Текст книги "Книга тайн (СИ)"

Автор книги: Светлана Гольшанская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 44 страниц)

Среди ночи вдруг заиграла волшебная флейта, в дом ворвались инистые змеи. Жена Шинды баюкала ребёнка, её волосы сделались снежно-белыми, а глаза – льдисто-голубыми. Это и была Снежная Ведьма. Она околдовала моего побратима приворотом. Я сделал вид, что ничего не заметил, и распрощался с ними на следующее утро.

После я как одержимый стал искать способ победить Ведьму. В одном из заброшенных храмов я обнаружил волшебное зеркало, в котором можно было пленить разгневанный дух. Знойным летом я вернулся к их хижине. Шинда ушёл за дровами. Я подкараулил его дочку и сказал, что если она хочет жить вместе с отцом, то должна помочь мне победить её мать.

Девочка упиралась, и я взял её в заложники. Ведьма налетела на меня. В тот миг вернулся Шинда и увидел её истинный облик. Он схватился за меч и бросился мне на выручку. Ведьма отпихнула меня в сторону, выкрикнула, что любимый её предал и принялась высасывать из него душу холодом.

Тогда Юки впервые увидела истинную суть своей матери. Она сама схватила зеркало и поставила перед Ведьмой. Шинда пронзил свою жену клинком, и её дух угодил в ловушку. От мертвецкого холода мой друг вскоре умер. Я не хотел, чтобы маленькая девочка выполняла за меня грязную работу, но так вышло, что именно Юки стала хранительницей зеркала. Только тот, кто заточил дух Ведьмы, мог её выпустить или удержать внутри клетки из отражений.

Я привёз Юки в храм и заботился, как о своей дочери. Но со временем её сердце начала подтачивать тоска и сожаление о содеянном. Она отдалялась, замыкалась в себе и разговаривала с матерью через зеркало. Когда ты появился здесь, я понадеялся, что она забудет о Ведьме. Но её любовь обратилась в ревность и жажду обладания. Она придумывала, что ты тоскуешь по странствиям и близким из предыдущего воплощения, пыталась удержать тебя приворотами и слезами. Распознав эту брешь в её душе, Ведьма подавила волю Юки и захватила её тело. Прости, что использовал тебя, но я не мог никому сказать правды, иначе бы заклятья пали.

– Но они и так пали! Я разбил демоново зеркало! Я освободил Ведьму, – ужаснулся Николас.

Значит, это было вовсе не сумасшествие. Вместо отражения на него смотрел демон. Демон, которого Николас чувствовал, когда был с Юки, но боялся себе в этом признаться и закрывал глаза. А ведь сам… сам утверждал, что каждого судить надо только по его поступкам. О боги, все эти разговоры! Ему же постоянно намекали, а он оставался слеп и глух!

– Ведьма и без того свободно пользовалась телом Юки. Сейчас просто подвернулся шанс сбежать, – покачал головой Кадзума. – Нужно забыть и жить дальше. Другого такого зеркала нам не достать, к тому же, Ведьма забрала звёздный клинок. Если он примет её, она станет непобедима, сколько бы мы ни бросались на его остриё. С наступлением зимы личность Юки полностью сотрётся.

– Нет! Вы вынудили несчастную девочку заточить собственную мать и жить тут, как в плену, называя вас отцом, а теперь отказываетесь от неё?! – возмутился Николас. – Она, скорее всего, направилась в хижину на Фуйуяме, где всё началось. Я спасу Юки, вот увидите!

Он развернулся на каблуках и зашагал к выходу.

– Постой! Ты же едва живой. Ещё одного боя точно не выдержишь! – крикнул ему в спину настоятель.

Ну и пусть. Лучше сдохнуть, чем опустить руки. Если он будет верить, искренне верить в её чувства, то Юки обязательно выкарабкается. Любовь всё победит, иначе и быть не может.

Николас вернулся в их комнату, собрал вещи и направился к арке. На улице его остановил Эглаборг.

– Я… я всё слышал. Что успел достать… – он вручил Николасу флягу с зельем и горшочек с мазью. – Дали бы хоть пару дней вас подлатать.

Николас по-дружески похлопал его по плечу:

– Тебе и самому нужен отдых. В дороге я восстановлюсь быстрее, чем здесь, мучаясь от беспокойства. У Юки каждое мгновение на счету.

– Стой! – выбежал следом Йоси. – Ты прав, прав во всём. Не думал, что настоятель окажется настолько вероломным. Я пойду с тобой и помогу спасти Юки.

Охотник кивнул с благодарностью, и они отправились в путь.

***

Две недели прошли в скитаниях. Николас почти излечился, если бы душу не разъедала тревога. Зима уже близко, а в горах она наступает раньше. Чем ближе они побирались к Фуйуяме, те сильнее становились холода, а на пиках и вовсе лежал снег. Первые метели застали их у подножья.

Бегущие с горы лесорубы предупреждали:

– Не ходите! Видите дым наверху? Снежная Ведьма вернулась. Она убьёт каждого, кого встретит на своём пути. Это из-за неё зима пришла так рано.

Значит, цель рядом.

Они прибавили шага. Ночью случился сильный буран. Ноги вязли в глубоких сугробах. Йоси превратился в енота и бежал впереди. Рассвет разгорался ярким заревом. Посреди снега показался тёмный силуэт покосившейся деревянной хижины.

Дым белыми змеями улетал в небо, слышались звуки волшебной флейты. Она очаровывала обманчивым теплом, манила призрачным гостеприимством. Если постучаться, радушная хозяйка пустит погреться, накормит и развлечёт.

Нет, нельзя поддаваться колдовскому мороку. Ради Юки. Николас не предаст её ещё раз, он будет сражаться до конца.

Мелькнула среди хоровода снежных хлопьев зыбкая тень. Затрепетала на ветру разбухшая злобой аура. Кроваво-алый пояс закручивался вокруг белого халата, серебрились на нём снежинки. Припорошённые инеем волосы сливались с чернотой ночи.

– Морти, Йоси, вы нашли меня! – зазвенел голос Юки, растянулись в улыбке яркие губы.

Енот бросился навстречу. Сверкнули льдом глаза Ведьмы. Хотелось предупредить, но голос пропал. Остановить или нагнать тоже не получалось: Николас увяз в снегу и холоде, как муха в паутине.

Из просторных рукавов белого халата Юки вырвались инистые змеи с тонкими крылышками-ушками на голове. Пара верных прислужниц Ведьмы подхватила енота и принесла в объятия хозяйке.

Обессилев от сонного яда, Йоси обернулся человеком. Ведьма припала к его рту, выпивая силу и жизнь.

Змеи полетели к Николасу. Он до крови закусил губу, чтобы вырваться из забытья, и вскинул руку. Ветроплав сшиб Йоси в сугроб. Охотник выхватил меч и отогнал вившихся вокруг змей. Льдистые глаза Ведьмы сверкнули с ненавистью.

Шаг, ещё шаг.

– Убьёшь свою возлюбленную вместе с ребёнком, а, спаситель? – усмехнулась она.

Змеи шипели и бросались на Николаса со всех сторон. От них исходили волны такого холода, что сковывало суставы, и каждое движение доставляло всё большую боль. Колени дрожали и подгибались, горло обжигал морозный воздух.

– Отпусти её! – в отчаянии выкрикнул Охотник. – Позволь своей дочери жить той жизнью, которой не было у тебя. Кадзума мне всё рассказал, и моё решение не изменилось. Дети не должны отвечать за грехи родителей. Пока Юки не сделала ничего плохого, она – человек, достойный любви и жизни. Слышишь, Юки? Прости, что был бесчувственным чурбаном и не понял, что тебе нужна помощь. Но я люблю тебя и готов оставить свою предыдущую жизнь за порогом нашего общего дома. Давай построим счастливую семью вместе!

Николас опустил клинок и протянул к ней руку.

Ведьма рассмеялась:

– Глупец. Я и моя дочь всегда были, есть и будем одно целое. Она – лишь часть меня, моё обновление.

Пробив слабеющий ветрощит, змеи оплели Охотника по рукам и ногам.

Ведьма оказалась у него за спиной и зашептала:

– Я не демон, а богиня. Повелительница метели. Раньше мне поклонялись и приносили жертвы. Я была могущественной и прекрасной. Но потом обо мне забыли: забросили мои храмы, разрушили алтари. Мы зависим от людей и их веры. Она служит для нас пищей, как для вас рис или рыба. Преданные забвению, мы исчезаем. Но я была слишком красива, чтобы покориться такой участи, и стала Снежной Ведьмой. Оказывается, страх пригоден в пищу не хуже веры. В них есть нечто общее. Но потом я полюбила Шинду, родила дочь и почти стала смертной. Ещё пару лет, и я забыла бы о своём могуществе. Но тут пришёл Кадзума и разрушил наше счастье. Сейчас я думаю, что он был прав. Смертная доля не соединяется с бессмертной. Мы совершеннее и сильнее, а вы всего-навсего наша пища.

Всё туже стягивало грудь, трескающиеся губы судорожно глотали воздух.

– Я ждала, пока какой-нибудь удалец не разобьёт моей девочке сердце, и она поймёт меня. Спасибо, что не заставил себя ждать.

– Юки! Это… не чары… я люблю… – звук затухал, челюсти двигались всё тяжелее. На последнем вздохе Николас выдавил: – Стань… моей… женой…

Ведьма раскрыла ладонь и подула на неё. Кристаллики-осколки зеркала, в котором она томилась долгие годы, ужалили Охотника в глаз и в сердце. Ведьма развернула Николаса к себе, баюкая в объятиях холода. Нежные прикосновения околдовывали, голос волшебной флейты погружал в дрёму.

– Правильно, мальчик, засыпай. Вы поженитесь во сне, тихом и безмятежном. Там вам никто не помешает.

Веки каменели, дыхание замедлялось, глаза заслоняла мутная пелена. Ледяные губы прикоснулись к ссохшемуся рту Охотника. Сладкий сон становился явью.

Николас с Юки бежали на самый дальний уголок архипелага, где их никто не знал, и обманом уговаривали жреца из захолустной деревушки поженить их. На горе рядом Охотник построил их маленькую, но тёплую хижину. К празднику цветения вишни на свет появилась красивая девочка. Темноволосая и белокожая, с льдисто-голубыми глаза, она очень походила на Юки. Николас назвал дочку Элизабет в честь погибшей сестры.

Он забросил ремесло и брался за меч, лишь когда близким угрожала опасность. Семья жила с продажи дров и пойманных в лесах зверей. Небогато, зимой – тяжело, но всё равно счастливо и тепло.

– Какой же ты вкусный, небесный мальчик, – приговаривала Юки, целуя его в губы.

Её объятья ласкали кожу холодком, пробираясь под одежду, под кожу, всё глубже.

Вдруг дочка настырно дёрнула Николаса за руку. Он обернулся. Вместо Лизи перед ним стояла вилия с седыми волосами. На раскрытой ладошке она держала брошку в виде веточки цветущего вереска. Подарок Николаса на добрую память. Он переливался цветами крови и снега, а жемчужные глаза смотрели на Охотника с ужасом.

– Что с тобой? Что происходит? – спрашивал он, встряхивая её за плечи, хоть и понимал, что она не ответит.

Вилия зашевелила губами, но вместо её звонкого пения в ушах зарокотал голос Безликого:

«Очнись! Уже и так отоспался на целую вечность вперёд! Борись, у тебя ещё будет и семья, и радость! Клянусь, я обеспечу это!»

Николас моргнул, и сладкий сон растаял. Инистые змеи разлетелись по воздуху резными снежинками. В объятиях Снежной ведьмы Охотник весь заиндевел. Она причмокивала, заглатывая из его резерва всё больше и больше.

Усилием воли Николас одёрнулся и вскинул дедовский меч.

– Так легко не сдашься, да? – Ведьма склонила голову набок, внимательно разглядывая его. – Что ж, придётся воспользоваться звёздным клинком. Он подчиняется только богам, ты не знал, глупый мальчик?

Она достала из полы своего халата меч. Смерть смотрела голубыми льдинами, а так хотелось вишнёвой сладости.

На шее встрепенулся серебряный медальон, посылая по телу тёплую волну. Усыпляющие звуки флейты заглушило полузабытое пение – к вилии вернулся её нежный голос. Остриё меча устремилось в грудь Николаса.

Прозрачным призраком вилия вылетела из медальона. Смелая и самоотверженная до безрассудности Герда. Она обняла Охотника за плечи и прикоснулась к губам, заслоняя от удара. Почему даже сейчас, на пороге смерти Николас вспоминает её, а не думает о Юки?

Полыхнула фиолетовым руна перт у эфеса, замотанное тряпкой запястье пронзило болью. Огонь от руны перешёл на клинок. Время замедлилось. Рукоять рванулась из ладони Ведьмы. Лезвие отскочило от прозрачной фигуры вилии, перевернулось и проткнуло живот Ведьмы.

– Юки! – заорал Николас, вырываясь из оцепенения.

Красный цветок вереска растекался по белому халату, алые брызги пачкали снег. Тоскливо выл ветер.

Николас успел подхватить жрицу за мгновение до того, как она упала.

– Морти, – едва слышно прошептали её губы, глаза стали вишнёвыми, как раньше. – Прости. Я боялась, что уйдёшь ты, а ухожу я.

– Я прощаю! Прощаю! – кричал Николас.

Её глаза закатились. Метель затихала, умирая вместе со своей повелительницей. Клинок всё пульсировал, словно пил её, как она пила людей до этого. Не боясь пораниться, Николас вытащил его и отбросил подальше. Сел на колени и прижал к себе Юки, целуя похолодевший лоб и щёки. Никогда уже ему не разогнуться. Закоченеет вот так!

– Морти! – Охотника настойчиво пихали в плечо. – Морти, отпусти её! Морти!

Он смотрел и не видел, пронзая взглядом холодную пустоту в две тысячи ярдов.

– Морти, вставай! Нужно возвращаться, иначе мы замёрзнем. Морти!

В мутном оконце проглядывал силуэт Йоси. Его круглое пухлое лицо становилось всё чётче, по щекам текли крупные слёзы.

– Я тоже любил её, но она предпочла тебя, потому что ты был сильнее и умнее меня. Глядя на тебя, я стремился стать лучше. А сейчас ты омерзителен. Развалина, тряпка, даже хуже. Сидишь здесь и жалеешь себя, как последнее ничтожество. Не можешь даже отцепиться от мёртвого тела. Юки бы стошнило от одного твоего вида.

Ему и самому было противно. Николас спрятал проклятый меч, единственный чистый от крови, в ножны, подхватил Юки на руки и зашагал к хижине.

Сегодня они передохнут, а завтра отправятся в обратный путь. Вся жизнь – в нескончаемой дороге. Останавливаться нельзя, иначе слабость и скорбь пожрут, как меч – ржавчина.

***

На следующий день, соорудив для тела Юки волокуши из жердей, они отправились в обратный путь. Мир погрузился в тёмную апатию, Николас ничего вокруг не замечал. Даже разговаривать не получалось, язык будто прилип к нёбу, челюсти не двигались, слова застревали в горле, упирались в невидимую преграду и душили. Йоси тормошил его, кричал, оскорблял и даже лупил по щекам, но ничего не помогало.

Что-то умирало в душе вместе с мечтами о любимой жене и ребёнке. О семейном счастье Николас думал всего ничего, а уже привык как к чему-то свершившемуся, ведь казалось, полная радости юность продлится вечность. Но нежной жрицы больше нет. Никто уже не встретит его после тяжёлой работы, тренировок или сражений, никто не обнимет, не разомнёт закаменевшие от напряжения мышцы, не поцелует сладко, не утолит сжимающую сердце тоску. И ребёнка своего на руках он никогда не подержит, не услышит, как тонкий детский голос назовёт его отцом.

Николас потерял счёт дням, когда они добрались до храма. Настоятель и Эглаборг выбежали навстречу. Целитель по обыкновению охал и причитал без остановки. Кадзума поджимал губы, с немым укором оглядывая учеников.

Погребальный костёр у святилища собрали в этот же день вечером. Николас сам обходил с факелом закутанное в белый саван тело, поджигая торчащую из-под него солому и хворост. Пламя, потрескивая, медленно пожирало предложенную пищу.

В закатных сумерках попрощаться с Юки пришёл каппа. Он принёс в охапке свежие белые лотосы. Видимо, потратил всю магию, чтобы вырастить их в преддверье зимы. Он никого не упрекал, даже не смотрел гневно, но Николас всё равно чувствовал вину и видел кровь на своих руках. Её кровь – кровь Юки.

Когда костёр догорел, присутствующие начали расходиться. В небо взвилась последняя инистая змейка, помахивая ушами-крылышками на прощание, и волшебная флейта замолкла навсегда. Николас настолько растворился в созерцании, что не заметил, как Кадзума коснулся его плеча.

– Ты хорошо справился.

– Нет! – плотину как будто прорвало, и наружу хлынул поток слов: – Я должен был послушать вас и не преследовать её. Быть может, она осталась бы жива.

– Нет. Она бы превратилась в Снежную ведьму и начала убивать. Ты спас и её душу, и её не случившихся жертв. Теперь она хотя бы не будет мучиться. Неправ был я, отговаривая тебя из страха потерять.

– Вы знали, что она ждала ребёнка?

Кадзума печально покачал головой и подал ему спрятанный в кожаные ножны звёздный клинок.

– Каково будет моё наказание? – спросил Николас, не спеша его принимать.

– Это не наказание, а последнее задание твоего недостойного наставника. К сожалению, я не сразу понял. Ты очень похож на этот клинок. Вы маните к себе как огонь и как огонь обжигаете тех, кто подлетает слишком близко, хотя на самом деле стремитесь обнять и обогреть. Это не твоя и не его вина, а ваша природа. Так стань же его хранителем и побратимом, унеси из этой обители, чтобы в неё вернулся покой.

– Вы… вы гоните меня? – не поверил Николас. – Я понимаю, я подвёл и разочаровал всех: её, вас, даже Йоси с каппой. Но как же утешение и гармония? Храм не отказывает страждущим, а сейчас мне как никогда нужен ваш мудрый совет!

– Ты не слышишь? Это я оказался недостойным. Ты получил всё, что мог дать этот храм, и давно нас перерос. Мы только сдерживаем тебя и мешаем. Юки заметила это первой и не пожелала отпустить, за что и поплатилась. Я не стану повторять её ошибок. Хотел бы я сказать, что время лечит, но это не так. Уезжай, следуй зову своего сердца и не позволяй призракам прошлого хоронить тебя заживо.

На глаза навернулись слёзы детской обиды. Николас смахнул их ладонью, чтобы никто не заметил.

Почему всё так? Почему все старания оборачиваются крахом?

«Ты бегаешь по замкнутому кругу из одних и тех же ошибок», – подсказал Безликий.

Хотелось плюнуть ему в лицо, если бы оно у него было.

Николас собрал прах в глиняный горшок.

– Вот, – отвлёк его Кадзума. – На этот раз просто прощальный подарок.

Он вручил Охотнику книжку в потрёпанной кожаной обложке.

– Премудрости Храма Ветров. Они восполнят всё, что я не поведал. Разыщи то, что поможет тебе справиться со своими способностями и демонами. Не забывай о ежедневных упражнениях. И да прибудет с тобой Западный Ветер!

Кадзума коснулся губами его горячего лба и оправился восвояси. Возвращаться в их с Юки комнату Николас не решился и пошёл к Эглаборгу. Целитель налил ему успокаивающего зелья и размазал по спине расслабляющий бальзам.

– Куда дальше, молодой мастер? – спросил он с добродушной улыбкой.

«В Элам. В табуне маракандского хана Саргала ещё водятся крылатые тулпары. Среди всего лошадиного племени нет скакунов вернее и отважнее их. Он будет прекрасным подспорьем к звёздному клинку», – подсказал Безликий.

Крылатые тулпары – судя по старым легендам, основатель ордена очень их любил и даже изуродовал лицо владыке ши Аруину за убийство одного из них. Похоже, эти лошади и впрямь стоят полкоролевства.

– В Элам. Мой дед был дружен с одним из местных ханов. Хочу засвидетельствовать почтение, – отрывисто ответил Николас. – Но ты можешь остаться работать в лечебнице. Я понимаю, как она дорога для тебя.

– Да нет же, нет! – воскликнул Эглаборг в сердцах. – Вы мне дороже любых лечебниц и уж тем более островитян с их бандитскими разборками. От риса и сои уже тошнит! Как будто в Урсалии мне было мало рыбы. Элам, так Элам. Говорят, хвощи и колючки в Хаабской пустыне обладают уникальными целебными свойствами.

– Врут! – заявил Николас. – Нет ничего целительней дружеского плеча.

– Это точно, – рассмеялся Эглаборг. – И с вашей болезнью мы тоже справимся вместе.

Утром провожать их отправился один Йоси. Развеяв прах Юки, они немного постояли молча, вглядываясь в уходящий за горизонт океан.

– Прости за всё и убери с лица это выражение снулой рыбы, – сказал тануки на прощание. – Юки не хотела бы видеть тебя таким. Езжай и не беспокойся ни о чём. Я позабочусь о храме и о старике Кадзуме. Для меня было честью узнать тебя.

– Как и для меня, – ответил Николас. – Ты великий воин. Перестань себя со всеми сравнивать.

Они обнялись на прощание. Охотник вместе с Эглаборгом поднялись по трапу, и Храм Ветров навсегда остался у них за спиной.

========== Глава 23. Тулпар ==========

1569 г. от заселения Мунгарда, Элам, Маракандское ханство

Корабль довёз их до восточного берега Поднебесной южнее Снежных гор. Единоверцы ещё не успели прибрать здесь власть к своим рукам, и небольшие общины Сумеречников до сих пор оберегали древние традиции и уникальные техники востока. Их храмы служили пристанищами для тех, кто терял контроль над своими способностями. Чаще всего это случалось с огнежарами и мертвошёптами. Здесь их обучали медитации и боролись со страхами.

Эглаборг рвался в эти места, желая перенять восточные знания, хотя в тайне надеялся, что мудрецы из Поднебесной если не помогут Николасу справиться с излишками, то хотя бы излечат от хандры.

В одном из храмов на южных отрогах Снежных гор они провели несколько месяцев. С Николасом беседовали целители разума, отпаивали зельями и в три пары рук чистили ауру. Иногда краем уха он слышал их сетования:

– Проблемы куда глубже, в отвратительной карме из предыдущих воплощений. Такое и за дюжину жизней не исправить.

Как только чернота отпустила, и Николас начал немного различать окружающую обстановку, то сбежал из храма несмотря на недовольство Эглаборга. Из-за этого они разругались так, как не ругались никогда. В сердцах Охотник заявил, что готов продолжить путь один. Это заставило целителя умолкнуть, хотя и значительно охладило их дружбу.

Прейдя границу с Эламом на западе, они ненадолго остановились в людном караван-сарае. Там их настигла весть, что Лучезарные взяли Эскендерию – бывшую столицу Сумеречников, где раньше располагались дворцы Совета ордена, Университет и Библиотека. Город находился на границе четырёх стран: Священной империи на юго-западе, Элама на юго-востоке, Веломовии на северо-востоке и Норикии на северо-западе, но всегда оставался независимым и самостоятельным.

Стены древней твердыни считались непреступными. Эскендерия держалась даже после роспуска ордена, когда все силы Лучезарных были направлены на подчинение Авалора и подавление восстаний в Веломовии. Лишь после этого, лет пять назад, незадолго до того, как Николас покинул родной остров, внимание единоверцев привлекли южные земли.

Осада длилась годами. Войска Голубых Капюшонов блокировали город, обрекая эскендерцев на голод, но те не сдавались, пока сам Белый Палач не оставил Авалор, чтобы возглавить штурм. Микашу Веломри хватило десяти дней, чтобы войти в город победителем. Он залил стены горючей смесью, используя устройства из медных труб и кузнечных мехов, и неприступный твердыня пала к его ногам.

Николас видел подобные устройства в Поднебесной, а Эглаборг даже выпытал рецепт смеси. Когда целитель чем-то загорался, то с ним проще было согласиться, чем объяснить, почему нельзя.

– С таким оружием огнежар и даже наше искусство фехтования неодарённым будут ни по чём, – мрачно заключил Николас.

– Войны станут куда разрушительней. Даже Норикия вряд ли выстоит, – согласился Эглаборг.

– Раньше орден скрывал накопленные знания из страха, что в плохих руках они принесу много бед, – Охотник припоминал, как проходил посвящение в восемь лет. Теперь ему открывался новый смысл этого действа. И его бессмысленность одновременно. – Выходит, что оберегать знания нужно было в первую очередь от себя самих. Нет, всё-таки сильнее предательства оружия ещё не придумали.

***

Раннее утро в Мараканде, столице ханства Саргала, выдалось прохладным. Глинобитные хибары на удивление хорошо сочетались с высившимся над ними пёстрым дворцом. Город стоял на берегу широкой и полноводной реки Пахчур-Су, которая несла жизнь в мёртвую Хаабскую пустыню. Несмотря на ранний час на берегу уже собралась толпа. Слух будоражили чужие разговоры.

– Уверяю тебя, лорду Веломри сам Единый-милостивый помогает! Нашёптывает ему в уши мудрые советы и направляет его руку на врагов. Иначе как бы он Эскендерию сокрушил?

«А почему ты мне не помогаешь?» – обратился Николас к Безликому.

После того, как они покинули Острова Алого Восхода, Охотник чаще разговаривал с незримым богом, чем с Эглаборгом. Из-за этого они в очередной раз повздорили, и целитель решил остаться в лагере, который они разбили выше по течению реки.

«Ты хочешь завоевывать города?» – деланно удивился бог.

«Мне всего-то нужно было спасти Юки».

«Я же предупреждал не задерживаться в храме. На двух стульях не усидишь даже ты».

Николас недовольно прищурился и сложил руки на груди. Как же достала эта беспомощность!

За ним пристально наблюдал пустынник. Темноглазый, лет двадцать пять от роду. Смуглые босые ступни выглядывали из-под светлого балахона. Лицо обветрилось, из-под платка, обтянутого плетёным обручем, выбивались каштановые кудри с тёмно-красным отливом.

Встретившись взглядом с Охотником, пустынник спросил:

– С кем ты так воодушевлённо беседовал?

После деликатных манер островитян и жителей Поднебесной бесцеремонность эламовцев выбивала из колеи.

– С самим собой… Иногда я так делаю, – Николас скопировал слащаво-хитрую улыбку пустынника. – Люблю беседовать с умными людьми. А что здесь происходит?

– Хан Саргал недавно отправился по Сумеречной реке.

Что за невезение! Николас надеялся напомнить ему о дружбе с дедом и попросить покровительства. Теперь удастся разве что прикоснуться к мощам хана в мавзолее.

– Он не оставил после себя сыновей, – непрошено продолжил пустынник. – По местным суевериям это значит, что хан прогневал богов и обрёк свои земли на страшное проклятье. Если к дочерям Саргала не посватается могущественный владыка, то, оправдывая себя божественной волей, кровожадные соседи разграбят ханство. Дураком-женихом… прости, смельчаком оказался хан Фарзул, Алый Лев Хаабской пустыни.

– То есть он возьмёт в жены сразу всех? – Николас сдвинул брови.

– Если они выживут. Не смотри на меня так, по-моему, это очень глупая традиция. Одна жена – одна проблема, много жён – много проблем.

– Ни одной жены – никаких проблемы, – заключил Николас, вспоминая Юки.

– Это конечно, но очень тоскливо, – согласился пустынник. – Так вот, оказалось, чтобы искупить вину перед богами, одного сватовства недостаточно. Чтобы очиститься от проклятья перед свадьбой принцессы обязаны пройти испытание, которое назначат для них соседи. Если боги простят род хана Саргала, то оно завершится удачно. Естественно, наши жадные властители придумали нечто такое, что исполнить невозможно. Принцессы должны достать рубиновое яблоко с заповедного острова посреди реки. Идём, я покажу.

Они вышли на высокий берег, откуда хорошо было видно окрестности. Толпа заволновалась и расступилась. Вперёд выступила высокая девушка в халате из красного бархата, расшитого золотыми птицами. Её лицо и волосы закрывал шёлковый платок. Слуги помогли ей разоблачиться, и она ласточкой нырнула в мутную речную воду. Следом выдвинулся внушительный плот с тяжело вооружёнными воинами.

– Это старшая, принцесса Маяса, – пояснил пустынник.

Когда она доплыла до середины реки, вода вспенилась и на поверхность высунулся покрытый зелёной чешуёй треугольник драконьей головы. Принцесса вскрикнула. Воины похватали луки и принялись обстреливать речного жителя.

– Что они делают?! – Николас подался вперёд, желая остановить сражение до того, как произойдёт трагедия.

– Стой – убьют! – загородил ему дорогу пустынник. – Ещё одна глупая традиция.

Тонкий хвост со стрелкой на конце поднял плот в воздух на несколько ярдов. Воины упали в воду и камнем пошли ко дну. Принцесса продолжала оглушительно кричать. Дракон высунул из воды своё мощное тело и с шипением нырнул обратно, утаскивая за собой Маясу.

– Если бы я только знал! – ужаснулся пустынник.

– А у вас не так?

– Нет, конечно. У нас всё просто: нравится тебе девушка – просишь у неё разрешения, платишь её отцу и отваживаешь других её ухажёров, если они имеются. А после забираешь её в свой шатёр и живёшь долго и счастливо.

Николас вообще-то спрашивал не о свадебных традициях, но… Пустынник был явно не в себе. Он ухватил Охотника за ворот рубашки и заставил смотреть ему в глаза:

– Ты обязан нам помочь! Станешь чемпионом младшей принцессы Инай и защитишь её от всех чудищ. Если справишься, маракандский визирь Салим даст тебе любую награду, какую попросишь… И хан Фарзул тоже, клянусь!

Николас внимательно разглядывал его вытянутое обветренное лицо. Угольки глаз пустынника горели отчаянием и тревогой. А как он за всех решения принимает! Так ведут себя разве что могущественные владыки, не привыкшие к отказам.

В последнее время Охотник всё больше гонял демонов по оврагам и пустошам. Как выглядят настоящие деньги, вовсе забыл, так что заработки пришлись бы очень кстати. Но… дракон?!

– С чего ты решил, что я с этим справлюсь? – Николас принялся по одному отлеплять от себя пальцы пустынника.

Мозоли на них походили на те, что бывают от стрельбы из лука.

– Ты похож на опытного воина. Вон как рвался Маясу спасать, – подмигнул ему пустынник. – Подсоби, а? Принцесса Инай прекрасна, как лунный свет. Она не заслужила такой участи.

Уговаривать он тоже умеет, пройдоха!

– Что ж ты сам не сразишь чудищ ради неё?

– Моё племя враждует с Маракандом, мне нельзя показывать заинтересованность, – он тяжело вздохнул и опустил плечи. – А так бы я за неё и в огонь, и в воду! Моё имя Камиль.

Он протянул Николасу руку, но не успел Охотник её пожать, как пустынник потянул его за собой.

– Вначале встретимся с визирем Салимом, а потом с Инай.

Каков наглец! Да ещё и во дворец вхож, о государственных делах осведомлён в отличие от традиций, хм… Это при том, что он якобы из враждующего кочевого племени. Что-то тут нечисто.

«Соглашайся! Сам с правящей семьёй подружишься, коня раздобудешь. Пора бы тебе перестать за дедовой спиной прятаться. Жениться он, видите ли, собрался, детей завести, а сам как был пустым местом, так им и остался», – издевался в голове Безликий.

Николас стиснул зубы в бессильной злобе. Поколотить бы его, хотя бы зеркало разбить, но тут даже этого нельзя. Можно только молча делать вид, что всё в порядке, и омерзительный голос не властен над его рассудком.

***

Они промчались по грязным кривым улочкам Мараканда, распугивая плешивых котов и собак. Показалась дворцовая стена, обрамлённая зарослями самшита. Отсчитав с две сотни шагов, Камиль раздвинул кусты. За ними притаилась дверь. Пустынник снял с шеи медный ключ и отпер им внушительный навесной замок.

Стражники на другой стороне учтиво склонили головы, провожая Камиля перепуганными взглядами. Ничего себе, кочевник из враждебного племени!

Они оказались на мужской половине дворца. Пустынник уверенно прошествовал в покои визиря, не отпуская руки Охотника.

Салим сидел на цветастых подушках и потягивал из чашки ароматный напиток. Визирь был уже немолод. Невысокая, грузноватая фигура скрывалась под роскошным халатом из синего бархата, отсутствие пышной шевелюры возмещал большой тюрбан. В глазах цвета топлёного молока искрились янтарные хитринки.

– Этот человек хотел бы стать чемпионом принцессы, – обратился к нему пустынник.

Визирь кисло скорчился, отставил чашку и поднялся.