Текст книги "Клон Дьявола"
Автор книги: Скотт Сиглер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)
Клейтон показал на зеленое здание футах в двадцати от церкви на позиции восьми часов. Окно все еще оставалось декорированным выцветшим желтым баннером в форме звезды с надписью: «Граунд Чак». Внутри Колдинг увидел пустые прилавки и полки.
– Здесь был магазин Бетти, – сказал Клейтон. – Комбинация бакалейной лавки с хозтоварами. Бетти еще оставалась здесь, когда Данте всех выкупил.
Дорога убегала на семь часов между магазином и красным зданием с изъеденной молью головой лося над дверью. Один стеклянный глаз давно отсутствовал. Клочья лосиной шерсти свисали, как бесовские вымпелы.
– А здесь был охотничий магазин Свена Баллантайна, – сказал Клейтон. – Он открывал его в сезон охоты на оленя. Магнус и этот маленький злющий хмырь Энди Кростуэйт приезжали лет пять назад и зверствовали так, что перебили всех оленей до единого. Отрезали им головы и фотографировались вон у той стены.
– Боже, – сказал Колдинг. – Не знал, что Магнус такой активный борец за охрану природы.
– Довел меня до белого каления, э? Олени водились здесь с 1948 года, когда ледяной мост соединял остров с материком. Бродили здесь всюду запросто…
Колдинг недоверчиво глянул на Клейтона:
– Ледяной мост?
– Ну.
– От материка, – вмешалась Сара, – три часаходу.
– Ну.
Сара покачала головой:
– Клейтон, вы совсем уж заврались. Да где взять столько льда, чтобы перекрыть такое пространство открытой воды?
Клейтон харкнул и плюнул на один из щербатых камней мостовой.
– На следующей неделе сами увидите – лед станет повсюду вокруг. В нормальную зиму лед в заливе Рэплейе два фута толщиной уже к концу ноября. Эта зима холодной будет. Может, самой холодной, сколько себя помню.
Он показал на дом из тесаных бревен и грубого бруса, стоящий на позиции четырех часов, прямо напротив церкви. За исключением последней, это было единственным в городе двухэтажным зданием.
– Особняк, в котором вы остановились, был для народа богатого, зато сюда, в «Вигвам» Черного Маниту, приезжало много и простого люда – поохотиться, расслабиться.
Еще несколько деревянных домов окружали центральную площадь. На всех облупилась и облезла краска. Некоторые просели под сгнившими, замшелыми крышами. И ни души кругом.
– Клейтон, – сказала Сара. – Вы, похоже, забыли ту штуковину в машине.
Старик посмотрел на нее, затем кивнул.
– Черт, ты, похоже, права, э? Я мигом.
Клейтон повернулся и быстрым шагом направился к «Хаммеру».
Колдинг взглянул на Сару:
– «Штуковину»?
– Штуковину, – сказала она. – В машине.
Клейтон поравнялся с «Хаммером», забрался внутрь, завел двигатель и поехал по дороге из города.
Колдинг наблюдал за тем, как черная машина скрылась за деревьями в направлении особняка.
– Ты договорилась с Клейтоном, чтобы он высадил нас?
– Именно так, – кивнула Сара.
– Уф. А не лучше была бы шутка, если бы ты сейчас сидела в машиневместе с ним?
– На этот раз я не шутила. Мне нужно было твое полное внимание.
Он вгляделся в нее. Стервозность ушла. Вид у Сары был исключительно деловой.
– Хорошо. Я слушаю.
– Почти угадал. Только слушать собиралась я.А ты– собирался рассказать мне кое-что. Как это ты вдруг начал работать на «Генаду», как нашел меня и почему провел ту единственную изумительную ночь со мной, а потом исчез.
– Сара, мы…
– Сию минуту,Пи-Джей. Отвечай мне сейчас же. У нас были отношения. Я думала, что была дура дурой и напридумывала себе, но в последние пару дней я окончательно убедилась, что мое первоначальное влечение к тебе не было ошибкой. Мы связаныдруг с другом, так ведь?
Он мог солгать. Просто сказать «нет», развернуться и зашагать к особняку, и дело с концом. Вместо этого Пи-Джей кивнул.
Она едва заметно улыбнулась. Показалось, что напряжение чуть отпустило ее.
– Хорошо. Это хорошо. Что ж, тогда колись.
Колдинг окинул взглядом мертвый город. Они реально были нигде – в самом его сердце. По меньшей мере в получасе ходьбы от особняка.
А, черт, почему бы и нет?
– Я был в армии. Работал на USARMIID, в армейском подразделении по защите обслуживающего персонала от биологической угрозы. Там познакомился со своей женой. Клариссой. Она работала вирусологом. Мы прожили в браке два года, а потом… несчастный случай. Слышала когда-нибудь об H5N1?
Сара помотала головой.
– Птичий грипп. Террористическая ячейка делала попытки провезти его в Америку старым проверенным способом: заразить своих людей и переправить их к нам. ЦРУ взяло их. Пригласили USARMIID – не можем ли мы как-нибудь помочь переносчикам. Короче, не были соблюдены надлежащие меры предосторожности. Тот тип, что отвечал за операцию – полковник Пол Фишер, – решил обращаться с носителями как с людьми, а не как со зверьем-террористами, какими они на самом деле были. Один из них… один из них развязался, сорвал маску с лица моей жены и… кашлянул и плюнул ей в лицо. [26]26
На самом деле случаи заражения человеком человека до сих пор не подтверждены.
[Закрыть]
Глаза Сары расширились от страха. Наверное, представила себя на месте Клариссы. Во всяком случае, пыталась: кто в самом деле может знать, каково это – вдохнуть смерть?
Колдинг продолжил – остановиться он просто уже не мог:
– Клариссу поместили в палату интенсивной терапии. У нее началась пневмония, она справилась с ней, но птичий грипп дал осложнение – вирусный миокардит.
– Что это?
– Вирусная инфекция сердца. У нее развилась особенно быстро. Поразила мышечную ткань, сделала сердце слабым, чрезмерно увеличенным. По сути, убила его.
Сара прикрыла ладошкой рот. Внешне она напоминала девчонку-сорванца, но этот жест эмпатии к мертвой женщине, которую она никогда не знала, казался удивительно женственным.
– А разве нельзя было сделать ей пересадку?
– Вирус по-прежнему оставался в организме. Не было никакого способа узнать, что он не заразит новое сердце. Они… они, видите ли, не могут себе позволить тратить впустуюорганы для пересадки пациенту из группы риска.
– Поскольку органов не хватает, – сказала Сара, легонько покивав. Грусть наполняла ее глаза.
– Ее подключили к аппарату искусственной вентиляции легких. Через несколько дней мне… В общем, мне сказали, что надежды на поправку нет. Ее так мучили боли, она была так слаба… Кларисса ускользнула прежде, чем нам удалось найти решение. Так что мне пришлось сделать это ради нее. Я знал, она бы не захотела мучиться, и оставался лишь один вопрос – когда.
Колдинг был вынужден на секунду остановиться. Ни с кем еще он не говорил об этом с того момента, когда все произошло. Говорить об этом – ворошить тяжкие воспоминания, вновь и вновь переживать ту муку. Руки Клариссы, такие слабые, что не могли удерживать его руки, и он держал их. Прежде чем ее поместили в «вентилятор», Пи-Джей сказал ей, что все будет хорошо. Она возразила слабым голосом, чтобы он не глупил: она знает, что происходит в ее теле. Наверное, лучше, чем кто-либо, потому что умирает от того, что изучала целых десять лет.
Сара протянула руку и коснулась его плеча:
– И ты остановил ее страдания – ради нее?
Он кивнул. И потекли слезы. Он больше не мог их удерживать… Ее глаза закрыты, глаза, которые она больше никогда не откроет. Вот сестра отсоединяет капельницу, убирает дыхательную трубку. Ее вдохи – едва заметные, неглубокие судорожные глоточки. Сестра выходит, закрывает дверь, оставив их вдвоем проделать путь к концу. Пока смерть не разлучит их…
Рука Сары на его руке, ласково скользит вверх и вниз:
– И что ты сделал потом?
Снова воспоминания, такие же яркие. Кипевшая в нем тогда ярость. Все его горе и боль, вылившиеся в чистейшую агрессию.
– Сел в машину и поехал к Фишеру.
– Поговорить с ним?
– Нет, – ответил Колдинг. – Убить. Я сшиб его, как только увидел, вмазал от души по колену. К моменту, когда нас растащили, лицо у него было как кровавая тряпка. Вояки хотели отдать меня под трибунал, но Фишер пустил в ход связи, чтоб дело замяли. Мне устроили увольнение с военной службы без почестей и привилегий.
– И что ты делал потом? – повторила Сара.
– Ничего. Полгода бездельничал. Нагуливал жир. Жалел себя. Получал пособие по безработице. Тосковал по жене. Потом мне позвонил Данте Пальоне. «Генада» взялась за решение проблемы дефицита органов. У них было множество направлений опытных исследований, но один подразумевал участие женщин в вынашивании трансгенных беременностей животных.
– Вынашивание… ты шутишь? И это – на законном основании?
– Нет. Научный работник «Генады» по имени Галина Порискова настучала про эксперимент Фишеру. У Данте было второе направление исследований, которые должны были решить проблему нехватки органов раз и навсегда, но если Фишер выдвинет им обвинения в экспериментах над людьми, то второе направление никогда не будет завершено. Я пообещал присоединиться, только если Данте немедленно свернет опыты с людьми. Хотел он слышать это от меня или нет, но я был нужен Данте. Я знал, как работает Фишер, знал методы USARMIID. Пальоне остановил эксперименты. Но к тому времени, когда Фишер добрался до «Генады», следов прегрешений не осталось никаких.
– Данте умен, – сказал Сара. – Безжалостен, но умен. Нанять человека, который сделает все, чтобы не дать людям умереть так, как умерла его жена, я права?
– Чертовски откровенно, но в самую точку.
– А Тим? Он каким боком здесь?
– Он выполнял кое-какие подрядные работы для USARMIID, – сказал Колдинг. – Исследовательского плана. Там мы и познакомились. В некоторой области науки я разбираюсь, но мне нужен был свой человек, чтобы быть уверенным, что «Генада» ведет честную игру. Я взял его на работу приходящим уборщиком. А когда Галина ушла, Данте завалил его деньгами, только чтобы Тим остался и заменил ее.
– Но как Данте нашелтебя? Как он узнал о тебе, о Фишере и о твоей жене?
– Точно так же, как нашел тебя, когда я подкинул идею о С-5. У Магнуса и Данте есть человек в высших кругах. По-моему, в НАСА. Человек этот имеет доступ к личным делам, и не только. Мы нашли тебя, выяснили, что тебе нечем платить за твой «семьсот сорок седьмой». А потом я пришел переговорить с тобой, и так получилось… получилось.
– Да, – сказала Сара. – Я помню. Вот и замкнулся круг. Почему же ты хотя бы не позвонил или не попрощался?
– Пойми, прошу… Я встретил тебя… через семь месяцев после смерти жены. Ты говорила о связи? Да, я тоже ее чувствую, но не могтакое чувствовать, когда ее могила еще только-только стала остывать. Я не мог предать ее память таким вот…
Сара шагнула и подалась телом вперед, пока их груди не встретились. Она подняла руки и погладила его по щеке; кончики ее пальцев были теплыми, несмотря на холод вокруг.
– Неудивительно, почему ты так фанатично предан этому проекту, Пидж. Я думала, ты мерзкий гаденыш, но теперь знаю, что ошибалась – ты совсем не мерзкий.
Колдинг рассмеялся:
– Ух ты. Не зря, значит, я вывернул тебе душу.
Ее улыбка угасла, и она снова коснулась его щеки.
– Любая женщина просто растаяла бы в душе, узнай она, каково тебе пришлось, Пидж. Ты сделал то, что считал нужным, чтобы хранить память о жене. Но с тех пор как она ушла, прошло уже больше семи месяцев. Ты волен продолжать жизнь дальше.
Колдинг склонился к Саре и поцеловал ее. Ее губы были мягкими и теплыми, и он забыл о холоде.
13 ноября. Не называй меня Большим папой
Имплантация + 4 дня
Один из его мобильных телефонов зазвонил. Левый нижний внутренний карман пиджака. Этот номер знал только один человек. Магнус быстро прошел в свой кабинет и плотно прикрыл за собой дверь. Ни к чему Данте участвовать в этом разговоре. Пока, во всяком случае.
Энтузиазм брата как будто угасает. Подобную ситуацию им уже приходилось пережить. С Галиной. Магнус, разумеется, все замял, как замнет и сейчас.
Он ответил в трубку:
– Говорите.
– А, приве-е-е-ет, Большой папа.
Телефонный код района – 702: Лас-Вегас. Все, что он знал о Фермерше: она когда-то работала в УНБ. Может, и сейчас там. Судя по паршивому качеству, сигнал преодолел добрую дюжину релейных станций, и Вегасом там и не пахло.
– Ты точно знаешь, где закатить вечеринку, – проговорила она. – Папа ищет тебя и твоих друзей в молочной промышленности.
Магнус кивнул. «Папой» был Фишер. Только ради этого она бы не стала звонить. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться: замдиректора ЦРУ Мюррей Лонгуорт пустит Фишера по следу Румкорфа и Цзянь. Он не любил оставлять хвосты.
– Почему бы папе не спросить меня напрямую? Он знает, где я живу.
– Знает, – ответила она. – Он едет навестить твоего братца.
Магнус почувствовал, как глаза сами сузились и поджались губы. Он дал себе команду расслабиться.
– И как успехи папы в поиске моих друзей?
– Ни малейшего понятия, с какого конца подступать. Черт, Большой папа, даже яне знаю, где они.
Подобный ответ от этой женщины можно назвать комплиментом: если Фермерша не может вас найти, значит, отыскать вас невозможно. Колдинг и Данте лихо провернули это дело, спрятав проект прямо под носом у американцев.
– Папа расстроен, – сказала Фермерша. – Если ваши друзья будут сидеть тихо, не думаю, что он вообще их найдет.
– Спасибо, порадовала. Что-то еще?
– Хотела бы немножко расширить свой гардероб. С каждым днем все так дорожает…
Фермерша просила прибавки. Она, черт бы ее взял, могла бы иметь прибавку. Благодаря ее интеллекту «Генада» осталась единственной лошадкой в гонке трансплантации.
– Хорошо, – сказал Магнус. – Возможно, Санта-Клаус будет добр к тебе в этом году.
– Я люблю Санту. Я люблюсидеть у него на коленях.
Магнус вздохнул и нажал отбой. Стоит Фермерше начать сексуальные намеки, ее будет не остановить. По правде говоря, звучала она чертовски сексуально, но он достаточно наслушался о ней в определенных кругах, чтобы знать: примешь горизонтальное положение с Фермершей, и все может закончиться очень плохо. У этой женщины с психикой не все в порядке.
Фишер и Лонгуорт пребывали в растерянности. В странах Большой восьмерки понятия не имели, что «Генада» продолжает поиск. Знали китайцы, но рассказывать не собирались: тем самым они бы поставили крест на шансе спасти миллионы своих соотечественников.
«Генада» сейчас располагала самым ценным ресурсом, на который могла рассчитывать, – временем. И все шло к тому, что проект Румкорфа мог стать успешным.
14 ноября. Жаркая полночь
Имплантация + 5 дней
Колдинг набрал суперсекретный пароль «0–0–0–0» и вошел в пост охраны. Гюнтер сидел у пульта, глаза широко раскрыты, пальцы летают над клавиатурой.
– Секундочку, – бросил он, не отрывая взгляда от экрана. Его пальцы не останавливались ни на секунду. Колдинг закрыл за собой дверь и стал ждать. Когда Гюнтера одолевает писательский зуд, остается лишь одно – дожидаться, когда он вернется к реальности.
«Она закричала… и схватила… сломанный кий для пула, – бормотал под нос Гюнтер, склоняясь так близко к монитору, что приходилось чуть поворачивать голову, чтобы читать слева направо. – Больше никогда, сказал Сэнсом… никогда… тебе не причинить боль моей любви. Он резко, с силой опустил кий… как топор… и кончик прошил насквозь… незащищенную… грудь… Каунт Даркона. Когда тело… исчезло… нет, погоди, когда тело… распалось…да, так лучше… он понял: все кончено. На веки вечные».
Гюнтер откинулся на спинку так, что кресло едва не опрокинулось, и победно вскинул кулаки.
– Конец, блин!
– Ты все?
– Да, черт возьми. Я только что закончил «Жаркую полночь». Готова трилогия!
– Отличная работа, – Колдинг взглянул на свои часы. – Не хотелось бы портить тебе праздник, но мне нужно отчитаться перед Данте.
– О да, конечно, – Гюнтер встал, затем потянулся сделать еще несколько нажатий клавиш. – Только сохраню этот кусочек великолепия.
– Мои поздравления. Когда собираешься отправить издателям? Как это вообще все будет?
– К черту издателей, – ответил Гюнтер. – Я собираюсь выложить своего младенца.
– Выложить?
– Ага. В онлайн, – пояснил Гюнтер. – Вот увидишь. Я соберу столько фанатов, что издатели будут просто вынужденыпредложить мне вкусный жирный договор.
Гюнтер направился к выходу, глаза вновь полусонные и полузакрытые. Он вытянул руку с растопыренными пальцами, Колдинг по ней хлопнул, после чего Гюнтер вышел, прикрыв за собой дверь.
Выложить книгу в сеть, бесплатно? Ничего глупее Колдинг в жизни не слышал.
Он двинул мышкой, кликнул на иконке с надписью «Манитоба» и стал терпеливо дожидаться соединения по линии закрытой связи с домашним офисом. Менее чем через минуту на экране появилась улыбающаяся физиономия Данте.
– Доброе утро, Пи-Джей. Как погодка у вас?
– Холодает, сэр. Говорят, нас еще снегом завалит.
– Зато погоняете на снегоходах. Замечательное время! Что у тебя?
– Они сделали это.
Колдинг наблюдал за реакцией Данте: надежда и скепсис.
– Они сделали – чтоконкретно?
– Имплантация.
– Ну, наконец-то, – скорее выдохнул, чем сказал Данте. – И пока все успешно?
Колдинг кивнул:
– Сорок семь коров стельные. Две отторгли имплантат, у одной беременность прервалась на второй день. Более того, всебеременности – двойни или тройни.
Данте просиял широкой, искреннейулыбкой. Колдинг подумал, что еще ни разу не видел настоящей, от души, улыбки Данте. Она делала его слегка похожим на маньяка.
– Теперь когда? – спросил Пальоне. – Когда ждать родов?
– Честно говоря, не знаем, – ответил Колдинг. – Главным нашим достижением было добраться до этого этапа, но доктор Румкорф сказал, что осложнения будут обязательно. Эмбрионы растут очень быстро, поэтому трудно реагировать на неожиданные проблемы. Прошло всего-то пять дней, а они уже фунтов по пятнадцать каждый.
– Если они выживут, сколько временипройдет до живогоживотного, Пи-Джей?
– Сейчас слишком рано об этом, – Колдинг пожал плечами, – но, наверное, от одного до трех месяцев.
Данте скривился.
– Приложите максимум усилий, чтобы дать мне хотя бы одно взрослое животное.
– Постараемся. Данте, раз уж мы на связи, могу я спросить, какие есть новости о докторе Хёль?
Данте откинулся на спинку. Было заметно, как он переменился в одно мгновение.
– С ней все отлично. Не волнуйся о ней, работай спокойно.
Эта тема явно была запретной. И отсюда, с Черного Маниту, Колдинг ничего не мог с этим поделать.
– А полковник Фишер? Догадывается, где мы?
– Нет, – покачал головой Данте. – Но ищет. Землю роет. Мы должны получить живых животных, если хотим иметь на своей стороне СМИ и общественность.
– Плоды будут расти со своей скоростью, Данте. Теперь уж как природа распорядится…
Данте ответ не понравился, но ему пришлось его принять. Он достаточно разбирался в биологии, чтобы понять: теперь все должно идти своим чередом.
– Очень хорошо, Пи-Джей. Держите меня в курсе.
Данте прервал связь. Колдинг посмотрел на часы. Можно сходить проведать Цзянь или попробовать найти Сару. Хотя Цзянь сейчас с Румкорфом и Тимом… с ней все в порядке.
Значит, он пойдет поищет Сару. Колдинг вышел из помещения поста охраны, вновь удивившись тому, насколько нервничает и волнуется перед разговором с ней.
14 ноября. Вкус
Имплантация + 5 дней
Два формирующихся существа плавали внутри плодного пузыря, прижавшись лбами друг к другу, словно спящие влюбленные. Жидкая среда поддерживала их растущий вес. Миллионы химических соединений свободно дрейфовали в составе этой жидкости. Некоторые из этих соединений были достаточно сильными, чтобы регистрироваться как запахи.
И другие, достаточно сильные, чтобы регистрироваться как вкусы.
Внутри двух крохотных ротиков эти вкусовые соединения приземлялись на крохотные язычки. Только что сформировавшиеся дендриты выстреливали химические сообщения – сообщения, которые преодолевали крохотный промежуток, известный как синапс, чтобы приземлиться на аксоны следующей нервной клетки. Этот процесс путешествовал по цепочке – от крохотных язычков до крохотных мозгов – за долю секунды.
Вкусовые сигналы приводили в действие крайне примитивную зону в только что сформировавшихся мозгах. И фактически вкус «запустил» мозги в первый раз.
Не было ни мыслей, ни решений, хотя они и появятся достаточно скоро. Была лишь скоротечная, интенсивная гонка со временем наперегонки.
А вкус пробудил инстинкт, который будет двигать каждым моментом бодрствования этого существа.
Голод.
15 ноября. Корова номер шестнадцать,
минус одна
Имплантация + 6 дней
Кто-то тряс его за плечо.
Клаус Румкорф попытался открыть глаза, но их словно залило клеем. Сквозь сомкнутые веки бил резкий свет.
– Док, подъем.
Голос Тима? Тима, который заменил Эрику. Острое, болезненное осознание пустоты. Клаус ведь сказал себе, что больше не чувствует к этой женщине ровно ничего. В это легко было поверить, но сейчас, когда ее не стало, он чувствовал, как ему не хватает Эрики.
– Да просыпайтесь, черт вас дери, – голос Тима звенел тревогой. От него разило виски. И нечистым телом: интересно, как давно он был в душе последний раз?
– Ну давай, старичок, – молил Тим. – У нас проблема с коровой номер шестнадцать.
Клаус застонал. Спина задеревенела. Где он спал? На койке. В самолете. Ему даже в голову не пришло вернуться в особняк. Вместо этого он спал в комнате отдыха самолета. А запах немытого тела? Это не от Тима. И душ, наверное, исправен. Клаус разлепил глаза и увидел расплывчатое, обеспокоенное лицо Тима.
– Шестнадцатая? – спросил Клаус, потянувшись за очками. – У нее двойня или тройня?
– Быладвойня, – ответил Тим. – А сейчас УЗИ показывает только один эмбрион.
Клаус нацепил очки. Слова Тима попали в цель. Клаус встал и вышел из комнатушки, Тим следовал буквально по пятам.
15 ноября. Это ненормально
Имплантация + 6 дней
Колдинг невольно заморгал. Разумеется, наука есть наука, но это не отменяло того факта, что он наблюдал за тем, как Тим Фили ввел трубку в вагину коровы. Животное было подвешено на ремнях, удерживавших копыта в нескольких дюймах над полом. Длинные перчатки на руках Тима были в комковатой светлой субстанции, которой, решил Колдинг, могла быть только коровья смегма.
– Еще чуть глубже, – сказал Румкорф: голос звучал ровно, но чувствовалось, что он с трудом сдерживает гнев и раздражение. Клаус сидел за портативной оптоволоконной рабочей станцией, напряженно всматриваясь в изображение монитора, – розоватый туннель: коровья матка, вид изнутри.
Станция трехмерного УЗИ стояла рядом, прижатая к двери стойла, что напротив «коровы-16». Цзянь, наполовину скрытая аппаратурой, старалась не мешать. Румкорф втиснул свою рабочую станцию сюда, раздраженный тем, что высокотехнологичное золотистое изображение показало только одного зародыша предка там, где вчера их было два. Затем он начал орать, по-видимому, когда Цзянь улизнула, чтобы вызвать в С-5 Колдинга.
– Глубже, – повторил Румкорф. – Глубже давай.
– Обожаю, когда вы говорите сальности, – сказал Колдинг.
Румкорф вздохнул и покачал головой:
– Неподходящее время для идиотских шуток.
– О, пардон, просто хочу поднять вам настроение.
– Хочешь, да не поднимешь.
Румкорф был в ярости оттого, что корова реабсорбировала одного из двух своих зародышей. Реабсорбация происходила, когда тело матери предпринимало некое примитивное, однако ожидаемое решение не только отказаться от крохотного плода, но также разложить его и вновь использовать как «сырье». Проблема состояла в том, что реабсорбация случалась только тогда, когда зародыши весили несколько унций, – и никогдане случалось, когда вес их достигал почти двадцати фунтов.
– Да глубже, черт! – рявкнул Румкорф. – Я не собираюсь торчать тут весь день! – Зачес, прикрывавший его лысину, начал расползаться.
Тим в стойле начал потеть.
– Да ладно вам, док, – сказал Колдинг. – Не переживайте так.
– В вашем участии не нуждаюсь, Колдинг. Заткнитесь, или я вышвырну вас отсюда. МистерФили, вы просто несносный идиот! Вы можете хотя бы исполнять свои чертовы обязанности?
Истерику пора было прекращать. Колдинг опустил руку на плечо Румкорфу, большой палец скользнул за трапециевидную мышцу слева от шеи, а указательный палец оказался спереди, прямо над ключицей. Последовало одновременное нажатие обоих пальцев.
Румкорф застыл в кресле и коротко с шипением выдохнул.
– Нам всем здесь очень нелегко, док. Согласны?
– Да, – ответил Румкорф. – Конечно.
– Хорошо. И вы знаете, что крик и стресс серьезно влияют на Цзянь, поэтому давайте все решать спокойно. Тим отлично справляется, согласны?
Колдинг чуть ослабил хватку, но продолжал крепко удерживать мышцу между указательным и большим пальцами.
– Конечно, – согласился Румкорф. – М-м… Тимоти. Приношу извинения.
В стойле рассеянно кивнул Тим. Его внимание было по-прежнему сосредоточено на оптоволоконной трубке.
Колдинг разжал пальцы и быстро и дружелюбно размял плечи Румкорфу.
– Ну, вот и отлично, док.
Румкорф подался вперед, наверное уже забывая выговор Колдинга. На мониторе появилось кристально чистое изображение. Колдинг почувствовал, что справа подошла Цзянь, слева – Тим; все трое смотрели на картинку поверх всклокоченного зачеса Румкорфа.
Клаус протянул руку, коснувшись экрана кончиками пальцев:
– Красивый, правда?
– Он вырос, – тихо проговорил Тим. – Он не должен быть таким большим… Это невозможно.
Плацентарный пузырь заполнил экран – полупрозрачный, розовато-белый, с прожилками красных и голубых вен. Внутри пузыря – эмбрион предка в профиль. Его голова казалась вдвое крупнее тела. Крохотные лапки сложены под длинной мордочкой, большую часть которой занимал огромный, голубоватый прикрытый глаз. Колдинг даже разглядел маленькую, трепещущую штучку… бьющееся сердце предка.
– Средний вес эмбрионов двадцать фунтов, – тихо сообщила Цзянь. – Они набирают двадцать фунтов за шестьдней.
Кончики пальцев Румкорфа обвели контур закрытого глаза. Он повернулся и ошеломленно посмотрел на Колдинга, от гнева не осталось и следа.
– Вы понимаете? Мы сделали невозможное!
Колдинг был не в силах подобрать слова. До настоящего времени это было чем-то на бумаге, процессом, которым он руководил, – по сути примерно так человек может руководить линией сборки на заводе. Даже золотистого цвета изображение на экране трехмерного УЗИ казалось каким-то… Голливудом. Живое изображение с оптоволоконной камеры наконец окончательно продемонстрировало в полном цвете: это было живое существо.Созданный человеком организм, родившийся где-то в гениальных фантазиях Цзянь и Румкорфа, затем прорвавшийся своим путем к жизни.
Колдинг с трудом оторвал взгляд от экрана, чтобы посмотреть на маленького человека, благодаря которому все это случилось:
– Чертовски впечатляюще, док.
Румкорф повернулся, улыбнулся и начал было отвечать, но испуганный крик Цзянь оборвал его. Ужас исказил ее лицо в карикатурную гримасу смятения, приковал ее внимание к экрану рабочей станции. Как один, Колдинг и Румкорф повернулись к экрану.
Эмбрион предка, раскрыв глаз, смотрел прямо на них.
Румкорф отдернул пальцы от экрана и едва не опрокинулся на Пи-Джея.
Волна неизъяснимого страха прокатилась вверх по позвоночнику Колдинга, прежде чем он вспомнил, что перед ним всего лишь компьютерный монитор, а на нем – изображение маленького эмбриона, а не какого-то шестифутового зверя, вперившего в него злобный пристальный взгляд.
Руки Цзянь взметнулись к голове и схватили полные пригоршни волос:
– Тиан-а! Он бросится на нас!
– Цзянь, ну-ка успокоиться! – рявкнул Колдинг. – Клаус, такое возможно?
– Нет, – ответил Тим. – Черта с два такое возможно.
Цвет кожи Румкорфа казался еще бледнее обычного, как у полуживого.
– Признаться, это несколько необычно, однако не настолько, чтобы беспокоиться.
– Что? – удивился Тим. – Несколько неожиданно?Мужик, ты что плетешь? Да ты только посмотрина эту чертовщину!
– Мистер Фили! Я не собираюсь…
И вновь Румкорфа прервали, на этот раз смазанным движением на мониторе, приковавшим внимание всех четверых. Эмбрион предка повернул клиновидную голову. Теперь два черных глаза пристально смотрели с экрана прямо через полупрозрачный плацентарный пузырь. Колдинг понимал, что на самом деле эмбрион смотрит на оптоволоконную камеру внутри матки, но маленькие глазки, казалось, сверлили взглядом именно его.
– Странно, – проговорил Румкорф. – Большинство млекопитающих открывают глаза лишь после появления на свет.
Эмбрион раскрыл рот и качнулся вперед, ударившись о внутреннюю стенку пузыря и промяв ее наружу, как мокрый розовый воздушный шарик. Все вздрогнули. Цзянь закричала еще громче. Крохотная головка подалась назад, растянутая и порванная оболочка пузыря обвисла. Еще один яростный удар. Непропорционально большая голова продралась сквозь оболочку в облаке крутящейся жидкости. Зияющая глотка, заостренные зубы. Челюсти схлопнулись, и изображение исчезло с экрана, сменившись «снегом» помех.
Из стойла донесся звук всплеска. Колдинг оглянулся и увидел жидкость, хлещущую из коровьей вагины, трехсекундный поток, низвергающийся на пол и тотчас резко прекратившийся.
Цзянь закричала что-то на китайском; ее голос звенел, полный легко узнаваемого страха. Она схватила себя обеими руками за волосы и дернула. В стиснутых пальцах остались длинные черные пряди.
Колдинг схватил ее за плечи и развернул к себе:
– Цзянь, прекрати немедленно!
Она уставилась на него: в распахнутых глазах – первобытный страх. Она словно была в ужасе от Колдинга, словно это был не ее друг, а кто-то другой. Или что-тодругое. Цзянь выдрала еще две пригоршни волос из головы, затем с силой пихнула Колдинга в грудь. Движение застало его врасплох. Он попытался удержать равновесие, но зацепился ногой за табурет Румкорфа, сбив его и уронив обоих мужчин на обрезиненную палубу. Цзянь бросилась бежать и скрылась из виду на склоне опущенной кормовой рампы, откуда прилетело эхо ее тяжелых шагов.
Румкорф первым оказался на ногах, удивив проворством. Он помог подняться Колдингу.
– Вы в порядке?
– В полном. Док, даже не пытайтесьубедить меня в том, что увиденное мной сейчас – нормально.
– По-видимому, это всего лишь рефлекторная актив…
– Идите к черту! – сказал Тим. – Вам не мешало бы подучить биологию, докторРумкорф.
Колдинг оставил обоих, бросившись мимо покорных коров в плексигласовых стойлах, и сбежал с кормовой рампы.
– Цзянь, подожди!
Она продолжала бежать к двери ангара; жир трясся в такт ее паническому бегу. Колдинг догнал ее за мгновение до того, как она ухватилась за ручку двери. Цзянь развернулась и вновь попыталась оттолкнуть его, но он схватил ее за запястья. Несколько мгновений китаянка сопротивлялась, но он держал крепко. Ее расширенные ужасом глаза смотрели на него, не узнавая.
– Тише, тише, – сказал Колдинг. – Цзянь, просто успокойся, и все.
Она часто-часто заморгала, затем ее зрению словно вернули резкость. Она упала ему на руки. От внезапного движения и ее веса Колдинг отступил на шаг, но удержал. Цзянь обвила его руками и прижалась головой к груди, ее тело била дрожь.
16 ноября. Аутопсия
Имплантация + 7 дней
