Текст книги "Увечный бог (ЛП)"

Автор книги: Стивен Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 63 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

  Бальзам стащил шлем, яростно поскреб лысину. – Просто сказать: мы во взводе не сломались, мы не будем брать новых членов. Вот и все.

  Наоборот хмыкнул: – Мы за этим сюда тащились?

  – Не будь идиотом, – прорычал Мертаяк.

  Бальзам встал к ним лицом. – Говорите все. Сначала ты, Горлорез.

  Высокий мужчина вроде бы вздрогнул. – Чего сказать? Нас погрызли. Но Добряк назвал Скрипа – как там? – кровавым гением. У нас теперь новый капитан...

  – В Сорт ничего плохого не было, – вмешался Мертвяк.

  – Никто не говорит. Она решительный офицер, эта баба. Но, может, в том и дело. Скрип плоть от плоти морпех. Был сапером. Сержантом. Теперь капитан того, что от нас осталось. Я только рад. – Он пожал печами, смотря на Бальзама. – Больше сказать нечего.

  – А когда он скажет, что пришло время идти, вы станете скулить и блеять?

  Брови Горлореза поднялись. – Идти? Куда?

  Бальзам прищурился. – Твоя очередь, Мертвяк.

  – Худ мертв. Серые всадники патрулируют врата. Во снах я вижу лица – смутно, но всё же... Малазане. Сжигатели Мостов. Вы просто не можете себе представить, какое это облегчение. Они все там. Думаю, надо благодарить Мертвого Ежа.

  – Ты о чем? – удивился Наоборот.

  – Такое чувство. Словно он, вернувшись, прожег за собой тропу. Шесть дней назад... ну, готов поклясться, они были от нас на расстоянии поцелуя.

  – Потому что мы почти что умерли, – буркнул Горлорез.

  – Нет, они были как осы – но "медом" для них были не смерть и не ящеры. Их привлекло случившееся в авангарде. С Лостарой Ииль. – Глаза его сияли, когда он обводил взглядом товарищей. – Знаете, я сам мельком видел. Видел ее танец. Она сделала то же, что Рутан Гудд, но не пала под клинками. Ящеры отступили – они не знали, что делать, не могли подобраться близко – а те, что смогли... боги, их порубило в куски. Я смотрел на нее и сердце чуть не лопалось.

  – Она спасла жизнь Адъюнкта, – сказал Горлорез. – Так ли это хорошо?

  – Не тебе спрашивать, – ответил Бальзам. – Скрип нас созывает. Ему есть что сказать. Думаю, насчет нее, Адъюнкта. И того, что будет. Мы всё ещё морпехи. Мы по-прежнему морская пехота, и среди нас есть тяжелая пехота – самые упрямые быки, каких я видывал.

  Он повернулся, потому что к ним подошли двое солдат из дозора. Они держали в руках два каравая, сверток с сыром и глиняную бутыль явно родом с Семиградья.

  – Что это? – спросил Мертвяк.

  Солдаты замерли в нескольких шагах. Тот, что справа, заговорил: – Смена вахты, сержант. Нам принесли завтрак. Но мы не особо голодные. – Тут они положили продукты на чистый клочок земли, кивнули и направились в лагерь.

  – Розовое брюхо Худа, – вздохнул Мертвяк.

  – Пригодится, – сказал Бальзам. – Но мы не закончили. Наоборот.

  – Садки больны, сержант. Ты видел, что делается с нами, магами. Есть и новые, садки новые, я имел в виду... только они совсем не ласковые. Хотя я могу попробовать в них нырнуть, когда совсем одурею от своей бесполезности.

  – Ты среди нас лучший арбалетчик, Борот, так что не говори о бесполезности.

  – Может и так, Горлорез, но мне не по себе.

  – Мертвяк, – сказал Бальзам, – ты тут занимался целением.

  – Да, но Борот прав: это не весело. Проблема в том, что я всё ещё как-то привязан к Худу. Даже если он... хм, мертвый. Не знаю, почему, но когда магия ко мне приходит, она холодна как лед.

  Наоборот нахмурился: – Лед? Бессмыслица.

  – Худ был треклятым Джагутом, так что смысл есть. Но смысла нет, потому что он, э... ушел.

  Горлорез сплюнул. – Если он действительно помер, как ты говоришь, он сошел в свое же королевство? И разве он не должен был уже быть мертвым, раз стал Богом Смерти? Это в твоих словах смысла нет, Мертвяк.

  Некромант выглядел несчастным. – Знаю.

  – В следующий раз, как будешь исцелять, – предложил Наоборот, – позволь мне принюхаться.

  – Тебя снова затошнит.

  – И что?

  – О чем ты думаешь, Борот? – поинтересовался Бальзам.

  – Думаю, Мертвяк уже не пользуется садком Худа. Думаю, это должен быть Омтозе Феллак.

  – Мне тоже кажется, – пробубнил Мертвяк.

  – Есть один способ проверить, – сказал Бальзам.

  Наоборот выругался. – Вот. Мы не знаем точно, но ходит слух: у нее сломаны ребра, она кашляет кровью, и у нее сотрясение мозга. Однако с этим отатаралом никто к ней не может подойти.

  – Но Омтозе Феллак – садок Старших. – Мертвяк кивнул. – Что же, идем. Стоит попытаться.

  – Пойдем, – согласился Бальзам. – Но сначала еда.

  – Оставим Адъюнкта страдать?

  – Поедим здесь, – тускло глянул на него Бальзам, – потому что мы морпехи и не швыряем грязь в лица товарищей-солдат.

  – Точно, – сказал Наоборот. – К тому же я голоден.

  ***  

  Курнос потерял четыре пальца на руке, державшей щит. Чтобы остановить кровотечение, не унявшееся даже после ушивания культей, он сунул пальцы в котелок с кипящей водой. Теперь они выглядели расплавленными, ладони покрылись ожогами. Но кровь остановилась.

  Он готов был признаться в вечной любви Острячке, но пришел сержант Восемнадцатого и забрал Острячку с Поденкой, так что Курнос остался в одиночестве. Последний из бывшего взвода Геслера.

  Он некоторое время посидел, протыкая терновым шипом волдыри и высасывая жидкость. Закончив, снова посидел, следя за угасающим огнем. Во время боя отрезанный палец ящера попал ему за воротник, между кирасой и рубашкой. Когда он его достал, вместе с Поденкой и Острячкой сварил обрубок. Скудные кусочки мяса и жил они разделили между собой, а костяшки привязали к волосам. Так принято среди Охотников.

  Женщины настояли, чтобы он взял самую длинную фалангу, в компенсацию испорченной руке; теперь она свисает с бороды, затмевая прочие костяшки, собранные с летерийских солдат. Она тяжело стучит в грудь, ведь он тронулся в дорогу, вдруг осознав, что остался в одиночестве.

  Запакованные вещи лежали на плече. Через двадцать два шага он оказался в лагере старого взвода Скрипача. Нашел место для палатки, положил мешок и присел с другими солдатами.

  Красивая маленькая женщина справа передала оловянную кружку с чем-то пахучим. Улыбнувшись, он не увидел ответной улыбки и поэтому вспомнил ее имя. Улыба.

  Но это, как показалось ему, лучше одиночества.

  ***  

  – Соперник, Корабб.

  – Не вижу, – ответил семиградский воин.

  – Курнос желает быть нашим новым кулаком, – объяснил Каракатица.

  – Значит, во взводе будет четыре кулака? Я, капрал Тарр, Корик и Курнос.

  – Я был капралом, не кулаком, – сказал Тарр. – К тому же я не бью, только прикрываюсь.

  Каракатица фыркнул: – Едва ли. Ты шел вперед, как любой ударный кулак, какого я видел.

  – Я шел вперед, сапер, чтобы закрепиться.

  – Отлично, – согласился Каракатица. – Принимаю поправку.

  – Я тут поняла, – вмешалась Улыба. – У нас больше нет сержанта. Или это ты, Тарр? Если так, нужен новый капрал, а раз только у меня есть мозги, им стану я.

  Тарр поскреб в седеющей бороде. – Я думал насчет Корабба.

  – Ему нужен отдельный фургон с оружием!

  – Я сберег летерийский меч, – обиделся Корабб. – Больше ничего не терял.

  – Давайте голосовать.

  – Не будем, Улыба, – сказал Тарр. – Корабб Бхилан Зену'алас, отныне ты капрал Четвертого взвода. Поздравляю!

  – Он едва перестал быть новобранцем! – скривилась на всех Улыба.

  – Молодые сливки слаще, – заявил Каракатица.

  Корик оскалил зубы на Улыбу: – Придется пережить, солдат.

  – Я теперь капрал. Слышал, Курнос? Я теперь капрал.

  Панцирник поднял голову над кружкой. – Что слышал?

  ***  

  Потеря Бутыла их травмировала. Каракатица по глазам видит. Первая потеря взвода... ну, насколько он может припомнить. Из первоначального состава – точно. Хотя гибель одного солдата – это чертовски хорошо. Большинству взводов досталось сильнее. Некоторых вообще больше не существует. «Некоторых? Скорее почти всех».

  Он уселся на объемистую запасную палатку, исподтишка следя за солдатами. Слушая их жалобы. Корик – конченый человек. Если в нем и был хребет свободы, позволявший держаться прямо – он сломан. Теперь он носит цепи внутри себя, они обмотали даже мозг. Возможно, навеки. Он испил из колодца страха и все время на него оглядывается.

  Та заваруха оказалась жуткой, но Корик зашатался еще раньше. Каракатица гадал, осталось ли хоть что-то от воина, которого он раньше знал. Дикари имеют обыкновение склоняться к самым гнусным порокам цивилизации; и не важно, насколько умен человек – он зачастую слеп к тому, что его убивает.

  Возможно, обычные люди такие же... но, для ума Каракатицы, этот случай особенно трагичен.

  Даже Улыба потихоньку отстраняется от Корика.

  ОНА не изменилась, решил Каракатица. Ни на щепоть. Та же психованная, склонная к убийству тварь – вот она, Улыба. Ее нож рубил жестоко. Она завалила в тот день немало великанов. Уже поэтому она была бы ужасным капралом.

  Тарр остался Тарром. Таким он был, таким он будет вечно. Получится надежный сержант. Может, малость без воображения, но этот взвод уже не нуждается во встрясках. Слишком многое повидал. «И мы встанем за него горой. Этот мужик – стена с шипами, и когда шлем опущен на лоб, даже стадо бхедринов его не собьет. Да, Тарр, ты всё сделаешь как надо».

  Корабб. Капрал Корабб. Идеально.

  И еще Курнос. Сидит как пень, расплющенные волдыри сочатся сукровицей. Пьет кишкодёр, который заварила Улыба, на измученном лице слабая улыбка. "Меня не обманешь, Курнос. Слишком давно я в армии. Ты рад, что у тебя бронированный череп. Как все панцирники. Но я вижу блеск крошечных глазок под веками.

  «Что слышал?» Отличная попытка, но я видел поспешно затушенную искру. Рад быть здесь, да? Хорошо. Счастлив тебя принять.

  А насчет меня – чему я научился? Ничему новому. Мы прошли через многое, но предстоит проходить еще и еще. Тогда и спросите. Тогда и спросите".

  Он поднял голову: появился Скрипач. От скрипки осталась лишь шейка, струны ерзают по спине, словно непокорные волосы. Рыжина почти ушла из бороды. Короткие ножны пусты – оставил клинок в глазнице ящера. Взгляд синих глаз суров, почти обдает морозом.

  – Сержант Тарр, еще ползвона. Потом веди их на место.

  – Слушаюсь, капитан.

  – К нам приехали с юга. Напасть, несколько хундрилов и еще кто-то. Много кого.

  Каракатица наморщил лоб. – Кто это?

  Скрипач пожал плечами: – Переговоры. Скоро все узнаем.

  ***  

  – Говорят, ты выживешь.

  Хенар Вигальф улыбнулся ей с кровати. Но это была неуверенная улыбка. – Я сделал, что ты просила, Лостара. Наблюдал.

  Ее глаза забегали.

  – Кто ты? – спросил он.

  – Не спрашивай. Я вижу вопрос в каждом взгляде. Все смотрят на меня. И молчат. – Она помедлила, поглядела на руки. – Это был Танец Теней. Это были все Танцы Теней. – Тут она встретила его взор. – Это не я была. Я просто отошла в сторону и, как ты, просто наблюдала.

  – Если не ты, кто?

  – Веревка. Котиллион, Бог-покровитель ассасинов. – Она поморщилась. – Взял верх. Думаю, он такое уже проделывал.

  Глаза Хенара широко раскрылись. – Бог.

  – Яростный бог. Я... никогда я не чувствовала такой ярости. Она прожигала меня насквозь. Она вычистила меня. – Женщина отстегнула пояс, сняла ножны с кинжалом, положила на раненую, закрытую одеялом грудь. – Для тебя, любимый. Но будь осторожен: он очень, очень острый.

  – Одержимость ушла с твоего лица, – сказал Хенар. – Прежде ты была прекрасна, но сейчас...

  – Будь уверен, это непредвиденный дар, – ответила она с неким недоверием. – Боги не славятся милосердием. И сочувствием. Но ни одному смертному не устоять в таком сиянии: он или сгорит до пепла, или возродится.

  – Возродится. Да. Действительно хорошее описание. Моя смелость, – добавил он с печальной гримасой, – пятится от тебя.

  – Не позволяй, – бросила она. – Не хочу мышонка в постели, Хенар Вигальф.

  – Ну, я попробую отыскать прежнего себя.

  – Я буду помогать, но не сейчас – целители с тобой еще далеко не закончили. – Она встала. – Должна тебя оставить. Адъюнкт.

  – Думаю, Брюс обо мне позабыл. Или счел мертвым.

  – Не думаю, что буду ему напоминать. Отныне ты скачешь рядом со мной.

  – Брюс...

  – Едва ли. Думаю, всё решит пара слов с Араникт.

  – Брат короля посажен на цепь?

  – В следующий раз, встретившись, можете сравнить ошейники.

  – Думал, мыши тебе не нравятся, Лостара.

  – О, я жду от тебя попыток сорваться с цепи, Хенар. Оковы и клетки – для тех, чей дух не сломлен.

  – Понял.

  Она повернулась, чтобы выйти из шатра-госпиталя... и увидела ряд пялящихся на нее лиц. Даже целители.

  – Дыханье Худа! – пробурчала она.

  ***  

  Будучи в приятном подпитии, Банашар направлялся к командному шатру. Увидел кулака Блистига около входа – тот стоял, словно приговоренный у двери в камеру палача. "Ох, бедняга. Не тот герой недавно умер. Полагаю, у тебя тоже был шанс. Мог поступить так же бездумно, как Кенеб. Мог бы оставаться в его тени до конца, ведь ты так и делал несколько месяцев.

  Теперь солнцу никто не мешает высветить тебя. Каково?" Мужчина выглядел больным. «Но ты не пьешь, да? На лице следы не ночного зелья, а скорее стыда».

  Да, болен от страха. Банашар ощутил к нему настоящую симпатию. На миг-другой вода замутилась, затуманила острые углы праведного осуждения.

  – Что за славное утро, кулак, – сказал он, приблизившись.

  – Скоро ты будешь в беде, Верховный Жрец.

  – Как это?

  – Когда вино кончится.

  Банашар улыбнулся. – Погреба храма по-прежнему забиты, уверяю вас.

  В глазах Блистига появилось что-то живое. – Ты можешь запросто ходить туда? В любое время?

  – Некоторым образом.

  – Тогда почему ты остаешься? Не бежишь от здешнего безумия?

  «Потому что Святая Мать желает, чтобы я был здесь. Я последний ее жрец. Она кое-что задумала насчет меня, это точно». – Мне ужасно жаль так говорить, Кулак, но это дверца личная, особенная.

  Лицо Блистига помрачнело. У входа стояли двое стражников, оба вполне могли слышать их разговор. – Я советовал тебе покинуть нас, Верховный Жрец. Ты бесполезный пьяница, дурное влияние на армию. Почему Адъюнкт настаивает на твоем адском присутствии на собраниях, интересно?

  – Уверен, что интересно. Но не могу вообразить в ваших солдатах столь черных искушений. Я ведь не делюсь личными запасами. Наоборот, один взгляд на меня – и человек отвращается от мерзости алкоголя.

  – То есть ты им противен?

  – Именно так, Кулак. «Но к чему вся эта беседа? Мы могли бы не затрагивать тему пьянства, и ничего не изменилось бы. Настоящая разница в том, что мне от солдатского презрения ни холодно ни жарко, а вот ты... многое теряешь». – Мы ждем летерийские силы, Кулак?

  – Из обычной любезности, Верховный Жрец.

  «Ага, тебе понравилась эта идея? Достаточно, чтобы ухватиться. Ладно». – Тогда я останусь в вашей компании, по крайней мере до их появления.

  – Но не надолго, – сказал Блистиг. – Ты произведешь плохое впечатление.

  – Не сомневаюсь. Я выберу подходящий момент.

  – Фактически, – заявил Блистиг, – я уже вижу других кулаков. Если хочешь сидячего места в шатре, Верховный Жрец, поторопись.

  «Что же, а я ухвачусь за эту идею». – Тактика, Кулак. Мне нужен будет ваш совет. – Откланявшись, он повернулся и прошел между стражниками. Поймал взгляд одного, подмигнул.

  Ничего не получив в ответ.

  ***  

  Лостара Ииль услышала шум, обернулась. Увидела четырех морпехов. Сержант из Даль Хона, как там его? Бальзам. За ним трое – наверное, остатки взвода. – Чего-то хотели, сержант? Поскорее, я спешу в командный шатер.

  – И мы тоже, – заявил Бальзам. – Тут есть целитель, который, может быть, что-то сумеет для нее сделать.

  – Сержант, это не сработает...

  – Может, – сказал солдат с покрытой шрамами шеей. Голос его звучал тонко и хрипло, словно железо по точильному камню.

  – Объясните.

  Другой солдат сказал: – Мы думаем, это Старший Садок, капитан.

  – Что? Как это может быть, во имя Худа?

  Целитель словно бы чем-то подавился, но все же шагнул вперед: – Стоит попытаться, сэр. Думаю, Наоборот на этот раз может оказаться прав.

  Лостара чуть поразмыслила и кивнула: – За мной.

  Морпехи не привыкли тратить чужое время; стучаться к Адъюнкту – для большинства из них это предел дерзости. «Значит, они действительно верят, будто что-то придумали. Стоит проверить. Ее головные боли все сильнее, ты сама понимаешь».

  Командный шатер появился в поле зрения; она увидела собравшихся перед входом кулаков. Они тоже заметили ее, и все праздные разговоры мгновенно затихли. «Чудесно! Даже вы. Ну, давайте». – Кулаки, – произнесла она, – если вам угодно, освободите дорогу. У морпехов встреча с Адъюнктом.

  – Первый раз слышу, – сказал Добряк.

  – Что же, я припоминаю, оставшиеся морпехи перешли под командование капитана Скрипача и он отвечает за них лишь перед Адъюнктом.

  – Я намерен это обжаловать, – заявил Добряк.

  «Зря время потратишь». – Кулак, это подождет окончания переговоров. – Она махнула морпехам рукой, веля пройти мимо командиров. «Ну, вы кончите пялиться?» У них так напряглись шеи, что нырнуть под низкий полог было облегчением.

  Почти все внутренние перегородки были сняты, отчего шатер казался просторным. Лишь в дальнем конце было отделение для сна Адъюнкта, загороженное занавеской. Единственным посетителем оказался Банашар, сидевший на скамье спиной к стене; он скрестил руки на груди и вроде бы дремал. Еще там были стол и две свободные скамьи, но не ни одного фонаря. «Да, свет ранит ее хуже кинжала».

  Едва взвод вошел вслед за Лостарой, занавеска отдернулась.

  Адъюнкт Тавора показалась на глаза.

  Даже с такого расстояния Лостара различила слой пота на бледном лбу. «Боги, если армия это увидит – растечется как снег в костре. Унесется по ветру».

   – Что тут делают эти моряки? – Голос был слабым, неровным. – Мы ждем официальные делегации.

  – Взводный целитель считает, что сможет кое-что для вас сделать, Адъюнкт.

  – Тогда он глуп.

  Упомянутый солдат-целитель шагнул вперед. – Адъюнкт, я капрал Мертвяк, Девятый взвод. Моим садком был Худ.

  Блеклые глаза дернулись. – Если я понимаю вашу ситуацию, капрал, вы достойны сочувствия.

  Казалось, он удивился. – Ну... благодарю вас, Адъюнкт. Суть в том... – Он поднял руки; Лостара задохнулась, когда морозный воздух окутал целителя. Иней повис на складках потолка. Изо рта Мертвяка вырывались струи пара.

  Маг Наоборот сказал: – Омтозе Феллак, Адъюнкт. Старший.

  Тавора замерла, словно примерзнув к месту. Глаза ее сузились. – У вас покровитель – Джагут, Мертвяк?

  Мужчина не нашел ответа.

  – Бога Смерти больше нет, – заговорил Наоборот, лязгая зубами (температура в комнате всё снижалась). – Но может оказаться, сам Худ не так мертв, как нам казалось.

  – Мы думали об этом, не правда ли? – Тавора поджала губы, рассматривая Мертвяка. – Целитель, подойдите.

  ***  

  Изогнув руку, чтобы поддержать товарища, Бальзам вывел Мертвяка из шатра. Горлорез и Наоборот сомкнулись с боков, на лицах была ярость, словно они готовы были выхватить оружие, едва кто подойдет близко.

  Кулаки, все как один, отшатнулись. Сержант ухмыльнулся им: – Расступитесь, прошу вас, сэры. О, она примет вас сейчас же. – Не ожидая ответа, Бальзам потянул целителя вперед; тот шатался – одежда стала мокрой, иней и лед плавились на утренней жаре. В двадцати шагах, за перекошенной палаткой-складом, сержант встал. – Садись, Мертвяк. Боги подлые, скажи, что это пройдет.

  Целитель шлепнулся наземь. Голова упала, всем показалось – его сейчас стошнит. Но вместо этого раздался какой-то всхлип. Бальзам поглядел на Горлореза, потом на мага – но выражения их лиц были недоумевающими. Он присел, положил руку на лоб Мертвяка – и ощутил содрогания тела.

  Целитель молча плакал.

  Никто не произносил ни слова.

  Когда всхлипывания замолкли, Бальзам склонился ближе. – Капрал, что с тобой, во имя Тогга?

  – Я... я не могу объяснить, сержант.

  – Исцеление сработало, все видели, – сказал Бальзам.

  Он кивнул, не поднимая головы.

  – Так... что?

  – Она опустила защиту, на миг. Пустила меня внутрь, сержант. Должна было, чтобы я мог исправить повреждения – и боги, какие это были повреждения! Выйти на вид – ей потребовались все силы. Выйти, принять... – Он помотал головой. – Я видел ее изнутри. Видел...

  Он снова замолк, сотрясаемый неудержимыми рыданиями.

  Бальзам так и сидел рядом на корточках; Наоборот и Горлорез стояли, отгораживая их. Оставалось лишь ждать.

  ***  

  За миг до появления кулаков Лостара встала перед Таворой. Она постаралась сделать голос спокойным и радостным: – С возвращением, Адъюнкт.

  Тавора не спеша, глубоко вдохнула. – Ваши соображения, Верховный Жрец?

  Банашар склонил голову: – Я слишком замерз, чтобы думать, Адъюнкт.

  – Омтозе Феллак. Вы ощутили шаги Джагутов, Банашар?

  Бывший жрец пожал плечами: – Итак, у Худа была задняя дверь. Кто-то взаправду удивлен? Этот хитрый говнюк никогда не играл честно.

  – Не особо остроумно, Верховный Жрец.

  Лицо его скривилось. – Хорошо подумайте, от кого принимаете дары, Адъюнкт.

  – Наконец-то, – сказала она с чувством, – здравый совет от вас. Прочти... трезвый.

  Если он и думал ответить, то замолчал: в комнату вошли Добряк, Сорт и Блистиг.

  Повисло молчание; наконец Фаредан Сорт фыркнула: – Я всегда думала, "холодный прием" – это фигура речи...

  – Мне сообщили, – оборвала ее Адъюнкт, – что гости уже в пути. Пока они не прибыли, я желаю услышать от каждого из вас рапорт о положении в частях. Прошу по порядку.

  Кулаки удивленно смотрели на нее.

  Лостара Ииль глянула на Банашара: в его устремленных на Тавору глазах тоже что-то блеснуло.

  ***   

  Им пришлось проехать по северной улице малазанского лагеря, пробираясь между шатров бойни. Воздух кишел мухами, пахло свежим мясом и навозом. Атри-Цеда Араникт молча скакала рядом с Брюсом, подавленная блеянием родаров и воплями миридов, визгом перепуганных свиней и мычанием рогатого скота. Ожидавшие забоя животные отлично понимали свою участь, и звуки их голосов казались буйным вихрем.

  – Плохой выбор эта дорога, – бормотал Брюс. – Извини, Атри-Цеда.

  Двое солдат пересекли путь; на них были толстые пропитанные кровью фартуки. Лица отупевшие, лишенные выражения. С рук капает красная жижа.

  – Армии купаются в крови, – сказала Араникт. – Разве это не истина, Командор?

  – Боюсь, все мы в ней купаемся. Города позволяют скрыться от мрачной истины.

  – На что было бы похоже, если бы мы ели одни овощи?

  – Мы вспахали бы всю землю, не оставив места диким животным, – ответил Брюс.

  – Значит, можно счесть домашних зверей жертвами во имя дикости.

  – Можно, – сказал он, – если это тебе поможет.

  – Не уверена.

  – И я.

  – Думаю, я слишком мягкая, – заключила она. – У меня склонность к сентиментальности. Можно скрыться от самой бойни, но от воображения не скрыться никуда. Верно?

  Они приближались к широкому перекрестку; напротив большая группа всадников выливалась из южного проезда. – Ну-ка, – сказал Брюс, – это королевские знамена Болкандо?

  – Кажется, королева расширила свои обязанности по сопровождению далеко за родные границы.

  – Да, очень любопытно. Мы их подождем?

  – Почему нет?

  Они натянули поводья на перекрестке.

  Эскорт королевы был слишком обширным. Но Брюс нахмурился: – Это солдаты-эвертины, ни одного офицера.

  Кроме закаленных в боях солдат Абрасталь привела троих Баргастов; справа скакали две женщины из хундрилов, одна на седьмом-восьмом месяце беременности. Слева была пара вооруженных иноземцев – Напасть? Араникт резко выдохнула. – Должно быть, это Смертный Меч Кругхева. Она одна заполнит собой дворцовый гобелен.

  Брюс крякнул. – Понимаю, о чем ты. Я видел немало суровых женщин, но эта... воистину необычайна.

  – Сомневаюсь, что смогла бы просто поднять меч, что у нее на бедре.

  Взмахнув рукой, королева Абрасталь остановила отряд. Что-то сказала одному из солдат, и все ветераны стали спешиваться, снимать с седел какие-то сумки. Они отправились в малазанский лагерь; Араникт видела, что солдаты расходятся, очевидно, отыскивая стоянки взводов. – Что они делают?

  Брюс покачал головой: – Не уверен.

  – Они привезли... бутылки.

  Брюс Беддикт хмыкнул и ударил коня по бокам. Араникт последовала примеру.

  – Командор Брюс Беддикт. – Королева Абрасталь поудобнее уселась в седле. – Наконец мы встретились. Скажите, ваш брат знает, где вы?

  – А ваш муж, Ваше Высочество?

  Сверкнули зубы. – Сомневаюсь. Но это же лучше, чем смотреть друг на друга в гневе?

  – Согласен, Ваше Высочество.

  – Ну, если не считать дурня-гилка, что рядом со мной – и вас, разумеется – это будет собрание женщин. Вам сапоги не жмут, Принц?

  – Если и так, я слишком мужествен, чтобы признаться. Не изволите ли представить гостей?

  Абрасталь сняла тяжелые перчатки и показала вправо: – От хундрилов Хенават, жена Вождя Войны Желча, и Шельмеза, телохранительница, Та, Что Атаковала.

  Брюс поклонился обеим женщинам: – Хенават. Мы были свидетелями Атаки. – Он мельком глянул на Шельмезу и снова посмотрел на Хенават. – Прошу, если изволите, известить супруга, что я покорен храбростью его и всех Горячих Слез. Зрелище атаки заставило и меня действовать. Я понимаю: если летерийцы и смогли облегчить положение Охотников за Костями, главную благодарность следует возложить к стопам Вождя Войны.

  Широкое, мясистое лицо Хенават осталось неподвижным. – Весьма благородные слова, Принц. Муж их услышит.

  Неловкость ответа на миг повисла в пыльном воздухе; затем королева указала на людей Напасти. – Смертный Меч Кругхева и Надежный Щит Танакалиан из Серых Шлемов.

  Брюс снова склонил голову: – Смертный Меч. Надежный Щит.

  – Вы встали шесть дней тому назад на наше место, – почти грубо сказала Кругхева. – Вот отверстая рана на душах братьев моих и сестер. Мы скорбим по жертвам, принесенным вами вместо нас. Это не ваша война – но вы держались стойко. Вы сражались с честью. Если выпадет возможность, сир, мы встанем вместо вас. Вот клятва Серых Шлемов.

  Брюс Беддикт не нашелся, что ответить.

  Аракникт откашлялась. – Вы ввели принца в смущение, Смертный Меч. Мы направимся к Адъюнкту?

  Королева Абрасталь натянула поводья, поворачивая коня к центру лагеря. – Поедете рядом, Принц?

  – Благодарю Вас, – обрел голос Брюс.

  Араникт послала коня сразу за ними, оказавшись рядом с "дурнем-гилком".

  Он глянул на нее. Широкое, изборожденное шрамами лицо было торжественным. – Эта женщина, Смертный Меч, – тихо сказал он, – наделена всей мягкостью кварца. Он у нее даже во рту. А ты ловко помогла командиру оправиться.

  – Благодарю.

  – Не оборачивайся, чтобы не видеть слез на лице Хенават. Думаю, твой командир ей понравился. Я Спакс, Боевой Вождь Баргастов племени Гилк.

  – Атри-Цеда Араникт.

  – Это значит Верховная Колдунья, да?

  – Полагаю. Вождь, что делают солдаты – эвертины среди малазан?

  Спакс почесал ногтями лицо. – Что делают, Атри-Цеда? Духи подлые, они же люди.