Текст книги "Стрелы Перуна"
Автор книги: Станислав Пономарев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)
Глава шестая
Хитрость Селюк-хана
В жестокой битве на острове убитыми руссы потеряли немногих, а вот раненым был чуть ли не каждый,
– Лихо выступил князь Магаюр! – изумлялся воевода Ядрей. – С чего бы сие? Ране за ним такой прыти не замечалось. Тут што-то не так!
– Да-а, – соглашался с ним тысяцкий Рубач, человек высокого роста, жилистый и сухой. – Трижды сходился яз с ним на бранном поле. Обычное дело: помельтешит перед очами, стрелки помечет, погрозится мечом и был таков с воями своими!
– Ты не приметил, што за люди на левой башне стояли?
– Нет, а што?
– Князь Магаюр – воевода крепости сей. Беков у него много, а воев в битву сам повел. В то же время на башне какие-то ханы стояли. Не из приезжих ли кто? Как мыслишь?
– Яз не видел. Как прижали козары, так кровавый пот с лица потек. По сторонам глядеть было неколи.
– Да-а. Вот и яз реку, што-то нонче Магаюр храбер был не в меру. Значитца, кто-то спослал его на битву с нами. Простого хана он не послушался бы. Какой-то владыка в тверди нынче есть.
– Мож, и так, а нам-то што за недолга? – изумился Рубач. – Нам Святослав велел никого из тверди не пускать. То мы и делаем.
– В войне мало приказ сполнить. Надобно не только великому князю, а и воеводе головой промышлять. Прикажи-ка, брат, завал из построек здешних перед вратами тверди поставить да рвом отгородиться. По всему видать, не последний раз козары на вылазку ходили. Воев у них много, а мы нонче без лодий, и отступать нам теперь некуда.
– Што ты, воевода? Вои и так устали. Какую битву свершили, помыслить и то страшно! Многие от ран изнемогают. Надобно бы подмоги у князя испросить. А ты...
– Подмоги? – рассмеялся Ядрей, и от этого смеха у бесстрашного Рубача похолодела спина.
Никто и никогда не видел Ядрея сердитым. Всегда воевода-купец был благодушен и улыбчив. Голосом гневно не играл, угроз не изрыгал, а руку поднимал только на врагов Руси. Недавно, когда битва на острове загромыхала с непостижимой силой и хазары начали одолевать, Ядрей увлек за собой охранных гридей и столкнул в воду все ладьи – последнюю надежду на спасение. Сделал он это не потому, чтобы воины его дрались яростнее – они и так сражались мужественно, – а потому, что хотел лишить противника главной цели в этом бою – захвата судов. Он почти понял, чего хотел Магаюр-хан, и оказался прав: как только ладьи уплыли от острова, напор хазарских богатуров ослаб, и руссы вскоре стали теснить врага. В пылу жестокой сечи Ядрей был так же хладнокровен и улыбчив, как при заключении торговых сделок с греками, болгарами или теми же хазарами.
Немало людей, и не только на Руси, разорил предприимчивый купец. Как бы в насмешку над всеми страданиями его издольщиков стал Ядрей воеводой города Киева. Раздобрел телом. А улыбка еще шире расплывалась на его круглом румяном лице. Но почему-то никто не улыбался ему в ответ. Видимо, потому, что с улыбкой благодушного купца часто приходила беда. Ядрей-купец был беспощаден при взимании долгов, Ядрей-воевода был так же беспощаден к своим воинам. Но при всем том он никогда не прятался за спины других, и в самых кровавых битвах богатыри видели его в наиболее опасных местах. Никто и никогда не видел воеводу испуганным. Приказы его всегда были осмысленны и четки, а исполнения их он требовал неукоснительно ровным и спокойным голосом. Ратники не любили его самого, но стремились попасть в его дружину, ибо не было случая, чтобы Ядрей проиграл хоть один бой, и павших у него всегда было меньше, чем у других воевод.
В Ядрее противоречиво уживались непомерная скупость и гостеприимство, жестокость и доброта, трусость и неодолимое мужество. Как-то он признался Святославу, что в одной из битв едва не упал в обморок от страха, когда печенег только чудом не снес ему голову. А ведь за тот бой князь наградил Ядрея золотой гривной. Рассказывая об этом случае, Ядрей улыбался, и Святослав не поверил ему. Но воевода не врал...
Поэтому Рубач поперхнулся словами, когда Ядрей спросил:
– Подмоги, речешь, кликать у князя? Ты глянь, чего там творится. Впору нам подмогу ему посылать, да не на чем: лодии-то уплыли. А не то половину воев своих спослал бы на подмогу своим. А ты, мила дура? – Он похлопал оробевшего Рубача по плечу. – Иди, друг, и скоро сполняй волю мою, ибо она охранит и тебя, и воев русских, да и печенегов тутошних от меча козарского. Чую яз, снова они нападут на нас.
Тысяцкий тотчас ушел исполнять приказ, отданный так благодушно и строго. А Ядрей продолжал рассуждать про себя о необычном поведении начальника хазарской крепости Магаюр-хана...
Между тем каган-беки Асмид, удрученный неудачей с захватом русских ладей, созвал военный совет.
– И все-таки урусов и печенегов на острове надо уничтожить, – говорил он отрывисто и сердито. – Свя-тосляб не может ничем помочь Ядре-беки, пока тумены Джурус-тархана досаждают ему своими ударами.
– А может быть, о Великий, Джурус-тархан разгромит Святосляба? Ведь богатуров у него намного больше, – первым подал голос Магаюр-хан.
– Ты был два года тому назад на горах Куявы? – вместо ответа спросил его Асмид.
– Н-нет, о Великий.
– Там тоже хазары превосходили урусов числом, а поражение наше было мгновенным, как от удара молнии. Каган Святосляб – великий воитель! Разгромить его войско можно, предусмотрев все до мелочей. А кому это дано? – Каган мрачно оглядел подобострастные лица беков. – Джурус-тархан храбр и находчив, это так. Но он не сможет разбить коназ-пардуса. А если бы аллах помог ему в этом, тархану понадобится для победы слишком много времени. Поэтому нам надо освободить остров от богатуров Ядре-беки. Тогда мы найдем способ помочь Джурусу. Но главное, – Асмид поднял палец, – мне самому надо возглавить несокрушимые хазарские тумены! Только я знаю, как победить Святосляба! Думайте, беки! Думайте, покамест у вас есть для этого головы на плечах. Думайте! – Последнее слово каган прокричал с пеной у рта.
Удивительно, но на этот раз беков не испугала ярость их властелина, хотя они и сделали испуганные лица.
«Надутый индюк! – внезапно для себя подумал Амурат-хан. – Криком Ядре-беки не победить. Урус только смеяться будет!»
Ханы молчали, каждый на свой лад. Но вот один из них, тучный и высокий ростом, склонил голову перед каганом:
– О Могучий, разреши дерзкому подать совет?
– Кто ты? Я тебя не знаю!
– Имя мое – Селюк. Я хан славного рода Ашин. Я торгую в этих местах, здесь мой аил.
«Язычник!» – отметил про себя Асмид, а вслух проворчал:
– Разрешаем говорить.
Селюк-хан еще раз склонил голову.
– О великий и могучий каган, у меня есть с собой пять тысяч динаров. Я готов отдать их для твоего спасения.
– К чему мне твои динары сейчас? – рассвирепел Асмид. – Мне мечи нужны, мне богатуры нужны, мне победить надо! Зачем мне золото, на которое ничего нельзя купить? Совет твой глуп, потому что твои слова не от аллаха, а от грязных язычников. Больше не разрешаем тебе открывать рот!
Но Селюк-хан не отступил и опять почтительно поднял палец, когда каган вновь спросил совета у ханов. Асмид уставился прямо в белесые глаза ослушника. Селюк пальца не опустил.
– Говори! Только короче.
– Золото – лучший посредник в переговорах. А Ядре-беки еще и купец, – скороговоркой выпалил Селюк и замолчал.
Глаза кагана сверкнули, как упомянутый металл.
– Верно! Продолжай.
– Ни один купец не устоит, когда ему светит бакшиш. Война тоже торг! Только в ней разговоры мечом ведут. А ведь золото ярче стали. Я готов говорить с Ядре-беки о том, чтобы он за золото выпустил меня из Саркела и переправил на тот берег...
– На тот берег мне надо! – перебил каган купца. – Мне, а не тебе!
– О Могучий, ты не дослушал. Разреши сказать все?
– Говори!
– Я слугу с собой возьму...
– Ага! – сообразил наконец Асмид. – Я переоденусь слугой и сяду за весла. Ты, Селюк-хан, будешь в богатой одежде, чтобы урусы не заподозрили во мне значительное лицо. Ты знаком с Ядре-беки?
– Да, о Мудрейший. Я хорошо знаком с ним.
– Ха! Мне надо изменить внешность. Я не видел Ядре-беки раньше, но он мог видеть меня. Ха-ха, Селюк-хан, тебе должно быть лестно, что сам каган-беки Великой Хазарии будет гребцом на твоей лодке, а? – Асмид окончательно развеселился. – Только пусть сам Ядре-беки в заложники идет!
– О Могучий! – опешил Селюк-хан. – Ядре не согласится стать заложником ради меня. Он слишком велик у трона кагана Святосляба!
– Я сам слишком велик! – снова вскипел Асмид.
– Да-а, но урусы не должны знать, кто ты, о Вели...
– Ты прав! – Каган задумался. Ханы молчали, опустив глаза.
– Может быть, за двух беков Ядре согласится сам стать аманатом? – спросил Асмид Селюк-хана.
– Об этом надо спросить самого Ядре, о Могучий.
– Так иди и спроси!
Глава седьмая
Выкуп за свободу
Воевода Ядрей забраковал план канала, который намеревался прорыть тысяцкий Рубач напротив ворот Саркела.
– Копайте углом! – приказал Ядрей. – Тогда при налете козары боле всего будут собираться в углу рва и тут нам легче посечь их стрелами. Покамест они на вал взберутся, мы их в воде потопим. Навались, друзи! Время не ждет!
Ратники, в отличие от своего тысяцкого, не думали об отдыхе. Они работали как одержимые. Даже непривычные к такому труду печенеги взяли в руки заступы. Были здесь оставшиеся с руссами болгары, крымские готы и даже несколько греческих купцов из Херсонеса. Гул битвы за рекой подхлестывал всех. Люди понимали: в ближайшее время ждать помощи неоткуда. Даже легкораненые выгребали песок, углубляя ров. Хазары с башен и стен мрачно наблюдали за деятельностью врага. Некоторые богатуры пытались достать работавших стрелами, но цель из-за дальности была недосягаемой для легких луков.
Вдруг на воротной башне замелькало белое полотнище. Рубач указал на него Ядрею:
– Знамено кажут. Поведать што-то хотят, а, воевода?
Ратники прекратили работу и тоже стали глядеть на башню, переговариваясь и гадая вслух, что же это такое.
– К делу, братие и дружина! – воззвал Ядрей. – Ворог хитер и к обману способен. Навались!
Руссы отдались работе, изредка посматривая на крепость. Печенеги схватились за мечи и луки, не обращая внимания на призывы своих сотников.
Между тем Ядрей и Рубач разглядели около полотнища человека огромного роста. Он поднял над головой стрелу, помахал ею и, наложив на лук, выстрелил. Стрела упала неподалеку от рва. Один из ратников поднял ее, оглядел и отнес воеводе.
– Тряпицей обмотана, – сообщил он. Любопытный ратник остался было стоять рядом, но Ядрей, ласково улыбнувшись, сказал ему:
– Ты иди, сынок. Не твово ума тут дело.
Ратник поплелся на свое место.
– Н-да... – Ядрей размотал со стрелы матерчатую ленту, испещренную письменами, быстро пробежал глазами текст, глянул на башню: полотнище продолжало колыхаться на ветру.
– Ну што там? – спросил нетерпеливо Рубач.
– Для разговору кличут меня.
– Тебя? А-а, приперло! – засмеялся тысяцкий. – Не ходи. Ну их. Куда они теперь денутся?
– Ворога слушать надобно, – назидательно сказал Ядрей. – Иной раз разговорами множество жизней человеческих спасти можно! К тому ж знакомец меня кличет, Селюк-хан. В делах купецких он завсегда был добрым товарищем. К обману способен самую малость. Торг с ним вести можно. Пойду яз.
– Не ходи! Война не торг! Заманят, убьют, и войско наше здесь без головы оставят. Давай лучше яз схожу.
– Эко ж ты опаский какой, – дребезжаще рассмеялся Ядрей. – И война – торг! Да еще какой. Только в ней замест товара жизни людские на весы бросают! Примика меч и кинжал, идти надобно. Русь труса не празднует! А ты изготовь молодцов-удальцов на случай чего.
– Сделаю, раз ты этак. Иди! Перун тебе в подмогу! Эй, братие, бросай работу! Изготовьте железо бранное для битвы! Глядеть будем, штоб козары воеводу нашего не обидели!
Ядрей безоружный шел в сторону ворот Саркела. Хазары толпами стояли на башнях и стенах. Навстречу ему шел тучный высокий человек в пестром, голубого шелка архалуке...
В то время, когда за рекой в яростном порыве в третий раз столкнулись богатуры Джурус-тархана с пешими полками Святослава, воевода Ядрей и хазарский хан Селюк мирно встретились в ста шагах от крепостных ворот Саркела. Встретились и поклонились друг другу, каждый на свой лад. Разговор их продолжался недолго...
– Ну што? – поспешил Рубач навстречу воеводе, когда тот возвратился.
Ядрей посмотрел на него насмешливо, распорядился, чтобы ратники продолжали углублять ров и насыпать вал, а затем вкратце изложил суть дела.
– Не ходи! – решительно заявил тысяцкий. – На кой ляд тебе тот козарин, штоб из-за него жизни решаться. Давай яз пойду за половину того злата!
– Не-ет. Тут што-то не то. Не Селюк-хана хотят они из тверди вызволить. Ой, не его! – Ядрей помолчал задумчиво. – Так сотворим! – решил он. – Яз пойду к козарам, а как только Селюк с челядином к тебе придет, так ты челядина того повяжи...
– Ка-ак?! – вскинулся тысяцкий. – Тебя ж козары тогда враз зарубят!
– Слушай и молчи! Не зарубят, ежели ты все тайно свершишь... Слугу Селюк-хана повяжешь тайно, а самого с нашим гребцом отправишь на ту сторону к козарам. Яз то злато хочу по правде получить, раз его хан за себя сулит: штоб душу мою Велес-бог успокоил. А как только от Селюк-хана знамено будет, так меня из крепости выпустят, ведь при тебе еще один заложник останется – сам Магаюр-хан.
– Ну-у?! Тогда дело другое. А што мне с тем челядином делать?
– Спроси его, кто он. А ежели не скажет, то как только стемнеет, отправь его в стан князя Святослава. Там дознаются, кого Селюк спасти из крепости мыслит.
– Добро! Так и сотворю.
– С Селюк-ханом отправь кого-нито посноровистей. Тут где-то яз Колюту переяславского видал. Покличь его ко мне для разговору.
– И все ж на козар надега слабая. Обманут.
– Там поглядим, – рассмеялся Ядрей. – Чать, и мы не без ума да и к обману не хуже козар способны...
Рубач исполнил повеление воеводы в точности. Даже сам сообразил разместить заложника и пленника в разных местах. Если Магаюр-хана содержали, хоть и под стражей, но почетно, то со спутником Селюка не церемонились: связали руки и ноги, бросили на глинобитный пол ветхой сакли. А раз так, то и сторож дремал себе около входа, не беспокоясь, что кочевник может убежать. Как и думал воевода Ядрей, челядин Селюков ничего не сказал тысяцкому, да и не умел Рубач допрашивать: ему б головы рубить в жестоком бою.
Каган-беки Асмид чувствовал себя безнадежно обманутым и обреченным на унизительный плен. Но он, как все люди, к тому же если они мусульмане, еще надеялся на лучшее. Он горячо молил аллаха о спасении. Иногда натура самовластного кагана возмущалась против унижающего обращения, в он готов был открыться, ибо подобного положения не испытывал никогда в жизни. Асмид стонал от бессильной злобы, распаляя свой гнев. Но что-то удерживало его от признания. Темнело.
Вдруг в гуле боевого стана Асмиду послышался посторонний шорох снаружи: глухой удар, продолжительный стон, холодный звук стали. В дверном проеме мелькнула тень человека.
«Убийца!» – похолодел пленник, готовый закричать, но ужас заткнул ему глотку тягучей слюной.
– Тише, я друг! – раздался шепот на ломаном хазарском языке.
Асмид еще не пришел в себя от леденящего страха, как почувствовал, что путы на его руках и ногах ослабли.
– Тиш-ше! – еще раз прошипел неизвестный. – Я сейчас. – И снова тень мелькнула в проеме двери.
Через мгновение неизвестный вернулся и, тяжело дыша, свалил на пол какой-то тюк: во мраке сакли он только угадывался.
– Готов, с-собака!
– Ты кто? – прохрипел Асмид.
– Тише. Я друг. Подожди, вот беда! Тебе надо надеть шлем и плащ этого росса. Можешь встать и идти?
– Могу! – Каган вскочил на ноги.
– Тише! На, надевай.
Асмид напялил на голову железный островерхий шлем с кольчужным оплечьем, надел длинный, до пят, плащ из грубой холстины.
– Меч возьми.
– Нацепить некуда. Пояс отняли, – прошептал с досадой каган.
– Вот меч росса вместе с поясом. Возьми. Скорее, нам надо спешить.
Асмид быстро опоясался оружием.
– Пошли! – приказал незнакомец. – Среди воинов в стане держись прямо, иди твердо, не оглядывайся. Если заподозрят, тогда...
Они выскользнули из сакли. Стояла светлая ночь. Заря только что угасла. От реки тянуло вечерним паром. Было тепло, и первый ночной ветерок принес со стороны Дикого Поля запах горелой полыни.
Двое шли через боевой стан руссов. Спокойно и размеренно шагали мимо походных костров. На них никто не обращал внимания.
– Не торопись, – иногда одним дыханием предупреждал Асмида неизвестный.
Так вышли они к валу неподалеку от северной угловой башни. Здесь злоумышленники затаились, угадав дозорного в ночи.
За рекой, там, где по кострам угадывался русский боевой стан, внезапно полыхнуло пламя. По реке растекся многоголосый вой, и тут же грохот яростной битвы заглушил все.
Дозорный сделал несколько шагов в сторону гула и пламени. Все руссы на острове и хазары в крепости поспешили узнать, в чем дело. Даже каган засмотрелся.
– Вперед! – дернул его за рукав спутник. – Вперед или будет поздно!
Две стремительные тени позади дозорного скользнули к стене. Часовой ничего не заметил. Громада башни как-то сразу нависла над беглецами.
– Что же дальше? – выдохнул каган. – Нам не преодолеть этой стены. И голос своим подать нельзя, урусы сразу услышат и зарежут нас.
– Я знаю потайной ход в крепость. Иди за мной.
– Куда?
Спутник не ответил, шагнул в реку. Каган последовал за ним. Когда воды оказалось по грудь, неизвестный прошептал:
– Здесь поднырнуть надо. Не бойся, держись за мою руку и не дыши. Тут всего три шага под водой. Готов?
– Да!
– Сбрось с себя шлем и плащ. Пошли.
Незнакомец крепко схватил Асмида за руку. Хазарин, повинуясь приказу, нырнул. Рывок – и они оказались в кромешной тьме. Воды здесь было по горло.
– Где мы?
– В тайном ходе внутри крепостной стены. Тут лестница, она приведет нас в башню. Осторожнее!
Асмид и впрямь нащупал ногой скользкие ступени. Они шаг за шагом выбрались из воды.
– Подожди. Здесь должен быть факел.
Незнакомец пошуршал ладонью по стене.
– Ага! Есть!
Асмид зажмурился от ярко полыхнувшего снопа искр. Через мгновение незнакомец ловко добыл огонь с помощью огнива, и вскоре пламя факела вырвало из темноты профиль строгого горбоносого лица.
– Кто ты?
– Я друг хазар! Я узнал тебя, царь Итиля! Привет тебе от базилевса Никифора Фоки! Он приказал помогать тебе. Меня зовут Лорикат.
– Я осыплю тебя золотом с ног до головы! – воскликнул каган-беки Асмид. – И помощь великого кагана Румии Никифора я оплачу десятикратно! Веди меня дальше, хитрый рум!..
Оставшийся в Саркеле за старшего Амурат-хан чуть в обморок не упал от страха, когда Могучий внезапно возник перед ним.
– Где Ядре-беки?! – рявкнул знакомый голос властителя военных сил Хазарского каганата.
– Т-т-там! – указал куда-то влево ошеломленный хан.
– Веди его сюда!
7. Буря над логовом волка
Глава первая
Одоление мужеством
Еще раз в тот день Джурус-тархан бросил ярость своих туменов на русские копья. Этот удар был особенно сильным и удачным для хазар. Ал-арсии сумели разрушить левое крыло живой богатырской стены. Свенельд растерялся всего на мгновение, и его конная дружина была смята и оттеснена. Сам варяг, воеводы Добрыня и Скопа, гриди Рада Полчного и конные сторонники отчаянно рубились мечами. Все большие массы степняков теснили их. Но богатыри стояли насмерть и не отступили, чтобы не дать врагу ударить в тыл своим пешим товарищам. И подвиг их и спасение было в одном – продержаться.
Святослав сам повел резервный полк на осатаневших от удачи хазар. Пять тысяч пеших ратников шли на помощь конникам Свенельда. И все военное искусство великого князя Киевского могло сейчас опираться только на стойкость и мужество этих воинов, взятых от сохи.
Джурус-тархан ликовал: несокрушимое войско урусов медленно, но неуклонно отступало к реке.
– Вперед, богатуры! – громко взывал он.
– Аллах! Тенгри-хан! Хаз-за-ар-р! Ур-р-а-агх! – победно катилось над рекой.
Плотный строй рослых богатырей под водительством самого Святослава организованно и мощно встретил прорвавшихся в тыл кочевников. Одновременный удар тысяч тяжелых копий здесь, на узкой береговой полосе, был неотразим. Конная толпа степняков подалась назад, и почти половина ее пала растерзанной и мертвой. Полк Святослава, иногда совершая короткие выпады копьями, упорно продвигался вперед и вскоре достиг места, где с мужеством отчаяния рубились комонники Свенельда.
Горьким оказался этот день для руссов. Пал с тяжелой раной в груди переяславский тысяцкий Жизнемир. Хазарский меч рассек шлем несокрушимого богатыря Добрыни, и кровь залила его лицо, но витязь киевский не ушел с поля боя и, руководя товарищами, сам продолжал наносить тяжелые и неотразимые удары сначала мечом, а когда он сломался – увесистой палицей.
Воевода-тысяцкий Скопа, ловкий и лихой наездник, увидел в сутолоке неистовой сечи хазарского хана Бучака. Бек распоряжался боем, от него отлетали всадники с приказами, и в какой-то момент хан оказался один. Скопа ринулся к нему. Бучак поздно заметил руСеа, но меч из ножен успел вырвать. Схватки по сути дела не было.
– Вот вам два князя замест одного! – крикнул витязь и развалил знатного хазарина секирой до седла.
Но налетело на смельчака без малого два десятка ал-арсиев. Еще четверых поверг наземь богатырь и сам пал, изрубленный мстительными мечами хазарских белых воинов.
Смерд Брева Черный упал с коня. Не растерялся ловкий пахарь, прыгнул в канаву и оттуда стал рубить ноги хазарских скакунов. Уже к концу боя в рытвину к нему свалился могучий степной богатырь. Враги долго боролись, оба получили смертельные раны и оба остались лежать бездыханными, так и не отпустив горла один другого.
Сабля Тимки Грача висела на запястье правой руки, потому что ловкий и хитрый переяславец не желал расставаться с луком. Множество степняков пали от его метких стрел. Но и его стрелой достали: закрылся левый Тимкин глаз, упал шабра Кудима Пужалы на сыру землю раненый, потерявший сознание, но живой.
Крепко стояла конная дружина руссов. И все-таки, если бы не Святослав с пешей ратью, полегла бы вся дружина, ибо слишком большая сила навалилась на всадников воеводы Свенельда.
Вскоре хазары были опрокинуты. Воевода Асмуд сумел заполнить брешь в левом крыле стены полком сторонников, и степные воины, что прорвались было в тыл основного русского войска, оказались в ловушке. Теперь уже кочевники не ликовали: богатуры охрипли от криков отчаяния и боли. Смертная тоска засветилась в глазах обреченных. На все мольбы о пощаде Святослав отвечал громогласно:
– Братие и дружина! Р-руби всех! Полона не брать!
Джурус-тархан тоже перестал улыбаться, ибо все его попытки помочь окруженным оказались напрасными. Главное войско урусов двинулось вперед. Тумены наскакивали на копья, отлетали, оставляя на поле брани сотни богатуров.
Святослав, с детства сталкиваясь с кочевниками, хорошо знал их повадки. Насколько быстро загорались они отвагой, видя отступление противника, настолько же скоро остывали, если все их усилия оставались тщетными. Тогда степняки впадали в губительную панику и остановить их бегство не смог бы никто.
Именно это и произошло сегодня. Как только руссы опрокинули и уничтожили прорвавшихся в тыл конников-хазар, все кочевое воинство дрогнуло, попятилось и побежало. ..
А по залитому липкой кровью полю уже ходили русские ведуны-лекари. Они перевязывали раненых своих и хазар без различия: над ранеными врагами власть великого князя кончалась. Ведуны помогали подняться тем, кто был способен двигаться, других переносили на чистое место, поближе к воде.
Руссы хрипло переговаривались, иные изумленно переглядывались, все еще не веря, что остались живы в столь жестоком и страшном бою. Пожилые ратники угрюмо молчали, а молодые уже размахивали руками и все громче раздавалось:
– А яз его, р-раз! А он ка-ак... А хан саблей и...
И только для Святослава не кончилась битва. Сняв шлем, князь, думая о грядущем, отдавал четкие распоряжения:
– Главное нынче – скорее насыпать вал! Асмуд, вели делать сие без промедления!
– Будет, как велишь, княже! – Старый воевода тронул повод, и его рыжий конь наметом пошел от берега в степь.
– Свенельд! – позвал Святослав.
С того только что сняли кольчугу, и араб-лекарь перевязывал пробитое стрелой плечо.
Князь подошел, поморщился, ничего не спросил.
– Говори! – прохрипел варяг. – Яз к делу способен.
– Ну коли так... Попереди вала, шагах в ста, надобно утвердить три круглые крепостцы. И в каждую посадить воев с добрыми луками и запасом стрел. Колья для оград прикажи взять в лодиях!
– А ведь верно! – сразу забыл о ране Свенельд. – Трудненько тогда козарам наступать будет. Крепостцы те под охраной всей нашей рати окажутся. А у козар оне в горле застрянут. Сполню, княже. Ну и хитер ты в деле ратном. Яз бы до того и не додумался...
К вечеру, отразив все наскоки печенегов, Санджар-хан отошел с остатками тумена Неустрашимых и буртасами к главным силам. Уныние и растерянность царили здесь.
– Где Могучий? – спросил эльтебер Джурус-тархана.
– Там!
– Где «там»?
– В Саркеле.
– Что-о?! Зачем он туда пошел? Или каган Святосляб уже разбит? Тогда почему я не слышу возгласов радости и не ощущаю запаха праздничного плова?
– Каган Святосляб стоит, как несокрушимая скала. За этот один день мы потеряли больше тумена воинов. А каган-беки Асмид потому в Саркеле, что не успел покинуть его вовремя и оказался в ловушке.
Санджар от удивления выпучил свои блеклые глаза:
– А кто же взял под свой бунчук все хазарское войско?
– Это пришлось сделать мне. – Джурус-тархан болезненно поморщился.
– Так! И ты, значит, целый день отступал. И урусов ты не раздавил. А ведь их перед тобой вдвое меньше числом, и они не за стенами крепости, а в открытом поле!
– Ты теперь здесь. Ты старший. Земля это твоя. Тебя зовут Санджар-Саркел-тархан. Ты и дави урусов, которых вдвое меньше числом и которые, как ты говоришь, в поле. Я могу вести в бой один тумен, все войско водить не умею, – обиделся Джурус-эльтебер. – А что мне было делать, когда некому стало направлять могучую хазарскую силу? Я сделал все, что мог!
После этого Джурус подробно рассказал товарищу о событиях догоравшего кровавым закатом ратного дня.
– Ты славный бек! – похвалил его Санджар. – Наверное, и я поступил бы так же! Что сейчас делают урусы?
– Вал насыпают.
– Это хорошо. Поедем, посмотрим.
Эльтеберы погнали коней к вершине древнего скифского кургана. Отсюда в свете угасающей зари были видны и урусы, и река, и крепость Саркел.
Санджар-тархан долго разглядывал окрестности. Быстрый ум полководца подсказал ему, что надо предпринять для победы над врагом.
– Там, вправо по берегу, что темнеет? Во-он, полоса широкая!
– Это сухой камыш.
– Та-ак! Это хорошо... Созови всех беков на совет! Где твоя юрта? Поехали.
