Текст книги "Зомби Апокалипсис"

Автор книги: Стивен Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Подхожу к церкви. Думаю, можно уже включить фонарь, это безопасно, поскольку с одной стороны стена парка, а с другой – пустошь. Моросит дождь, и машин мало. Дальняя дорога закрыта для транспорта, чтобы обеспечить свободный подъезд к участку грузовиков, экскаваторов и так далее, так что тут очень тихо и вроде как мирно, точно в деревне. Не то чтобы я много знала о деревне, мой отдых на свежем воздухе – это курение в специально отведенном для этого места возле отеля «Сандерсон»^[10].

Вижу экскаваторы, эти механические лопаты, выстроившиеся длинным рядком, точно гигантские желтые жуки, вдоль всего погоста. Главная дверь в церковь заперта – Шваринский предупредил, что ему не удастся достать ключ. Но есть отдельный боковой вход, здесь, справа, который он оставил открытым. Я не попаду в главный придел церкви Всех Святых, но мне туда и не надо. Ага, наверное, вот, створка тугая, но стой-ка, тут просто булыжник застрял под дверью.

Я внутри. Здесь маленький каменный вестибюль и лестница вниз. Узкая, как та, что ведет в Монумент^[11]. Надеюсь, тут не так много ступенек. Пол очень грязный, верно, кто-то много шастал вниз и вверх.

Ладно, посмотрим, что у нас здесь. Черт, стукнулась башкой о потолок, он жутко низкий. Погоди-ка. Так, я в выложенной кирпичом кладовой, которая, кажется, тянется по всей ширине церкви, но не по всей длине.

Пока все весьма скучно. И сыро. Ну-ка, ну-ка, вот так-то лучше. Теперь мне видно. Хотя смотреть почти не на что: какие-то синие пластиковые ящики, моток проволоки, шланг, прислоненный к стене лист фанеры. Но в конце кладовки есть еще один коридор, который, если верить твоему русскому, ведет во второе помещение. Он думает, именно туда перенесли тела, хотя, если и так, потом тут провели уборку, потому что пол выглядит недавно вымытым и пахнет каким-то дезинфицирующим средством.

Ага, вот и лужи этой дряни – по всему полу. А я в туфлях от Марка Джейкобса, потому что явилась сюда сразу после званого ужина. Вот дура.

Так, докладывать тут не о чем, кроме... погоди-ка.

Интересненько. Большая деревянная дверь, этакая мини-версия знаменитых Врат правосудия в церкви Святого Стефана, ну той, что была разрушена в войну при бомбежке. Тут точно такая же резьба, черепа и плачущие купидоны, но в состоянии препаршивом. Одна сторона полностью сгнила, заплесневела и источена червями.

Вот как католическая церковь сохраняет свои древности для будущих поколений. И воняет отвратительно.

Кстати, не беспокойся, я надела антибактериальную маску, вроде тех, что носят девушки-японки. Я достала ее в одном бюро путешествий. Не то чтобы я думала, что тут есть чего опасаться, но... Так, попробую открыть дверь. Ого, она даже не заперта. И вообще не подвешена на петлях, просто прислонена. Я, наверно, сумею ее сдвинуть... Для этого придется положить диктофон, так что подожди минутку. Вот, оказывается, где мне пригодились школьные занятия физкультурой.

...Так, я немного подвинула дверь, могу протиснуться. На самом деле она куда тяжелее, чем с виду, и сомневаюсь, чтобы мне удалось самой поставить ее на место. Поверить не могу, что делаю это. Позади – дай-ка подниму фонарь – ну, сплошное разочарование.

Здесь у нас еще одна комната, где-то тридцать на сорок футов, и выглядит недостроенной – в конце, будто утрамбованная земля. Вонь невыносимая. Пахнет так, будто что-то гниет. Однако тел никаких не видно.

Если это действительно пресловутая гробница Томаса Морби для чистых душ, то какая-то она совсем невзрачная.

Впрочем, кажется, у дальней стены есть что-то любопытное. Иду посмотреть поближе. В этой части помещения жутко холодно, я вижу пар от своего дыхания. Ох! Да, похоже, я подошла слишком близко. Тут – ага, все верно, тела, этакая поленница от пола до потолка.

Все сплющенные, темно-коричневые, совсем как те, что извлекли из торфяников. Вряд ли они в ближайшее время собираются подтвердить убеждения Морби, восстать и перейти на высший уровень, в основном потому, что я и представить не могу, чтобы их хрупкие кости выдержали вес трупов. Однако они почти не повреждены. И запах идет не от них. Странно. Здесь, внизу, определенно воняет – что-то как будто живое, но разлагающееся. Ну-ка, дай-ка проверю – нет, точно не трупы.

Что ж, их перетащили сюда, и церковь, вероятно, будет счастлива. Докладывать больше не о чем. Сделаю несколько фотографий штабеля тел для статьи, но, Мэгги, мне уже кажется, что тут просто много шуму из ничего.

Да, протокол системы безопасности нарушен, но мы же знаем, что в наши дни такое случается повсеместно.

Что-то... гм, когда сверкнула вспышка, я что-то увидела. Тени подпрыгнули. Наверное, воображение разыгралось. Фотографирую еще раз.

Господи. Что-то тут есть – оно движется очень быстро, раз – и промелькнуло перед объективом. Ладно, сейчас щелкну вспышкой.

Гос-с-споди.

Черт! Надо пробираться назад, к дверям, но я не вижу щели. Черт, черт, черт!..

Ох! О боже.

О господи, Мэгги, я обращаюсь к тебе – и смотрю прямо на тебя.

Сколько дней ты уже здесь? Бедняжка... что с тобой – вот блин! – я вижу, как шевелятся твои руки, хотя ты сползла по стене, так что я знаю, что ты жива, но почему ты не... что это... Что это?! Тебя что-то окружает, словно красновато-коричневый туман. Ползает по твоей коже и, кажется, проникает под нее. Ох, Мэгги, у тебя же нет глаз!

Твои глаза полусъедены, и во рту у тебя что-то красно-коричневое, и все-таки ты двигаешься, что происходит...

Блохи. Это блохи. Тысячи и тысячи паразитов.

Господи, какая же я идиотка. Великую чуму вызвали блохи, поселившиеся в тюках голландского хлопка.

Блохи перепрыгнули на крыс, а с крыс – на людей.

Они вгрызаются в плоть и распространяют заразу, когда сосут и переносят кровь. Блохи. Простые организмы, все еще развивающиеся.

Все, что ты говорила, теперь обрело смысл. Неудивительно, что Морби верил в то, что мертвые смогут снова ходить. Они не по-настоящему живые, просто в трупах кишат блохи, находившиеся в чем-то вроде спячки, пока их не вынесли на свежий воздух. Но посмотри на себя. Что-то я не пойму... Ты как будто помнишь, кто я. Я вижу, как блохи перемещаются у тебя под кожей, а тебе словно бы ужасно больно... дай-ка взгляну... погоди...

О боже, твои уши, там их тысячи. Они сосут кровь из твоего мозга, обжираются твоим мясом, для тебя это, должно быть, воплощение самых страшных кошмаров.

Я иду за помощью. Вот дерьмо, эти гаденыши действительно прыгают! На себе я их пока не вижу, но чувствую зуд, а ты... ты просто побудь тут, пока я сбегаю наверх и позвоню.

Господи, как ты меня напугал, Марек. Я и не видела, что ты тут стоишь. Рада, что ты вернулся. Мне нужно выбраться отсюда и позвонить в скорую. Эй, что ты делаешь?!

Не трогай дверь! Что ты творишь?!

Этот сукин сын, этот русский недоносок, задвинул дверь на место. Выпусти меня, мерзавец! Сколько тебе заплатили? Сколько тебе дал твой поганый босс? Открой, будь ты проклят!

Что ж, Мэгги, подружка дорогая, вот мы с тобой и вдвоем. Ты лучше стой в своем углу, чтобы твои маленькие паразиты меня не достали. Ты вообще понимаешь, что я говорю? Вижу-вижу, ты мертва, просто не лежишь спокойно. Они завладели тобой, мелкие пакостники взяли числом. Но что они будут делать, когда запас, так сказать, продовольствия закончится, а? Это очень тупые паразиты, раз они убивают своего хозяина. Черт, этот репортаж сделает мне карьеру.

Ох! Значит, вот оно как работает. Если кто-нибудь когда-нибудь найдет эту запись, слушайте: моя подруга Маргарет идет ко мне, и, думаю, она намерена выпить мою кровь, чтобы накормить своих паразитов. Она холодна и мертва, но блохи поддерживают в ней подобие жизни, чтобы она могла питаться другими. Похоже, я скоро присоединюсь к чистым душам, но сдаваться без борьбы я, черт возьми, не собираюсь.

Не собираюсь.

Господи, как больно. Сука, сука, сука!

Ходячая мертвая сука.

Черт, мне хана.

Хана.

А ведь мог выйти... роскошный... репортаж.

КОНЕЦ ЗАПИСИ

ИЗ КАБИНЕТА МИНИСТРА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ

Доктору Даниелу Томпсону,

начальнику отделения ГУК, Лондон

Среда, 1 мая

Уважаемый доктор Томпсон!

В данный файл внедрены цифровые водяные знаки, поскольку он предназначен исключительно для вас. Пожалуйста, прочтите его содержимое, после чего уничтожьте. Наш агент мистер Шваринский вчера ночью вернулся в гробницу и попытался извлечь запись из диктофона Дженет Рэмси, который он нашел на полу склепа под церковью Всех Святых. Однако он, должно быть, обнаружил обеих, Рэмси и профессора Винн, в состоянии возобновленной жизни. Похоже, как только он отодвинул дверь, они напали на него, искусали и бежали. Их местонахождение в настоящее время неизвестно.

Сегодня утром мистер Шваринский скончался от ран, но впоследствии ожил и атаковал больничного санитара. С тех пор его не видели.

Обязан предупредить вас, что вам может быть предъявлено обвинение в выдаче важнейшей информации, гибельной национальной безопасности. Ситуация выходит из-под контроля.

КОНЕЦ СООБЩЕНИЯ

«БМК» внутренняя связь (От:, До:, Тема: и т.д. – см. снимок):

«Письмо отравлено всему персоналу

В связи с ухудшением транспортной ситуации в районе земляных работ на Южно– Лондонской площадке Нового Фестиваля, рекомендуется всему персоналу без крайней на то необходимости избегать указанного района.

Сведенья постоянно обновляются, следите за каналами аварийной информации БМК:

Телефон: 0800 0666 999

Онлайн: bmc.co.uk /999

Шлюз: 999 Аварийная информация

Телетекст: page 999

Внутренняя связь»

Л. Калвин

(ЛК23 1/2)

Участок производства земляных работ для Нового Фестиваля

Британии – подразделение Джи / 01-05

На рассмотрение:

старшему суперинтенданту Джулии Кей (начальнику районного отдела Гринвич, ПБЛ^[12]).

Копии:

старшему суперинтенданту Джону Доннели (начальнику районного отдела Саутуарк, ПБЛ), старшему суперинтенданту Адаму Шоукроссу (начальнику районного отдела Бромли, ПБЛ).

**********

Я патрульный полицейский 1649 Лайам Калвин, приписан к смене 5 подразделения Джи мобильной бригады, базирующейся на Блэкхит-роуд (Юго-Восточный сектор). Сейчас первое мая, четыре часа четырнадцать минут утра.

В соответствии с требованиями подразделения Джи, это мой промежуточный сменный рапорт.

С сожалением вынужден перечислить ряд событий, которые за последние часы совершенно вышли из-под контроля. С начала дежурства смена 5 понесла несколько потерь, один человек пострадал серьезно, и один на данный момент пропал без вести. Все это – и не только по моему мнению – из-за нового «принципа служебной необходимости», касающегося доступа к специальной информации насчет операционной деятельности, окружающей участок земляных работ НФБ, и из-за некомпетентного руководства инспектора Майкла Мэйкуэйта из Гринвичского полицейского участка, на которого я вынужден буду подать официальную жалобу.

По новым правилам подразделения Джи, мой рапорт будет как можно более точен, включая «все подробности, вне зависимости от того, насколько незначительными они выглядят». Впрочем, прошу прощения, если эта запись окажется еще более многословной, чем обычно.

30-04

В 21:55 я построил смену 5-й мобильной бригады для ночного патрулирования района Блэкхит-роуд. Команда состояла из меня и пяти констеблей: патрульных 1701 Кена Стопфорда, 5829 Шарлотты Гейтвуд, 9824 Доны Флетчер, 2315 Стюарта Макинтоша и 1357 Винса Баркворта. Поскольку подразделение Джи сформировано специально, как временный, но важный инструмент контроля общественного порядка в целях предотвращения вандализма в окрестностях строительства площадки для Нового Фестиваля Британии, у нас нет постоянного начальника, эту обязанность исполняют поочередно дежурные офицеры. В тот момент мы находились под командованием инспектора Майкла Мэйкуэйта.

Когда мы прибыли на дежурство вчера, «Особая команда службы безопасности», мы догадывались, что они либо из М-16, либо из Особого отдела^[13] уже заняла свой обычный пост в салоне «Ауди А-4», припаркованного перед церковью Всех Святых (примерно в двухстах ярдах от фургона мобильной бригады). И, тем не менее, они снова даже не попытались ни связаться с нами, ни уведомить нас о каких-либо новых обстоятельствах.

Закон о чрезвычайных полномочиях полиции, так стремительно принятый в этом году, к которому, как вам известно, я и еще несколько старших членов Комитета федеральной полиции высказали свое отвращение в письменной форме, дает нам почти неограниченное право арестовывать и допрашивать и разрешает даже желторотым стажерам носить огнестрельное оружие при исполнении повседневных обязанностей, но, видно, считает, что мы недостойны знать имена и звания тех не служащих в полиции лиц, которые вдруг неожиданно стали руководить обыденными полицейскими операциями в Лондоне. Вот уже две недели, как сводки и информационные листки настойчиво напоминают нам, что мы обязаны «полагаться на Специальную команду службы безопасности во всех вопросах, касающихся НФБ». И все же ни один из офицеров Специальной команды службы безопасности, чьи парочки регулярно чередовались, за эти две недели не удосужился нам представиться ни по имени, ни по званию. Таким образом, я вынужден называть тех двоих, о которых пойдет речь в этом рапорте: Шпик Один и Шпик Два.

Свою группу я организовал так:

патрульный констебль Стопфорд, старший из присутствующих офицеров – ему осталось три месяца до пенсии, – сел дежурить в авто фургоне. Патрульный констебль Гейтвуд, самая деятельная и боеспособная, разместилась в резервной машине. На нее была возложена обязанность отвечать на все вызовы и обеспечивать немедленную поддержку, когда и где необходимо. Констебли Флетчер и Баркворт заняли патрульные полицейские автомобили. Остался только констебль Макинтош, которого, честно говоря, я считал не отвечающим требованиям современной службы охраны правопорядка. Он молод и неопытен, но, кроме того, еще и некомпетентен в плане знания методик и способов общения с населением (и неспроста в Плумстиде^[14] его наградили кличкой Неумеха). Я назначил его туда, где, как мне думалось, он принесет меньше всего вреда, – в пеший патруль по периметру ограды раскопок. Сам я собирался планомерно объезжать все посты. Как обычно, мне дали понять, что, если нужно, я получу поддержку ночных служб автоинспекции и департамента уголовного розыска.

Да простится мне личное наблюдение, за последние годы уличное патрулирование претерпело странные изменения. Не так давно ночные дежурства считались гораздо менее хлопотливыми, чем дневные, и в то же время были значительно опаснее. Теперь, хотя наоборот и не стало, изменения налицо. Новейшие тенденции в преступной деятельности, особенно в плане общественных беспорядков, отражают увеличение случаев нанесения вреда полицейским в дневные часы. Ночами, хотя преступления, конечно, случаются, на улицах стало куда спокойнее, чем раньше.

Непостоянная атмосфера современной Британии, которую Новый Фестиваль, кажется, намеренно игнорирует, похоже, разубеждает всех, кроме уж самых закоренелых правонарушителей, бродить после заката.

В 22:07 к нам поступил первый вызов за вечер. Некий служащий вернулся домой с работы и обнаружил, что его квартира на Кроксли-корт ограблена. На место происшествия отправилась патрульный констебль Флетчер.

В 22:14 нас вызвали на Горналл-стрит, где, по сообщениям, дрались трое мужчин. Я выехал, но по прибытии обнаружил, что констебль Гейтвуд меня опередила. Она арестовала трех бродяг за хулиганство в пьяном виде.

В 22:22 меня известили о том, что патрульный Баркворт выехал на разбор ДТП на Морден-хилл.

В 22:38 на Горналл-стрит прибыл фургон-автозак. Констебль Гейтвуд отправилась в Гринвичский полицейский участок оформлять документы на арестованных.

В 22:47 я прибыл на Камберпатч-авеню, так как поступило сообщение о том, что два юнца дергают дверцы припаркованных автомобилей. На вызов откликнулась и констебль Флетчер. Она подъехала с южного конца Камберпатч-авеню – и вспугнула парочку молодых людей, которые побежали на запад, по Фриш-лейн. Патрульный констебль Флетчер приступила к преследованию, но из-за большого количества расставленных кое-как мусорных контейнеров ей пришлось бросить машину и кинуться в погоню на своих двоих. Я свернул к западному концу Фриш-лейн, но оказалось, что подозреваемые на полпути перелезли через ограду и спустились по насыпи в так называемую Выемку (заброшенный и заросший железнодорожный тупик).

Мы с констеблем пытались продолжить преследование, но Флетчер запуталась в колючей проволоке. Я обыскал дно Выемки, однако подозреваемых не обнаружил, после чего отправил запрос на собаку-ищейку, но, поскольку никакого преступления совершено не было (позже подтвердилось, что ни одна машина не повреждена и не вскрыта), мне сообщили, что в настоящий момент кинологическая служба недоступна.

К этому времени полицейский констебль Флетчер уже освободилась, но железные шипы оставили на ее руках и ногах несколько глубоких ран.

В 23:13 я отвез констебля Флетчер в Университетский госпиталь в Льюишеме. Лишившись двух человек, смена 5 существенно ослабла. Однако пока наше дежурство ничем не отличалось от любого другого, такого же будничного, и я не счел нужным требовать у муниципалитета еще людей. Я просто вызвал констебля Стопфорда и предоставил ему патрульную машину констебля Флетчер.

В 23:20 я запер автофургон, поставил его на сигнализацию и возобновил патрулирование.

В 23:25 диспетчер сообщил мне, что констебль Стопфорд вызван на урегулирование домашнего конфликта на Редвуд-гров, 15.

В 23:29 я связался с диспетчерской, запросив текущие сведения о патрульном констебле Макинтоше. Неделю назад вокруг раскопок проходили митинги протеста, хотя в последние дни все поутихло (вероятно, вследствие слухов о том, что некоторые люди «исчезли»).

В 23:30 диспетчер сообщил мне, что рация констебля Макинтоша не отвечает. Я попросил не оставлять попыток связаться с ним.

В 23:33 диспетчер доложил, что констебль Стопфорд запросил подкрепление. Я ответил, что все заняты, но попросил объяснить, в чем дело. Мне сказали, что «бытовая ссора» на Редвуд-гров, 15, оказалась яростной дракой между мужчиной и его молодой женой, в результате которой весь их коттедж был разгромлен.

Оказалось, что молодая пара, о которой шла речь, – это Кори и Фрида Данхилл. Они нам хорошо известны как воришки и пьяницы, регулярно дерущиеся во время попоек. Кори Данхилла несколько раз арестовывали за нанесение побоев жене, но и Фриду Данхилл тоже несколько раз арестовывали за нанесение побоев мужу. Впрочем, до суда дело ни разу не дошло. Их неоднократно предупреждали, что полиция не желает тратить на них время, и советовали обратиться в консультативную помощь по вопросам семьи и брака.

Диспетчер сообщил, что констебль Стопфорд пробовал поговорить с супругами о нарушениях общественного спокойствия, но те накинулись на него и выставили из своего дома.

В 23:41 я прибыл на Редвуд-гров, 15, где и обнаружил взъерошенного констебля Стопфорда с заметными синяками на лице. Он сказал, что оба Данхилла затеяли драку в гостиной их коттеджа. Я постучал в дверь, и мне тут же ответил Кори Данхилл. Получив предупреждение, Данхилл признал, что они с женой продолжали спорить в присутствии патрульного Стопфорда и что Фрида Данхилл не стеснялась в выражениях. Тут вмешался констебль Стопфорд и заявил – с моей точки зрения, совершенно напрасно, – что если бы его дочь когда-нибудь произнесла такое, он задал бы ей взбучку, которую она запомнила бы на всю жизнь.

У современной полиции существует «старая школа» и «древняя школа». Патрульный констебль Стопфорд определенно относится ко второй категории. Ему около пятидесяти, но на вид все шестьдесят. Сомневаюсь, что он водил патрульный автомобиль, а уж тем более шагал в дозоре после принятия Закона о контроле за исполнением уголовного законодательства, так что он не подготовлен к общению с необузданной, темпераментной молодежью наших дней. Когда он достал Данхиллов своими увещеваниями и к тому же, по их словам, угрожал им насилием, они объединили силы и вышвырнули старика из дома.

Возможно, конечно, что констебль Стопфорд, который, при всех своих недостатках, все же бывалый служака, спровоцировал конфликт и не стал сопротивляться побоям, поскольку по правилам при наличии «лицевых травм» полицейский должен сидеть дома, по крайней мере, две недели. Но мне не хотелось задавать ему подобные вопросы, особенно сейчас.

В 23:48 я услышал от диспетчера, что констебль Макинтош все еще не отвечает на вызовы. Очевидно, мне придется отправиться на его поиски.

Невзирая на мое отношение к тактике констебля Стопфорда, я согласился с его утверждением, что Данхиллы напали на офицера полиции. Таким образом, патрульный Стопфорд получил повод арестовать их. Я вызвал автозак, но мне сообщили, что в Гринвиче произошла стычка двух бандитских группировок и все машины заняты перевозкой задержанных. В итоге я решил сам доставить арестованных в участок.

В 23:59 я прибыл в Гринвичский полицейский участок, и констебль Стопфорд повел своих пленников в камеру. Я посоветовал ему после оформления документов обратиться за медицинской помощью.

****************

01-05

В 00:06 я вернулся к церкви Всех Святых.

Шпик Один и Шпик Два все еще сидели в машине перед зданием. Они дружно уплетали взятую навынос пиццу. Я знаками показал, что хочу поговорить с ними.

Шпик Один – дородный мужчина, заросший бородой. Тогда, как и во всех остальных случаях, когда я видел его, он был в кожаной куртке-косухе. Он вообще больше походил на байкера, чем на правительственного агента. Шпик Два – моложе, светловолосый, аккуратно одетый. Было в нем что-то от пай-мальчика из частной закрытой школы, но авторитет ощущался.

Я спросил у них, не видели ли они патрульного констебля Макинтоша, обходящего периметр раскопок. Они ответили отрицательно, хотя Шпик Два заявил, что если они не заметили полицейского, это еще не значит, что его тут нет, и вообще они сосредоточены на вещах поважнее. Я поинтересовался, понравилась ли им пицца и заказали ли они заодно чесночный хлеб, на что они хмыкнули и воздержались от комментариев. Тогда я сказал, что собираюсь посмотреть возле церкви. Это, кажется, немного протрезвило их. Они предупредили меня, что я не должен пытаться войти в здание, поскольку оно закрыто. Я напомнил им, что перед офицерами полиции открыты все двери, когда речь идет о защите жизни и здоровья.

В 00:10 я в одиночестве начал обходить территорию церкви Всех Святых.

Я не пошел непосредственно на место раскопок, поскольку ночью оно не освещено и там нет ничего, кроме грязи, экскаваторов, вагончиков и всякого оборудования, прикрытого тяжелым, пропитанным влагой брезентом.

Странная атмосфера окружала церковь. Полагаю, слово «готическая» тут подходит лучше всего. Здание очень старое, все замшелое, с водосточных труб свисает мертвый сухой плющ. Обстановка точно из какого-то фильма студии «Хаммер»: повсюду туман, а в тумане маячат покосившиеся и разбитые древние надгробия. Однако никаких следов констебля Макинтоша не обнаружилось, и Шпики оказались правы: я проверил передний, боковой и задний входы в церковь, и все они были забиты досками и полосами ржавого железа. И на каждом входе висело объявление, гласящее, что несанкционированное вторжение будет преследоваться по Закону о чрезвычайных полномочиях полиции.

В 00:21 я возобновил патрулирование на машине, крутясь в районе места земляных работ, хотя некоторые участки были перекрыты для обычного транспорта.

В 00:29 я вернулся к фасаду церкви Всех Святых. Шпик Один и Шпик Два по-прежнему сидели в машине, наблюдая за мной. Патрульного констебля Макинтоша я не нашел.

В 00:30 я снова вызвал диспетчерскую и попросил их попытаться связаться с констеблем Макинтошем.

В 00:33 диспетчер доложил, что ответа по-прежнему нет.

В 00:34 я попросил диспетчерскую выделить мне прямой канал и попытался связаться с констеблем Макинтошем лично, но ответа от него не получил.

Если кто-то считает, что я отнесся к этому слишком равнодушно, повторюсь, что констебль Макинтош – офицер ненадежный, не то чтобы ленивый, но тугодум. Вполне возможно, что он отключил звук у своей рации, чтобы переговорить с кем-то из граждан, а потом забыл включить его. Кроме того, он мог забыть поставить новый аккумулятор, проверяя рацию перед началом дежурства. И то и другое уже случалось с ним прежде. Я решил, что пока не стоит поднимать тревогу.

В 00:37 диспетчер сообщил мне, что дама, проживающая на Ледисмит-кресент, 12, миссис Джоан Акума, жалуется на шум в своей мансарде. С учетом того, что Ледисмит-кресент находится прямо через дорогу, напротив церкви Всех Святых, я предпочел сам взяться за эту работу.

В 00:38 я явился по указанному адресу.

Стоит упомянуть, что Ледисмит-кресент одна из улиц, оказавшихся в центре обсуждения во время планирования правительством места проведения Фестиваля в Южном Лондоне. Она представляет собой ряд расположенных террасами участков и существует в таком виде с конца Второй мировой войны. Дома в не слишком хорошем состоянии; они пришли в упадок и в большинстве случаев полуразрушены. Но в свое время все они находились в частном владении. Когда встал вопрос о принудительной покупке всего ряда домов, поднялся шум. В настоящее время, однако, юридические проблемы исчерпали себя и большинство обитателей съехало. Миссис Акума, проживающая в доме номер двенадцать, в самом конце улицы, прямо напротив церкви Всех Святых, – одна из немногих оставшихся.

Миссис Акума, женщина, хотя и весьма преклонных годов, все еще бодра и энергична. Она эмигрировала в Британию в начале семидесятых и много лет, пока не ушла на покой, зарабатывала себе на жизнь уроками игры на пианино. Она весьма приятная дама, почтенная и доброжелательная. Когда я пришел, она предложила мне чашку чая, но я отказался, поскольку все еще был обеспокоен пропажей констебля Макинтоша.

Миссис Акума сказала мне, что весь вечер она слышит доносящиеся из мансарды скрипы и шорохи, как будто там кто-то прячется, хотя ее больше тревожило, что это может быть привидение. Миссис Акума очень религиозна и давно уже озабочена близостью своего дома к церкви Всех Святых, у которой, по ее словам, дурная репутация. Несомненно, потому, что строил ее человек, связанный с черной магией. А, следовательно, атмосфера зла пропитала церковь и земли ее, так, по крайней мере, выразилась миссис Акума. Она также сказала мне, что таинственные силы повсюду. Но развить данное утверждение леди помешал нежданный гость. Затренькал звонок, старушка открыла – на пороге стоял Шпик Два.

Похоже, хотя мы ничего не знали об Особой команде службы безопасности, они о нас были осведомлены слишком хорошо – вплоть до того, что, очевидно, имели полный доступ к нашим радиопереговорам. Шпик Два спросил, не может ли он быть чем-то полезен. Мне это показалось странным. Вы, верно, помните вооруженное ограбление на Дептфорд-Хай-стрит пять дней назад, когда был ранен молодой офицер полиции. На вызов откликнулись группы поддержки не только из соседних подразделений, но даже из смежных районов. Одна группа кинулась на помощь аж с того берега Темзы. Однако личный состав Особой команды, хотя и находился в пяти минутах езды от места происшествия, даже не почесался.

Я сообщил Шпику Два, что в подмоге не нуждаюсь. Как офицер полиции с двадцатилетним стажем, я вполне способен разобраться с жалобой на доставляющих неудобства соседей. Что ж, Шпик Два предоставил дело мне, но я заметил, что он продолжает околачиваться снаружи.

Я сказал, что данный случай касается «беспокойных соседей», потому что считал, что дело обстоит именно так. Миссис Акума думала, что у нее в мансарде поселился призрак. Я подозревал, что это либо крысы, либо летучие мыши, либо, что более вероятно, нечто связанное с рядом стоящим нежилым домом. Казалось возможным, что какие-нибудь бродяги, если они нашли пристанище по соседству, могли забраться и сюда по смежной стене. Я вызвался пойти наверх и посмотреть.

Верхняя комната миссис Акума на самом деле больше напоминала чердак, чем мансарду. Однако ее сын, строитель, настелил пол и соорудил лестницу, так что я поднялся с легкостью. Внутри помещение, забитое обычным хламом, несмотря ни на что, было довольно просторным. Сын миссис Акума отлично потрудился. Прочный пол, электрическое освещение, внутренняя сторона крыши обита планками, к западной, восточной и торцовой стенам добавлена деревянная обшивка для теплоизоляции. Стена, примыкающая к соседнему дому, не обшита и не изолирована – она кирпичная. Пробить ее никто не пытался. Никаких следов пребывания тут грызунов или летучих мышей я не заметил – ни помета, ничего, – так что заверил миссис Акума, что она наверняка слышала воркование голубей на карнизе: объяснение, удовлетворившее леди лишь частично.

К 01:01 я вернулся в машину и снова связался с диспетчерской, узнать, нет ли вестей от констебля Макинтоша. Известий от него не поступало, но диспетчер сообщил, что констебль Баркворт затребовал автозак на Хикс-авеню. Я попросил уточнить обстоятельства, и диспетчер, едва сдерживая смех, сообщил мне, что к патрульному констеблю Баркворту подошел мужчина и заявил о покушении на его пение.

В 01:07 я прибыл на Хикс-авеню и обнаружил там констебля Баркворта и задержанного.

В арестованном я сразу узнал Уэйна Дэвлина, наркомана и алкоголика, не раз привлекавшегося за драки и хулиганство. Баркворт сказал мне, что арестовал Дэвлина по подозрению в попытке преступного причинения ущерба. При этих словах Дэвлин начал ругаться и дергаться, да так, что мы вдвоем едва удержали его, хотя он и был в наручниках. Я напомнил Дэвлину, что по Закону о чрезвычайных полномочиях полиции нам предоставляется полная свобода действий в отношении тех, кто оказывает сопротивление при задержании. Он попытался меня пнуть, но я вытащил пистолет, и он сразу присмирел.

Дэвлин настаивал на том, что он – оскорбленная сторона. Он объяснил, что у него сложная ситуевина с соседом, восьмидесятилетним стариком, ветераном войны Вильямом Гербертом, который несколько раз жаловался в районный совет на громкую музыку в квартире Дэвлина. Пьянчуга похвастался, что каждую ночь, возвращаясь домой из паба, он останавливался и мочился в почтовый ящик Герберта. А сегодня сосед поджидал хулигана с другой стороны, и, едва Дэвлин вставил пенис, старик захлопнул крышку ящика. Дэвлин, по его словам, и поссать-то больше не может, да и подрочить, видать, уже не придется. Он сказал, что шел в Льюишемский госпиталь, заметил патрульную машину и остановил ее. Добросовестно, с наилучшими намерениями пожаловался он на своего соседа, и вот те на – его же и арестовал какой-то тупой козел, которому не отличить дубинки от собственной задницы.