Текст книги "Увечный бог (ЛП)"

Автор книги: Стивен Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 63 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

Книга II.
Все те, что возьмут дни мои

И конечно она отвернется

Мимо каплющих тронов пройдет

Не узнать, где же встанет ее

Нога

И бредем мы, толкая тени

Стяги вялым ветрам склонив

Но я видел взгляд из-под края

Железного шлема

Он рычал и люди склонялись

Но на площади спали псы

У холодной стены не найти

Дураков

Она смотрит куда угодно

Взгляд отводит, капризная дама

И движенье ее плеча

Оставляет след мертвецов

Все равно

Раз увидев ребенком сон

Ты запомнил его навеки

Кем была она, матерью или

Источала голый соблазн?

Эти троны своими руками

Строил я

От любви обломав все ногти

Я молиться хотел или снять

Одежды?

Так и эдак идти за её

Спиной

О, мы были надежною стражей

Мы скрывали забралами лица

Мы и кровью смердели и потом

Но не знали мы, что охраняем

Мы не знаем и не узнаем

Вовек Но клянусь перед всеми вами:

Я умру под ее стопами

И не сделаю шага внутрь

Бросьте слово ДОЛГ и забудьте

Или на языке покатайте

Слово сладкое ДОБЛЕСТЬ

Но псы

Стонут даже во сне

Словно дети

Что лежат под ногами в пыли.

«Адъюнкт», Зайцегуб

Глава 5

Она умирала, но мы вынесли ее на берег. Свет, словно кожа, простерся над ранами, но был он слабым и быстро угасал. Никто из нас не посмел вымолвить слово иронии, ведь она, названная Пробудившейся Зарей, угасала ныне в лучах зловещего рассвета.

Неловкие жесты привели ее сюда, где серебряные волны падают как дождь и пена блестит алым. Вздувшиеся тела, простертые руки и ноги виднелись на отмелях, и мы гадали, разумен ли ее последний приказ.

  Уместно ли смотреть в лицо своему убийце? Довольно скоро я сам отвечу на этот вопрос. Мы слышим, как перестраиваются легионы за текучей стеной, как другие отходят, выравнивая редкий строй. Так мало осталось. Может быть, это и хотела она увидеть, прежде чем губитель-свет высушит очи. .

Отрывки Трясов. Харкенас, неизвестный автор.

Покрытая черным лаком амфора вылетела из боковой двери и даже не покатилась, а закувыркалась по полу. Ударилась об основание перил мраморной лестницы; раздался треск, резкий, словно лопнул чей-то череп. Большой сосуд запрыгал по ступеням. Разбился, блестящим ливнем осколков осыпав нижний пролет и пол коридора. Мерцающие пылинки не сразу осели, уподобившись свежему инею.

  Вифал подошел к краю лестницы, поглядел вниз. – Это, – сказал он себе под нос, – было довольно зрелищно. – Тут он повернулся, услышав сзади шум.

  Капитан Краткость выглянула из проема, завертела головой. Наконец она нашла Вифала. – Вам лучше бы вернуться, – сказала она.

  – Я как раз, – ответил он. – Но... пять шагов ближе – и она стала бы вдовой.

  Краткость состроила гримасу, смысла которой он не смог понять, и отодвинулась, позволяя войти.

  Тронный зал выглядел палатой привидений. Черный камень и черное дерево, на полу алая и ониксовая мозаика, потемневшая от пыли и сухих листьев (очевидно, где-то наверху оставалось открытое окно). Казалось, здесь нет ничего от растущей силы Терондая, святилища Матери Тьмы – однако Вифал ощутил себя уменьшившимся, когда шагнул из бокового входа, направившись к центру зала.

  Престол был справа от него; он взошел на помост высотой по колено – это был, понял кузнец, громадный пень Черного дерева. Извитые корни уходили под мозаики пола. Сам трон был вырезан из ствола – простое, почти аскетическое кресло. Возможно, некогда его украшали плюш и другие роскошные ткани, но сейчас от обивки не осталось даже гвоздиков.

  Жена его стояла как раз по ту сторону трона, скрестив руки на груди; она оторвала взгляд горящих глаз от Яни Товис – стоявшей перед троном, словно просительница – и поглядела на Вифала. – Наконец-то, – зарычала она, – мой эскорт. Уведи меня, супруг.

  Яни Товис, королева трясов, откашлялась. – Уход не решит ничего...

  – Неверно. Он решит всё.

  Женщина перед ней вздохнула: – Это трон Тисте Анди, а Харкенас – столица Оплота Тьмы. Вы дома, Ваше...

  – Не зови меня так!

  – Но я обязана, ведь вы королевской крови...

  – Мы все были королевской крови в этом адском городе! – Сендалат Друкорлат указала пальцем на Яни. – Как и Трясы!

  – Однако нашим королевством был и остается Берег, Ваше Величество, тогда как Харкенас принадлежит вам. Если же может существовать лишь одна королева, я добровольно отрекаюсь...

  – Не надо. Они – ТВОЙ народ! Ты привела их сюда, Яни Товис. Ты их королева.

  – На этот трон, Ваше Величество, может предъявлять права лишь персона королевской крови Анди. Как вам отлично известно, во всем здешнем мире есть лишь одна Тисте Анди, и это вы.

  – Чудесно. И чем я буду править? Грудами пыли? Плесневелыми костями? Кровавыми пятнами на полу? Где моя Верховная Жрица, в чьих глазах сияет Мать Тьма? Где мой Слепой Галлан, мой великолепный, измученный шут? Где мои соперники, мои заложники, слуги и солдаты? Горничные, наконец... ладно. Все без толку. Я не хочу трона.

  – Тем не менее, – настаивала Яни Товис.

  – Ладно, ладно, я принимаю его, и первым актом отрекаюсь. Отдаю трон и весь Премудрый Харкенас тебе, Королева Яни Товис. Капитан Краткость, найдите нам королевскую печать – она должна быть где-то тут на полу – и пергамент, и чернила, и воск.

  Королева трясов устало улыбнулась: – Премудрый Харкенас. Я забыла это название. Королева Сендалат Друкорлат, я почтительно отвергаю ваше предложение. Долг зовет меня на Берег. – Она кивнула, указывая на Краткость: – Пока другие Тисте Анди не вернулись в Харкенас, я скромно позволяю капитану действовать в качестве вашего Канцлера и Командира Дворцовой Стражи, делая все, что нужно для возвращения дворцу былой славы.

  Сендалат фыркнула: – Ох, как хитро. Полагаю, несколько сотен твоих трясов уже ждут за дверью с тряпками и ведрами.

  – Нет, летерийцев. Островитян и прочих беженцев. Они познали великие лишения, Ваше Величество, и примут службу при дворе с признательностью и смирением.

  – А если я их прогоню? О да, вижу, ты расставила ловушки повсюду, Яни Товис. Ты намерена приковать меня к проклятому трону чувством вины. А если я сильнее тебя?

  – Бремя власти давит на нас обеих, Ваше Величество.

  Сендалат метнула Вифалу умоляющий взор: – Отговори ее, муж.

  – Думай я, что имею шанс ее поколебать – так и сделал бы, любимая. – Он подошел к помосту тона. – Кажется, нужна подушка или две, если ты намерена сидеть тут достаточно долго.

  – С тобой в роли консорта? Боги, а ты не думал, что я достойна лучшего?

  – Не сомневаюсь. Но пока что ты связана со мной и, – он кивнул на престол, – с ним. Так что садись и принимай официальный вид, чтобы Яни Товис смогла преклонить колена, сделать реверанс или что там полагается, а Краткость начала скрести пол и выбивать гобелены.

  Тисте Анди огляделась, словно желая отыскать еще одну амфору, но ближайшая стояла в каменной чаше около входа – сирота, подумал Вифал, видя опустевшую чашу с другой стороны. Ему хотелось увидеть, как жена яростно бросается к амфоре, чтобы повторить жест разочарования и гнева – но она вдруг сдалась. «Слава Маэлу. Это заставило бы ее выглядеть смешной. Приличия, дорогая, как подобает Королеве Тьмы. Да, от некоторых вещей не избавиться».

  – В королевстве будут две королевы, – сказала Сендалат, плюхаясь на трон. – Даже не думай приседать, Товис. – Она глядела на женщину из трясов с мрачным видом. – Другие Анди, ты сказала.

  – Наверняка они ощутили возвращение Матери Тьмы, – отвечала Яни. – Наверняка они поняли: рассеянию конец.

  – Ты воображаешь, осталось много Тисте Анди?

  – Не знаю. Но знаю вот что: оставшиеся все сюда вернутся. Как сделали трясы. Как сделали вы сами.

  – Хорошо. Первый показавшийся получит трон и все что к нему прилагается. Супруг, начинай строить нам хижину в лесу. Подальше. Нет, так далеко, чтобы никто не нашел. Никому не говори, где она, кроме меня.

  – Хижину.

  – Да. Со рвом и подъемным мостом, волчьими ямами и капканами.

  – Уже черчу планы.

  Яни Товис сказала: – Королева Друкорлат, прошу позволения уйти.

  – Да. Чем скорее, тем лучше.

  Бывший офицер летерийской армии склонила голову, развернулась кругом и покинула зал.

  Капитан Краткость вышла к трону, опустилась на колено: – Ваше Величество, призвать дворцовых слуг?

  – Сюда? Нет, возьми меня Бездна. Начинайте с других помещений. Иди. Ты, э... отпускаю тебя. Супруг! Даже не думай уйти.

  – Мне и в голову не пришло. – Он ухитрился сохранить спокойное выражение лица даже под напором откровенного скептицизма.

  Едва они остались одни, Сендалат спрыгнула с трона, словно на нем все же оказался один из древних гвоздиков. – Что за сука!

  Вифал вздрогнул. – Яни...

  – Нет, не она. Эта корова права. Пока что я приму предложение. Почему только она должна страдать от бремени власти, если уж зашла речь?

  – Ну, если откровенно говорить... я вижу, ей нужен друг.

  – Кто-то равный, да. Проблема в том, что я не подхожу. Я ей не ровня. Я не провела сюда десять тысяч человек. Я едва тебя провела.

  Он дернул плечами: – Но мы здесь.

  – И она знала.

  – Кто?

  – Сучка Тавора. Как-то узнала, что случится...

  – Никаких доказательств, Сенд. Это было гадание Скрипача, не ее.

  Сендалат пренебрежительно махнула: – Технически, Вифал. Она пленила меня своими действиями. Я не должна была оказаться тут. Нет, она знала, какая карта меня ждет. Другого объяснения нет.

  – Какое же это объяснение, Cенд?

  Ее взгляд был тоскливым. – Думаешь, я не понимаю?

  Вифал с сомнением сказал: – Слушай, твои сородичи идут. Ты действительно желаешь видеть меня рядом, когда появятся они?

  Глаза ее сузились: – На деле ты говоришь вот что: "Хочу ли я быть с ней рядом, когда явятся они? Обычный человек, краткоживущая игрушка Королевы Тьмы". Так они подумают, увидев тебя рядом?

  – Ну...

  – Ты ошибаешься. Будет совсем по-другому, но не лучше. Они увидят в тебе реальную угрозу.

  – ЧТО?!

  Она уклончиво поглядела на него: – Твой род унаследовал... всё. И вот ты здесь, вместе с летерийцами и трясами – разбавленной кровью. Обживаете Харкенас. Есть ли уголок, где не появляются рано или поздно эти поганые ублюдки? Вот что они подумают.

  – Видит Маэл, у них будет право, – сказал он и отвел взгляд, посмотрев на длинный зал, вообразив десятки подлинных Тисте Анди, стоящих у входа: суровые глаза, лица тверже камня. – Лучше мне уйти.

  – Нет, не уйдешь. Мать Тьма... – Она вдруг закрыла рот.

  Он повернул голову. – Богиня в ухо шепчет, Сенд? Насчет меня?

  – Ты будешь нужен, – ответила она, глядя на одинокую амфору. – Все вы. Летерийские беженцы. Трясы. И это нечестно. НЕЧЕСТНО!

  Он схватил ее за руку, когда она пошла на штурм произведения гончарного искусства. Повернул, пока она не оказалась с ним лицом к лицу. И держал ее, рыдающую. Удивленный, испуганный. «Маэл! Что нас тут ждет?»

  Но ответа не было, и никогда его бог не казался таким далеким.

  ***  

  Йедан Дерриг нес меч Хастов, чертя кончиком линию по раскрошенным костям Берега. Каскад световой стены отражался в древнем лезвии, порождая мутные молочные слезы. – Мы здесь как дети, – бормотал он.

  Капитан Сласть выкашляла мокроту, сделала шаг и сплюнула в стену. Потом поглядела на него. – Лучше скажите, Дозорный, что мы быстро повзрослеем.

  Йедан сжал зубы и перетер дюжину возможных мрачных ответов. Наконец сказал: – Да.

  – Лица за прибоем, – продолжала Сласть, кивнув на вечный ливень света, что волновался перед ними. – Их стало больше. Кажется, они приблизились, словно прогрызли себе путь. Я почти готова увидеть тянущиеся ко мне руки. – Она сунула пальцы под оружейный пояс. – Суть в том, господин, что случится дальше.

   Она смотрел на Светопад. Попытался вызвать не свои воспоминания. Скрип зубов звучал в голове, словно отдаленный гром. – Будем драться.

  – Вот почему вы рекрутировали в свою армию всех, у кого целы руки и ноги.

  – Не всех. Островитяне-летерийцы...

  – Умеют учуять опасность лучше всех. Убежденные преступники. Все уже на нервах. Едва они сообразят, что тут творится, начнут приходить сами.

  Он посмотрел на нее: – Капитан, почему вы так уверены?

  – Я говорю, едва сообразят.

  – Что именно?

  – Ну, во-первых, что уйти нам некуда. И что не будет остающихся в стороне... как это? Нонкомбатантов. Впереди битва за жизнь. Вы отрицаете?

  Он покачал головой и снова уставился на играющее лезвие. – Мы встанем на костях предков. – Быстрый взгляд на Сласть. – У нас есть королева, которую надо защищать.

  – Вы не думаете, что сестра встанет рядом с вами, в первом ряду?

  – Моя сестра? Не ее. Королеву Харкенаса.

  – За нее мы будем подыхать? Не понимаю, господин. Почему она?

  Он поморщился, поднял меч, не спеша вложил в ножны. – Мы на Берегу. Под ногами наши кости. Наша история. Наш смысл. Здесь мы встанем. Это наше предназначение. – Воспоминания чужие, но как они жалят! – Наша цель.

  – Ваша – может быть. Но мы, остальные – мы просто хотим прожить еще день. Заниматься своим. Делать детей, пахать землю, обогащаться, всё такое.

  Он пожал плечами, глядя не на нее – на стену. – Привилегии, капитан, которых мы в данный момент себе не можем позволить.

  – Не могу сказать, что счастлива буду умереть за какую-то королеву-Анди, и сомневаюсь, что одинока в таком мнении. Так что, наверное, надо взять назад недавние слова. Впереди проблемы.

  – Нет. Никаких проблем.

  – Планируете срубить несколько голов?

  – Если будет нужно.

  Она тихо выругалась. – Надеюсь, не будет нужно. Едва они сообразят, что уйти некуда. Должны бы? А? – Не получив ответа, она прокашлялась и сказала: – Ну, как говорится, всему свое время. Однако, Дозорный Дерриг, вы можете сражаться как Странником укушенный, быть славным солдатом, но вам не хватает умения командовать...

  – Тут нет особого умения, капитан. Ни я, и сестра не горазды произносить речи. Мы ясно объясняем свои планы и ожидаем, что их примут. Без жалоб. Без колебаний. Недостаточно сражаться за жизнь. Нужно сражаться за победу.

  – Люди не глупы... э, забудьте, что я так сказала. Многие глупы. Но что-то мне подсказывает, что есть разница между борьбой за жизнь и сражением за причину большую, чем твоя жизнь или даже жизни любимых и товарищей. Хотя чтоб мне помереть, если могу сказать, какая это разница.

  – Вы всегда были солдатом, капитан?

  Сласть фыркнула: – Не я. Я была воровкой, которая считала себя умнее, чем оказалась на деле.

  Йедан подумал немного. Перед ним смутные лица проталкивались сквозь свет, разевая рты, строя гневные гримасы. Руки тянулись к его горлу, но хватали пустоту. Он мог бы коснуться стены, если бы захотел. Однако просто наблюдал за врагом. – За какую цель вы стали бы сражаться, капитан? Если говорить именно об этом – о причине, превосходящей спасение жизней...

  – Да, разве не хороший вопрос? Для нас, летерийцев, это не дом. Возможно, потом, когда несколько поколений прольют кровь в здешний песок... Но не сейчас. Недостаточно.

  – Значит, таков ваш ответ.

  – Нет, господин, я над ним думаю. Так сказать, продумываю насквозь. Значит, причина. Это не какая-то королева Тисте Анди и ее треклятый трон, или даже весь треклятый город. Это не Яни Товис, хотя она и провела нас через всё, спасла жизни. Воспоминания умирают, как рыба на песке, и скоро даже запаха не остается. И это не вы.

  – Капитан, – сказал Дерриг, – если враг сломит нас, то отправится по Дороге Галлана. Без помех. Они достигнут врат в наш мир и разрушат все цивилизации людей, пока не останется лишь пепел. А потом они сразят самих богов. Ваших богов.

  – Если они так страшны, как можно надеяться удержать их здесь?

  Йедан кивнул в сторону Светопада: – Потому что, капитан, есть лишь один путь. Эта полоска пляжа. Тысяча шагов в ширину. Лишь здесь стена покрыта шрамами и тонка от прошлых ран. Лишь здесь они могут надеяться пробить барьер. Мы засов на двери, капитан. И мы спасем ваш мир.

  – И как долго, по-вашему, мы должны их сдерживать?

   Он поскрипел зубами и ответил: – Столько, сколько понадобится.

  Капитан потерла шею, покосилась на Йедана. И отвела взгляд. – Но как вам удается, господин?

  – Что?

  – Стоять здесь, так близко, смотреть на них. Видите лица? Чувствуете их злобу? Понимаете, что они хотят с вами сделать?

  – Разумеется.

  – И все же стоите.

  – Это помогает вспомнить, капитан.

  – О чем?

  – Об их предназначении.

  Она зашипела сквозь зубы. – От вас у меня мурашки сделались.

  – Я спрашивал о достойной причине.

  – Да, спасти мир. Может сработать.

  Он сверкнул глазами: – Может?

  – Ну, вы можете думать, что ради спасения мира надо сделать всё возможное и невозможное. Так?

  – А разве нет?

  – Люди таковы, каковы... вы понимаете.

  – Вам не хватает веры, капитан.

  – Мне не хватает доказательств, господин. Я ничего такого не видела за долгие годы. Как вы думаете, что делает человека преступником?

  – Глупость и жадность.

  – А кроме? Я вам скажу. Вы оглядываетесь вокруг, очень осторожно. Видите, что на деле происходит, кто всё время выигрывает. И решаете, что отчаяние на вкус не лучше дерьма. Решаете, что сделаете что угодно ради того, чтобы проползти и ухватить сколько получится. Для себя лично. И обвиняете друзей и сородичей в постигших их бедах – даже если причиной бед стали вы сами. Причинять вред человеческим существам – значит ненавидеть человечество. Но скорее вы боитесь ответной ненависти. Вор твердит, что лишь исправляет сломанные весы. Вот почему нам удается спать спокойно.

  – Отличная речь, капитан.

  – Я старалась покороче.

  – Значит, у вас поистине нет веры.

  – Я верю в то, что худшие черты человечества найти нетрудно – они вокруг, они воняют хуже дырявого мочевого пузыря. День за днем. Мы привыкаем к вони. Есть и лучшие... да, но я не стану ставить последний столбик монет. Не тот расклад. – Она помолчала. – Если подумать, есть одна вещь, на которую они могут купиться.

  – А именно?

  – Опустошите дворцовую сокровищницу и заройте по пляжу. Напоказ. Можно даже объявить что-то типа: "Это Злато Меча. Разделим среди выживших. В конце дня".

  – Но будут ли они драться за солдата, что стоит рядом? Сомневаюсь.

  – Гмм, хороший вопрос. Тогда объявите определенную долю, а не востребованное убитыми вернется в сокровищницу.

  – Что же, капитан, можете просить Королеву Тьмы.

  – О, я придумала лучше. Сестра моя, Краткость, стала казначеем.

  – Циничная вы женщина, капитан Сласть.

  – Если причина "спасение мира" не работает, остается лишь это. Сделайте знаменем обогащение – и они скорее сожрут своих детей, чем сделают шаг назад.

  – Но за какую из двух причин охотнее отдали бы жизнь вы, капитан?

  – Ни за какую, господин.

  Его брови поднялись.

  Она снова сплюнула. – Прежде я была воровкой. Полной ненависти, вызывающей ненависть. Но потом я шла сразу за вашей сестрой и видела, как она отдает кровь ради всех нас. А потом вы, тоже, хотя по-иному. Стояли в арьергарде, спасали наши спины. Так что теперь,– она скорчила гримасу Светопаду, – ну, я встану здесь и буду сражаться, пока не кончится сражение или пока не кончусь я.

  Теперь Йедан смотрел на нее с уважением. – И почему бы, Сласть – островитянка?

  – Потому что это правильно, Йедан Дерриг.

  ***  

  «Правота». Слово это застряло в глотке Яни Товис, словно кусок стекла. Она могла ощутить вкус крови, и всё, что проходило в желудок, так и каменело там. Кулак, булыжник.

  Берег взывал к ней, тянулся когтистыми лапами. Желал утолить нужду, разделить с ней. "Стой со мной, королева. Как делала раньше, как сделаешь снова. Ты из Трясов, а Трясы от Берега, и я вкушал кровь вашу всегда.

  Королева, я жажду. Против этого врага Правота встанет на Берегу, и вы продержитесь, не сдавая ни шага".

  Но было предательство, давным-давно. Как могут Лиосан забыть? Как могут простить? Суждение, грубое, усеянное шипами корневище возмездия. Такое способно сломить целый народ, выцеженная из тел кровь вздымается все выше, закрывает почву. Зловещая ловушка, возносящая к справедливому небу.

  Доводы разума не достигают столь высоко, и безумие небес правит невозбранно.

  «Правота ярится по обе стороны стены. Кто смеет надеяться остановить то, что грядет? Не Королева Тьмы, не королева трясов. Не Йедан Дерриг – о, как брат мой ждет этого мгновения. Снова и снова вытягивает зловещий меч. Улыбается тусклому отсвету Светопада на клинке. Стоит перед манифестацией ревущей ненависти. И не вздрагивает».

  Но – и это невозможное противоречие – брат ее ни разу в жизни не ощутил спазмов ненависти, его душа неприступна перед этой эмоцией. Он может стоять в огне и не обгорать. Может стоять перед искаженными лицами, перед загребущими руками и... и ничего.

  «Ох, Йедан, что таится в тебе? Ты полностью отдался нуждам Берега? Ты с ним заодно? Ты ведаешь хотя бы единое сомнение? А он?» Она может понять заманчивый соблазн этого зова. Избавление через сдачу, полное самоотрицание. Они понимает, да... но не доверяет.

  "Когда зовущий предлагает благо ценой полнейшего послушания... требуя, фактически, добровольного рабства души – нет, как может такая сила устоять перед моральным суждением?

  Берег требует от нас сдачи. Требует порабощения ради славы, ради его любви, ради сладкой чистоты его вечного благословения.

  Что-то тут неправильно. Чудовищно. Ты предлагаешь нам свободу выбора, но клянешься будто, отказавшись, мы лишимся всякой надежды на славу и спасение. Что же это за свобода?"

  Она привыкла думать, что вера в Берег ставит ее выше прочих верующих, всех этих трепещущих людишек, стоящих на коленях перед непостоянными, алчными божками. У Берега не было лица. Берег был не богом, но идеей вечного столкновения стихийных сил. Изменчивых, но вовеки неизменных, сплетающих жизнь и смерть. С ним нельзя договориться, его нельзя подкупить. Берег – полагала она – ничего не требует и никого не презирает.

  Но теперь она здесь, она ощущает сухой ветер над костяным пляжем, видит брата, говорящего со Сластью, видит брата в одном шаге от ужасающей ярости Светопада. Он снова и снова вытягивает меч. А Первый Берег воет в ее душе.

  "Сюда, Благая Дочь, я здесь, и ты моя! Видишь рану? Мы с тобой должны ее закрыть. Мои кости, твоя кровь. Смерть под ногами, жизнь в мече и руке. Ты станешь моей плотью. Я стану твоими костями. Вместе мы выдержим. Изменчивая неизменность.

  Свободная и порабощенная".

  Две фигуры появились – справа, слева от нее. Она не глядела на них.

  Та, что справа, бормотала нечто мелодичное, бессловесное. Потом сказала: – Мы решились, Королева. Сквиш станет с Дозором, я ж с вами.

  – И Берег полон днем, – добавила Сквиш. – Слухай, как он поет!

  Стяжка снова что-то пробормотала. – Вы еще не кланялись пред Берегом, Высочство. Еще не сдались. Но заботьтесь, чтобы сделать это до прорыва.

  – Даж королева должна сдаваться Берегу.

  "Искрошенные кости стали цепями. Свобода – рабством. Как мы вообще согласились на такую сделку? Неравный обмен. Кровь была нашей, не Берега. Сохрани Странник, даже кости были нашими!

  Пустой Трон, моя решимость... пропала. Моя вера... крошится".

  – Неужели мой народ не заслужил лучшего?

  Стяжка хмыкнула: – В ком хотя одна капля есть, тот песнь слышит. Они жаждуют придти, встать...

  – И сражаться, – закончила Сквиш.

  – Но... «Они заслужили лучшего».

  – Идите к Берегу, Королева. Даж вы не выше Первого Берега.

  Яни Товис скривилась:– Думаете заставить меня, Стяжка? Сквиш?

  – Ежли бы ваш брат...

  – Не убил ваших союзников, – кивнула Яни. – Да. Как ни странно, я не думаю, что он хорошо представлял последствия. Не так ли? Сотня или больше ведьм и ведунов... да, они могли бы меня заставить. Может быть. Вы вдвоем? Нет.

  – Ошибка, Высочство.

  – Вы не перестаете питаться моей кровью, так? Снова молоды, катаетесь во всех палатках, словно две потаскушки...

  – Даже Убийца говорит...

  – Да, он может сказать: "Склонись, о Королева", "Сдайся Берегу, сестра". Знаете, единственная, кому удалось хотя бы частично меня понять, не принадлежит к роду людскому. Но что сделала я? Разрушила зреющую дружбу, насильно усадив ее на Трон Тьмы. Боюсь, она никогда меня не простит. – Яни Товис резко взмахнула рукой. – Убирайтесь обе.

  – Как ведьмы, мы должны вас предупредить...

  – Уже предупредили, Стяжка. Теперь идите, или я призову Йедана. Пусть закончит начатое несколько месяцев назад.

  Она слышала, как они шлепают ногами по песку, а потом по траве.

  Внизу, на берегу, капитан Сласть тоже уходила – налево, наверное, к летерийскому лагерю. Брат остался, снова пойдя вдоль пляжа. "Словно кот в клетке.

  Но помни, дорогой братец. Меч Хастов сломался".

  Она подняла взор, рассматривая свистящий шторм света высоко над головами смутных воинов Лиосан. Как ей показалось, недавно там мелькали какие-то огромные формы.

  «Облака. Грозовые тучи».

  Правота была мерзким словом. "Право требовать от нас этого? Право приглашать нас, а через один вздох – угрожать нам? Не я ли королева трясов? Не мои ли они подданные? Думаешь, я просто так отдам их тебе? Их кровь, их жизнь?

  Толчок Странника, я завидую Сендалат Друкорлат, королеве без подданных".

  Жидкое небо Светопада было густым опаловым водоворотом. Никаких грозовых туч. Она должна бы ощутить облегчение, но нет...

  ***  

  На Великом Шпиле, что господствует над бухтой Колансе, пятеро Чистых взошли по крутой лестнице к рваным краям кратера. Справа от них, бредущих к Алтарю Осуждения, склон превращался в отвесный утес; глубоко внизу бурлило море, волны вздымали кверху пенные шапки цвета кобыльего молока. Столетия яростных ударов подгрызли бок Шпиля до самых корней, хотя узкий и ненадежный мостик к главной части полуострова еще стоял.

  Сверху дули гнилые ветра, ерошащие струи бесчисленных ручьев. Бывало, что водразы получали отравления во время паломничества, здесь, на выветренных ступенях из пемзы; но Чистые могли противостоять тлетворному воздействию, так что они спокойно миновали скорчившиеся на ступенях трупы, иногда ступая прямо по ним.

  Впереди шла Чистая по имени Почтенная. Она была старшей среди тех, что оставались вблизи Великого Шпиля. Высокая даже среди Форкрул Ассейлов, очень худая – почти одни кости. Тысячи лет в этом мире придали белой некогда коже болезненно-серый оттенок; вокруг суставов наросли синие пятна, отметившие и двойные сочленения челюстей, и торчащую вперед середину лица. Один ее глаз стал слепым – результат драки с Джагутом, порез клыком, когда они старались перегрызть друг дружке глотки; жестокая схватка изуродовала также часть лица под глазом и около скулы.

  Она щадила правую ногу, но усилия все равно посылали волны боли в поврежденное бедро. Замах меча Т'лан Имасса почти выпотрошил ее – на таких же каменных ступенях, но на другом, далеком континенте, в давнее, давнее время. Но, хотя кремневый клинок вгрызся в тело, она вырвала сердце воина из груди. Вершить правосудие – не для слабых: так говорила она иногда, шепча слова будто мантру, снова и снова закаляя сталь воли.

  Да, подъем оказался долгим даже для них, но скоро покажется вершина, чистая и зазубренная, и будут нанесены последние, смертельные удары. "Суд над человечеством. Суд над этим сломанным, раненым миром. Мы будем очищать. Мы не выбирали. Груз истины не предназначался нам – но кто иной встанет на защиту мира? Кто, кроме Форкрул Ассейлов, сможет истребить всех людей в этом Королевстве? Кто, кроме Форкрул Ассейлов, сможет сразить греховных богов?

  Помню травы на ветру. Помню небеса, полные птицами – от горизонта до горизонта. Помню, как плакала в тишине последовавших лет, когда скрытные убийцы проникли в мир, истребляя все, что могли. Когда они прошли по древним побережьям, вонзая в новые земли кинжалы алчности.

  Мы следили. Мы горевали. Мы вырастили в себе железо гнева, а потом и ярости. И теперь... теперь мы холодны и уверенны. Будет смерть".

  Спокойное дыхание позади, источник силы, поддержка ее воли. Оно помогает завершить путь, отстраняясь от боли, от тягот тела, истощенного как сама земля. Она помнит день, когда покой был объявлен мертвым. Когда Форкрул Ассейлы встали, впервые распрямив спины, и узрели грядущее с его нуждами, на которые следует ответить.

  С тех пор... так много неожиданных союзников.

  Наверху, всего в семи шагах, край алтаря, платформа из белого, блестящего в тусклом свете кварцита. Призывая силы для последнего шага, она заставила себя двигаться. А потом, наконец, остановилась на выметенном ветрами просторе. Алтарь Осуждения, белый словно свежевыпавший снег, высеченный взрыв солнца – канавки для крови, расходящиеся от центра. Глубокие, покрытые темными тенями.

  Почтенная шагала, расстегивая толстый плащ, потому что из устья кратера исходила пропитанная кислым запахом серы жара. За ней четверо Чистых разошлись, найдя себе место у центрального камня.

  Единственный ее глаз обратился к гниющей мерзости, к валуну, что был сердцем чуждого бога – или заключал его в себе? Она не видела, чтобы камень раздувался и опадал, но если коснуться его рукой – ощутишь упрямую жизнь. «Небо разорвало его. Пламенеющие куски, что были телом, пролетели через половину мира, падая и падая на один континент и на другой континент. В испуганные моря. Ах, если бы его было больше. Если бы его хватило, чтобы уничтожить каждого человека в мире, не только тех, чья спесь, чье наглое безумие протянулось в Бездну, чтобы призвать эту проклятую вещь».

  Скоро они пронзят центральный камень, Сердце, и кровь чуждого бога потечет, и сила его сможет... «напитать нас». С этой силой они смогут полностью открыть врата Аграст Корвалайна; смогут высвободить очистительную бурю, вымести мир. «Тоните в своих помоях, люди. Ничего иного вы не заслужили». Да, это поможет завершить начатое безумцами-Призвавшими.

  "Вы сковываете то, что можете использовать. Так поступили с ним боги. Но если полезность кончается... что тогда? Вы просто убиваете его? Или высасываете последние капли крови из остова? Наполняете брюхо?

  Можно ли использовать вечную боль? Давайте попробуем?"

  – Сестра Почтенная.

  Она повернулась, внимательно глядя на более молодую женщину. Несколько шагов между ними – пропасть, и нет надежды ее пересечь. – Сестра Тишина.

  – Если мы намерены всего лишь выслушать отчеты о положении в армиях, Сестра, была ли нужда в таком восхождении?

  – Нужда. Какое интересное слово, а?

  Глаза Тишины остались спокойными. Она стояла, пригнув голову. – Осада тяготит нас, Сестра. Командующие водразы не справляются.

  – Кого же ты рекомендуешь послать, Сестра Тишина?

  – Брата Старательного.

  «Ага, старейшего после меня. Ближайшего моего союзника. Разумеется». Она поглядела на мужчину с покатыми плечами, что стоял ближе всех к Сердцу. – Брат Старательный?