Текст книги "Зомби Апокалипсис"
Автор книги: Стивен Джонс
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
– Lachesis[40] усиливает воздействие, – говорил он. – И CrotaLus horridus[41] тоже лекарственные средства на основе змеиного яда в большинстве случаев благотворны при этой болезни. Так что я добавил двадцать вторым номером Vipera[42], хотя он и не входит в сбор, но наличествует в одном из двух более полных наборов. Все змеи одного поля ягоды, так сказать.
Ну, видите? Поймала себя на желании ударить его по больному месту и грубо так осведомиться, как насчет глаза тритона, или языка летучей мыши, или что там еще. Еще он добавил в смесь то, что называет нозодом, бактериальной вакциной, – кровь кого-то, инфицированного РВЧ. Все это разведено настолько, что и следа первоначального вещества не осталось, конечно, и при каждом разведении он десять раз стучит по специальной кожаной пластине, чтобы усилить воздействие, – он уверен, что таким образом оставляет неизгладимый отпечаток на молекулярной памяти воды.
Он на самом деле гордится всей этой чушью. Сказал мне, что гомеопатическая медицина не мешает естественной иммунной реакции, но работает бок о бок с ней, увеличивая способность пациента бороться с инфекцией, то есть, помогая организму самому уничтожить вирус.
Труляля и Траляля все это проглатывают. Эта парочка – отличный пример любимого конька моего папы: мол, родственные браки и своекорыстие высших классов погубили нашу страну. Когда я спросила Р., почему он не вмешивается, позволяя этим идиотам убить Принца, он чуть выпятил челюсть и заявил, что делает свое дело.
20/05 18:00
Пациент отдыхает. Впрыскивание меченых антител показало неприемлемый уровень связывания. Это, а также иные признаки – явное доказательство того, что аллопатическая западная медицина потерпела неудачу – и даже привела к ухудшению ситуации. Однако после применения набора в фотонном отображении тела наблюдаются значительные улучшения. Рекомендуется мануальная терапия позвоночника во избежание изменений в нервной системе. Лечение аконитом, раствор 1:100, для предотвращения, так называемого превращения. Но даже если оно произойдет, вполне возможно контролировать пациента традиционными вудуистскими ритуалами. Первоначальные исследования подтверждены
(ВЫРЕЗАНО).
(подписано) Т. Харковер
Дневник доктора Элисон Макриди, 21/05
Мистер Х. остался равнодушен, когда я сказала ему, что процент связывания должен вырасти. Попыталась объяснить почему, и он повернулся ко мне спиной. Труляля наградил меня суровым взглядом; Траляля сосредоточился на собственных ногтях. Что мне остается – только уйти. Полагаю, я последую за профессором Д. Если повезет. Или мне дадут пистолет. Почти весь здешний персонал завербовали в самодеятельный отряд обороны – ползать среди овощных грядок и тыкать штыками в мешки с соломой.
Позже:
Господи, как же погано. Я была в лаборатории, проверяла новую партию МАТ-6, когда в дверях материализовался мистер Х. Вошел бесшумно, я была занята, так что понятия не имею, долго ли он простоял там, дожидаясь, когда я подниму взгляд и увижу его. Он улыбнулся, заметив, что напугал меня (что не так уж трудно в эти дни). И прямо к делу. Сказал, что знает, что Принц превращается и что применение МАТ оказалось недейственно (его словечко). Сказал, что я должна подумать о своем положении. Я спросила, что он имеет в виду, а он в ответ, мол, я умная молодая женщина, я должна понимать, что аллопатическая медицина больше неуместна и что я могу перейти на его «сторону». Потом он на самом деле закрыл дверь и на голубом глазу поинтересовался, девственница ли я. Я объяснила, куда он может запихнуть свой вопрос. Ну, он извинился и сказал, что это не важно. Еще сказал, что я, как африканка, должна симпатизировать альтернативному ходу мышления. Я ответила, что родилась в Брикстоне, как и моя мама, а мой папа из графства Мейо. Меня трясло от ярости, но я больше не боялась его, этого глупого мужичонку в глупом костюмчике сафари с его глупой дерьмовой альтернативной медициной, который думает, что, потому что я цветная, я должна докатиться до его бреда насчет «назад к природе». Он пялился на меня, мерзко улыбаясь уголком рта. Не знаю, почему не врезала ему по яйцам. Потом он сказал: «И все же у вас хорошее наследство» – и предложил мне подумать об этом. Сказал, тут есть помощница садовника, с таким же «наследством», как у меня, и он может использовать ее. «Хотя как обидно, если ваши таланты окажутся растрачены зря, так что, пожалуйста, подумайте», – добавил он и удалился. Непроизнесенное «а иначе...» повисло в воздухе.
Позже:
Р. нашел меня на кухне, курящей сигарету, которую я стрельнула у повара. Не курила три года, вкус мерзкий, но сейчас самое то. Р. сказал, что знает, что затеял мистер Х. Вуду, или что-то вроде этого. Принц превращается; мистер Х. и жуткие близнецы будут контролировать его – а значит, и страну. Первая мысль: они сумасшедшие. Вторая: весь мир сумасшедший, так почему бы к нему не присоединиться? В конце концов, эй, мы тут говорим о РВЧ – реанимирующем вирусе человека. Известном также как «погибель» или «чума Белтана». Мы говорим о разгуливающих мертвецах. Мы произносим слово на «З», которое употребил Р., заявив, что есть враги хуже, чем зомби. Р. сказал, что знает все, потому что ему все рассказали: Т + Т доверяют ему: он отвечает за безопасность операции. Объяснил, чего он хочет. Я, конечно, спросила, почему я, и он ответил, что армия есть армия, это слепая лояльность, и персонал слепо лоялен или слишком напуган, чтобы предпринимать что-либо. Я мерила шагами кухню в холодной ярости. Пойманная в ловушку и понимающая это. Р. терпеливо ждал. Когда я подошла к нему, он вытащил узкую пачку, раскурил для меня новую сигарету и сказал, что армия не заинтересована в лекарствах. Разве что в смертоносных. Отравляющий газ. Еще один вирус. Все равно. Вот для чего завербовали профессора Д. Вот чем я буду заниматься, если отправлюсь туда же, куда и он.
Р. сказал, если я не стану делать этого по обязанности, пускай я сделаю это ради него. Ради нашего пациента. Я обозвала его всеми известными мне бранными словами. И сказала – да, я сделаю это.
Позже:
В названное мне Р. время я выглянула из окна кухни и увидела во дворе мистера Х., приветствующего мужчину в костюмчике с Сэвил-роу[43]. Черный, с матовой кожей, в солнцезащитных очках, в фетровой шляпе с лентой из леопардовой шкуры на тулье. Р. тоже был там, проводил их внутрь, ни разу не взглянул на окно, за которым стояла я. Значит, вот оно.
Дневник доктора Элисон Макриди, 06/06
Сегодня ко мне пришел мужчина, сказал, что видел Принца. Сказал, что узнал меня. Помнит по тем временам. Сказал, что был одним из садовников. Показал сложенное вчетверо фото – он с Принцем в цветнике, на случай, если я ему не поверю.
Я поверила, что он работал там. Хотя не знаю, верю ли в то, что он рассказал мне, хотя мне и хочется верить.
Той ночью, когда прибыл колдун, я проникла в бывшую конюшню и освободила из клеток двух зомби. Врача Принца и женщину-полицейского, которая укусила Принца. Доктор был бледный, вонючий, но целехонький; женщина почти голая, туловище изрешечено огнестрельными ранами, двигается неуклюже, вихляясь и прихрамывая. С помощью электропогонялки оттеснила их вглубь клеток, сняла висячие замки и убежала. Нашла снаружи лестницу, там, где и сказал Р., забралась на сеновал. Втащила лестницу за собой наверх, и тут появились они. Оба принюхались к ночному воздуху, точно собаки, и направились к дому. Доктор быстро обогнал женщину-полицейского. Пару минут спустя раздались крики и выстрелы – отвлекающий маневр, необходимый Р.
И тут я сделала самое худшее – спустилась вниз и побежала во двор. Увидела доктора, шаркающего через широкую полосу гравия перед домом, выстрелы вырывают клочья из его тела, а он тащится к освещенному входу. Неуклонно. Вот как они добираются до нас. Они не останавливаются. Я увидела все это в один миг, пока бежала. Потом кто-то выстрелил в меня. Точно очень быстрая и сердитая пчела пронеслась рядом с моей головой, заставив бежать еще быстрее. Я метнулась за угол, и меня чуть не сбил «рейнджровер» Р. Я упала на колени, когда он резко затормозил прямо передо мной; Р. выпрыгнул, сунул меня в машину, словно мешок, и мы уехали, умчались по подсобной дороге на скорости примерно двести миль в час.
Принц был на заднем сиденье, связанный и мертвый. Р. вкатил ему мощную дозу морфия, приготовленного мной. Сердце его остановилось. Он был мертв, но начинал подергиваться. Он уже возвращался. Как все они.
Мы неслись прямо на блокпост у служебного входа. Бах, трах, выстрелы. Потом гонка по ночной сельской местности. Лицо Р. разрисовано черными и зелеными полосами. Камуфляж. Тигриный. Он и похож был на тигра. Спокойный и собранный. Он сказал, что разобрался с мистером Х. при помощи электрошокера, колдуну и жутким близнецам пригрозил пистолетом и надел им наручники, прежде чем заняться Принцем. Я была уверена, что он лжет, уверена, что он убил их, но мне было все равно. Мы же, как-никак, столкнулись с изменой. Так я говорила себе. Так я говорю себе до сих пор. Мы сделали это для Короля и страны.
Мы погрузились в молчание. Существо сзади становилось все оживленнее. Миль через десять мы свернули с дороги в поле и выложили его. Р. перерезал большинство сдерживающих ремней, и он сел очень прямо, в свете фар не похожий ни на что на свете, и мы побежали к «рейнджроверу», пока Р. не добрался до нас.
Р. высадил меня у станции Ред-Кросс в Строуде. Короткое прощание, поцелуй в щеку. Если бы дело было в кино, все могло бы быть по-другому, но было так, как было. Знаю, он использовал меня. Играл мной. И я примирилась с этим не потому, что запала на него, а потому, что знала, что поступаю правильно. Думаю, мой папа гордился бы мной. Знаю, что и мама гордилась бы.
Медицинская подготовка очень пригодилась мне. Сейчас я руковожу полевым госпиталем в одном из лагерей возле Оксфорда, который стал правительственным центром после того, что случилось с Лондоном и Эдинбургом. Мне нравится думать, что мы что-то меняем.
Садовник сказал мне, что видел Принца две недели назад. Сказал, Принц был одним из них, но он все равно узнал его. Гордая осанка, твердая походка среди увечного шарканья и ковыляния. Серебристые волосы. Профиль, на котором мелькали отблески пожара, он вел толпу, или стаю, мимо торговых рядов, объятых пламенем. Уводил их прочь, в темноту и безопасность, сказал садовник.
Король мертв. Да хранит его Бог, и всех, и каждого из нас.
ПОНЕДЕЛЬНИК, 20 МАЯ
Поверить не могу, что мы сидим тут две недели. Кажется, прошла вечность. Всего две недели, а больше похоже на год. Мистер Дрейк снова спорит с Джо (почему он и теперь не разрешает мне называть его по имени, не понимаю. Мистер Мекан позволил называть себя Джо, так почему после двух недель взаперти в этой вонючей квартирке я должна обращаться к нему «мистер» – это же просто глупо. Хотя, похоже, он и вправду глупый. Ррр!).
Они вообще много спорят. Думаю, мистер Дрейк завидует, потому что Джо всем нам нравится больше, чем он, – даже миссис Дрейк. Думаю, она тащится от Джо, потому что все время хихикает, когда он говорит, совсем как Барби, когда слушают мистера Айри. Смотреть на это как-то совсем неловко, потому, что он ведь не старается подмазаться к ней. Мне нравится Джо. Он смешной, и, думаю, может, я тоже немножко втрескалась в него, но тогда получается, что я предаю свое увлечение Алексом (вздох), хотя это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО глупо, потому что он «там», а я – «тут».
ГОСПОДИ, КАК ЖЕ СКУЧНО!
Сильвия тоже изменилась. Она позволяет мистеру Дрейку указывать ей, что делать, как будто ей все равно, что такой грубиян, любитель распоряжаться. Он командует всеми, но больше всего ей и мной. Она будто и не замечает. Большую часть дня она просто сидит на полу у люка, дожидаясь, не придут и Алекс и Джордж.
Джордж – молодчина. Слава богу, он прихватил мою одежду, так что мне не пришлось носить его вещи. В прошлый раз, когда он приходил, он принес даже книгу и кое-какие консервы.
Алекса мы видим нечасто. Джордж говорит, он охраняет внизу лестницу, пока Джордж поднимается сюда. Он говорит, так безопаснее.
Знаю, прошло всего две недели, но Джордж выглядит как-то иначе. Он похудел, хотя, думаю, как и все мы (кроме миссис Дрейк, которая, уверена, стала еще толще !!!), потому что мы находимся в постоянном напряжении, так что и есть не хочется, особенно ночью и когда отключается электричество.
Но у Джорджа глаза сделались другими. Это пугает меня. Он выглядит много старше, и я не хочу спрашивать, что он видел, что стал таким. Не хочу думать о маме, и папе, и бабушке.
ПОНЕДЕЛЬНИК, 27 МАЯ
Сегодня Джордж не пришел. И сегодня первый день, когда мы не слышим шума в городе. Обычно звуки слышны – что-то жуткое происходит с домами, или где-то гремят выстрелы, пусть даже вдалеке. Я каждый раз подпрыгиваю, но так, по крайней мере, чувствуешь, что что-то происходит, кто-то что-то делает, чтобы все наладилось. Тишина – это ужасно. Даже радио молчит, и мы не знаем никаких новостей, пускай и неопределенных. Никакие генераторы, кажется, не работают, даже мистера Дрейка, хотя он еще на гарантии.
Сегодня я приоткрыла окно в спальне, чуть-чуть, и прижалась ртом к щели. Там почти лето. Воздух свежий, прохладный и такой чудесный. Удивительно, все вокруг так плохо, а воздух по-прежнему так прекрасен. Я чуть не заплакала, не знаю почему. И закрыла глаза, чтобы не видеть башню с часами.
Я беспокоюсь о Джордже.
ЧЕТВЕРГ. 30 МАЯ
Джордж и Алекс пришли!!! Какое облегчение!! У всех поднялось настроение – даже мистер Дрейк изобразил на лице улыбку, хотя пару последних дней он только злобно зыркал на нас и бормотал себе под нос.
У Алекса отрасли волосы, но так ему даже больше идет. Я и забыла, какой он КРАСИВЫЙ !
Знаю, я не должна так думать среди всего этого, но какой смысл в тревогах и страхе, если у тебя нет чего-то замечательного, о чем можно думать! Они пробыли тут недолго, и Алекс в основном говорил с мистером Дрейком и Джо, но было так здорово увидеть его и, конечно, Джорджа. Я перегнулась через край люка и пожала Джорджу руку, как делаю каждый раз, когда он приходит. Мы почти не разговариваем, только улыбаемся друг другу.
Иногда и не знаешь, что сказать. Здесь НИЧЕГО не меняется, только запах становится все хуже и хуже, а Джорджу, кажется, совсем не хочется говорить о том, что происходит «там», да и что можно сказать, кроме «очень плохо»?
Он объяснил, что они не приходили несколько дней, потому что им пришлось перебираться. Кто-то «засыпался», что бы это ни значило, и находиться в их убежище стало небезопасно. Я спросила, до сих пор ли военные контролируют зараженных, ну, как тогда, когда они пришли и увезли дядю Джека. Он только рассмеялся.
– Странный смех. Даже, не смех Джорджа. Или смех Джорджа, которому совсем не весело. Он сказал, половина армии уже заражена. Он не смотрел на меня, говоря это, и я испугалась. Но, уходя, он улыбнулся мне, как раньше, и я поняла, что все не может быть так плохо. Но я все равно боюсь за него. Если честно, я боюсь за всех нас. Если войска не могут помочь, что будет? Джо, похоже, убежден, что вирус или, что там еще обязательно уйдет, потому что так происходит со всеми болезнями, но я не уверена. Это не похоже на грипп. Слишком много шума там по ночам. Люди не болеют. Они меняются.
Все еще думаю о маме.
ВОСКРЕСЕНЬЕ, 2 ИЮНЯ
Сейчас поздно. Миссис Дрейк храпит на кровати, Сильвия спит в коридоре. Она сказала, это чтобы было больше пространства, но я ей не верю. Эта квартира полна ненависти. Мы все носим ее, как вторую кожу. Я теперь предпочитаю по ночам бодрствовать, так хотя бы отдыхаешь от злобы, хотя не знаю, на самом ли деле спят остальные или просто прячутся за сомкнутыми веками. Мне теперь не хочется закрывать глаза. После того, что я только что видела. Не думаю, что мне вообще когда-нибудь захочется закрыть глаза снова.
С наружи человек звал на помощь. Он кричал. Взаправду кричал. Я никогда не слышала, чтобы кто-то НОРМАЛЬНЫЙ кричал так громко, и мое сердце бешено застучало. И сейчас еще колотится. Я выглянула из-под занавески, подняла ее совсем чуть-чуть. Уличные фонари горят не все, но тех, что работают, оказалось достаточно, чтобы разглядеть его. Кажется, желудок у меня подкатился к самому горлу, когда я поняла, кто это. Это был мистер Айри из школы. Он стоял у самой башни и кричал, звал кого-нибудь, все равно кого, на помощь. Выглядел он очень молодым не во всегдашнем костюме, а просто в джинсах и кроссовках. Сперва я никак не могла сообразить, почему он не бежит, о чем кричит, а потом увидела их. Барби. Бывших Барби, но все равно мне пришлось зажать рот руками, а то бы я завопила, и мне показалось, что меня сейчас вырвет. Там были Шарлотта, Эмма и Мэнди. Они обходили башню с часами, Эмма Болтон в своем дурацком розовом платье, слишком коротком, но только в одной туфле, и платье грязное, точно она таскала его лет сто.
Голова повернута под странным углом. Всегда ухоженные волосы Шарлотты спутаны, и, уверена, то темное пятно на ее спине – это была кровь. Лицо я разглядела только у Мэнди, и ее все еще можно было назвать хорошенькой, но, похоже, она рычала – так исказились ее черты. Она стала такой, как мама.
Я и раньше видела из окна зараженных. Иногда, поздно вечером, когда остальные сидели в гостиной и думали, что я сплю, я выглядывала, если раздавался шум. Мне, это не разрешается, и, если бы меня застукали, миссис Дрейк наверняка бы устроила очередную истерику, а мистер Дрейк назвал вы меня «бесполезным ребенком» – так, как умеет только он. Мне хочется заорать на него, как можно, услышав ТАКОЕ не захотеть посмотреть? Может, для этого надо быть взрослой, но если бы я не выглядывала, то сошла бы с ума. И, между прочим, я думаю, ОНИ вверх не смотрят. Не привыкли, или им это не надо. Они всегда в себе. Ходят, может, и группами, но всегда в себе, если ты понимаешь, что я имею в виду. Все равно, что стоять в толпе, не зная никого. И они медленные и неуклюжие. Уверена, половина мусора, который валяется повсюду на улицах, и выбитые окна – результат их неповоротливости и бестолковости.
Но Барби, окружившие бедного мистера Айри, такими не были. Никакого замешательства. На этот раз они знали, что делают. Звучит, верно, совершенно безумно, но как будто бы вся их влюбленность в него, та еще, когда они были... ну, нормальными, никуда не делась, но обернулась чем-то омерзительным. Они переглянулись, прежде чем накинуться на него. Они больше не были одиноки. В школе Барби сбились в Компашку Стерв, и сейчас вроде бы было то же самое, только немного иначе. Они были как стая.
Мистер Айри попытался прорваться, когда они приблизились. Он сунулся между Шарлоттой и Эммой, и, уверена, они смеялись, раздирая на нем футболку. Он, должно быть, устал, потому что споткнулся, и, кажется, заплакал. Раздалось какое-то хлюпанье. Барби пошли за ним. Они двигались быстро, совсем не как те, которых я видела раньше. Они поймали его как раз на краю обозримого мной пространства. Видела я не много. Но знаю, кричал он недолго.
Меня всю трясет. Хочу пойти посидеть с Сильвией, и чтобы она сказала мне, что все будет хорошо, но, даже если она и скажет, не думаю, что я ей поверю. Больше не поверю.
ВТОРНИК. 4 ИЮНЯ
О господи, ну почему меня никто не слушает??? Наверное, потому, что я не взрослая и ГЛУПАЯ, они думают, что то, что я говорю, не имеем значения!! Даже Джо смотрел на меня, как на ребенка, и говорил, что это взрослое дело.
Неужели они не понимают, что это дело ВСЕХ, и что если я торчу в этой дурацкой квартире столько же, сколько остальные, то я и знаю столько же, сколько они!! Плюс я, по крайней мере, иногда действительно выглядываю наружу и не прикидываюсь, что там ничего не происходит!! И вот теперь Джо ушел!!
Поверить не могу!!
Так, ладно, вдох. Нужно успокоиться. Я ничего не могу изменить, однако как странно стало в квартире без него. Словно образовалось пустое пространство, о котором никто не хочет говорить.
Я снова не объяснила, да? А надо ли? Иногда я сомневаюсь, есть ли тут хоть какой-то смысл. Этот дневник читаю только я, а я знаю, что происходит. Черт. Еще вдох. Нет, надо. Мне нечего больше делать, только думать, и если я буду думать и думать, все время пялясь на эти стены, то и вправду сойду с ума.
Снаружи стало потише, вот уже пару дней, с тех пор, как я увидела, что Барби сделали с мистером Айри. Поэтому мистер «Я Знаю Все, Потому Что Я Самый Старший И Главный ИДИОТ» Дрейк решил, что дела там пошли на лад. Он решил, это значит, что зараженные умирают. Поверить не могу, что Джо с ним согласился! Сильвия и миссис Дрейк просто выпучили на него полные надежды глаза, будто мистер Дрейк бог или что-то типа того, словно просто потому, что он сказал это, а им хотелось это услышать, это должно быть правдой. Он сказал, один из нас должен пойти и посмотреть, как оно там и не вернулись ли выжившие.
Я пыталась сказать, что «тише» не значит «лучше», просто ОНИ стали поспокойнее. Я пыталась объяснить, как изменились зараженные, пыталась описать, что делали девчонки, которых я видела, но мистер Дрейк только обрушился на меня с руганью за то, что я выглядывала из окна. Поверить не могу, до чего же он глуп. Имеет ли значение то, что я смотрела в окно, если то, что я хочу ему рассказать, так важно? ЧЕРРРРТ. В итоге они велели мне отправляться в спальню, пока они говорят, и я так хлопнула дверью, что, наверное, весь дом затрясся. Мне плевать, что это было по-детски, раз они со мной так!
Я вышла, как раз когда Джо уходил. Я заплакала, и Сильвия тоже. Но я ничего не сказала. Я чувствовала, что мистер Дрейк глядит на меня, и знала, что все бессмысленно. Я очень повзрослела за те недели, что мы заперты здесь. Я поняла, что иногда бесполезно пытаться спорить с людьми, когда они всецело убеждены в собственной правоте, даже если ты знаешь, что они ошибаются. Только я надеялась, что когда Джо спустится по лестнице, он, может, и передумает. Он улыбался, но глаза оставались серьезными. Я поцеловала его в щеку, и она была теплой.
– Береги себя, красавица, – сказал он.
И спустился вниз.
Не думаю, что мы когда-нибудь еще увидим его.
ЧЕТВЕРГ, 6 ИЮНЯ
Алекс мертв.
Даже глядя на страницу, не могу в это поверить. Алекс. Его нет. Кажется, я даже плакать не могу.
Слышу всхлипывания Сильвии в гостиной, но пойти туда не в силах. Джордж пришел час назад. Он принес консервы, но не так много, как раньше.
– Становимся хуже, – сказал он. Он был бледный и дрожал.
– На нас напали вчера ночью, у реки. На этот раз они действовали даже организованно. Как будто готовились что-то сделать.
– Он не мог смотреть на свою маму.
– Они добрались до Алекса. – Он почти прошептал эти слова, но и шепота оказалось достаточно, чтобы мир померк в моих глазах.
Дыхание перехватило. Мне показалось, я вообще никогда больше не смогу дышать. Где-то на заднем плане жуткий вой прорезал вонючий жаркий воздух.
– Что значит «добрались»? – Даже голос мистера Дрейка звучал так, точно из него вышибло его покровительственную грубость.
Джордж выглядел таким потерянным. Глаза его наполнились слезами, он прислонился к крышке открытого люка. Он даже не вошел внутрь. Может, это и было его нынешнее место – наполовину внутри, наполовину снаружи. Он пожал плечами. Этот крохотный миг, казалось, стоил ему целого мира.
– Они уволокли его. Гнались за мной. Я взобрался на крышу и ушел верхами.
Сильвия рыдала, захлебываясь, ее прерывистое дыхание, казалось, заполняет все пространство тесного коридора. Скоро она закричит. Я это чувствовала. Еще не родившийся крик уже звенел в воздухе, между моим потерянным дыханием и ее рвущимся сердцем. Мистер Дрейк, видно, тоже что-то ощутил, потому что попросил Джорджа подождать минуту, и вместе с женой оттащил Сильвию в комнату и закрыл дверь.
Думаю, их заботила не столько она, сколько шум, которым она могла привлечь к нам внимание. Она не слишком сопротивлялась им; похоже, у нее не осталось ни сил, ни энергии. Думаю, хуже всего было то, как поникли ее плечи – словно бы с облегчением, словно бы она ожидала чего-то такого все эти недели.
Казалось бы, я должна была почувствовать неловкость, оставшись наедине с Джорджем после всего этого, но нет. Как только Дрейки ушли, я обхватила руками его шею, прижалась к нему лицом, и из глаз моих побежали горячие слезы, и из носа потекло. Его кожа была липкой и холодной, но он тоже обнял меня. Его шершавая, замотанная марлевым бинтом ладонь легла на мои волосы.
– Возьми меня с собой, Джордж. Мне тут плохо, – выдохнула я злым шепотом.
Он не ответил, но сжал меня крепче. Мне было жутко и здорово одновременно. Но, в конце концов, я, втянув носом воздух, оторвалась от Джорджа. С минуты на минуту вернется мистер Дрейк, а я не хотела, чтобы он видел меня плачущей. Я вообще не хотела, чтобы он видел что-то важное для меня, и от этого делалось еще печальнее. Все мы здесь как в ловушке, и лишь раздражение и страх держат нас вместе.
Глаза Джорджа были красные, зрачки – малюсенькие, словно он не спал толком много недель. Он выглядел таким грустным и побежденным.
– Я люблю тебя, ты это знаешь, правда, Мэдди?
Из-за слез все вокруг выглядело размытым, и он тоже. Я смогла только кивнуть, я думала, что сейчас взорвусь от невыносимого желания, чтобы все было по-прежнему, когда были Барби, и Я, и Джордж, и моя влюбленность в Алекса, и мама, и папа, и то, как они не обращали внимания на бабушку и ее глупые истории. Все это горело в моем онемевшем горле.
Его холодная рука коснулась моей щеки, а потом он поцеловал меня. Я плачу сейчас, просто думая об этом. Это был не такой поцелуй, какой я воображала, мечтая об Алексе. Его губы были холодными, с каким-то железным привкусом. Но это был мой первый поцелуй, и я счастлива, что это произошло у меня с Джорджем. Он был нежным, мягким, и его язык коснулся моего языка только раз. Но это был поцелуй. Взрослый поцелуй.
– Я не могу остаться, Мэдди. Это небезопасно. Мне нужно идти.
Он не стал ждать, когда вернется мистер Дрейк, он начал спускаться по лестнице. Думаю, он тоже плакал. Я схватила его за руку и попыталась втянуть обратно, я так рыдала, что ничего не видела, и его ногти царапнули по моему запястью. Тогда я этого даже не почувствовала. Я чувствовала только, что сердце мое разрывается.
Мистер Дрейк явился как раз вовремя, чтобы не дать мне ринуться за Джорджем.
– Не глупи, девочка! – прошипел он. Его рука стиснула мою, и он уволок меня вглубь квартиры. Он сжимал мою руку так, словно ненавидит меня. Может, так оно и есть.
Царапина на руке саднит. Позже посмотрю, может, найду пластырь. Когда Сильвия перестанет плакать. Джордж уже не вернется. Я в этом уверена. Я вдруг почувствовала себя такой одинокой.
7 ИЮНЯ
Еще рано. Не могу спать. Не хочу спать. Мне холодно. Мир серый. Не замечала. Все серое с красноватым оттенком. Странно. Должно казаться диким. Не кажется. Просто чуть необычно. Может, это лихорадка. Я не чувствую жара, но, думаю, я заболела. Кажется, мне надо бояться. А я не боюсь. Просто все как-то... расплывчато. Сегодня не могла вспомнить, как выглядела мама. Я очень старалась, но не смогла увидеть ее лица. Я уснула. Теперь спать не могу. Неспокойно мне. Из-за лифчика чешется спина. Может, грудь, наконец, растет. Кажется, мне все равно. Почему должно быть не все равно?
Мне нравится ночь.
Мне нравится ночь.
Я написала это дважды. Вижу. Лихорадит.
Странно.
Недавно грохнуло, точно взорвалось что-то большое. Думаю, это где-то у моста Блэкфрайерс.
Я подняла штору, чтобы посмотреть. Мне плевать, что подумает мистер Дрейк. Они все в соседней комнате. Они «там», я «тут».
Смешно. ХА-ХА. Хотя я не смеюсь. ХА-ХА выглядит забавно. Слова выглядят забавно.
Ручка в моей руке влажная от пота, но кожа холодная. Они там говорят обо мне. Я знаю. Я слышу их шепот. Чуть не написала, что чую их шепот, но это было бы неправильно. Шепот не пахнет.
Заразилась.
Я не боюсь. Боятся они. Я не боюсь.
Штора поднята. Вижу, что снаружи. Небо рыжее. Это не закат. По эту сторону реки город горит.
Сейчас слышу гул самолета. Прямо над головой.
Я все еще вижу башню с часами. Алекс там.
И Джордж. И Барби. Они смотрят вверх. Думаю, я улыбаюсь, хотя лицо точно одеревенело. Все там внизу. Почти как раньше. Они ждут меня.
Я что-то чувствую. Хорошо. Не одиноко. Хочу выйти наружу.
Подняла руку чтобы они знали я вижу их.
Не думаю что еще напишу сюда.
Я голодна.
«Христианская радиовещательная сеть, 6 – 7[44]»
Конечно, это трагедия... то, что происходит в Великой Англии, но нужно понять, Кристи, что это не природный феномен. Это плод длительных, глубоко укоренившихся вложений в сатанинские ценности.
Кое-что случилось в Англии давным-давно. Люди не желают говорить об этом. После римлян христианство было попрано. Они были Язычниками, теми, кого сейчас мы бы назвали сатанистами. Они жаждали, как всегда жаждет Сатана, – власти, они вгрызлись в плоть Англии, совсем как долгоносики, проедающие себе пути в хлопчатнике. Они скрывались, но оставались у власти. Короли и королевы Англии всегда были сатанистами. Они приносили в жертву христианских девственниц во время выноса знамени и коронации, и дьявол говорил: «Отлично, продолжайте, отворачивайтесь от Христа, будьте моими последователями, и ад позаботится о вашем благополучии. И примет вас с распростертыми объятиями». Конечно, дьявол ужасный лжец, как мы видим сейчас. Мне не доставляет удовольствия говорить это, но народу Англии теперь известны последствия. Сделка аннулирована. Пора платить волынщику[45]. Знаете, это интересно. Мы все слышали фразу «пора платить волынщику», но кому из нас известно, кто этот волынщик и чем ему надо платить? Немногим, уверен. Волынщик – это дьявол, и, если вы слышали английские волынки, вы не удивитесь, ибо их завывания кошмарны, как стоны мучающегося проклятого, – и платить ему надо плотью. Разлагающейся плотью!
Отцы-основатели знали это, вот почему добрые христиане, такие как Джордж Вашингтон, были вынуждены поднять праведную богоугодную революцию. Сбросить сатанинское ярмо старой доброй Англии. Георг Третий, Черный Папа Вельзевула, послал демона в обличье Бенедикта Арнольда задушить нашу великую нацию в ее колыбели, совсем как Ирод, пославший убийц уничтожить новорожденного Иисуса Христа. Как и Иисуса, Соединенные Штаты защитило вмешательство Вседержителя, и лишь воля Его противостояла силам зла. С тех самых пор Англия проклята. Сие есть истина.
Все церкви Англии, в сущности, посвящены дьяволу. Так называемая Англиканская церковь – тайное общество педерастов, содомитов и прочих всевозможных нечестивцев. Они совокупляются с козлами и топят христианских детей в своих купелях. Если посмотреть на перевернутую пятифунтовую купюру в зеркало, подпись на ней читается «Сам Люцифер». В девятнадцатом столетии, когда власть Англии простиралась по всему земному шару и на картах ее владения закрашивались багряным, великая паутина сатанизма опутала мир. Официальные религии Великой Англии – вуду, туги, оби, друидизм, викка, дарвинизм и пресвитерианство – все ветви великого семиглавого змея сатанизма. Слышите, что я говорю, Кристи? Сатана, враг рода человеческого, великий искуситель. Он хитер. Мы все знаем это. Он может являться нам в непритязательной, занимательной форме, вкрадчиво и располагающе, как Мистер Бин. Но это Сатана! Он может принимать миловидный облик, как Хелен Миррен. Но это Сатана!