355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Шэрон Шинн » Летние дни в замке Оберн (ЛП) » Текст книги (страница 20)
Летние дни в замке Оберн (ЛП)
  • Текст добавлен: 25 марта 2017, 01:30

Текст книги "Летние дни в замке Оберн (ЛП)"


Автор книги: Шэрон Шинн



сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

из замка…

– Какие у вас доказательства? – невозмутимо спросила я.

Он засунул руку в карман камзола и достал оттуда сверкающий золотой ключ – тот

самый, что так долго висел перед дверью в залу алиор.

– Его нашли сегодня утром в кармане твоего платья. Прачка принесла мне ключ

пятнадцать минут назад, как только обнаружила. Она прекрасно знала, что это такое. Она

знала, что это означает…

Ключ. Да, тут я оплошала. Я живо помнила, как расстегивала металлические оковы, но

вот что потом сделала с ключом? Оказывается, просто положила в карман и совсем о нем

забыла.

Кент осмелился еще раз приблизиться к отцу, но встал чуть в стороне, чтобы тот не

смог снова его отпихнуть.

176

177

– Неизвестно еще, положила ли в карман ключ Кори или кто-то другой – именно для

того, чтобы ты подумал на нее, – выступил в мою защиту Кент.

Лорд Мэттью бросил на сына свирепый взгляд, а затем опять с ненавистью уставился

на меня.

– Стражники видели ее. Вчера поздно ночью.

– Но они не видели со мной алиор.

– Ты ведьма! Отвратительная, умеющая колдовать ведьма! Ты наложила на них

заклятие, отвела им глаза!

– Отец!

– Подобные заклятия мне неведомы.

– Лорд Мэттью, – раздался тихий умоляющий голос Элисандры. Должно быть, она

стояла прямо за мной, ведь я ее не видела. – Кори не стала бы так поступать.

– Она ничего не отрицает! – прогромыхал он.

– Ты ее не спрашивал. Только обвинял! – воскликнул Кент.

Лорд Мэттью еще раз встряхнул меня, обжигая угрожающим взглядом.

– Отвечай мне, Кориэль Хальсинг. Освободила ли ты прошлой ночью алиор, используя

этот золотой ключ?

– Да, – проговорила я.

И снова всплеск изумленных возгласов, на этот раз более громких и долгих. Кто-то

выбежал из комнаты, скорее всего, поделиться новостями. На краю сознания мелькнула

мысль, что хорошо бы Анжела первая услышала эти вести. Но все вытеснила отчаянная

надежда, чтобы регент не убил меня свободной рукой.

– Ты, мерзкая воришка, – с обжигающей ненавистью бросил он. – Ты обошлась мне,

моим лордам, половине знатных семей в королевстве огромных денег. Ты обворовала нас.

Нас! А ведь мы приютили тебя, вырастили как собственную плоть и кровь…

– Я не хочу быть вашей плотью и кровью. – Мне пришлось повысить голос, дабы меня

услышали все. – Я видела, как вы относитесь к собственным сыновьям и дочерям.

И тут он ударил меня, ударил наотмашь, да так сильно, что я зашаталась. Элисандра

взвизгнула, Кент подскочил к нам и попытался оттащить отца в сторону. Лорд Мэттью

оттолкнул его, но руку опустил. Тяжело дыша, он, казалось, едва не лопался от злости.

Думаю, если бы мы были наедине, он бы убил меня на месте.

– Выведите ее отсюда, – бросил он кому-то позади меня, и четыре стражника шагнули

вперед. Я даже не заметила, что они здесь. Была слишком занята, вглядываясь регенту в

лицо.

– Проводите ее в комнату. На сборы полчаса. Здесь ей больше не место. Она навсегда

изгнана из замка Оберн.

Кто-то скорбно заголосил, кажется, Элисандра, и Кент шумно запротестовал, но я не

остановилась даже переглянуться с ними. Я коротко, решительно кивнула лорду Мэттью,

повернулась и вышла. Стражники плотно меня окружили.

Вот так и началось мое последнее, унизительное путешествие через замок Оберн.

Даже двадцати минут не прошло, а мы уже успели зайти в мою комнату и выйти из нее.

Мне захотелось взять с собой очень мало вещей – одно или два роскошных платья,

несколько пар туфелек, и, конечно, маленькие подарки, которыми Элисандра осыпала меня

последние недели. Свою сумку я уже держала в руке. Через несколько минут я была

готова, и мы прошествовали вниз по лестнице и вышли на замковый двор.

Где уже собралась огромная толпа. Я припомнила день, когда Тиаца – давно

погубленная умирающим теперь принцем – покидала замок, так же, как и я, опозоренная,

и как толпы стражников, слуг и благородных господ пришли поглазеть на ее отъезд. Я не

знала, что мне чувствовать, благодарность или унижение, ведь мой отъезд был намного

грандиознее ее. Казалось, все до единого обитатели замка собрались посмотреть на мое

изгнание. Тут была и знать, приехавшая на свадьбу (мне хотелось помахать пораженному

177

178

Ординалу, но я не стала) и толпившаяся сейчас рядом с лордами и леди, которые жили в

замке и служили принцу. А еще тут были слуги и гвардейцы, некоторые горничные даже

плакали, а кое-кто из стражников выглядел весьма мрачно. Готова поклясться, что видела,

как Шорро послал мне воздушный поцелуй, хотя я старалась смотреть прямо и ни на кого

не оглядываться. Раздалось несколько возгласов:

– Кори! Леди Кориэль! До свидания, Кори!

Насколько я помнила, в день изгнания Тиацы ничего подобного не было. Но я не стала

оглядываться и выяснять, кто мои доброжелатели.

Я направилась прямиком к простой черной карете, стоявшей за воротами замка. Там

меня ждали кучер и два стражника, с которыми я не особо дружила, но все равно рада

была их видеть. Это означало, что лорд Мэттью не послал меня к бабушке через четыре

провинции совсем без защиты. Впрочем, я бы не сильно удивилась, отправь он меня

пешком без гроша в кармане.

Но вовсе не регент, как я вскоре выяснила, распорядился подать экипаж. Это сделал

Кент. Ибо Кент стоял перед дверцей и дожидался меня, дабы помочь сесть в карету. На

него я тоже не стала смотреть, а просто бросила свою нехитрую поклажу на пол и

оперлась на его руку.

– Кори, – позвал он тихо и настойчиво и потянул меня за руку, не давая подняться в

карету.

С каменным лицом я посмотрела на него. Впервые я понимала, как все эти годы

Элисандра умудрялась выглядеть такой безмятежной. Не о чем было беспокоиться,

бесполезно волноваться и пытаться что-либо изменить. Когда отчаяние так беспросветно,

легко быть невозмутимой.

– Не представляю, что ты можешь мне сказать.

Кент стиснул мне пальцы. Думаю, к завтрашнему утру по всей руке – там, где все в

меня вцеплялись – появится целая полоса синяков.

– Я заставлю отца изменить решение.

Я чуть не рассмеялась.

– Сомневаюсь.

– Элисандра не сможет без тебя. В это тяжелое время ты будешь ей нужна особенно

сильно.

– Элисандре я теперь вовсе не буду нужна.

– Ты нужна мне, – воскликнул Кент.

На лице моем отразилось удивление, но я промолчала.

– Когда меня провозгласят королем, – добавил он, – мне понадобятся твои советы. Твой

здравый смысл.

– Мое плебейское мнение, – немного приходя в себя, отозвалась я.

– Твое доброе сердце.

– У тебя будет отец. И множество других советников. Легко справишься без моих слов.

– Ты нужна мне не только для слов, – проговорил он.

За спиной мы услышали громкий стремительный топот, как будто по главной лестнице

проскакал табун лошадей.

– Кентли! – прогремел лорд Мэттью. – Немедленно посади ее в карету!

– Прощаемся, – поторопила я, – пока он не убил нас обоих.

– До свидания, – отозвался Кент, наклонился и поцеловал меня в губы.

Никогда еще за всю свою жизнь я не была так потрясена. Меня словно обожгло

изумлением, каждый кусочек моего тела оказался выставлен на всеобщее обозрение.

Разгоряченная кровь заструилась по жилам, раскрасив лицо красными пятнами. Поцелуй

был быстрым, как смешок, и долгим, как бессонная ночь. Выпрямляясь, Кент улыбался.

– Нам предстоит многое обсудить, когда меня нарекут королем, – сказал он, подсаживая

меня в карету. Затем взял мою руку, вложил в нее маленький неказистый сверток, кивнул

178

179

раз с самым безмятежным видом, и захлопнул дверцу, пока я продолжала на него

пялиться. До меня донеслись гневные вопросы регента, крик кучера и пронзительный удар

хлыста. Карета тронулась, и мы поехали.

Сквозь главные ворота. Первые несколько верст по мощеной дороге. Через навевающие

сон зеленеющие сельские просторы, которые окружали замок Оберн. Домой.

Насовсем.

Мне казалось, что слезы никогда не кончатся.

Только через десять верст у меня хватило силы разжать руку и посмотреть, что подарил

Кент в эти последние мгновения. Таинственный предмет был завернут в тонкий

батистовый платок с вышитыми заглавной буквой К и витиеватым гербом дома Увреле. Я

медленно развернула вещичку, и вот наконец она, уже без ткани, упала мне на открытую

ладонь.

Тяжелое золотое кольцо с сапфиром, а по сторонам от камня выгравированы узоры

дома Увреле и королевская печать Оберна. То самое кольцо, которое Кент носил всю жизнь

не снимая.

Я почувствовала, как жар вновь опалил мне щеки и залил все тело. Я старалась понять,

почему Кент удостоил меня такой чести. Это был жест дружбы, знак доверия. Возмещение

за грубость отца, замена тому богатству и развлечениям, которые я, покидая двор,

оставляла навсегда позади. Не стоит в этом видеть что-то более значимое. Более личное.

Я откинулась на тонкое изголовье. Уставшая и голодная, я была на грани слез,

чувствовала себя одинокой и немного испуганной. Утром мне не удалось по-настоящему

умыться, и теперь казалось, будто кожа зудит от грязи, и я знала, что немытые волосы еще

до полудня сведут меня с ума. Я надеялась, что лорд Мэттью или Кент позаботились,

чтобы у нас был ночлег в приличной гостинице. Надеялась, что путешествие не покажется

мне таким же долгим и утомительным, как обычно. Надеялась, что бабушка будет рада или

хотя бы не откажется увидеть меня снова.

Я надеялась, что, несмотря ни на что, мое сердце разбилось не по-настоящему.

Глава 17

В том году осень пришла поздно, будто лето – ленивая девчонка – никак не могло

собраться с силами, чтобы встать со своего ложа на холмах и лугах и неспешно побрести

куда-нибудь южнее. Когда же наступила осень, она оказалась восхитительной. Огненные

краски лились по каждому склону безудержным бурным потоком. Урожай удался на славу,

и все в деревне приободрились.

Я поселилась в деревне у швеи, которая жила с дочерью, и нанялась подавальщицей в

самую большую таверну. Рента за комнату невысокая, работа несложная. Вдобавок я

подзарабатывала немного на стороне, продавая лекарства и зелья. Купила вполне

приличный набор трав у бабушки, которая всегда рада продать что угодно и кому угодно, и

шепнула паре знакомых в городе, что если у них возникнут кое-какие проблемы – пусть

приходят ко мне. Я опасалась, как бы Милетта не обиделась, что я перебиваю у нее

покупателей, но бабушка вроде не возражала. По-прежнему находилась куча закоснелых

жителей, которые упорно ездили в дальние дали, лишь бы увидеть по-настоящему мудрую

женщину, травницу, чей опыт насчитывал не один десяток лет. Те же, кто обращался ко

мне, приходили по меньшим поводам, за простыми настоями – тем, что можно доверить

подмастерью. Меня это как нельзя лучше устраивало.

Отличный барыш рассовали по потайным кошелям, хорошие семена припасли до

весны, в каждом доме варили доброе пиво, а на всякий стол подавали обильную еду.

Хорошая же погода еще больше поднимала всем дух.

Конечно, я могла жить с бабушкой столько, сколько пожелала бы, хотя радости в том

видела мало, ведь за время с моего последнего отъезда Милетта стала угрюмой и

179

180

самоуверенной. Я рада была видеть бабушку. Между мной и Милеттой она не выделяла ее

– но и не оказывала предпочтения мне. Дом стал казаться слишком тесным. А вот

крохотной съемной комнатки, где едва помещались кровать и небольшой комод, мне

вполне хватало. Я любила свою домовладелицу и свою работу, и мне думалось, я тут

надолго.

Ну или пока не пойму, что же хочу делать в жизни. Будущее выглядело как никогда

размытым. Вот поработаю год, подумаю хорошенько и двинусь дальше туда, куда

подскажет внутренний голос и позволят сбережения.

В эти два месяца, что я жила в отдалении от двора, новости доходили до меня

медленно, часто в виде слухов, разносимых торговцами или путешественниками. Иногда

друзья слали мне письма. Весть о смерти принца Брайана принес сын свечника, который

зарабатывал извозом из южных провинций в северные и проводил большую часть жизни в

дороге.

Подтверждение из дворца пришло тремя днями позже. Регент послал глашатаев во все

восемь провинций, дабы на каждой рыночной площади объявили печальную весть. Все в

нашей деревне – ну или почти все – собрались на лугу, чтобы послушать гонца.

– Если принц Брайан умер, – крикнул кто-то королевскому глашатаю, – кто станет

править?

Посланник явно уже не раз отвечал на этот вопрос.

– Лорд Мэттью Увреле будет регентом, пока принц Кентли Увреле не взойдет на трон.

– Кентли Увреле? Это кузен принца Брайана, что ли?

– Да, сын регента.

– И каков он?

– Он прекрасно подходит на роль короля, – холодно ответил глашатай.

– Это-то ясно, но каковский он?

Гонец ответил на этот и еще дюжину вопросов с ожидаемой невозмутимой

сдержанностью. По крайней мере, я была уверена, что из Кентли получится гораздо

лучший король, чем мог бы выйти из Брайана. Не то чтобы я хотела выскочить перед

толпой и заявить об этом. И в первый день, и в последующие недели мне было странно

думать о Кентли как о принце. И еще непривычнее – как о короле. Кентли никогда не

казался величественным. Вдумчивым, умным, справедливым, добрым – но не

величественным.

Хотя Брайан тоже не был царственным. Скорее уж романтическим. Пожалуй, каждый

использует те качества, которые ему дала природа, и старается соответствовать

полученной роли.

Более личные новости я узнавала из писем, которые приходили с перебоями: все

зависело от занятости отправителя и гонцов, едущих в мои края. Элисандра отвечала сразу

же и часто, хотя и сдержанно. Не раз я гадала, проверяют ли ее переписку леди Грета или

лорд Мэттью.

Из первого письма следовало, что Брайан умер два дня спустя после моего внезапного

отъезда.

«Единственное, что меня радует, – чем больше он болел, тем меньше мучился. Когда

Брайана только одолела хворь, он очень страдал, но со временем, кажется, стал более

спокойным и менее чувствительным. Гизельда сказала, что к моменту смерти ему и вовсе

не было больно. Утешительная новость для лорда Мэттью и меня».

Я бегло просмотрела описание похорон. Все восемь провинций присоединились к

трауру, вывесив черные флаги над городскими воротами и общественными зданиями.

Некоторые романтические барышни облачились в черные платья и неделями отказывались

их снимать. Однако у большинства крестьян, по сути, не имелось повода сильно скорбеть

по принцу. Они никогда его не встречали, не любили, не ненавидели: политики и

180

181

придворные мало значили в повседневной жизни простолюдинов. Принц умер, и новый

принц скоро займет его место.

Королевство оставалось целым и неделимым. Остальное их не тревожило.

Меня же больше всего интересовало, что станет с Элисандрой, и в последних строках я

нашла ответ на свой вопрос.

«Странно думать, что я стала вдовой, едва успев сделаться женой. Похоже, лорд

Мэттью еще не решил, как со мной поступить, хотя уверена, он что-нибудь придумает.

Кент заверил, что я унаследую личное состояние Брайана, хоть и, разумеется, не

королевские украшения и казну. Регент намекнул, что мне стоит снова выйти замуж. Как к

этому отношусь я? У меня уже был один ужасный брак. Дайте мне передохнуть, прежде

чем я решусь вступить в новый».

Я подняла глаза от письма. Ну конечно.

«Хальсинги всегда поставляли невест для королевского дома».

Элисандра из Хальсингов, а Кент теперь последний из династии Увреле. Даже на

расстоянии в тысячи миль я чувствовала, как лорд Мэттью привычно плетет очередную

интригу. Приличия требовали выждать, прежде чем передать Элисандру новому принцу,

но в прошлом приличия не особо сдерживали регента. Вскоре мы услышим об обручении

Элисандры с новым наследником престола.

Я столь долго на это надеялась и изо всех сил старалась ускорить события – так почему

теперь мысль об их свадьбе так меня печалила?

От Анжелы пришли письма, более насыщенные сплетнями о жизни двора после смерти

Брайана. Меган Трегонийскую пришлось запереть в ее комнате и накачать

успокаивающими травами – так она предавалась горю. Трех других юных леди, безумно

влюбленных в покойного принца, отослали домой еще до похорон, потому что они

досаждали всем на обедах и собраниях своими истерическими всхлипами.

Приехавшие дворяне, напротив, не выказывали такого отчаяния, и «полусекретные

политические встречи начались по всему замку, не успело остыть тело Брайана. Я никогда

не видела беднягу Кента таким мрачным и измученным. Разумеется, все тут же

всенепременно возжелали назвать его своим другом. Он слишком вежлив, чтобы ответить

грубостью, поэтому вынужден терпеть, что каждые пять минут его припирает к стенке

очередной мелкопоместный дворянчик, мечтающий приобщиться к кормушке при дворе.

Кент держится хорошо, вот только выглядит уставшим. Даже Элисандра, невзирая на свои

заботы, встревожилась о нем. Как раз вчера настояла, чтобы Кент пришел на ужин, так как

пропустил завтрак и обед.

Теперь вопрос, когда именно коронуют Кента. Так как ему уже двадцать один год, нет

смысла называть его принцем: когда он взойдет на трон, то станет королем. (Король

Кентли, разве не божественно? Звучит куда более впечатляюще, чем наш милый серьезный

Кент). Все говорят, что это лорд Мэттью откладывает церемонию, якобы хочет спокойно

сделать правление из регентского королевским, но я думаю, так ли он жаждет в одночасье

лишиться всей власти и передать ее сыну?»

Письма Анжелы явно никто не просматривал. Я любила их получать и торопилась с

ответом, чтобы она обо мне не забывала. Новостей у меня, конечно, было меньше, но я

старалась представить их в забавном свете. Описала дикие пляски на осенних

празднествах и бродячий обезьяний цирк, заехавший в город. Рассказала о самых нелепых

просьбах, с которыми ко мне обращались крестьяне: «Матушка Джени, которой

исполнилось шестьдесят, захотела зачать ребенка; мужчина, представившийся Рэдом

Броттоном, пожелал узнать, есть ли заклинание, увеличивающее размер… ну, в общем, он

назвал это «мужским пальцем», так что мне не остается ничего иного…»

Элисандре же я отослала письмо более краткое и более личное. Справилась о ее

здоровье, заверяя в своем, и выразила надежду, что вскоре увижу ее снова. А в сгибы

письма насыпала семян нариандера и успокойника, трав, которые поддержат ее дух и

181

182

подарят безмятежность. Простые средства, но сознание, что я хоть чем-то помогла, дарило

мне большое облегчение.

Вроде бы сестра держалась хорошо, но с ней никогда не знаешь наверняка.

Той осенью я стала переписываться еще с одним человеком – с Кентом. За все

двенадцать лет, что я посещала замок Оберн, он не посылал мне ничего, кроме

поздравлений с солнцеворотом.

Когда первое его письмо пришло в дом швеи, я не узнала почерк. И даже сорвав печать

и увидев подпись, не поверила глазам.

Сердце отчаянно колотилось в груди, хотя вроде ничего особенного Кент не написал.

На самом деле послание было довольно коротким:

«Кори,

Карета вернулась пустой, а все стражники в полном здравии, из чего я делаю вывод, что

ты добралась до дома бабушки в целости и сохранности. Здесь был такой хаос, ты себе не

представляешь. Мы с отцом бесконечно говорили с наместниками и их советниками. Все

рассматривают смерть принца как возможность проверить и пересмотреть старые союзы.

Я не привык, что столько народу интересует мое мнение, и старался отвечать осторожно,

но в итоге решил, что у меня есть четкое суждение по каждому вопросу, и обычно оно и

есть самое здравое. Прямо задатки тирана, как считаешь? Как бы то ни было, я наловчился

смотреть на собеседника с серьезным внимательным видом, даже когда на самом деле и не

слушаю. Похоже, этот новый трюк мне придется использовать все чаще и чаще.

А так у нас все в порядке. Элисандра притихла, но вроде бы не выглядит несчастной. Я

провожу с ней меньше времени, чем хотелось бы. Казалось, смерть Брайана поразила

моего отца, но теперь он захвачен целью сделать из меня короля. Иногда я радуюсь,

иногда пугаюсь, но по большей части просто устаю от всего этого. Я очень по тебе

скучаю. Кент».

Не «Кентли». Хорошо. И он по мне скучает. Я отослала еще более краткое письмо, но

не стала признаваться, что тоже скучаю. Не стала благодарить за кольцо. Зато припудрила

лист смесью растертых семян, помогающих обрести мудрость, терпение и силу. Кент этого

не заметит, а мне в радость. Я отослала письмо с легким сердцем.

Однако мои дни не сводились к одному только чтению посланий с дворцовыми

сплетнями. Работа в таверне прекрасно вписывалась в мою нынешнюю жизнь: я

приходила туда рано вечером, трудилась до полуночи или чуть позже, затем возвращалась

домой, читала книги по травологии и ставила опыты с зельями. Иногда я ложилась после

трех часов утра и спала до полудня. Мне нравилось работать в таверне, нравилась

нехитрая рутина обслуживания посетителей, безобидный флирт с мужчинами, болтовня с

женщинами. Нравилось разносить всем еду. Если я замечала, что кто-то из завсегдатаев

неважно себя чувствует или в беде, то, выяснив, в чем именно дело, приправляла его пиво

придающими сил травами. Так самые верные клиенты превратились в счастливую

здоровую компанию, у которой таверна была связана с отдыхом и восстановлением сил.

И с каждой неделей дела шли все лучше.

Дарбин, хозяин таверны, заметил изменения.

– Ты всем нравишься, – сказал он однажды поздно ночью после закрытия. – Тебя нет –

клиенты о тебе спрашивают. Ты на работе – они остаются дольше и заказывают больше.

– Тогда, наверное, тебе следует повысить мне плату, – пошутила я, подсчитывая

солидную выручку.

Дарбин был самым богатым человеком в деревне.

– Или жениться на тебе, – ответил он. Я подняла глаза, и Дарбин рассмеялся: – Хотя

нет. Как показывает опыт, из хорошей подавальщицы получается скверная жена.

Я засмеялась. Может, у него не столько опыта, сколько у Ординала, но дважды к алтарю

он уже сходил.

182

183

Первая жена умерла молодой, вторая сбежала, и Дарбин не изъявлял намерений найти

ей замену.

Если правильно помню, обе начинали как его работницы.

– Судя по тому, что я слышала, хозяин из тебя лучше, чем муж. Так что большое

спасибо, но, думаю, выберу деньги.

Я протянула Дарбину стопки пересчитанных купюр, и он толкнул одну из них ко мне

обратно.

Больше, чем моя обычная еженедельная плата, но я не стала заострять на этом

внимание. Дарбин никогда не ошибался в подсчетах и знал, что делал.

– Вот интересно, а ты у нас надолго? – спросил хозяин ненавязчиво. – Ведь по весне

обычно ездишь в Оберн?

Я встала и стряхнула крошки с передника.

– Раньше ездила. Больше нет.

Дарбин остался за стойкой, глядя, как я кружу вокруг столов, поправляя стулья и

задувая свечи.

– Так что, собираешься остаться тут насовсем? До конца дней своих?

– Я еще не решила. Думаю, буду временами навещать сестру. Ты ведь дашь мне

свободную недельку, если попрошу?

Дарбин живо кивнул:

– Жаль будет тебя провожать, но зато радостно встречать. Работай здесь, сколько

пожелаешь.

Я улыбнулась ему в полумраке таверны.

– Рада слышать. Но я еще нескоро отпрошусь. Не волнуйся.

– Надеюсь, на солнцеворот задержишься. У меня это горячая пора.

– Задержусь обязательно. – Я сняла передник, положила его на край стойки и снова

улыбнулась Дарбину: – Увидимся завтра вечером. – И ушла.

Прогулка по тихим улочкам получилась короткой, хотя воздух оказался прохладнее, чем

я ожидала. Скоро зима, оглянуться не успеешь, как придет солнцестояние. Надо написать

дяде Джексону, спросить, не пригласит ли он Элисандру в поместье Хальсинг на праздник.

Конечно же, дядя позволит мне тоже приехать – разумеется, как окончатся основные

гуляния. Все-таки негоже мне бросать Дарбина в горячие деньки.

Однако в комнате меня ждало письмо, уничтожавшее любую возможность поехать куда-

либо на зимних праздниках. Оно пришло от Элисандры и было самым длинным из всех от

нее полученных.

А еще самым откровенным: должно быть, сестра писала его втайне и передала с

надежным человеком.

«Кори,

Сегодня управляющий привез страннейшее известие из имения Джексона. Похоже, он и

Ровена сбежали – испарились. Ночью они еще были дома, а на следующую пропали, равно

как и вся их одежда из сундуков и все личные вещи. Слуги клянутся, что ночью ничего не

слышали, что Джексон с Ровеной отправились спать как обычно, а наутро пропали.

Управляющий втайне навел справки в окрестных гостиницах и постоялых дворах, но

никто не видел пару. О, еще: все лошади на месте.

Разве не странно? Ну и что нам думать? С тех пор как Джексон уехал прошлым летом,

он прислал мне всего одну записку, мол, не сожалеет о смерти Брайана, хотя надеется, что

она меня не сильно огорчила. Конечно, я немедленно сожгла это послание, чтобы мать или

лорд Мэттью его не нашли. Джексон ничего не говорил, что собирается уехать – или

исчезнуть! – и я взволнована и потрясена. А вдруг мы больше никогда его не увидим?

И конечно, я не могу не думать, какую роль в этом всем играет Ровена. Все-таки она

королева алиор, а они обладают силами, которые неподвластны нашему разуму. Год назад

183

184

она заключила с Джексоном странную сделку. А вдруг Ровена пожалела о ней? Вдруг как-

то ему навредила?

Я сказала лорду Мэттью, что хочу поехать в имение Хальсинг и сама разобраться, но он

сухо ответил, что мне не дозволено покидать замок. Я удивилась и немного надменно

спросила, по какому праву он смеет меня где-либо удерживать? И лорд Мэттью заявил –

просто день неожиданностей какой-то! – мол, я вдова последнего принца, и ребенок

любого пола, что появится из моего чрева, будет рассматриваться как следующий

наследник трона. И все девять месяцев со смерти Брайана за мной станут тщательно

следить. А то я якобы могу втайне понести ребенка Брайана, законного наследника, или

выдать дитя за такового, и попытаться посадить его на престол вместо Кента! Можешь в

такое поверить? Никогда не слышала подобной чуши. Я сказала лорду Мэттью, что с моей

брачной ночи у меня уже четырежды были месячные, не верит – пусть спросит у Дарии,

но тот заявил, мол, такие признаки ненадежны, а служанку можно подкупить. В любом

случае закон предписывает выждать девять месяцев, и регент намерен проследить за его

выполнением до последнего дня.

Это объясняет все вопросы, которые вертелись у меня на языке, но которые я не

озвучила – например, почему лорду Мэттью сразу не короновал Кента и почему не

слишком торопится найти нового соискателя моей руки. Должна признаться, я не жажду

увидеть очередного щеголя, выбранного регентом, но была удивлена его неспешностью в

этом вопросе. Теперь все ясно. Я все поняла.

О, Кори, как мне тебя не хватает! Я так часто думаю о твоих словах. Что ты хочешь

жить в деревенском домике, выращивать травы и зарабатывать столько, чтобы хватало на

пропитание. Как бы я хотела тоже так жить и всегда быть с тобой рядом. Лорд Мэттью

поклялся, что ты больше никогда не вернешься в замок Оберн, но я не собираюсь с тобой

разлучаться. Я приеду к тебе, или ты встретишься со мной где-нибудь, как только

закончится мое девятимесячное заключение. А до тех пор вспоминай меня почаще, пиши,

как только сможешь, и знай: я всегда думаю о тебе.

Элисандра».

Такое письмо следовало перечитать – что я и сделала, стоя у кровати и поднеся лист к

свече. Джексон и Ровена исчезли! Хотя никакой загадки тут нет.

Ровена забрала его в Алору, это место покоя и радости, о котором он мечтал с тех пор,

как однажды ненадолго его посетил – роковой визит. А может, еще дольше – с тех пор, как

впервые увидел одно из хрупких эфемерных созданий. С тех пор, как одна из них из

любопытства коснулась его щеки и зажгла в сердце Джексона неумолимое необъяснимое

желание. Я помнила, какое глубокое томление вызвало во мне прикосновение Крессиды,

когда я вызволила ее из замка Оберн. Даже теперь, месяцы спустя, иногда ночью я

просыпалась, измученная, в отчаянии тоскуя по месту, которого никогда не видела. Я

знала, куда пропали Ровена с Джексоном. Больше мы их не увидим.

Я пробежала письмо в третий раз и нахмурилась, дочитывая вторую часть. Да уж,

мысль о том, что Элисандра могла забеременеть в брачную ночь, крепко засела в голове у

лорда Мэттью.

Хотя он должен был понимать, насколько мала такая возможность, учитывая, как плохо

Брайан себя чувствовал. Элисандре придется прождать девять месяцев, никуда не

выезжая, ничего не меняя в жизни! Кенту тоже придется просидеть тот же срок в

подвешенном состоянии. С ним станут обращаться как с королем, хотя реальной власти у

него не будет.

И мне придется прождать девять месяцев до новой встречи с сестрой.

Что ж, четыре с половиной уже минули. Половина срока позади. Следующие два часа я

просидела, отвечая на письма, и только потом легла спать.

Приближался праздник. Солнце уменьшилось и не так грело, даря всего несколько

часов бледного света в день. Ночи стали дольше и холоднее. Единственным оружием

184

185

против одиночества были дружеское общение и огонь в камине. Таверна каждый вечер

набивалась полным-полна, и ни один гость не хотел идти домой, обратно в черную

ледяную тишину.

Даже обычно неунывающий Дарбин часто погружался в унылые размышления, откуда

его не так-то просто было вытряхнуть. По моему настоянию мы стали подыскивать еще

одну подавальщицу, и я остановила выбор на толстушке-вдове средних лет с приятной

улыбкой. Новая работница умела обращаться с мужчинами, была добродушной,

смешливой и, насколько я знала, со смерти мужа пять лет назад отклонила четыре

предложения руки и сердца. Неудивительно, что Дарбин быстро нашел с ней общий язык,

и они стали добродушно подшучивать друг над другом. Вообще-то, я при случае улучшала

недозволенными травами их пищу – и их отношения.

Пару дней в месяц я старалась проводить у бабушки, где смена времен года вызвала

небольшие перемены. Бабушка с Милеттой сушили травы и закупоривали различные

зелья. Долгие ночи означали для них лишь дополнительные часы учебы при свечах. С

моего отъезда в деревню Милетта стала немного лучше ко мне относиться, и мы даже

провели вместе несколько вечеров, обсуждая самые запутанные тексты и строя

предположения, какие эликсиры в каких случаях применять. Бабушка с улыбкой

наблюдала за примирением, но ничего не говорила.

Мы втроем отметили день солнцестояния, хотя я добралась в коттедж лишь к полуночи,

так как до одиннадцати обслуживала столики в таверне, а потом бежала по замерзшей

дороге под ухмылявшимся серпом луны, ежась от холода и радуясь, что скоро окажусь в

натопленном бабушкином доме. Так мы трое и просидели до рассвета самую долгую ночь,

бросая в огонь травы и распевая заклинания, призывавшие раннюю весну и богатый год.

Проспали до полудня и поехали в деревню на праздник: игры, угощения, песни,

предсказания и ярмарка. День выдался холодным, но исключительно ясным. От ветра лица

у жителей раскраснелись, отчего все в деревне казались полными жизни веселыми

малыми. Именно поэтому зимнее солнцестояние и было моим любимым праздником: все


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю