Текст книги "Клон Дьявола"
Автор книги: Скотт Сиглер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)
– Фишер в курсе, что это бред собачий.
– Конечно, в курсе, – сказал Магнус. – Но ФЗЖ в последние несколько месяцев стал более агрессивным, так что легенда вполне подходящая. СМИ ее слопают. А если слопают они, значит, купится и 08. Все хотят, чтобы ксенотрансплантацию прикрыли, и знаешь что? Теперь нас прикрыли, точно так же, как и всех остальных. И что может с этим поделать Фишер?
Он будет искать проект Румкорфа, вот что.
И не найдет его. Фишер понятия не имеет, куда подевались Бубба и его команда. Пока на Черном Маниту кто-то не сваляет дурака и не попытается связаться с внешним миром, мы вне подозрений. Это то, чего ты хотел,Данте, – время для Румкорфа, чтобы он мог закончить проект.
Данте молчал. Магнус не просто принял поспешное решение, не разволновался, не вышел из себя из-за гибели его коллеги – он продумал все от начала до конца. В некоторой степени Данте даже хотелось бы, чтобы это былареакция, так сказать, преступление по страсти. Ее было бы проще понять, чем заранее обдуманное убийство.
– Это не Афганистан, Магнус. Не бой. Ради всего святого, ты убил женщину!
Брат улыбнулся.
– Вот только не надо делать вид, будто не знаешь, какой я, хорошо? И что втайне ты не вздохнул с облегчением, когда так удобно исчезла Галина.
Данте откинулся на спинку, будто получил пощечину. Он не хотел, чтобы Галина умерла,ни секунды.
– Я никакого отношения к ее смерти не имею. Тыэто сделал, а не я, – он почувствовал, как бешено забился пульс в висках. И словно запылала кожа.
Магнус почесал правое предплечье.
– Ты мне сказал: мол, хотелось бы, чтобы Галина могла просто уехать. Что, по-твоему, я должен был делать, услышав это? Неужели ты думаешь, я не расстарался бы для тебя?
Данте отвел взгляд. Магнус ошибался. Все было не так. Не так.Данте всего лишь хотел продолжить проект, принести пользу всему человечеству. Конечно,он хотел, чтобы Галина ушла, именно так он и сказал в присутствии Магнуса. Сказал… и увидел холод в глазах брата… и не прибавил ни слова.
– Данте, ты знаешь, я люблю тебя, но давай быть честными, ты слишком мягкий. Ты перенял у папы умение управлять компанией, мобилизовывать капитал, рисоваться перед общественностью – все это здорово. Когда я наблюдаю за тем, как ты выступаешь на собрании правления или перед медиабратией, я тобой восторгаюсь. Мне такое не дано.Но когда доходит до дел иного рода? Тех, что за кадром? Папашка наш был кремень, в тебе этого нет. А во мне есть. Но вместе мы классная команда, согласен?
Данте вновь почувствовал эту боль в груди. На этот раз острее. Глаза брата – такие холодные, бесчувственные…
– Уйди, Магнус. Просто уйди с глаз моих.
Магнус встал и вышел, оставив Данте наедине со стрессом и стыдом.
9 ноября. Педик
«Хамви» Клейтона двигался по дороге, над которой они пролетали. Неудивительно: другой дороги здесь не было. По обе стороны стеной стояли деревья и с полуголых коричневых ветвей, на дюйм укрытых оплывающим снегом, роняли капли талой воды. У многих деревьев были белые, с черными пятнышками, стволы с отслаивающейся, похожей на пергамент корой. В компании своих анемичных лиственных собратьев крепкой статью выделялись сосны.
Следов присутствия человека почти не видно… И от этого все казалось щемяще красивым. Запущенные грунтовые дороги время от времени ответвлялись от шоссе, убегая к маленьким ветхим домишкам, которые Колдинг видел с борта самолета.
Они проехали мимо заросшей дороги к старому городу с большой церковью. Вскоре лес немного поредел. Дорога быстро взобралась на пологую дюну с пятнами высокой травы. Спуск с дюны выходил к маленькой островной бухте.
Прибрежные запахи долетали до открытого окна вперемешку с сильной вонью дохлой рыбы. Там и сям по берегу крупные багряно-серые скальные обнажения уходили прямо к воде: одни – словно припав к земле и чуть выделяясь гладкими спинами, другие торчали вертикально, как маленькие утесы. Пестро-рыжие сухие лишайники покрывали вершины скал, добавляя им текстуры и насыщенности. В длинных промежутках между скал не было ничего, кроме песка, травы и редких всклокоченных деревьев, тянущих ветки с двадцатифутовых пологих дюн. Толстые бревна крупными пятнами выделялись на пляже. На некоторых еще сохранились растопыренные пальцы корней, белые и лишенные коры. Они напоминали выбеленные безжалостным солнцем пустыни кости животных.
Дорога заканчивалась у почерневшего деревянного причала, уходившего на сорок футов в спокойные воды бухты. Небольшой сарай притулился в начале причала, а у его дальнего конца Колдинг заметил посудину Гэри. Тридцатишестифутовый катер типа «Шарккэт» с открытым мостиком. Идеальное судно для рыбалки в открытом море или вечеринки у причала с пятнадцатью близкими друзьями. Черная с золотом надпись на корме гласила: «Das Otto II».
Гэри выскочил из «Хамви», Колдинг – за ним следом. Оба зашагали по причалу к катеру. Находясь так близко к парню и благодаря солнечному свету, Колдинг заметил, что радужные оболочки Гэри расширены. Колдинг наконец догадался, что ему не давало покоя: запах, сонный взгляд, не сходящая полуулыбка… Парень был под кайфом.
– Гэри, ты никак марихуану покуриваешь?
Плечи парня вздрогнули, как от беззвучного смешка.
– Ага. Я покуриваю марихуану,мистер Нарки Наркинсон. А чо, угостить?
– Нет, – сказал Колдинг. – Просто интересно, до какой степени вы обдолбаны.
Гэри пожал плечами.
– Не знаю, чувак… А какова градация?
Вот черт. И это– единственная связь с материком?
Улыбка Гэри увяла.
– Ты, братишка, не парься. Если я малость пыхаю, это вовсе не значит, что плохо делаю свое дело.
– Не люблю наркотики, – ответил Колдинг. – И тех, кто их делает.
Гэри закатил глаза. Когда он это сделал, Колдинг будто услышал собственные слова через уши Гэри. С каких это пор он начал разговаривать как школьный методист? Тем не менее парня необходимо прощупать – дабы убедиться, насколько ответствен мог быть Гэри Дитвейлер.
– Магнус говорит, вы человек самостоятельный.
– Что Магнус говорит, то я и делаю, – пожал плечами Гэри. – Потому и таскаю эту дурацкую штуковину. – Он дернул молнию куртки вниз и чуть раздвинул полы – так, чтобы Колдинг увидел оружие: самый предпочитаемый в «Генаде» пистолет – «беретта 96» в наплечной кобуре.
Колдинг кивнул:
– Доводилось когда-нибудь применять по работе?
– Я что, похож на Клинта Иствуда? – рассмеялся Гэри. – Предпочитаю другое оружие – бутылочку односолодового. Я получаю больше, попивая в барах в Хоутон-Хенкоке, чем мог бы с этой дурацкой пушкой. Говорю с незнакомцами, расспрашиваю. Вызнаю, зачем эти люди в городе. Выясняю, проявляют ли люди интерес к Черному Маниту, чего быть не должно, поскольку о нем ведают только местные. Так что у меня одно оружие – текила и бурбон.
Колдинг уловил искренность в голосе Гэри: этому парню явно не нравилось таскать с собой пистолет.
– Если вы так не любите оружие, зачем тогда работаете на «Генаду»?
Гэри кивнул в сторону «Хамви»:
– Чувак, папашка мой прожил на этом острове пятьдесят лет. И уезжать не собирается. Придет время, здесь его и похороню. Для него я здесь, врубаешься? И если я пашу на «Генаду», значит, мне платятза то, чтобы быть рядом с ним. Я заколачиваю сумасшедшие деньги, а единственное, что делаю, – рассекаю на этой красивой посудине и трахаю туристок. Раз или два в год приезжают Магнус и Данте, я говорю «да, сэр» и «нет, сэр» и везу их, куда прикажут. Может, стрелок я аховый, но это скорее похоже на нескончаемые каникулы, чем на работу.
– Но вы примените этот пистолет, если будет надо? – спросил Колдинг, голос его был низким и серьезным. – Если мои люди будут в опасности и я вызову вас сюда, вы готовы делать, что прикажу?
– Папашка теперь один из ваших людей.И я сделаю все, чтобы защитить его.
Колдинг протянул руку:
– Гэри, я думаю, мы нашли общий язык.
Простодушная улыбка вернулась на лицо Гэри, он пожал протянутую руку:
– Если что нужно на материке, можете использовать суперсекретное мегашпионское радио в комнате секьюрити. Папа покажет, как меня высвистать.
– Благодарю. О, кстати, Магнус просил вам кое-что передать. Он просил вас проверить, готов ли его снегоход.
– Готов. Вон в том сарае, вместе с моим, – Гэри показал на черный железный сарайчик в начале причала. – Я держу его здесь, чтобы, когда навалит снегу пять футов, я мог ездить от причала до дома.
– Пять футовснега? – переспросил Колдинг и рассмеялся. – Да ну вас, я ж не вчера родился.
Гэри лишь скривился улыбкой курильщика травки и кивнул.
Колдинг оборвал смех.
– Погодите, вы серьезно? Пять футов?
– Ну да, – сказал Гэри. – Это если зима мягкая.
– Эй, вы двое, хорош трепаться, э? – донесся крик Клейтона из машины. – Мне работать надо.
Гэри отрывисто отсалютовал отцу, затем отвязал швартов и запрыгнул на катер. Он взобрался по трапу на открытый мостик. Секундами позже пробудились и утробно и мощно заурчали двигатели «Шарккэта». Судно было достаточно просторным, чтобы эвакуировать весь персонал, если дойдет до этого.
Гэри помахал Колдингу и крикнул:
– Удачи, шеф. Если что надо – вызывайте!
Двигатели взревели, и катер рванул к выходу из гавани, оставляя мощный кильватерный след.
Колдинг вернулся к «Хамви» и забрался в машину.
Клейтон посмотрел катеру вслед, затем покачал головой:
– Такой хвастунишка… Я люблю его, но это так тяжело, когда твой сын педик.
– Педик? – удивился Колдинг. – Вы полагаете, ваш сын – гей?
Клейтон пожал плечами:
– Так у него серьга, э? Гомосексуалист, точно говорю.
– Подумать только, – сказала Сара. – Сережка у мужчины? Ну, тогда он точно гомосексуалист.
Колдинг потер глаза.
– Клейтон, вы действительно человек высокой культуры и эрудиции.
– А что, не так, что ли? – сказал Клейтон. – Ладно, давайте-ка заканчивать с этим дерьмом, чтоб я мог заняться делами. Мне платят за поддержание имущества в рабочем состоянии, а не за подработку таксистом.
Выражение «соль земли» недостаточно емко характеризует Дитвейлера. Скорее скала, на которой может проступить эта соль.
– Клейтон, вам, по-моему, пора остыть.
– Да-а? А на это что скажете, э? – Клейтон наклонился влево и выдал громкий и резкий пук. Вонь гнилых яиц тотчас наполнила салон «Хамви».
– Твою мать, – буркнул Колдинг и высунул голову в окно. Сара выдала рвотный звук и, захохотав, сползла с заднего сиденья.
– О, Клейтон! – крикнула она, дыша через рукав рубахи. – Что это залезло вам в задницу и сдохло там?
Плечи Клейтона подпрыгнули от смешка. Он сделал глубокий вдох через нос:
– Ох, классно получилось, а, Колдинг? Добро пожаловать на Черный Маниту, горожанин.
– Отвезите нас, пожалуйста, назад, к дому, – попросил Колдинг. – Я хочу осмотреть пост охраны.
Клейтон сдал машину задом с причала, затем проехал занесенную песком отмостку и забрался на дюны. Когда он выбрался на ведущую к дому дорогу, то все еще продолжал смеяться.
9 ноября. Пей, пока не стошнит
Безумие. Тим Фили проработал с Цзянь два года, поэтому был уверен, что распознает безумие, когда увидит его. А как назвать все это? Ну да, безумие.
Менее двадцати четырех часов назад Эрика Хёль вылизывала односолодовый скотч из его пупка. Медленно. Это было здорово. Это было так остро, так весело и так сексуально. Конечно, застрять на заледенелом острове на долгие месяцы совсем не прикольно, но застрять там с отвязной голландской пумой [17]17
Пумой в англоязычных странах называют женщин, которые пережили 40-летие, но не потеряли интерес к сексу и любовной романтике. При этом они отдают предпочтение молодым партнерам.
[Закрыть]делало пребывание здесь относительно приемлемым.
А потом? Взрывы. Диверсия. Обугленный Брэйди Джованни. Та же самая отвязная голландская пума едва не зарубила Цзянь пожарным топором. Колдинг весь в крови. Гигантский самолет и долбаная секретная база, полная юпперов. Прямо как фильм о Джеймсе Бонде при участии натуральной деревенщины.
И, наверное, хуже всего то, что его наградили обязанностями Эрики.
Надо выпить. Может, отыщется где-нибудь в доме рюмочка-другая, может, даже раньше, чем он найдет оружие, – потому что если ему придется слушать эту не в меру счастливую женщину с бигуди в волосах еще хоть минуту, то он застрелится.
– Это мой любимый вид на весь остров, – сказала Стефани. – С заднего крыльца.
– Да ну? – сказал Тим. – Я б сказал, подходящее название для черного хода.
Стефани рассмеялась. А ее бывший качок-муж – нет. Он сердито зыркнул на Тима, ясно давая понять: «Поосторожней, дубина». Хоть он и не такой огромный, каким был Брэйди, но достаточно крупный. Тим решил быть поосторожней.
То ли в похмелье дело, то ли нет – от вида с просторной веранды у Тима просто перехватило дыхание. Дом был жемчужиной, венчавшей корону запятнанных снегом золотисто-песчаных дюн, полого спускавшихся к берегу.
Крупинки песка вперемешку со снегом мело по ступеням тесаного камня, что вели почти к самому пляжу. Белые шапки сверкали на волнах до самого горизонта. Сотни пенящихся точек непоколебимо стояли под ударами накатывающих волн: убийцы кораблей – гранитные глыбы. В двухстах ярдах от берега торчала скала, поднимаясь на шестьдесят футов над водой.
– А что это за здоровая скала, похожая на лошадиную голову?
– Да она так и называется, Лошадиная голова, – ответила Стефани.
Ну конечно, потому ее так и назвали. Остров Черный Маниту, поэтическое место.
– Идемте, – сказала Стефани. – Еще столько всего надо вам показать!
В конце веранды красовалось широкое, от пола до потолка венецианское окно. Французские двери выходили в просторную гостиную с кожаной мебелью и дорогого вида столами. В центре широкого, красного дерева стеллажа, плотно заставленного старинными томами в кожаных переплетах, – плоская панель большого телевизора. В тон стеллажу – барная стойка: красное дерево с мраморной полкой и медной отделкой – она доминировала в комнате. А позади стойки – слава тебе господи! – хорошо освещенный стеклянный бар с сотнями бутылок.
Тим направился прямиком к нему. Одинокие стаканы выстроились аккуратным рядком на белой салфетке, словно дожидаясь дружеского рукопожатия. Он схватил один из них и принялся рассматривать бутылки на полках.
– Рановато для выпивки, а? – предположил Джеймс.
– Для «Джелло» [18]18
Небольшой бумажный стаканчик, в котором содержится смесь желе с водкой, шнапсом или другим крепким алкогольным напитком.
[Закрыть]всегда найдется местечко, большой брат.
Тим обратил внимание, что в коллекции преобладал напиток одной марки и занимал целую полку.
– Ух ты, да здесь «Юкон Джека» в самый раз до второго пришествия! Если, конечно, Христу понравится пить, пока не стошнит.
– Я б вам не советовала его трогать, – тихо проговорила Стефани. – Это все принадлежит Магнусу.
А, Магнусу. Ну, ладно, Тима устроит и что-нибудь другое.
– Мать моя… – проговорил Тим, вытягивая бутылку скотча «Каол Ила». – Иди к папочке.
Он налил себе стакан и выпил одним махом. Огненным шариком напиток покатился вниз. Первый стакан был всего лишь лекарством от похмелья, честное слово. Второй – просто чтоб попробовать.
– Мистер Фили, – обратился к нему Джеймс. – Извините, но нам еще работать…
Тим оставил бутылку на стойке и следом за Джеймсом и Стефани вышел из гостиной. Остальная часть здания буквально дышала высшим классом рубежа веков. Двадцатый век, заметьте, – не чета двадцать первому. Тиковые панели, красное дерево, в каждой комнате – сверкающая хрусталем люстра. В прошлом, несомненно, это местечко было просто райским уголком.
Но ни стиль, ни уют не в состоянии были скрыть возраст здания. Там и здесь покривился пол, кое-где отошли и неплотно прилегали тиковые панели. В каждой комнате либо коридоре были заметны следы косметических ремонтов – налет десятилетий давал себя знать.
– Тридцать гостевых комнат, – сообщила Стефани. – Столовая с кухней и все такое. В подвале – жилье для всей прислуги, сейчас в основном используется как хранилище. Там же – центральный пост управления, но в него нам не попасть, потому что только Клейтон знает код замка. Мы покажем вам вашу комнату и отправимся по своим делам.
Его комната. Классно. Наконец можно будет поспать нормально, а не в этом убогом кресле ВВС, спроектированном маркизом де Садом. Еще пара стаканчиков – и восхитительный сон. Он опустошил свой стакан.
– Мистер Фили, вы мне нужны! – резкий немецкий акцент: голос как кинжал вонзился в ухо Тиму. Сердце ухнуло в пятки, словно его застукали над эротическим журналом родители. Он обернулся и увидел Клауса Румкорфа, стоящего в коридоре, руки в боки. – Мистер Фили! Вы что, пьете?
Тим посмотрел на пустой стакан в своей руке, будто только что увидел его:
– А, это? Нет, он валялся, а я его просто подобрал, я же приличный парень. «Чистота – залог благочестия», так ведь?
– Мы готовы приступить к имплантации, – сказал Румкорф. – Идемте со мной в самолет. Немедленно.
Румкорф повернулся и быстро зашагал по коридору. Стефани пожала плечами и вытянула перед собой руку ладонью вверх. Тим отдал ей стакан и пошел догонять Румкорфа.
9 ноября. Сверхсекретный пароль
Колдинг шел за Сарой и Клейтоном по коридорам особняка, затем вниз по лестничной клетке.
– Джек Керуак любил приезжать сюда на отдых, знаете ли, – сказал Клейтон. – Мы частенько пили с ним пиво.
Колдинг метнул на него недоверчивый взгляд:
– Вы пили с Керуаком?
– Ага. Классный парень. Но слишком уж колобродил. Если заводился, мог опустошить целый бар.
Колдинг попытался представить одного из величайших литераторов Америки отрывающимся в забитом юпперами баре, но картинка не сложилась.
– А как насчет Мэрилин Монро? – спросила Сара. – Я слышала, она тоже бывала здесь. Вы с ней тоже пили?
– Она все больше в одиночку, э? Зато я трахал ее. Классные сиськи.
Утилитарный подвал демонстрировал куда меньше украшений, чем два верхних этажа. Всюду не было ни пылинки. Клейтон остановился перед дверью с маленьким номеронабирателем и четыре раза ткнул указательным пальцем 0–0–0–0. Внутри двери щелкнул тяжелый засов.
– Круто, – хмыкнула Сара. – Хитрый пароль, Клейтон.
Старик пожал плечами и вошел в абсолютно «современную» комнату: белые стены с флуоресцентным освещением, встроенным в белый потолок из звукоизолирующей плитки. Ряд мониторов наблюдения на одной стене над белым столом с очень знакомого вида компьютером. На мониторе компьютера медленно вертелся логотип «Генады».
Но не стол завладел вниманием Колдинга. То, что привлекло его взгляд и мгновенно встревожило, было трехполочным стеллажом для оружия, занимавшим центр комнаты.
– А здесь у Магнуса коробка с игрушками, – сообщил Клейтон.
Колдинг изумленно рассматривал стеллаж. Он провел пальцами по ряду штурмовых винтовок: три германских «хеклер и кох» МР5, две «беретты» AR70, британская SA80 с толстым прибором ночного видения и тройным магазином, четыре израильских девятимиллиметровых «узи» и пара австрийских снайперских винтовок «штайр 69». Под винтовками шла полка с любимыми пистолетами Магнуса – «береттой-96». Десятьштук. Коробки и коробочки с магазинами и боеприпасами занимали нижнюю полку. Два кевларовых пуленепробиваемых жилета висели с краю стеллажа.
Были здесь и другие запасы: аптечки первой помощи, ИРП, [19]19
Индивидуальный рацион питания.
[Закрыть]четыре пропановых баллона с насадками-горелками, четыре зажигалки и пятнадцать еще не распакованных ножей «Ка-Бар» в картонных коробках.
– Зачем это все? – с плохо скрытым беспокойством спросила Сара. – Магнус воевать собрался?
Клейтон пожал плечами.
– Он вообще парень со странностями.
На средней полке Колдинг заметил три маленьких деревянных ящика для боеприпасов. Он почувствовал холод в животе, когда осторожно вытянул ящичек, открыл его и увидел содержимое.
– «Демекс»? Пластиковая взрывчатка?
– И детонаторы, – добавил Клейтон. – Не скажу, что очень рад хранить это в моем особняке.
Колдинг увидел еще кое-что. На нижней полке – длинная черная брезентовая сумка. Он потянул молнию. Внутри находился пятифутовой длины ящик тускло-зеленого военного окраса, закрытый на четыре металлические защелки.
– Нет, – тихо сказала Сара. – Только не говорите мне, что там то, что я думаю.
Колдинг откинул петли запоров и поднял крышку: пятифутовая металлическая труба с утолщением на одном конце, окрашенная в оливково-зеленый цвет. Перед рукояткой Колдинг разглядел металлический прямоугольник, раскладывающийся в IFF-антенну – радиолокационная система опознавания самолетов типа «свой – чужой». Полезная деталь, учитывая, что этой штуковине по зубам любая воздушная цель.
– ПЗРК [20]20
ПЗРК– переносной зенитный ракетный комплекс.
[Закрыть] «Стингер», – констатировал он.
– Я же просила не говорить мне, – сказала Сара. Ее голос звучал тревожно: неудивительная реакция для пилота, глядящего на ракету – убийцу самолетов. – Кто-нибудь может объяснить, зачем Магнусу ракета «земля – воздух»?
Колдинг не знал ответа. Он закрыл молнию на сумке, сунул ее на место, выпрямился и подошел к столу с секцией мониторов. Настройки были точь-в-точь такими же, как на оставленной базе Баффиновой Земли.
– Клейтон, каковы границы зоны покрытия камер видеонаблюдения?
Клейтон подошел к мониторной стойке и принялся нажимать кнопки. На экранах разворачивались серии видов: пространство вокруг особняка, гавань, танцевальный зал, гостевые комнаты, кухня. Колдинг удивленно подмечал, с какой легкостью Клейтон управляется: старик хорошо ориентировался в охранной системе.
– Хорошее покрытие, – сказал Клейтон. – У нас есть даже эта чума – инфракрасные камеры. Всё под постоянным видеоконтролем, включая комнаты каждого гостя.
– Камеры комнат отключите, – велел Колдинг. – Все, кроме Цзянь.
Он проследил, как Клейтон исполнил команду.
– Готово, – доложил тот. – А зачем оставили Цзянь? Вам нравятся пип-шоу толстушек?
– Я… нет, Клейтон, мне ненравятся пип-шоу толстушек. Цзянь как-то раз попыталась покончить с собой. За ней нужно вести постоянное наблюдение. Как только мы здесь закончим, пожалуйста, сходите к ней в комнату и уберите все стеклянное, включая зеркала. Снимите люстру и соорудите что-нибудь попроще: не должно быть ничего, на чем она могла бы повеситься.
Впервые Клейтон не стал ерничать:
– Сделаю. Комната будет безопасной.
– А как ангар? – спросила Сара. – Он тоже просматривается?
Клейтон нажал несколько кнопок: вид ангара с разных камер, изнутри и снаружи. Он остановился, когда камеры показали громадину С-5.
– Внутри самолета есть разъемы для камер. Сара, ваши парни уже подключили их?
– Если процедура была в полетном чек-листе, может, и подключили.
Клейтон продолжил нажимать кнопки. Теперь мониторы показали Алонсо в кокпите С-5, Цзянь в лаборатории второй палубы и Тима Фили в ветеринарной станции через проход от секции кресел. Клейтон изменил ракурс, показал Гарольда и Каппи, шагавших от коровы к корове и открывавших плексигласовые двери. Нажатием кнопки опускалась сбруя, и животные четырьмя копытами вставали на палубу. Двойняшки выводили коров из самолета по две за один раз.
– Ага, – сказал Клейтон, – подключили. Вот это все покрытие, что имеем. Никаких проводов, никаких мобильников, никакого Интернета. Наземные линии связи идут в дом Джеймса, в мой, а в ангаре и в каждой комнате особняка есть свой добавочный номер. Связь с материком возможна только с секретного терминала, – он показал на маленький компьютер в дальнем конце стола. Точно таким же Колдинг пользовался на Баффиновой Земле.
– Этой штукой можно вызвать моего сына в Манитобе, – продолжил Клейтон. – Мы здесь заботимся друг о друге, и мы бдительны, э? Но случись что, помощь придет в лучшем случае через три часа.
– Завтра я хочу осмотреть остров, – сказал Колдинг. – От и до. Дадите «Хамви»?
Клейтон помотал головой.
– He-а. На Черном Маниту полно топей. А вы не волнуйтесь, э? Я да «Надж» – мы все вам покажем.
– «Надж»?
– Ага, – кивнул Клейтон. – Тед Наджент. «Надж», э?
– Ладно, – сказала Сара. – Если уж Дэдли Тэдли в деле, то я и подавно.
Здорово. Меньше всего Колдингу надо было, чтобы за ним увязалась женщина.
– Уф, Сара, в этот раз тебе ехать необязательно. Побудь здесь.
Она пожала плечами:
– Да как я могу. Это же «Надж», понимаешь?
– Вот именно, – сверкнул колючей улыбкой Клейтон. – Спать не собираетесь? Чтоб завтра ровно в восемь оба стояли на крыльце, ясно?
– Ясно, – ответила Сара. – Надо согласовать с моим экипажем. Подбросите меня к ангару, Клейтон?
– Да с радостью, э? Колдинг, ваша комната номер двадцать четыре. До завтра.
Колдинг кивнул, почти сразу же забыв о Саре и Клейтоне, оставивших его одного в мониторной. Кто бы ни был этот «Надж», очень скоро он узнает это.
Колдинг вернулся к оружию, проверяя работоспособность каждой единицы без исключения. Он прикидывал возможности и непредвиденные ситуации. До большой земли три часа на катере, только вот катера на острове нет. Кроме Гэри Дитвейлера и братьев Пальоне, ни одна живая душа не ведала, что они на Черном Маниту. Ни одна.Однако, напомнил себе Пи-Джей, именно так и должно быть, если они хотят закончить исследования, возродить к жизни предка и подарить надежду миллионам.
9 ноября. Оранжевые пауки
Цзянь чуть запнулась, но Колдинг сильной рукой поддержал ее.
– Мистер Колдинг, я не хочу спать. Надо еще поработать.
– И не пытайтесь, милая, – сказал Колдинг. – Шагайте, шагайте, вам пора спать.
Он привел ее в холл особняка. Она, Румкорф и Тим закончили имплантацию. Каждой корове ввели в матку бластоцисту, которые в скором времени имплантируются в стенку матки, формируя эмбрион и плаценту. Вслед за этим последствия ее кодирования вынудят эмбрионы к делению и формированию однояйцевых-моноамниотических близнецов. Мистер Фили назвал это «Отделом генетических распродаж, два по цене одного». Некоторые могут разделиться и трижды, выдав тройню. Все это, конечно, предполагало, что иммунная система продолжит воспринимать эмбрионы как «самое себя».
Движение.
Вон там, слева от нее. Цзянь быстро глянула туда. Ничего. Могло это быть оранжевой вспышкой?
– Цзянь, – сказал Колдинг. – Ты в порядке?
Она еще секунду смотрела туда: так и есть – ничего.
– Все хорошо, мистер Колдинг.
Они пошли дальше. Колдинг ее настоящий друг, единственный друг с тех пор, как правительство посчитало ее семилетним гением. Именно тогда ее забрали из родного дома в горах, отняли от семьи и отправили в спецшколу.
Много времени прошло, прежде чем Цзянь оправдала ожидания и продемонстрировала еще большие успехи, обгоняя своих коллег в Китайской академии наук. В одиннадцать она опубликовала свою первую работу по генетике. К тринадцати Цзянь выступала на конференциях, и ее лицо появлялось во всех новостях, как живой пример стремления Китая к научному лидерству.
А потом случились два обстоятельства. Первое: она начала видеть дурные вещи. Второе: Цзянь открыла для себя компьютеры.
Поначалу эти дурныевещи были вещами скорее странными.Тени в закоулках ее сознания, предметы, которые словно прятались, когда она искала их. Галлюцинации становились все страшнее. Иногда они напоминали маленьких синих паучков, изредка – больших оранжевых пауков. Иногда забирались на нее, а бывало, и кусали.
Даже когда Цзянь показывала людям свои руки со следами укусов, никто не верил ей. Девушку пичкали лекарствами. Когда помогало, когда нет. Зато всегда помогал компьютер. Цзянь была среди первых людей в мире, кто в полном смысле слова использовал компьютеры для того, чтобы оцифровать нуклеотидные последовательности гена, понять, что мир силикона и электронов в состоянии воспроизводить ультрамикроскопический мир ДНК. И когда она с головой окунулась в генетический код, то не увидела ничего, кроме кода.Никаких пауков.
Катились годы, некоторые хуже других. Лекарства менялись. Пауки ненадолго исчезли, им на смену пришли зеленые длиннозубые крысы, но затем пауки вернулись, а крысы остались. Когда к паукам и крысам присоединились четырехфутовые пурпурные сороконожки, Цзянь впервые решила положить всему конец. Люди остановили ее. Остановили ее и вернули в работу. Но так трудно работать, когда пауки, крысы и сороконожки кусают тебя… В конечном счете боссы перестали нагружать Цзянь работой, которую она была не в состоянии завершить. Они оставили ее самостоятельно исследовать свой компьютеризированный мир четырех букв: «А», «С», «G» и «Т».
В какой-то период – Цзянь точно не помнила когда – она вновь начала писать научные статьи. Большинство материалов было сфокусировано на теории оцифровки всего генома млекопитающих, создания виртуального мира, способного продемонстрировать взаимосвязь видов. Коммерческой или медицинской ценности ее работы не представляли, и боссы просто не стали ей препятствовать. По крайней мере, ее гений демонстрировал миру славу Народной партии.
Но как-то раз боссы объявили Цзянь, что она уезжает. И отправили к Данте Пальоне в «Генаду» работать с Клаусом Румкорфом. «Продолжай играть в компьютеры, – напутствовали они ее. – И если все сложится хорошо, тебе поставят памятники».
Экспериментировать она начала с людьми, помещая созданных ее компьютером геномы внутрь маток волонтеров, которые не имели никакого понятия о происходящем. Цзянь знала, что так нельзя, что это плохо, но если ты не можешь спать оттого, что десяток волосатых пауков ползают по твоему лицу, разница между «хорошо» и «плохо» сглаживается.
Эксперименты закончились провалом. Некоторые результаты оказались страшнеепауков, крыс и сороконожек. Цзянь изо всех сил старалась забыть о них.
А потом Данте взял на работу Тима Фили и Пи-Джей Колдинга. Последний настоял на прекращении экспериментов с людьми в «Генаде». И заставил Румкорфа назначить Цзянь новое лекарство.
И пауки ушли.
– Вот твоя комната, – сказал Колдинг. – Нравится?
Цзянь коснулась пальцами красно-коричневых обоев, ощущая фактуру бархатистых узоров. Пластиковый светильник на высоком потолке казался здесь неуместным, словно его только что подвесили вместо «родного». Красивая деревянная, с четырьмя столбиками кровать ждала ее, пухлое белое стеганое одеяло звало ее, будто любовник.
Самым важным, конечно, был здесь еще один семимониторный компьютерный стол. Такой же, как на борту С-5 и как на острове. Умница Данте. Он всегда заботился о том, чтобы Цзянь могла работать, где бы ни находилась.
– В этом местечке обычно тусовались богатеи да знаменитости, – сказал Колдинг. – Скоро и ты станешь такой же. Богатой и знаменитой.
Цзянь забралась на матрас и вздохнула, восторженно изумляясь нежности пухового одеяла. Опустила голову на подушку. Колдинг укутал одеялом ее плечи.
– Вам нравится Сара, правда? – неожиданно спросила Цзянь.
Пи-Джей открыл рот и закрыл.
– Мистер Колдинг, она очень хорошая. Вам следует встречаться с ней.
– Мы не можем встречаться, Цзянь. Потому что моя жена умерла всего… – Он умолк.
– Больше трех лет назад, – договорила за него Цзянь. – Времени прошло много, мистер Колдинг.
– Три года… – тихо проговорил Колдинг, словно определяя для себя, много это или мало.
– Идите к Саре, прямо сейчас. Идите к ней в комнату, поговорите.
Она махнула ему рукой уходить и, не успел он дойти до порога, забылась сном.