Текст книги "Стрелы Перуна"

Автор книги: Станислав Пономарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

Глава пятая
Речи о громах грядущих

Вода постепенно прибывала. Ночью с грохотом лопнул лед на Днепре. Утром люди увидели, как неисчислимое речное воинство, сталкиваясь, налезая друг на друга, спешило вниз по течению, к морю – на простор!

Русский отряд во главе с Рудомиром остановился на левом берегу Днепра, как раз напротив Киева. Боярин и сотский Летко Волчий Хвост расположились в бревенчатой избе паромщика, которая одновременно служила и гостиницей для проезжающих. Хозяин провел почетных гостей в самую просторную горницу. Стоя перед грозным начальником, мужик рассказывал:

– Кабы денька три тому, то пеши мож и перешли бы Непру-реку. Как раз позавчерась тут козарин какой-тось перебрался в Киев-град.

– Пеший, што ль? – спросил Рудомир. – Дак козары пеши не ходят.

– Пошто пеши? – удивился мужик непонятливости боярина. – Верхи. Толечко как раз посередке они и провалились. Козарин – ловкий малый, прыгнул куда потверже, а конь-тось утоп. Жалко, хороших кровей скакун был. Птица, не скакун.

– Кто козарин-то, дознавался?

– А как же. Остромир, старшой сторожи здешней, спрашивал. А вот мне-тось ничего не сказывал. Да яз и не...

– Што ж ты голову морочишь, навоз медвежий?! – возмутился боярин. – Найди мне немедля Остромира!

– Где ж яго искать? – Паромщик развел руками, и глупое лицо его стало, как у стряпухи, нечаянно уронившей на пол сырое яйцо. – Он по утицам пошел в плавни. Небось приварок притащит в казан Остромир-та...

– Вон отсюда, олух! – рыкнул боярин так, что задрожали стены.

Летко Волчий Хвост расхохотался во все горло. Когда паромщик, пятясь, вышел,  Рудомир спросил Летку:

– Слышь, а где побратим-то твой? Кирша, кажись?

– В Итиль-граде остался.

– Чего так? Аль в полоне не заскучал по родной земле?

– Должок у него к Санджар-хану. Отдать хочет.

– Кровавый должок-от?

– Навроде того.

– Што-о? Да как ты смел оставить его там для ради такого дела?! – Выпуклые глаза боярина налились гневом. – А ежели он, исполнив долг, попадется в лапы хакановых мечников! Тогда што, а? Тогда хакан-бек обвинит Русь в убивстве князя козарского. Скажет, мы подстрекнули. Да Святослав голову с меня сымет! Да яз! Тебя...

– Не пыли, болярин. – Летко недобро прищурился. – Не из пужливых яз. Это Кирши дело. И ты в него не встревай. А потом, он парень ухваткий. Да и мне обещался: коль иного пути не будет, так он заколет себя, а в полон во второй раз не отдастся.

– Все едино. По обличью и мертвого узнать могут, – понизил тон. Рудомир.

– Не узнают. Яз его...

– Кого не узнают? – раздался вдруг знакомый властный голос.

Рудомир и Летко вскочили. При этом боярин грохнулся головой о дощатый потолок. На пороге стоял Святослав.

– Ну и велик же ты, Рудомир. Это какие ж тебе хоромы надобны, ежели эти, гостевы, низки? Садитесь! – Святослав прошел в горницу, уселся за стол, снял шапку, пригладил длинный чуб, глянул в упор на Летку:

– Сказывай, ума палата, кто и што не узнает?

Летко коротко изложил суть дела.

– Так жив Кирша Рачьи Глаза? – радостно изумился Святослав. – А яз-то думал... Князя Санджара, речешь, убить обещался? Так то доброе для Руси дело! Ежели Кирша свершит сие и жив останется, гривной на шею пожалую...

– Надо бы, – порадовался за друга сотский.

Святослав взглядом прервал его и продолжал:

– ...Санджар истинно ратного ума князь. Помню, два лета тому сумел он отбиться от наших. Многих русичей посек и ушел. Орду свою увел, почти и не потерял ни одного воя. Санджар – вот кому бы в Козарии ха-кан-беком быть! То б большой бедой для Руси обернулось! Великой бедой! – Князь задумался, потом глянул на воеводу. – Поведай мне, Рудомир, што хакан-бек Асмид ответствовал на слово мое?

– А никак не ответствовал, – все еще хмурясь и почесывая ушибленную голову, проговорил боярин. – Да яз и слушать не стал. А только видно было, што испужался он. И воеводы его тож побледнели.

– Тебя всякий испужается. – Князь засмеялся. – Ну ладно, об этом потом поподробнее потолкуем... Скажи, Летко, надежно ли слово эмира Бухарского Мансура? Не подведет исмаильтянин?

Летко Волчий Хвост долго рассказывал о делах в Итиль-келе, о грызне ханов между собой, о возмущении простых работных людей нещадными поборами. Сказал, что простые хазары не хотят воевать с Русью...

– И не только смерды, а и вой белые ропщут. Однажды приходил ко мне страж хаканов меч торговать. Яз угостил его изрядно медовухой, меч за бесценок отдал. Дак он поведал мне, старшая жена великого хакана ханша Пулад-нисо днем и ночью пилит ему шею, штоб он замирился с тобой.

– Ну и?

– Дак царь казарский только на словах великий правитель. А так... – Летко махнул рукой. – Три властителя настоящих в Козарии: хакан-бек, чаушиарь и кендарь. А раз все войско у хакан-беки, то он и вертит всеми. И нет злее врага для нас, чем хакан-бек Асмид. Да и он не сам делами ворочает. Есть при нем старичок один зело умный и зловредный – кудесник Магометов по имени Хаджа Мамед...

– Наслышан. Тогда, после битвы под Чернигов-градом, мало кто из козар ушел, а тот кудесник ускользнул. Жаль, он целой орды степняков стоит, а может, и боле. – Святослав потер переносицу. – Вот бы кого лицом к Руси поворотить.

– Нет! Этого не поворотишь. А значит, не поворотить и хакан-бека. Яз могу предсказать, каков ответ тебе от козар будет.

– Каков же?

– Готовься к битве! Жди козарские тумены на Русь! Быть скоро грозе ратной!

– Што ж, встретим... Только злоба – плохой помощник в драке. Дурак он, этот хакан-бек. Быть ему биту! Добро, хоть кудесник Хаджа Мамед воевода хреновый. С ним бы мне потруднее пришлось, умен! Готовься к битве, речешь? Давно готов. С козарами нам так или эдак, а схватиться наступит время. Мешаем мы друг дружке. Да и хотелось бы ратовать с ними нынче. – Князь вздохнул тяжело, настроение его как-то сразу изменилось к худшему. – Что-то печенеги освирепели. Князь Радман удерживает их покамест от набегов на Русь. Вот только долго ль слушать его будут ханы степные, особливо Куря?

– Что так? – невольно вырвалось у Летки. Святослав глянул на него строго, но пояснил:

– Орды Кури, Илдея и Тарсука пошарпали было земли Романии, да потом разбил их воевода царьградский Иоанн Каркуас. И царь болгарский Петр на них насел. Дак беки те печенежские едва с половиной воев своих прорвались назад, в кочевья. Злы печенеги, добычи ищут. А козары снова, как два лета тому, подталкивают соседушек к нашим пределам.

– Побьем и на сей раз! – уверенно заявил Рудомир.

– А пошто их бить да кровь-руду русскую лить? – насмешливо глянул на него Святослав. – Нам степняков стравить надобно, как тех кочетов. Яз спослал гонца в Печенегию, мира делить с беками ихними. Зову их на битву с козарами. Да не ведаю вот, как дело сие выгорит.

– Авось выгорит! – снова пробасил Рудомир.

– Дур-рак! – вспылил Святослав. – «Авось»?! «Авось» хороша в крутой каше с доброй долей масла! А тут на «авось» не полагайся! Эй, кто там? – Князь обернулся на скрип двери.

– Остромир яз, великий князь. Дозволь войти?

– Входи!

В горницу ступил белобрысый крепыш в охотничьей одежде и высоких кожаных сапогах. Он низко поклонился, сказал:

– Так што утиц насшибали отроки мои. Прикажи изжарить?

– Молодец! – повеселел князь. – А яз ни одной и не видел. Готовь трапезу! Есть хочу, яко бирюк. А вы? – Он посмотрел на Летку и Рудомира.

– И мы тож не откажемся от утятинки! – прогромыхал боярин, радуясь тому, что, кажется, гнев княжеский прошел на этот раз мимо него...

Без малого неделю ледоход не пускал Святослава и русское посольство на другой берег Днепра, в Киев. Народу здесь, на левом берегу, скопилось изрядно. Поели весь хлеб у Остромира и паромщика и питались только вареной или жареной дичиной.

Князь сам ходил по плавням с луком. Охота была удачной, и Святослав вваливался в избу возбужденный и по-мальчишески хвастался добычей.

По вечерам властитель Руси придирчиво расспрашивал Летку о хазарах – ханах и купцах, с которыми тому приходилось иметь дело, будучи в Итиль-келе.

– Все одно, князь, штоб свалить хакан-бека, надобно добрую ратную силу иметь, – говорил Летко. – Хоть и раздор промеж ханами в Козарии, но воев там много. В одном Итиль-граде до двух туменов постоянно живет. Правда, ранее изока[83]83
   Изок (др.-рус.) – июнь.


[Закрыть] они на битву не пойдут. Кони у них отощали, а без коня степняк не воин. Эта зима ох как снежна была, корму скоту не хватало. Так што козары поначалу от южных пастбищ с ранней травой будут постепенно отходить к северу вслед за кормом. Солнышко жаркое на том пути разгорячит кровь воев степных, и будут они веселы и люты, как змеи на горячем песке.

– Надобна сила... – Святослав задумался, невидяще глядя на огонь в печи. – Сила? Сила у нас есть. К травеню[84]84
   Травень (др.-рус.) – май.


[Закрыть] смерды сев закончат и станут способны к бою. Да и дружину яз ополчил немалую. Скажи... – Князь остро глянул в глаза Летке. – Как бы ты ратное дело свершил с козарами? Воеводы мои советуют к вятичам на Оку вести дружины, штоб отнять данников сих от Козарии и пополнить наше войско. И оттуда, дескать, по Итиль-реке потом двинуться в лодиях в глубь козарской земли. А ты как мыслишь, ума палата, а?

– Яз малый человек, сотский всего-то. Мне ль давать советы великому князю Руси? – смутился Летко.

– А все же?

– Ну ежели на то воля твоя... Не обессудь, но мыслится мне, поход через землю вятичей нынче не ко времени. Плыть туда надобно, но не теперь.

– Не понял...

– А што тут понимать. В той стороне тебя сразу с великой силой ратной встретят все племена, кои стоят под рукой хакановой: и булгары камские, и буртасы, и берендеи, и саксины, и сами козары...

– Разгромлю! Мои дружины сильны, как никогда прежде. – Князь стукнул кулаком по столу. – Мокрого места не оставлю от степного воинства. С воды мы не дадимся им. А как миг приспеет, высадимся на берег и раздавим по одному! Да и торки помогут. Уговор у меня с ними.

– Торки далеко, за Итиль-рекой. – Голос Летки отвердел. – А ежели в то время, когда ты будешь с булгарами да буртасами возиться, хакан-бек от Белой Вежи[85]85
   Белая Вежа (др.-рус.) – хазарская крепость Саркел, некогда стоявшая в среднем течении Дона.


[Закрыть] двинет свои тумены на Киев-град? Да еще печенегов с собой потащит, тогда как?

– С печенегами хоть худой мир, а держим... Радман обещался по хакану ударить. И другие бек-ханы за ним пойдут.

Князь говорил вроде бы серьезно, но сотский чувствовал, что Святослав так не думает и уж поступать тем более не будет. Летко Волчий Хвост в душе недоумевал, почему Святослав именно с ним завел этот разговор. Не от скуки же?

– Ну што скажешь, ума палата?

Сотский решил высказаться до конца.

– Ежели ты с дружинами своими будешь далеко, печенеги одни на хакана не пойдут, остерегутся. Бек-ханов надобно только как подмогу иметь: их в хвосте держать хорошо, а в битву пускать, когда уж ворог разбит будет. Вот тогда печенеги в угон пойдут и порубят бегущих. Для трудного боя телесно[86]86
   Телесно (др.-рус.) – врукопашную.


[Закрыть] степняки не способны. Увидят печенеги перед собой неисчислимое множество воев козарских – уйдут от битвы. Тогда хакан-бек сманит их посулом и потащит за собой жечь землю Святорусскую. И защитить ее будет некому.

– Ну и как бы ты поступил на моем месте?

– Надобно двинуть всю ратную силу русскую на Белую Вежу и взять твердь сию на копье. Потом по Дону-реке спуститься в лодиях до Сурожского моря[87]87
   Сурожское море (др.-рус.) – Азовское море.


[Закрыть] и взять приступом Тмутаракань и Корчев[88]88
   Тмутаракань и Корчев (др.-рус.) – Тамань и Керчь.


[Закрыть].

– Ого! А печенеги?

– Печенеги тогда за тобой пойдут, им деваться некуда. Мы для них страшнее козар. Ударь ты, князь, по этим трем городам, и сразу вся Козария пошатнется, ибо ты отрежешь ей путь к базарам богатой Романии. Хакан-бек, ханы и купцы козарские никогда не смирятся с убытком и двинут на выручку твердей сих все свои ратные силы. Вот и бей их всех сразу. И печенеги при сем с тобой будут. Вот!

– Да ты воевода хоть куда! – изумился Святослав. – А ведь и яз так промыслил. Или почти што так. Да только Асмуд, Претич, Добрыня и боляре киевские меня отговаривают, особливо Свенельд старается.

– Зря отговаривают. Риск есть, конечно. Но он наименьший.

– Ну, а далее как бы ты дело повел, ума палата? – Святослав смешливо прищурился.

– А вот как! – Летко задорно вскинул голову. – Ежели дело с умом вершить, то хакан-бек может все войско свое потерять в битве на Дону или у Сурожского моря. Вот тогда, будущим летом, и надобно пойти с дружинами по тому пути, на который нынче тебя толкают воеводы и боляре твои...

– Дак врагов на сем пути не убавится: булгары, буртасы, берендеи, саксины?

– Надобно мыслить, все ж убавится: ежели не врагов, так сила их! Во-первых, хакан-бек не успеет собрать новых воев для битвы, ежели ты этим летом разобьешь его. Значит, и булгары, и саксины и протчие с осторожкой встретят тебя. Да мыслится мне, примирятся они с тобой, ежели сам хакан бит будет: им ведь тож не сладко под тяжкой десницей козарской живется, ибо дань великую погодно платят они Итиль-граду. И печенеги без страха ринутся в глубь Козарии, когда за спиной у них тверди русские стоять будут по Дону-реке.

– Мудро мыслишь, Летко Волчий Хвост. Быть тебе когда-нито большим воеводой. А сейчас... – Князь сразу стал серьезным. – Все, што ты сказал тут, и яз почти так же измыслил. Но... почти! А посему яз дам тебе малую дружину в тысячу сторонников[89]89
   Сторонники (др.-рус.) – народное ополчение, добровольцы, вольнонаемная дружина из свободных смердов.


[Закрыть].

– Как мне?! – опешил Летко. – Я же сотский всего!

– Отныне ты воевода-тысяцкий! Как в Киев-град придем, пожалую по чести при всех болярах. Пожалую за добрые дела, кои свершил ты во славу Святой Руси в Итиль-граде, за то, что мыслишь остро, как подобает доброму воеводе!

– Благодарствую за честь, князь! – Летко вскочил и встал на одно колено.

– Встань! Слушай. Ежели нам хакан-бек мира не даст, тогда с тысячей хорошо оружных ратников пойдешь к вятичам. Они примут тебя и подмогнут воями. С ними, опять же в лодиях, поплывешь к булгарам и встанешь на виду их стольна града. Скажешь Талибу-царю: ежели грозы на земле своей не хочет, то пусть на мир с Русью идет и гонцов с тем шлет ко мне!

– А ежели он отвергнет слово твое?

– Тогда пожги, што сможешь, на земле булгарской и возвращайся к вятичам. Жди меня там. Другим летом я со своим войском туда приду...

Дверь широко распахнулась. На пороге стоял Остромир.

– Чего тебе? – резко спросил Святослав.

– Гонец от козарского князя Харука челом бьет.

– Пускай подождет, не велика птица!

– Не хочет ждать. Волосы на себе рвет. Сказывает, уж девять ден как прискакал, а тебя сыскать не может. В Киев-граде ждал. Теперь сюда перебрался...

– Как в Киев-граде?! Што, путь через Непру-реку чист?

– Не совсем. Лед еще на реке. Да гонца того за пять серебряных монет рыбарь Лабун примчал на челноке. Сказывает лодочник, разов шесть чуть было не потопли.

– Ай да козарин! Ай да удалец! – Князь хлопнул себя ладонью по коленке. – А ведь степняки и теплой речки страшатся. А этот? Сотней золотых одарю, ей-богу! Ежели даже с плохой вестью пожаловал гонец, все одно одарю! Веди его сюда! Зови, раз уж он такой лихой богатырь!

Глава шестая
Дар кагана великого – вещий дар!

Неподалеку от жилища кагана-беки Асмида стоял богатый шатер Санджар-хана: честь великая для эльтебера, ибо он входил в число самых доверенных беков, окружавших золотой трон военного предводителя хазар.

Сегодня на подворье эльтебера той в честь дня рождения сына. Очередного наследника хану подарила самая любимая из четырех жен – Адине. И она, дочь Джурус-эльтебера, действительно была «украшением женщин», как говорит само ее имя.

И еще одна причина была для великого пира: сын, которого нарекли именем Зафар, что означает «победа», родился в первый день месяца шавваль[90]90
   Шавваль – десятый месяц мусульманского лунного календаря.


[Закрыть]. И день этот совпал с праздником ураза-байрам[91]91
   Ураза-баирам – мусульманский религиозный праздник окончания великого поста (уразы).


[Закрыть], а праздник этот бурно отмечался всеми мусульманами целых три дня.

В первый день Санджар-эльтебер по обычаю пригласил на той только родственников, которых набралось у него в Итиль-келе не менее сотни человек.

На следующий день подворье счастливого отца посетили ханы и купцы – друзья, соратники в делах мирных и ратных.

На третий день степному властителю оказали великую честь все три кагана Хазарии: каган-беки, чаушиар-каган и кендар-каган.

Каган-беки Асмид подарил новорожденному полный доспех и оружие ал-арсия.

– Мы волей своей, – изрек военный предводитель хазар, – объявляем твоего сына Зафара белым воином моего тумена. Отныне все должны знать это! И еще все должны знать, что Зафар-эльтебер с сегодняшнего дня облачен званием юз-беки[92]92
   Юз-беки (тюрк.) – командир отряда в сто всадников.


[Закрыть] в моей личной охране!

– Велик и щедр могучий каган Асмид! – восторженно кричали гости – тумен-тарханы Хазарии.

– Я твоя тень, о Грозящий! – Санджар-эльтебер склонился, впервые приложив к титулу кагана почетную приставку, которая пришлась Асмиду весьма по душе.

Кендар-каган поднес Зафару боевой рог, усыпанный редчайшими самоцветами.

– Пусть от грозного рева его кровь застывает в жилах врагов Хазарии, – звучно проговорил верховный судья. – Имя твое: Зафар! Этот рог всегда будет утверждать победу, и она прославит твое имя на века, Зафар-эльтебер-юз-беки!

– Мой подарок, – заявил чаушиар-каган Равия, – боевая кумвара с самыми могучими гребцами на ней!

Пока гости славославили щедрого привратника дворца великого Шад-Хазара, он стоял гордый и надменный. Но вот Равия поднял руку, требуя тишины. Гости мгновенно смолкли.

– Это еще не все, – сказал чаушиар. – По воле Великого кагана и по желанию нас, власть имущих, – Равия почтительно поклонился каган-беки и кендар-кага-ну, – за большие заслуги мы назначаем тебя, Санджар-эльтебер, тарханом земли Саркел[93]93
   Саркел – букв. «Белый дом», хазарская крепость, стоявшая в древности в среднем течении Дона. Построена в 834 году. Русское название: Белая Вежа.


[Закрыть]. Отныне имя твое – Санджар-Саркел-тархан!

Все, исключая каганов, повалились ниц, раболепствуя воле великого царя Солнце Шад-Хазара Наран-Итиля и его опоры – трех властителей Хазарии.

– Выйди за порог юрты, славный Санджар-Саркел-тархан, и прими знаки твоего достоинства! – чаушиар-каган указал на входную полу шатра.

Новый военачальник вскочил с ошалевшим от счастья лицом, склонился в поясном поклоне, пропуская вперед своих владык. Потом, соблюдая старшинство по чину, вслед за хозяином во дворе оказались все гости и ахнули.

Перед изумленными тарханами стоял дивный белый конь. Цена ему... Да разве можно назвать цену такому сокровищу?! Рослый богатур Татуш держал чудо-скакуна за узду. Высокий жеребец нисийской породы перебирал стройными сухими, ногами, порывался встать на дыбы и косил на людей огненным взором.

Спину боевого скакуна венчало дорогое седло с высокой передней лукой. Тускло при свете факелов отливало серебро чеканки, жемчуг струил загадочный свет со сбруи, сверкало золото блях, качался на лбу коня султан из перьев черной цапли.

Наездники, а ими были здесь все, не могли проронить и слова от восхищения, а только смотрели, затаив дыхание.

– Прими меч, славный Санджар-Саркел-тархан, – нарушил благоговейную тишину каган-беки Асмид. – Отныне этот клинок – знак власти, тебе дарованной!

Санджар-эльтебер встал на одно колено. Каган обнажил дамасскую сталь и, коснувшись ею плеча возвеличенного, торжественно изрек:

– Пусть этот славный меч станет неодолимой преградой для врагов великой Хазарии! Пусть в твоей руке он, как возмездие Аллаха Всемогущего и Карающего, поразит нечистых печенегов. Пусть сталь эта обагрится кровью урусов. Да увидит его каган Святосляб над Куявой и да устрашится его сияния!

Счастливый Санджар-тархан вскочил, протянул обе руки и... Из толпы гостей метнулась стремительная тень, и сияющий клинок оказался в руке неизвестного. Выпад дерзкого был молниеносен. Сталь ударила в грудь Санджар-хана, звякнула о кольчугу, скользнула вверх и острием вонзилась в подбородок. Именинник рухнул под ноги гостей...

Все произошло столь быстро и неожиданно, что люди окостенели от ужаса. А дерзкий взлетел в седло, ударом меча свалил Татуша под ноги коню и крикнул торжествующе:

– Ты получил плату за смерть Оразгула, с-собака! Ты получил плату за мой позор! Я отомстил! Ха-ха-ха-ха!

Только теперь все взоры обратились к всаднику. Оцепенение стало проходить. Но дерзкий уже развернул коня на пятачке и полетел через раскрытые настежь ворота в ночь.

– Лови его! На коней, богатуры!

Ал-арсий, стоявший у ворот, ловкий и гибкий, как пантера, прыгнул, намереваясь схватить скакуна за узду. Наездник сплеча рубанул его яростным клинком и был таков!

Воины СандЖар-хана бросились к коновязям, но у всех лошадей оказались подрезанными сухожилия на ногах.

Горестный вой взлетел к звездам. Каганы поспешно уехали со двора. Покинули дом горя и другие гости. Всех устрашило странное и жуткое происшествие, и все усмотрели в этом какой-то особый зловещий смысл...

По всем закоулкам Итиль-кела и в степи искали дерзкого ал-арсии. Чаушиар-каган выделил для поисков свою черную тысячу тургудов. Тайные доносители повылезали из всех щелей. Только на третий день кагану-беки сообщили, что ночью хан Бичи, известный разбойник и конокрад, видел, как мчался по степи белый конь. Светила полная луна, скакуны у Бичи-хана и его карапшиков были резвыми, и атаман решил перехватить подозрительного всадника. Но белый конь оставил преследователей далеко позади и растворился во мраке.

Тотчас снарядили погоню.

– Далеко ему не уйти, – напутствовал каган-беки Асмид своего визиря Агир-хана. – Бери по три самых быстрых коня на всадника и привези мне удалого карапшика живым!

Два десятка удальцов, обгоняя ветер, ринулись на север по указанному следу. Язык кочевавших в степи табунщиков вел их верной дорогой. На седьмой день Агир-хан и его богатуры увидели труп благородного коня, наполовину съеденный волками. Злоумышленник исчез, и следы его разметал ветер.

Кем был дерзновенный удалец, как его звали, так никто и не узнал...

Воин, пытавшийся задержать неизвестного в воротах, остался жив и даже не был ранен: его спасла добротная кольчуга, кованная в далеком Дамаске. Это был тот самый ал-арсий, который похвалялся зарубить «самого кагана Святосляба».

Татушу досталась горшая участь. Удар булатной сабли пришелся по правому плечу. Рана оказалась глубокой. В бреду вдруг явилось слуге Санджар-хана яркое видение: снежная степь, он гонит в Итиль-кел толпу невольников; побег старого Оразгула и горящий ненавидящий взор уруса; он, Татуш, с размаха хлещет его бичом, а горящие глаза раба прочат ему гибель...

Страх поразил жителей западной части Итиль-кела, и власть имущие не спали ночами, прислушиваясь к зловещей тишине. Стража из особо доверенных богатуров денно и нощно окружала их шатры и юрты. Ни один незнакомец не допускался к степным властителям ближе, чем на десять шагов.

Притих западный Итиль-кел.

Неистово бурлил восточный, многоязыкий и страшный для ханов Итиль-кел – город кузнецов, оружейников, кожевников, строителей и других работных людей.

А посредине острова Ал-Бейда, на стенах белокаменного дворца Шад-Хазара Наран-Итиля, стояли исполины-тургуды с оружием в могучих руках. И золотой диск, ранее ярко блестевший над куполом дворца, светился теперь тревожным кроваво-красным огнем.