Текст книги "Любовь... Любовь?"

Автор книги: Стэн Барстоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

– Что?

– У тебя что-то стряслось? Ты же не просто заглянул к нам по дороге на работу?

277

– Нет.

Дэвид отодвигает стул, встает.

– Пойду побреюсь.

– Можешь остаться, у меня секретов нет,– говорю я ему. – Так или иначе, ты все равно скоро об этом узнаешь.

– Да нет, вы лучше поболтайте с глазу на глаз,– говорит он и с улыбкой подмигивает Крис. – А мне, правда, пора собираться.

Я стряхиваю пепел на тарелку; я не знаю, с чего начать. Крис пододвигает мне пепельницу, смотрит на меня с минуту, а затем начинает сама.

– Не поладил с Ингрид?

Я киваю, не поднимая глаз.

– Я ушел от нее.

– То есть как это «ушел»? Уж не хочешь ли ты сказать, что так вот просто взял сейчас и ушел?

Я снова киваю.

– Я поставил свой чемодан у вас в передней.

Она смотрит на меня, но я все еще избегаю ее взгляда.

– Отчего это произошло?

– Все эта проклятая баба, – говорю. – Все из-за нее. Я просто не мог больше выдержать. Если б еще Ингрид была на моей стороне, но она целиком и полностью у матери под каблуком.

Крис сидит и молча смотрит на меня. Я поглядываю на нее искоса и ясно вижу, как колесики ворочаются у нее в мозгу.

– Я немного повздорил с Ингрид вчера вечером, ушел из дому и встретил одного старого приятеля. Мне было очень тошно, ну я и надрался, с ним. А когда вернулся домой, мамаша Росуэлл поджидала меня, и я высказал ей все напрямик.

– Но она не выгнала тебя из дому, нет?

– Нет, но она забрала к себе в спальню Ингрид, и они заперлись от меня, и тут уж мы сцепились как следует. И все вылилось наружу. Это накапливалось и накапливалось уже давно, ну а тут я надрался, и мне было наплевать... Я позволил себе кое-какие довольно крепкие выражения по ее адресу... После этого я уже не мог там оставаться, я полагаю. Ну, так или иначе, это вопрос решенный. Я с этим покончил. Ушел, пока они еще-спали.

278

Я смотрю на руки Крис – какие они тонкие, изящные... Она встает, отходит от стола,

– И давно это у вас так?

– О, накипало уже давно.

– Может, из-за выкидыша?

– Нет, не совсем. Просто после этого стало еще хуже. Но мы с мамашей и раньше не ладили. Она невзлюбила меня с первого взгляда. Недостаточно, видишь ли, хорош для ее дочки. Не о таком женихе она мечтала. Ты же ее видела – понимаешь, что это за птица. Знаешь, она даже не позвонила мне, когда Ингрид упала с лестницы. Я узнал от соседей, когда пришел домой. Красиво, как, по-твоему? А потом она еще во всем, обвинила меня. Можно подумать, что это я подстроил. Словно я спихнув Ингрид с лестницы. И дальше дела пошли все хуже и хуже. Ну, вот я и выложил ей все. Сказал, что, может, я теперь стал уже недостаточно хорош для ее дочери, однако, когда она забеременела, я был достаточно для нее хорош, чтобы выйти за меня замуж.

– Но ведь это же из-за тебя она попала в беду, Вик,– мягко напоминает мне Крис.

– Я знаю. И видит бог, как бы я хотел, чтобы ничего этого не было. Как бы я хотел! – Я закрываю лицо руками. Ах, Крис, если бы только я встретил такую девушку, как ты! Девушку, с которой я мог бы стать лучше, а не хуже.

– Но ты ведь женился на Ингрид! Ты же сам выбрал ее себе в жены.

– Да-да! Получил удовольствие, позабавился – теперь расплачивайся. По-твоему, это называется выбрать ее себе в жены? Ты же знаешь прекрасно, что по нашим правилам, если ты сделал девушке ребенка, выход для тебя только один – жениться на ней. Не имеет значения, любишь ты ее или нет, главное – покрыть грех, чтобы ее честь была спасена.

– Так вот почему ты женился, Вик? Я немного догадывалась.

– Ну, теперь ты знаешь.

– Но какое-то чувство у тебя же к ней было, Вик?

– Ты женщина. Я не знаю, можешь ли ты это понять. С тобой ничего такого не было, ты сразу встретила Дэвида и должна всю жизнь благословлять судьбу. Не каждому так повезет. Сначала, с самого начала мне казалось, что

279

у нас с Ингрид тоже так, как у вас, только это длилось недолго.

– Но ты и потом продолжал встречаться с ней?

– Да, продолжал... Тут уж были другие причины.

– Похоже... похоже, ты думал только о себе?

– Я один раз совсем было, порвал с ней. Считал, что покончил с этим навсегда. Но она сама бегала за мной. Я чувствовал, что веду себя как последний подонок, но она все равно хотела встречаться со мной, и я решил, почему не взять то, что само плывёт в руки. Ну, как-то раз зашел слишком далеко, а теперь вот расплачиваюсь. И очень дорого расплачиваюсь, черт побери, Крис, можешь мне поверить...

Я сижу за столом, уронив голову на руки, и Крис некоторое время молчит. А когда она наконец говорит, я поднимаю голову и смотрю на нес во все глаза.

– Но в конце концов, Вик, знаешь: что посеешь, то пожнешь, не так ли?

Я совершенно ошарашен, словно меня огрели дубинкой по голове.

– И это ты говоришь? Ведь так всё: скажут... И ты что же – ничего другого не можешь мне сказать?

– А разве это не так? – говорит она. – Ведь это же правда, разве нет?

– От тебя я ждал другого.

– Я должна говорить с тобой начистоту, Вик. Я считаю, что ты не можешь никого винить, кроме самого себя. Если бы ты не тронул этой девушки, ты бы не сидел здесь сейчас в расстройство чувств. Что плохо, то плохо, и никто не имеет права сваливать свою вину на других.

Я никак не могу прийти в себя от изумления. Я просто не узнаю ее. Это не та Крис, к которой я всегда прибегал в тяжелую минуту, зная, что на нее можно положиться, что она вызволит из беды, подскажет, как нужно поступить. Моя первая мысль была о ней, я бросился к ней, сюда, а теперь я получаю здесь то, что мог бы свободно получить-и дома.

– Ты рассуждаешь совершенно как наша мать.

– А почему бы мне не рассуждать так? Конечно, она сказала бы тебе то же самое, знай она все. Ты женат и не имеешь права об этом забывать.

Я чувствую, как вся горечь поднимается у меня со дна

280

души, к горлу подкатывает комок, и мне кажется, что я сейчас задохнусь.

– Да, я женат, еще бы! Вы все старались как могли –  изо всех сил толкали меня на этот брак. Никто, ни один человек, не сказал: не делай этого, раз ты не хочешь.

– Да разве об этом могла идти речь – хочешь ты или не хочешь? Ты сам толкнул себя на этот, брак, когда позволил себе это с Ингрид. И хорошо, что у тебя по крайней, мере хватило характера принять на себя ответственность за свой поступок.

– И на всю жизнь притом. Черное – это черное, белое – это белое. Интересно, кто-нибудь из вас слыхал, что существуют, черт подери, другие цвета? Например, серый, черт подери?

– Ты все время чертыхаешься, Вик, Раньше этого не было.

Все мне это говорят – что я все время чертыхаюсь, почему бы это, интересно...

– Не знаю даже, что тебе и сказать, Крис, – говорю я, помолчав. – Прежде я всегда мог обо всем говорить с тобой. Мы как-то ближе были друг к другу. И ты все понимала лучше других.

– Может быть, я и сейчас понимаю лучше других, по только я не могу просто махнуть волшебной палочкой и сделать так, чтобы все опять было в порядке. Когда ты шел сюда сегодня, тебе, верно, чудилось, что, как только ты расскажешь мне о том, что произошло, все каким-то образом наладится и будет опять так, как было до  твоей женитьбы. Правильно я говорю? Ничего, дескать,—я знаю, уж, Крис как-нибудь вызволит меня из беды. Мне очень жаль, Вик, но это невозможно. На этот раз все слишком серьезно.

Я поворачиваюсь на стуле и смотрю в окно. В ясные дни у них тут недурной вид из окон, но сейчас за окном одна серая грязь и сырость да заводские трубы, которые торчат из тумана за рекой.

– Что же ты думаешь делать? – спрашивает наконец Крис.

– Не знаю. Знаю только одно: назад я не вернусь и с этой старой коровой, мамашей Росуэлл, жить под одной крышей не стану. – Да она, я думаю, и не примет тебя теперь обратно.

281

– Да, конечно... – Я не рассказал Крис о том, что меня стошнило на ковер. Это единственная подробность, о которой мне не хочется ей говорить. – Ну что ж, это упрощает дело.

Дэвид появляется из спальни, рассовывая сигареты, спички и газеты по карманам. Он неплохо одевается, наш Дэвид, но вечно портит свои красивые костюмы, набивая черт-те чем карманы.

– Вик ушел от Ингрид, – сообщает ему Крис.

– Да я уже догадался, – говорит он. – Мне очень жаль. Жаль, что до этого дошло. Можем мы что-нибудь для тебя сделать?

– Придется, по-видимому, – говорит Крис. – Нужно будет поместить его у нас, хотя бы на эту ночь.

– Пожалуйста, не стесняйте себя по моей милости.

Крис оборачивается ко мне.

– Давай обойдемся без ломанья, Вик,– говорит она. – Куда еще можешь ты пойти? Тебе же, наверно, не хочется возвращаться сейчас домой к родителям?

Внезапно я чувствую, что у меня искажается лицо. Чувствую, как его перекашивает, и ничего не могу поделать, не могу взять себя в руки.

– Нет у меня дома, – говорю я, – нет у меня, чтоб мне трижды сдохнуть, дома! – И я тычусь лицом в стол и плачу, даже не стараясь сдержать слез, выплакиваю все, все, что скопилось в душе за эти полгода и теперь рвется наружу.

II

Эту ночь, а потом и еще две-три ночи я сплю на кушетке в гостиной. Я все никак не решу, что мне делать. У меня нет никаких планов. Единственное намерение, которое у меня было, – вернуться домой к родителям, в исходное, так сказать, положение, – отпало, поскольку на следующий же день Крис сообщила мне, что видела нашу Старушенцию.

– Она заходила сюда?

– Нет, я заглянула к ней по пути из школы.

– Ты ей все рассказала?

– За этим я и пошла. Она должна знать, Вик, и пусть уж лучше узнает от кого-нибудь из нас, чем от посторонних лиц.

282

– Да, конечно. Что же она сказала?

– Она была очень расстроена. – Я замечаю, что Крис колеблется. – Сказала, чтобы ты не попадался ей на глаза, пока не помиришься с Ингрид.

Я чувствую, как у меня сжимаются челюсти.

– Если она так к этому относится... Что ж, ей придется долго ждать, вот и все.

– Я сказала ей, что, по-моему, это несправедливо, что ты должен иметь возможность прийти к ней, когда тебе плохо. Но она сказала, что ты мог бы сделать это сразу, если бы в ней нуждался. Мне кажется, она обижена, что ты пришел не к ней.

– Мне нужно было получить совет, а не нагоняй с кучей затрепанных прописных истин.

– Но кажется, ты и здесь ничего другого не получил, так ведь?

Я пожимаю плечами.

Появляется Дэвид с туго набитым портфелем в руках. Всё тетрадки, должно быть.

– Привет, – говорит он мне и целует Крис.

Я отвожу глаза. Не могу я смотреть на них. Это самое паршивое для меня сейчас – постоянно видеть, как они счастливы друг с другом.

– Только что встретил на лестнице Фаулера, – говорит Дэвид, ставя портфель на стул.– Его приглашают на работу в Канаду.

– И они думают ехать? – спрашивает Крис.

– Ну да. Теперь это, по-видимому, вопрос времени. Уедут, как только закончат здесь дела.

Я вижу, что у Крис что-то свое на уме.

– И как скоро он полагает собраться?

– Месяца через полтора-два, вероятно. Они ведь только сейчас решили.

– А что они думают делать с квартирой?

– Передадут кому-нибудь, наверно.

Крис смотрит на меня, и Дэвид говорит:

– А, ты вот о чем...

– Вик, – говорит Крис. – Как ты думаешь, если вы с Ингрид будете жить отдельно, может, у вас еще все наладится?

– Кто его знает. Будет, конечно, лучше. Тогда по крайней мере не нужно все копить в себе, можно обо всем поговорить, высказать, что у тебя на душе.

283

– Ну, а если бы ты снял квартиру Фаулеров, как ты считаешь, Ингрид согласилась бы переехать к тебе?

– Не знаю. – Чувствую, что меня слова загоняют в угол, пугаюсь и шарахаюсь в сторону. – Все это слишком неожиданно, Крис. Я еще сам не знаю, чего хочу.

– А ты мог бы снять эту квартиру? Это четыре фунта в неделю.

– Нет, моего заработка на это не хватит.

– Ну, а если бы Ингрид поступила на работу?

– Тогда, вероятно, мы смогли бы. Только ее мать не хочет, чтобы она работала. Она считает, что муж должен содержать жену.

– Оставим сейчас ее мать в покое. Ока уже свое сделала.

– В общем, я не знаю...

– Дэвид, – говорит Крис. – Спустись-ка вниз, поговори с мистером Фаулером. Скажи ему, что у тебя есть кто-то, кому можно передать квартиру. Спроси его, сколько он мог бы повременить – не давать объявления, и никому не предлагать пока. Может, конечно, у него уже есть кто-то на примете.

Дэвид уходит, и я говорю:

– Послушай, Крис, я же еще ничего не решил, у меня полный сумбур в голове. Я сам еще не знаю, чего хочу.

– Если он согласится подождать, у тебя будет время решить.

– А может, хозяин дома уже с кем-нибудь договорился.

– Это так не делается. Квартиры сдаются на год. Когда жилец уезжает, он имеет право передать кому-нибудь свою аренду до конца срока, но потом, конечно, хозяин вправе не возобновить ее, если ему что-нибудь не поправится. А Фаулеры возобновили свою аренду всего месяца два назад.

– Но ведь я тогда должен буду сразу внести довольно крупную сумму, а у меня таких денег нет.

– Об этом не беспокойся. Мы как-нибудь раздобудем денег, а ты будешь каждую неделю понемножку погашать долг. Но все это можно обсудить после. Вопрос в том, хочешь ли ты этого. Хочешь ли ты попробовать?

– Я не знаю, я просто ничего не знаю, Крис.

284

Она опускается передо мной на колени, сжимает мои руки в своих.

– Послушай, Вик, я вижу – тебе очень плохо, и я хочу помочь тебе. Мы оба, и Дэвид и я, хотим тебе помочь.

Я отворачиваюсь.

– Я сыт всем этим по горло, понимаешь, Крис? Все это одно сплошное надувательство. Жуткое надувательство.

– Я знаю, о чем ты мечтал, Вик, – говорит она. – Это то, к чему стремятся почти все, хотя не все отдают себе в этом отчет. Мы ищем как бы вторую половину самих себя, кого-то, кто придал бы нам цельность. Я счастлива, потому что нашла это в Дэвиде. Никогда ни тени сомнения не было у меня на этот счет, нет и теперь. Люди слишком много и речисто говорят о любви. Книги, фильмы – все этим полно. Но влюбленность и любовь – вещи разные. Влюбиться можно в человека, которого ты и не знаешь совсем, – это романтика, головокружение, глаза как звезды... И это все правда, Вик, это действительно так и бывает в жизни, как описывают. Но ты не можешь любить человека, пока не узнаешь его по-настоящему, не пройдешь вместе с ним через какие-то испытания, не разделишь с ним жизнь – и радость и печаль, тебе это нужно испробовать, испытать, чтобы найти любовь. Влюбленность не может длиться вечно, но взамен иногда приходит любовь. Ты понимаешь, что я хочу сказать, Вик?

– Да, понимаю.

– Одних испытания отбрасывают друг от друга в разные стороны, а других связывают еще крепче. Вас с Ингрид на самом пороге совместной жизни постигло тяжелое испытание – вы потеряли ребенка. Не позволяй этому разлучить вас, Вик. Будь сильным. Пусть это только прибавит что-то к вашей любви, а не отнимет ее у вас.

– У нас ее никогда и не было, не было с самого начала, – говорю я.

– Так попытайся найти ее теперь, Вик, – говорит Крис. – Подумай об Ингрид. Она любит тебя, во всяком случае – любила, это я знаю. Потеря ребенка куда более тяжелое испытание для нее, чем для тебя. Ей сейчас очень нужен кто-то, Вик, но не ее мать. Ей нужен кто-то более сильный, чем она, кто мог бы ее утешить, и

285

позаботиться о ней, и заставить со увидеть, что жизнь еще снова может быть хороша. И ты должен это сделать, Вик. Ты должен сделать это для Ингрид. – Она стискивает мои руки. – Будь сильным, Вик. Не падай духом, не сдавайся. Сделай свой брак счастливым, ты это можешь. Не очень-то легкий нашла я для тебя выход, да, Вик? – говорит она, помолчав.

Я не успеваю обдумать все это и ответить ей, как возвращается Дэвид, и Крис поднимается с колен.

– Ну, что он сказал?

– У него нет никого на примете. Может подождать неделю.

Я срошу себе волосы.

– Только неделю? Это– слишком быстро, Крис.

Она смотрит на меня.

– Не думаю, Вик. Срок вполне достаточный.

– Как у тебя с деньгами? – спрашивает меня Дэвид.

– Всего около, тридцати фунтов. В общем, не богато.

– Ну, если дело только за этим, так ты не беспокойся.

Мы одолжим тебе немного, отдашь, когда сможешь.

Я вижу, как Крис переводит взгляд с меня на Дэвида, и на губах у нее играет эта едва заметная, чудесная ее улыбка, которая, мне кажется, говорит без слов: «Вот он какой – мой муж. Мне не нужно ни о чем его просить – сам все понимает».

– Это очень... Я очень тебе благодарен, Дэвид.

– Рад, если могу помочь. Раз мы одна семья, значит, держись друг за друга, я так считаю.

III

Проходит еще два дня, и мистер Росуэлл возвращается домой. Подозреваю, что мамаша Ингрид посылала за ним. Небось он думает, что, с тех пор как я возник у них на горизонте, его то и дело вызывают домой, и всякий раз это значит, что там уже что-нибудь стряслось. А узнаю я о его приезде, потому что он сам звонит мне в магазин.

– Вик? Это отец. Ингрид. Мне надо с тобой поговорить.

Вот уж чего мне никак не хочется. Легко могу себе представить, чего только мамаша Росуэлл не напела ему в уши: и как я заявился домой пьяный в дым, и как бле-

286

вал на ее ковер. Не удивлюсь, если ему теперь при встрече со мной захочется заехать мне в физиономию.

– Да? О чем это?

– Не строй из себя невинного младенца, черт побери, – говорит он. – Как ты думаешь, о чем?

– Ну хорошо, когда? Я ведь на работе.

– А где ты обедаешь?

– Тут есть маленькое кафе за углом.

– Ты знаешь «Дельфин» – пивную на Бред-стрит?

Я говорю, что знаю.

– Давай встретимся там в половине первого... Хэлло! Ты меня слышишь? Мне показалось, что нас прервали. Так ты придешь туда?

– Хорошо, приду, – говорю я и вешаю трубку.

Все утро у меня сосет под ложечкой – что такое собирается он мне сказать, думаю я. Но когда в обеденный перерыв я прихожу в пивную, вижу, он совершенно такой же, как всегда, спокойный, рассудительный. Мы заказываем обед, и он не начинает разговора, пока нам не подают суп.

– Довольно скверная получилась история, во всех отношениях скверная, не так ли? – говорит он.

– Да, конечно.

– Меня очень подмывало послать тебе счет за чистку ковра.

Я чувствую, что краснею.

– Я должен извиниться перед вами за это. Ей-богу, ведь не нарочно. Я был сильно под мухой, и как-то это нечаянно вышло.

– И кажется, пиво вдобавок еще слегка развязало тебе язык?– говорит он.

Я молчу.

– Возможно, у тебя были причины слететь с катушек, не знаю. Мне ведь пока известна только одна сторона этого дела. – Он берет ложку, принимается за томатный суп. – Я бы теперь не прочь послушать тебя.

Я ерзаю на стуле.

– Не знаю, право, это не так просто.

– Ты боишься обидеть меня? Ничего, попробуй все же.

– Ну, видите, мне кажется, все дело в том, что миссис Росуэлл невзлюбила меня с самого начала, и она просто не давала нам с Ингрид возможности наладить нашу

287

жизнь. Мы, в сущности, как бы не были женаты. Я рта не мог раскрыть без того, чтобы она тут же не стала говорить поперек. Не знаю, известно ли вал это, но она имеет огромное влияние на Ингрид.

Он кивает:

– Знаю. Быть может, это отчасти потому, что я так часто в отъезде.

– В общем, так или иначе, у Ингрид на первом месте всегда была мать, и она вечно плясала под ее дудку, а я все время чувствовал себя нахлебником и даже хуже, потому что нахлебник тот хоть может приходить и уходить, когда ему вздумается, а она все время долбила мне насчет моих обязанностей и моей ответственности за семью и в то же время не давала мне возможности проявить какую-то заботу и нести какую-то ответственность, потому что я в доме был просто никто... А потом, когда случилось это несчастье и она даже не дала мне знать, я так обозлился, что чуть тогда же не ушел из дому на совсем.

– То есть как это не дала тебе знать?

Я рассказываю ему, как пришел домой и нашел дверь  запертой и как миссис Олифант сообщила мне о том, что произошло. Ясно вижу, что он ничего об этом не знал, однако не подает виду.

– Она даже пыталась обвинить меня в случившемся, – говорю я ему.

Весь этот разговор отнюдь не доставляет мне удовольствия. Не очень-то приятно говорить человеку в глаза, какая у него жена гадина, даже если он сам на это напросился.

– Послушать ее, так можно подумать, что я невидимкой стоял там на лестнице и собственноручно спихнул Ингрид вниз...

Я жду, что он скажет что-нибудь и я пойму, многое ли ему известно, но он ничего не говорит.

– Но тем не менее ты решил остаться?..

– Да... А потом дела пошли еще хуже. Ингрид стала хандрить, слоняться по всему дому без дела, словно у нес какой-то смертельный недуг, и никакими силами нельзя было заставить ее встряхнуться. Она считала, что я бесчувственный.

– Потеря ребенка была для нее большим ударом, ты же понимаешь.

– Само собой разумеется, понимаю, но не может же

288

она до конца своей жизни вести себя так, словно это произошло только вчера. Мне, ей-богу, кажется, что миссис Росуэлл нарочно не давала ей выйти из этого состояния.

– Словом, как я понимаю, ты хочешь сказать, что основная причина всех бед – в миссис Росуэлл? – спрашивает он, пристально глядя на меня.

– Да... Да, я именно это хочу сказать.

Жутко неудобно говорить человеку такие вещи про его жену, особенно если он к тому же славный малый. А мне волей-неволей приходится винить во всем мамашу Росуэлл – ведь не могу же я сказать ему о самой главной, об истинной причине – о том, что я никогда по-настоящему не любил Ингрид.

– Может, выпьешь кружку пива? – спрашивает мистер Росуэлл.

– Нет, спасибо. После пива меня весь день будет клонить ко сну.

Он берет себе кружку светлого.

– Насчет выпивки ты не особенно силен?

– Нет, не особенно. Я довольно быстро косею.

– Ну, тут стыдиться нечего, – говорит он, – Это, скорее, очко в твою пользу.– Он берет нож и вилку. У  него-то аппетит, как видно, нисколько от всей этой истории не пострадал. – Так каковы же теперь твои планы? – спрашивает он. – Ты вернулся к своим?

– Нет, я живу у сестры.

– А родителями у тебя сейчас не совсем ладно?

– Да, вроде так.

–Ты сейчас, значит, как бы на положении отверженного?

– Я уже начинаю к этому привыкать. Я не первый день чувствую себя отверженным.

– Знаешь, – говорит он, вертя в руках нож, – у меня складывается такое впечатление, что ты почему-то считаешь себя несправедливо обиженным, и притом уже давно. Словно тебя обошли, обманули в чем-то. Можно даже подумать, что и женитьбу-то эту тебе навязали на шею.

Мне становится не по себе, потому что он что-то начинает лезть в бутылку.

– Может быть, ты жалеешь, что женился?

– Да, жалею.

289

– Почему же ты женился? – спрашивает он и смотрит на меня в упор. – Потому что любил Ингрид или потому, что она забеременела?

Я молчу.

– Ну хорошо. Ты хочешь быть женатым на Ингрид?

– Я не хочу быть женатым на двух женщинах сразу – и на Ингрид, и на ее мамаше.

Поручиться не могу, но мне кажется, что он едва не ухмыльнулся.

– Твое теперешнее положение тоже не завидное, – говорит он. – И самому жить негде, и жену привести некуда.

– Это верно.

Довольно глупое положение, в сущности.

– А в конце концов не так уж это плохо, – говорю я, потому что его слова задевают меня за живое. – Ушел я сам, по доброй воле, и могу не возвращаться, если не захочу. Мне теперь не надо думать о ребенке, и никто меня не может больше ни к чему принудить.

– А кто же тебя к чему-нибудь принуждает?– спрашивает он, не повышая голоса.

– Хорошо, вы, предположим, нет. Но не нужно изображать все это так, будто я только и жду, когда Ингрид позовет меня назад. Я сам ушел, не забудьте.

– Правильно, ты ушел. Но с другой стороны, еще не известно, захочет ли теперь Ингрид принять тебя обратно.

– Совсем на это непохоже, судя но тому, как она себя вела.

– В таком случае, – говорит он, – пожалуй, самое разумное во всех отношениях – положить, этому браку конец. Забудь, что ты был женат. Полгода – срок небольшой. Ингрид могла бы потребовать с тебя алименты, но, по-моему, она в этом не нуждается. Но конечно, она захочет получить развод. Ты ведь не станешь возражать, не так ли?

– А какие у нее будут основания для развода?

– То, что ты ее покинул, вероятно. Будь мы в Америке, можно было бы еще добавить нанесение психической травмы.

– Вот это было бы лихо, верно?

– Да, не правда ли? В разводах всегда есть что-то юмористическое.

290

– Боюсь, как бы мне не околеть со смеху.

– Что ж, Вик, вот, значит, к чему мы с тобой пришли. Ты же сам не захочешь быть связанным с женой, с которой ты живешь врозь, и, конечно, Ингрид тоже будет стремиться получить свободу. Она молода, привлекательна. Ей захочется выйти замуж снова. Да и ты со временем женишься, я полагаю.

– Я, знаете ли, уже сыт по горло.

– Так что теперь ты решил покончить с этим и стать свободным?

– Я этого не говорил.

– Я так тебя понял.

– Я сказал только, что могу это сделать, если захочу. Я сказал, что не собираюсь вымаливать ни у кого подачек и никто не принудит меня больше делать то, чего я не хочу. И вы можете передать это от меня Ингрид, и ее мамаше, и вообще всем. – Я уже до того разошелся – чувствую, что грублю, но мне сейчас наплевать.

– Я не принимаю поручений, Вик. Если ты хочешь сказать что-нибудь Ингрид, тебе придется сделать это самому.

– Черта с два могу я это сделать, когда мамаша сторожит каждый ее шаг. Она меня не выносит, вы сами это знаете.

– Да, знаю. Но мне ты нравишься. Я по-прежнему считаю тебя порядочным юношей и не жалею о том, что ты стал моим зятем.

– Премного вам благодарен. – Я пытаюсь произнести это как можно ядовитее, но в душе я польщен. Просто удивительно, как это приятно сознавать, что ты еще можешь кому-то нравиться.

К нам подходит официантка, и мистер Росуэлл заглядывает в меню.

– Что ты хочешь на сладкое? – спрашивает он. – Пудинг пли яблочный торт?

– Пожалуй, ни то, ни другое, только чашку кофе.

Он заказывает две чашки кофе, и официантка, шаркая подметками, уходит. Это довольно пожилая тетка в толстых чулках, и белая мятая наколка криво сидит у нее на голове. Вообще это отнюдь не первоклассное заведение, мебель выкрашена темной масляной краской, и на стенах – дешевые обои, но посетителей много, и все больше мужчины. Как видно, этот кабак пользуется популяр-

291

ностью среди определенной публики – коммивояжеров, приезжих и всякого такого народа, потому что здесь можно плотно поесть и выпить. Мы сидим в углу (между нами и соседним столиком – вешалка) и можем разговаривать без помех.

– Предположим, я бы снял отдельную квартиру, – говорю я. – Что вы на это скажете?

– Скажу, что это чрезвычайно облегчило бы положение. Если ты предложишь Ингрид поселиться с тобой и она откажется, тогда, разумеется, ты будешь страдающей стороной. Юридически.

– И смогу потребовать развода?

– Думаю, что да.

– А как вы считаете, согласится она? Ведь ей придется устроиться на работу, чтобы мы могли оплачивать квартиру.

– А почему ты сам не спросишь ее об этом?

– Как, черт подери, могу я это сделать?—говорю я, закипая снова. – Ее мать облысеет от злости за ночь, если узнает об этом.

– Лысая жена мне ни к чему, – говорит он, но все же, мне кажется, мы можем рискнуть.

– Вы хотите сказать?..

– Я хочу сказать, что в этом вопросе мнение миссис Росуэлл играет второстепенную роль – главное, что думает по этому поводу сама Ингрид. Если ты хочешь ее видеть, тогда... – Он умолкает. – Ты хочешь ее видеть?

Я молчу, отвечаю не сразу. Наконец говорю:

– Да, я бы хотел.

– Ну что ж, хорошо. Где?

– Только не у вас дома.

На этот раз он уже явно ухмыляется, ухмыляется во весь рот.

– Да, тут миссис Росуэлл действительно может облысеть, если только я предложу такое, – говорит он.

Г лава 9

I

В этот вечер мы с ней исходили миль десять – говорили и говорили все снова и снова, не понижая голоса, не боясь, что ее мамаша в соседней комнате. Нам о многом

292

нужно было поговорить, многое обдумать – на ближайшие сорок лет, в сущности. А такие вопросы не решишь с наскока. Однажды мы в одно мгновение решили свою судьбу ночью в парке, но на этот раз – нет. На этот раз я много думал обо всем... И сейчас думаю, и мы говорим. Никогда прежде мы с ней не говорили так много – мы оба не очень-то были сильны по части разговоров, и, быть может, никогда больше не придется нам так много говорить. Как знать, если бы мы немножко больше беседовали друг с другом и немножко меньше позволяли себе дуреть, все вышло бы по-иному. Но что было, то было, и по-иному не вышло. Ну, а раз так, теперь надо уж постараться, чтобы хоть дальше было лучше.

Пробродив по городу бог знает сколько часов, мы приходим в парк и садимся в нашей старой беседке.

– Ты представляешь, какую тебе придется выдержать с ней бучу, представляешь?—спрашиваю я.

Она кивает.

– Знаю.

– Ты должна ей показать, что все обдумала и решила твердо и что ей тебя не отговорить.

– Это будет нелегко, – говорит она. – О тебе она слышать не может.

– А вот твой отец на нашей стороне.

– Мой отец – золото. Я не знаю, что бы было, если бы не он.

– Да, он хороший малый, твой отец. Он мне правда очень нравится.

– А это большая квартира, Вик? – спрашивает она, —Много потребуется мебели?

Я улавливаю нотку радостного волнения в ее голосе и понимаю, что теперь у нее есть цель, которая поможет ей выстоять против мамаши. И в стомиллионный раз объясняю, что еще не был в этой квартире и ничего не знаю.

– А как ты думаешь, когда нам можно будет посмотреть?

– Да когда хочешь, по-моему. Они небось ждут, что мы поглядим, прежде чем дать ответ.

– А тебе хочется снять эту квартиру, Вик? – спрашивает она.

– Нам же выбирать не приходится, – говорю. – Это

293

будет здорово накладно, но мы как-нибудь справимся, я считаю.

– Нет, я хочу сказать... Я спрашиваю, хочешь ли ты ее снять в том смысле, что... Хочешь ли ты, чтобы мы опять были вместе?

Я собираюсь с мыслями, прежде чем ответить.

– Мне кажется, что мы по-настоящему еще не пробовали, – говорю я наконец. – Мы с тобой муж и жена и должны посмотреть, что у нас получится, если мы будем жить отдельно, вдвоем. Может, через два месяца мы будем швырять друг в друга сковородками, но тогда по крайней мере нам не придется никого винить, кроме самих себя.

– А я думаю, что так не будет. – Она придвигается ближе, кладет голову мне на плечо, и я обнимаю ее одной рукой, совсем как когда-то. – Это были ужасные полгода, правда? – говорит она.

– Да уж.

– Если бы кто-нибудь сказал мне год назад, что все это может произойти, я бы никогда не поверила.

– Угу. – Чувствую, что еще секунда – и я начну ее целовать. Это невероятно, до чего она меняется, когда поблизости нет ее мамаши.

– Вик, – говорит она через несколько минут, – все это время, ну, ты знаешь, когда я не хотела, чтобы ты приближался ко мне... Я не то чтобы совсем не хотела, но только почему-то, пока мы жили у нас дома, мне казалось, что это как-то неудобно.

– Я понимаю, что ты хочешь сказать. – Вспоминаю, как я тоже всегда чувствовал себя неловко, ложась с ней в постель, – хотя казалось бы, что ж тут такого, – и как скрипели пружины, и как я старался не оставлять ничего в туалетном столике, боясь, что мамаша Росуэлл обшарит его днем. Какого черта должен был я этого стыдиться, никому не известно, но так вот действовало на меня ее присутствие.