355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Симонов Сергей » Цвет сверхдержавы - красный 2 Место под Солнцем(СИ) » Текст книги (страница 5)
Цвет сверхдержавы - красный 2 Место под Солнцем(СИ)
  • Текст добавлен: 29 марта 2017, 07:00

Текст книги "Цвет сверхдержавы - красный 2 Место под Солнцем(СИ)"


Автор книги: Симонов Сергей



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 84 страниц)

Носителем К-5Н стали сначала МиГ-19, они брали по 2 ракеты на внешние пилоны, куда обычно вешались топливные баки. При этом на одном из 4-х внутренних пилонов (примерно как в модификации МиГ-19ПМ) подвешивался контейнер с аппаратурой лазерной подсветки целей. МиГ-17 такую здоровую дуру тащить уже не могли.

Чуть позже появился Су-7, на который тоже подвешивали пару К-5Н под крылья (АИ), при этом дополнительные топливные баки подвешивали под фюзеляжем. Более солидный Су-7 получил для применения К-5Н полуконформный контейнер с поворотной лазерной головкой.

К-5Н вышла на испытания в конце 1959 года, а с 1961-го пошла в войска (АИ)

Михаил Михайлович Мирошников тоже не подвёл. В представленной им записке было перечислено множество вариантов применения инфракрасной техники: от головок самонаведения и ночных прицелов, до ИК-фотографии, медицинской термодиагностики и тепловизорного аудита жилых и производственных зданий на предмет тепловых потерь.

Ознакомившись с его запиской, Хрущёв попросил Шуйского перепечатать её пофрагментно. Предложения по ночным прицелам отправились военным, по термодиагностике – министру здравоохранения Ковригиной и директору института космической медицины Лебединскому, по тепловизорному аудиту зданий – президенту Академии строительства и архитектуры Иосифу Игнатьевичу Ловейко. Всем им было дано распоряжение включить перечисленную тематику в предложения по перспективному планированию своих работ. Эти предложения были переданы в Госплан, который, в свою очередь, оформлял представление министру финансов на выделение финансирования.

4. Первая очередь ОГАС


В середине февраля 1956 года в Москве была сильнейшая эпидемия гриппа. Половина города кашляла и чихала, многие болели по домам, многие, с тяжёлой формой заболевания попадали в городские больницы. Были и смертельные случаи.

Эффективных лекарств, подобных современным, тогда ещё не было. Хрущёв не мог позволить себе болеть, пока шёл съезд, но болезнь не спрашивает. И всё же ему удалось продержаться, разболелся по-настоящему он уже после окончания партийного форума. Никита Сергеевич сидел с температурой, чихал, кашлял, глотал таблетки, отпивался горячим чаем с мёдом, но не сдавался.

Его личный врач, Владимир Григорьевич Беззубик, после осмотра категорически запретил Первому секретарю вставать и заниматься делами. Энергичного Хрущёва не так просто было удержать в постели. Владимиру Григорьевичу даже пришлось припугнуть его, приведя в пример польского лидера компартии Болеслава Берута.

Простудившийся во время съезда Берут настоял на своем участии в работе съезда, и теперь лежал в Кремлёвской больнице с тяжелейшей пневмонией. Старуха с косой героизм Первого секретаря ЦК ПОРП не оценила – 12 марта Берут скончался.

Хрущёв после ухода врача тут же позвонил Серову и хриплым от простуды голосом скомандовал:

– Иван Александрович, срочно запускай вариант с Гомулкой. Волнения в Польше допускать никак нельзя.

Серов нюансы проведённой им работы не раскрывал, свято следуя принципу КГБ: о чём руководство не знает, того оно с трибуны не выболтает. Однако 21 марта на пост Первого секретаря ЦК ПОРП был избран Владислав Гомулка. (В реальной истории был избран Эдвард Охаб. Как политик он оказался несостоятелен и уступил пост Гомулке в октябре 1956 года, но было уже поздно – состоявшееся 28 июня Познанское восстание и последовавшие беспорядки спровоцировали венгерский мятеж в октябре.)

Председателем Государственного совета стал Александр Завадский, а Председателем Совета министров — Юзеф Циранкевич.

Перенесенный в начале марта 1956 года жестокий грипп неожиданно натолкнул Никиту Сергеевича на мысль проверить, нет ли в посылке какой-либо информации по медицине. Едва обретя способность хоть немного разговаривать, пусть пока еще осипшим голосом, он позвонил в соседнюю квартиру, где разместилась «группа информации», и попросил старшего лейтенанта Селина поискать в документах сведения по медицине.

– Минутку, товарищ Первый секретарь, – Селин быстро нашел уже виденную им ранее папку. – Так точно, есть такая информация.

– Много?

– Много, Никита Сергеич. Учебники, справочники, научные статьи... Я не специалист, оценить качество информации не могу.

– Найдём, кому оценить, – просипел Хрущёв. – Доложи товарищу Серову, что я распорядился собрать рабочую группу из медиков, биологов, кого там ещё? Пусть все изучат и немедленно внедряют все, что можно использовать.

Слегка оклемавшись после болезни, Никита Сергеевич, посоветовавшись с Келдышем и Королевым, протолкнул через Президиум и Совет Министров постановление о создании Института космической биологии и медицины Министерства здравоохранения СССР, которому и было поручено освоение и внедрение новых медицинских технологий. (в реальной истории создан 28 октября 1963 года на основании Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР № 1106-399 и приказа Министра здравоохранения СССР от 04.11.1963 г. №79 ) Директором института, как и в «той истории», был назначен Андрей Владимирович Лебединский, руководивший до того Институтом биофизики АМН СССР.

Более того, узнав из мемуаров Бориса Евсеевича Чертока, что после «отпускного» знакомства с хирургом Александром Александровичем Вишневским, Королёв подключил инженеров и конструкторов ОКБ-1 к созданию медтехники и различных медицинских приборов, Хрущёв решил слегка ускорить этот процесс.

В мае 1956 года он пригласил Главного конструктора в воскресенье к себе на дачу, под предлогом необходимости посоветоваться по важным вопросам. Туда же он пригласил и Вишневского.

Александр Александрович был не просто выдающимся хирургом, но и энтузиастом медицины. Всего за пару часов он сумел убедить Главного конструктора, насколько важно для страны иметь современную медтехнику и приборы. А Хрущёв, напомнив Королёву о только что созданном Институте космической биологии и медицины, предложил объединить усилия.

Несмотря на тяжелейшую загрузку по основной тематике, Королёв, отчасти проникшись важностью задачи, отчасти понимая, что без участия медиков человека в космос не отправить, согласился помочь. Он поручил своему заместителю Чертоку побывать у Вишневского и в ИКБМ, выяснить, какие приборы необходимы врачам в первую очередь, и организовать их разработку.

Следующий пятилетний план был свёрстан заранее, в конце 1955 года. Госплан и Экономкомиссия представили цифры Президиуму ЦК ещё в начале января 1956 года. После утверждения Президиумом 15 января основные показатели будущей пятилетки опубликовали в центральных газетах.

Обсуждался пятилетний план и на съезде. Отдельный доклад по этому вопросу представил Косыгин, как глава правительства (В реальной истории доклад делал Булганин).

Европейские компартии с пониманием и поддержкой встретили мирные инициативы КПСС, высказанные на съезде. 7 марта 1956 года в «Правде» появилась статья Пальмиро Тольятти «О возможности парламентского пути перехода к социализму».

Хрущёв также провёл изменения в Кодексе Законов о Труде. 8 марта 1956 года было объявлено о сокращении рабочего дня в субботу с 8 до 6 часов. Планировалось с 1957 года перейти на 7-часовой рабочий день, а с 1958 года на 5-дневную рабочую неделю.

Эти планы встретили яростное сопротивление ГосПлана, Госкомтруда и министерств. Они доказывали, что уменьшение рабочей недели не позволит выполнить пятилетний план.

Никита Сергеевич знал, что в «той истории» его уговорили. Но он знал также, что пятидневку всё равно ввели, только уже после его отстранения от власти. Поэтому он упорно стоял на своём, отметая любые справки, докладные записки и прочие аргументы.

– Думайте, как поднять производительность труда, – отвечал своим оппонентам Хрущёв. – Сейчас не война, нет нужды выжимать из трудящихся последние соки, только чтобы выйти на запланированные цифры. У нас цифры для людей или люди для цифр?

Баталия по поводу рабочего времени в Совете Министров развернулась нешуточная. Министрам Никита Сергеевич мог просто приказать, но вот Байбаков и Сабуров, как плановики, упёрлись рогом, доказывая, что они уже рассчитали план пятилетки из расчёта 6-дневной рабочей недели, обнародовали все показатели, а теперь им придётся всё пересчитывать.

– Хватит молиться на цифры – отрезал Никита Сергеевич. – А публикация – не так уж важна, опубликуем новые показатели, и объясним, почему так сделано.

В марте 1956 года академик Лебедев доложил Хрущёву обо всём, что удалось сделать за прошедшие 2 с небольшим года. Проведя гостей в секретную лабораторию, где стоял на столе «суперкомпьютер» из 2012 года, Сергей Алексеевич с гордостью рассказал о достигнутых успехах.

Около года ушло у инженеров спешно собранной рабочей группы, чтобы одолеть обнаруженную среди прочей компьютерной информации книгу Эви Немет «Unix и Linux. Руководство системного администратора», а также ещё несколько книг, посвящённых операционной системе, и начать применять полученную информацию на практике.

Поняв логику и принципы работы операционной системы, (заметим, что в реальной истории в 1954-55 гг самого понятия «операционная система» ещё не существовало) они смогли наладить терминальный доступ к ЭВМ, в том числе и в диалоговом режиме, при помощи обыкновенных телетайпов. Был построен коммутационный центр, управлявший подключением пользователей. Мощности «суперкомпьютера» хватало, чтобы одновременно работать с задачами многих пользователей, а скорость линий связи была столь мала, что перегрузить ЭВМ входящими данными было невозможно.

Документация по операционной системе, языкам программирования и руководства по пользованию в терминальном режиме некоторыми программами были разосланы по основным НИИ, КБ и прочим организациям, нуждающимся в проведении сложных расчётов. Они были встречены с невероятным интересом, поскольку ничего подобного ранее не существовало. Имевшиеся на тот момент во всём мире компьютеры программировались даже не на ассемблере, а непосредственно в машинных кодах. И вдруг появляется готовый к употреблению язык программирования высокого уровня, да не один, а сразу несколько.

В ИТМиВТ тут же посыпались заявки на доступ к новой ЭВМ в терминальном режиме. Чтобы не нарушать строжайший режим секретности, по всем документам машина проходила под обозначением БЭСМ-1М. (В реальности ЭВМ БЭСМ-1 разработки С.А. Лебедева чаще именовались просто БЭСМ, следующая называлась БЭСМ-2 и т. д. Обозначение БЭСМ-1 большого распространения не получило.)

Характеристики ЭВМ не разглашались, поскольку для постановки задачи на языке высокого уровня в большинстве случаев знание точных характеристик не требовалось.

Первыми, и пожалуй основными пользователями стали атомщики. Проблема уменьшения массы и габаритов ядерных и термоядерных зарядов стояла невероятно остро, поэтому приоритет в доступе к «БЭСМ-1М» был отдан сотрудникам Юлия Борисовича Харитона и Кирилла Ивановича Щёлкина.

Параллельно с освоением «подарка из будущего» в ИТМиВТ шла работа над другими ЭВМ, уже собственной разработки. В это время на Московском заводе счётно-аналитических машин уже выпускалась ЭВМ «Стрела», разработанная к 1953 году в СКБ-245 Юрием Яковлевичем Базилевским. Этих ЭВМ было изготовлено 7 штук, они устанавливались в ВЦ-1 Министерства обороны, в МГУ и в ВЦ Академии Наук СССР. (На ЭВМ «Стрела» в ВЦ-1 МО СССР в пятидесятые годы, начиная с 1956-го года, делались расчёты орбит всех запускаемых в СССР искусственных спутников Земли)

Лебедев начал в 1954 году разработку ЭВМ М-20 (В реальной истории разрабатывалась с 1955по 1958 год, серийный выпуск с 1959 года). Но теперь, получив информацию о векторе развития электроники вообще и ЭВМ в частности, Сергей Алексеевич запроектировал свою машину 64-разрядной, такой же, как полученный им от Хрущёва «образец» (в реальной истории М-20 была 45-разрядной).

Эта машина уже имела смешанную конструкцию – в её составе были и ламповые и полупроводниковые блоки. Разумеется, это всё ещё был целый комплекс шкафов, занимавший огромный зал. Но у таких ЭВМ было одно преимущество, немаловажное на тот момент – они были модернизируемы. То есть, условно говоря, через какое-то время можно было заменить шкаф с лампами на шкаф поменьше с полупроводниковым монтажом.

Тем более, что в НИИ-35 уже активно экспериментировали с размещением нескольких транзисторов на одном кристалле. Вначале эта технология разрабатывалась как метод получения сразу нескольких десятков транзисторов из одной полупроводниковой пластины. (http://myrt.ru/print:page,1,1331-rozhdenie-novojj-otrasli-poluprovodnikovojj.html В реальной истории работы по объединению нескольких десятков транзисторов на одной пластине в 1954-55 гг в НИИ-35 и НИИ-108 вёли М.М. Самохвалов и Г.А. Кубецкий, но тогда они так и не сделали решающего шага, а продолжали пилить пластины на отдельные транзисторы)

Но после получения информации о микросхемах сразу же родилось предложение: «Зачем пилить пластину, если можно сразу заложить на ней нужную схему из многих элементов, объединённых в одном корпусе?»

Вектор развития элементной базы был теперь известен, и на опытном заводе НИИ-35 начали выпускать небольшими партиями «малые интегральные схемы» – до 128 элементов на одном кристалле.

Это был ещё далеко не процессор и даже не полноценная микросхема. И о нанометрах или микрометрах речи, тем более, не шло. Ширина дорожек на первых опытных образцах была под миллиметр, потом её удалось уменьшить до полумиллиметра. Затем работа была продолжена в сторону уменьшения размеров отдельных элементов на кремниевой пластине, увеличения площади самой пластины, и улучшения технологии.

Тем не менее, в виде такой интегральной схемы можно было сделать, к примеру, отдельный регистр в составе арифметическо-логического устройства, вместо того, чтобы набирать его из отдельных электровакуумных или полупроводниковых элементов, как это делалось обычно в 1950-х. Монтаж упрощался в десятки раз. Стоимость элементов, выпускавшихся малыми партиями, была всё ещё достаточно высокой, зато их надёжность была значительно лучше, чем у электронных ламп. Энергопотребление также было заметно меньше, ЭВМ потребляла теперь уже не десятки, а единицы киловатт. Упростились системы вентиляции и охлаждения. Да и за счёт уменьшения количества отдельных компонентов получался заметный выигрыш по стоимости.

Неожиданный прорыв был сделан в технологиях оперативной памяти. Сотрудники ИТМиВТ, разумеется, плотнее всего изучали всю информацию, касавшуюся вычислительной техники. И, среди прочего, наткнулись на статью о необычном типе компьютерной памяти на основе твистор-кабеля (http://old.computerra.ru/vision/621983/ Сама идея нагло … э-э-э... «заимствована» у Олега Петрова по наводке Олега Пономаренко :) )

Тогдашняя компьютерная память на основе ферритных колец была дорогой, трудоёмкой в изготовлении и очень громоздкой. Память на основе твистор-кабеля была несколько дешевле, и не менее громоздка, но её изготовление можно было механизировать. Неожиданную помощь в этом вопросе оказал сам Алексей Николаевич Косыгин.

Он в 1935 году закончил Ленинградский текстильный институт, а затем с марта 1939 по апрель 1940 г был наркомом тестильной промышленности. Он и свёл академика Лебедева и директора НИИ-35 Маслова с конструкторами-разработчиками ткацких станков.

Те заинтересовались необычной проблемой, в результате чего к осени 1955 года родилась пока ещё экспериментальная автоматическая линия, на которой производилась навивка ленты из пермаллоевой фольги на медный провод, с последующей запайкой в полиэтиленовую ленту. Производительность линии была не слишком велика, но и ленты памяти пока требовалось не так уж много.

Разумеется, полупроводниковая память обещала быть значительно дешевле и компактнее, а также быстрее, но до неё было ещё далеко, а на твистор-кабеле можно было строить ЭВМ с объёмом памяти 64-128 кБ уже сейчас. (Для сравнения – Томпсон и Ритчи запустили первую, еще ассемблерную версию Unix в 1970 году на PDP-7 c памятью в 4000 18-битных слов, т. е. примерно 9 килобайт. http://www.linfo.org/pdp-7.html )

Производство одиночных полупроводниковых элементов – диодов, триодов, транзисторов – началось в 1955 г на ленинградском заводе «Светлана» и к 1956 году было уже освоено. (Исторический факт: в 1957 г советская электронная промышленность выпустила 2,7 млн. шт. транзисторов http://www.computer-museum.ru/technlgy/triod.htm )

По воспоминаниям А.Я. Федотова: «В это время к транзисторам предъявлялись две основные претензии: разброс и температурный дрейф параметров и низкий температурный предел работы. С разбросом параметров пытались бороться как технологическими методами, так и разбраковкой транзисторов на многочисленные группы. Температурный дрейф параметров удалось в значительной степени компенсировать схемными методами слушателям-дипломникам ВВИА им. Жуковского А.Ш. Акбулатову и Е.П. Чигину. Что же касается ограничения диапазона рабочих температур германиевых транзисторов температурой в +70®С, то здесь неумолимо вставала необходимость осваивать кремний. Тем не менее работы в области германиевых транзисторов продолжались. Была успешно сдана генеральному заказчику НИР «Плоскость», и НИИ-35 перешел к ее опытно-конструкторскому этапу и внедрению.

В августе-сентябре 1953 г., у С.Г. Мадоян появились первые образцы плоскостных транзисторов. Один из них я применил для выходного каскада УНЧ. На выходе этого приемника стоял пьезоэлектрический громкоговоритель. В начале 1954 г. я уже смог продемонстрировать макет радиолинии в диапазоне средних волн. Передатчик был выполнен на точечном транзисторе и замодулирован обычным угольным микрофоном» (http://myrt.ru/print:page,1,1331-rozhdenie-novojj-otrasli-poluprovodnikovojj.html НИР «Плоскость» – разработка планарной технологии, являющейся также основной технологией изготовления современных микросхем. Завершена в сентябре 1953 г. Разработчик – Сусанна Гукасовна Мадоян http://www.computer-museum.ru/histekb/madoyan.htm )

Теперь же, получив «от КГБ» сведения о наиболее перспективных материалах и технологиях радиоэлектроники, НИИ-35 прекратил работу по неперспективным направлениям и сосредоточил усилия на разработке кремниевых полупроводников, улучшению планарной технологии и фотолитографии, созданию и совершенствованию автоматических линий по изготовлению интегральных схем.

Тем более, что в Зеленограде уже готовились к пуску первые очереди заводов электронных компонентов, для которых эти автоматические линии и предназначались. (Как помним, в данной АИ решение о строительстве комплекса заводов элементной базы в Зеленограде было принято в начале 1954 года. В реальной истории Зеленоград был заложен в 1962 году, а в 1965-м завод «Микрон» начал выпуск первой в Зеленограде полупроводниковой ИС «Иртыш» (ГК — А. П. Голубев). ИС была разработана в НИИМЭ на основе планарной технологии, созданной в НИИ-35 и поставленной на «Микроне» http://www.computer-museum.ru/histussr/nc_zel_2.htm )

Нестабильность характеристик и эксплуатационные температурные ограничения полупроводниковых приборов в первую очередь не устраивали главного заказчика, которым в СССР всегда были военные.

По воспоминаниям А.Я. Федотова: «Радиотехническая конструкторская элита отнеслась с сильным предубеждением к рассмотренному выше новому типу приборов. В 1956 г. на одном из ее совещаний, определявших судьбу полупроводниковой промышленности в СССР, прозвучало следующее: «Транзистор никогда не войдет в серьезную аппаратуру. Основная перспективная область их применения — это аппараты для тугоухих. Сколько для этого потребуется транзисторов? Тысяч тридцать пять в год. Пусть этим занимается Министерство социального обеспечения». Кстати, следует отметить, что в США в 1956 г. было выпущено 360 000 слуховых аппаратов, из них только 25 тысяч на электронных лампах. Указанное решение на 2—3 года затормозило развитие полупроводниковой промышленности в СССР.»

Но теперь производство и применение полупроводников курировал лично Хрущёв. Когда министр радиопромышленности Калмыков доложил ему о результатах упомянутого совещания по полупроводникам, Никита Сергеевич был сильно раздосадован.

Настолько сильно, что тут же продиктовал Калмыкову приказ «О персональной ответственности лиц, препятствующих развитию перспективных технологий». Содержание приказа осталось засекреченным, но упомянутые в приказе должностные лица долго потом поминали Хрущёва исключительно матерно. Только вот тормозить развитие отечественной электроники у них полномочий уже не было.

Промышленность занималась не только освоением новой элементной базы. Среди информации, присланной из 2012 года, оказались схемы многих советских электронных приборов, в том числе – телевизоров, магнитофонов, радиоприёмников, проигрывателей, и т. п. (Кто не в курсе – в инструкции любого электронного прибора в СССР была вклеена его схема.)

Также имелись характеристики и описания применяемых в этих приборах радиоламп и полупроводниковых элементов. Те элементы, что ещё не производились промышленностью, по этой информации могли быть либо достаточно быстро освоены, либо заменены аналогами.

Распространение информации о высокоуровневом программированиии возможность доступа, пусть терминального, к достаточно мощному компьютеру, способствовали росту интереса к ЭВМ и их возможностям в самых разных областях.

Первыми к Хрущёву обратились с предложением плановики – Сабуров и Байбаков. Они получили через Косыгина информацию о построенной в 1970 году в Чили системе планового хозяйства «Киберсин». Разумеется, информация была передана обезличенно, год и название страны были тщательно вымараны из текста сотрудниками Серова, оставлено лишь техническое описание системы и принципы ее функционирования.

Вдохновившись этим описанием, а также тем фактом, что вся система работала на основе телексной связи, с единственным центральным компьютером, плановики в течение 8 месяцев создали экспериментальную версию программного обеспечения, позволявшую увязывать поступающие с мест по телетайпу заявки с возможностями промышленности.

В отладке системы огромную помощь оказал Устинов, нуждавшийся в подобном средстве управления оборонной промышленностью. Когда Сабуров и Байбаков пришли докладывать Хрущёву, система уже 2 месяца находилась в опытной эксплуатации, показав очень обнадёживающие результаты.

Выслушав плановиков, Хрущёв сказал:

– Дело вы затеяли большое, хорошее и нужное, и реализовывать его надо как можно скорее. Мне надо будет обсудить этот вопрос с ответственными товарищами, решение я вам сообщу.

Проводив Байбакова с Сабуровым, Хрущёв тут же собрал на совещание Косыгина, Устинова, Келдыша и Лебедева. Рассказав им об инициативе плановиков, он запросил некоторые уточнения у академика Лебедева, напрямую участвовавшего в реализации проекта.

– Да, система действительно работает, – ответил Лебедев. – Кстати, как вы и рекомендовали, Никита Сергеич, я ознакомил с системой Виктора Михайловича Глушкова. А также передал ему материалы по «Киберсин» и ОГАС. Вы бы видели, с каким интересом он в них впился, – усмехнулся Сергей Алексеевич. – Так и сказал: «это же точь-в-точь мои собственные идеи». Я думаю, что «Киберсин» можно рассматривать в качестве первой очереди всеобъемлющей ОГАС.

– То, что система будет работать, я и не сомневался, – сказал Хрущёв. – Кстати, я бы вам рекомендовал привлечь к работам по ОГАС ещё и Михаила Моисеевича Ботвинника. Да, того самого, шахматиста. (М.М. Ботвинник в 60-70-х гг. также занимался разработкой компьютерной системы управления экономикой. Его работа осталась невостребованной)

– Гм... – Лебедев был озадачен.

– Для него это будет интересной задачей, а вам – польза, – сказал Хрущёв. – Меня вот что больше беспокоит. Вся ваша система завязана на единственную в своём роде ЭВМ, аналог которой, в случае поломки, взять будет неоткуда. Сами понимаете, насколько рискованно вешать всё управление экономикой страны на уникальную ЭВМ, которую мы не в состоянии воспроизвести.

– Можно ли построить пусть даже упрощённый аналог этой системы, но чтобы он работал на ЭВМ нашего современного уровня?

– Можно, Никита Сергеич, – ответил Лебедев. – Сейчас мы модернизируем нашу БЭСМ, чтобы привести её в соответствие с «образцом» по разрядности и совместимости инструкций. Ну, модернизируем – не совсем верно сказано, по сути, это будет совершенно другая машина, с иной логикой, с улучшенной элементной базой. Просто отработка узлов машины идёт на имеющейся БЭСМ. Когда мы её закончим, это уже будет БЭСМ-2 с быстродействием около 20000 операций в секунду и возможностью последующей модернизации до 40000. (40000 оп/с давала разработанная в 1957 г ЭВМ военного назначения М-40, являвшаяся модификацией БЭСМ-2 для ПВО. В 1961 году под управлением М-40 был впервые осуществлён перехват боеголовки баллистической ракеты противоракетой В-1000)

– Но эта машина уже будет 64-разрядной, с арифметико-логическим устройством на основе полупроводниковых малых интегральных схем, (каждый регистр – отдельная интегральная схема. Это ещё не процессор, а его предшественник), с наращиваемой памятью на основе твистор-кабеля. (Реальная М-40 была 36-разрядной, на лампах и ферритовых элементах)

– А самое главное, группа наших специалистов сейчас заканчивает изучение исходного кода ядра операционной системы, установленной на «образце», – продолжил Лебедев. – Мы выяснили, что большая часть модулей ядра предназначены для обеспечения работы операционной системы с различным периферийным оборудованием, которого в нашей ЭВМ нет. То есть, эти модули можно совершенно спокойно выкинуть и пересобрать ядро без них. При этом его объём значительно уменьшается, и упрощается логика работы.

– Даже такое пересобранное ядро уменьшенного объёма пока ещё невозможно запустить на наших современных ЭВМ, – пояснил Лебедев. – Но, зная логику его работы и имея стандарт, именуемый POSIX, которому обязана соответствовать операционная система, можно переписать ядро в машинных кодах. С таким микроядром уже появляется шанс запустить его если не на БЭСМ-2, то на следующей нашей машине, которую мы уже начали проектировать. (Первая версия Unix, запущенная на PDP-7, была написана в машинных кодах и лишь затем переписана на языке высокого уровня с целью портирования на ЭВМ PDP-11)

– Имея возможность запустить микроядро системы на ЭВМ современного уровня, можно будет построить ЭВМ с двумя арифметико-логическими устройствами и общим полем оперативной памяти. Одно АЛУ может обеспечивать работу ядра системы, а другое – работу пользовательской программы под управлением ядра. (Лебедев описывает концепцию своей собственной ЭВМ 5Э92б разработки 1961-1964 года, имевшую быстродействие — 500 тыс. оп./с.(большая машина), 37 тыс. оп./с. (малая машина); фиксированная запятая; ОЗУ 32 тыс. 48-разрядных слов, построена по модульному принципу, цикл 2 мкс; работа по 28 телефонным и 24 телеграфным дуплексным линиям связи; элементная база — дискретные полупроводники, полный аппаратный контроль, промежуточная память — 4 магнитных барабана по 16 тыс. слов каждый. В 1967 году был построен единый комплекс из 8 ЭВМ 5Э92б. Её модификация 5Э51 серийно выпускалась с 1965 года для военных целей. По быстродействию 5Э92б значительно превосходит IBM System/360 младших версий – 34500 оп./с. использовавшуюся для управления «Киберсин» в Чили.)

– Вот на такой машине мы сможем запустить упрощённый аналог системы управления экономикой, – закончил Лебедев.

На протяжении всего монолога Лебедева Хрущёв не перебивал его, но слушал предельно внимательно. Устинов, хорошо знавший манеру Никиты Сергеевича задавать уточняющие вопросы, был озадачен. Обычно, когда Хрущёв не перебивал и не задавал вопросов, это означало, что тема его не заинтересовала.

На этот раз видно было, что Никита Сергеевич более чем заинтересован.

Вопросы последовали, когда академик Лебедев закончил говорить.

– Сергей Алексеич, а ведь в ваших нынешних ЭВМ этой самой операционной системы нет? – спросил Хрущёв. – А они прекрасно работают.

– Да, Никита Сергеич, в нынешних ЭВМ управляющая программа зашита непосредственно на уровне «железа». Пользовательская программа и данные вводятся первоначально с перфоленты и записываются на магнитные барабаны, – пояснил Лебедев. – Главная проблема – даже не быстродействие арифметико-логического устройства, а хранение данных. Ёмкости используемых в настоящее время магнитных барабанов совершенно недостаточно. Нужны более ёмкие накопители, возможно, на основе магнитной ленты. И ещё нужно значительно увеличить объём адресуемой оперативной памяти, чтобы ускорить доступ к обрабатываемой информации. У нас сейчас таких накопителей нет.

– А на западе есть? – спросил Хрущёв.

– Накопителей требуемой ёмкости и быстродействия пока нет и на западе, – ответил Лебедев. – Либо нам о них пока неизвестно.

– Поручу Серову навести справки, – пометил себе в блокноте Хрущёв. – Я вас понял, Сергей Алексеевич. Работайте, как планировали. Но собственная машина, способная управлять экономикой, нам крайне необходима. Если вам понадобится помощь других разработчиков – сообщите. Будем подключать всех, кто сможет помочь.

Второй большой вычислительный проект начался, как ни странно, с шахматной программы. Один из студентов МЭИ, привлекавшихся Лебедевым для работы над БЭСМ, увлекался игрой в шахматы, и выбрал, в качестве курсового проекта, реализацию на ЭВМ шахматной программы. Писал он её, разумеется, не для «образца», к которому кого попало не подпускали, а для основной, «легальной» БЭСМ.

В то же самое время один из агентов нашей разведки в США приобрёл несколько комплектов появившейся в 1954 году настольной игры «Tactics», явившейся родоначальником игр класса WarGame – пошаговых симуляторов военных действий. Комплекты были переправлены в СССР. Председатель КГБ Иван Александрович Серов показал их маршалу Жукову и Д.Ф. Устинову, а затем передал для оценки полезности в Академию Генерального Штаба.

Устинов, в это время плотно работавший с академиком Лебедевым по системе планирования производства в оборонной промышленности, в один из визитов увидел студентов, окруживших плотным кольцом своего товарища, играющего в шахматы с БЭСМ. Дмитрий Фёдорович заинтересовался, подошёл поближе.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю