Текст книги "Эйзенхауэр. Солдат и Президент"

Автор книги: Стивен Амброз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 51 страниц)

Эйзенхауэр действительно взглянул в лицо реальности. Французы не собирались продолжать сражаться; если бы войну не остановили, то Хо Ши Мин одержал бы победу во всем Индокитае. При таком критическом стечении обстоятельств Соединенные Штаты не имели ни воздушных, ни наземных сил, чтобы не допустить победы Вьетнама, кроме как нанесением в одностороннем порядке атомного удара. Несмотря на невероятный нажим на Эйзенхауэра большинства военных и гражданских советников, которые призывали воспользоваться именно этим средством, он расставил такие политические и военные препятствия, которые невозможно было преодолеть. Главные из этих препятствий – сотрудничество англичан, одобрение Конгресса и факт, который он поставил перед Объединенным комитетом начальников штабов: атомный удар должен быть нанесен по России и по Китаю, а не только по Вьетнаму. Так же как во время кризиса в апреле перед падением Дьенбьенфу, Эйзенхауэр в июле 1954 года не допустил вмешательства Америки во Вьетнам.

После этого он буквально втолкнул Америку во Вьетнам. Почти весь август Даллес потратил на посещения разных стран мира с целью вербовки союзников для СЕАТО. К 8 сентября этот процесс был завершен. Франция, Англия, Австралия, Новая Зеландия, Таиланд, Филиппины, Пакистан и США взяли на себя обязательство совместно оборонять Юго-Восточную Азию. Договор предусматривал распространение этого обязательства на Лаос, Камбоджу и Южный Вьетнам. Менее чем через месяц Эйзенхауэр обещал полную поддержку Америки премьер-министру Южного Вьетнама Нго Динь Зьему.

Поражение во Вьетнаме сильно осложнило отношения внутри НАТО. Как и предупреждал Грентер, многие французы винили во всем Соединенные Штаты. Они имели возможность дать выход своим чувствам 30 августа, когда во французском парламенте состоялось голосование по вопросу ратификации договора о ЕОС. Даллес в Париже действовал активно и старался оказать на французов давление, какое только мог. Эйзенхауэр усилил нажим на очередной пресс-конференции, объявив: если французы не ратифицируют договор о ЕОС, Соединенные Штаты самостоятельно примут меры для "обеспечения лучших взаимоотношений с Германией". Он хотел, чтобы французы знали: любым путем перевооружение Германии должно состояться*57. Несмотря на это, французский парламент проголосовал против ЕОС. Голоса распределились следующим образом: против – 319, за – 264, воздержались – 43.

Для Эйзенхауэра это было ударом. Над созданием ЕОС и объединенных европейских вооруженных сил, которые предполагалось образовать параллельно с ЕОС, он трудился с декабря 1950 года, и не только ради начала процесса перевооружения Германии, но и для того, чтобы ускорить образование Соединенных Штатов Европы. Он был расстроен и недоумевал. Хэгерти он задал вопрос: "Французы намеренно говорят, что хотят укрепить связи с Россией?" Он вспомнил свою встречу с членами французского правительства, когда был верховным главнокомандующим силами союзников в Европе и когда, потеряв терпение, заявил им: "Я, очевидно, намного больше вас обеспокоен тем, что случится с Францией". Эйзенхауэр сказал, что некоторые из присутствовавших французских деятелей "потеряли самообладание и расплакались", а теперь – посмотрите на них! – отказываются от своего собственного предложения, от ЕОС*58.

Но так же как во вьетнамском вопросе, и на этот случай у Эйзенхауэра был наготове запасной вариант. Сразу же после известия о результатах голосования он поручил Смиту, исполняющему обязанности государственного секретаря, пока Даллес был в Париже, организовать совещание стран – членов НАТО, "включив в состав членов Германию в качестве равноправного партнера"*59. Таким образом, основным результатом этого голосования стало намерение восстановить суверенитет Германии, ввести ее в состав НАТО и создать независимую германскую армию.

И потеря Северного Вьетнама, и результаты голосования по ЕОС были серьезным поражением Эйзенхауэра. Однако он проиграл только два сражения, а не войну против коммунизма вообще. Нередко он напоминал членам своего Кабинета: "С унылым лицом войн не выигрывают". Он считал, что необходимо оставаться оптимистом, так же как и реалистом.

Сменилось целое поколение с того времени, когда Южный Вьетнам оказался под властью коммунистов, а остальные "домино" устояли. И спустя годы пророчество Эйзенхауэра выглядит необдуманным, как и его представление о том, что все коммунисты во всех частях света – не что иное, как марионетки, управляемые из Москвы. Идея Айка о Европейском оборонительном сообществе с тех пор была полностью забыта, тогда как другая его идея о Соединенных Штатах Европы остается весьма актуальной. Западноевропейская армия не была создана, но появились западноевропейская экономика и западноевропейский парламент. Оптимизм Эйзенхауэра в этих вопросах оказался обоснованным.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

КИТНАЦИ И КИТКОМЫ*

[* Китнаци и киткомы – сокращения от «китайские националисты» и «китайские коммунисты». Нац (Nat) – имеет двойной смысл, так как в английском языке Nat произносится так же, как Nut, что означает – дурак, глупец.]

В конце августа 1954 года Эйзенхауэр отправился в Денвер, начав там свой отпуск. 3 сентября он получил сообщение из Вашингтона, что на Дальнем Востоке разразился еще один кризис, на этот раз на полпути между Кореей и Вьетнамом. Китайцы начали обстреливать из орудий два маленьких острова – Квемой и Матсу.

Эти острова находились на расстоянии менее двух миль от китайского берега. В отличие от Формозы и близлежащих Пескадорских островов, которые находились под властью японцев около пятидесяти лет, Квемой и Матсу всегда были частью Китая. Когда Чан Кайши сбежал на Формозу в 1949 году, он укрепился и на этих островах, разместил там большой военный гарнизон и использовал их для наблюдения за материком, для вылазок на материк и нарушения прибрежного судоходства. Со временем Чан Кайши надеялся использовать острова как плацдарм для вторжения на материк.

Седьмой флот США имел приказ, который был отдан еще Трумэном и затем подтвержден Эйзенхауэром, – воспрепятствовать захвату Формозы китайцами. Были ли Квемой и Матсу включены в район обороны СЕАТО, оставалось неясным. Существовали проблемы как технического, так и политического характера; военные корабли США из-за мелководья не могли проходить между материком и островами; интервенция была чревата непосредственным вовлечением Соединенных Штатов в гражданскую войну в Китае, в то время как никто из союзников Америки, за исключением Чан Кайши, не хотел рисковать развязыванием третьей мировой войны из-за двух маленьких прибрежных островов. Тем не менее Чан Кайши настойчиво утверждал: падение Квемоя и Матсу будет только прелюдией к вторжению на Формозу; Эйзенхауэра предупреждали, что моральный дух националистических китайцев резко упадет, если не будет сделана попытка защитить их. Объединенный комитет начальников штабов доложил Эйзенхауэру, что, хотя острова с военной точки зрения не являются необходимыми для обороны Формозы, Чан Кайши не сможет их удерживать без американской поддержки.

12 сентября Даллес и начальники штабов родов войск вылетели в Денвер на совещание по вопросу, который Даллес определил как "этот ужасный бизнес". Китайцы с материка регулярно обстреливали острова, но вторжения не начинали. Рэдфорд, которого поддержали начальники штабов ВВС и ВМФ, рекомендовал не только разместить на островах американские войска, но и присоединиться к Чан Кайши, чтобы предпринять совместные воздушные налеты на материк. Уже в третий раз менее чем за шесть месяцев Рэдфорд рекомендовал начать военные действия против Китая, включая применение атомных бомб. Эйзенхауэр вновь отклонил этот совет. Как и раньше, Президент был тверд: "...если мы нападем на Китай, то не сможем ограничить наши военные действия, как в Корее". Он добавил: "...если мы ввяжемся во всеобщую войну, то нашим логическим противником будет Россия, а не Китай, и мы будем вынуждены нанести удар по ней"*1.

К концу октября китайцы, по-видимому, уже были готовы начать вторжение. Несмотря на головомойку, полученную ими в сентябре, как считали Рэдфорд и начальники штабов, после нападения китайцев Соединенные Штаты нанесут сильный удар по материковому Китаю. Эйзенхауэр приказал не рассчитывать на это, его очень огорчило их непонимание конституционной ответственности президента. Соединенные Штаты не имеют договора с Чан Кайши; президент не может ввергнуть Америку в войну с Китаем (и, возможно, Россией) без одобрения Конгресса, и в особенности из-за таких малозначительных островов, как Квемой и Матсу. Он сказал начальникам штабов, что если китайцы нападут на Формозу, то Седьмой флот предпримет защитные действия; одновременно он созовет чрезвычайную сессию Конгресса. Не будет никакого ответного удара по материковому Китаю, никакого обращения к доктрине массированного возмездия "до рассмотрения в Конгрессе этого дела"*2.

В течение всего ноября угроза вторжения нарастала: китайцы обстреливали другие мелкие острова, удерживаемые войсками Чан Кайши, и продолжали наращивать военные силы на участке напротив Квемоя и Матсу. 23 ноября китайцы объявили о вынесении судом приговора тринадцати американским летчикам, сбитым над территорией Китая во время войны в Корее. Они были приговорены к срокам от четырех лет до пожизненного заключения за шпионаж. Поскольку, за исключением двоих, все летчики были в военной форме и поскольку, в соответствии с соглашением о перемирии в Корее, все военнопленные должны были быть возвращены, это вызвало, как и можно было ожидать, взрыв возмущения и протестов в США. Сенатор Ноулэнд говорил от имени миллионов американцев, когда потребовал установить полную блокаду китайского побережья.

Эйзенхауэр должен был дать какой-то ответ. В начале декабря он подписал договор с националистическим Китаем о взаимной обороне. В нем говорилось, что нападение на одну из сторон будет рассматриваться как акт войны, направленной и против другой стороны. Чан Кайши согласился не нападать на материк в одностороннем порядке. Эйзенхауэр настоял на том, чтобы договор распространялся только на Формозу и Пескадорские острова, и намеренно оставил вне рамок договора Квемой и Матсу.

Главным вопросом, вызывавшим особую озабоченность большинства американских политических деятелей во второй половине 1954 года, была не Германия, не Вьетнам, не Китай, а их собственные перевыборы. Эйзенхауэра также беспокоили предстоящие выборы, и в основном потому, что республиканцы имели незначительное большинство и в Сенате, и в Палате представителей. Он хотел, чтобы его партия сохранила контроль над Конгрессом, и несмотря на постоянные утверждения, что он стоит вне партий, Президент призвал членов своего Кабинета сделать все от них зависящее, чтобы содействовать избранию республиканцев.

Несмотря на усилия Эйзенхауэра, республиканцы потеряли семнадцать мест в Палате представителей и два в Сенате, поэтому контроль в обеих палатах Конгресса перешел к демократам. Большинство обозревателей считали, что только вмешательство Эйзенхауэра в самую последнюю минуту не дало возможности демократам одержать еще более убедительную победу. Эйзенхауэр сказал, что потери республиканцев на выборах, проводившихся на исходе года, были намного меньше, чем это обычно бывает у партий, находящихся у власти.

Одной из причин такого поражения было высказывание министра обороны. Во время проводившейся общественной кампании по оказанию помощи безработным автомобилестроителям в Детройте Вильсон заявил: "Я лично всегда предпочитал охотничьих собак тем, которые сидят в конуре и ждут еды... Ну, вы знаете таких собак, которые сами добывают себе еду, а не сидят на заднице и скулят"*3. Это сравнение было абсурдным хотя бы потому, что именно охотничьи собаки живут в конурах и не убивают, не поедают добычу, а только указывают на нее охотнику. Оскорбление безработных глупым сравнением их с ленивыми собаками породило бурю протестов и стоило республиканцам потери голосов. Эйзенхауэр был недоволен Вильсоном из-за его неспособности контролировать начальников штабов родов войск. В бюджете, который Эйзенхауэр подготовил на следующий финансовый год, он опять значительно сократил ассигнования, выделяемые на армию и флот. Численность армии сокращалась с 1,4 млн до 1 млн человек. Расходы на армию – с 12,9 млрд до 8,8 млрд долларов; численный состав флота уменьшался с 920 тыс. до 870 тыс. человек, а ассигнования на его содержание сокращались с 11,2 млрд до 9,7 млрд долларов. В то же время бюджет ВВС несколько увеличивался: с 15,6 млрд до 16,4 млрд долларов. Начальники штабов всех родов войск не хотели соглашаться с этими цифрами. Больше всех возражал Риджуэй – он не мог считать себя ответственным за безопасность американских войск в Европе, Корее и в других местах из-за малочисленности армии. Начальники штабов ВМФ и ВВС тоже выступили в Конгрессе с возражениями против бюджета, подготовленного Эйзенхауэром, и потребовали дополнительных средств.

В декабре Эйзенхауэр пригласил Вильсона и начальников штабов в Овальный кабинет. Генерал Эндрю Гудпейстер, секретарь Айка в комитете, записывал беседу. Эйзенхауэр коротко охарактеризовал основные статьи военного бюджета, подтвердил, что каждый род войск может найти в бюджете определенные недостатки, настаивал, что он просто обязан рассматривать всю ситуацию в целом, включая состояние экономики, и в заключение приказал им принять участие в совместной работе.

Таким образом, Эйзенхауэр положил начало новой американской послекорейской и послевьетнамской оборонной политике. "Новый взгляд" заключался в том, что упор делался на массированное возмездие, на повышение эффективности затрачиваемых средств, на снижение расходов, где только возможно, за исключением стратегических ВВС, способность которых вести атомную войну нужно было, наоборот, повышать. "Новый взгляд" означал большую экономию и растущее недовольство. Временами казалось, что, за исключением Хэмфри, Эйзенхауэр был единственным человеком в Вашингтоне, который поддерживал эту политику. Начиная с 1955 года и в последующие годы демократы сконцентрируют все внимание на критике оборонной политики Эйзенхауэра, утверждая, что Президент – и Хэмфри – со своими пещерными фискальными взглядами подвергает угрозе безопасность нации. Несмотря на прямое запрещение Эйзенхауэра, Объединенный комитет начальников штабов продолжал снабжать его критиков многочисленными фактами и цифрами, подтверждающими необходимость затрачивать больше средств на обычные виды вооружений. Начальники штабов так энергично и так упорно возражали против "Нового взгляда", что Эйзенхауэр дошел почти до отчаяния. "Давайте не забывать, что вооруженные силы должны защищать "образ жизни", а не просто землю, собственность и жизни, – писал Эйзенхауэр Сведу Хазлетту. – Что я должен сделать, так это заставить начальников штабов понять: они являются людьми, занимающими достаточно солидное положение, имеющими достаточную подготовку и интеллект, чтобы думать об этом балансе, балансе между минимальными требованиями к дорогостоящим инструментам войны и здоровьем нашей экономики".

И вот в чем заключалась проблема: хотя начальник штаба каждого рода войск соглашался, что средства, выделенные другим родам войск, вполне достаточны, он в то же время утверждал, что ассигнования, предусмотренные для его рода войск, крайне малы. Эйзенхауэр сказал Хазлетту, что он может сократить запросы Пентагона на ассигнования еще больше, поскольку пентагоновскую игру знал слишком хорошо, "но однажды настанет день, когда в этом кресле будет сидеть человек, не прошедший через военную службу и слабо разбирающийся в том, где их запросы могут быть урезаны с минимальным ущербом или вообще без ущерба". Больше всего Эйзенхауэр опасался, что это случится "в то время, когда мир будет находиться в состоянии напряженности", и боялся даже думать, что может произойти с его страной*4.

Жалобы более общего характера на программу Эйзенхауэра "Новый взгляд" отражали широко распространенное разочарование в том, как он вел холодную войну. Критики, а к ним принадлежали, кроме оппозиционной партии, старая гвардия, Объединенный комитет начальников штабов, Совет национальной безопасности и очень часто государственный секретарь, требовали более решительных действий в этом конфликте, и это подтверждается тем, что на протяжении 1954 года они несколько раз побуждали Президента нанести атомный удар по Китаю. Но Эйзенхауэр не хотел начинать новую войну, если русские не перейдут через Эльбу, он не хотел еще одной Кореи.

Однако более чем когда-либо он хотел активно вести тайную войну против коммунизма, используя для этой цели Центральное разведывательное управление (ЦРУ). ЦРУ осуществляло отдельные тайные операции по всему миру. Поскольку ЦРУ было его главным инструментом для ведения холодной войны и поскольку его действия были спорными, Эйзенхауэр строго контролировал деятельность управления. В конце октября он провел всю вторую половину дня с генералом Джимми Дулиттлом и другими членами комиссии, образованной для расследования деятельности ЦРУ. В конце встречи Дулиттл протянул Эйзенхауэру отчет комиссии. Вывод отчета был подобен холодному душу: "Теперь ясно, что нам противостоит непримиримый противник, открыто признающий, что его целью является мировое господство... В такой игре правил не существует. Нормы человеческого поведения, считавшиеся до сих пор приемлемыми, неприменимы... Мы должны... научиться совершать акты свержения, саботажа и уничтожения наших врагов путем использования более умных, более тонких и более эффективных методов, чем те, которые используются против нас"*5. Это было компактное изложение собственных взглядов Эйзенхауэра, здесь очень точно описывались методы, которые он уже применял в Иране, Гватемале и в Северном Вьетнаме.

Другая важная, хотя менее блестящая, функция ЦРУ – сбор и анализ разведывательной информации. Как и все люди его поколения, Эйзенхауэр был напуган провалом американской разведки в Пёрл-Харборе; к концу 40-х годов преимущество внезапности нападения для стороны, имеющей ядерное оружие, неизмеримо возросло по сравнению с началом 40-х. Эйзенхауэру была необходима информация изнутри Советского Союза, и особенно – заблаговременное предупреждение о мобилизации самолетов или войск. Но ЦРУ оказалось не в состоянии внедрить шпионскую сеть в Россию.

В начале 1954 года Эйзенхауэр образовал группу внезапного нападения, предназначение которой – советовать ему, что делать. Возглавил группу д-р Джеймс Р. Киллиан, президент Массачусетского технологического института. Ключевой фигурой был Эдвин Лэнд, изобретатель фотокамеры "Поляроид", лауреат Нобелевской премии за 1952 год. Лэнд сообщил, что созданы новые камеры, позволяющие получать фотографии с высокой степенью точности изображения. Задача заключалась в том, как поместить такую камеру над Россией. ВВС сделали несколько попыток, использовав для этой цели модифицированные бомбардировщики и воздушные шары, однако результаты были неудовлетворительными.

А тем временем Кларенс (Келли) Джонсон, главный конструктор фирмы "Локхид", разработал одномоторный реактивный разведывательный самолет с широким размахом крыльев, похожий на коршуна, способный летать на большие расстояния и на очень большой высоте – свыше семидесяти тысяч футов*. Фирма "Локхид" назвала этот самолет У-2. Машина понравилась Аллену Даллесу, а также Киллиану и Лэнду. На встрече 24 ноября им не терпелось узнать, как Эйзенхауэр сможет добиться разрешения на постройку тридцати У-2 общей стоимостью 35 миллионов долларов. Фостер Даллес отметил, что "эти полеты могут привести к сложностям, но мы должны через ник пройти". Аллена Даллеса и Ричарда Бисселла назначили руководителями всей операции. Гудпейстер сделал такую запись об окончании встречи; "Президент поручил всем присутствовавшим ускорить подготовку самолетов, но перед началом полетов просил снова прийти к нему и окончательно обсудить планы"*6.

[* Около 22 километров.]

Сразу же после совещания по У-2 Эйзенхауэр, его семья и вся компания отбыли в Аугусту на празднование Дня благодарения**. Их сопровождал фельдмаршал Монтгомери, который, как жаловался Айк, «пригласил сам себя». За обедом по случаю праздника два старых солдата потчевали гостей историями о войне. Разговор зашел о сражении при Геттисберге***. Айк прочитал целую лекцию об этой самой его любимой битве. Когда речь зашла об обвинении Пикетта, он сказал, что ответ Ли на предложение Пикетта атаковать противника: «Атакуйте, если вы сможете» – был совершенно необычным. Утверждая это как генерал, который сам командовал, Айк признался, что никогда не дал бы такой свободы действий своему подчиненному. Монтгомери заметил, что у него есть хороший повод узнать, так ли все было на самом деле.

[** День благодарения – официальный праздник в США, отмечаемый в четвертый четверг ноября. Традиция ведет начало от первых европейских переселенцев, благодаривших Всевышнего за собранный урожай.]

[*** Геттисберг – город, возле которого произошло одно из крупных сражений во время Гражданской войны между Севером и Югом в США в 60-х годах XIX века.]

Потом Монтгомери завел разговор о вещах, о существовании которых в Америке и не подозревал. Он, например, никогда не слышал о Принстонском университете, а лишь о Гарвардском и Йельском. Он вспомнил, как на корабле по пути в Америку за столом капитана его представили человеку по имени Спенсер Треси****. Монти спросил м-ра Треси, каким бизнесом он занимается... После обеда мужчины уселись играть в бридж, все за исключением Монти, который не знал карт, и поэтому Мейми стала учить его игре в скраббл.

[**** Спенсер Треси (1906 – 1967) – известный американский киноактер.]

На следующее утро Монти спросил Айка, что такое – быть президентом. Айк ответил: «Ни один человек на свете не знает, какова эта работа. Она загоняет, загоняет, загоняет. Она опустошает полностью не только весь ваш интеллект, но и запас жизненных сил»*7.

Эйзенхауэр возвратился в Аугусту на Рождество и на Новый год. В это время вокруг него чувствовалась какая-то необычная напряженность – Айк ожидал результатов голосования французов по вопросу перевооружения Германии. Его беспокоило, что в случае отрицательного результата голосования ему придется вернуться в Вашингтон. И естественно, что все вздохнули с облегчением, когда 30 декабря пришло сообщение: французский парламент ратифицировал соглашение.

Таким образом, второй год президентства Эйзенхауэра окончился для него успешно и на радостной ноте. Согласие французов с его программой перевооружения Германии влекло за собой укрепление НАТО, и это было одно из достижений, которым он особенно гордился. Было много и других побед, которые заслуживали новогоднего тоста. Маккарти получил порицание. СЕАТО действовала. Бюджет был практически сбалансирован. Расходы на оборону резко сокращены. Популярность Эйзенхауэра, судя по опросам общественности, была довольно высока – его рейтинг составлял более 60 процентов. Конечно, случались и неудачи. И самые значительные из них, доставившие Эйзенхауэру острые переживания, – потеря Северного Вьетнама, провал попытки вывести старую гвардию на середину течения умеренной политики и потери на выборах, в результате которых контроль в Конгрессе перешел к демократам. Были также и текущие вопросы, чреватые опасностями, такие, как Квемой и Матсу, стабильность Южного Вьетнама и, конечно, внутренние проблемы. Но когда Эйзенхауэр оглядывался назад, на 1953 и 1954 годы, он испытывал чувство глубокого личного удовлетворения – ему многое удалось сделать за это время, и прежде всего успешно провести переговоры и сохранить мир.

Эйзенхауэр сказал Хэгерти, что "одна его цель" – это "работа по поддержанию мира в мире"*8. Временами казалось, что он был единственным человеком, способным выполнять эту работу. В середине 1953 года большинство советников по военным внешнеполитическим и внутриполитическим вопросам были против заключения перемирия в Корее. Но Эйзенхауэр настоял на своем. В 1954 году пять раз Объединенный комитет начальников штабов, Национальный совет безопасности и Государственный департамент рекомендовали ему начать интервенцию в Азии даже с применением атомных бомб. Первый раз – в апреле, когда положение в Дьенбьенфу стало критическим. Второй – в мае, накануне падения Дьенбьенфу. Третий раз – в конце июня, когда французы сказали, что китайцы вот-вот вмешаются в конфликт в Индокитае. Четвертый – в сентябре, с начала обстрела китайцами островов Квемой и Матсу. Пятый – в ноябре, после объявления китайцев, что американским летчикам вынесены судебные приговоры и они заключены в тюрьму.

Пять раз в течение одного года эксперты советовали Эйзенхауэру нанести ядерный удар по Китаю. Пять раз он отвечал "нет". В наиболее острой форме он сделал это в конце ноября, когда на пресс-конференции его спросили о возможности превентивного удара по Китаю. Эйзенхауэру потребовалось десять минут для ответа, он отвечал с ходу, отдельными репликами, с видимым волнением. Подробно проанализировав положение, Эйзенхауэр наклонился вперед и сказал, что "хочет поговорить немного в своем личном качестве". Он признался, что президент испытывает точно такие же чувства негодования, гнева и почти такое же разочарование, как и любой другой американец, и первое, что ему хочется, – "разразиться бранью". Ему также известно, что такое "простой курс". Нация "объединилась бы автоматически", сомкнула бы ряды за своим лидером, и осталось бы выполнить очень простую работу – выиграть войну. "Вся нация дошла до такого накала, что вы почувствуете его везде, куда бы ни пришли. Все это дело слишком преувеличено". Эйзенхауэр признал, что и он не свободен от этих чувств: "В интеллектуальном и духовном поединке, когда происходит столкновение умов и вы идете дальше, чтобы увидеть, можете ли выиграть, наступает что-то такое... создается атмосфера... возникает отношение, которое мне не совсем незнакомо".

Пять раз в течение одного года эксперты советовали ему еще раз получить удовольствие от такого ощущения. Но Эйзенхауэр знал и другое. Он напомнил журналистам свою любимую строфу из стихотворения Роберта Ли: "Это прекрасно, что война так ужасна, если бы она не была такой ужасной, то мы полюбили бы ее". У него был личный опыт "работы по написанию писем с выражением соболезнования сотням, тысячам матерей и жен, лишившихся близких. Это очень грустный опыт". Поэтому он обратился с призывом к журналистам, а через них к народу крепко подумать, прежде чем спешить начать такое дело. Постарайтесь представить себе последствия, настаивал он. "Не идите на войну под влиянием эмоций – или гнева, или чувства обиды; делайте это с молитвой"*9.

Пять раз в 1954 году Эйзенхауэр молился о правильном выборе между войной и миром. И каждый раз склонялся в пользу мира.

В первый день нового, 1955 года Чан Кайши предсказал, что война за Квемой и Матсу "может начаться в любое время". На другой стороне Формозского пролива Чжоу Эньлай заявил, что вторжение китайцев на Формозу "неизбежно"*10. Оба китайских соперника своими заявлениями еще больше разожгли кризис вокруг Формозского пролива, вскоре превратившийся в одну из наиболее серьезных проблем, с которыми Эйзенхауэр сталкивался за восемь лет своего пребывания на посту президента. Фактически в начале 1955 года США были ближе к решению использовать атомное оружие, чем в любой другой момент пребывания у власти Администрации Эйзенхауэра.

10 января ВВС коммунистического Китая совершили налет на Тахенские острова, расположенные в двухстах милях от Формозы и удерживавшиеся силами националистического Китая. Эйзенхауэр решил, что "настало время подвести черту"*11. Это решение немедленно повлекло за собой вопрос, где эта черта должна быть проведена, но он никогда не был решен, а только способствовал углублению кризиса. Без сомнения, американцы были готовы сражаться и защищать Формозу – в 1954 году Эйзенхауэр заключил договор о взаимной обороне, по которому Америка была обязана это делать; договор распространялся и на Пескадорские острова.

А что же с Квемоем и Матсу? Они были так близко расположены к материку, так далеко от Формозы, их принадлежность к континентальному Китаю была настолько очевидной (из-за малой площади их невозможно было использовать в качестве плацдарма для вторжения на Формозу), что практически все, за исключением Чан Кайши, считали: вряд ли стоит их оборонять. Тахенские острова усугубили проблему: так ли уж они жизненно важны для защиты Формозы?

Эйзенхауэр решил, что с Тахенами можно и расстаться; но по поводу Квемоя и Матсу он намеренно не высказывал определенного мнения. Ему удалось сохранить эту неопределенность в течение всего кризиса, несмотря на всю остроту ситуации. Такая позиция была краеугольным камнем его политики, и он придерживался ее, несмотря на многочисленные проблемы, которые она создавала в его отношениях с европейскими союзниками, американскими военными, Объединенным комитетом начальников штабов родов войск, Советом национальной безопасности, Чан Кайши, Конгрессом и американской общественностью.

19 января Эйзенхауэр встретился с Даллесом, чтобы обсудить резолюцию, которую он хотел провести через Конгресс и которая предоставляла ему полномочия направить американские войска для защиты Формозы и Пескадоров. Даллес поддержал резолюцию, но он хотел, чтобы в ней упоминалось также и о защите Квемоя и Матсу, на что Эйзенхауэр не давал своего согласия. Президент склонялся к такой формулировке, которая позволила бы ему действовать в отношении Формозы, Пескадоров и "других подобных территорий так, как будет определено"*12.

Резолюция, которую Эйзенхауэр хотел получить от Конгресса, была чем-то новым в истории Америки. Никогда раньше Конгресс не давал президенту карт-бланш действовать по его собственному усмотрению за границей при наличии там кризисной ситуации. Эйзенхауэр полностью отдавал отчет в беспрецедентности своего требования и поэтому, прежде чем передавать проект резолюции в Конгресс, провел беседы с каждым его лидером. Он объяснил свои идеи и пожелания Джо Мартину, лидеру меньшинства, Сэму Рейберну, спикеру Палаты представителей; Эйзенхауэра заверили, что Палата представителей "одобрит его действия без какой-либо критики"*13.

24 января он направил свое послание Конгрессу с просьбой принять резолюцию, которая "ясно и публично предоставила бы полномочия президенту как верховному главнокомандующему использовать быстро и эффективно вооруженные силы страны для указанных целей, если, по его мнению, это станет необходимым". "Указанные цели" включали не только Формозу и Пескадоры, как это было определено договором, но и оборону "близко расположенных районов", под которыми подразумевались – подразумевались ли? – Квемой и Матсу*14. Президент об этом не сказал и не скажет.