?

– Ты считаешь, что это возможно? – удивился Николас.

– Всё возможно, если пожелать и не ставить себе рамки, не зашоривать глаза ненавистью и страхом.

Может, это и есть путь из Мрака? Чтобы кто-то во тьме увидел свет и указал его другим. Тогда не понадобятся ни Безликий, ни пропащие артефакты, ни даже реки крови, которые придётся проливать во время этой безжалостной войны. Ведь узнавалось в Олафе что-то близкое: отчуждение, потерянность, одиночество среди людей. Стоило его предупредить об опасности, но только как не выдать себя и заставить поверить?

– Эй, что за квёлый вид? – спросила появившаяся между домов Сесиль.

В полотняном мешочке она принесла жаренные каштаны, ещё тёплые.

– Какое ужасное староверческое место! – разгневалась танцовщица, словно вид пепелища оскорблял её взор.

Они поспешили прочь, не замечая, как из центра чёрной воронки их провожал цепкий взгляд не по-человечески ярких глаз.

– Небесные мальчишки! Полторы тысячи лет не было ни одного, а тут сразу двое. Нет, нужен не тот, у которого чёрное сердце, а тот, который сохранил крылья, – пробормотал неведомый соглядатай.

***

Через несколько дней поздним вечером, когда уже стемнело, и циркачи разбредались по вагончикам, к Николасу подошёл Маньялай. Силач был необщителен, да и на всеобщем языке изъяснялся с трудом. Сесиль рассказывала, что он попал в манушский табор из Гундигарда. Когда кочевники бежали от гонений в Священной Империи, он познакомился с Виктором и перебрался в цирк. Теперь Маньялай преданно служил хозяину, но что творилось у него в голове, знал разве что сам фокусник.

Охотник с силачом не пересекался, хотя порой ловил на себе его задумчивые взгляды.

– Вечерний Всадник идти с Маньялай, – зашептал он.

Откуда?..

Гигант потащил Николаса к стене. С другой её стороны показались Лучезарные. Циркачи укрылись за остатками кладки и дождались, пока патруль не скроется из виду. В лунном свете сверкнуло короткое лезвие – Маньялай выхватил из-за пояса нож.

Николас хотел отдёрнуться, но гигант зашептал:

– Кровь, нужно кровь!

Он вложил рукоять в ладонь Охотника. Тот вскинул брови, но, поразмыслив, рассёк себе запястье. Маньялай приложил его к нескольким кирпичам, изображая знак-благословение. Земля рядом разверзлась: сухие комья с краёв падали в тёмную бездну.

– Эй, слышали? Там кто-то есть! – донеслось из-за стены.

Патруль! Громко топая сапогами, Лучезарные бежали сюда.

– Шелезгал ждать! – прошептал Маньялай и толкнул Николаса в дырку.

Охотник едва успел смягчить падение у самого пола, создав подушку из ветроплава. Наверху с лязгом задвинулся люк, скрыв луну и звёзды.

Снаружи ещё раздавались возгласы Лучезарных и косноязычное бормотание Маньялая. Видимо, он оправдывался. Поняв, что ничего внятного не добьются, патрульные вернулись в город.

Николас подождал несколько мгновений, не откроет ли гигант люк. Может, стоило попробовать самому, ведь камни среагировали на его кровь? Интересно, почему?

Жаль, в темноте не то, что узор не вывести, даже люк не разглядеть.

Под ногами хлюпала вода, пахло нечистотами. Катакомбы. Риана рассказывала, что под многими древними городами рылись целые лабиринты ходов на случай осады, для ритуальных и других нужд. Ходили слухи, что хранилища Библиотеки простираются под землю на многие ярусы. На самых труднодоступных нижних хранились знания обо всём на свете, даже о судьбах богов. Много охотников пускалось на поиски, только все сгинули, не найдя выхода из этой гробницы памяти.

Неужели Николас угодил именно сюда? Но ведь он ничего не искал, не жаждал даже. Или искал? Может, именно за этим его посылал злокозненный Безликий? За собственной погибелью.

Нет, пока жив, нужно бороться!

В глубине тоннелей послышался плеск. Кто-то приближался. Светилась разбухшая старческой сединой аура – не разобрать, человек, дух или демон. Николас сжал в ладони рукоятку ножа. Жаль, меч не захватил. Как теперь отбиваться?

Отсвет факела обозначил сгорбленную фигуру, похожую на шар. Незнакомец поднял лысую голову. Пергаментная кожа обвисла, морщины бороздили её глубокими складками. В темноте сверкали ядовито-зелёные глаза, топорщились в стороны клиновидные уши.

– Я ждал тебя, Вечерний Всадник, долго ждал, – прошамкал он беззубым ртом. – Освободи меня от проклятья!

Николас взывал к Безликому, силясь понять, что происходит, но бог оставался нем.

– Ты Шелезгал?

– Библиотекарь, – кивнул старик. – Ты должен отыскать то, что тут оставили полтора десятка веков назад.

Ага! Наверняка ту самую книгу, что нужна Безликому.

– Хорошо, но как и почему именно я?

– Это должен сделать либо ты, либо твой брат. Если ты не сможешь, то я призову его.

– Мой брат мёртв, – сдвинул брови Николас.

– Нет, они все живы, пока жив ты. Следуй за мной.

Чутьё подсказывало, что лабиринт ходов вёл к центру города. В том месте, где должна была располагаться Библиотека, вниз уходила крутая винтовая лестница.

Спускались они долго. Отсчитав тысячу ступеней, Николас сбился. Уши заложило, дышать становилось всё тяжелее, будто на грудь наваливалась глыба, книжная пыль щекотала ноздри. Факел выхватывал из пустоты очертания гигантских стеллажей со свитками и фолиантами.

Чего здесь только не было! Представить сложно, кто, откуда и за какой срок собрал столько. А сколько жизней понадобится, чтобы перечитать всё это! Всё, что когда-либо было написано или даже просто придумано. Ничего, оказывается, огонь Лучезарных с Библиотекой не сделал. Недальновидные глупцы уничтожили лишь фасад. Правда, кто теперь сможет добраться до этой сокровищницы несметных знаний?

– Они всегда принадлежали мне одному, – заметил его заинтересованность Шелезгал. – За свою алчность я заплатил свободой смерти. Теперь же я готов отдать всё, лишь бы выбраться.

Библиотекарь толкнул возникшую впереди дверь. Николас вошёл в полутёмную залу. Она была огромной. Из-за длинных деревянных стеллажей с книгами с трудом проглядывались каменные стены, вдоль которых горели факелы.

– Ищи! – скомандовал Шелезгал. – Не найдёшь, умрёшь от голода, как сотня твоих предшественников. И тогда попытает счастья твой брат.

О каком брате речь?

Шелезгал затворил за собой дверь и опёрся на неё спиной.

Что ж, делать нечего. Николас прошёлся вдоль стеллажей, пытаясь охватить взглядом всё от сводчатого потолка до мраморного пола. Полагаться приходилось лишь на чутьё. Нужная книга оставлена здесь полторы тысячи лет назад. Во время переселения из Гундигарда? Разве тогда были книги? Ведь первые знаки высекали на камнях и выводили на глиняных табличках. Но… здесь всё очень странное, застывшее во времени, не подчиняющееся законам Дольнего мира.