Текст книги "Зомби Апокалипсис"

Автор книги: Стивен Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Знаю, последнее предложение звучало бы полным бредом, если бы я не видела, как взорвали Лондон. Их же правительство и взорвало. Господи. Мне всегда хотелось слетать туда. Всегда хотелось увидеть Европу. Видео, в котором на Лондон сбрасывают атомную бомбу, было последней весточкой из той части света.

Старший офицер заставил нас просмотреть фильм дважды. Бомба упала на Южный Лондон, у Темзы. Но вся та часть Англии будет светиться в темноте еще хрен знает сколько времени. Биг-Бен, парламент, Букингемский дворец, площадь Пиккадилли, Карнаби-стрит, Чертово колесо, или как его там, – никто не подойдет ко всему этому, блин, не знаю – думаю, много веков. Я уже сказала, что никогда там не была, но видела по телику, и в кино, и в Сети столько раз, что это стало все равно, что частью моей жизни. Как подумаю, что никогда больше оттуда ничего не появится – ни музыки, ни фильмов, ни ТВ-шоу, чувствую, будто потеряла что-то. Или ошиблась планетой. Да, вот такая хрень.

После просмотра видео поднялась ученая дамочка Мэри Мунро, утверждающая, что она в президентском списке или что-то типа того, и начала говорить – ну надо же! – о Черной Смерти, бубонной чуме – как ее переносят крысы, в шерсти которых кишат блохи, такие жирные, что взаправду могут двигать человеческие тела. Еще была какая-то чушь насчет того, что никто на самом деле не знает, сколько народу погибло в Европе, потому что данные недостоверны. Типа что если некоторые люди умерли вроде как от чумы, но на самом деле были заражены блохами, семьи похоронили их, а потом они начали возвращаться. Так что их пришлось убивать снова – отрубать головы или проламывать черепа (восхитительная идея), – а значит, их посчитали дважды.

В школе, на уроках истории, я не слышала ничего подобного. Ну, нам рассказывали о блохах и крысах, переносящих заразу, но о блохах, заставляющих мертвецов двигаться, – никогда. Перечитала фразу, и она даже теперь кажется мне неправдоподобной и весьма сомнительной, хотя я видела, как хреновы зомби хватают моих друзей и впиваются зубами в их плечи или лица или ноги или шеи и жуют жуют, а кровь течет по их...

Так, стоп, уже лучше. Желудок у меня слабоват, и я не прочь проблеваться, просто чтобы покончить с этим. И надо-то только подумать о Томми Макманусе, падающем на спину, и о той твари, насевшей на него: когда я подбежала и оттащила зомби, оно прихватило с собой лицо Томми. Но он еще смог пристрелить одного гада, подкравшегося сзади и хотевшего укусить меня. Засадил ему пулю точнехонько промеж глаз, так что мозг вылетел из затылка. Забрызгал, на хрен, Линду Вашингтон, кое-что попало ей в рот – она все отплевывалась да отхаркивалась, орудуя штыком.

Нам не следовало спускаться туда, в метро. Нашей группе захотелось поспорить с приказом. Сержант сказал, что горстка гражданских скрывается в туннелях, и они нуждаются в помощи больше, чем те, кто забаррикадировался повыше, на крышах и в небоскребах. Сержант сказал, что если усиленно не дразнить зомби живым мясом, они не станут взбираться по лестницам; им просто не придет это в голову. Им вообще ничего, не приходит в голову, кроме как пожирать живых людей заживо. Зомби не охотятся на своих и ничего не разведывают. Они просто бродят, или хромают, или ползут, пока не унюхают (или как там еще) живых, – и тогда тащатся за ними. И ведь эти трупешники умеют бегать! Ну, те, у кого еще есть ноги. Некоторые из них вроде разорваны в клочья, но, окажись возле что-то живое, они из кожи вон вылезут (ха), но будут карабкаться туда. Я видела, как одна тварь пыталась передвигаться при помощи подбородка!

Так вот, сержант сказал, что вниз зомби спускаются по-другому. Они падают, пересчитывая боками ступени, потом поднимаются и продолжают шагать. Те, кто прячется под землей, в паркингах или метро, могут оказаться в ловушке.

Линда Вашингтон прижалась ко мне и зашептала на ухо, что мы можем застрять в подземке заодно со штатскими. Судя по виду капрала Чанг, она подумала о том же, но не сказала ни слова. Некоторые из нас хотели, чтобы, прежде чем нам садиться в транспорт, она поговорила с сержантом, но она не стала. Хм, ну конечно. Как она могла? Я попыталась поставить себя на ее место и подумала, как бы я отреагировала, если бы ко мне подвалила горстка пехтуры, подначивая сообщить сержанту, что приказы командования – полная хрень и они не станут их исполнять. А впрочем... если бы я была капралом, я бы сказала что-нибудь. Черт, если бы я была сержантом, я бы нашла способ обойти приказ и что-то сделать. Потому что все мы видели запись с кладбищ. Дерьмо.

Интересно, выложен ли где-нибудь тот ролик. Может, если мне удастся зайти на армейский сайт, я сумею найти его и сама скину в Сеть. Или, по крайней мере, сохраню в папку, где нашла съемку приводнения самолета.

Надо убираться с этой крыши и двигаться на север, на окраину, может, удастся добраться до базы. Нет, посмотреть, там ли вообще база. Потому что я знаю, если у командования не получится взять все под свой контроль, они перейдут к плану Б – как в Британии.

Честно признаюсь, никак не могу решить, лучше ли будет связаться с командованием прежде, чем это произойдет, или нет. Сперва Лондон, потом Нью-Йорк, а дальше? На что станет похож мир? Да в нем ведь никто просто не захочет жить. Может, это будет такой мир, где лучшее, что ты можешь для себя сделать, – это определить, где будет «внедряться» план Б, и убедиться, что ты стоишь как можно ближе к эпицентру его осуществления.

(КОНЕЦ ФАЙЛА)

(Расшифровка видеофайла Videofile_02.mp4 06-12)

Вид из окна жилого высотного здания на ту же крышу, что и в файле Videofile_01.mp4.

Полдюжины людей стоят там лагерем. У них маленькие палатки, а также матрасы и спальные мешки на свежем воздухе, а еще жаровни, видимо позаимствованные из того же магазина, где добывались палатки и спальные мешки.

Алан: ...Почему они никогда не пригласят нас на пикник? Джорджия: Что происходит?

Нат: На пикник не похоже.

Том: О господи...

Трое мужчин в шортах и футболках и женщина в спортивном костюме заставляют еще одного мужчину опуститься на колени. Он в одних черных плавках, которые ему, похоже, маловаты. Что-то белое свисает с его плеча и хлопает по телу, пока он пытается освободиться. Подходит вторая женщина, срывает белую штуку и бросает вниз. Это бинт; теперь видны подсохшие пятна крови и рана на плече мужчины. Похоже на укус крупного животного.

Вторая женщина задирает футболку и вытаскивает из-за пояса мешковатых штанов большой пистолет.

Джорджия: О нет. Нет, НЕТ! (Продолжает кричать, но голос ее затихает – она убегает из комнаты)

(Слышны другие голоса, вдали)

Эмили: ...Продолжай, у Джорджии истерика. (Пауза) О господи. Как они могут?!

Раненого мужчину заставляют лечь лицом вниз на крышу, и четверо держат его, не давая шевельнуться: один сидит на ногах, один на спине, двое удерживают руки задранными в неловком и явно болезненном положении. Женщина с пистолетом ставит ногу на шею мужчины, собирается с духом и, сжав пистолет двумя руками, прицеливается в затылок лежащего.

Том: А разве у них есть выбор? Очевидно, его укусили, и он хотел это скрыть.

Эмили: Допустим, но как ты можешь снимать это?

Том: Должны остаться свидетельства.

Эмили: Этого?!

Том: В Штатах, где есть смертная казнь, людей пускают наблюдать за исполнением приговора.

Нат: Только потому, что они варвары.

Том: Потому что это важно. Важно, что люди видят, как кого-то карают.

Женщина с пистолетом стреляет. Голова мужчины взрывается; кровь, кости, ошметки мозга забрызгивают ее брюки, низ футболки и мужчину, сидящего ближе всех. Он отскакивает, срывает футболку и вытирается ею, потом отбрасывает ее и стягивает шорты.

Остальные поднимаются и отходят, а женщина, только что убившая укушенного мужчину, опускает пистолет. Она раздевается спокойно, но осторожно. Снимает туфли, переступает через брюки, внимательно осматривая каждую ногу в поисках следов крови. Закатав подол футболки, она аккуратно вынимает руки из рукавов, потом стягивает футболку через голову так, чтобы забрызганная ткань не коснулась лица. Женщина бросает футболку, снимает лифчик и трусики, а потом заливается слезами.

Другая женщина и двое мужчин надевают фартуки и резиновые перчатки, прежде чем закатать мертвое тело в брезент (или холстину) и спихнуть его вниз. Один льет нечто вроде отбеливателя на кровь и прочее, оставшееся на крыше. Обнаженная женщина продолжает плакать, пока один из мужчин не подходит к ней с одеялом. Он закутывает ее и отводит к матрасу, она ложится, сворачивается в позу эмбриона и долго потом не шевелится. Другой мужчина с помощью ручки швабры подбирает ее разбросанную одежду и скидывает все с крыши.

Эмили: Им не нужно было этого делать.

Анжела: Нужно, и ты это знаешь.

Том: Похоже, сейчас как раз тот случай, когда мне понадобится кое-что из медицинского кабинета. Анж, у тебя есть ключ.

Анжела: Что тебе нужно?

Том: А что было бы нужно тебе? (Пауза) У нас там еще осталось? Эмили: Я имела в виду, сбрасывать тело с крыши.

Том: Что?

Эмили: Им не нужно было сбрасывать тело с крыши. Они не должны были этого делать, потому что так выходит, что им уже все равно. А если им все равно, почему они все просто не пустят себе по пуле в голову прямо сейчас?

Долгое молчание.

Том: Может, они пытаются подготовиться к этому.

Эмили: А мы нет, да?

(КОНЕЦ ФАЙЛА)

(Расшифровка видеофайла Videofile_Jolene1.mp4 06-14)

Рядовой Джолин Линдблум:

«Я загрузила запись, которую напечатала в телефоне, туда же, где нашла те два файла, и разослала копии своего творчества и тех роликов по всем электронным адресам, которые только могла вообразить, включая Белый дом. Надеюсь, они доберутся хотя бы до одного живого получателя. (Громкий шорох) Потом я подумала, а почему бы и мне не снимать видео, вместо того чтобы зарабатывать косоглазие, корпя над клавиатурой телефона. У него, кстати, есть камера, но разрешение маловато, так что я тут, гм... прогулялась по магазинам и нашла в одном вот эту, заряженную и готовую к работе. Все магазины взломаны, но, ни один, как ни странно, не разграблен дочиста. Не знаю, наверное, большинство мародеров были съедены или ушли, прежде чем их съели».

Видоискатель перемещается с панорамы улицы на лицо молодой женщины – ей лет двадцать от силы. Камера находится слишком близко, и лицо не совсем в фокусе.

«Ага, это я, точно. Рядовой Джолин Линдблум, армия США, личный номер бла-бла-бла, да кого это колышет. Извините. Я пыталась быть дисциплинированной, да куда там. Не, я ввязывалась в это дело с намерением стать хорошим солдатом, правда, а посмотрите на меня сейчас. Едва грянул апокалипсис, я забыла все, чему меня учили».

Камера перемещается с женского лица на панораму улицы с застроенным лесами зданием. Сдвигается влево, ко входу в метро, а потом вниз, так что видны железные ворота, закрытые, запертые на висячий замок и обмотанные цепью.

«Вот пример моей работы. При помощи мистера Мегафона я пыталась выкликать хоть кого-то живого на этой станции – внутрь я заходить не собираюсь, хрена с два. Думаю, если бы там кто-нибудь был и услышал меня, он бы отозвался. Я говорю это потому, что не желаю думать, что могла запереть хоть кого-то из живых людей вместе с зомби, хотя и знаю, что это возможно. Если так, надеюсь, они найдут способ вышибить себе мозги или как-нибудь размозжить себе головы, чтобы не пришлось возвращаться. В смысле, когда умираешь, тебе положено покоиться с миром, как сказал сам Господь. И теперь, когда у нас настоящий демографический зомби-взрыв, ответственные люди не станут усугублять ситуацию. Это все равно что (приглушенный смешок) кастрировать своих котов, так что, умирая, убедитесь, что ваши головы раздавлены или оторваны. Иначе...»

Камера качается влево и фокусируется на противоположном тротуаре, по которому, неуклюже волоча ногу (а точнее, скребя асфальт под прямым углом к ноге), двигается человеческая фигура. Это молодой человек, лет двадцати, а то и меньше; кровь коркой запеклась вокруг рта, левый глаз выпирает из глазницы. На футболке столько крови и грязи, что непонятно, какого она цвета на самом деле. Труп смотрит прямо в камеру здоровым глазом и начинает ковылять быстрее, шевеля губами и щелкая челюстями.

«...Ты станешь частью проблемы. Мне пора».

(ОТКЛЮЧЕНИЕ)

Судя по освещению, снято чуть позже. Камера на уровне земли, показывает длинную широкую улицу, загроможденную машинами, автобусами и грузовиками.

«Будь я в здравом уме, я бы стерла предыдущую запись или вырезала звук. Не слишком хорошо я там выгляжу. Думала, меня теперь меньше трясет, да как бы не так. Воспоминания о подземке вроде бы должны были уже улетучиться, отойти в прошлое, а чувство такое, будто я увязаю в них все глубже и глубже. То, что я видела там, то и дело всплывает в сознании, совсем как окошко с рекламой на веб-странице, и мне от этого не избавиться. Отрывающееся лицо Томми Макмануса. Линда Вашингтон плюет, плюет, плюет – мы все вопим, ружья грохочут, сержант отдает приказы, но все это перекрывают отвратительные звуки, издаваемые Линдой, – пфуй, пфуй, пфуй! Она все еще пыталась избавиться от мерзкого вкуса во рту, когда двое из них поймали ее руку со штыком, и впились в мясо у самого плеча, и грызли, пока не отгрызли руку, на хрен. Она упала, хлынула кровь, забрызгивая всех вокруг, а что крутилось у меня в голове? Та лекция в учебном центре, где нам рассказывали, как можно быстро убить кого-то, если перерезать жаберную артерию. Я больше не слышала Линду. Больше не видела ее под грудой навалившихся зомби».

Камера поворачивает направо, показывая ряд магазинных витрин. Большинство стекол выбито. Неожиданно перескакивает на лицо Джолин Линдблум, оно опять слишком близко. Потом девушка пятится, садится на стул. Она в помещении; за ее спиной стена светло-зеленого цвета, с вертикальной трещиной от потолка до пола (вероятно – это выходит за рамку). Трещина не очень широкая, но заметная. Непонятно, что это за комната. Свет идет из окна, расположенного где-то сзади и справа от камеры; он неярок и продолжает тускнеть, пока Линдблум говорит. К концу записи ее силуэт едва различим.

«Так. Что я там говорила, про Линду и... угу. Тогда я и решила смыться. Дезертировать. Звучит так, будто я вообразила, что все кончено, и сказала себе: «Довольно, пора, на хрен, убираться отсюда»? Нет, я просто смылась. Развернулась и принялась бить, рубить, толкать, уворачиваться – что угодно, лишь бы выбраться. Некоторые из тех, кого я била, вероятно, были моими товарищами. Я не слишком хорошо видела, да и тогда мне было плевать. Я просто била, колола, пинала, а потом бежала, и бежала, и бежала, и не останавливалась, пока не отказали ноги. Я не знала точно, где оказалась, но главное, я больше не была в подземке.

Мне все это снится каждую ночь, порой по нескольку раз за ночь. Иногда мне снится, что я вижу, как Линда Вашингтон разворачивается и убегает, а я валяюсь под грудой зомби, иногда – что я просыпаюсь утром и обнаруживаю у себя на ноге здоровущий укус. Или что надо мной стоит Томми Макманус и говорит: «Спасибо, малыш» – довольно отчетливо, несмотря на отсутствие большей части лица. Или вот еще вариант: сержант лежит на спине, пытаясь пристроить ствол себе под подбородок, прежде чем выстрелить; получается у него не ахти, потому, что в это время зомби продолжает вгрызаться в его живот. Все это я вижу в каждом сне. Каждое утро картинки вспоминаются очень ярко. И я знаю, что это сон, потому что смотрю как бы сверху и издали, словно бы, удирая, остановилась и оглянулась. Хотя я чертовски уверена, что не оглядывалась. Не могла себе этого позволить. Следовательно, это сон. Или часть сна.

Вчера ночью я спала на крыше еще с какими-то людьми. Одолела десять этажей вроде бы пустующего жилого дома. А когда до крыши оставалось всего два этажа, столкнулась на лестнице лицом к лицу с этими парнями с пушками. У них был целый арсенал. Но не столько это встревожило меня, сколько их лица. Точнее, глаза. Безумные глаза. Только так я и могу их описать: безумные глаза. Ты вдруг обнаруживаешь, что смотришь на кого-то с безумными глазами, и не знаешь, что они собираются делать, хотя явно нечто не слишком приятное.

Если бы пистолет был у меня в руке, а не в рюкзаке за спиной, наверное, я пристрелила бы их чисто рефлекторно, прежде чем они успели бы выпалить в меня. Но я только застыла на месте, под дулами их нацеленных мне в голову полуавтоматов. Чуть позже один из них опустил оружие и сказал: «Если ищешь безопасное место для ночлега, можешь остаться

здесь, если сумеешь доказать, что не заражена».

Я не двигалась. Тогда другой пояснил: «Придется раздеться, показать, что тебя не кусали». Он повернулся и завопил наверх: «Женщину сюда!»

Спустилась толстая тетка лет сорока, зыркнула на меня и велела парням отвернуться. Я могла снять одежду и продемонстрировать, что меня никто не кусал, или могла подыскать другое место, чтобы вздремнуть, без разницы. Ну, я подчинилась ей. Какая, на хрен, разница. Она все время болтала о том, как вначале они собрали всех, кто нашелся по соседству, потом потеряли нескольких и подобрали других, искавших убежища. Она и кое-кто из остальных, включая этих двух парней, планировали не рыпаться и ждать, когда явится Национальная гвардия, или армия, или еще кто и заберет их. Они слали мейлы, пытались связаться с прочими людьми, иногда даже по «Твиттеру», когда тот работал, и даже не потеряли радиосигнала. Я уже натягивала шмотки, когда поняла, что в какой-то момент перестала слушать, потому что разревелась. Она не обратила внимания.

Парни обшарили мой рюкзак и, конечно, нашли пистолет. Один из них знал об оружии достаточно, чтобы сообразить, что это армейский образец. Если бы меня спросили, я бы сказала, что нашла его, но меня не спросили. К моем удивлению, мне разрешили оставить его. Потому что у меня был только один, сказала мне женщина, когда мы поднимались на крышу. Если бы их оказалось два, или три, или больше, излишек забрали бы в их «резервный фонд». Но отнимать единственное средство самозащиты у меня не стали. Все, казалось, не так уж и хреново. Покуда.

Их было человек тридцать, со спальными мешками и одеялами – они готовились укладываться. Я отыскала себе местечко в центре, между стариком, его внучкой и брюнеткой примерно моего возраста, с причудливыми татуировками на тощих руках и кривой мебельной иглой, продетой сквозь левую бровь. Я заметила, что она втыкает себе в нос, и в щеки, и в уши гвоздики и кольца, вместо того чтобы снять их на ночь, что выглядело весьма дико. Девушка поймала мой взгляд и объяснила, что, когда выходит наружу, не надевает свои украшения, чтобы зомби не ухватились за них, но при этом не хочет, чтобы дырочки заросли.

Я не знала, что дырки зарастают, но сказала только: «Хорошая мысль», или что-то типа того. Она представилась как Кэл (сокращенно от Кэлла Лили). Старик назвался Родриго, его внучку звали Грациэла. Потом появился щекастый парень с чайником и чашками на подносе и спросил, не хочет ли кто травяного чая. Тут меня затрясло. Не сильно, но я знала, что будет хуже, так что поинтересовалась, где тут у них туалет. В квартире этажом ниже, ответили мне, и велели не смывать без крайней нужды.

Из взломанной квартиры было вынесено все хоть сколько-нибудь полезное. Очень практичная и организованная группа, подумала я, запершись в крохотной ванной комнате с душевой кабиной, но без ванны, и раковиной размером с суповую тарелку, и впала в истерику.

А может, и не в истерику, потому что я не вопила и не выла, ничего такого. Просто меня колотило, и я никак не могла перестать дрожать.

Мне хотелось уйти. Хотелось забрать пожитки и бежать, на хрен, но я слишком устала. Меня ждало нечто похожее на нормальный ночной сон. Как я могла противиться? Но утром я первым же делом смылась.

Что эти люди воображали себе – где они находятся? Что, они полагали, происходит? О да, естественно – они думали, сейчас примчится кавалерия; думали, армия или Национальная гвардия спешит подобрать их задницы и доставить в безопасное место. Как же я радовалась, что выкинула свою форму. Знаю-знаю, я сыграла труса, не рассказав им о подземке или о том, что решили сделать с Квинсом и Лонг-Айлендом. Или о плане Б.

Но, пожалуй, их это и не интересовало. Кто я для них – всего лишь еще одна особа, ищущая безопасное место для ночлега. Все фальшь: и их охрана, и вежливость, мол, женщина должна осматривать женщину на предмет укусов зомби, и их травяной чай. Я как-то слышала такое выражение: «уютная катастрофа». Ну, вы видели такое в фильмах и по телевизору, когда конец света, а маленькая группа прирожденных умельцев выживать уравновешивает бедственное положение возможностью добывать себе все, что им требуется или хочется,– все бесплатно, никто нигде не толпится, не шумит, все проблемы и неврозы будничной жизни просто растаяли.

Если бы я осталась там, хотя бы еще на одну ночь, я бы превратилась в такую же, как они. Ничего не делала бы, торчала на месте, таскала откуда ни попадя товары и ждала бы, надеясь, что спасатели подберут нас раньше, чем выйдет травяной чай – или войдут зомби, что бы ни стряслось первым.

Так могла ли я спать? Хрена ли... Придавила пару часов в лучшем случае, пока небо малость не посветлело. Татуированные Ручки, дедушка и внучка все еще дрыхли, когда я подорвалась и свалила оттуда, на хрен. На лестнице дежурили парень и женщина. Они не препятствовали моему уходу, но женщина заставила взять листок с нарисованной от руки картой, где было показано, как найти это здание, – не слишком подробной и определенно не в масштабе, но достаточно понятной. Мне не хотелось, но она настояла. Я сунула бумажку в один из карманов, намереваясь позже выкинуть ее, на хрен.

Оттуда я двинулась на запад, но вскоре начала спотыкаться на ровном месте. Недосыпание, чтоб его. Ну, дотащилась я кое-как до пустого клуба здоровья со студией фитнеса на третьем этаже. Забаррикадировала дверь и вырубилась, не успев даже толком улечься. Проспала, похоже, целый день, потому что проснулась в угольной черноте. И гробовой тишине. Ни хрена не было слышно. Непонятно, то ли и вправду так тихо, то ли я оглохла. В другие ночи я всегда слышала выстрелы, крики, вой, иногда тарахтение мотора – негромкое, вроде мотоциклетного, вдалеке, но достаточно близко, чтобы насторожиться. Я решила, что чем глубже забираюсь в город, тем больше слышу. Ха, но только не тогда. В любом случае я просто снова уснула, слишком уж уморилась. И знаете, какая хрень? Если все действительно свалили из Манхэттена или я взаправду оглохла – что я могла с этим сделать?

В следующий раз я проснулась уже днем. На самом деле разбудил меня стук дождя в окно. Такой обычный звук. Ну какой в этом смысл – дождь за окнами, в мире, переполненном зомби? И не просто дождь, а гроза, с громом и молнией.

Я пригнулась и выглянула наружу. Первое, что я увидела на улице внизу, это троицу хреновых зомби, тащащихся на четвереньках. А как иначе – на троих у них имелось три ноги. Один совсем голый, с черепа местами содрана кожа и волосы. Спина располосована так, что позвоночник торчит наружу. На втором остатки смокинга и модельная туфля на левой (и единственной) ноге. Третий облачен в резиновый гидрокостюм.

Я скорчилась у окна, наблюдая, и вдруг услышала собственные слова: «Только в Нью-Йорке». Я это просто подумала и не собиралась произносить вслух. Ну и конечно, выдала себя. Не знаю, отчего они не почуяли меня прежде, – не знаю, как они вообще чуют живых, да и никто, думаю, не знает, – но моя раззявленная пасть сделала свое дело. Их головы вскинулись, как у собак, поймавших запах, – зомбопсы с серьезными двигательными трудностями, – и они несколько секунд ползали кругами, пока не нацелились на дом, где сидела я.

Я рванула оттуда на второй космической скорости. Не то чтобы я считала, что не смогу обогнать их. Но с зомби всегда так – их не бывает один, или два, или три. Даже если на тебя наскочил одиночка, внезапно из ниоткуда может появиться целая стая, и ты в дерьме. И наоборот.

Ну, пока хватит. Темнеет, и мне надо найти место, чтобы...»

(КОНЕЦ ФАЙЛА)

(Расшифровка видеофайла Videofile_Jolene1.mp4 06-15)

День, около полудня. Вид на ту же длинную широкую улицу, перегороженную машинами, автобусами и грузовиками. Подергивания камеры указывают на то, что оператор идет к транспортному завалу.

Рядовой Джолин Линдблум: Пожалуй, мы разведаем, что тут происходит. Мне хочется знать, действительно ли они водят машины. Похоже на то. Не удивлюсь, если они расчищают улицы. Другие дороги тоже перегорожены автотранспортом... Камера направлена прямо на груду. Машины и фургоны громоздятся штабелем на опрокинутых набок автобусах.

Камера поднимается, показывая верхушку подъемного крана со свисающим крюком, виднеющегося за барьером из машин. Мужской голос: Кто ты и что тут делаешь? Отвечай! Что тебе надо? Камера виляет влево, останавливается на мужчине, высовывающемся из помятого полицейского патрульного автомобиля и целящегося из винтовки прямо в объектив.

Джолин: Извините, я нездешняя. Где я?

Мужчина: На Четырнадцатой улице. Что ты тут делаешь?

Джолин: Пытаюсь найти безопасное место.

Мужчина (все еще целясь): Да? И как, успешно?

Джолин: Это ты мне скажи.

Мужчина: Ладно, только сперва отключи свою чертову камеру... Камера снимает снизу, где-то с уровня пояса, показывая почти стандартную уличную сцену ДЗ (До Зомби). Магазины открыты, по тротуарам ходят люди, но движения машин не наблюдается, а многие люди вооружены – они, очевидно, в патруле и время от времени переговариваются по рациям.

Джолин: Это что... тот парень продает соленые крендельки? Камера показывает обычный лоток уличного торговца.

Женщина (впоследствии фигурирует как «Клаудия»): Любишь крендельки?

Джолин: Ну конечно. Кто ж их не любит.

Клаудия: Пять баксов.

Джолин: Вы пользуетесь деньгами?

Клаудия: А чем еще нам пользоваться?

Джолин: Ну, не знаю. Бартер?

Клаудия: Вся страна расплачивается деньгами, и тут точно так же. Джолин: Вы слышали что-нибудь? От правительства или...

Клаудия: Сеть все еще работает. А если Сеть работает, старые добрые Соединенные Штаты нашей Америки должны заниматься делом.

Камера снова показывает дорогу. Маленький мальчик на трехколесном велосипеде едет прямо на камеру, находящуюся на уровне его носа. За миг до того, как он врезался бы в объектив, камера взлетает, переворачивается, показывая тротуар; скрежет ненадолго заглушает иные звуки, потом камера возвращается в прежнее положение.

Клаудия: ...Чтобы, когда все кончится, оставили Четырнадцатую пешеходной зоной. Нас это вполне устраивает.

Джолин: Угу, тут, это... уютно. Не совсем то, что я ожидала, когда увидела все эти автобусы и прочее.

Клаудия: Да? И что же ты думала?

Джолин: Честно? По мне, так это вроде сцены из «Безумного Макса»^[54]

Без обид.

Клаудия: Ничего. Для смутьянов это может стать вроде сцены из «Безумного Макса». Более чем «вроде».

Джолин: Смутьяны?

Клаудия: Обед для зомби.

Джолин (нервный смешок): Я имела в виду...

Клаудия: Я знаю, что ты имела в виду. Любой, кто нарушает закон, – смутьян. У нас зона, свободная от преступности. Никаких грабежей, никакого насилия, никакого нарушения границ, держись района, к которому приписан, соблюдай комендантский час, делай порученную тебе работу.

Джолин: Какую порученную работу?

Клаудия: Нам надо убирать улицы, избавляться от собственного мусора, поддерживать работу генераторов, производить пищу, вести точную перепись жителей, следить за безопасностью периметра. Это среди прочего. Ну как, хочешь остаться?

Джолин: Э, ну... нет, не очень.

Клаудия: Так я и думала. Сколько у тебя денег?

Джолин: Что?

Клаудия: Сколько у тебя денег?

Джолин: Не знаю... не уверена, что у меня вообще есть... ну, немного...

Клаудия: Сколько бы ни было – подойдет. Слушай, мы не впускаем сюда людей задарма, и, будь уверена, задарма не выпускаем, так-то. (Звон монет, шелест бумажек).

Клаудия: Хорошо. Если тебе самой понадобятся – поищи дальше, на Пятой авеню. Будь осторожна, не забирайся слишком далеко на восток. Масса зомби с кладбищ Квинса перебралась по мостам, пока армия не взорвала...

(КОНЕЦ ФАЙЛА)

(Jolene_06-16.rtf)

Дурацкий аккумулятор хреновой камеры сдох, а я полдня этого не замечала. По крайней мере, засняла хоть Безумных Максов на Манхэттене. Господи. Как им удалось так быстро все организовать? Кто они, народное ополчение? Нет, правда, удивительно. Злостные неплательщики налогов и сторонники господства белых живы и процветают повсюду, помнится, слышала я недавно о какой-то группе на окраине Нью-Йорка. Разве что свастик я у них не видела. Не знаю. Но от них у меня прямо мурашки по спине. Что-то тут не так.

А может, дело во мне. Со мной что-то не так. Уверена. Может, это потому, что я продолжаю вламываться в чужие квартиры, чтобы поспать там. Вчера ночью я нашла уже вскрытое и обнесенное начисто жилище. Устроилась в чулане. Всю ночь вдалеке гремел артобстрел и выли сирены – это будило меня, но я устала до чертиков, чтобы вставать и разведывать, что там, даже если бы мне и хотелось. В смысле, сирены вроде как означают, что есть какая-то организация, что где-то работают официальные власти. А может, кто-то просто баловался с сигнализацией.

(КОНЕЦ ФАЙЛА)

(Расшифровка видеофайла Videofile_Jolene1.mp4 06-17)

Рокот вертолета. Камера шарит по серому небу, пока не находит вертолет.

Рядовой Джолин Линдблум: Вот дерьмо, он и, правда, там! Эй! Эй! Сюда! Вниз!

Камера стоит на уровне земли; показывает сдутую шину припаркованного автомобиля.

Джолин (чуть со стороны): Сюда, вниз! Посмотри сюда, сукин сын! Сюда! Посмотри на меня! Нет, нет, не улетай, черт тебя побери! Черт побери!

Камера поднимается, нацеливается на уменьшающийся вертолет, рокот затихает.

Джолин: Дерьмо. Если бы я была в форме...

Камера скользит вдоль стены дома, показывает боковую улицу; потом наезжает и фокусируется на мужчине с очень большим мачете. На земле лежат четверо, руки и ноги крепко связаны. Мужчина с мачете стоит над пятым, уперев ногу в грудь человека, мачете поднято – очевидно, чтобы обезглавить пленника.

Джолин: Ох, дерьмо...

Камера поставлена на землю, глядит в стену. Шуршание, потом выстрел, очень громкий, очень близко. Мужчина с мачете падает.

Джолин: Лежать! Лежать, сукин ты сын...

Камера показывает мужчину, лежащего на спине; он ранен в грудь. Он умирает. Связанные барахтаются. Все они зомби. Умерли они недавно, но при ближайшем рассмотрении принять их за живых невозможно.