Текст книги "Стрелы Перуна"
Автор книги: Станислав Пономарев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)
Глава вторая
Прыжок пардуса[139]139
Пардус (др.-рус.) – гепард. Князь-пардус – так современники звали Святослава Игоревича за его стремительные походы и внезапные сокрушительные удары по врагу.
[Закрыть]
Бек-хан Куря, сам не ведая того, обманул кагана-беки Асмида: князь Святослав, чтобы сбить с толку хазарских и печенежских доглядчиков, при великом шуме и гаме со всем своим войском погрузился в ладьи и двинулся вверх по Днепру.
– Вперед, на Булгар-град! – гремели дружины. – Покажем сапожникам, как промышлять Русь!
– Ждем с победой! – кричали оставшиеся в Киеве немногочисленные ратники и жители города, в основном старики, женщины и дети.
Пять сотен ладей стремили по реке двадцатитысячное войско. Конная дружина в десять тысяч всадников целый день до вечера переправлялась паромами на левый берег Днепра. По мере того как на левобережье оказывалась тысяча комонников, она тотчас угонистой рысью спешила вслед за ладьями.
Как всегда водится, войско сопровождали многочисленные купеческие струги. Именно среди этого разношерстного племени любителей наживы противоборствующая сторона насаждала своих лазутчиков. Да и обычный купец не прочь был заработать деньгу, продав тайну тому, кто захочет ее купить.
В одной ладье со Святославом плыли греки. Плыли не по своей воле. Патрикий Михаил возмущался:
– Зачем ты везешь нас с собой бог весть куда? Когда же мы теперь попадем на родину?
– Скорее, чем ты мыслишь! – весело блестел глазами властитель Руси. – Ну а ты, царевич, тоже жалеешь, што в поход с нами пошел? – спросил князь Василия.
– О нет, царь Скифии. Мне нравится у тебя. Скажи, а скоро битва будет?
– Дойдем и до битвы, – рассмеялся Святослав.
– Говорят, ты побеждаешь всех своих врагов?
– Покамест ни от кого не бегал.
– А правда, что два года тому назад здесь, под Киевом, ты разгромил врага, впятеро превосходившего числом все твои друнги?
– Было дело.
– Расскажи!
– Не до того мне, друже. Да и не люблю яз сказки сказывать. Ты вон у воеводы Ядрея поспрошай: он страсть как умеет языком намолачивать, купец все же. Уж больно складно у него выходит.
Василий ринулся к низкорослому и пузатому воину с хитрым толстым лицом и глазами-щелками. Вскоре старый и малый сидели рядом и оживленно разговаривали. Воевода при этом размахивал руками, делал страшные глаза и хватался за жидкие усы...
К вечеру Святослав внезапно приказал взять под стражу всех купцов и подозрительных людей, оказавшихся в караване. Когда это было сделано, ладьи, все как одна, повернули и со всеми предосторожностями стали спускаться вниз по Днепру...
Мимо Киева прошли в полной темноте на парусах, ни одно весло не стукнуло. Боевыми судами командовали опытные кормчие. Они отлично знали все мели и перекаты на могучей реке, и ни один корабль не сел на мель, да и мудрено было, половодье в тот год удалось на славу.
Ночь для тайного перехода была тем более благоприятна, что почти все ратники в ладьях спали. Никакой посторонний шум не мог быть услышан на берегу. Даже разговаривать было запрещено, пока караван не миновал Киев. Приказы же грозного князя-витязя исполнялись безоговорочно, ибо расправа в боевом походе у него была короткой: голова с плеч или камень на шею!
– Один дурак может тьму богатырей загубить! – часто говорил Святослав. – А посему держи дурака на привязи!..
Всю ночь боевая флотилия руссов стремительно катилась вниз по реке. Но едва звезды побледнели, корабли один за другим канули в заросли камыша и затаились. Этой ночью караван прошел около пятидесяти верст.
В прибрежных зарослях и на вершинах курганов спряталась зоркая сторожа из самых ловких и опытных разведчиков...
Конная дружина к тому времени достигла города Переяслава и, сторожась, пошла к верховьям Северского Донца. Здесь начинались земли Харук-хана, а он, как никто другой, был заинтересован в том, чтобы каган-беки Асмид не узнал до поры о его тайном союзе с руссами. Сам властитель земли Харук с ордой ушел в набег на Камскую Булгарию, и проводником у киевлян остался расторопный Умаш.
Однако дальнейший путь конных дружин знал только воевода Свенельд. Полководец и соратник князей Игоря и Святослава командовал сейчас лучшей частью русского воинства – гридями Ряда Полчного, мужами нарочитыми. С ним же шли конные сторонники из горожан и сельчан Киева, Полоцка, Любеча, Чернигова, Искоростеня, Переяслава и Новгорода.
– Где-то сойдемся мы с лодейными полками князя Святослава? – гадали Свенельдовы гриди.
– То не вашего ума дело! – одергивали их десятские и сотские, сами гадавшие о том же.
Русские конные полки разделялись по роду вооружения. Три тысячи гридей сидели на могучих конях, ибо только доспехи одного богатыря весили более двух с половиной пудов. Вооружение тяжелого всадника состояло из клепаного или литого шлема, кольчуги, нагрудника, стальных защитных полос на плечах, наручей и поножей. К этому надо добавить вес двуручного меча, длинного копья, палицы, тяжелого лука, двух колчанов с сотней полусаженных стрел, конской сбруи. Такую тяжесть мог нести только сильный богатырский конь. Русь сильными конями славилась во все времена.
Обозов воины Святослава с собой не водили, поэтому все дополнительное снаряжение, особенно запас тяжелых стрел, они везли на заводных конях.
Рать, составленная из таких всадников-богатырей, была основной ударной силой войск Святослава. Трехтысячный отряд тяжелых комонников в дружине Свенельда возглавлял холодный и уравновешенный витязь Добрыня, свояк Святослава и дядя младшего княжеского сына Владимира. Высокое звание нарочитого воеводы Добрыня получил не за нечаянное родство с великим князем Руси, а за светлый ум и ратные подвиги, да и не больно-то в делах государственных Святослав полагался на родственников, если они того не заслуживали.
При защите Киева от хазар и печенегов два года тому назад Добрыня собрал и возглавил рать сторонников из двадцати тысяч воинов и нанес сокрушительное поражение тумену Джурус-хана за Днепром. Удар его ладейиых дружин был стремителен и сокрушающ: Джурус-хан два с половиной своих всадников бежал в степь. Разделив свой флот, молодой военачальник столь же скоро перекрыл стрежень реки Глубочицы на Подоле Киевском и отрезал орды печенегов от основных сил кагана-беки Урака. Другая половина сторонников ворвалась в реку Лыбедь и преградила путь к отступлению туменам Фаруз-Капад-эльтебера.
Затем, уже под Черниговом, дружина молодого воеводы под видом беспорядочной толпы пленных обманула самого кагана-беки Урака, зашла ему в тыл и тем завершила окружение всего хазарского войска.
Уже потом, на пиру в Киеве, Святослав назвал Добрыню ясмень-соколом, скором мыслью в деле ратном, и дал ему звание нарочитого воеводы, которое носили в дружине великокняжеской только два человека: старый Асмуд и Свенельд...
Другие семь тысяч всадников дружины Свенельда составили полки легкоконных воинов. Вооружение их было иным: легкий кожаный или металлический шлем, кольчуга из тонких, но прочных колец, сабля или короткий меч, легкий лук с полусотней стрел в колчане, короткие тонкие пики-сулицы. В мирное время эти воины несли дозорную службу на дальних подступах к границам Руси – в Диком Поле. А те, кто нынче пошел на хазар добровольно, в обыденной жизни были табунщиками у князей и воевод.
В ловкости и стремительности эти наездники не уступали кочевникам, умели попасть стрелой в любую цель с летящего во весь опор коня. Аркан в руке такого воина был послушным оружием и срывал врага из седла с тридцати шагов. Легкий меч-молния разил противника без промаха, а метательный топорик доставал врага, даже укрытого щитом: особый крюк на изогнутой рукояти цеплялся за край щита, а лезвие поражало цель позади него.
В битве легкоконные быстрые всадники наносили удары по крыльям неприятельской орды, преследовали и уничтожали отступающего противника. Если пешая рать руссов оказывалась окруженной, тогда легкая конница охраняла фланги дружин, а тяжелые конные богатыри защищали тыл. И те и другие, пока их пешие товарищи отражали натиск с фронта, короткими ударами разрушали наступающие силы врага.
Легкими полками конницы в дружине Свенельда командовал воевода Скопа, горячий и бесшабашный рубака. С виду молодой военачальник казался легкомысленным, но Святослав знал в нем того русса, который умел прикинуться этаким придурковатым ванькой-ряхайкой. Такие люди на Руси жили во все времена, и именно по ним иностранцы судили о загадочной русской душе, которая то в пятках, то нараспашку, то из тела – вон! Иной человек, напыщенный от высокоумия, считал их хвастунами и балаболками, неспособными к свершению больших дел. И какой же ошарашенный вид бывает у велемудрого начетчика, когда он узнает, что цель, к которой он сам стремился всю жизнь, уже достигнута этим самым Скопой с кажущейся легкостью.
Святослав тонко разбирался в людях, случайных советников и военачальников при себе не держал, а таких, как Скопа, понимал и любил.
Передовой сотней в дружине воеводы Скопы командовал Кирша. Летко Волчий Хвост звал его с собой, но тот заявил:
– Путь мой лежит туда, где будет Санджар-хан. В тот раз не удалось мне поразить вероломного князя ко-зарского, а в этот раз яз его достану...
Сейчас сотня Кирши широкой лавой обшаривала степь далеко впереди основных дружин. Действовали разведчики скрытно и стремительно: иной кочевник и глазом не успевал моргнуть, как оказывался заарканенным и поставленным перед грозные очи Свенельда...
Через семь дней ладейные дружины самого Святослава, двигаясь скрытно ночами, достигли устья реки Ворсклы – притока Днепра.
Комонники к тому времени прошли триста верст по левому берегу Северского Донца и остановились на полпути к хазарскому городу Каракелу, или Черной крепости, как называли его руссы...
Каган-беки Асмид пребывал в гибельном неведении: он уверенно полагал, что коназ Святосляб где-то там, за двести фарс ахов от него, спешит спасать северные земли Урусии от нашествия орд Талиб-алихана. Тумены хазар с табунами, женами, детьми и кибитками неторопливо перекатывались к устью Дона, где все ожидали встретить Фаруз-Капад-эльтебера с его табунами и воинами.
Но предводителя аланов там уже не было. Ослушавшись приказа кагана-беки, тархан Фаруз-Капад двинул свои тумены к Саркелу и, не дойдя до него, внезапно повернул на восток. В отличие от своего повелителя, Фа-руз-Капад-эльтебер спешил. И пока каган-беки Асмид беспечно стрелял уток и гусей в окрестностях живописного озера Маныч, его самовольный тархан остановил коней перед западными воротами столицы Хазарского каганата...
Святослав в это же самое время принимал в своем походном шатре печенежского властителя Радмана. Обязательные приветствия, обмен подарками, трапеза минули, и теперь шел прямой, без обиняков, разговор:
– Я поведу свои тумены на Каракел, каган Святосляб. Собака Асмид увидит блеск клинков моих батыров!
– Однако ж воинов у него впятеро поболе, чем у тебя, – заметил Святослав. – А потом, как ты сам сказал, бек-хан Куря со своей ордой переметнулся к козарам.
– Куря не поднимет меча против меня! – твердо заявил Радман.
– А где бек-ханы Илдей и Тарсук?
– Беки ждут, как повернется дело. Если они узнают, что ты со своими богатурами здесь, они сразу нападут на хазар! – говорил Радман, как мечом рубил.
«Прав оказался Летко Волчий Хвост, – подумал Святослав. – Один он поверил замыслам моим! Так-то!»
– Но сейчас рано говорить им, што яз с дружинами своими рядом, – вслух сказал князь.
– Ты прав, каган Урусии! Когда же сказать можно будет?
– А как только к Донцу-реке с лодиями переберусь, тогда и поведаешь князьям Илдею и Тарсуку о пути моем...
За пологом раздался шум, звякнул металл, громкий голос крикнул:
– По делу великого князя! Пусти! Беда!
– Кто там? – насторожился Святослав. – Пустите его!
В шатер ворвался Жизнемир, переяславский тысяцкий. Не поздоровавшись, он ошарашил новостью:
– Грек один сбежал! Из тех, кто с послом в охране был!
– Когда?!
– А кто ж его ведает? Видать, утром. Дозорного на дальней стороже заколол, взял его коня и... поминай как звали! У нас тут, при лодиях, коней-то и десятка не наберется, о погоне и думать нечего. Видать, теперича уж далеко ушел, гад!
– От нас не уйдет! – вмешался Радман. – Что делать с ним, каган Святосляб?
– Утопи, штоб и следа не осталось. Ишь как греки в дружбе верны: патрикий гонца к козарам снарядил. Ежели уйдет доглядчик сей, так все дело наше порушится. Понимает посланец Царьграда, куда больнее ударить.
Радман крикнул что-то по-печенежски, в шатер вбежал и застыл в почтительной позе быстроглазый молодой воин.
– Бепен-хан, надо беглеца поймать, – приказал ему степной властелин. – Он грек и несет наши тайны паршивому ублюдку Асмид-хану. Когда поймаешь, утопи его в первой попавшейся луже, если реки рядом не будет. Потом скажешь мне.
– Исполню, о доблестный! – звонко прокричал печенег и выбежал из шатра.
Вскоре удаляющийся грохот тысяч копыт донес, что повеление грозного Радмана исполняется с усердием и поспешанием.
– Теперь, каган Святосляб, твоим ладьям незачем плыть только ночами, – сказал бек-хан. – Я своими туменами прикрою твоих воинов от любопытных глаз хазарских лазутчиков.
– Верно! – просветлел лицом князь. – Теперь мы скорее сможем поспеть в Донец-реку.
– Надо спешить, каган Святосляб, ибо войско твое надолго не скроешь. Я должен идти. Прощай, друг, да осветит Тенгри-хан путь твой лучами великого солнца!
– Прощай, князь! – поднялся и Святослав. – До встречи у Черной крепости. Там мы обнажим свои мечи супротив хакан-бека козарского...
– О Могучий! – стоя на коленях, завыл начальник дозорной тысячи богатуров Гулуг-хан. – О-о, Угроза кя-фирам, Фаруз-Капад-эльтебера в Каракеле нет!
– Он что, не исполнил моего приказа? – зловеще спросил Асмид. – Может быть, он еще не выходил из Таматархи?
– Он ушел оттуда. Но в Каракел не приходил. Пастухи говорят, что большое войско перешло реку Егорлык и исчезло в той стороне. – Гулуг-хан показал на север.
– Как это понять? – Каган-беки удивленно глянул на окружавших его тарханов.
Те пошептались, опустили глаза и ничего не ответили.
– Может быть он не понял нашего приказа? – нарушил тягостное молчание Асмид. – Может, он пошел к Саркелу, чтобы первым устремить свои тумены на беззащитный город Куяву?
– Так может быть! – сказал за всех Джурус-тар-хан. – Хоть и говорят, что Фаруз-Капад в дружбе с каганом Святослябом, однако он же не урус. А беззащитный город Куява – добыча желанная!
– Тогда и мы поторопим своих коней! – решил каган-беки. – А ты, – он ткнул пальцем в Гулуг-хана, – скачи вперед и предупреди Фаруз-Капад-эльтебера: пусть ожидает нас!
– Слушаю и повинуюсь, о Могучий и Всевидящий!..
Вскоре ладейные дружины Святослава достигли истоков Ворсклы. Двое суток понадобилось, чтобы переволочь суда в Северский Донец. Для этого разлившиеся весенние ручьи пришлось перегораживать парусами. Когда вода поднималась в них, ладьи всплывали и подтягивались вперед. Так по частям вся флотилия оказалась в среднем течении притока Дона в ста пятидесяти верстах от крепости Каракел. Наблюдая за действиями руссов, печенеги изумленно цокали языками и говорили:
– Умен и могуч каган Святосляб! Глупец тот, кто осмелится встать на его пути! Наш бек-хан Радман тоже мудр, если дружит с таким человеком! Быть нам с добычей, кангары!
К вечеру того же дня тумены кагана-беки Асмида, преодолев стоверстый путь, осадили разгоряченных коней на виду крепости Саркел. Фаруз-Капад-эльтебера и его воинов здесь не оказалось. Бек Саркела Магаюр-хан недоуменно пожал плечами:
– О Фаруз-Капад-тархане мы ничего не слышали, о могучий!
– Где Гулуг-хан?! – возопил в бешенстве Асмид-каган.
– Он поскакал со своей тысячей в Каракел.
– Зачем?!
– Дозорные донесли оттуда, что они заметили в степи большое войско. Гулуг-хан подумал, наверное это тумены Фаруз-Капад-эльтебера.
– Хорошо. Джурус-тархан, прикажи воинам ставить юрты, мы подождем здесь...
Ночь под Саркелом прошла спокойно, и безоблачное утро предвещало яркий солнечный день. Каган-беки и тарханы легко позавтракали. Слуги готовили коней: высокородные собирались на облавную охоту за степными турами. Все были возбуждены в ожидании стремительной скачки и борьбы с могучими животными. Солнце поднялось высоко. Кагану подвели вороного жеребца. Асмид уже занес ногу в стремя, как вдруг перед ним явился измученный долгой скачкой Гулуг-хан. Лицо его выказывало непередаваемый ужас.
– Говори, сын змеи и шакала! – завизжал каган-беки, ибо страх подчиненного передался и ему. – Скажи нам, от кого ты так поспешно удирал?! Где твои воины?! Ты что, откусил свой паршивый язык?!
– Там, там, – лепетал Гулуг-хан, указывая рукой на запад. – Там ка... как... каган Святосляб! – Последние слова он выпалил без заминки громко и испуганно.
– Что-о?! – воскликнули вместе с каганом все его беки.
И тот же возглас вырвался из могучей груди бек-хана Кури.
– Каракел разрушен! – обрел наконец дар речи Гулуг-хан. – Тысяча кумвар с могучими воинами кагана Святосляба плывет сюда. По берегу скачут свирепые тумены печенегов! О-о! Спаси, аллах!
– Ты трус и дурак! – взвизгнул каган-беки. – К чему мне бабские сказки?! Мне нужна правда! Ты черный вестник! Так получи положенное тебе! – Асмид вырвал из ножен меч и собственноручно изволил срубить голову опальному Гулуг-хану.
– Санджар-Саркел-тархан!
– Я здесь, о Могучий!
– Возьми тумен Неустрашимых и поспеши навстречу врагу. Пришли ко мне гонцов с точными словами. Мне не нужна ложь от страха. Я хочу знать, откуда здесь взялся Святосляб. Ты узнаешь, сколько у него богатуров и что за печенеги сопровождают урусов по берегу!
– Я все исполню, как ты велишь, о Могучий! – ответил решительный и смелый Санджар-Саркел-тархан.
Глава третья
Кольцо коварства
Летко Волчий Хвост с сотней всадников догнал орду Харук-хана к вечеру того же дня.
– Ашин Летко?! – изумился эльтебер. – Какая беда привела тебя ко мне?
Русс коротко изложил суть дела.
– Бичи-хан? Это на него похоже. Но вряд ли с такой добычей, как Альбуда-нисо, он станет прятаться среди моих воинов. Зарир-беки! – позвал Харук.
Сухощавый-быстроглазый воин вмиг оказался рядом.
– Проверь, нет ли в моем войске Бичи-карапшика, – распорядился властитель.
– Слушаю и повинуюсь, мой эльтебер! – прокричал Зарир и умчался сломя голову.
Харук-хан сошел с коня. Слуги тут же, на траве, расстелили ковер. Летко тоже спешился. Дастархан-баши подал хану и Летке пиалы с пенящимся прохладным кумысом... Не прошло и получаса, как Зарир-Молния доложил:
– Бичи-карапшик был в нашем стане вчера. Ночью он ускакал.
– Он один был или с шайкой своих татей? – спросил Летко Волчий Хвост.
Зарир глянул на Харук-хана. Тот кивнул: «Говори!».
– Бичи был у нас с тремя воинами.
– Куда они могли ускакать?
– Кто их знает... Бичи-хан – вольный человек. Скачет, куда захочет. Путь его никому не ведом.
– Он же разбойник. Как вы могли приютить его?
– У него ярлык от Кендар-кагана. Значит, он торговец и волен быть, где захочет.
Летко еле сдерживал себя: боль за Альбиду саднила сердце. Но русс перед лицом хазар казался почти равнодушным. Давалось это ему нелегко. Проницательный Харук-хан видел все и, как бы жалея молодого военачальника, заговорил:
– Зарир глуп. Он ничего не понимает. Если бы я знал, что Бичи в моем стане, то приказал бы зарубить карапшика. Мне жаль, если он украл Альбуду-ханум. Я дам тебе пятьсот воинов, быстрых, словно степной ураган, и они разыщут Бичи даже на краю земли. Поведет их Зарир-Молния.
– Слушаю и повинуюсь, мой эльтебер! Карапшик от меня не уйдет!
Харук пропустил заверение своего подданного мимо ушей: он и так был уверен, что его воля будет выполнена безоговорочно. У старого хана остро сидела в мозгу своя игла: как повернуть русские дружины на штурм столицы Булгарского ханства. Увлеченный этой мыслью, он продолжал:
– Я думаю, путь Бичи-хана один: к буртасам. На Хазарской земле места ему нет. К кагану-беки он не побежит, потому что Асмид опять прогневался на разбойника за кражу боевых коней из кагановых табунов. Если Бичи попадет к Фаруз-Капад-эльтеберу, тархан сразу его повесит, ибо на земле аланов нет ненавистнее имени, чем Бичи. Только у буртасов карапшик в безопасности: он всегда продает им ворованных коней.
Летко Волчий Хвост внимательно слушал. Зарир-беки почтительно молчал.
– Ашин Летко, ты сам хочешь возглавить погоню? – спросил Харук. – Если так, то лучше Уруслана никто не сможет командовать твоим войском.
Летко Волчий Хвост вздрогнул и словно от страшного сна пробудился: видением мелькнули перед ним встречи с великим князем Святославом, разговоры с ним, уверенность властителя Руси в его, Летки, государственном и полководческом уме, пожары на родной земле, стоны русских колодников на невольничьих сакмах.
«Што яз творю? – с ужасом подумал он. – Надобно скоро вести дружины по следу коварного булгарина. Скоро!.. А как же Альбида? – опять кольнуло в сердце. – Что делать?»
Харук-хан участливо и выжидающе смотрел в лицо молодого русского воеводы.
– Сотский Мина поедет с твоим беком в угон за татями степными, – наконец выдавил из себя Летко.
– Почему так? – прищурился Харук-хан. – Разве красавица Альбуда-ханум не стоит того, чтобы ради нее подвергнуть жизнь свою смертельному испытанию?
Лицо русса вдруг стало жестким, словно грубой рукой из серого камня вырубленным, голос обрел твердость.
– Красна дева, слов нет! – отчеканил он. – Сердце болит, будто мечом пронзенное. Но еще боле стонет оно за Русь Святую! И яз тут выбирать не волен!
– Кагана Святосляба боишься?
– Не его страшусь, а крови родной земли, коя по моей вине пролиться может!
Харук-хан задумался, пытаясь уяснить для себя логику в словах русса. Не уяснил, сказал хмуро:
– Воля твоя, урус-беки. Твоя воля. Но освобожденная из плена Альбуда-ханум будет ждать тебя в моей орде, под стенами Булгар-кела.
Летко Волчий Хвост не ответил, поднялся. Ему подвели коня. Уже с седла он приказал:
– Мина, бери с собой всех комонников русских, што здесь с нами. А яз с десятком козар в свой стан поскачу. Ежели исполнишь дело, как уговорено, златом осыплю и первым гридем при мне будешь, покамест яз жив!
– На што мне награда? – обиделся Мина. – Яз из дружбы к тебе всю степь перерою, а Альбиду отыщу.
– Добро! – потеплел взором воевода. – Благодарствую и тебе, князь Харук. Видит Перун, яз в долгу не останусь. Может, и встретимся под Булгар-градом, коль гонца пришлешь с вестью, што Альбида в стане твоем.
Харук-хан, тоже сидя верхом, ответил:
– Жди гонца! Он принесет тебе благие вести... Зарир! Возьми тысячу воинов, обшарь всю степь вокруг, но поймай Бичи и верни Альбуду-ханум ее жениху!..
Бичи-хан с полусотней головорезов спешно уходил к буртасам. Он мечтал продать красавицу Бурзи-бохадур-хану, который с ума сходил при одном упоминании о беловолосых и голубоглазых женщинах. Альбида была именно такой, к тому же писаной красавицей. Хан-конокрад уверил себя, что эта «лошадка» придется по вкусу властителю Буртасии и обойдется ему недешево и что за ценой тот не постоит.
Бичи-хан отлично знал норов, наверное, всех лошадей на свете, но с женщинами ему приходилось встречаться редко, даже с хазарками, а норманнка ему попалась вообще в первый раз...
Тогда, на пиру, ее умыкнули легко и просто. Перед тем как разойтись на ночлег, к Альбиде подошла молодая женщина и шепнула на ломаном русском языке:
– Там ждет тебя один человек. Он хочет сказать что-то важное.
– Кто? – тоже шепотом спросила Альбида.
– Ашин Летко.
– Пошли...
Они и прошли-то не более двадцати шагов в сторону от ханской юрты. Альбиду внезапно накрыли чем-то черным, связали и понесли. Молодая женщина пыталась сопротивляться, но тщетно: она попала в цепкие руки! Вскоре ее положили поперек седла, и сильный конь понес пленницу в неизвестность. Скакали долго. Когда остановились, с нее сняли покрывало. Свет ослепил: ночь отринулась перед яркой утренней зарей.
Альбида огляделась. Со всех сторон ее окружили воины-кочевники в полосатых халатах. Один из них, в более добротной одежде, оскалил хищный большой рот.
– Я Бичи-хан, – сообщил он. – Ты мой ясырь[140]140
Ясырь (тюрк.) – военная добыча, пленник.
[Закрыть]. Плакать будешь? Кричать будешь? Все напрасно! Ты в моей воле.
Норманнка насмешливо глянула ему в лицо:
– Я никогда не плачу. Я дочь сурового Севера! А в том краю рождаются только несокрушимые воины! Не пожалеть бы тебе потом о содеянном тобой...
– Ха! Я никогда и ни о чем не жалею! Я Бичи-хан – гроза хазарских степей!
– Слыхала.
– Это хорошо. Так что будем делать? Сама в седло сядешь или насильно повезем?
– Я с конем управлюсь не хуже тебя, – презрительно сообщила дочь варяжского конунга. – Сила сейчас на твоей стороне. Поеду как воин, в седле!
– Ты умная женщина! – восхитился ее хладнокровием разбойник. – Ночью опять будет большая скачка. Мы пересядем на свежих коней, чтобы уйти от погони.
– Куда мы едем?
– Узнаешь потом...
В ту ночь они не слезали с седел. На привале Бичи-хан сказал со смехом:
– Э-э, Альбуда-нисо. Не строй мне глазки. Я не Ашин Летко, чтобы от чар твоих раскиснуть. Мне женщины безразличны. Ты мне лучше свое золото отдай. К чему оно тебе теперь? Сама отдашь или... – Разбойник выразительно глянул ей в глаза.
Альбида молча сняла ожерелье из самоцветов, золотые кольца – подарки Летки – и протянула разбойнику, попросила:
– Оставь этот перстень, – она показала на средний палец левой руки. – Он не из золота и стоит дешево. Это память о матери.
– Бери, – великодушно согласился Бичи-хан. – Мать надо помнить и подарки ее беречь! – философски заключил он.
Альбида поблагодарила.
Пленница вроде бы смирилась со своим положением, но старый конокрад был настороже: от красоты писаной веяло неуловимой угрозой. На следующем привале он хотел было связать ее, но норманнка рассмеялась ему в лицо:
– Вот богатырь, бабы испугался!
Разбойник нахмурился, рука невольно легла на рукоять кинжала. Пленница насмешливо смотрела ему в лицо. Хазарин расхохотался:
– Я проверял тебя. Ты храбрая женщина. Спи здесь. Вот тебе попона и седло под голову...
Около пленницы постоянно бодрствовали десять воинов, сменяемых трижды в сутки. Однажды атаман сказал Альбиде:
– К Бурзи-бохадур-хану едем. Он, наверное, тебя своей женой сделает, а мне калым даст, – и опять расхохотался.
– Царицей?! – воскликнула норманнка. – Я всю жизнь мечтала быть царицей! Так поторопим же коней!
На шестой день скачки, а теперь они ехали только днем, отряд достиг берега многоводной реки Итиль.
– Еще два конных перехода, и мы достигнем желаемого! – объявил атаман.
– Я устала, – капризно отозвалась пленница. – Скорее бы уж быть на месте. Мы скачем очень медленно!
– Кони едва идут, – возразил Бичи-хан. – Сегодня привал пораньше сделаем. Куда торопиться? Успеем.
Разбойник до того теперь уверился в покорности Аль-биды, что потерял бдительность. А варяжская княжна только того и ждала. Она давно обдумала месть за позор плена, и час ее настал. За ней уже не следили так строго, как в первые дни. Душа норманнки ликовала: коварство вот-вот должно было нанести неотразимый мстительный удар!
Альбида с нежностью погладила массивный серебряный перстень, великодушно оставленный ей атаманом. Кольцо было полым, а внутри его хранился сильный яд. Пленница только одного остерегалась – хватит ли его, чтобы наверняка отравить весь разбойный отряд. Потом решила: будь что будет!
Гуляя, Альбида подошла к огромному казану, в котором варилась шурпа[141]141
Шурпа (тюрк.) – мясная похлебка.
[Закрыть] для всего отряда. Хазарин-кашевар приветливо улыбнулся ей, та улыбнулась в ответ. По-русски повар не говорил, но знаками показал ей, чтобы она помешала в котле, покамест он подбросит в костер сухих веток. Альбида согласилась и пока хазарин, наклонясь, подкладывал топливо, содержимое серебряного перстня смешалось с пищей...
Казнь свершилась при последних лучах солнца: вся полусотня кочевников, закатив глаза от страшной боли в животах, выла и каталась по траве.
Бичи-хан пытался достать кинжал и поразить коварную диву, которая стояла над ним и смеялась:
– Ты был ласков со мной, конунг разбойников, и я окажу тебе милость. Ты не должен мучиться.
Норманнка взяла копье атамана и хладнокровно погрузила острую сталь в горло грозы хазарских степей.
Солнце в ужасе закрылось лиловой чадрой. А воины, извиваясь, умирали один за другим. Многие молили ее о спасении, но Альбида смотрела на их страдания равнодушно. Когда все кончилось, она подошла к бездыханному телу Бичи-хана, сорвала с его пояса ковровую суму, заглянула внутрь, усмехнулась:
– Вот мои перстни и ожерелье. Да еще впридачу не менее тысячи динаров золота... Теперь – вперед!
Альбида спокойно подошла к коновязи, нашла своего скакуна, отвязала. Не оглядываясь, она поскакала прочь от могучей реки, в сумеречную степь...
Скрыться в степи от хазар даже хазарину непросто. Зарир-Молния уже на следующий день уверенно сказал сотскому Мине:
– Вот их след! Харук-эльтебер был прав: Бичи поскакал к буртасам. Богатуры! – воззвал он. – Поспешим! Вперед! Чу-чу-чу!
– Кони у разбойников резвы. Догоним ли? – усомнился Мина. – Ежели они стойбища хана Бурзи достигнут, нам полонянку не вызволить!
– Бурзи-бохадур-хан не захочет ссориться с Харук-эльтебером, – возразил Зарир. – Мой властелин – грозный воитель! В крайнем случае выкуп бохадур-хану дадим!
И все-таки погоня ускорила бег своих коней. Через несколько дней почти беспрерывной скачки встречные пастухи сказали: разбойники рядом. Тысяча Зарира-Молнии остановилась на отдых. Вперед улетела только дозорная разведка. Через час дозорные сообщили, что Бичи-хан остановился на ночлег в двух фарсахах впереди, на берегу реки Итиль.
– Стражи в степи нет! – доложил бек разведчиков.
– Значит, карапшик не ждет нас сегодня, – улыбнулся Зарир-Молния.
Полководец тотчас поднял орду и, следуя указаниям дозорных, обложил со всех сторон отряд Бичи-хана.
– Нападем перед рассветом, – решил бин-беки. – Тогда сон карапшиков будет особенно крепким, и мы повяжем их всех!
Но только солнце село, как один из неусыпных дозорных услыхал дробный топот копыт. Хазарин притаился за кустом, приготовив аркан. Всадник скакал прямо на него. Кочевник знал свое дело и даже в сумерках бросок его был неотразим...
Когда победитель подбежал к оглушенному падением всаднику и глянул в его лицо, то опешил от изумления:
– Женщина?!
Та застонала, открыла глаза:
– Что со мной?
Хазарин понял вопрос, хотя по-русски не говорил.
– Ты Альбуда-ханум? – спросил он.
Женщина не ответила. На шум сбежалось десятка два воинов. Один из них был стражником на праздничном пиру в тот памятный вечер. Он видел красавицу рядом с Ольгердом и тотчас узнал ее.
– Это она, кого мы должны спасти! – радостно возопил он. – Ашин Летко осыплет нас золотом! Вставай, Альбуда-ханум, мы пришли спасти тебя!
Альбида встала. Дозорные почтительно помогли ей подняться в седло и, держа лошадь ее под уздцы, повели к юрте Зарира-беки.
