Текст книги "Любовь... Любовь?"
Автор книги: Стэн Барстоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)
396
и зелёная. Ему это нравилось. Это приятно. Приятно было также видеть хорошо одетых людей на улицах и на рынке, наблюдать обилие товаров за зеркальными стеклами витрин новых магазинов; а когда он уезжал из города, мужчины бесцельно толпились на перекрестках, и их чувство собственного достоинства было столь же потертым и жалким, как их одежда, – они били баклуши, страдая от отсутствия работы, которой они могли бы отдать свое время, которая кормила бы их и дала бы возможность прилично содержать семью.
Он вернулся к машине, и волнение и страх вернулись к нему, когда он, спустившись на дно долины, переключил скорость, готовясь к подъему в деревню. Он повернул своего зеленого «консула» и поехал по главной улице, круто поднимавшейся в гору меж параллельно расположенных террас – стекла их поблескивали и подмигивали друг другу поверх узкой ленты мостовой; и по мере того как его машина, занимавшая всю ширину этой улицы, затемняла по очереди окна первых этажей, в некоторых из них вдруг вздрагивала кружевная занавеска. Какая-то старуха, стоявшая на пороге одного из домов в накинутой на плечи шали, даже пригнулась и с откровенным любопытством заглянула внутрь машины. Он остановился и опустил окно.
– Не могли бы вы сказать мне, где живет миссис Тэплоу, миссис Сара Тэплоу?
Женщина указала дальше, вверх по склону; он поблагодарил и поехал, а она все продолжала стоять и пристально глядеть ему вслед. У него было ощущение, что он знает эту женщину, и в связи с этим мелькнула мысль: интересно, узнала ли она его. Там, в Крессли, он мог спокойно ходить по городу, там его почти никто не знал, а вот здесь, в деревне, люди постарше, несомненно, могли его вспомнить, как и некоторые подробности того, что было много лет назад. И сейчас, стоя на тротуаре у дома Сары Тэплоу, он мог лишь надеяться, что никто его не обокрал и не лишил удовольствия нагрянуть к ней неожиданно, как он об этом давно мечтал. Но когда она открыла дверь на его стук и в ее голубых глазах отразилось изумление, которое он так жаждал увидеть, он сразу растерялся и, переминаясь с ноги на ногу, смог лишь произнести, словно застенчивый юнец:
– Ну, как ты, Сара?
397
Ни слова не говоря, она оглядела его с головы до ног, и он почувствовал, как она отметила все детали его внешности: загорелое лицо, волосы, теперь уже поседевшие и подстриженные короче, чем в юности, добротный толстый твид, в который было облачено его крупное упитанное тело. И когда все сомнения, что это он, видимо, исчезли, взгляд ее вернулся к его лицу, и она сказала:
– Так это, значит, ты, Морган Лайтли?
Морган хмыкнул – несколько неуверенно.
– Он самый, Сара. Не думал я, что так тебя испугаю. Но ты, конечно, не ожидала увидеть меня после стольких лет у твоей двери, да?
– Я никогда не думала, что снова увижу тебя, – сказала она. Она глубоко вобрала в себя воздух, стараясь совладать с собой, и повернулась спиной к двери. – Входи же, – сказала она. – Ни к чему давать пищу соседям.
– Ну и удивил же ты меня, – продолжала она, когда они вошли в гостиную. – Вот уж никогда не думала, что снова увижу тебя, – повторила она. Она остановилась у квадратного стола, накрытого на одного человека, и, повернувшись к нему, еще и еще раз оглядела его, словно не могла поверить своим глазам.
– Значит, ты все-таки вернулся, – сказала она. – После стольких лет. – Она произнесла это вполголоса, как бы обращаясь к себе скорее, чем к нему.
– Через тридцать лет, Сара, – сказал Морган. – Срок немалый.
Она кивнула и тихонько повторила следом за ним:
– Немалый.
Он заметил перемены, которые произвело и в ее наружности время, но глаза его с удовольствием отметили гладкость ее чистой кожи, пушистые, все еще темные волосы, высокий изгиб крепкой груди и прямую, горделивую линию спины. Он узнавал ее – это была Сара. Он почувствовал, как в нем возрождается нежность и надежда, словно он только что вернулся из дальних странствий, и на секунду он забыл о мучивших его ранее сомнениях и неуверенности.
Она шевельнулась, словно стряхивая с себя оцепенение, и жестом указала ему на кресло у камина.
– Ну что ж, садись, Морган. Я как раз собиралась обедать. Не откушаешь со мной?
398
Она так быстро перешла от удивления к внешне спокойному приятию его присутствия, что у Моргана возникло ощущение, будто всех этих лет и не было, и на душе у него сразу стало легче. Возобновление их знакомства прошло менее мучительно, чем он предполагал.
– Не хлопочи ради меня, Сара, – сказал он. – Я ведь могу пообедать и в гостинице.
Но сказал он это неискренне, потому что, именно вспомнив, как готовила Сара, и сопоставив ее кухню с гостиничной, он и решил посетить ее в этот неурочный час.
– Ну, какие же хлопоты, – сказала она. – У меня все готово.
Она вышла на кухню, и Морган оглядел небольшую комнату: мебель, хоть и содержалась в порядке, но была старая; у одной из стен стояла открытая швейная машина, а на стуле подле нее лежало недошитое платье. Все было достаточно красноречиво. Взгляд его упал на две фотографии в стареньких деревянных рамках на буфете, и, приподнявшись с кресла, он подошел поближе, чтобы лучше их рассмотреть. На одной из них – лысеющий мужчина с узким лицом, покойный муж Сары. Другая, изображавшая молодого офицера, удивительно похожего на Сару, могла быть только фотографией ее сына. В эту минуту Сара как раз входила в комнату с ножом и вилкой для него, и он, держа в руке снимок, повернулся к
ней.
– Это твой мальчик, Сара?
В ее взгляде появилось что-то отчужденное, словно стена вдруг возникла между ними, но гордость тотчас затопила все, как только она взглянула на фотографию.
– Да, это мой мальчик Джон. Он в армии в Малайе.
– Красивый парень, Сара. Сколько ему лет?
Опять что-то вспыхнуло в ее взгляде – вспыхнуло и исчезло.
– Скоро будет тридцать. Он, знаешь ли, доктор. Ему хотелось стать доктором и поездить по свету. Вот он и вступил в армию и получил чин офицера.
– Доктор, вот как! – Морган поставил на место снимок: ее слова явно произвели на него впечатление. – Ты, должно быть, очень гордишься им.
– Да, он славный малый и хороший сын. Когда Марк умер, он хотел выйти в отставку, но я не позволила. —
399
Она с любопытством взглянула на него. – А у тебя что, нет детей?
Морган покачал головой:
– Нет.
– Но ты, надеюсь, женился?
– Да, когда устроился, то женился.
Он вернулся на свое прежнее место в кресле и уставился в огонь. Как ни странно, но даже после этих лет ему нелегко было смотреть на нее и говорить о своем браке.
– Она была хорошая, моя Мэри, – сказал он наконец. – Но знаешь ли, далеко не сильная. Тяжелые времена, видно, забрали у нее всю силу, и она не дожила до более счастливых дней. – Теперь он посмотрел на нее. – Ты ведь тоже потеряла своего мужа, Сара.
Она отвела глаза, и он почувствовал, что ей так же трудно говорить на эту тему, как и ему.
– Я уже пять лет как овдовела, – коротко сказала она и ушла на кухню, а через несколько минут появилась снова с двумя тарелками дымящейся пищи.
– Ну вот, все и готово. Ничего особенного у меня нет, потому что я ведь не ждала тебя. Хорошо еще, что есть жаркое. Поделимся.
– Из твоих рук любая крошка вкуснее, чем из любых других, Сара, – сказал Морган, садясь за стол.
Легкая краска залила щеки Сары, и он опустил глаза в тарелку.
Во время еды они почти не разговаривали. Им о многом хотелось сказать, и в то же время они боялись заговорить об этом. Но вот Морган положил нож и вилку и откинулся на стуле. Сара уже покончила с едой, так как ему она положила больше пудинга и больше жаркого. Теперь она сидела и с легкой улыбкой глядела на него.
– Я смотрю, ты по-прежнему. предпочитаешь йоркширский пудинг, – суховато заметила она. – Как и йоркширскую манеру говорить.
– А знаешь, сколько лет прошло с тех пор, когда я в последний раз пробовал такой пудинг? – спросил он ее. – Полжизни прошло, Сара. А йоркширцем я как был, так и остался, хоть и не жил здесь все это время. Но меня никогда не оставляла мысль, что рано или поздно я вернусь сюда.
400
– А вот я гляжу на тебя, и мне кажется, будто всех этих лет и не было, – сказала Сара, наблюдая за тем, как он набивает табаком трубку. – Хотя, право же, я не ожидала снова тебя увидеть.
Не переставая возиться с трубкой, он взглянул на нее, но прочесть ее мысли, ему не удалось. И он понял, что, как бы быстро ни прошли для каждого из них эти годы, они не виделись все-таки тридцать лет, и сведенный вместе обед и несколько фраз, которыми они обменялись, не могут перекинуть мостик через эту пропасть.
Ему вдруг стало не по себе, и, положив руку на жилет, он театрально вздохнул, что было явным преувеличением, учитывая количество съеденной ими пищи.
– Да, стоило вернуться домой хотя бы для того, что бы отведать твоей кухни, – сказал он. – Ты ведь всегда была лучшей кулинаркой на много миль вокруг – даже в юности.
Лицо ее неожиданно потемнело – непонятно почему.
– А у тебя, насколько помнится, всегда был язык без костей.
Он умял табак в чубуке и нахмурился, пораженный этой неожиданной вспышкой враждебности. После стольких лет могла бы она забыть об этом, раз уж он забыл.
Она принесла чайник и разлила чай.
– Надолго ты приехал?
– Насовсем, Сара. – Он поднес спичку к трубке. – Я там все продал и вернулся домой навсегда. Австралия – отличная страна, но родина-то моя здесь. Я хочу поселиться в таком месте, откуда видны были бы наши холмы и где ветер и дождь несли бы с собой запахи вереска.
– Тридцать лет назад ты не так говорил, – напомнила она, и он согласно кивнул головой.
– Да, не так, но времена меняются, и человек в известном смысле тоже меняется. – Он посмотрел ей в лицо. – А в чем-то никогда не меняется.
Она отвела глаза и, отхлебнув чаю из блюдца, посмотрела мимо него сквозь затянутое тюлем окно на узкую улицу. Он снова пожалел, что не может прочесть ее мысли.
– Значит, ты все-таки нажил капитал, как мечтал всю жизнь? – вдруг спросила она, и Морган даже улыбнулся прямоте ее вопроса.
401
– Не совсем, девонька, – сказал он. – Едва ли это можно назвать капиталом, но денег у меня хватит, чтоб спокойно прожить остаток дней.
Они еще с час поговорили о том о сем, пока Моргану не пришло в голову, что ведь она не может при нем работать. Тогда он распрощался, пообещав вскоре зайти, и ушел с неприятным чувством, что где-то в глубине Сариной души живет враждебность к нему, проявившаяся, правда, лишь в одной ее фразе. В течение последующих двух-трех недель он приезжал к ней несколько раз, возил ее за город, а однажды – в ресторан и в театр в благодарность за ее гостеприимство. И все это время он чувствовал, что между ними стоит некий барьер, сквозь который он не в силах прорваться.
Наконец он не выдержал. Теперь он уже твердо знал, чего он хочет. Он знал это еще до того, как двинулся домой, и ему достаточно было увидеть ее, чтобы утвердиться в своем решении. Она осталась для него все той же девчонкой, за которой он ухаживал много лет назад, и его чувства к ней остались теми же. Эти разведывательные бои, которые они вели на протяжении каждой встречи – удар, контрудар, – были ни к чему. Если память о том, что было тридцать лет назад, все еще жива, надо извлечь события тех лет на свет, рассмотреть их, проанализировать и поставить точку. И как к этому подступиться, он знал.
Тем не менее, когда он решил затронуть волнующую тему, это оказалось не так-то просто. Ведь она предпочла тогда другого, думал он, почему же сейчас должно быть иначе?
Сидя у ее камина, он делал вид, будто старательно прочищает трубку, а сам собирался с мыслями, чтобы начать разговор и высказать ей все. И вот с нарочитой небрежностью, как бы между прочим он сказал:
– Я купил Грейстоунский коттедж, Сара. Ты, конечно, помнишь это место. Оно нравилось нам, еще когда старик Филлипс там жил. Ну, потом там, кажется, жил его сын, а сейчас он умер – он не был женат – и дом продавали с аукциона. Я купил его вчера... сколько спросили, столько и дал...
Он ждал, как она на это откликнется, ведь он впервые упомянул об их былых отношениях. Но она смотрела в огонь, точно и не слышала его, и молчала.
402
– Дом в довольно плохом состоянии, – продолжал он. – Потребуется немало денег, чтобы сделать его удобным для жилья. Я тщательно его осмотрел. И думаю не только благоустроить его, но и расширить. Жить там мне улыбается, пожалуй, больше, чем где-либо еще... Не торчать же мне в отеле до конца своих дней...
Она взялась за шитье и усердно работала иглой, не глядя на него и не говоря ни слова. В голове его вдруг вспыхнула мысль, что она прекрасно знает, к чему он клонит, и только ждет, чтобы он поставил точку. Но как она это примет? Он неуверенно посмотрел на нее. Надо ли делать это сейчас – так быстро? Может быть, подождать, чтоб она попривыкла к нему? Но время уходит. Оба они уже немолоды, и тем не менее ни он, ни она не заводили разговора о том, что было самым главным для них обоих.
– Конечно, – осторожно начал он, – мне понадобится кто-то, чтоб вести хозяйство... содержать дом в порядке, готовить... – Он на секунду умолк и добавил, твердо держась намеченной линии: – Я знаю, после стольких лет это может показаться немного неожиданным, Сара, но ты же знаешь, я никого так...
Он снова умолк – на этот раз испугавшись, так как Сара вдруг вся напряглась, потом встала, глаза ее засверкали, и эта враждебность, которую он все время в ней чувствовал, выплеснулась наружу:
– Так значит, после всех этих лет ты предлагаешь мне идти к тебе в экономки, Морган Лайтли? Ну, если это у тебя на уме, так я тебе прямо скажу: не нужны мне ни ты, ни твои деньги. Можно только диву даваться, как это у тебя хватило наглости явиться сюда ко мне и считать, что я тут же соглашусь на все твои предложения. Обошлась я без твоей помощи тридцать лет назад, обойдусь и сейчас!
– Но, Сара, – начал было Морган, поднимаясь на ноги. – Ты не поняла меня...
– Прекрасно поняла, – сказала она тихим, шипящим от злости голосом, – и ничего от тебя иметь не желаю. – Она повернулась к нему спиной и снова взялась за блузку, которую шила. – А сейчас, если не возражаешь, мне надо работать.
Морган постоял с минуту, насупившись, не зная, что делать. Он просто не понимал ее, и, поскольку она вела
403
себя так, точно его и в комнате не было, он распростился и ушел.
Возвращаясь в машине домой, он ругал себя на чем свет стоит за свой поспешность и глупость и удивлялся непостижимости женского поведения.
– Все я испортил, Томас, – признался он позже своему брату, сидя в его гостиной над бакалейной лавкой в одном из грязных закоулков Крессли. – Надо было мне выждать. Нельзя так просто взять и перешагнуть через тридцать лет. – Он задумчиво попыхивал трубкой. – И все равно понять не могу, почему она вдруг так вспылила. Она просто ненавидела меня в ту минуту, точно я причинил ей какое-то зло.
– Ты разбудил ее совесть, появившись так вдруг, – сказал Томас. – Удивляюсь я тебе, должен признаться: ну, чего ты помчался к ней, не успев вернуться домой. Ведь она тогда так с тобой поступила... Не успел ты уехать, как она кинулась к другому и вышла за него замуж. А ведь ты тогда все устроил, чтоб она приехала к тебе, как только ты наладишь там жизнь.
Морган вздохнул.
– Да, и все-таки она была замечательная девчонка, Томас, – такой она и осталась! Хорошая женщина, гордая. Вся беда в ее гордости. Если бы я мог с этой ее гордостью сладить, все было бы в порядке. Хорошая она женщина... Какой она была бы радостью для такого, как я, на закате жизни.
– На закате жизни, – фыркнул Томас. – И это говоришь ты, в твои-то годы! Сколько тебе лет – пятьдесят два, пятьдесят три? Такой славный малый, самостоятельный, и деньги у тебя водится. Нет, тебе радости в жизни не занимать. И таких, кто захочет тебе эту радость дать, найдется сколько угодно. А много радости она тебе дала? Я-то ее никогда толком не знал, но слыхал, что уж больно она взбалмошная.
Морган покачал головой и задумчиво улыбнулся.
– Мне казалось, что я знал ее, Томас, – сказал он. – Мне казалось, что я знал.
Настало рождество, а потом и Новый год – и с ним сухие колючие ветры, дувшие неделями. Потом пришел февраль с жестокими холодами и метелями – месяц, когда
404
температура по нескольку дней не поднимались выше нуля. И вот наконец, когда уже начало казаться, что мрачная зима будет длиться вечно, земля вдруг потемнела, набухла – близилась весна. В темных зимних лесах замелькали зеленые сережки, в городских садах и скверах появились крокусы, белые, сиреневые, желтые.
Морган жил не спеша, заполняя дни встречами со старыми друзьями, возобновляя старые знакомства, а также занимаясь перестройкой Грейстоунского коттеджа по своему вкусу. Судя по всему, он намерен был жить в нем холостяком, ибо за все это время ни разу не видел Сары, хотя она всегда присутствовала в его мыслях.
Однажды солнечным воскресным утром в начале мая он, по обыкновению, явился к Томасу на воскресный обед. Жена Томаса Мег готовила в кухоньке над лавкой.
– Томас наверху, на чердаке, Морган, – сказала она ему. – Ни с того ни с сего вдруг решил разобраться в старом хламе.
Морган полез наверх и обнаружил брата, склонившегося над жестяным ящиком, в котором лежали какие-то пыльные книжки. Он постоял с минуту в дверях, наблюдая за ним. В склоненной фигуре он увидел вдруг мечтательного юношу, который много лет назад с такой алчностью читал все подряд. Но как только Томас выпрямился и обернулся – сходство исчезло.
– А, это ты, Морган, входи, входи. – Сверху из слухового окна падала полоса солнечного света, и Томас прищурил глаза за стеклами очков. – Я вот тут надумал покопаться в старом барахле.
Морган присел на шаткий стул, а Томас снова принялся копаться в пыльных книжках, он вытаскивал их из ящика одну за другой, сдувая пыль и просматривая названия. Время от времени он задерживался на какой-нибудь книжке, перелистывал страницы, читал первый попавшийся кусок.
– Я просматривал некоторые из них на прошлой неделе,– сказал он. – Несколько лет к ним не притрагивался. – Он сел на ящики напротив Моргана, держа в руках тяжелый, хорошо переплетенный том. – Помнить, как я экономил и копил деньги, чтобы покупать эти книжки, Морган? За какую только работу ни брался. – Он прочел заглавие на корешке: – «История Англии и ее наро-
405
да» в десяти домах, мне казалось, что я всю историю буду знать, если прочитаю их.
Морган кивнул:
– Да, таких любителей грызть науку не часто встретишь, Томас.
Томас взвесил книгу на руке.
– А теперь эти книга сами стали историей, Морган, Элементами моей истории – истории неудачника.
Он снял очки и протер стекла платком.
Странные трюки проделывает с нами жизнь. Когда мы были мальчишками, ведь это я – Томас, книжник, готовился завоевывать мир. А вместо этого сижу в бакалейной лавке на задворках, тогда как ты, малый неотесанный, но энергичный, наживаешь на другом конце света состояние и возвращаешься прямо как герой из романа.
В юности братья были слишком разные, и это сказывалось на их отношениях, мешая сближению, но сейчас Моргана вдруг охватило удивительно теплое чувство к Томасу.
– Ты слишком сурово себя судишь, друг, – сказал он мягко. Бывают разные неудачи и разный успех. Разве ты не счастлив? Да и Мег счастлива с тобой, я это вижу. А мне нечем похвастать, кроме денег в банке. Правда, я бы солгал и покривил душой, если бы сказал, что для меня это не имеет значения. Это очень греет, Томас. И все-таки есть вещи, на которые я бы эти деньги променял.
Томас улыбнулся и потрепал Моргана по колену.
– У меня действительно все в порядке, Морган. Просто ты вернулся и вспомнилось прошлое. Я бы не хотел, чтобы жизнь моя сложилась иначе – во всяком случае не хотел бы лишиться ради этого Мег. – Он отложил книжку в сторону и нагнулся над ящиком. – Она бы с меня живого шкуру сняла, если бы слышала, что я тут говорю.
Через несколько минут раздался голос Мег, которая звала их завтракать снизу, стоя у подножия лестницы. Морган сунул трубку в карман и поднялся.
– Одну минутку, Морган, подожди.
Морган повернулся и посмотрел на брата. На узком лице Томаса было какое-то странно смущенное выражение; он порылся в кармане.
– У меня тут есть кое-что. Это принадлежит тебе, а значит у тебя оно и должно храниться. – Он вынул из
406
кармана конверт. – Он пролежал здесь много лет. Я считал, что, нечего тебе его отправлять, раз прошло столько лет, но выбросить его не решился.
Он протянул конверт Моргану, тот ваял его и повернул, чтобы взглянуть на почерк. Почтового штемпеля не было – только его фамилия, написанная высохшими, выцветшими чернилами.
– Это еще что такое? – спросил он.
– Да, наверно, ничего особенного, – сказал Томас.
Но это адресовано тебе, и я решил тебе его передать. Разве ты не знаешь, чей это почерк?
– Нет.
– Да ее же – Сары. Наверно, она тут пишет, что решила к тебе не приезжать.
Морган продолжал держать конверт, даже не пытаясь вскрыть его.
– А как оно к тебе попало, Томас?
Томас снова сел на ящик.
Оно пришло после того, как ты уехал в Саутгемптон насчет билета. Я должен был поехать тебя проводить и навестить дядюшку Горация, помнишь? Ну так вот, прошло несколько дней после того, как ты уехал, и Сара дала мне этот конверт. Я встретил ее в конце улицы как-то вечером – она явно поджидала меня. Должно быть, она не знала твоего адреса. – Он покачал головой и с покаянным видом посмотрел в пол. – Сам не знаю, как это случилось, Морган, но за всякими делами я начисто забыл об этом письме. Помнится, я в ту пору что-то не очень хорошо себя чувствовал. Это было как раз в тот год, когда здоровье у меня сдало и мне пришлось уехать в санаторий. Так или иначе, только много месяцев спустя я напал на это письмо – оно лежало в какой-то книжке. Я решил, что, если бы письмо было такое уж важное, Сара наверняка повидала бы меня и спросила, передал ли я тебе его. Да и потом к тому времени она уже вышла замуж за Марка – как бишь его фамилия? – и у нее уже был мальчик. Так что я не видел оснований огорчаться по этому поводу. Я знаю, я не имел права держать письмо у себя, но я-то думал, что ты давно со всем этим покончил.
Морган, не отрываясь, смотрел в лицо брату.
– Значит, ты продержал его у себя тридцать лет?
– Ну, не совеем. Сжечь чужое письмо, понимаешь,
407
я не решился, поэтому я снова сунул его в какую-то книжку и напал на него всего неделю или две назад, когда разбирался тут. С тех пор я все думал и думал – отдать тебе его и во всем признаться или уничтожить и забыть.
Морган вскрыл конверт и прочел письмо. Томас в изумлении смотрел на него, видя, как белеет лицо брата
– Ради бога, Морган, что там?
Морган покачал головой.
– Ничего, Томас, ничего. Просто на секунду всплыло прошлое – вот и все.
Он сложил письмо, сунул его обратно в конверт и бережно положил во внутренний карман пиджака. Что толку кипятиться и брызгать сейчас слюной? Ведь Томас же сказал, что был в ту пору болен, серьезно болен, как же винить его в небрежности. Да и что это даст, если сказать ему сейчас, что, вручи он письмо тогда, в свое время, это изменило бы течение жизни двух людей.
– Я... мне очень жаль, Морган, что так вышло, – сказал Томас, с тревогой глядя на брата.
Морган резко повернулся к двери.
– Забудь об этом, Томас, – сказал он. – Это было так давно.
Тут Мег снова позвала их, и они спустились вниз. На протяжении всего обеда Морган был замкнут и молчалив и вскоре по его окончании распрощался и ушел. Вернувшись к себе в гостиницу, он присел к столу и написал записку Саре. Он не сразу взялся за перо, а сначала долго думал и лишь потом написал:
«Дорогая моя Сара!
Прилагаемое письмо только сейчас попало в мои руки. Оно многое мне объяснило, и то, что мой брат Томас в силу неблагоприятно сложившихся обстоятельств вручил мне его лишь тридцать лет спустя, может быть, смягчит ту горечь, которую ты носишь в себе так давно».
Он вложил эту записку и письмо Сары в конверт и, дойдя до угла улицы, бросил его в почтовый ящик.
В следующее воскресенье стоял теплый погожий день. Морган впервые за много месяцев посетил Сару. Она не сразу открыла дверь в ответ на его стук, и потом они еще долго стояли на пороге, молча глядя друг на друга.
408
– Вот так-то, Сара, – наконец вымолвил Морган. – Я подумал, что сегодня хороший день для поездки за город.
В ее взгляде нельзя было ничего прочесть, когда она сказала:
– Я только надену пальто.
Он прошел следом за ней в дом и тотчас подошел к буфету, на котором стояла фотография молодого офицера, сына Сары. Он только было взял фотографию, как она вернулась в комнату, – взгляд ее скользнул по его лицу.
– Я готова.
– Прекрасно.
Он поставил фотографию на буфет и вышел впереди нее из дома. Выбравшись из узкой главной улицы, Морган нажал на скорость и повёл машину к Грейстоунскому коттеджу, где полным ходом шла перестройка. Склоны холма здесь поблескивали свежей зеленью, которой еще не коснулись черные от копоти пальцы заводов, выбрасывавших в долину свой дым. В фруктовом саду за домом давно не ухоженные деревья пестрели то тут, то там розовыми и белыми цветами. Они молча прошли по дорожке, Морган открыл ключом дверь и отступил, пропуская вперед Сару. В их манере держаться появилась какая-то новая отчужденность, и в машине они почти не разговаривали. Морган достал из картонного футляра, который принес с собой, копию плана перестройки. Они прошли по комнатам, перешагивая через мусор и строительные материалы, и он объяснял ей, что где будет. Она слушала его, время от времени кивала, но замечаний почти не делала. Наконец они пришли на кухню, и Морган указал на высокую чугунную плиту и камин.
– Все это уйдет отсюда, Сара. Стена здесь будет обрушена и передвинута на четыре фута. Вдоль будущей стены будут встроены всякие современные устройства. Сейчас ведь просто чудо, какие делают кухни. – И он продолжал развивать свою мысль, показывая ей каталоги с пестрыми блестящими иллюстрациями, на которых было изображено сверкающее кухонное оборудование. – Здесь будет не кухня, а рай земной, когда все установят.
– Рай земной?
– Так принято говорить в Австралии.
– А-а. – Она посмотрела вокруг. —Что ж, на словах это выглядит очень хорошо.
409
Он напряженно глядел в ее лицо.
– Да, такая кухня намного облегчит труд хозяйки и, думается, одной женщине орудовать здесь будет нетрудно, если к тому же у нее будет помощница для черной работы.
Сара не смотрела на него.
– У тебя уже есть кто-нибудь на примете, кто будет хозяйничать здесь?
Он в упор посмотрел на нее.
– Думаю, что да, Сара, – сказал он твердо. – Я думаю снова жениться, и я знаю одну вполне подходящую женщину. Ей тоже нужен кто-то, кто заботился бы о ней.
– А не кажется ли тебе, что надо было бы сначала у нее справиться, прежде чем все здесь оборудовать. Особенно кухню. Ведь у каждой женщины свое представление о том, какой должна быть кухня.
– Что ж, Сара, – сказал он, – послушаем в таком случае, какие у тебя на этот счет представления.
– У меня?
– А кто же еще, по-твоему, может меня интересовать?
Она отвернулась, чтобы он не видел ее лица, и подошла к окну, выходившему в запущенный фруктовый сад.
– Видишь ли... ты ведь, в общем, ничем не обязан мне, Морган.
– Послушай, Сара...
– Это, видишь ли, не твой сын...
Он был ошарашен. Во взгляде, каким он уставился на нее, читалось изумление.
– Не понимаю.
– Я говорю о Джоне, – сказала Сара. Она стояла совершенно неподвижно и глядела в окно, сжимая обеими руками сумочку. – Он не твой сын, Морган.
– Я... я ничего не понимаю, Сара, – снова повторил он. – А в письме...
– О, я тебе не лгала. – Она повернулась и сделала несколько шагов по неровному дощатому полу, не глядя на него. Он же смотрел на нее не отрываясь. Она сказала: – Только ничем это не кончилось. Я тогда ошиблась. А Джон – сын Марка, Морган, не твой. – Она взглянула на него теперь: он лишь беспомощно развел руками.
– Не знаю, что и думать, Сара. Всю эту неделю я считал, что у меня есть сын.– Он грустно улыбнул-
410
ся. – Это было приятное чувство... Так как же получилось с Марком? Ты все-таки вышла замуж за него.
– Я была в панике, – сказала Сара. Она смотрела куда-то поверх его плеча – так смотрят не вдаль, а поверх истекших лет. – Я не знала, что делать, я считала, что ты меня бросил, и я рассказала все Марку. А он ведь всегда был неравнодушен ко мне.
Морган кивнул:
– Я знаю.
– И он не отвернулся от меня, даже после того, как я ему все рассказала. Мне было страшно, я растерялась.
Я просто не знала, что делать. И Марк казался мне единственным выходом.
– Но ты же обнаружила, что ошиблась? – Да, и довольно скоро, но разве могла я потом отвернуться от Марка, когда он так поддержал меня? Вот мы и поженились. Я не любила его – во всяком случае не так, как тебя, но я его уважала. Он был такой хороший, такой добрый и мягкий, что со временем я не могла не полюбить его. Мы хорошо жили, это был хороший брак. И у нас появился Джон.
– И все эти годы ты считала, что я бросил тебя? – спросил Морган.
Она сухо улыбнулась.
– Но ведь и ты так же думал обо мне.
– Ах, сколько времени даром потрачено, – взорвался он. – Совсем даром!
– Нет, Морган, недаром. Мы оба принесли счастье другим людям. Значит, уже недаром.
Он скрутил в трубку чертежи, которые держал в руке.
– Да, ты права.
Она выпрямилась и снова прошлась по комнате.
– Так что ты ничем мне не обязан, Морган. Ты ничего мне не должен.
– Да, мы квиты, – сказал Морган. – Мы вернулись к тому, с чего начали.
– Только вот на тридцать лет стали старше, – заметила Сара, – и оба прошли через брак.
– Из чего вовсе не следует, что не можем вступить в новый.
– Не все к этому стремятся, – сказала она. – Есть люди, которые довольствуются тем, что имеют. – Она повернулась к нему. – Я, например, не собираюсь замуж.
411
Мне уютно и так. У меня есть пенсия, я шью, и Джон помогает мне. Так что я вполне могу существовать.
Морган кивнул:
– Да, вдовство не могло, конечно, сломить тебя.
– И дело вовсе не в том, что я никому не нужна. Я ведь еще не старуха и не какое-нибудь страшилище. И могла бы устроить семейную жизнь.
Морган улыбнулся.
– Я в этом не сомневаюсь, дружок. Но не кажется ли тебе, что это провидение удержало тебя от замужества, пока я не пересек шар земной, чтоб вернуться к тебе?
– Чтоб вернуться ко мне? В свой любимый Йоркшир, ты хочешь сказать?
– При условии, что в Йоркшире живешь ты, Сара. Если б я не знал, что ты овдовела, думаю, я не вернулся бы вообще.
Она вдруг вскинула голову, и это кокетливое движение воскресило перед ним девушку, которую он любил когда-то и давно-давно потерял.
