Текст книги "Зафар-наме. Книга побед Амира Тимура"

Автор книги: Шараф Йазди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 44 страниц)

Шараф ад-Дин несколько лет служил в Герате, при дворе Шахруха, и в Фарсе, при дворе его второго сына, Ибрахим Султана. Он обладал широкими познаниями в области поэзии, философии, астрономии, писал стихи под псевдонимом «Шараф» («почет»). По приказу Шахруха Шараф ад-Дин стал учителем юного хана Моголистана Юнус-хана, плененного в 832 г. х. (1428-1429), во время одного из походов Улугбека. Некоторое время Шараф ад-Дин жил в Йазде вместе с Юнус-ханом и, занимаясь его воспитанием, передал ему часть своих обширных знаний. Юнус-хан приходился дедом по матери будущему завоевателю Индии Захир ад-Дину Мухаммад Бабуру, положившему начало более чем трехвековому правлению династии Бабуридов (Великих Моголов) в этой стране. Но главная заслуга Шараф ад-Дина – написание труда «Зафар-наме». Судя по дате, приведенной во введении персидского текста этого сочинения, оно было завершено в 828 г. х. (1424-1425). Эта дата указана и в сочинении «Матлаъи саъдайн ва маджмаи бахрайн» Абд ар-Раззака Самарканди^[4]. Труд Шараф ад-Дина включает в себя полную историю Амира Темура и частично – историю его внука, Халил Султана. Он получил большое одобрение среди современников. Материал, послуживший основой для данного труда, был записан секретарями Ибрахим Султана на основе придворных дневников времени Амира Темура и других источников. Переработав эти данные, а также использовав дополнительные источники, Шараф ад-Дин и написал свой труд. Он назвал его «первой макалой», т. е. книгой, запланировав написание второй макалы, посвященной Шахруху, и третьей – посвященной Ибрахим Султану. Однако, судя по историческим данным, Шараф ад-Дину Али Йазди не удалось полностью осуществить свой план: вторая и третья макалы не обнаружены и никаких свидетельств о них нет.

Сочинению предшествует огромное введение (Мукаддима), посвященное генеалогии тюркских ханов и Чингиз-хана. Текст содержит огромное количество стихотворений, которые, несомненно, являются личным творчеством Йазди. В них Амир Темур, его сыновья, внуки, военачальники нередко обмениваются по поводу того или иного события пространными стихотворными монологами. В ряде стихов изложены личные душевные переживания Шараф ад-Дина. В таких случаях автор злоупотребляет временем и вниманием читателя, ослабляя, а порой и прерывая изложение политических и военных событий.

Однако при всей специфике стилистической манеры Шараф ад-Дина, его «Зафар-наме» остается наиболее правдивым и полным описанием жизни и деятельности Амира Темура. Вероятно, поэтому данное сочинение в течение более чем пяти с половиной веков после его написания многократно переписывалось, частично или полностью переводилось на восточные и западные языки, несколько раз издавалось в XX в. Одним из наиболее полных изданий стала публикация 1972 г. А. Урунбаевым факсимильного критического издания труда Йазди^[5]. Оно осуществлено на основе рукописи № 4472 Института востоковедения АН Узбекистана, с привлечением текстов тегеранского издания, осуществленного Мухаммадом Аббаси^[6], а также других рукописей фонда ИВ АН РУз: 1) № 1520/1 (лл. 1б-78а); 2) № 5372; 3) № 5359/1 (лл. 16-170а); 4) № 1517/1 (лл. 16-936); 5) № 1710/1 (лл. 16-1006). Эти пять рукописей содержат лишь начальные разделы «Зафар-наме». Упущения и лакуны, имевшиеся в рукописи № 4472, А. Урунбаев восполнил по тегеранскому изданию, основанному на более древних и полных рукописях.

Среди упомянутых выше переводов особое место занимает узбекский перевод, осуществленный в 1519 г. Мухаммад Али ибн Дарвеш ал-Бухари по приказу Шайбанида Кучкунчи-хана (1510-1529). Сочинение Шараф ад-Дина переводилось на староузбекский язык еще дважды: в 1550 г. – неизвестным переводчиком по приказу некоего Йаракбий Конгирата, а последний узбекский перевод был выполнен в 1826 г. в Хиве Худайберди Кошмухаммад Суфи Хиваки по рекомендации Шермухаммада Муниса.

Что касается перевода Мухаммада Али, то этот труд представляет собой один из классических образцов староузбекской прозы. К сожалению, он сохранился в единственном экземпляре, который хранится в Стамбуле, в библиотеке Нури Усмания, под шифром 3268. Его сдал туда в качестве вакфа турецкий султан Мустафа III (1757-1774) в 1171 г. х. (1757). Следовательно, рукопись попала в Турцию несколько ранее. Она еще основательно не изучена, и о ней есть лишь небольшое сообщение венгерского востоковеда Яноша Экманна, опубликованное в 1964 г.^[7], а также публикация нашего соотечественника Миена Бузрука, осуществленная в 1927 г. в журнале «Маориф ва укитувчи»^[8]. Однако на листах рукописи есть много пометок и записей латинскими буквами на турецком языке, которые можно отнести к XX в. Возможно, этим «турецким читателем» был именно Янош Экманн.

Оригинальный текст рукописи не пронумерован, но тот неизвестный «турок», по-видимому, до конца не ознакомившись с рукописью, пронумеровал ее, причем общее количество листов рукописи составило 319. При внимательном рассмотрении рукописи нами было обнаружено, что при брошюровании текста перевода многие ее листы, в нарушение контекста, оказались не на своем месте. При упорядочивании листов текста перевода пришлось внимательно сличить их с персидским текстом по оглавлению публикации А. Урунбаева. До 46 листа перевода текст в нумерации «турка» по смыслу совпадает с персидским, но с 47 по 65 лист, т. е. в 19 листах, приводятся повествования, относящиеся к несколько более позднему времени. Поэтому в нашем ксерокопийном варианте перевода пришлось заново «выкроить» и пронумеровать текст узбекского перевода. Точно так же листы 119, 120, 134, 157, 164 пришлось в ходе перевода поставить на свои места. Всего количество перемещенных листов составило 35. Путем сличения с персидским текстом они были вставлены в соответствующие места.

Что касается структуры и содержания узбекского перевода Мухаммада Али, то он не приводит «Мукадциму» Йазди о генеалогии тюрко-монгольских народов, составляющую 82 листа в издании А. Урунбаева. Кроме того Мухаммада Али опустил длинные суждения и некоторые стихи Йазди, которые отражают его внутренние переживания и психологическое состояние в тот или иной момент, а потому информативной ценности не имеют. В начале сочинения Мухаммад Али дает свое краткое предисловие, а затем приводит текст под названием «Слово о рождении Темур-бека и озарении мира его ликом». Это соответствует первому заглавию персидского текста, приведенному на л. 86б критического текста. Далее в сочинении приводится огромное количество биографических сведений о Амире Темуре. Поэтому сочинение Йазди надо рассматривать не только как историю военных походов и побед Амира Темура, но и как книгу его жизнеописания и деяний. Сочинение содержит также много сведений о членах семьи Амира Темура, его сыновьях и внуках. Но, к сожалению, дано мало сведений о женах Амира Темура. Поэтому точно неизвестно, от каких именно жен родились сыновья и дочери Амира Темура, его внуки и т.д.

Было бы ошибочным считать «Зафар-наме» панегириком, написанным этническим персом Йазди, находившимся на службе Темуридов. Шараф ад-Дин, будучи сыном своей эпохи, старательно отражает в своем сочинении реальный ход событий. Если же в некоторых стихотворных частях текста Йазди и допускал преувеличения, то это нужно рассматривать как дань традиции, начатой еще Фирдоуси в его «Шах-наме». В целом Шараф ад-Дину удалось весьма правдиво описать характер Амира Темура как человека, полководца и воина. Все это мастерски перевел на узбекский язык Мухаммад Али.

Нередко, касаясь проявлений гнева Амира Темура, автор подробно описывают данный эпизод, пытаясь обосновать жестокость, проявленную мирозавоевателем, тем, что в данной ситуации нельзя было поступить иначе, даже если бы на месте Сахибтирана был другой человек (например, при взятии Исфахана в 1387 г. или взятии Дели в 1399 г.). Но в других случаях, как при кончинах дочери Тагай-шах и сына Джахангир Мирзы, Амир Темур показан как человек с присущими ему слабостями, который в случае большого горя мог дать волю слезам и, поддавшись настроению, забросить все мирские дела.

Шараф ад-Дин, а вслед за ним и Мухаммад Али описывают Амира Темура как человека законопослушного, высоко чтившего нормы шариата и уважавшего представителей духовенства, как хранителей шариата. Так, осенью 1403 г. Амир Темур, возвращаясь из похода в Малую Азию, задерживается в Грузии в связи с подавлением выступлений областных правителей, берет в плен много грузинских вельмож, царьков и правителей. Позже он издает фирман о казни всех пленных, хотя они изъявили покорность, готовность платить налог харадж, а некоторые из них даже приняли ислам. Вначале за пленных грузин заступились военачальники Амира Темура, доказывая, что те уже являются его подданными, платящими харадж. Но Амир Темур оставался непоколебимым в своем решении. Тогда за грузин заступились казии и улемы, которые убедили Амира Темура, что по шариату он не имеет права казнить мирных жителей, которые платят харадж и к тому же часть их уже являются мусульманами. Тогда Амир Темур уступил духовенству и пощадил грузин^[9]. Эти сведения дополняют образ Амира Темура, который предстает перед нами не только как великий полководец и стратег, эпический герой и бесстрашный воин, правитель твердой и непоколебимой воли, но и как поборник справедливости и законности.

В сочинении довольно полно описаны и некоторые близкие к нему известные личности. В нескольких местах сочинения Шараф ад-Дин дает портрет старшей сестры Амира Темура, Кутлуг Туркан ага, которая показана в них заботливой и любящей женщиной с тонкой натурой. Покровительствуя и инициируя градостроительство и благоустройство городов, она оказывала огромное влияние и на Амира Темура как в этой сфере, так и в других крупномасштабных государственных делах, в том числе и в политике. Шараф ад-Дин особо обращает внимание читателя на эти свойства в характере Кутлуг Туркан ага^[10].

Сподвижники и соратники Амира Темура: амир Хаджи Сайф ад-Дин и амир Хусайн – описаны автором так же мастерски. Первый из них был верным другом Сахибкирана еще с юношеских лет. А в зрелые годы стал одним из его лучших военачальников, которому великий мирозавоеватель доверял больше, чем собственным сыновьям. Он до конца своей жизни остался преданным государю.

Амир Хусайн был не только сподвижником Амира Темура, но и родственником – братом его жены, Олджай Туркан ага. Но впоследствии в нем взяли верх алчность, надменность, честолюбие и трусость. Эти черты его характера низвели его до предательства и враждебности к своему покровителю. И все же Амир Темур всегда проявлял к нему великодушие и благородство.

Центральное место в сочинении Шараф ад-Дина отводится Амиру Темуру как полководцу и правителю. Автор как бы постоянно следит за ним, замечает все, что делает и говорит Амир Темур, обращая внимание на проявления отдельных черт его характера и как полководца, и как обычного человека. Он восхищается умом, сообразительностью и смекалкой Амира Темура в военных походах и гражданских делах: строительстве зданий, культовых сооружений, проведении каналов и т.д. Во всех этих делах Сахибкиран участвует лично, возникающие проблемы решает быстро и верно, довольно часто в трудных ситуациях легко выходит из положения и спасает жизни своих воинов.

Так, в марте 1391 г., во время похода на Тохтамыша, 200-тысячная армия Амира Темура, оказавшись в степях Центрального Казахстана, попадает в тяжелую ситуацию из-за острой нехватки провизии: каждому воину в день давали только одну чашку мучной похлебки. Иного съестного вообще не было. И неизвестно было, как долго продолжалась бы эта ситуация. Тогда Амир Темур приказал устроить в степи облавную охоту. Направил войско по кольцу в две противоположные стороны, и кольцо облавы замкнулось через двое суток. Постепенно сжимая кольцо, воины отстреливали только жирных животных и так запаслись едой на несколько дней.

В другом случае, в 1364 г., когда монгольский хан Иляс Ходжа сидел в Кеше (Шахрисабзе), а у Амира Темура было всего 300 всадников, он, чтобы изгнать хана из Кеша, применил следующую тактику: приказал своим всадникам привязать по обоим бокам своих коней кустарники и ветки и пустить коней вскачь в сторону города. Враги, увидев поднятую конями воинов Амира Темура сильную пыль, подумали, что идет большое войско, и быстро покинули город. А когда вражеское войско стояло лагерем в горном проходе восточнее Самарканда, Амир Темур приказал своим воинам ночью взобраться на холмы и вершины вокруг прохода и во многих местах зажечь костры. Враг подумал, что окружен со всех сторон и беспорядочно отступил на восток.

Пожалуй, вершиной средневековой военной тактики был маневр, примененный Амиром Темуром против османского султана Баязида I в 1402 г., перед анкарской битвой. Султан рассчитывал встретить Амира Темура восточнее Анкары, откуда ожидался его приход, и приготовился к бою. Между лагерем Баязида и подходившей с востока армией Амира Темура был небольшой лес. Сахибкиран, правильно оценив ситуацию, решил перехитрить противника. Он приказал 20-тысячному корпусу продолжить движение по ожидаемому султаном маршруту и закрепиться у леса. Вражеская разведка, обманутая его тактикой, решила, что армия Амира Темура подошла и остановилась перед лесом. Однако Амир Темур с основными силами обошел лес и ударил по врагу с тыла, благодаря чему победа осталась за ним.

Улус Чагатая, откуда был родом Амир Темур, после убийства Казан-хана (1343-1346) распался на две части: западную, включавшую в себя Мавераннахр, часть Восточного Хорасана и земли нынешнего Афганистана, и восточную, состоявшую из части собственно улуса Чагатая к востоку от Мавераннахра, носившей название Моголистан или Джете. В западной части улуса власть перешла в руки амира Казагана, а в восточной – к одному из дуглатских амиров. Каждый из них, чтобы узаконить свою власть, возводил на престол подставного хана из Чагатаидов, находящегося, однако, в полном их подчинении. Так продолжалось недолго: западная часть к концу 50-х годов XIV в. распалась на несколько бекств, а в восточной части – Чагатаиду Туглук Темуру (1359-1365) удалось взять власть в свои руки и на некоторое время объединить весь улус, но с кончиной этого хана улус снова распался.

Когда в апреле 1370 г. в Мавераннахре пришел к власти Амир Темур, то по монгольской традиции он тоже сделал подставным ханом Чингизида – Суюргатмыш-хана. Следовательно Амир Темур мог по праву претендовать и на восточную часть улуса, тем более, что ханы Моголистана постоянно совершали набеги на Мавераннахр. Этим и объясняются военные походы Амира Темура в Моголистан.

Аналогичные социально-политические процессы происходили и в других улусах. В 1256 г., после похода Хулагу, сына Толуя, на запад, образовался улус, названный его именем. В него входили Иран, Восточная Анатолия, Закавказье и Ирак. Ханы этого улуса, постоянно угрожая соседям, соперничали с ханами улуса Джучи в борьбе за земли на Кавказе, а с Чагатаидами боролись за земли в Хорасане. После кончины в 1335 г. Абу Саъида, последнего сильного хана этого улуса, до 1353 г. там сменилось несколько ханов, а затем улус распался на мелкие государства: в Ираке и Фарсе стали править Джалаириды и Музаффариды, в Хорасане до 1381 г. – сарбадары; в Герате до 1389 г. правила династия Картов, вассальная Чагатаям. В Западном Иране, Азербайджане, Восточной Анатолии, Ираке и на востоке Сирии хозяйничал кочевавший в тех местах Кара Юсуф из туркменского рода Кара Коюнлу, которому пособничал султан Ахмад Джелаир.

В результате разбойной деятельности Кара Юсуфа были перекрыты караванные трассы, а мусульмане Мавераннахра отправлялись в хадж обходными путями. В последующем, когда владения Амира Темура стали соседствовать с этими землями, он вынужден был совершать походы, чтобы обезопасить их. До 1386 г. походы Амира Темура в Иран не имели завоевательной цели. Но в том году Тохтамыш, совершив через Дербенд поход в Тебриз и Азербайджан, полностью опустошил эту страну. В дальнейшем Тохтамыш мог бы развить успех, легко завоевать Северный, Западный и Южный Иран и создать серьезную угрозу владениям Амира Темура. В этой ситуации Амир Темур решает включить Иран в состав своих владений и тем самым создать преграду для Тохтамыша на подступах к Ирану и странам Передней Азии.

В улусе Джучи, куда входили Западная Сибирь, Дашти Кипчак, Русь, Северо-Западный Хорезм и низовья Сырдарьи, положение также было нестабильным. Во внешней же своей политике потомки Джучи всегда ориентировались на захват территорий улусов Чагатая и Хулагу.

Улус Джучи (или Золотая Орда) представлял собой искусственное объединение разных народов и культур, не имеющих общности ни в религии, ни в экономике. Наибольшая мощь Орды приходится на время правления хана Узбека (1312-1341). После него ханство постепенно ослабевает, вследствие чего с 1357 по 1380 гг. на ордынском престоле сменилось 25 ханов. В 1378 г. при военной и экономической поддержке Амира Темура там утвердился хан Тохтамыш. Он стал править Ордой как ставленник и вассал Амира Темура. Однако в течение 1386-1388 гг. Тохтамыш неоднократно нападал на владения своего покровителя, в том числе сжег и сравнял с землей дворцовый ансамбль Занджир Сарай, вблизи Карши. Этим объясняются походы Амира Темура в улус Джучи в 1388 г., 1391 г., 1395 г. и разгром Сарая, столицы Орды.

Что касается начатого Амиром Темуром похода в Китай в конце 1404 г., то для него тоже были свои причины. Дело в том, что китайский император Чжу Юань-чжан (1368-1398) из династии Мин, пришедшей на смену монгольской династии Юань, и последующие императоры считали себя законными наследниками Великого Улуса, включавшего в себя Монголию и Китай. Соответственно они претендовали и на остальные три улуса, в том числе на Чагатайский, находившийся тогда под правлением Амира Темура. В дипломатической переписке китайский император называл Амира Темура «сыном». На языке дипломатии это означало «подчиненный» или «подвластный», что сильно оскорбляло самолюбие мирозавоевателя.

Подводя итог вышесказанному, отметим, что Амир Темур был сыном своей эпохи. Его деятельность вполне вписывается в общую ситуацию той эпохи. Вполне очевидно, что если бы не Амир Темур, то либо Тохтамыш, либо Султан Баязид совершили по сути аналогичные завоевания, так как по их военной мощи, амбициям и устремлениям каждый из них имел для того реальные возможности.

Как уже было сказано, Мухаммад Али не приводит «Введение» Йазди, а также самое начало основной части труда, где Шараф ад-Дин Али пишет, что «после того как были собраны со всех концов империи все стихотворные и прозаические экземпляры рассказов о Амире Темуре на тюркском и персидском языках, для ознакомления с ними были созданы три группы: чтецы – знатоки тюркского и персидского языков – составляли две группы, а очевидцы событий – одну. Каждая запись о Амире Темуре зачитывалась, и если рассказы очевидцев событий не соответствовали ей, то Ибрахим Султан в поисках истины направлял в разные города гонцов для расспросов у других современников Амира Темура или для сбора дополнительных данных. После ознакомления с мнениями других очевидцев под диктовку Ибрахим Султана делалась первоначальная запись, по которой Шараф ад-Дин Али уже писал свое «Зафар-наме». При этом все сведения о детях Амира Темура, названиях местностей и расстояниях между ними, согласно приказу Ибрахим Султана, подлежали тщательной проверке.

Шараф ад-Дину было предъявлено требование – написать книгу образным и в то же время понятным языком, строго соблюдая документальность, не отступая от первоначальной записи, сделанной под наблюдением самого Ибрахим Султана, и ничего не приукрашивая^[11].

К этой информации, свидетельствующей о достоверности и правдивости изложенных фактов в сочинении Йазди, вряд ли следует что-либо добавить.

«Зафар-наме» в полном объеме до сих пор не переведено на европейские языки. Опубликованы лишь небольшие отрывки на русском языке в переводе В. Г. Тизенгаузена^[12], выполненном в XIX в., а также О. Ф. Акимушкина^[13] и Е. А. Поляковой^[14] в XX веке.

Как мы уже говорили, значительную часть «Зафар-наме» составляют стихотворения. Мухаммад Али намного сократил их, а часть перевел на узбекский язык. В подавляющем большинстве они не носят информативного характера, и потому мы их не приводим. Но в тех редких случаях, когда Мухаммад Али неоправданно сокращает прозаическую часть, мы восстанавливаем ее по критическому тексту А. Урунбаева.

В конце данного издания нами приведены указатели только для текста перевода, цифры в которых означают начало соответствующих листов Стамбульской рукописи 3268. Наклонная черта / и цифры на полях текста перевода обозначают начало соответствующего листа Стамбульской рукописи узбекского перевода «Зафар-наме».

А. Ахмедов

Зафар-наме

/ 1б / Введение ^[15]

Хвала и благодарение Создателю, коего бессильны описать ученые и выдающиеся мужи арабов и неарабов! Безграничные восхваления Всемогущему, в разъяснении качеств коего оказались слабы люди знаний и владеющие красноречием! Он озарил светом ислама сердца ученых и мудрецов.

И благодарение тому Царю, у престола коего все другие цари, положив чела ниц, изъявляют свои прошения!

Стократная хвала тому Султану, который простер над землей небесный престол без опор: «Аллах – тот, кто воздвиг небеса без опор, которые бы вы видели»^[16]! Из сокровищниц добродетели каждому рабу определил и пожаловал особый дар, а некоторых рабов наделил степенью пророчества и послал к народам. Наипревосходнейший и наилучший из них тот, религия и вера коего стали советующими другим религиям.

/2а/ А затем, знай, что в это счастливое время и в добрый час шахиншаху веры Кучкунчи-хану^[17] в светлую душу и счастливую память запало, чтобы «Зафар-наме» мавляна Шараф ад-Дина Али Йазди^[18], – да осветит Аллах его могилу, – в коем языком фарси повествованы деяния Темур-бека, и от которого таджики^[19] имеют пользу, а выгоды тюркскому народу нет, следует, чтобы оно было переведено на язык тюрки^[20], дабы оно принесло народу пользу. Поскольку стало известно, что сия сокровенная мечта запала в благородную душу хана, то благодарные мудрецы, присутствующие у его порога, возрадовались от этой счастливой мысли и возблагодарили его, сказав: «В хорошей натуре – хорошие мысли».

А затем сему ничтожному рабу, немощной песчинке, /2б/ последнему из бедных, Мухаммаду Али ибн Дарвеш Али Бухари^[21], был сделан знак, чтобы «Зафар-наме» был исполнен на языке тюрки. Но у сего ничтожного и презренного раба не было мочи, чтобы приступить к сему делу. Однако, исходя из смысла стиха Корана: «Повинуйтесь Аллаху и повинитесь Посланнику его и обладателям власти среди вас»^[22], я не мог отказать и, попросив помощи у духов пророков и святых, приступил к делу. Уповаю надежду, что мой труд, если будет угодно Аллаху, будет приятен душе величайшего хана и великих амиров, счастливым везирям и знатным вельможам.

Уповаю надежду, что ежели будут найдены в книге упущения и ошибки, чтобы исправили их пером прощения и не обращали свои счастливые взоры на сии упущения и огрехи.

Слово о рождении Темур-бека и озарении мира его ликом

Из слов вечного Царя становится известным, что из переполненного через край кладезя щедрости он «дал каждой вещи ее строй, а потом вел по пути»^[23] одеяния любви и даровал своим рабам тропы доброты. Эти щедрости он проявляет в потомствах своих рабов. Ибо, как сказал Пророк, молитвы и благословения Аллаха ему: «Добронравие людей проявляется в их боязни законов божьих»^[24]. Смысл этого хадиса относится к досточтимому отцу государя Сахибкирана, имя которого амир Тарагай. Сей Тарагай-бек относился с большой любовью и уважением к людям науки, мудрецам и отшельникам, чтил их и присутствовал на их собраниях. Особливо он чтил рабов господних, возлюбленных им, благодаря сей истинной дружбе с Творцом и, благодаря стиху Корана:«...и взрастим ее хорошим ростом»^[25], хранилища его богатств, /3а/ счастья и достоинств восполнились и приумножились^[26].

Во времена Казан Султана^[27] определился день богатства его и взошла звезда его счастья, и волей Господней засветилась звезда его миродержавия. В ночь вторника на двадцать пятый день месяца шаабана, в году семьсот тридцать шестом (8.04.1336)^[28], соответствующем году Мыши монголов^[29], в восхитительном вилайате Кеше^[30] Такина Хатун, состоящая в пречистом браке со славным амиром, произвела на свет государя Сахибкирана^[31].

Когда Сахибкиран появился на свет подобно взошедшему Солнцу, то взошла миросжигающая Луна в созвездии счастья, и снова показалась новая Луна. В мир пришла новая жизнь в человеческой ипостаси и своим августейшим приходом украсила мир. Да будет его благословенная суть недостижима дурному глазу. И по стиху: «...и который едва может»^[32] вращающие четки сфер судьбы^[33] занялись чтением Корана: «...ангелы возносят хвалу своего Господа и просят прощения тем, кто на земле»^[34]. В лучах сего счастливого дня стала очевидной тайна истины, взойдя в созвездии счастья, и предсказание сновидения Качули Бахадура^[35], сделанное Туманай-ханом^[36], сбылось. Согласно коему восьмая звезда указывала на обладание властью. Появился восьмой потомок из рода Качули Бахадура /3б/ и сделал светлым сей мир царства. Затем распространилась весть о справедливости и правосудии с востока мира до запада, и веление Господнее сделало ему свойственными победоносность и мирозавоевание, и весь мир был им покорен.

Истинность этих слов состоит в том, что в основе государства и вершине халифата его благословенное бытие и счастливая ипостась стали в этом мире Сахибкираном последнего времени, и лучшего доказательства этому нет. И это потому, что гороскоп сего миродержца оказался в созвездии Козерога. Свойством этого созвездия является то, что всякий родившийся в гороскопе этого созвездия достигнет совершенствования в вершине царствования, будет главенствующим над всеми царями и он достигнет всего, что будет угодно его душе.

Наибольшее и ярчайшее светило, т. е. Солнце, является звездой величия, в четвертом колышке^[37], являющемся домом прочности и постоянства, на своем месте в экзальтации^[38] с Меркурием, находящимся в обороте Солнца, находится в двадцать втором градусе Овна, водрузив знамя счастья и донесение победы в собственном местопребывании, что указывает на царствование. И он сделает свою страну в украшении лучше, чем другие страны.

Юпитер, являющийся звездой счастья, и Марс – звездой мощи и славы, находились в пятом доме, являющемся домом сыновей^[39]. Эти светила наделили его тем свойством, что Господь всевышний подарил ему царственных сыновей, власть которых будет длительной.

А затем при поддержке и вспомоществовании Господа всевышнего он вышел из возраста колыбельного и был отдан на попечение кормилиц^[40]. /4а/ Затем, по мере его роста, в его уме и движениях все отчетливее выделялись особливые его отличия, свидетельствующие о его царственности. Как ясный день, становилась очевидной предначертанность ему миродержия и царствования. В играх с младенцами он говорил сверстникам: «Отныне я буду царем. Называйте меня не иначе, как царь». И дети, охотно подчиняясь, называли его своим царем. Одного из них он назначал амиром, другого – везирем. Из палочек и камыша изготовив чучело, дела ему всякие поручал и издавал фирманы. Затем поговаривал, что «сей не повиновался фирману, выказал враждебность дерзкую. Рубите ему голову. Дабы отныне в мире никто не был непокорен шахиншаху и не делал недозволенное шахом!» И следуя стихам Корана: « Мы разделили среди них»^[41] и «Мы возвышаем степенями тех, кого желаем»^[42], «и даровал ему Аллах власть»^[43], он также назначал диван и канцелярию.

Он быстро полюбил метание стрел и конные состязания, был весьма склонен к военным играм. Он так полюбил охоту, что дни и ночи без устали мог охотиться.

Его августейшая особа была под попечительством Всевышнего, милосердие и добродетель были свойственны его душе. И ежели порою он выражал суровый гнев и кого-либо наказывал при этом, то эти гнев и строгость были необходимы ради дел царства и правления страной, о чем будет упомянуто ниже.

Доказательством этих /4б/ слов является то, что вполне очевидно и недвусмысленно, как сказал пророк, да благословит его Аллах и приветствует: «Сын – тайна отца»^[44]. Царственной натуре его величества государя Сахибкирана изначально было свойственно то, что с его стороны не были проявлены грубость и оскорбления. В дальних и ближних частях сего мира все согласны в этом. Еще в молодые его годы Аллах всевышний наделил его всеми атрибутами правителя. Поскольку его стезя была направлена на это дело, то он не проявил склонность к недостойным делам и не пристрастил губы к вину, также не проявил склонность сей счастливый царь и к земледелию. Каждое мгновение его мысли и сердце были заняты делами молитвы и поклонения, непрерывным чтением Корана и заботой о бедных^[45]. Смысл этого яснее Солнца и светлее ночи.

Прибежище халифата, султан соединил в себе величие Феридуна, отвагу Исфендияра и благочестие Зун-нунна^[46]. Если где бы то ни было слышал об отшельнике, он, обвязав себя поясом служения, с душой и сердцем шел к нему на службу.

Он – султан величайший и хакан наисправедливейший и совершеннейший помощник Истины царства, мира и религии Абу-н-Наср Шахрух Бахадур-хан^[47], да сделает Аллах великий вечным его правление, халифство и царствование.

После этого острие калама будет начертать буквы второй книги, повествующие события сего царя, о чем мы говорим.

Еще один из его сыновей, при виде которого глаза светлеют, является убежищем царства, по существу лучший деяниями. Будучи столпом государства, делал похвальные дела, ступил на стезю милосердия, сосредоточил в себе лучшие качества и совершенство. Обладая уточняющим и устанавливающим истину умом, способствовал решению многих трудных вопросов. /5а/ Его короткое разъяснение определяло тайну изложения. Усыпанные жемчугом его слова, обладавшие ключом благородства и мастерства, во время его изложения были достойны созерцания. Ум был свидетелем сего, сердце же удивлялось. Его слова вселяли в душу жизнь.

И еще его прекрасный почерк был художеством и крепостью чести в письме, как «Нун. Клянусь письменной тростью и тем, что пишут»^[48].

Это – наследник царства Соломонова, доказательство истины царства и веры Абу-л-Фатх Ибрахим Султан^[49], да сделает вечным Аллах великий его царство и сделает полезным мирам его достоинства и милости.