Текст книги "Флёр"
Автор книги: Синтия Хэррод-Иглз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц)
– Я вас не понимаю, – проговорила она, чувствуя, что сейчас это самый подходящий ответ, и, чтобы сбить Джерома с толку, добавила: – Он прекрасный наездник.
– Да, причем на серой лошади де Берга, а она с большим норовом.
– Я сразу поняла, что он взял ее не напрокат. А кто такой де Берг?
– Лучший друг лорда Кардигана. Местный повеса. В игорных клубах и на скачках известен по кличке «Эсквайр ада».
Флер посмотрела на его изборожденный морщинками профиль.
– Вы этого не одобряете?
– Берг обычно никому не доверяет своих лошадей.
Флер почувствовала его скрытый укор.
– Как они познакомились?
Теперь Джером посмотрел на нее.
– Граф Карев, похоже, знаком здесь со всеми. – Он слегка унял шаг своего мерина и продолжал: – Несколько дней назад вы уверяли меня, что у вас с ним поверхностное знакомство, а сейчас я вижу, что он завязал чуть ли не интимные отношения с леди Маркбай.
Флер вспыхнула.
– А моя тетушка Венера разъезжает в карете с мистером Полоцким, дядя Фредерик обедает с бароном Брунновым. Боже, мне нужно напомнить членам своей семьи, чтобы они не забывали попросить у вас разрешения, когда им вздумается завязать дружбу с человеком русского происхождения!
Джером от досады кусал губы.
– Прошу меня извинить, – тихо произнес он. – Я был дерзок с вами. – Флер не стала заострять на этом внимание. Через минуту он продолжал, но без прежней самоуверенности: – Я забочусь о вашем благополучии и хотел только вас предостеречь. В своей стране Карев пользуется отнюдь не безупречной репутацией…
– Вам лучше позаботиться о себе самом. Граф Карев – друг моего отца, – сухо ответила Флер, пришпоривая Оберона. – Ну, теперь наконец перейдем на галоп!
Оберон был только рад этому и ринулся вперед, он пролетел всего несколько ярдов, но охватившее его возбуждение тут же передалось остальным лошадям. Все они резво помчались по открытой местности. Флер, бросив взгляд на мисс Кавендиш и убедившись, что с ней все в порядке, еще больше отпустила поводья.
Широкий луг, бешеный стук копыт еще больше раззадоривали лошадей, и они начали скачку, стараясь обогнать друг друга. Лорд Джеймс Пэджет кричал: «Го-го-го!» – и ему вторили мистер Чигвелл из Английского банка, господа Родинг и Ньюбери из семнадцатого уланского полка. Их возгласы были похожи на заливистый лай гончих.
– Вперед, мисс Гамильтон! – крикнул Пэджет, глядя на нее с улыбкой. – Ну-ка, покажите им всем, на что вы способны. Сейчас мы устроим настоящую охоту!
Флер знала, что у капитана Джерома связаны руки из-за его безупречных манер. Поэтому он ни за что не оставит одну мисс Кавендиш, чья спокойная лошадь не годилась для сумасшедшей гонки. Улыбнувшись, Флер, довольная, наклонилась к Оберону и что-то прошептала ему на ухо. Тот начал набирать мощными рывками скорость, словно паровоз, и быстро пронес ее мимо джентльменов к передней линии. Оберон был крупным, быстроногим мерином, к тому же вес седока не тяготил его. Вырвавшись вперед, он помчался с такой скоростью, что захватывало дух, а прочим оставалось лишь с завистью глядеть им вслед.
Упоение скоростью охватило Флер, вытеснив из головы все остальное. Она видела перед собой только торчащие уши лошади, расплывшуюся в неразличим мое пятно землю внизу. Губы ее раскрылись, чтобы пить воздух, хлеставший, словно кнутом ее лицо, а глухие удары копыт о зеленый дерн отзывались точно такими же ударами у нее в крови. Лошадь, переходящая на галоп, – что еще могло так возбуждать, так будоражить, так волновать? Сковывающие ее тело обручи лопались один за другим – пропали, остались позади недели, проведенные в чопорных гостиных и столовых, постоянные хлопоты о нарядах, размеренные прогулки верхом по Гайд-парку. Флер чувствовала, что вот-вот полетит сама. От счастья она даже не заметила, как с головы у нее слетела шляпка, покатившись по зеленой траве.
Впереди показались деревья молодого леса, и Оберон, слегка изменив курс, побежал по обочине. Вдруг он, пригнув уши, услыхал громовой стук догонявшей его лошади. Флер заметила расплывчатую фигуру. Это, конечно, был он. Граф скакал рядом на своей чубарой. Какая это была гонка! Они мчались все быстрее и быстрее! Оберон немного прибавил скорость, но его энтузиазм вдруг спал, и он начал сдавать. Серая лошадь Карева шла рядом, не уступая, а Оберон постепенно замедлял бег, пока вовсе не перешел на скорый шаг.
Карев посмотрел Флер в глаза и одобрительно улыбнулся.
– У вас отличная лошадь, прекрасно скачет! Не нужно ее загонять – у нас еще будет возможность для галопа.
Позволив Оберону перейти на рысцу, потом на шаг, Флер опустила поводья. Он фыркнул, пару раз чихнул и наконец с видимым удовольствием вытянул шею. Оглянувшись, она увидела за спиной остальных. Все они еще шли легким галопом. Поднеся руку к голове, она почувствовала, что на ней нет шляпки.
– Не беспокойтесь, – сказал граф, – я видел, где она упала. На обратном пути мы найдем ее.
Первым к ним подъехал Пэджет.
– Ну, мисс Гамильтон, вы поддали жару, смею вам заметить! Отлично!
– Оберону очень хотелось как следует пробежаться, он давно застоялся.
Джеймс потрепал свою лошадь за холку.
– Да, мой бедный Самсон уже сдает, – с горечью в голосе добавил он. – Он мой старый друг, и мне доставляет гораздо больше удовольствия скакать на нем, а не на молодой лошади. Вы знаете, как он волнуется, как переживает, когда видит, как я выхожу, оставляя его одного в конюшне! Должен сказать вам, граф Карев, у вас отличная лошадь. Вы, несомненно, обогнали бы нас всех, если бы только дали ей волю.
– Нет, нет, – с серьезным видом ответил Карев. – Как вам могла прийти в голову такая мысль. Мисс Гамильтон честно выиграла гонку.
– Да, разумеется, – спохватился Пэджет. – Мисс Гамильтон всегда выигрывает. Когда я впервые увидел ее, она сразила меня одним взглядом. Я очутился на полу!
– Но сегодня, – твердо возразила Флер, – я не выиграла гонку, потому что не думала об этом. Я просто наслаждалась скачкой и о вас всех позабыла.
– Ах, как вы жестоки! – рассмеялся Пэджет, поглядывая на Карева и ища у него поддержку. – Как она топчет слабых! Она знает, что я готов за нее умереть!
– Красота всегда жестока, – с серьезным видом ответил Карев. Все поэты еще в далеком прошлом это отмечали.
К ним подъехали остальные участники пикника, весело о чем-то беседуя. Флер к ним не прислушивалась. Она была поражена, озадачена. Почему это Пэджет позволял себе обращаться к графу так, словно он принадлежал к более старшему поколению, чем они все, словно он согласился сопровождать на прогулку этих резвящихся юнцов.
Сэр Фредерик подъехал к Росяному пруду, когда гости облюбовывали для себя места, чтобы начать пикник, и слуги расстелили скатерти в тени серебристых берез. В его фаэтоне, запряженном парой лошадей, сэра Ранульфа не оказалось.
– Когда я уезжал, он так и не появился. Думаю, он забрел в оранжерею в Кью и забыл о нас, – объяснил сэр Фредерик.
– Или в Чизвик-хауз, или на гору Сион, или в Тимбукту, – добавила, правда, беззлобно Венера. Все знали причуды сэра Ранульфа, и никто им уже давно не удивлялся. Но Флер перехватила взгляд графа, в котором сквозило вовсе не нужное ей сожаление по этому поводу.
Устроившись рядом с женой, сэр Фредерик поманил Флер, освобождая для нее место рядом с собой на расстеленном пледе.
– Боюсь, должен сообщить тебе неприятную новость, – сказал он. – Об этом я узнал в кулуарах парламента.
– В чем дело, дядя?
– Это касается молодого Теодора Скотта. – У Флер упало сердце. – Я столкнулся с лордом Регланом, и он сообщил мне, что в Вулвиче вот-вот разразится грандиозный скандал.
– Боже мой! Что случилось?
– Боюсь, юный идиот попал в серьезную передрягу. – Он внимательно посмотрел на племянницу. – Думаю, Фло, тебе это не понравится. Он покинул полк без увольнительной. В тот вечер, когда состоялся бал у Олдерни, он был дежурным офицером, но когда полковник вдруг решил сменить караул, просто так, для учебы, то его нигде не оказалось, – Флер молчала, но по ее покрасневшим щекам Фредерик предположил худшее. – Тебе что-нибудь известно об этом, моя любовь?
– Я видела Тедди на балу, – нехотя призналась Флер. – Он перелез там через стену. Я сказала ему, чтобы он немедленно возвращался в часть. Я надеялась, что его не хватятся.
– Твои надежды не оправдались. Для чего он все это затеял?
Флер попытался отвести взгляд в сторону.
– Тедди хотел потанцевать со мной. Он думал, что мне понравится его отвага.
– О, Боже! Именно этого я и опасался.
– Да, я знаю. Вы предупреждали меня. Но я думала…
– Ну, знаешь, даже я не предполагал, что он может зайти так далеко. Видишь ли, появление на балу – не первая его выходка. Тедди постоянно нарушает дисциплину с того времени, как ты приехала в Лондон.
– Все это время?
– Да, боюсь, что так. Ты не волнуйся, Тедди не назвал твоего имени, все же он джентльмен. Он отказался привести причину своего отсутствия.
– Мне все равно, пусть называет, – с жаром возразила Флер, но Фредерик охладил взглядом ее пыл.
– Нет, милая, тебе далеко не все равно. Дело в том, что если бы он был в гусарском полку или в одном из модных полков, то на все это могли посмотреть как на шалость. Его отправили бы в казарму, дали бы несколько нарядов вне очереди или что-то в этом роде. А то, что он поступил так ради любви, лишь возвысило бы нашего героя в глазах товарищей. Но военные инженеры – совсем другое дело. Там разгорелся нешуточный скандал.
– Ну вот! Я так и знала! – вмешалась в разговор Венера. – Сколько раз я тебе говорила, Флер, не тратить понапрасну с ним время, тебя предостерегал и дядя, но ты разве послушаешь?
– Не моя вина, что Тедди такой дурак!
– Не дерзи нам, мисс! Если ты считаешь, что можешь стать более заманчивой партией, позволив трепать свое имя в связи с глупым скандалом, то ты ничего не знаешь о нашем обществе.
– Почему я должна быть с ним связана? Тедди никогда не допустит этого.
– Дело в том, любовь моя, что скандал может стать общественным, – пояснил Фредерик. – Реглан не скрывал своей серьезной озабоченности сложившейся ситуацией. Он боится, как бы молодому человеку не предстать перед военным трибуналом.
Флер побледнела как полотно.
– Если трибунал состоится, то об этом напишут в газетах, и то, что твое имя не будет упомянуто в отчетах, ничего не скроет. Люди сразу поймут что к чему. Тебя часто видели в его обществе. А газеты просто обожают такие скандальные истории, любовь моя.
– Но… если дело дойдет до военного трибунала, что будет с ним?
Фредерик пожал плечами.
– Он будет уволен со службы – в этом нет никакого сомнения. Ведь это был не единичный проступок. Он постоянно нарушал воинскую дисциплину. Нет, его непременно прогонят с позором. Военные инженеры – ребята твердолобые. Им не нравится, когда из них делают дураков.
Флер лихорадочно размышляла над тем, что произошло.
– Дядя, а не могли бы вы обратиться к герцогу! Он ваш близкий друг и наверняка сделает что-нибудь ради вас. Он вмешается, накажет Тедди, может быть, лично, чтобы больше об этом никто не знал. Он ведь ваш друг, он вам не откажет. Одного его слова достаточно!
Фредерик с трудом сдержал смех.
– Флер, любовь моя, неужели ты считаешь, что герцог Веллингтон станет заниматься делом, связанным с нарушением воинской дисциплины? Да никогда в жизни! Ты не знаешь, о чем говоришь!
– Но дядя, я серьезно…
– Послушай меня. Герцог больше всего в жизни ценит дисциплину, эффективность и высокую репутацию британской армии. Все остальное подчинено только этому. Он постоянно повторяет, что командир должен выработать в себе привычку проявлять полное безразличие к судьбе отдельного солдата или офицера, не обращать никакого внимания на их личные чувства ради величия и благосостояния всей армии. Герцог никогда не заступился бы за собственного сына, если бы тот в чем-нибудь провинился. Даже если бы он оказался невиновен, он с легким сердцем пожертвовал бы им ради правого дела. Нет, любовь моя, он нам не поможет.
– Но ведь что-то можно предпринять?
– Мне бы очень хотелось. Если бы речь шла о каком-нибудь другом полке, но военные инженеры – уволь! У меня там нет никакого влияния. Боюсь, что твоему Скотту придется смириться со своей судьбой.
– Хорошо тебе рассуждать, Фредерик, а что будет с Флер? Что, наконец, будет с нами? Мы тоже должны смириться со своей судьбой, как ты полагаешь? – с возмущением заговорила Венера.
– Нужно глядеть правде в глаза, – ответил Фредерик. – Быть может, это и неприятно, но все проходит. Как только разразится очередной скандал, о предыдущем тут же все позабудут. – Венера презрительно фыркнула, а Фредерик продолжал: – Ты могла бы уехать из Лондона. Если дело дойдет до военного трибунала, так будет лучше. Нужно переждать, пока закончится суд, пока страсти улягутся. Ты, Ви, могла бы съездить с Флер за границу. Не сомневаюсь, вам такое путешествие понравится.
– Когда, по-вашему, может состояться военный трибунал? – чуть слышно спросила Флер.
– Если все необходимые документы будут поданы через пару дней, то он может начаться где-то в середине июня. Обычно требуется подготовительная работа в течение трех-четырех недель.
– Середина июня! Нет! – воскликнула Флер, я не желаю уезжать из Лондона. Ни сейчас, ни потом… До закрытия выставки.
– Боже, одумайся, Фло! – нетерпеливо произнес Фредерик. – Ты уже видела выставку. Пора и меру знать.
– Все произошло из-за этой выставки, – грустно заметила Венера. – С самого начала я говорила, что это безумная идея, теперь вы сами убедились, что я была права!
Флер старалась пока не думать о скандале и не выдавать перед гостями своих чувств, но это ей плохо удавалось. Она считала себя виновницей случившегося с Тедди несчастья, и от этого у нее становилось еще тяжелее на душе. Как глупо поступил Тедди, к чему такие сумасбродные поступки! Нет ничего хуже, ничего более раздражающего и досадного, чем стать предметом чьего-то ненужного обожания. Когда перед тобой стелется постылый тебе человек, хочется на него наступить каблуком. Безнадежная страсть не вызывает сострадания, а лишь злое чувство мести, и это не может принести ничего хорошего ни одному, ни другому.
Флер размышляла над этим, так и не прикоснувшись к куску пирога на тарелке, как вдруг рядом с ней на землю опустился граф и тихо спросил:
– Что с вами? Что случилось?
Она тупо посмотрела на нее, все еще до конца не расставшись со своими мрачными мыслями.
– Я видел, с каким серьезным лицом ваш дядя разговаривал с вами. Вы попали в беду?
– Думаю, что да, – вздохнула она.
– Позвольте мне помочь вам, – искренне предложил Карев.
Флер, заглянув ему в лицо, вдруг почувствовала радостное, теплое спокойствие и полное к нему доверие, словно уставший, затерявшийся в толпе ребенок, вдруг нашедший снова своего дорогого, заботящегося о нем родителя.
– Вряд ли кто-нибудь сможет помочь мне в этой ситуации.
– Все же скажите мне, – продолжал настаивать он, улыбаясь. – Вы сами убедились, что я умею творить чудеса в самых непредсказуемых обстоятельствах. Разве я не призывал вас доверять мне?
– Мне кажется, что в этом случае не поможет даже ваше могущество, – ответила Флер с чуть заметной улыбкой. – Можете ли вы повлиять на всю английскую армию и на герцога Веллингтона в придачу?
– Если вы меня об этом попросите. Но, быть может, это ни к чему? Всегда можно найти хитроумный выход. Только скажите, что случилось.
Она почувствовала облегчение от его присутствия. Понимая, как это все нелепо, Флер рассказала ему о случившемся.
8В тот вечер не было никаких светских мероприятий. Лорд и леди Маркбай отобедали на Ганновер-сквер, и после обеда сели с Полоцким за игорный стол, чтобы сыграть партию-другую в вист. Когда они вернулись из Ричмонда, их дома уже ожидал сэр Ранульф. Он нисколько не сожалел о том, что не попал на пикник, так как совершенно забыл о нем по приезде к себе в Чизвик. Только когда к нему зашла служанка осведомиться об обеде, он вспомнил, что Флер нет дома. Сэру Ранульфу не хотелось коротать весь вечер в одиночку, и он, отказавшись от обеда, надвинул поглубже шляпу и поскакал назад, в Лондон.
Когда игроки в вист устроились в самом дальнем углу длинной гостиной, сэр Ранульф потянулся было за газетой, но передумал и предложил вдруг Фредерику сыграть в шахматы. Фредерику хотелось просто посидеть рядом с Флер и поболтать с ней. Он понимал, какое у нее сейчас настроение – чему же здесь удивляться! Он бросил на нее вопросительный взгляд. Она покачала толовой.
– Не стоит отказываться от удовольствия ради меня, дядюшка. Я так устала, и меня уже клонит ко сну.
– Не сыграешь ли для нас? – предложил Ранульф. – Что-нибудь негромкое, умиротворяющее.
– Да, любовь моя, прошу тебя, если тебе это не доставит большого труда, – подхватил Фредерик. – Ты же знаешь, как музыка успокаивает.
Флер позволила ему открыть крышку фортепиано, зажечь свечи и поставить на пюпитр ноты. Фредерик все еще считал, что племяннице требуется утешение. Но она мечтала только об одном – чтобы ее оставили в покое, ей не хотелось отдаваться во власть черных мыслей. Флер нужно было подумать о случившемся, еще раз проанализировать то, что было ей сказано. Расправив юбки, она села за фортепиано и, бросив беглый взгляд на ноты, начала играть прелюдию Баха, которую знала наизусть. Нажимая пальцами на клавиши, Флер извлекала из инструмента математически выверенную музыку. Расплывчатые пятна горящих свечей стояли у нее перед глазами, и она вдруг почувствовала, как оживились ее мысли, как легко они выскользнули из этой тихой комнаты…
После того как Флер рассказала графу о неприятной истории, в которую попал Тедди Скотт, он, извинившись, встал.
– Я не могу все время находиться рядом с вами, хотя, вполне естественно, сильно желаю того, – объяснил ей Карев, – но я не хочу, чтобы на вас косо смотрели. Мы поговорим об этом деле попозже, когда отправимся на поиски вашей шляпки.
– Шляпка. Да, я совсем забыла о ней.
– Забудьте и сейчас, – посоветовал он ей. – Я напомню вам в нужный момент.
Ричард со своими приятелями опоздали к началу. Они прискакали, когда все уже ели. Их приезд вызвал веселое оживление, особенно среди молодых леди, которые тут же принялись одергивать юбки, щурить глаза и мило улыбаться молодцам в неотразимой форме.
Флер, увидев, что брат направляется к ней, насторожилась. То, что произошло с Тедди, сейчас, конечно, самая важная новость. Он, разумеется, об этом слышал, и ей придется пройти через испытание еще раз и выслушать все от него. Но Флер, к счастью, ошиблась. Ричард хотел поговорить с ней о лошадях.
– Послушай, Фло, – крикнул он, шлепнувшись рядом с ней на траву и забыв в состоянии возбуждения принять свой обычный томно-скучающий вид. – Правда, что у Карева отличная лошадь, а?
– Да, – согласилась она самым невинным тоном. – Она, как я полагаю, может украсить любого кавалериста.
– Нет, ты послушай. А знаешь, кому принадлежит лошадь, на которой он здесь гарцует? Это же чубарая де Берга! А хочешь знать, кто такой де Берг?
– Он – «Эсквайр ада».
– Кто тебе сказал?
– Капитан Джером. Он считает, что с де Бергом не стоит поддерживать знакомство.
– Да, он прав, Губерт де Берг, конечно, парень что надо, но он закадычный друг нашего командира и, клянусь Юпитером, большой знаток лошадей! Они оба в этом деле доки. Лорд Кардиган – потрясающий наездник, он выезжает на охоту шесть дней в неделю, и перед ним не существует никаких преград. Свободен, как птица! Но вот в чем загвоздка. Ни тот, ни другой никогда не давали никому своих лошадей. Только друг другу. Выходит, этот Карев важная персона, к тому же превосходный наездник. Черт подери, не так-то просто справиться с этой серой лошадкой! Можешь мне поверить.
– Она кажется такой спокойной, такой смирной, любой может безбоязненно сесть на нее, – заметила Флер. Ричард даже покраснел от возбуждения.
– В том-то вся и штука, и не притворяйся, что ты этого не понимаешь! Я намерен пойти к нему и засвидетельствовать свое почтение, ведь он – друг моего полковника.
– Опомнись, Дик, не будь приставалой, – торопливо одернула его Флер.
– И не собираюсь, – огрызнулся он. – Я делаю то, что требуют приличия. Ты просто не понимаешь, что такое этикет, – но что требовать от женщин? Жаль, что здесь нет отца. Готов держать пари, ему захотелось бы с ним познакомиться.
– Ты немного опоздал, они давно знакомы и большие друзья. Граф Карев знает кучу вещей о садоводстве.
Ричард открыл рот от удивления.
– Это правда? Такая важная персона, как он, интересуется садоводством?
– Его отец – известный садовод-любитель у себя в стране.
– Тогда все в порядке, – со счастливым видом заключил Ричард. В любом случае, если кто-то спросит меня о цветах, то я расскажу немало, все, что слышал от отца. Ты ведь знаешь, как такие сведения легко укладываются в голове, хотя ты ни черта не понимаешь.
Ричард быстро удалился. Флер с тревогой глядела ему вслед. Карев, похоже, целиком завладел и его вниманием, и, судя по покрасневшим щекам брата, по пытливому выражению лица, граф не обманул его ожиданий.
Скоро он вернулся и с важным видом сообщил:
– Все, Фло. Мы с Каревым договорились поехать на поиски твоей шляпки. Выедем раньше других, так как на поиски придется затратить уйму времени. Кажется, только вы с ним знаете, где она упала. Но он настаивает, чтобы я из приличий, составил вам компанию, так как здесь нет отца. Граф правильно мыслит, как ты думаешь? Поэтому я пригласил еще и Брука, пусть едет с нами, четыре пары глаз лучше трех, а?
– Ты очень добр, Дик, – сказала она с серьезным видом.
Вдруг перед ее глазами предстала такая картина: Ричард с его другом Бруком старательно ищут в кустах ее шляпку, а они с Каревым спокойно едут сзади, наслаждаясь беседой и обществом друг друга. И все приличия соблюдены!
Реальная картина нисколько не отличалась от воображаемой.
– Я начинаю думать, что вы беспринципный человек, – сказала она, когда они ехали рядом в десяти ярдах от галантных молодых офицеров, – когда вам требуется добиться своей цели…
– Нет, я не беспринципный, просто дотошный, – без тени обиды ответил граф.
– Настолько дотошны, что сумели убедить тетушку Маркбай в том, что вы ее дальний родственник, чтобы получить таким образом приглашение на пикник!
– Вовсе нет! – с серьезным видом возразил он. – Это она объявила мне, что мы родственники. Я просто рассказал ей, кто была моя мать, а уж остальное целиком на ее совести.
– В таком случае, тетушка Эрси, если копнет поглубже, сможет выяснить, что она является родственницей турецкого султана. Значит, это правда, о вашей матери?
– Конечно. Она была дочерью адмирала Питерса, а имя ее матери Стрикленд, что вызвало у вашей тетки настоящий восторг. Моя мать была замечательной женщиной, очень смелой. Еще до моего рождения, когда Наполеон вторгся в Россию, она отправилась на войну вместе с отцом и повсюду следовала за ним. Она всегда повторяла, что готова перенести любые тяготы, ей не страшна никакая опасность, только бы рядом с ней был он.
– Как ваша мать очутилась в России? Кажется, эта страна лежит довольно далеко от дома английского адмирала.
– Он умер, когда она была очень молодой, и ей пришлось стать гувернанткой, поскольку после отца не осталось никаких средств к существованию. Мать служила в семье одного английского дипломата, которая жила в Париже после подписания Амьенского мира. А когда мир был внезапно нарушен, они бежали в Англию, а ее бросили во Франции.
– Боже праведный! Какой позор!
– Да, к тому же над ней нависла серьезная беда. Наполеон приказал бросить в тюрьму несколько тысяч англичан, которые вовремя не покинули страну. Но, к счастью, в это время в Париже оказался мой отец. Он познакомился с моей матерью через ее хозяев, влюбился в нее, а когда узнал о грозящей ей опасности, забрал с собой в Петербург.
– И женился на ней? Какая удивительная история!
– Не все оказалось так просто. В то время он был женат. Они разошлись на многие годы, и мать вышла замуж за кого-то еще. Но в конце концов и ее муж, и его жена умерли, и они смогли пожениться. Потом, когда разгромили Наполеона, на свет родился я. Все эти события не такие уж далекие и не столь не связаны между собой, как это может показаться с первого взгляда, – улыбнулся он.
– Вероятно, она очень любила вашего отца.
– Да. Когда он умер, мать потеряла интерес к жизни.
Флер искоса поглядывала на графа. Он в седле сидел без особого напряжения сохраняя, однако, осанку прирожденного наездника, сильного и грациозного. Руки его спокойно держали поводья, а сильные запястья были той мощной пружиной, которая не давала энергии лошади выплеснуться через край.
Все у него выходило естественно, и он ни о чем не задумывался. Граф мог направить луч своего разума в любую сторону. Но сейчас его воображение унеслось куда-то далеко-далеко, и Флер понимала это. Жесткие морщинки на его лице смягчились, взор устремился вдаль, и он казался сейчас значительно моложе.
– Как она выглядела? – спросила Флер.
Карев помедлил. Потом, не глядя на нее, улыбнулся и сказал:
– Похожа на вас, – такой ответ страшно удивил ее. Флер невольно вскрикнула, а он продолжал: – Нет, не внешне, а своими манерами. И говорила она так, как вы. У нее был удивительный ум, она получила более широкое образование, чем отец. Мы с ней часто подолгу беседовали. Я никогда не уставал от общения с матерью.
– Теперь я понимаю, почему вы так разговариваете со мной. Мужчины обычно смотрят на женщин свысока. Даже мой отец, брат…
– Да, я знаю, – перебил ее граф, словно все это ему было давно известно и все это он давно испытал на собственном опыте.
– Мать учила меня истинному общению, а это очень редкая вещь. Она сформировала мой ум, дала направление моим мыслям. Как ее мне не хватает, – тихо произнес он. – Она умерла… это произошло двенадцать лет назад, но до сих пор, когда я иногда вхожу в некоторые комнаты в нашем доме, особенно при закате солнца, мне кажется, что я увижу ее перед собой. Мне до сих пор слышится ее голос… Мать научила меня понимать Россию. Человек со стороны всегда видит яснее.
– Вы были у нее единственным ребенком? – спросила Флер, что, разумеется, было не совсем честно с ее стороны, ведь она знала, что у него есть брат.
– Нет, но я был ее первенцем. – Неожиданно он посмотрел на Флер, словно оценивая ее, и твердые линии вновь залегли у него на лице.
– У меня есть младший брат Петя, он значительно моложе меня. Ему сейчас двадцать восемь, и он всеобщий любимец в офицерской столовой. Мне пришлось заменить ему отца, когда он умер, и поверьте, трудно вообразить себе более хлопотливое занятие.
– Может, смерть отца произвела на него гнетущее впечатление? – наобум спросила Флер.
Он жестко улыбнулся ей.
– Нет. Пете тогда было всего шесть лет, вряд ли он хорошо помнил отца. Это скорее отразилось на мне… – Он осекся.
– Извините, – поспешила загладить она свою ошибку. – Вам, наверное, неприятно вспоминать об этом?
– Да, вы правы, но что тут поделаешь? Не нужно извиняться, я рад поговорить об этом с вами. Все началось с тех отвратительных событий, связанных с декабристами. Вы о них что-нибудь знаете?
– Немного.
– Все это было так страшно и, главное, напрасно. В нашей истории случалось много восстаний. Но все они были дворцовыми переворотами, одна группа придворных выступала против другой, все они боролись друг с другом за более высокое положение и за привилегии. Обычно они стремились заменить одного царя другим. Но на сей раз цели были иными.
Граф молчал так долго, что Флер уже отчаялась услышать продолжение рассказа. Вокруг было тихо-тихо. Золотился, клонясь к закату, день. Ветерок стих, и даже птицы смолкли в густой листве деревьев. Мелькали впереди только два гусара, они рыскали по кустам, как два пса, то устремлялись вперед, то возвращались, то ходили взад и вперед по одной линии, все время окликая друг друга. Их негромкие крики не нарушали дивной тишины.
Кроме того, слышалось поскрипывание седел, когда лошади, подталкивая друг друга, пробирались через густую траву, мирно помахивая головами. Животные одновременно взмахивали хвостами, стряхивая цветочную пыльцу со своих лоснящихся по-летнему боков. Пыльца густым слоем покрывала их морды.
Наконец граф произнес:
– На сей раз все получилось иначе. Впервые в истории группа молодых идеалистов предприняла попытку осуществить перемены ко всеобщему благу. Они не хотели простой смены царя, они выступали против монархии вообще. В крайнем случае их устраивала конституционная монархия, наподобие той, которая существует у вас, в Англии, с подотчетным народу правительством, освобождением крепостных крестьян и всеобщим избирательным правом. В основном, это были хорошие люди, молодые, дерзкие, с добрыми сердцами. Мой брат Сашка был одним из них.
– Ваш брат?
– Сводный брат, сын моего отца от первого брака. Сашка всегда был моим героем, хотя ходил у отца в любимчиках и мне по правилам полагалось его ненавидеть. Да, он был любимчиком и моей матери, но я даже это ему прощал. Он обладал фигурой Аполлона и был божественно красив – высокий, с золотистыми волосами и глазами. Я никогда не видел, чтобы брат нахмурился, никогда не слыхал, чтобы он выругался. Слуги просто обожали его. У него было столько друзей, что он не мог их всех обнять и за день. Он служил офицером в Семеновском гвардейском полку – одном из элитных полков в России. Когда стало известно о его участии в заговоре, в отце что-то надорвалось, и он начал медленно умирать.
– Ну, а восстание, конечно, провалилось, – Флер чувствовала, что теперь граф хочет ей рассказать все до конца, чтобы снять часть горького груза с души.
– Оно, по сути дела, и не началось. – Карев вновь устремил взгляд вдаль. Теперь, казалось, он видел перед собой что-то холодное и неприятное, а не этот теплый, прекрасный летний луг. – Представьте себе такую просто фантастическую сцену. Сенатская площадь, – с одной ее стороны стоит Адмиралтейство, с другой – здание Сената, с южной стороны – храм Святого Исаакия, весь в строительных лесах, его к этому времени возвели лишь наполовину. С четвертой стороны – река Нева, покрытая толстым льдом, а там, на той стороне, – цепочка домов на фоне серого неба. Выдался холодный декабрьский день, который быстро перешел в вечер. В декабре в Петербурге дни очень короткие и мрачные. Три тысячи солдат выстроились спиной к Адмиралтейству, ожидая приказа. Они постукивали нога об ногу, посмеивались, вертели в руках свои ружья. Все они были возбуждены и, чувствуя опасность, испытывали некоторый страх. За ними стояла толпа людей, которая их подбадривала. С другой стороны площади выстроились верные трону войска, и сам император Николай сидел среди них на своем коне. В тот день он был коронован. Это был первый день его царствования, и вот оно начиналось с восстания.