Текст книги "Война (СИ)"

Автор книги: Светлана Дильдина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

– Все плохо, – немедленно отозвался слуга.

– Да ты мудрец!

– Тогда, если позволите, – Ариму тронул языком губы, словно опасаясь говорить. – Господин Айю не прав, как не прав и господин Нара. Они зря думают, что теперь никто не рискнет… если и впрямь сравнить с игрой на доске, я бы атаковал сейчас. Противник ведь думает, что я напуган и собираюсь с мыслями.

Кэраи походил взад и вперед по комнате, хмуро сказал:

– А у меня теперь связаны руки. Тагари надеется, что я уеду, но, может быть, остынет и передумает. Только если я начну что-либо всерьез предпринимать, все вспыхнет по-новой… И тут еще эта женщина…

– Что будете делать?

– Искать. Айю закончил проверку, теперь я начну свою.

**

Мелькнули в воздухе крапчатые крылья, по земле метнулся огненный росчерк. Птице не мешал кустарник на склоне холма: ястреб преследовал молодую лису.

– Уйдет, – сказал темнолицый охотник, с сожалением глядя на обоих хищников. – Но какой злой и жадный. Не по нему добыча, так нет же!

Он держал палку с перекладиной, на ней перевозили птицу: слишком велика, тяжела для руки. Гигант среди ястребов.

– Уйдет, – согласился У-Шен. У молодого военачальника глаза были злыми, веселыми, шапка и куртка из белого меха. Лисица шмыгнула в нору; ястреб, раздосадованный, поднялся выше холма.

– Позови его.

Рухэйи засвистел; словно на этот свист откликаясь, с другой стороны холма вынырнул всадник на приземистой мохнатой лошадке. Протянул У-Шену сложенный кусочек полотна. Тот развернул, скользнул взглядом по кривоватым строчкам.

– От Мэнго…

Досадливо поморщился, скомкал послание.

– Не верю, – сказал молодой человек подъехавшему спутнику. – Мэнго хитер, но и старый лис в капкан попадает. Нас бы туда же не затянул…

– Что там? – спутник глазами указал на письмо.

– Выступать скоро. Готово все. Говорит, жди сигнала. Но горы будут непроходимы еще около месяца. Потеряем людей. А, чтоб им всем… если ловушка, мы не оправимся долго. Этот оленерогий посол не достоин доверия.

Ястреб кружил над поляной.

**

Лайэнэ была уже одета, готовилась выходить, но висок будто прошило иглой. Головная боль всегда некстати, хоть и учили преодолевать себя в любом состоянии. С порога вернулась к столику, порылась в одном из ящичков – еще оставались мятные шарики, приготовленные служанкой. Задела тыльной стороной ладони что-то холодное, потянулась достать – и вздрогнула, отдернула руку, будто большого паука обнаружила. Медленно, пересиливая себя, достала. Застежка. Подарок Энори, давний, еще начала знакомства…

Думала, что продала все, о нем напоминавшее – что еще оставалось, ушло на помощь Лиани. А вот, затерялась вещица. Серебряная, с виду недорогая, не бросилась в глаза. А работа красивая – ракушка среди волн. Похоже на узор одного из ее платьев. Нашел такую случайно или велел ювелиру сделать?

А ведь сейчас можно было бы и спросить, да…

Со вздохом сжала застежку в руке. Просто металл, никакого ужаса или ненависти больше не вызывает.

Сейчас другое тревожит – что происходит в Храмовой Лощине. Она уверена в своем соглядатае, но возможностей у него мало. Вот если уговорить следить и монахов… Но это может сделать только один человек.

Застала его не дома – в казначействе, он сейчас из палат управления не выбирался. Женщину из квартала развлечений туда в жизни бы не пропустили саму по себе, пришлось уговаривать охранника и одного из секретарей передать просьбу. Вновь повезло – пригласили внутрь, в длинную скучную комнату для просителей.

Кэраи нескоро, но вышел. Сидела, ждала, любопытные взгляды вызывали одно равнодушие – а ведь то один, то другой чиновник подглядывали в дверную щель, то якобы невзначай быстро-быстро проходили по залу. Раньше бы гадала, что все они думают.

Вышел, собранный, холодный, как последний месяц зимы. Изменился – напряженное лицо, усталое, и вроде нездоровится ко всему прочему. Сторонний человек не заметит: очень старается не показывать уязвимости.

– Снова ты… С чем на сей раз? – тронул застежку у горла, похоже, бездумно. Будто что шею сдавило.

Лайэнэ быстро поднялась, поклонилась.

– Идем, – провел ее в маленькую комнатку сбоку, там никого не было. – Я слушаю.

– Мы разговаривали с… – запнулась – неуместно прозвучит имя здесь, среди бесконечных бумаг и чиновников, таких же одинаковых и бесчисленных. – Тем, из-за кого я приходила раньше. Разговаривали о Тайрену. Он… по-прежнему интересует… его.

Тяжелый взгляд, под таким головы не поднимешь. И опять этот жест.

– Я отослал мальчика, что ты еще хочешь? – спросил, явно сдерживая раздражение. Со стороны не заметить, но ее учили. – Думаешь, Энори проникнет в храмовый комплекс? Он, по-твоему, всемогущий?

– Нет, он туда не войдет. Но ребенка можно выманить.

– И об этом я думал. За Тайрену смотрят и не выпустят никуда.

– Дети очень шустрые и умеют уходить от надзора.

– Дворовые сорванцы, но не болезненные из богатого дома.

– За нами, девочками, тоже был сильный надзор, и мы ухитрялись…

– С него глаз не спустят и не выпустят с территории храма. И не дадут подойти к нему никому чужому вдобавок. Довольна?

Лайэнэ замялась на миг, и Кэраи тут же заметил ее сомнение. Думала, велит уходить, но он все еще сдерживался, он спросил:

– Я понял твой страх и услышал твои слова. Можешь объяснить внятно, чего ты еще хочешь?

– Если вы поговорите с настоятелем, объяснив ему всё…

– А настоятель мне ответит, что ни одна нечисть не сможет проникнуть в храм, и предложит сделать для мальчика ровно то, что уже предложил я, разве что молитв побольше прочтет, – в голосе Кэраи все еще звучало раздражение, но ей почудилась и насмешка. – Это всё?

Собрать мысли воедино не удавалось.

– Я не знаю, что еще сказать… Я уже просила поверить мне, но о такой вере, от сердца, не просят, она или есть, или нет. Именно вы, а не я, слабая глупая женщина, сможете понять, куда и как он захочет ударить. А он не простит, и вы, и я это знаем.

– С чего ты взяла, что он опасен для мальчика? Все же Тайрену он можно сказать воспитывал, наверное, и любил, – в голосе Кэраи Лайэнэ почудились нехорошие нотки, словно вопрос был с подтекстом.

– На это, господин, мне нечего ответить.

– А он тебе не говорил, с чего бы вообще решил поселиться в городе? – вскользь спросил Кэраи, и сам себя оборвал. – Хотя это уже неважно…

Разговор был окончен, настаивать на продолжении не стоило. Каким бы вежливым ни был человек перед ней, он опасен. Да еще и натянут, как струна, мало ли что может ее оборвать. Нет ему сейчас дела до племянника, долг исполнен, чего еще больше?

Лайэнэ низко поклонилась. И без того злоупотребила терпением.

– Подожди, – Кэраи удержал ее, чуть коснувшись рукава. – Ты очень испугана. Весь дом увешала амулетами? Я дам тебе охрану, если хочешь.

– О, нет, благодарю вас, но нет, – краешком губ улыбнулась Лайэнэ. – Разве что пару монахов, но они и я несовместимы, а мимо остальных он пройдет легко, если захочет.

Вновь поклонилась. Не поворачиваясь спиной, шагнула к порогу.

В ушах зазвучали слова, голос, который мечтала бы позабыть; и слова эти были несправедливы и ядовиты:

«Так хочешь защитить мальчика… Но тянется он – ко мне, а не к родному отцу. От того за всю жизнь не услышал доброго слова. И от господина Кэраи слышал лишь то, что помогло бы завоевать доверие, Тайрену же наследник Дома. Эти люди даже не знают, какой он и на что способен. Разве им был нужен сам мальчик?»

Глава 7

Оюми проснулся от стука в дверь – гонец доставил письмо. Это было… любопытно, а то и тревожно. Кому он нужен зимой в загородном поместье? Разве что плохо с отцом…

На письме не стояло печати. Нехорошо стало. Среди ночи является вестник…

Оюми поспешно развернул сложенный трубочкой лист бумаги.

– Что-то с господином Ичи? – встревоженная жена, придерживая наспех запахнутое ночное одеяние, стояла в дверях.

– Нет, не с отцом. Это… касается Истэ. Сестры…

– Но она же… мертва…

– Прочти, – подал жене листок. Пробежав глазами по строчкам, она спросила неуверенно:

– Ты поедешь? Сам знаешь, сейчас неспокойно, и эти слухи…

– Вот эта встреча их и развеет. Ты же не думаешь, будто я не смогу узнать сестру?

Подумав, добавил:

– Поеду к мосту через Черный ручей, так будет вернее всего. Она как раз доберется.

– Ночью поедешь?

– Уже скоро рассвет.

Женщина подошла к мужу, положила ладонь на его руку, худую, привыкшую не к сабле, а к кисти:

– Мне так жаль. Снова пойдут разговоры, так хотелось про это забыть…

Оюми уже собрался, чересчур поспешно – жене пришлось поправлять ему воротник и перевязывать пояс; уже на пороге неуверенно обернулся:

– Ты не веришь, что она может быть жива?

– Нет, не верю, – женщина покачала головой. – Ты ее очень любил, я знаю, но столько лет… ее оплакала вся Хинаи, зачем бы нам всем так долго лгали?

– Я ее очень любил, хоть мы были такими разными, – он приложил палец ко лбу, как всегда при глубоких раздумьях: – Но Истэ уродилась отчаянной… мне казалось, они подходят друг другу. И все же когда речь идет о моей сестре, я ни в чем не уверен.

– Не дай себя провести, – повторила жена.

– Об этом не беспокойся…

**

Теплая, слишком тяжелая юбка краем обмела ступени, бесшумно – это шелковые ткани шуршали бы. Жаль, что дорожная одежда ее не столь хороша, как зимние наряды городских модниц, Истэ не хотела бы показаться брату нуждающейся. Качнула головой – зато хороша прическа, первое, что красит женщину.

Нет, чепуха, не о том она думает… о главном думать не хочется.

Спустилась во двор, оглянулась – ни звука, ни огонька в доме, а небо еще пепельно-серое. Как тут обманчиво-мирно. К тому времени, как доберется до города, совсем рассветет. Дочери спали; как их оставить?! Уже были две встречи, и каждый раз сердце переворачивалось, тяжелело – не в последний ли раз видит? Энори привел старую женщину с добрым лицом, верно, какую-то няньку. Она в общем понравилась бы Истэ, в другое время – сейчас и сама Опора-Ахэрээну не пришлась бы по душе.

Хмурые носильщики ждали, не слишком аккуратно одетые, всклокоченные, может, и вовсе бродяги, нанятые за гроши. Хотя вряд ли завезут в дурное место – для этого не стоило все это затевать.

Но вот дочери…

Миновали один квартал предместья, перед вторым скучала обычная стража. За их спинами вдалеке виднелись городские стены, вот уж куда не надо пока. Мимо Истэ по дороге тек ручеек народа, чаще с большими корзинами за плечами – собирались что-то продать. Одни оживленно болтали с попутчиками, другие шагали хмурые, но такие уверенные.

Истэ же не дышала, пока проезжали мимо стражников, и не запомнила, что сказал им главный среди ее носильщиков. Натянуто улыбнулась, когда с беглой проверкой глянули внутрь. Ничего интересного – простой дощатый короб, грубо покрашенный, в таких ездят дочери и жены мелких чиновников или бедных торговцев.

Стража позади… можно выдохнуть.

– Стойте.

Снова остановилось дыхание.

Она почти не сомневалась, чьи люди ее задержали, хотя Энори говорил, что его нет сейчас в городе. С легким злорадством подумала – и он не всеведущ! – еще бы ее судьба не зависела от этой ошибки.

Отчаянно размышляла, вертела кольца на пальцах; что бы такого сказать? По закону она преступница, но Тагари дал им уехать, хоть и запретив возвращаться. Лишь бы увидеть его, она сумеет уговорить. Про ее встречи с другими узнают наверняка, но тут ответ легкий: искала способ.

Простые деревянные заборы сменились нарядными крашеными, затем начались каменные ограждения, сухие плети дикого винограда, вьюнок и плющ обвивали их, мрачно зеленели туя и можжевельник. Добрались до богатых кварталов. Тут возникла небольшая заминка в пути: на одной из небольших площадей собрался народ. Ритмичный металлический звон, рокот небольших барабанчиков, голоса. Истэ невольно выглянула в окно. Так и есть, представление. Верно, какая-то модная сейчас труппа, из дорогих – простонародье сюда не впустят, для них площадки попроще.

Девочки-танцовщицы, видно, еще ученицы, кружились, и с ними кружились розово-алые юбки, на снегу – как цветы. И такие же уязвимые артистки были с виду, легко одетые, но, похоже не мерзли. Блестящие ножи с алыми кистями на рукояти взлетали слаженно, звенели бубенчики. Зрители были довольны, и сидевшие сбоку две женщины в черном и красном – наставницы, видимо – тоже кивали одобрительно.

Танцовщицы порхали, будто не люди – куклы на ниточках, которым не обязательно стоять на земле. Истэ на миг ощутила и себя такой куклой, даже заболело запястье, словно врезалась в него нитка или веревка. Откинулась внутрь носилок, но слышала музыку все время, пока огибали площадку.

Девочки танцевали.

Высокий человек с неприятным рябым лицом помог ей выбраться наружу, провел по ступеням в полузабытый дом-ракушку. Плечом ощущала незримое присутствие стража. Малиновая повязка на голове, знак – рысь… Так и не научилась считать его своим, и, выходит, правильно.

На щеках ее и на лбу кожу стянуло – обветрела в дороге. Лишь бы не покраснела, несмотря на осветляющие притирания. Решит еще, что кровь бросилась в лицо от стыда или страха.

Провожатый мельком глянул на нее и велел глубже надвинуть капюшон, она поколебалась, но исполнила.

Дверь отворил смутно знакомый мужчина… эти совиные глаза, рыжеватые волосы… напряглась, но он смотрел равнодушно, и равнодушие это не казалось деланным.

Встречные слуги слегка кланялись Истэ, как незнакомой гостье, чье положение непонятно. Да, ее здесь не признали… может и к лучшему.

Еще одна встреча, опять с человеком, которого рада бы вовсе не видеть. Знала – он не любит ее, никогда ей не доверял. Даже на свадьбе брата смотрел на невесту так, словно хотел вмешаться и немедленно прекратить обряд. Совсем молодой был тогда, а глаза уже ледяные.

Если бы он не уехал, остался в Хинаи, вряд ли Истэ удался бы побег. Почему-то кажется, ни до какого побега просто бы не дошло, он бы избавился от жены старшего брата раньше. Нет, не обязательно убивать, но можно так опозорить, что в самой захудалой хижине не позволят ступить на порог. Он бы нашел, как, и был бы этому рад.

Вдохнула глубже, задержала дыхание – издевка судьбы, в этом доме пахнет полынью и чабрецом, волей и ее, Истэ, юностью – выросла в загородном поместье…

…А может, она все это придумала – после того, как ее предал воспитанник, как повинуясь непонятному зову она вернулась на родину и оказалась в ловушке. Теперь вот смотрит в это ледяное лицо, полное ненависти, и кажется – так было всегда.

А Энори иначе смотрел, ему-то с чего ненавидеть Истэ…

Воистину, в эту поездку ей выпало не только вспоминать старое, но и удивляться новому. Сперва Энори, теперь вот Кэраи. В отличие от лесного найденыша, он изменился не так уж сильно, но словно всю душу выстудили у него зимние ветры. А ее страх понемногу сменялся злостью. Наваждение сюда привело, что же себя обманывать, – злая чужая сила; но теперь она просто обязана победить. Теряться нельзя, и нельзя быть робкой. Ради своих дочерей. Если погибнет мать, их в лучшем случае – если весьма повезет – ждет судьба тех танцовщиц.

А Кэраи хорошо устроился, ей самой в прежние годы дом-ракушка нравился куда больше неуклюжего, массивного родового гнезда Таэна. Преувеличенно-напоказ осмотрелась, лишь бы не встречаться взглядом с хозяином. Неторопливо повернулась к окну, держась прямо – он не должен заметить ее страх. Запоздало сообразила – решит, что она лжет и прячет глаза, тогда посмотрела прямо на него с холодной улыбкой – дружелюбию все равно не поверит. Провела пальцем по головкам цветов – высокий букет из неизвестных ей бессмертников был сухим, ничем не пах.

– Все такая же щеголиха, – сказал Кэраи, и ей почудилась насмешка в голосе. Поняла, убрала руку быстрее, чем успела подумать. Заметил дешевые кольца… Но что делать, если без них руки кажутся неухоженными, а те немногие дорогие, что были, не стоило брать в дальний путь?

– Зачем ты приехала?

– К сыну. И не поднимай бровь, я все-таки мать.

Он может знать и про моих дочерей, подумала запоздало. Тогда все погибло, я буду воском в его руках.

– Отойди от окна и сядь, – велел он.

– Боишься, нарушу порядок в твоей комнате? Сразу видно, тут мало жизни. В снежном сугробе и то уютней. Будь у тебя дети…

Она играла с огнем, но он не отозвался никак: то ли про девочек не знал, то ли решил ударить внезапно.

Ожидаемые вопросы Кэраи, с кем она уже виделась, показались Истэ заданными лишь для вида – через своих людей он явно рассчитывал все разузнать быстрее. А вот кто помог ей устроиться и где, интересовало всерьез, и это уже было страшно. Уверенность, едва ли не надменность вновь показалась лучшей защитой:

– Я могу многое рассказать, но не тебе. Будто не знаю, как у таких, как ты, делаются дела – виновным оказаться куда проще, чем оправданным.

Вряд ли он посмеет что-то выведывать у нее силой. Хотя много воды утекло, и Кэраи не прежний, и она уже не первая дама провинции, защищенная своим положением. Но если вести себя униженно-робко, с ней и поступят, как с простой горожанкой.

Свадьбу сыграли в конце месяца Хаши-Выдры, первого летнего. Невеста была бесспорно красивой, хоть Кэраи нравились девушки более утонченные. А жених… красавцем его от души не назвали бы, но выглядел он несомненно достойно, внушительно. Кровь поколений, правящих этой землей.

Сильно пахло розами и левкоями, звенели височные золотые подвески невесты, переливались красно-белые свадебные одеяния молодоженов. Много добрых пожеланий звучало.

Когда раскинули крашеные деревянные таблички, чтобы узнать, какая судьба ждет новобрачную, она так побледнела… А ведь в этой полушуточной забаве не было ни одного дурного знака. Ей выпала «любовь». Что выпало брату, Кэраи не помнил. Вскоре после этого он уехал в Столицу. А еще через два года сбежала сама Истэ. По взаимной любви.

И вот стоит, как ни в чем не бывало, только дрожание пальцев выдает, что не так уж в себе уверена. Ах, да…Тагари тогда выпала «нежданная помощь». И даже, кажется, ясно теперь, кто был тем помощником.

– Ты потеряла право войти в его дом, и брак ваш расторгнут.

– Наш брак тебя не касается. Бывший или нет, но он мой бывший муж. Но я здесь не ради него. Я хочу видеть своего сына.

– Обойдешься, – сказал Кэраи, не заботясь о вежливости.

Сидящая напротив Истэ подперла кулачком подбородок, улыбнулась той ненавидяще-медовой улыбкой, которую так хорошо помнил Кэраи и насчет которой так долго заблуждался его брат:

– Когда я видела тебя в последний раз, ты был еще почти мальчишкой, со столичным лоском и столичным же гонором, но все же в тени Тагари. Сейчас в тени оказался он – только понимает ли это? Пока рискует жизнью на границах, родной братец прибрал к рукам всю власть…

Нет, она не подослана. Ничего не знает.

– Я не собираюсь препираться с женщиной, – Кэраи поднялся. – Ты из этого дома не выйдешь, пока я не решу, что дальше.

Заметил, как Истэ побледнела, а только что говорила так дерзко… чего же так испугало?

– Даже если засадишь меня в самый глубокий подвал, есть люди, которые расскажут в городе, что я здесь. Вся ваша легенда рухнет.

– Тебя первую завалит обломками.

– Дай мне только увидеть мальчика. Я его мать! До меня дошли слухи, что его отправили на попечение монахов… и это первый Дом провинции? Больного ребенка убрали с глаз?

– Что еще скажешь?

– Ждешь, пока я наговорю себе на смертный приговор? – немного криво усмехнулась Истэ. Сразу будто десяток лет прибавила такой улыбкой.

– Говори что угодно, это уже не имеет значения. Значит, ты приехала из соседней провинции, узнав о тяжелой судьбе маленького сына? И потому начала распускать слухи, назначать встречи?

Молчит, глаза, как выражаются поэты, мечут молнии.

– Ты же умная женщина, – сказал он почти примирительно. – Да, ты, допустим, могла раскаяться в том, что бросила ребенка, узнать, что его жизнь снова в опасности, еще чего-нибудь узнать… Но в этом случае ты понимала бы, что любые тайны играют против тебя… и против нашего Дома. Не веришь мне – обратилась бы сразу к отцу этого самого ребенка, раз он уже однажды тебя отпустил, да еще и с любовником, – сжал ладонь под столом, осознав, что начал повышать голос. Истэ дважды подавалась вперед, приоткрывала губы, словно желая опровергнуть его слова, но так и не произнесла ни слова.

А может быть, лучше привести ее к брату? Тагари уже почти обвинил его в измене, в чем еще обвинит, в сговоре с бывшей женой? Ну уж нет, раз братец велел заниматься расследованием, вот и будет оно. Кто рассказал, кто и зачем ее вызвал… Хотя цель-то как раз понятна, поднять шума побольше, Тагари и без того с трудом понимает, что делает. И такой повод, просто подарок – услали больного наследника, может, хотят уморить. Самое то, что нужно после истории с Энори. Нет уж, пусть пока посидит под замком…

Прическу Истэ украшали драгоценные шпильки с белым нефритом, золотые. Красивые: изогнувшиеся драконы. Тяжело им было держать густые локоны.

– Ты забрала их с собой, когда убежала, – не спросил – сказал утвердительно. – Не по твоему нынешнему рангу этот камень и этот узор. Сними.

Протянул руку; Истэ поколебалась, прикусила губу, и вынула шпильки. Не отдала в руку, бросила на пол.

– Зря.

Не глядя, отыскал в одном из ящичков стола маленький мешочек с золотыми монетами, положил на столешницу рядом с ней.

– Возьми, как раз покроет их стоимость. Умрешь ты или нет, они не для тебя.

Истэ глянула с ненавистью, придерживая волосы. Оставшиеся заколки не решалась вынуть – не хотела, видно, унизиться, окончательно предстать перед ним растрепой.

– Если хочешь, я позову служанок, они помогут тебе с прической, – предложил равнодушно.

Почему-то именно эти слова для Истэ стали последней каплей. Она разрыдалась.

**

Скоро все должно было измениться – о грядущей войне болтали уже судомойки и прачки. До Осорэи враги не дойдут даже при худшем исходе, на выручку подоспеют соседи – так говорили. Но беженцев будет много, бродяг, дешевой рабочей силы… воров и разбойников.

– Научите меня защищаться, – просила она Энори. – Хотя бы глаза отвести.

Только смеялся над ней.

«Не понадобится…»

Накануне половину ночи провел у нее, соседка спала мертвым сном. Это твоя сила? – спросила Айсу, Энори ответил с улыбкой – могла бы привыкнуть, это всего лишь травы. Сама же некогда помогала мне…

Давно он не навещал ее дольше, чем на четверть часа: обменяться несколькими словами, отдать указания. И вот – пришел. В эту ночь ей было хорошо, как никогда в жизни, девушка почти позабыла, кто рядом с ней, больше не ощущала себя в ловушке. О соседке тоже позабыла напрочь, наверное, будь она мертвой, также не думала бы. А еще с Энори девушка не мерзла совсем, а ведь в обычные ночи и под одеялом стучала зубами. Сейчас же ледяной ветерок пробирался в щели, касался горячей кожи, и Айсу это нравилось.

Когда раздался удар гонга, предвещающего рассвет, Энори велел собираться.

– Далеко?

– В предместье.

– Но меня хватятся. И потом… вы поможете мне вернуться?

– Я всегда тебе помогаю…

Айсу привыкла уже выходить по ночам – но ни разу не покидала самого дома, не видела спящего города. Охранники у ворот скучали, без азарта играли во что-то настольное, устроившись в небольшой беседке. Ее со спутником, как и надеялась, не заметили. Дверь калитки легко отошла, пуста была улица. Сам город уже просыпался понемногу, и светлело: марево облаков затянуло небо, но лежащий повсюду снежок помогал одолеть темноту.

Недалеко от ворот сонный человек держал за узду такую же сонную лошадь. Поедем верхом, поняла Айсу. Она побаивалась лошадей, в седле не сидела ни разу. Когда очутилась в нем, ощутила, как дышит большое животное, чуть подрагивают бока; согнулась, вцепилась в седло. Когда Энори оказался позади девушки, стало легче – он-то сумеет совладать с конем. Копыта негромко постукивали, снег приглушал звуки – никто из дома не проявил интереса к всадникам, проехавшим мимо ограды.

Из города их выпустили свободно – ворота уже открылись, в город шли пока еще редкие путники, рабочие и торговцы-крестьяне с небольшими тележками, из города выезжали всадники-вестники с письмами, а также паломники выходили, направляясь в Храмовую Лощину.

Айсу ни разу не была за стеной, она и город-то знала плохо, хоть родилась не в господском доме. Не очень удобно было сидеть, но любопытство все пересиливало, пока что готова была ехать хоть круглые сутки без остановок.

– Около часа, – голос над ухом разбил ее мысли, как рыбка разбивает водную гладь, выпрыгивая наверх.

В маленьком уединенном домике недалеко от обочины их встретила древняя с виду, полуслепая служанка с добрым лицом.

– Больше ты не нужна, – сказал ей Энори. – Выходи к дороге, скоро тебя подберут, – вложил ей в руку холщовый мешочек: не то деньги там были, не то еще что.

– Спасибо, добрый молодой господин, – прошелестела старуха, ковыляя, перебралась через порог, черным пятном заколыхалась на снежной дорожке.

Айсу ощутила взгляд, направленный в спину, испуганно обернулась. Две девочки лет восьми стояли в дверях ближней комнаты, одинаковые, как половинки одной сливы, ухоженные, гладкие – балованные дочки. Держались за руки. Заулыбались, глядя поверх ее плеча; Айсу на миг подумала, что пришел кто-то, или та старая служанка – похоже, нянька – вернулась. Но нет, смотрели близняшки на ее спутника. А у него лицо было странным, так раздумывают, шагнуть ли на тонкий лед, или обойти лучше. Поманил девочек за собой – те охотно пошли, скрылся в глубине дома, дав Айсу знак ожидать.

Надо же, подумала юная служанка. Видно, и впрямь он умеет с детьми… ведь маленький господин Тайрену был привязан к нему.

Он вернулся один. Девушка рада была бы подслушать – частенько занималась этим в доме, но с ним… нет уж, себе дороже.

Но спросила, когда вернулся:

– Что вы хотите делать?

– Ты, может быть, слышала сказки о том, как тори-ай, чтобы уничтожить, вселяют в какое-нибудь животное. Для обряда нужно дитя, только оно может позвать так, что нежить откликнется. Душа на душу – такой обмен я хочу провести. Ведь собака или иной зверь хороши тогда, когда хочешь избавиться от тори-ай… я же создам себе помощника.

– Помощника?

– Острозубая нежить куда опасней сабли или стрелы.

– Вам для этого нужны девочки госпожи Истэ? – с опаской спросила Айсу.

– Да.

– Обе?

– Хватило бы и одной, но… – Айсу почудилось сомнение в его голосе, а Энори уже заключил: – Пусть будут обе.

– А в сказке… – девушка поколебалась, но спросила все-таки: – Я слышала разное. В некоторых дитя остается в живых, но во многих…

– Тебя это не должно волновать.

Прибавил задумчиво:

– Пока я не увидел близнецов, я как-то не думал… Это ведь не просто два ребенка, их связь куда теснее, они почти одно целое. Да, я мог бы найти таких же и здесь, теперь и искать не надо.

– А в чем моя роль?

– Ты поможешь мне. В конце концов, их двое, с двумя испуганными детьми может быть очень непросто.

Заметив, видно, что Айсу жаждет продолжения, улыбнулся краешком рта, совсем не так искренне, как обычно:

– Пожелай мне удачи, что ли.

Он велел Айсу зажечь огонь в очаге, и, когда оранжевые язычки заметались, охватили поленья, поднес руку к ним. Айсу ойкнула, чуть не ухватила его за рукав. А он, похоже, забыл про всех них, и про то, что затеял – улыбался пламени. Девушка ощутила что-то вроде гордости, глядя на Энори. Да, он вызывает страх, но… он с ней. Говорит откровенно, делится планами, просит помощи. И он красивый, как снежные духи. Только те боятся огня…

Закрыл ставни единственного окна, опустил занавеску – темно было бы, если б не пламя.

– Что это? – Айсу, осмелев, достала из сумки легкий сверток. В нем что-то сухо хрустнуло, похоже на листья.

– Кое-какие травы. Непросто оказалось достать, – в голосе появилась самая капелька яда: – В моем цветнике было лучшее, еще б его не сожгли. Хорошо хоть книга нашлась, по которой стало возможно отыскать замену.

Уже привел девочек, о чем-то шепотом говорил с ними, держа каждую за руку. Они не казались испуганными, плохо понимали, что происходит – верно, дал им некое зелье.

– Что велите мне делать?

– Там, в сумке, найдешь амулет-коори, обмотай девочкам запястья шнурком, чтоб был на обеих и не свалился.

Исполнила; Энори задумчиво оглядел девушку, сказал сесть в угол и помалкивать. Озадаченная, немного разочарованная, она отошла. А Энори бросил сухие листья в очаг, те вспыхнули оранжево-синим. Терпкий дым поднялся неприятным бесформенным облачком, пополз по углом. Девочки, которых позвал, зажгли свечи от очага, по одной на каждую. А угли… погасли. Будто ледяной ветер дунул на них.

Девушка думала, Энори сам начнет что-то делать и говорить, но он только тихо – разобрать не могла – подсказывал девочкам, и они ломкими, звонкими голосками произносили слова. Этого языка – нет, наречия – Айсу не знала; угадывались знакомые контуры слов, смутно, как наощупь находишь вещи в знакомом доме.

Ей стало тяжко, потолок давил на темя и плечи, пригибал к земле. С усилием подняла голову – нет, не настолько он низкий. Но как тяжело… темно. А вокруг костра ткется из воздуха, вьется молочно-белое, видимое скорее кожей, чем зрением.

– Мне… плохо, – проговорила она, еле ворочая языком. Попыталась подняться. – Позвольте… я выйду… я не нужна.

– Оставайся на месте, – такого тона не слышала у него. Негромкий голос железным штырем прибил ее к полу.

«Сейчас упаду в обморок», – подумала девушка. «Лучше его ослушаться… он занят сейчас. Не станет меня останавливать».

Айсу, собравшись, сдвинулась на ладонь в сторону. Потом еще на столько же. Потом еще и еще. Но до двери неожиданно оказалось так далеко, бесконечное темное поле их разделило.

Энори достал из сумки резной костяной гребень, украшенный прозрачными камнями, повертел в пальцах, тихо сказал:

– Не знаю, какой был у тебя, не могу заказать похожий. Но, думаю, этот подойдет. Раз уж ты сама выбрала себе предмет… пусть таким и останется.

Воздух в комнате на миг чуть сгустился, струйка марева перетекла по зубьям.

Свечи почти погасли, ободок гребня казался черным, только в нескольких камнях отражались искры, и казались холоднее, чем теплое пламя на фитилях.

Девочки сидя приникли друг к другу, не двигались, с закрытыми глазами; Энори не было нужды проверять, но он коснулся пальцами шеи одной из них. Еле-еле, но билась жилка.

Тело Айсу лежало на полу невредимое, но девушки больше не существовало – и самый сильный заклинатель не вызвал бы ее душу.

**

Кайто искали три дня, на вечерней заре его жеребца обнаружили во дворе одной из гостиниц. Хозяин клялся перерождениями всех близким и собственным, что скакуна на дороге нашел один из поселян, он и привел лошадь. И того, как и хозяина, допросили, не слишком осторожничая; перепуганный мужчина указал место невдалеке от леска. Там в овраге отыскали тело.