Текст книги "Летние дни в замке Оберн (ЛП)"
Автор книги: Шэрон Шинн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)
расслышала, как вас зовут. Лорд... Хеннеси?
Я, конечно же, расслышала, но какого он рода, сомневалась. Он услужливо подсказал:
– Хеннеси из Мелидона. Я – средний сын Артура.
Ах, да. Часы наставлений леди Греты за последние три лета помогли мне восполнить
пробелы. Наместник Артур стар, болен и немощен, но пока не готов уступить власть; на
деле же в основном управляет его известный скорыми расправами старший сын. Тот рано
женился, но первая супруга не сумела произвести на свет желанного наследника, и потому
брак был расторгнут. Два года назад он женился снова. Новая супруга до сих пор не
понесла, и уже пошли разговоры о том, что виноват муж. Младший сын Артура,
ненавидящий старшего брата, женат успешнее и уже произвел многочисленное потомство,
в том числе двух мальчишек. Хеннеси, всегда принимавший сторону старшего брата,
собирается жениться сам и по возможности исключить младшего брата из числа
предполагаемых наследников.
Похоже, кто-то предложил ему присмотреться ко мне.
– Конечно, – сказала я, снова протягивая руку и приседая в глубоком реверансе. – Как я
понимаю, вы прибыли для участия в летнем празднике? Нравится ли вам в Оберне?
Он положил мою руку на свой локоть, и мы медленно направились к замку.
– Сейчас гораздо больше, – сказал он. – Я слышал, что сестра Элисандры ни в чем ей не
уступает, но не верил, что такое возможно. Пока не узрел вас.
Тяжеловесная галантность давалась ему нелегко. Я не могла себе представить
обстоятельств, которые заставили бы меня переселиться аж в Мелидон, но все равно
улыбнулась:
– Вы мне льстите. Скажите, как вы проводите дни? Охотитесь, полагаю? Какова охота в
ваших краях?
Как я и подозревала, на эту тему ему разговаривать было привычнее, и остаток
короткой прогулки мы обсуждали ястребов и гончих. Как только мы вошли в парадную
дверь, я схватилась за голову:
– Ох, нет! Я опаздываю, мне так жаль. Я с радостью дослушаю вашу историю как-
нибудь в другой раз. Прошу прощения.
Я умчалась по коридору и по первой же лестнице вверх, прежде чем он смог попросить
меня сесть рядом с ним за ужином или потанцевать на балу. Я знала, что только оттягиваю
неизбежное, но все равно радовалась.
Тем вечером, пока Дария укладывала Элисандре волосы, я рассказала ей кое-что из
произошедшего в саду. На лице Элисандры на мгновение появилось отвращение.
– Мне и самой Хеннеси не очень нравится, – сказала она.
– О, тогда, чтобы порадовать тебя, выходить за него необязательно? – поддразнила я.
Глаза сестры в зеркале смотрели прямо в мои, и она не смеялась:
– Не иди замуж ради чьего-то удовольствия, только ради себя.
85
86
Я подбросила в воздух саше. Леди Грета хотела, чтобы я засунула его в карман, дабы
создать «аромат тайны» при ходьбе, но мне запах совсем не нравился, и я не стала.
– Не думаю, что мне стоит выходить замуж за кого-либо, – беспечно ответила я. – И
даже не знаю, буду ли я с кем-нибудь флиртовать. Это оказалось совсем не так приятно,
как я ожидала.
Элисандра наконец улыбнулась:
– Может, ты не с теми флиртовала?
Я покачала головой:
– Даже с Брайаном. Так странно, когда он берет меня за руку и говорит что-нибудь
эдакое. Раньше Брайан никогда так не делал. Не верится, насколько он изменился.
Теперь Элисандра смотрела на свое отражение.
– Брайан не изменился, – тихо произнесла она.
Значит, это я изменилась? Хотя, возможно, она имела в виду нечто иное.
Дария в последний раз пригладила волосы Элисандры и объявила:
– Готово, миледи.
– Благодарю, – с серьезным видом кивнула Элисадра и поднялась. В серебристо-
голубом платье она была очень хороша. – Нет нужды дожидаться меня сегодня. После
ужина, полагаю, будут развлечения, а я не хочу, чтобы ты так долго не ложилась.
– Спасибо, миледи, – присела в реверансе Дария.
А я не смогла удержаться от сердитой мысли: «С каким симпатичным гвардейцем
проведешь ты свободные часы?». Но, разумеется, вслух не спросила. Какой прок?
Внизу нас рассаживали более строго, чем обычно, и я чувствовала, что ничем хорошим
для меня это не кончится. И в самом деле, слуги повели Элисандру к главному столу, а
меня направили за второй из стоявших ему поперек – я знала, что это довольно высокая
честь, однако, совсем ее не оценила, ибо Хеннеси из Мелидона уже сидел рядом с моим
местом и улыбался.
Ужин прошел достаточно мило, хотя Хеннеси оказался не самым интересным
собеседником. Я никак не отвечала на его попытки делать комплименты, что, должно
быть, его обескураживало. Мне удалось ускользнуть, когда гости переходили в большой
салон, где устраивались игрища. Я не знала, что именно ожидается, потому догнала
Анжелу, когда все начали рассаживаться по стульям, расставленным рядами перед
невысоким помостом.
– К чему это? Кто-то будет выступать?
Она схватила меня за руку и повела к ряду, в котором уже сидела Мэриан:
– Кори! Тебя усадили рядом с лордом Хеннеси! Какая честь! Ходят разговоры, что он
может стать следующим наместником после смерти своего отца, если брат так и не сможет
произвести...
– Мне он показался скучноватым, – сказала я.
– Какая разница! Мужу не нужно быть интересным, дабы сделать жену богатой и
уважаемой.
Мне не хотелось говорить об этом.
– Положим, твоя компания тоже оказалась неплохой, – сказала я, потому что тоже
обратила внимание на соседа Анжелы. Брачные игры и ритуалы ухаживания были мне в
новинку, но я уже начинала понимать тонкости и хитросплетения. – Разве рядом с тобой
сидел не лорд Лестер?
Конечно же, Анжела попалась на мою удочку. Потом мы обсудили и партнера Мэриан
по ужину, пока остальные гости собирались и рассаживались. Я по-прежнему не знала, кто
будет выступать, потому поразилась, когда шесть алиор вошли в комнату и взобрались на
маленькую сцену. Троих из них я раньше не видела: очень пожилую женщину,
светловолосого мужчину и женщину помоложе с прямо-таки светящейся кожей. С ними
были Эндрю и еще двое алиор, живших в самом замке.
86
87
– Что тут. . Алиоры собираются петь? – спросила я, совершенно запутавшись, ибо
никогда не видела ничего подобного.
Анжела покачала головой:
– Они не поют, они играют прекрасную, неземную музыку. Ты никогда не слышала?
– Нет.
– На самом деле, в последнее время они почти не выступают. Двое из женщин –
пожилая и молодая, – очевидно, до поимки входили в какой-то музыкальный клан – или
что там у них в Алоре, не знаю. Пожилая живет в Трегонии, а молодая – в Мелидоне,
потому они редко встречаются. Но если встречаются, всегда выступают. Мама сказала, что
это самая веская причина пригласить сюда Хеннеси, – хихикнула она.
Мне не удалось выдавить даже подобия улыбки. Представившаяся мне картина –
алиоры, вырванные из своих домов, разделенные, снова объединяются в рабстве и только
тогда могут испытать одну из простых, но важных радостей жизни – ужаснула меня и
лишила дара речи. Как такое могло случиться? Ответ был известен – я чуть не стала
частью всего этого три года назад. Как может дядя творить подобное? Как я могла считать
это допустимым? Сейчас все это не укладывалось в голове. И придумать выход не
удавалось.
Пока я сражалась с чувством вины и гневом, алиоры заняли места на сцене. Трое
держали в руках длинные, тонкие трубки, похожие на выдолбленные ветки; но их
собственные руки были такими длинными и тонкими, и так крепко держали инструменты,
что иногда казалось, будто это не одна, а три трубки. Две приезжих женщин сели и
раскрыли на коленях металлические коробочки. С моего места не было видно, есть ли
внутри струны или какое-то другое устройство для извлечения звука. Эндрю перебирал
горсть стеклянных палочек, которые, ударяясь друг о друга, издавали хрустальный звон.
Пожилая женщина что-то спросила у своих товарищей, и они все замерли. А потом по
какому-то незаметному сигналу начали одновременно играть.
Казалось, все деревья в лесу уселись и начали говорить; словно река, надув кружевные
губки, рассказывала сказку. Алиоры играли непривычную моему слуху музыку, но
доносившиеся звуки, писк, тихое рычание лесных тварей приобретали неожиданно
понятный стройный язык. Не столько понятном – не история с началом и концом, –
сколько дававшем ощущение общения, раскрытия тайн и постижения всеобщей истины.
Под журчание и шорохи их песни ветра меня посетила мысль: «Да, теперь я знаю.
Конечно. И почему раньше не понимала?». Я была зачарована, восхищена, околдована.
Когда музыка внезапно прекратилась, я буквально ахнула – как и половина людей в
зале. Я чувствовала себя глупой и какой-то тяжелой, будто выбралась из лесного пруда, где
пронежилась весь день, легко держась на воде. Казалось, комната давит, стены чересчур
плотные, а в воздухе слишком густо пахнет людьми. Кто-то рядом со мной что-то сказал,
но я не смогла понять ни слова.
Не успела я испугаться или хотя бы удивиться, как музыка возобновилась. И снова я
плыла по ее успокаивающим всеведающим волнам. Мир казался огромным и полным
сияющего света; каждое существо, каждый предмет покачивался под свою собственную
мелодию. Все было на своем месте, все прекрасно сочеталось. Замок, поля вокруг,
провинции, простиравшиеся так далеко, что я и вообразить не могла, – все казалось
частью одного прекрасного целого, составляло чудесный единый рисунок. Я подняла руку,
будто пытаясь погладить нити вытканной музыкой картины. Даже то, что на самом-то деле
дотрагиваться было не до чего, не мешало моему пониманию разворачивавшегося холста.
Все виделось кристально ясным.
Музыка снова смолкла, и меня вновь охватили растерянность и чувство утраты. В этот
тоскливый перерыв мне хватило ясности ума подумать: «Если все чувствуют то же, что и
я, почему они вообще позволяют алиорам играть для людей?». Затем музыка
87
88
возобновилась, и стало неважно, что без нее я терялась и печалилась; мне лишь хотелось,
чтобы она не прекращалась всю ночь.
Не могу сказать, как долго это продолжалось. Казалось, мы провели целые дни,
завороженные алиорами, но, возможно, прошел лишь час-другой. И кто знает, сколько бы
они еще играли, если бы не внезапная помеха. Дверь сзади распахнулась, и громкий голос
заявил:
– Это представление может длиться всю ночь! Потому что я привел еще одного
музыканта в оркестр!
И музыка тут же смолкла, внезапно и болезненно. Люди же, казалось, разделились
поровну на протестующих и удивленных. Кто-то вскочил на ноги, указывая в сторону
двери. Вблизи послышался чей-то смех, а дальше – тихий, высокий звук, будто плакал
ребенок. Я медленно развернулась на стуле. Я знала, кто там.
Там, заполняя собой весь дверной проем, уперев руки в бока и улыбаясь в темную
бороду, стоял мой дядя Джексон. В запыленной, перепачканной за время странствий
одежде, словно он только что въехал в ворота замка. Рядом с ним на полу, едва прикрытая
тряпьем и стонущая от боли из-за золотых цепей на запястьях, скорчилась девушка-
алиора, по виду совсем ребенок. Она была такой маленькой, такой худой, что пряди
длинных густых волос казались толще ее рук и ног. Я могла бы поднять ее и прижать к
себе одной рукой, и у меня еще хватило бы места обнять Элисандру.
Дворяне вокруг меня негромко восторгались увиденным:
– Еще алиора! Джексон, ты обещал, что я смогу торговаться первым.
– Посмотрите, какая маленькая! Из нее выйдет чудесная нянька.
– Величайший охотник нашего поколения.
– Поздравляем, Джексон! Отлично сработано!
Я была не в силах их слушать, не в силах взглянуть на дядю. Не думая о том, как
выгляжу со стороны, я кое-как встала и поспешила мимо сцены к ближайшей двери для
слуг. Однако далеко уйти не удалось – я упала на колени, и меня вырвало прямо в
коридоре.
Глава 8
Конечно, позже именно Анжела рассказала мне все. Джексон тоже мог поведать свою
историю, только вот я бы ни за что не стала его спрашивать. Несколько дней с его приезда
я сомневалась, что вообще когда-либо заговорю с ним снова.
Уж не знаю, через какие замочные скважины подслушивала Анжела, собирая сплетни,
но я ей поверила – ведь рассказ ее совпадал с тем, что я уже знала. Но как же мне
хотелось, чтобы все оказалось неправдой!
По словам Анжелы, две недели охотился Джексон за алиорами в лесах около реки
Файлин. Он проявил чудеса терпения, лежа дни и ночи напролет, не шевелясь, в своем
едва заметном лагере. Птицы и иные дикие создания, живущие в той части леса, настолько
к нему привыкли, что уже совсем его не боялись. Они услаждали дядин слух своим
щебетом и вили в его бороде гнезда. Плющ, что оплел все могучие дубы в округе,
медленно обвился и вокруг дядиной щиколотки, а в складках одежды и карманах проросли
семена.
Джексон пробыл там так долго, что даже алиоры стали беспечными. По трое-четверо
они проходили мимо, весело щебеча, словно птички. И дядя не пытался никого из них
поймать, ведь у него была иная задумка – проследить за алиорами до их дома и увидеть
наконец воспетые в сказаниях улицы Алоры.
Через три дня ожидания мимо прошла группка из пяти алиор, и дядя решил, раз их так
много, то пойдут они не спеша и не прислушиваясь к звукам вокруг. И впрямь, среди
88
89
путников было двое молоденьких алиор – таких юных, что они едва передвигались на
своих длинных и тонких ножках. Взрослые вовсю веселились, пока карапузы, спотыкаясь,
ковыляли по тропинке.
Джексон потихоньку поднялся из своего укрытия и последовал за ними через лес.
Они отошли совсем недалеко, как вдруг исчезли.
Джексон судорожно завертел головой, гадая, уж не привиделось ли ему все это. В конце
концов, в последнюю неделю он почти ничего не ел, да и лес может вызвать миражи. Но
он ничуть не сомневался, что те создания шли впереди него, смеясь и размахивая руками.
Наверное, они прошли через какие-то невидимые границы, может быть, через потаенную
дверь.
И тогда дядя сделал глубокий вдох и продолжил путь в том же направлении, смело
ступая по следам алиор, пока не почувствовал легчайшее покалывание во всем теле – так
он попал в волшебную страну.
Это был уже не тот лес, который он столько раз обходил и в котором полмесяца
ночевал. Здесь все было иначе: мерцающий белый свет, бескрайнее голубое небо,
сказочные жилища, выкрашенные во все цвета радуги, и улицы, мощеные алебастром.
Дядя стоял на краю рая и не мог отвести глаз. Повсюду встречались алиоры: они
толпились в дверях, свешивались из причудливых окон и окликали друг друга на
белоснежных улицах. Их было не счесть.
Конца города тоже не наблюдалось.
Стоя там и разинув от изумления рот, Джексон вдруг заметил приглушенный,
непрерывный гул или жужжание, а может, постукивание. Пока дядя прислушивался,
тональность и высота звука изменились. Казалось, будто мимо пролетают пчелы, потом
птицы подхватывают мелодию и меняют ее на гармоничные трели, а потом вступают
сотни котят со своим нестройным и буйным мурчанием. Звуки вокруг казались
разговорами, хотя дядя едва ли назвал бы это языком.
Потом он узнал, что так звучат алиоры. Это был их единый голос – гармоничные
отголоски их подсознания, созвучные с каждым из алиор и отражающие общее
настроение.
Позже Джексон скажет, что простоял там целый час, рассматривая улицы Алоры, не в
силах ни ступить вперед, ни вернуться в знакомый изумрудный лес. Но, возможно,
времени прошло далеко не так много – как он позже понял, в Алоре время текло совсем
иначе и не поддавалось счету. Кто знает, может, он пробыл там всего пять минут, пока на
него не натолкнулся кое-кто совершенно неожиданный.
– Джексон Хальсинг! – воскликнул этот кое-кто, и через несколько секунд дядя
сообразил, что это человек, и знакомый ему человек. Джед Кортей, один из охотников на
алиор. – Глазам своим не верю!
Своим глазам не верил и Джексон, ибо прежде хорошо знал Джеда. Раньше
неотесанный, не слишком приятный взгляду здоровяк-дровосек, который тащил все что ни
попадя – и не важно, пригодится оно или нет. Человек, который сейчас стоял перед
Джексоном, был того же роста и размеров (последние, правда, сильно уменьшились), с
почти тем же лицом, и все-таки выглядел он совсем иначе. Приблизительно так Джексон
себе представлял человека, которого преобразили смерть и вознесение на небеса, в
царство ангелов.
– Кортей, – поздоровался Джексон, и мужчины с чувством пожали друг другу руки.
Когда-то они были настоящими друзьями. – Что ты, как?.. Неужели это возможно?! Все
это время я думал, ты умер.
Кортей громко рассмеялся, и царивший вокруг гул резко изменился от этого всплеска
веселья.
– Нет, что ты! Живу здесь и чувствую себя другим – изменившимся, счастливым
человеком. Хальсинг, ты даже не представляешь, куда попал!
89
90
Джексон снова осмотрелся.
– Это Алора, – сказал он. – Или, по крайней мере, соответствует моим мечтам о ней.
Кортей взял его под руку и со страстью воскликнул:
– Такими невероятными твои мечты наверняка не были! Позволь все тебе показать,
иначе ты не поверишь. Словами эту красоту не опишешь.
И впрямь, в этом месте пересказа Анжелой дядиной истории описания стали
размывчатыми и полными превосходных степеней. Как будто в человеческой речи не
хватало слов, дабы передать все чудеса Алоры. Ни одно прилагательное не было
достаточно красочным, чтобы описать архитектуру, музыку, ощущение и запах этого
места. Часами (хотя наверняка всего пару минут) Джексон с Кортеем бродили по
невероятному городу, пока не подошли к самому красивому зданию. После рассказа
Анжелы я даже представить его себе не могу, ибо она говорила так: «в доме было пять
лестниц, но совсем не было стен. Лишь те, что из кружева цвета слоновой кости. В
гостиных росли деревья, и золотистый свет заливал все вокруг».
Нетрудно догадаться, кому принадлежал этот дом – королеве алиор, называвшей себя
Ровеной.
Видимо, Джексон виделся с королевой еще раз, уже после того достопамятного летнего
вечера на берегу реки Файлин, когда я случайно подслушала их разговор, ибо первыми его
словами стали:
– Прошлой осенью ты выглядела менее уставшей.
На что та ответила:
– Я только вернулась из земель людей – искала утерянное. Каждый раз, пересекая
границы Алоры, я устаю и чувствую свои годы, но стоит оказаться дома – сразу полна сил
и счастлива. Несколько дней, и для подобных упреков не станет оснований.
– Никаких упреков, – возразил дядя. – Я просто отметил то, что вижу.
– И я кое-что отметила, Джексон Хальсинг: что ты находишься в моем доме – куда тебя
столько раз звали, но где не надеялись лицезреть.
– Вот решил воспользоваться приглашением, дабы самому убедиться, сколь
гостеприимны алиоры.
Ровена взглянула на Джексона своими темными раскосыми глазами, словно оценивая
его. Его объяснение и его уверенность.
– И тебе не страшно? – спросила она. – Находиться здесь, среди моих людей и их чар?
Не боишься стать узником или пасть жертвой красоты?
– Я ничего не боюсь, – дерзко заявил дядя. – Ты уверяла, что здесь никого не держат
силой, и я хочу доказать это на своем примере. Говорила, что любой, кто оказывается в
Алоре, остается здесь навсегда. Но скажу сразу: это не про меня. Я пришел посмотреть на
тебя в твоем королевстве, а потом вернуться домой.
Ровена подала ему руку – такую тонкую, изящную и маленькую, что Джексону было
даже боязно коснуться ее: как бы не оставить синяки на безупречной коже.
– Оставайся сколько пожелаешь и уходи когда пожелаешь, – сказала она. – Взамен я
попрошу лишь одного – наслаждайся. Ведь это Алора, край чудес, и все, кто здесь
находятся, веселы и радостны.
Следующие десять дней дядя провел в Алоре. Жил в королевском доме, сделанном из
кружев, и вкушал невероятные явства, описать которые еще сложнее, чем сам город.
Днями напролет пил какое-то незнакомое крепкое пиво и предавался воспоминаниям со
старыми друзьями. Ибо здесь он повстречал еще пятерых, кого когда-то хорошо знал –
замечательных охотников, пропавшие несколько лет назад. Их считали либо погибшими,
либо попавшими в рабство. Но нет, они были здесь – живы-здоровы и счастливы, что
Джексон оказался с ними. Охотники беспрестанно восхваляли доброту алиор и сладкую
жизнь, что вели теперь среди своих бывших жертв. А вечерами Джексон флиртовал с
Ровеной, хотя про это Анжела могла рассказать немного.
90
91
И вот однажды, щедро накормленный, довольный, радушно принятый и
предоставленный самому себе, Джексон схватил племянницу Ровены и помчался назад,
через волшебные границы, в лес, который знал. С плачущим ребенком в руках он все
бежал и бежал, и остановился, лишь выйдя из леса.
А затем пришел в замок Оберн похваляться своей добычей.
Следующие три дня Джексон провел в замке, потому что регент уговорил его остаться
на летний бал. Я виделась с ним всего один раз, да и то не наедине – дядя пришел в
гостиную Элисандры проведать нас с сестрой.
– Как поживают мои любимые девочки? – громогласно спросил он, схватив каждую в
столь крепкие объятья, что оторвал нас от пола. – Кори, ты так похожа на сестру! Мэттью
говорил, что парни так и вьются вокруг тебя, будто ястребы на охоте. Думаю, не за горами
радостные новости. И ты, Элисандра! Просто красавица! Отец гордился бы тобой!
Я даже не могла с ним заговорить – с человеком, которого прежде боготворила. Но
Элисандра взяла его за руку с выражением глубокой привязанности, подвела к своему
любимому дивану и усадила рядом.
– Я скучала по тебе, – сказала сестра. – Расскажи о своих путешествиях.
Повинуясь, дядя принялся описывать недавнее посещение Файлинской ярмарки, а
также более далекое путешествие – в Килейн. Он ни словом не обмолвился об удачной
охоте; впрочем, как всегда. Видимо, истории эти предназначались лишь для мужских ушей
– для бывалых охотников и закаленных воинов, которых не смущали описания насилия и
предательства. И опять я задумалась, откуда Анжела узнала историю племянницы Ровены.
Ведь для дам Джексон приберегал рассказы о своих более привлекательных деяниях.
– А на Файлинской ярмарке, – продолжал тем временем дядя, – я купил вам подарки. –
Из кармана он вытащил тонкие свертки, завернутые в бумагу с нашими инициалами. Мне
пришлось встать со стула, на котором я обосновалась (в противоположном углу комнаты,
так далеко от Джексона, как только могла) и робко взять свой подарок.
– Думаю, они придутся вам по душе, – заметил он. – Только такие красавицы, как вы с
сестрой, могут носить подобные штуки.
Элисандра открыла свой сверток и тихонько пискнула от восторга. Мои пальцы были не
столь проворны, но наконец и я разорвала бумагу. Внутри лежала изящная золотая цепочка
с нанизанными на нее рубинами. Элисандре досталось ожерелье с изумрудами и ониксом.
– Дайте-ка взглянуть, как они на вас смотрятся, – попросил Джексон, и, пересилив себя,
я надела цепочку, а Элисандра – ожерелье. Длина украшения была идеальна –
центральный, самый крупный, камень покоился прямо в ямке под горлом.
Мы с сестрой подошли к зеркалу во весь рост.
– Какая прелесть, дядя Джексон! – воскликнула Элисандра, подлетая к нему. Тот
поднялся с дивана и, улыбаясь, глядел на нас с выражением огромного довольства. –
Большое спасибо, что вспомнил обо мне. – И сестра обняла дядю, а потом дотянулась до
его щеки и поцеловала.
Я медленно последовала за ней и поблагодарила намного более сдержанно:
– Да, очень красиво. Я надену украшение с моим новым бальным платьем.
Джексон рассмеялся и заключил меня в объятья, не обращая внимания на мою вялость.
Затем отпустил, взял за плечи и внимательно посмотрел:
– Ты не моя жизнерадостная Кори, но я знаю, что тебя гложет. Не волнуйся, если этот
кавалер не подойдет – найдется куча других. Не стоит беспокоиться, что не выйдешь
замуж.
И вот тогда я не удержалась и посмотрела на него. Наверное, впервые с момента
приезда Джексона в замок я встретилась с ним взглядом. Его явно рассмешило выражение
моего лица, потому что он снова расхохотался и обнял меня напоследок:
– Увидимся на балу, – пообещал он. – Приберегите для меня танец.
91
92
И наконец ушел.
Я взглянула на Элисандру:
– Он думает, что я о ком-то мечтаю? – выдавила я. – Но как?.. Почему?.. Я не знаю, что
ему говорить… Не знаю, что и думать...
Элисандра отошла закрыть за Джексоном дверь и теперь стояла в другом конце
комнаты, наблюдая за мной оттуда. Она догадывалась о моих чувствах, ведь я проплакала
у нее на плече всю ту ночь, когда Джексон появился в замке с юной алиорой. Но рассказом
Анжелы я с сестрой не поделилась. Не было сил повторить его.
– Вчера дядя поинтересовался, чем ты так озабочена, – сказала Элисандра. – Ты с
самого детства обожаешь Джексона. Нельзя ждать, что твое внезапное нежелание с ним
разговаривать останется незамеченным.
– И что ты ему сказала?
– Что у тебя разбито сердце. Что, кстати, правда. Хотя я знала, что он поймет мои слова
превратно.
Я покачала головой и упала на стул, на котором нашла пристанище прежде.
– Он… я… Я даже не знаю, смогу ли находиться с ним в одной комнате. Та девочка,
которую он украл из Алоры…
Элисандра подошла и остановилась прямо передо мной. Я обхватила голову руками и
уставилась затуманенным слезами взглядом на ее тонкие шелковые тапочки.
– Он такой же, каким был всегда, – спокойно заметила сестра. – И любит тебя не
меньше прежнего. Он охотится за алиорами последние два десятка лет, а ты любишь его
семнадцать из этих двадцати. Что изменилось? Чем он отличается от себя прежнего?
– Возможно, это я стала другой! – воскликнула я, вскочила со стула и заметалась по
комнате. – Возможно, я сначала не понимала – а, наверное, должна была! – но теперь
понимаю, и это ужасно. Сколько страданий и мучений, и он тому виной! Он был жесток, и
не могу поверить, что не замечала этого и что любила его!
Элисандра повернулась, наблюдая за моим хождением и не пытаясь меня остановить.
– Я осуждаю его торговлю алиорами, – сказала сестра все также спокойно. – И у меня
тоже болит сердце. Но ремесло это считается почетным и уважаемым. Джексон
удостоился признания и славы, разбогател – а все потому, что пошел по этой стезе. Так что
же подскажет ему, что он сделал неверный выбор?
– Его сердце! – вскричала я.
Сестра кивнула:
– Ты ездишь на охоту, и тренированный сокол сидит у тебя на руке. Он ведь был когда-
то диким? Разве какой-то охотник не похитил его, разлучив с парой и птенцами и заставив
жить другой жизнью? Но никто не переживает, что птицы в клетках или что их содержат
не лучшим образом. И чем это отличается от ловли алиор?
Я прекратила хождение и уставилась на сестру покрасневшими, опухшими глазами:
– Это не то же самое, – прошептала я.
Элисандра снова кивнула.
– Верно, не то же самое. Но некоторое так не считают. Откуда им знать? Если только
кто-то им не скажет. Или они сами не поймут.
– Но Джексон сам не поймет. Никогда! – крикнула я.
Сестра на мгновение задумалась.
– Думаю, поймет. Уже понял. И украл девочку… потому что боялся, что не сможет
этого сделать. Он выглядит таким довольным собой, но в нем появилось что-то… Думаю,
посещение Алоры повлияло на него намного больше, чем он самом считает.
Я отчаянно замотала головой:
– Как ты можешь его понимать? И прощать? Он жестокий человек, совершавший
ужасные вещи...
92
93
Теперь выражение лица Элисандры изменилось, хотя понять его было трудно:
привычное спокойствие сменилось отчуждением.
– Я знаю мужчин, которые намного хуже Джексона, – тихо сказала она. – Его я никогда
не назову жестоким.
Глава 9
В следующие два дня я почти восстановила душевное равновесие, хотя все еще
избегала Джексона. Я начала жалеть, что так запросто согласилась помочь Клуату,
результатом чего стала выпитая мною той ночью половина зелья. Глаза мои не открылись
на достоинства некоего влюбленного, о нет; они открылись на истинную природу
окружающих. И я изо всех сил желала, чтобы они оставались крепко зажмуренными.
В эти дни я таилась не только от Джексона, но и от Хеннеси Мелидонского, Анжелы и
даже Брайана. Все казались мне пустыми и испорченными, и я мечтала вернуться к
бабушке. Там я хотя бы понимала, откуда берутся соперничества и желания. Здесь же все
было непросто, все было подозрительно.
Так что я снова спала допоздна и, уклоняясь от совместных завтраков, выскальзывала
из замка около полудня. В оба эти дня я ездила на долгие прогулки верхом в полном
одиночестве и яростно вышагивала туда-сюда, пока моя бедная лошадь отдыхала. В день
бала я заехала так далеко и шагала так долго, что, когда наконец повернула к замку,
послеполуденное солнце уже всерьез подумывало сесть. До ужина мне предстояло много
сделать: выкупаться, вымыть голову, уложить волосы, задрапироваться в изумительное
платье красного шелка, придуманное специально для меня... Я пришпорила лошадь.
Через полчаса пути вдали показался всадник. Вскоре стала видна черно-золотая ливрея
– цвета замка Оберн, – а после я поняла, что это Родерик. Который, оказывается, искал
меня.
Объехав меня по широкой дуге, он поскакал рядом. Я была непонятно почему рада его
видеть и воскликнула:
– Родерик! Охотишься?
Он сидел в седле с обычным небрежно-снисходительным выражением на лице и
выглядел повзрослевшим, более уверенным, высоким и широким в кости. Мужчиной.
Когда я впервые встретила его, три года назад, он был еще почти мальчишкой.
– За тобой. Леди Элисандра волновалась.
– Но со мной все в порядке. Я всегда выезжаю прогуляться в одиночку.
Он взглянул на небо, вычисляя время по положению солнца:
– Полагаю, она считает, что тебе пора вернуться. Сегодня в замке важное событие.
Я угрюмо кивнула:
– Бал.
– Что-то ты не больно-то радуешься, – усмехнулся Родерик.
Я вздохнула, рассмеялась и провела рукой по своим распущенным волосам. Спутанная
масса. Потребуется вечность, дабы вымыть и расчесать ее.
– Кажется, я не подхожу для придворной жизни. Это лето точно меня не радует.
Казалось, он слушал более внимательно, чем всегда.
– Так ты считаешь, что будешь счастлива жить в деревне с бабушкой, никогда больше
не встречаясь с утонченной знатью замка Оберн?
– Если бы не Элисандра.
– Если бы не Элисандра, – повторил Родерик.
– Да. О да. Сама я к утонченному обществу не принадлежу. И чем дольше я здесь – во
всяком случае, в этом году, – тем меньше мне хочется оставаться.
На его широком лице мелькнула и тут же погасла легкая улыбка:
– Должен заметить, что жизнь в замке Оберн не совсем такая, как я себе представлял.
93
94
– Но ты ведь хотел сюда попасть, – в замешательстве посмотрела я на него. – Разве не
так ты говорил? Дождаться не мог, чтобы покинуть отцовскую ферму и приехать ко двору
принца.
– Да, – кивнул Родерик. – Быть королевским гвардейцем волнующе и почетно. Я
непременно должен был отведать такой жизни.
– А сейчас?
– Сейчас? – Он рассматривал раскинувшийся перед ним пейзаж, словно в зеленых
травах были написаны ответы, которых Родерик искал. – Как и у тебя, у меня есть веская
причина оставаться. Пусть и не та, которой я ждал, приехав сюда. И если бы ее не
