Текст книги "Зомби Апокалипсис"
Автор книги: Стивен Джонс
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
Вчера, пока я грызла яблоко, Джи спросила меня, могу ли я в принципе открыть мою входную дверь.
Я сказала, что могу, если потребуется, но это будет трудновато. Ею долго не пользовались, она разбухла от сырости, все заржавело, все заклинило. Как я.
Она сказала, что рада, что я могу открыть дверь в случае крайней необходимости. Я не спросила, какой именно. Зачем? В наши дни может случиться что угодно. Я имею в виду не только их. Они могут явиться в любое время. Мы живем, если мы действительно живем, в Море Хаоса, из которого может вынырнуть любой гребаный монстр.
В любом случае однажды мои медленно убывающие запасы все же иссякнут. К тому времени она давно уже уйдет. Все правильно. Так и надо.
А может, она обрабатывает меня, отвлекает, чтобы парни могли вломиться и украсть все. Она ведь спросила насчет входной двери, верно?
Но не обращай внимания, вернемся к нашим баранам. В смысле – какое это вообще имеет значение? Она мне нравится, Лаура. Не только потому, что напоминает мне меня, или тебя, или нашу молодость. Она славный ребенок. Она научилась тому, что не надо делать.
И тут – это. Все это. Ох, Лаура, это так несправедливо, правда? Так нечестно, как говорят они.
Так чертовски нечестно.
Рут.
Лаура
Лаура Лаура Лаура Ла...
Нет. Пора покончить с фантазиями.
Нет никакой Лауры. Лаура умерла.
Или Лаура то
Дорогое Ничто , значит.
Дражайший ХАОС, Милый АД НА ЗЕМЛЕ .
О господи
Я не видела ее вот уже три дня. Она даже не приходила покричать у двери. Но они же могут быть чем-то заняты, они же молодые. Не валяй дурака, Рути, ты не так уж важна. Да, ты ей не отвратительна. Дружелюбная старушка в разрушенном мире. Но надо же иметь хоть какую-то силу воли.
У нее есть дела и поважнее.
После третьего дня пришлось признаться самой себе, что я встревожена. Я то и дело, пользуясь случаем, высовываюсь на балкон, чего не делала никогда.
Я слушаю у дверей. Просто слушаю . Они не слишком шумели, только иногда включали музыку. Сейчас никакой музыки.
Я сделала кое-что, что считала, даже когда делала, смехотворно неразумным. Я разблокировала дверь. Сдвинула панели, смазала маслом петли и замки. Я не открыла ее по-настоящему, просто сделала так, чтобы знать, что смогу открыть. Что же я задумала, а? Трусцой – только вот, скорее, ползком – носиться вверх и вниз по Башне, разыскивая ее?
Они ушли. Возможно, подвернулся какой-то удивительный шанс – например, старый приятель с работающей машиной: «Эй, а в Истбурне – то все путем, или в Глазго, или на Гебридах», эдакий сценарий выживания Джона Уиндема, укрепленная коммуна, старая действующая ферма, где молодые и здоровые сомкнут ряды и выстоят. Да, именно так. Она могла даже предложить взять меня с ними, но оказалась в меньшинстве. Что я могу им дать? Мы даже не знакомы.
Она сказала мне как-то, во время одной из балконных встреч:
– Знаете, вы мне сильно кого-то напоминаете. Только не знаю кого.
Я благоразумно ответила:
– Да, и ты мне тоже. И я тоже не знаю кого.
Но это ничего не значило. Не должно было значить. Они ушли. Надеюсь, с ней все в порядке. Надеюсь.
Потом я заметила новый пожар, там, ближе к реке. Что-то горело, какие-то дома. Пошел дождь, и огонь угас. Н о пожар заставил меня задуматься. До меня словно бы только сейчас дошло. Пускай вокруг вроде бы тихо, там, среди городской пустоты, таится огромная опасность.
Меня даже затошнило от страха. Я придвинула тяжелое кресло к входной двери. Я стала выходить на балкон, едва сядет солнце и взойдет луна. Иногда я проводила там долгие часы, даже спала, завернувшись в одеяла, и тело мое немело настолько, что я с трудом возвращалась в квартиру.
Она вернулась прошлой ночью. Я ничего не видела. Ничего не слышала, пока не раздался стук в дверь.
Было очень холодно. В тот день я не выходила, я закрыла окна ставнями. В комнате было черным-черно, я спала на кровати, но стук разбудил меня.
Я резко села, забавно, даже спину не прихватило. Я села, слушая, как она стучит. Я знала, это ее стук. Это она .
Но стук был не совсем тот. Не совсем. А потом я услышала ее голос.
– Не бойся. Мам, – тихо позвала она, – мам, это я. Впусти меня. Мам. Ну же. Мам. Пожалуйста, мам. Это я, мам. Впусти меня.
Мне показалось, что голова моя полна слез, точно бутылка – воды. Они выплеснулись из моих глаз, из носа, даже изо рта. И кончились. Я встала с постели, так быстро, как только могла, пересекла маленькую спальню и открыла дверцу шкафа.
Снаружи она снова постучала, и теперь стук был знаком в ином плане.
Я залезла в шкаф и стала шарить на полке в поисках коробки из-под печенья. Видишь ли, я забыла. Забыла, что переложила его.
Стук был знаком, потому что так стучал он. Кен.
В тот последний раз. Мягкие шлепки и глухие удары всем телом.
– Мам впусти меня я знаю поздно бля впусти меня мне холодно мам.
Я вспомнила, куда положила это. После того, как убрала в коробку кольцо. Я прошла, по-прежнему тихо, на кухню и вытащила его и фонарик тоже из ящика для ножей.
– Мамм ты бля мам ты впустименяяя. – Голос ее перешел на визг.
Я взяла пистолет. Автоматически проверила его. Готов.
Где остальные? Они тоже такие же? Или они увидели, что случилось, и сбежали?
Она все еще может говорить, подумала я. Почему она может говорить? Они не могут, не могут, когда становятся такими.
Я подумала о том, что она может вспомнить путь на тот балкон, как-нибудь перепрыгнет через провал, будет стучать и биться об окна всю ночь. Пока не ворвется.
Я подошла к двери. С пистолетом. Слегка сгибая руку, разминаясь.
– Этты? – спросила она. Определенно с восходящими интонациями.
– Этты ?
И я, неожиданно для себя, заговорила с ней:
– Все хорошо, дорогая.
– Хочу войти впусти меня бля.
– Я только отопру, дорогая.
– Ладно, – сказала она.
И перестала толкать дверь, едва я начала отодвигать засовы. Словно понимала.
Но я, я не знала, зачем делаю это. Я будто чувствовала, что должна. Это было как... как в тот раз, когда мне пришлось убить маленькую милую мышку, еще живую, которую принес – растерзанную – наш последний кот. Ты просто не можешь оставить так , просто не можешь...
Или это было что-то другое? Не знаю. И не узнаю никогда.
Последний замок сдался. Дверь распахнулась.
Она стояла там, в луче фонарика на солнечной батарее, который я заряжала каждый раз, когда появлялось солнце. Тонкое копье света вонзалось прямо в ее левую скулу, как раз туда, где почти ничего уже не было. То, что осталось от ее светлых волос, выглядело при этом свете зеленоватой паклей, а единственный уцелевший зеленый глаз скрывала гниющая кровавая короста. Видела ли она вообще?
– Джи... – сказала я.
– Гизелла, – поправила она почти официальным тоном. – Это мое имя.
И ее рука метнулась ко мне, чтобы разорвать или чтобы обнять, и я выстрелила навскидку, не целясь, как делали в старых триллерах, прямо в ее изуродованное лицо. Звук был другой. Ее голова, и без того уже ужасно исковерканная, просто распалась на куски. Похоже, это убивает их, такое повреждение черепа и мозга. Но может, и нет. Может, немного погодя они все равно встают, то, что от них осталось, и, шаркая, возвращаются к своему существованию.
Я же не проверяла, не так ли, лежит ли тело Кена там, куда оно упало, скатившись по ступеням. Тогда, не считая сегодняшнего, я в последний раз открывала дверь.
Но она больше не двигалась, как и Кен. Только пару секунд что-то вроде как пощелкивало там, где ее гладкая, все еще гладкая, и юная, и белая, ее гладкая шея заканчивалась оторвавшейся челюстью.
Я вошла внутрь и закрыла дверь. На замки, на засовы. У меня уже не было сил, чтобы убрать тело,
пусть даже ее, тонкое и легкое. Мне придется мириться с запахом. Пока он не исчезнет. Если вообще исчезнет.
На этот раз моя рука не болела от отдачи.
Повезло, наверное.
Я не скажу ничего о том,
что чувствую. Бессмысленно. Все. Больше ничего.
Дорогая Джи.
Прошло несколько дней, и вонь все время жуткая, так что, полагаю, ты все еще там, где я тебя оставила.
Вчера случилось нечто действительно странное.
Я думаю , вчера, а потом сегодня утром.
Вчера я почувствовала себя немного больной, зуд, слабость – хуже, чем обычно. Если это было вчера – все равно легла рано, даже забыла про светомаскировку. Спала. Правда спала. Проснулась около четырех по часам – но чувствовала так, будто отключалась на несколько дней. Сон, как с похмелья. Смертельный. Потом когда я проснулась…
Я проснулась и не могла вспомнить, кто я. В смысле, совсем не знала. Не знала, где я. Вскоре после этого я обнаружила, что ночью у меня выпало много волос, и эту маленькую отметину на правом запястье.
Я смазала йодом, но это же не...
А погода такая хорошая, верно, после всех этих дождей. Кен скоро вернется. Мы говорили о поездке в Брайтон на денек, но этот запах – дохлые крысы думаю и нам наверно при
детс
Ты знай, я
Да, я говорила с Лорой в прошл письм и она и Жан и
Думаю, ты зацепила меня, Дж, одним из своих крепких молодых ноготков. Этого ведь достаточно, не так ли? Инфекция. Или даже газззз – только что с кен где и когд
Моя рука така стрн моя ру
не могу заствт ее жать на клав не жм
моя
Ррррр
ррррррррррррррррррррррррр
рррррррррррррррррруууууууууууууууууу
17/05 10:20
Пациент интубирован и находится под воздействием седативных средств после хирургической ампутации правой руки выше локтя вследствие укуса носителя РВЧ. Полное переливание крови x 2, атазанавир (600 мг), делавирдин (400 мг) через капельницу. Результаты анализов на вирусную активность ожидаются. Состояние пациента: стабильное, спит.
(подписано) Эндрю Врошли
Дневник доктора Элисон Макриди, 17/05
Мой первый и, надеюсь, последний полет на вертолете. Израсходовала три пакета для страдающих воздушной болезнью, но иного способа безопасного перемещения нет. Часть пути проделали над трассой М4, она забита на многие мили за пределами Лондона, местами в огне.
Здесь большой сельский дом, который военные постарались превратить в крепость. Настоящая тюрьма на лужайке. У ворот – окоп, обложенный мешками с песком. Над головой постоянно грохочут вертолеты. Солдаты внесли внутрь наше оборудование: в подвал, как и следовало ожидать, рядом с кухнями. Толком ничего не разглядела, сразу поднялась в спальню Принца, большую, тускло освещенную комнату с задернутыми занавесками, всю в коврах. Я, конечно, готовилась, но все равно испытала потрясение, увидев это знакомое грустное лицо, напоминающее морду бассет-хаунда. Он был без сознания, интубирован, лежал на больничной подъемной кровати, выглядящей совершенно неуместно среди всех этих антикварных произведений искусства и картин старых мастеров, подсоединен к ЭЭГ и ЭКГ, через шунт в здоровой руке в него вливался антивирусный коктейль, и только. Вспомнила торопливо преподанный мне урок этикета (не разговаривать с пациентом, если он не заговорил с тобой, спрашивать разрешения, прежде чем прикоснуться к пациенту, не называть его по имени, а только «ваше высочество» и так, черт возьми, далее: мой папа пришел бы в ужас от всех этих поклонов и расшаркиваний, а мама оказалась бы на седьмом небе, завладей она столь интимной информацией).
Два лощеных престарелых шталмейстера в дорогущих костюмчиках в полоску – ну просто Труляля и Траляля – пренебрежительно отворотили от меня носы. Третий, гораздо моложе, стройный и загорелый, пялился на меня откровенно оценивающе. Этакий мальчик из частной школы, однако, весьма привлекательный. С ярко-синими глазами. Еще, конечно, профессор Д. и седовласый мужчина в шитом на заказ костюме сафари, с красным шейным платком: мистер Х., гуру-задавака альтернативной терапии Принца, тут же спросивший меня о сыворотке МАТ – мол, что в ее составе? Профессор Д. велел мне применить ее, он уже пространно обсудил процедуру с мистером Х., и говорить-то, в общем, было больше не о чем. Что не помешало мистеру Х. поинтересоваться моим образованием. Я сообщила, что я доктор медицины и доктор наук, и в свою очередь спросила, где обучался он. Просто не смогла удержаться. Профессор Д. наградил меня благодарным взглядом; мистер Х. с каменным лицом заявил, что он владелец и главный практикующий врач Королевской гомеопатической клиники и что ему необходимо знать, какие меченые антитела входят в препарат, потому что они могут не сочетаться с лекарственными средствами, назначенными им.
– Я уже принял во внимание титан, который содержат ваши антитела, но нужно еще подстраховаться, если в сыворотке присутствуют иные разрушительные элементы.
– Препарат никак не повлияет на дистиллированную воду, которую вы даете ему, – сказал профессор Д., после чего мистер Х. принялся разглагольствовать о могуществе своих «сборов и наборов».
Наверное, мне предстояло узнать массу «интересного» обо всей этой гомеопатической дряни, если даже профессор Д. не нашел способ стреножить шарлатана. Но, так или иначе, я очень вежливо попросила разрешения ввести антитела в королевскую кровеносную систему и сделала свою работу в перчатках и маске и нервничая – отнюдь не немножко, и не только из-за потенциального риска заражения РВЧ. Пациент – всего лишь очередной пациент, но, должна признать, поднять руку со шприцем (ну, пусть не руку, а перчатку, ибо, в отличие от остальных, я была в полном комплекте химзащиты) на королевскую особу было весьма и весьма волнительно. Даже в таком виде, лежа на подъемной кровати, в накрахмаленной светло-голубой пижаме, с удерживающими ремнями на ногах и здоровой руке, с торчащей изо рта ортотрахеальной трубкой, он выглядел совсем как на фотографиях. Загорелый. И серебристые волосы расчесаны именно так, как надо.
Рада сказать, что, едва я приступила к работе, мандраж прошел. Нашла вену, ввела иглу, нажала на поршень шприца и сделала инъекцию сывороткой МАТ. Едва я закончила, меня препроводили обратно, в мою побеленную сыроватую клетушку с каменным плиточным полом. Наверное, стоит распаковаться.
Позже:
Профессор Д. нашел меня на кухне, где я искала дополнительную розетку, потому что в моей каморке всего одна. Проф. Д. был разгорячен, красен и полыхал безумным взором. Сказал мне, что мы тут как в Зазеркалье. Что психи берут верх. Что мы – единственная надежда Принца. По словам профессора Д., врач Принца – настоящий врач, Врошли, человек, который нанял нас, – заразился, осуществляя бессмысленную ампутацию в полевых условиях, после того как Принц был укушен. Он, Врошли, успел стабилизировать пациента и организовать транспорт для профессора Д. и меня, но свалился с сильным жаром, когда мы находились в воздухе. Сейчас он в клетке, в бывшей конюшне, вместе с женщиной-полицейским, которая укусила Принца, и балом правит мистер Х. при попустительстве Труляля и Траляля. Личный секретарь Принца, и его жена пропали – в последний раз их видели уносящимися на полной скорости из Королевского свободного госпиталя. Она была там с визитом, оказывала моральную поддержку персоналу, когда все пошло кувырком. С сыновьями та же история. Нам нужно получить хоть какие-то результаты, и быстро, сказал проф. Д., иначе этот шарлатан нас прогонит. Не видела его таким сердитым с тех пор, как он в прошлом году упустил большой грант Медицинского исследовательского совета.
Потом я поднялась наверх, чтобы локализовать для удаления связанную вирусную нагрузку (ехала в крохотном железном лифте со своим N45 и принадлежностями для анализа крови на тележке), причем мистер Х. настоял на том, что будет пристально наблюдать за тем, как я развертываю и применяю N45. Профессор Д. не возражал – фактически дал ему пошаговые разъяснения. А почему бы и нет? Это ведь его детище. Я всего лишь «тролль», исполнитель работы, а хуже того, я женщина, а профессор Д., может, и великолепный руководитель исследовательской группы, но он также один из тех старомодных женоненавистников, которые до сих пор слишком часто встречаются в системе Государственной службы здравоохранения.
При помощи N45 точно сфокусировалась на подкожной латеральной вене руки пациента (мне гораздо легче, когда я думаю о нем просто как о пациенте), выпустила 200 мл крови и по настоянию профессора Д. тут же сделала двойной анализ на определение осадка. Восстановление > 80%, связывание > 60%. Процент высок, но это ожидаемо. Значение упадет, когда пациент начнет превращаться – или разве что мы действительно ухитримся найти лекарство. Мистер Х. пожелал узнать, могу ли я удалить весь вирус из крови пациента; я предоставила профессору Д. возможность попытаться объяснить связующую способность антител, а также то, что магнитное поле N45 способно лишь захватить и собрать меченые вирусы, проходящие по выбранной вене, так что процедуру требуется повторить несколько раз, чтобы уничтожить свежие порции вируса, выброшенные в кровь инфицированной тканью, и так далее и так далее. Ни пуха ему, ни пера.
Мистер Блондинчик подмигнул мне, когда я выкатывала тележку. Единственное человеческое существо в комнате, если кому интересно мое мнение. Он, да еще бедный старина Принц.
17/05 16:30
Пациент находится в бессознательном состоянии, вызванном инъекцией морфия. Жар (39 °С). Место ампутации воспалено вокруг шва, кровотечения нет. Заменена повязка, введены местные антитела (эритромицин). Анализы показали наличие активного РВЧ в селезенке, тонком кишечнике, печени. Спинномозговая жидкость – реакция положительная. Костный мозг (левая бедерная кость) – реакция положительная. Результаты анализов на конверсию нервных оболочек и мышечных клеток ожидаются. Введены меченые антитела (МАТ партия 6) для удаления РВЧ из кровеносной системы пациента: связывание > 62%. Состояние пациента: тяжелое, но остается стабильным.
(подписано) Е. М. Б. Дрэпер
(прилагалась нота протеста: ВЫРЕЗАНО)
Дневник доктора Элисон Макриди, 18/05
Третья чашка кофе за три часа, эта с капелькой бренди – благодаря любезности мистера Блондинчика, также известного как «Пожалуйста, Зовите Меня Ральф» (он произносит «Раф», как актер). Судя по словам одного человека из кухонной обслуги, он вроде как шпик, ответственный за безопасность. Он, определенно, единственный из близкого окружения Принца, кому известно, что надежды мало. Труляля, Траляля и мистер Х. по шею в самой глубокой египетской реке; проф. Д.– по колено, он продает МАТ как чудесную панацею, коей наша сыворотка не является, надеясь, что группа в лаборатории волшебным образом произведет нечто, что вышибет РВЧ, прежде чем случится неизбежное.
День еще не окончен. Вчерашний завершился сверхъестественно формальной трапезой, я и слуги в маленькой комнатенке без окон, причем тайные ритуалы напомнили мне стол для почетных гостей в колледже Святого Джона, в те времена, когда я вела семинар в Оксфорде. Немного поспала на армейской походной койке, которую мне выделили. Во сне я оказалась на каком-то роскошном лайнере вместе с пациентом.
С Принцем. Он пригласил меня потанцевать, но я не знала как, или мои ноги не двигались. Нет нужды вопрошать Великого Дедушку Фрейда, что бы это значило. Мы находимся в сказке и пытаемся не дать Принцу превратиться в нечто куда более худшее, чем лягушка. И получается это у нас не слишком хорошо. О, лечение МАТ вырывает из крови активный РВЧ, но инфекция засела глубоко в органах и мышечной массе, а мы захватываем только то, что распространяется. Мы все, как тот маленький голландский мальчик, несемся затыкать плотину пальчиками – замедляем поток, но только откладываем неизбежное, потому что не можем устранить основную причину.
Так или иначе, я была как пыльным мешком стукнутая от недосыпа и дурацкого сна, когда вошла в комнату и застала заключительную часть перепалки между профессором Д. и мистером Х., который настаивал на том, что Принца надо держать глубоко усыпленным; проф. Д. бушевал; мистер Х., невозмутимый, говорил Труляля и Траляля, что сон – отличное лекарство для монархов. Господи. Напыщенный дурак, дорвавшийся до власти. Хреново повсюду. После пожара в Букингемском дворце, после бойни в парламенте, после крушения вертолета, при котором погиб премьер-министр, страна на военном положении, хотя никто не знает, кто все контролирует. Ральф сказал мне, что из главных министров остался, пожалуй, только министр внутренних дел, который предположительно укрылся в старом бомбоубежище (предназначенном для защиты от ядерного взрыва) в Уэльсе. Телевидение сейчас практически не работает, а по радио крутят исключительно «Лучников»[38], легкую классическую музыку да дают экстренные сводки, цена которым – ломаный грош да фига с маслом.
Позже:
Проделала все, что требуется, с МАТ, несмотря на весь драматизм ситуации. Спящий Принц на вид не изменился, связывание идет нормально, вирусная нагрузка снижается, чем довольны и профессор Д., и мистер Х., оба приписывающие успех себе.
Проф. Д. бесится из-за того, что не может связаться с лабораторией. Мобильные телефоны не работают, все сети упали, а когда он наконец получил разрешение воспользоваться секретной правительственной линией, ни один номер не отвечал. Он пытался организовать вертолетный рейд, объясняя, как важно наладить контакт с его людьми, проверить, как совершенствуется антивирусная терапия. Тщетно, никто не полетел, хотя он и кричал, что от этого зависит жизнь Принца. Так что мы застряли здесь.
Надеюсь, с группой все в порядке. Положительный момент в том, что еще до того, как стало ясно, что речь идет не об обычной пандемии, мы все засели в Университетском колледже Лондона, работая по двадцать четыре часа семь дней в неделю, в надежно изолированном охраняемом помещении. Но к тому времени, как мы с профессором Д. улетели, вооруженную полицию куда-то перевели, и защиту нам обеспечивали разве что несколько вахтеров с пожарными топорами. А снаружи, на улицах... Ну, может, трудности с телефонами всего лишь временный глюк. Правда, надеюсь, что с ребятами все хорошо.
18/05 15:00
По моему настоянию продолжается лечение атазанавиром и делавирдином. РВЧ остается активным в селезенке, печени и тонком кишечнике. Тест на мышечные сокращения: 10-15%. Второе вливание МАТ партия 6: связывание > 24%.
Прогноз: (ВЫРЕЗАНО)
(подписано) Е. М. Б. Дрэпер
Дневник доктора Элисон Макриди, 19/05
Из огня да в полымя. Что же мы делаем, грыземся друг с другом – так неудивительно, что все катится в тартарары. Очередная ссора профессора Д. и мистера Х. Едва не дошло до рукоприкладства. Парочка сошлась лоб в лоб, шипя, как коты. Началось с того, что мистер Х. отказался разрешить перевезти Принца в Глостерский госпиталь для компьютерного сканирования, утверждая, что это сведет на нет все его труды и испортит ауру пациента. Проф. Д. побелел, потом стал багровым. Сказал мистеру Х., что, если тот берет на себя ответственность за пациента, он запрет их обоих в комнате и посмотрит, кто выйдет оттуда на следующий день. Мистер Х. побледнел, но не уступил. Сказал, что аллопатическая медицина только на это и способна. Что лишь экстраординарные меры будут эффективны против этой «кошмарной эпидемии». Сказал, что рад возможности действовать совместно с профессором Д., но если Д. будет продолжать «отказываться от сотрудничества», это повредит пациенту. Труляля и Траляля поддержали мистера Х., и мистер Блондинчик тоже, хотя он заявил, что перемещение Принца невозможно из соображений секретности и безопасности.
Так что профессор Д. удалился, обиженный и возмущенный. Очевидно, он попытался связаться с кем-нибудь вышестоящим, но безуспешно. А потом все действительно развалилось ко всем чертям.
От супруги Принца по-прежнему ни слуху ни духу, зато явился с визитом его старший сын. В военной форме, угрюмый, пропахший дымом. Яркая личность, несмотря на раннее облысение.
Я подготавливала Принца к извлечению третьей дозы МАТ и увидела, как сын преклонил колени и поцеловал руку отца. Проф. Д. пытался перехватить сына, когда тот уходил, в слезах, но решительный, но тут же подоспели мистер Х., Труляля и Траляля, и была СЦЕНА. Проф. Д. попытался махать кулаками, но Ральф обхватил его и держал как в тисках – и вот телохранители сына торопливо увели его в одну сторону, а Ральф уволок профессора Д. в другую.
А я все думала о том поцелуе. Закончив с МАТ, я спросила Ральфа, что бы это значило. Он ответил, очень серьезно, что не может ничего комментировать, поскольку, цитата: «Ее величество официально не умерла». Это либо означает, что она таки умерла, и они отрицают это, либо что с ней случилось самое страшное – то новое, что хуже смерти.
Всегда поддерживала взгляды отца на монархию, но это уже как-то чересчур.
Позже:
Проф. Д. улетел. Вот так просто. Сел в вертолет и отправился в охраняемый войсками Уилтшир, на подмогу работающим в чрезвычайном исследовательском центре. Мне сказал об этом Ральф. Та потасовка послужила мистеру Х. поводом для нанесения решающего удара.
Мистер Х. хочет, чтобы я продолжала лечение МАТ. Ему нравится мгновенное изменение содержания РВЧ. Нравится, как драматично падает вирусная нагрузка в крови Принца. Бессмысленно говорить ему, что это бессмысленно. Или что мои ниобиевые магниты гораздо мощнее простого компьютерного сканера (я пыталась: он ответил, что они «сфокусированы» по-другому и оттого «резонируют». Что хорошо в альтернативной медицине – всегда можно найти повод отвергнуть то, что тебе не нравится, или принять то, что нравится).
За исключением МАТ, иного традиционного лечения не проводится, если не считать применения сильных снотворных средств. В любых других обстоятельствах такие дозы непременно повлекли бы летальный исход. Несмотря на слепой оптимизм мистера Х., ясно, что Принц превращается. Я могу очистить его кровь, но вирус прочно обосновался в органах и мышечной массе, сделав из них фабрики по воспроизводству самого себя, все время вбрасывающие активные частицы в кровь. Даже если я буду перехватывать по 90% их при каждой инъекции, что очень маловероятно, оставшиеся 10% заразят новые мышечные и нервные клетки. Так оно и идет, шаг за шагом. Превращение неизбежно. Вне зависимости от того, что мы делаем, мы в силах только немного отсрочить его.
19/05 18:00
Сохраняется небольшой жар, продолжается лечение фосфатом железа, активность ЗОС. Первый прием нозода плюс антиРВЧ набор ( acon., а m .с., Apis, Arn., Bell., bry., bufo, camph., carb.ac., crot. h ., Hyper ., ip ., LACH ., Merc ., Nat . n ., puls ., pyrog ., rhus t ., sil ., stram ., Sulf ., vip . ), активность 20 C . Пульс хорошего наполнения, быстрый. Разрешено четвертое впрыскивание меченых антител: связывание 4,2%. Аллопатия пригодна хотя бы для отслеживания вирусной нагрузки.
Прогноз: обнадеживающий. (подписано) Т. Харковер
Дневник доктора Элисон Макриди, 20/05
Сегодня утром пациент более-менее очухался, попытался порвать ремни. Искал приветственный комитет, должно быть. Решил, что он в больнице, чтобы торжественно открыть Чуму. Один ремень таки лопнул – преобразование его мышечной массы завершено почти на 50%: несмотря на то, что он умирает, и даже благодаря этому, он становится все сильнее и сильнее, к тому же, барахтаясь, он укусил помощника Ральфа. Час спустя помощник застрелился из личного пистолета.
Р. сказал мне, как ему хочется уйти, когда это случится. Именно «когда», не если. Сказал, что после этого дежурства он отправится на передовую. Его горечь и злость на миг вырвались наружу, но потом он, как щитом, прикрылся своим обычным самообладанием. Спросил меня, а что думаю делать я – после. «Если допустить, что оно будет, это „после"». Я ответила, что поеду туда, куда отправили проф. Д., помогу искать лекарство. Он спросил меня о РВЧ. Он здорово умеет слушать. Не разбирается ни в биохимии, ни в медицине, но схватывает самую суть. Я рассказала ему, как РВЧ проникает в ДНК пациента и активирует последовательности, бывшие пассивными в течение долгого времени, рассказала, что эти последовательности аналогичны ретровирусам, некогда смертельным, но ставшим частью нашего ДНК и иногда вырывающимся, чтобы вызвать, например, саркому, и он сразу понял. Сказал, РВЧ только активирует потенциал, да? Сказал, все мы несем в себе зомби. Как первородный грех.
У него такой отсутствующий вид, когда он думает, заметила я. Грустный, решительный, невероятно мужественный. Знаю, все дело в стрессовой ситуации, но, если бы он тогда обнял меня, я бы сдалась. Целиком и полностью. Как героиня какого-нибудь глупого женского романа, которые так любит моя мама. Теперь вижу, не такие уж они и глупые.
В любом случае он, конечно, не обнял меня и не подхватил на руки и т. д. Вместо этого, деловой такой, поинтересовался, возможно ли остановить пробуждение дремавших последовательностей. Я рассказала ему об исследованиях и о множестве неудач. Он спросил, каковы шансы найти лекарство. Я дала честный ответ; он пожал плечами, как я и ожидала. Он признался, что не особо верит в исцеление Принца, и еще сказал, что именно поэтому позволил своему человеку, который уже был укушен, оставить пистолет. Я решила, что, если дойдет до этого, приму пригоршню барбитуратов, и бай-бай безболезненно.
Как легко мы теперь говорим о смерти. Думаю, так всегда на войне. На любых войнах. Все обнажено: пунктуальность, утонченность, вежливость, общепринятые правила, все, чем мы пользуемся, чтобы избежать реальности, больше не имеет значения. О, конечно, это «кризис», или «текущая ситуация», если верить становящимся все более и более бессмысленными правительственным сводкам, но война – она и есть война. Смерть изменилась. Она больше не конец. Не пассивный наблюдающий. Она идет за нами.
Значит, мы разговаривали, Р. и я. Искренне, как перед Богом. Он – о своей службе в Ираке и Афганистане (он был в САС, Специальной авиационной службе) и еще о нескольких местах, которые он видел, возглавляя отряд королевской охраны. Я в основном говорила о своей работе – я ведь, знаете ли, этакий трудоголик, лабораторный червь. Работа, что я еще видела в жизни? Попыталась объяснить, как работает МАТ. Чуть не вышла из себя, когда он сказал, что фраза «использование меченых титаном антител для связывания частиц вируса и концентрация их при помощи сильных магнитных полей» звучит почти так же, как то, что глаголет доктор Х. Потом, ха-ха, поняла, что он шутит.
Хороший, по-человечески хороший момент, но он заставил меня осознать, сколько же таких моментов я упустила. В последние две недели я сплю не больше чем по два часа из двадцати четырех. Мистер Х. достал, как не знаю что. Благовонные масла – ладно, это я еще понимаю, они даже могут помочь пациенту, если он ассоциирует перечную мяту и розмарин с прохладой. Гомеопатия и акупунктура могут также иметь эффект плацебо, но о каком, черт побери, плацебо может идти речь при РВЧ, особенно когда пациент все время в отключке? Пока я выполняла последнюю процедуру, мистер Х. пространно объяснял, какими принципами он руководствовался, проводя свое гомеопатическое лечение. Как он выбрал то, что называет «набором» – препараты, вызывающие симптомы, аналогичные худшим симптомам болезни, и я попытаюсь воспроизвести тут отрывок его речи как можно точнее, просто чтобы было понятнее, с чем мне приходится иметь дело.
