Текст книги "Пилигрим (СИ)"

Автор книги: Серж Колесников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

Шашлык, как тебе известно, есть род мяса, жаренного на углях, а для того нужны устройства, которые это мясо будут над исходящими неистовым жаром углями удерживать. Кое-где считают, что дубовая острая ветка толщиной в палец есть наилучшая снасть для этих целей, но знай, что этот обычай пошел с берегов Каспия, где таким способом делают так называемый шашлык из осетрины, то есть из царской, благородной и вкусной, но все-таки рыбы, отчего такое кушанье шашлыком именуют одни только невежды. Мясо же и сопутствующие ему овощи в шашлыке должны удерживаться особым вертелом, именуемым шампуром, а лучшие из лучших есть бронзовые шампуры, покрытые оловянной полудой от порчи. Стоит ли говорит тебе, что у меня имелись в достатке именно такие шампуры, однако же для людей рабского сословия, в те дни, когда им разрешалась мясная пища, использовались простые железные вертелы, пригодные как для шашлыка, так и для любой иной пищи, на углях приготовляемой.

Наперво нам подали род шашлыка, который готовится ослабевшими в бесконечных войнах с язычниками и солдатами султаната и междоусобице потомками некогда грозного народа урартов, жалкие немногочисленные остатки которого селятся в Гегамских горах, у озера Севан и по реке Раздан, а также и в прилегающих местах. В окрестностях же Араратской горы их почти полностью повырезали янычары, а спасшиеся (и было их весьма незначительное число) рассеялись по всей подлунной вселенной, и где они сейчас обосновались, ни их предводители, ни они сами не ведают. Люди там красивы наружностью, хотя и страдают многими пороками вследствие недостатка женщин, а глаза их велики, и горе, плещущееся в них, многое и черное. Живут они в каменных домах, не потому, что богат сей народ или многочислен, или силен, а лишь потому, что великую нужду терпят от недостатка строительного леса, и мягкий ноздреватый камень, для мастерства ими используемый, есть единственный доступный материал, в изобилии в тех краях встречающийся. Искусные мастера их племени режут и рубят из него все – от храма до надгробия, украшая каждую вещь узором как бы из переплетенных веревок, и бесчисленными надписями, а что в них сказано – бог весть, потому что пишут они не куфическими письменами, и не санскритскими, и не латиницею, и не ивритскими крюками, а особенной письменностью, которую никто, кроме них, более не употребляет и кроме них читать не обучен, и никому не известно, то ли мудрость великая сокрыта в их надписях, то ли календарь, то ли нечто непотребное, как вот ромеи пишут на стенах домов своих ругательства и объявления о сдаче в наем продажных женщин. Страна эта, хотя и искусными мастерами известна, однако бедна и скудна, и даже простой баранины там не в избытке, отчего они к мясу подают многое количество овощей, которые жарят на углях на вертелах, как и шашлык, который они называют хазани хоровац, и часто готовят его вообще без шампуров, просто зажаривая мясо в казане с топленым маслом и луком и перцем, поливая в конце жарки гранатовым соком. В окрестностях Карской крепости, или Карс амроц по-ихнему, делают карс хоровац, прибавляя к одному большому куску мяса, воздетому на шампур, также две половинки бараньих почек по краям. К мясу они подают жареные так же, как и шашлыки, на шампурах, над углями, баклажаны, жир-сырец, помидоры, перец сладкий, лук зеленый, лук репчатый, лимон, барбарис свежий или сушеный, зелень петрушки. Сделанный таким способом шашлык в одно и то же время нежен, безыскусен, и горьковат, как сама судьба этого народа, и является лишь прелюдией к настоящему пиршеству, а отнюдь не его апофеозом.

Совсем иной картиною представляется шашлык, который довелось мне едать в путешествии по Ширвану, Нахичевани и Апшерону. Прежде всего скажу, что народ, осевший в тех краях в незапамятные времена, поклоняется Аллаху, как единому божеству своему. Веру эту, помимо снизошедшему на них просветлению, они приняли также частично под угрозой лишиться головы от завоевателей, пришедших из Ирана и Аравийских пустынь, где эта вера возникла и приняла характер всеобщей. Другая часть народа, переселившись вслед за завоевателями, эту веру исповедовала изначально, так что попросту перенесла ее на другое место. Отношение к еде у них иное, да и сама жизнь кажется не столь исполненной безысходности, как у несчастных урартов, хотя женщин они также не почитают за людей и ставят их ниже рабского звания, как и многие другие племена пустыни. Однако уж в чем, а в баранине недостатка они никогда не испытывают, потому что в тех краях баран – единственное домашнее животное, способное прокормиться жесткими злаками растений, произрастающих еще не в пустыне, но уже и не в степи. Шашлык они знают много веков и называют его на свой лад тикя-кебаб, впрочем, и других кебабов у них имеется многое множество, потому я заключаю, что кебаб по-ихнему есть просто жареное мясо. Баранину они всегда маринуют прежде жарения в кислом соке граната, прибавляя в него соли и пряностей, а подают обыкновенно с дольками свежих или жареных помидоров, свежими огурцами, луком репчатым кольцами, дольками лимона, причем часто сверху посыпают сумахом, чего другие народы никогда не делают. И еще в отличие от тех других делают они шашлык из печени и жира, и из рыбы, вылавливаемой в Каспии, добавляя к ней лимоны, лук, помидоры, огурцы и приправляя наршрабом, который получают, осторожно уваривая гранатовый сок на медленном огне, и даже из птицы, обыкновенно курицы или индейской курицы, но это все лишь жалкое подобие шашлыка, и потому упоминания недостойно.

Равно вышесказанному, узбекский род шашлыка, называемый козон дулма, тоже обладает столь значительными особенностями, что вряд ли может считаться собственно шашлыком, потому что, хотя мясо и жарится надетым на шампур, однако же вместо черного используется перец красный, а маринад составляется с непременным участием мелко нарезанного репчатого лука, красного молотого перца, кориандра и зиры, а подается с маринованным в уксусе луком. Иногда же мясо мелко рубится вместе с салом-сырцом и сырым репчатым луком, после чего в него кладут сырые яйца, соль и особо любимую ими зиру, хорошо вымешивают и делают шарики, нанизывая их на деревянную шпажку, которые потом жарят в масле и поедают со свежими помидорами, огурцами и луком.

В бесконечных степях Алтая потомки саков и исседонов, казахи, делают шашлык из печени, используя говяжью печенку и говяжий жир-сырец. И хотя это кушанье имеет специфический и довольно приятный вкус, а готовится нанизанным на шпажку, назвать его шашлыком может лишь человек, никогда не встречавшийся с этой воистину пищей повелителей, сочетающей в себе изысканность дворца и свободу путешествия в бескрайности мира.

Конечно, как ты уже и сам догадался, я не собирался потчевать моих сотрапезников жаренными вроде шашлыка рыбами, птицами или какими лягушками, которых, говорят, поедают и почитают за деликатес в Китае и в Хинде и в Синде в иных местах, так же как и шашлыком из нечистого мяса свиньи, употребляемого многими христианами. После грубоватого на тонкий вкус хороваца, съеденного нами в виде разминки перед продолжением пиршества, пришло время для вершины его – для шашлыка мцвади, приговленного по традициям древних согдийцев, когда-то изгнанных из Ирана и Афганистана, нашедших недолгий приют в Кавказских горах, оттесненных в конце концов к морю, к Эвксинскому Понту, в котором они и исчезли без следа. Язык их умер, дети их ушли в неведомые края по неизвестной дороге, а преемники, а может, немощные и ослабевшие потомки их – сваны, мцхеты и другие, не восприняв мастерства и предприимчивости предков, что, впрочем, встречается повсеместно, переняли из всего их величия лишь только искусство готовить пищу – но так, что одно это умение стало достаточным для того, чтобы история навсегда запомнила их.

Сотрапезники мои заметно оживились, ощутив запах шашлыка мцвади, приготовленного по всем правилам бытующим у нескольких племен, разделивших между собою владения в немногих долинах неблагодатных Кавказских гор и на узком побережье Понта, который мой повар снял с мангала и, брызжущий и шипящий, подал к дастархану. В его аромате слились воедино запах дыма кизиловых углей и дразнящий запах жирной баранины, лук, маринованный в вине белого винограда оттенял его собственным тонким нюансом, а растертые с солью и маслом благородной оливы ткемали, хотя и могли осквернять взгляд эстета неприглядностью, присущему этому удивительному соусу, неподражаемо подчеркивали каждый отдельный вкус, не препятствуя им, однако, сливаться в единый особый букет. Благородному кушанью, как и благородному человеку, не имеет надобности окружать себя многочисленной шумливой свитою, и мцвади сопровождали лишь немногие избранные – петрушка да фенхель, поданные, тем не менее, в изобилии, обрызганные для сугубой свежести прохладной водой. К шашлыку из почечной части и задней ноги бараньей туши, дабы разнообразить впечатления моих гостей, было изготовлено некоторое число особого шашлыка, именуемого бастурмою, который имеет обыкновение у тех же потомков согдов и в коем баранину замещает маринованная в крепком винном уксусе с луком говядина, поданная с углей вместе с лимонами, фасолью и зеленью. К нему, по обычаю, изготовили изрядное число особого соуса сациви, для чего пришлось истолочь достаточно волошских орехов, покрытых твердою древесною скорлупою, к чему потом присовокупили толченый чеснок, красный молотый перец, зелень хмели-сунели, петрушки, кинзы и укропа, а затворили высшего качества винным уксусом до побеления.

– Довольны ли уважаемые гости скромным угощением? – вопросил я потчующихся после окончания мясной череды блюд, на что мне ответили благодарственными словами и поклонами, принятыми у благородных людей, которые обозначили удовольствие и насыщение пищею, и благодарность хозяину дастархана выказываемую. Наступил же черед напитков и сладостей, употребляемых вместе с беседою для ублажения чувств и продвижения по пути благоденствия.

Руководимые мною прислужники сменили покрывало, убрав незаметно и остатки мясных кушаний, и подали каждому для омовения перстов большие пиалы с лимонной и розовой водою и полотенца для утирания, а после омовения подали царицу пиров и повелительницу вкуса – свежеприготовленную халву, причем не то мучное кушанье, подобающее простолюдинам и приготовляемое из пшеничной муки, кипящего топленого масла и сахара, а изысканное блюдо – халву ореховую с конопляным и кунжутным семенем, причем для халвы шли в употребление лишь наилучшие отборные волошские орехи, обжаренные и растертые умелыми руками слуг, и поджаренный до надлежащей густоты цветочный мед из предгорий Кара-Дага. Такая халва по слухам подается лишь во дворце бухарского эмира и мало кто из поваров способен сделать ее так, как должно. Обычно же худой повар берет неочищенных семечек подсолнуха, белой муки, простого белого сахару и масла подсолнечного, жарит порознь на глубокой сковороде, а потом пестом измельчает и смешивает в ступе, добавляя масло и сахарный сироп. Конечно, несведущие и такое кушанье будут именовать халвою, но только по неведению, а не по действительной сути. Кроме настоящей эмирской халвы, мой искусный повар подал также хиндскую халаву, искусство варить которую он за немалые деньги, уплаченные в полновесных хиндийских же рупиях, вызнал в северной части Хинда, ближе к Кашмиру. Для той халавы он истер изрядное количество моркови в длинные тонкие полоски, растопил настоящее коровье масло, которое столь трудно сохранить сколько-нибудь значительное время свежим, в котле и положил туда натертую морковь. Пожарив ее некоторое время, постоянно перемешивая при этом, он добавил молоко, сахар, изюм и орехи, отобранные из лучших и измельченные в крошку, а потом вылил на особое блюдо и остудил на нем, так что получился некий род пирога или лепешки, сладкий на вкус и сладостный для восприятия, как может быть сладок только предмет высокого кулинарного искусства, недоступного непосвященным.

Пребывая не так давно по делам в Маpокканских местностях, доводилось испробовать мне различного вида и качества сладостей изрядное количество, приготовленных по большей части из риса, единственного злака, дающего достойные урожаи в тех неблагополучных землях. Обыкновенно марокканцы варят десерт из риса, молока, сахаpа и ванильной коры, обильно прибавляя дурного качества масла. Сваренный рис они заливают сахарным сиропом и охлаждают, отчего получается тягучая сладкая масса, которую невозможно принять на ложку и приходится отрезать ножом, и которая склеивает рот, лишая возможности вести застольные беседы, ради которых, собственно, и затевается пиршество. Мой же дастархан украшал настоящий принц сладостей и владыка вкуса, рахат-лукум, который, хотя и приготовляется из рисовой крупы, однако же ничего с марокканским кушаньем общего не имеет.

Ты же, дабы восхититься несравненным сочетанием сладости, пряности и аромата, вели своему самому искусному повару, лучше из синдийцев, нежели чем из арабов, купить на самом чистом в городе базаре отборного, перебранного и мытого шахрисябзского рису, того, который с длинным зерном, и поручи многократным провеиванием и перетиранием руками совершенно избавить его от шелухи и половы. Затем же самолично убедись в том, что твое повеление исполнено должным образом и надлежащей мерою, после чего вели варить зерна, пока они не примут вид однородный и семя перестанет отделяться от прочего семени. В то же время пусть другой невольник, искусный в поварском деле, сварит густой сироп из сахара, добытого из нильского тростника, и сока того фрукта, который властвует соответственным временем года, то есть в месяце Тут подходящими будут сок бальзамового дерева, а также граната, финика, сливы и айвы. В пору Кихака употреби сок лимона, апельсина и мандарина, в Бармуде возьми толику свежего меда, а в Башанисе – соку отборных абрикосов и персиков, снятых непременно с дерева, а отнюдь не падалицы, и этому правилу следуй всегда, ибо упавшее с твоего древа тебе больше не принадлежит, а питает сирых и немощных. И пусть твой невольник варит сироп до того, чтобы он застывал тонкими, как шелковичные, нитями, а ежели невольник неприлежностью своею допустит, что сироп подгорит, высеки его батогами и сошли в серебряные рудники навечно.

После того, как все приготовления будут исправно исполнены, соедини рис и сироп и прикажи варить до такого состояния, чтобы рахат-лукум стал отставать от стенок казана. Огонь при том должен делаться слабый, а невольнику под страхом наказания мешать рахат-лукум постоянно, не отвлекаясь на сон, еду и прочие слабости. Как рахат-лукум остынет, пусть выложат его на доску, обильно посыпанную тончайшею сахарной пудрой, толщиною примерно в палец сирийской невольницы, а через сутки пусть нарежут рахат-лукум ровными квадратиками и подадут к дастархану, обваляв в сахарной пудре каждый по-отдельности. Можешь приказать добавить к рахат-лукуму хороших орехов – волошских или отборного миндалю, но не земляного арахису и не конопляного семени, как бы тебя не уговаривал нерадивый повар.

К принцу застолья подобает королева услады недостойных уст, сваренное из лепестков розы варенье, очень ароматное, несравненное по вкусу и радующее глаз своим видом. Прикажи варить его из молодых, нежных лепестков, собранных на заре руками искусных в этом деле невольниц, но следи, чтобы розы происходили только из долины Ферганы, а не из иного места, в коем тонкость аромата недостижима из-за чересчур знойного климата. Не подавай только известного в Кахетии, Сванетии и других прилегающих местностях, и особенно любимого там, кушанья, которое местные жители, по великой бедности своей, варят из зеленых грецких орехов, поскольку дождаться времени их созревания не позволяет испытываемый ими постоянно голод. Хотя для улучшения аромата и вкуса они в сироп добавляют корицу, гвоздику и кардамон, получается грубая, приторная, со вкусом горелого уголья сладость, способная скорее испортить удовольствие от еды и наслаждение от беседы, нежели усилить его.

Я не стану упоминать, как недостойное внимания моего читателя, поданные в изобилии арахис, фисташки, сладкий миндаль, каштаны, фундук, волошские орехи и финики, ибо это пища обычная и повсеместная, разве что скажу, как мой повар делает из обычной грубой пищи пустынного кочевника – каирского финика – блюдо изящное и тонкое, а именно – взяв крупные финики, он надрезает их тонким ножом с одной стороны и вынимает из них косточки, а на их место наполняет деревянной ложкой размешанный яичный белок с сахарной пудрой и толченым миндалем. Многие из многих вкушали это кушанье, и не было ни одного, не восхитившегося бы им.

Но известно тебе, что мясо и сладости, овощи и мучное не есть более того, как начало обычая изысканного кофепития, ради которого и служится обряд приготовления и поедания всей прочей пищи, какой бы редкой, вкусной и искусно приготовленной она бы не была, ибо кофе есть владыка напитков и похититель самой искушенной человеческой души, ведь вкусив его однажды, уже не забыть его аромат и приносимого им горнего воспарения духа и настроения, уводящего тебя по пути благоденствия! Но да будет тебе открыто, вещи, которые кажутся простыми и всем доступными, на самом деле такими не бывают, и в сотворении достойного кофе требуются и высокое мастерство, и понимание, и ощущение, и глубокое знание.

Кофе есть продукт древесный, но не фрукт, и не ягода, и даже не орех, а некое странное семя, сокрытое жесткой и несъедобной оболочкою, а растет оное дерево в местах не только жарких, но и влажных, потому в пустыне, где каждый верховой араб знает толк в кофе и дорожит им, как одним из немногих настоящих наслаждений чувств, кофе не произрастает и никогда не произрастал, исключая немногие богатые и изобильные оазисы, а потому кофейные зерна служат в бескрайней Аравии предметом торга, зависти и вожделения, и часто ценятся превыше золота и шелка в воинственных набегах туарегов, а уж жизнь какого-то невольника или даже юной невольницы и вовсе несравнима со стоимостью кофейного зерна. В отличие от чая, который более пища, или сопровождающий пищу отвар, кофе есть сугубый напиток, который употребляется исключительно ради наслаждения и поддержания мудрости и плавности беседы, а отнюдь не ради насыщения плоти.

Хотя пустынники кофе употребляют многие тысячелетия, поклоняясь ему, как некоему божеству утоления печали и возобновления силы и духа, история его покрыта тайною. Честь открытия кофе и введения его в обиход приписывается легендою некогда обретавшимся в Йемене неким козам и надзиравшему за ними убогому пастуху, коий заметил, что поевшие кофейных ягод животные приобретают необыкновенную прыткость и веселие, о чем пастух не замедлил сообщить вождю своего племени, а уж тот, сваривши ягод и отведавши их, открыл благостное воздействие кофе на здоровье. Многочисленные же иные многомудрые ученые люди полагают, будто кофе вначале вошел в обычай в Эфиопии среди тамошнего чернокожего народа, и только потом его стали употреблять в Йемене, Аравии и Египте. Мудрейший целитель и врачеватель ибн-Сина, да будет его имя благословенно, более тысячи лет тому прописывал страждущим пить кофейный отвар, дабы изгнать болезнь из изнуренного тела. Так что напиток сей благословенный не только суть квинтэссенция удовольствия, но и залог и средство благоденствия – при правильном употреблении, естественно, ибо даже самое доброе добро в избыточном количестве преображается злом, равно как и злое в умеренном и надлежащем виде, случается, способно пользовать во благо.

Кофе же, да будет тебе известно, есть двух разных родов, произрастающих в таких разных местностях, что отличаются меж собою более, нежели золото от серебра. Один из них именуется мокко, что из Йемена, считается редкой редкостью даже в самом Йемене, потому что трудами великими в неплодородных тех краях возделывается, но именно от трудов тяжких и опасностей становится напиток сей крепчайшим и ароматнейшим во всем подлунном мире, а драгоценность его такова, что варят его малой малостью, пьют только из медных стаканчиков мерою в одну неполную унцию, и каждый такой стакан полагается пить половину часа и не менее, после чего кофейную гущу малой серебряной ложечкой поедают, иногда с тростниковым сахаром, а иногда с розовым вареньем, сообразно достатку и положению человека. Крепость же отвара мокко такова, что не каждому даже молодому человеку, чье сердце не отягчено еще горечью утрат и тяжестью забот, достижимо испить его до дна, не потеряв при этом сознания. В Аравийских же краях, в оазисах, выращивают другой кофе, по имени той земли арабикою называемый. Кофе той земли не столь уж крепок, но во искупление того ароматен непередаваемо. Но оба они, как бы различны не были, называются арабами единым словом кахва, разумея, будто разные зерна одно наслаждение порождают. Говорят, есть и иные кофейные зерна, но ни в малой степени они не достигают достоинств прославленных мокко и арабики.

Сколько есть народов и обычаев среди них, столь же различно готовится кофе. Настоящий кофе бывает только черный, и для него требуется употpеблять только кофейные зерна арабики или арабики, смешанной с мокко, в пропорции один бушель мокко на восемь бушелей отборной арабики хоpошего качества. Если тебе достались лишь зеpна сыpого кофе, зеленые, горькие и не имеющие аромата, требуется поджаpить и смолоть их непосpедственно пеpед ваpкой. Возьми же у достойного торговца зеленых кофейных зерен одинакового размера и цвета, без плесени, без жучков и мелкой мохнатой моли, из добрых мешков или корзин, которые не пропылены бесконечными дорогами странствий, а при покупке возьми из мешка не глядя горсть зерен и сочти число, и если их меньше шести десятков, бери такой кофе не торгуясь, иначе же не бери вовсе. Пpи обжаpивании зеpен неусыпно следи, чтобы кофе не сжечь, а цвет его должен стать каштаново-коpичневым.

Когда кофе прожарен в должной мере, прикажи смолоть его в ручных жерновах, сделанных из самого твердого камня, чтобы песок, обычно откалываемый от жерновов, не попал в настой. Обычно пpиготавливают одну чашку напитка из четырех малых ложечек кофе, насыпанных с верхом, а если ты сильно устал, проведя день в седле, возьми вдвое больше, но пей медленно и часто останавливаясь, дабы перевести дух, тогда он полезно бодрит и придает мужской силы и здоровья.

Варить кофе тебе следует в специальных кофейниках, наилучшие из них делаются медниками Мавераннахра и Мешхеда, и цена в двадцать динаров за такой кофейник оправданна, если к нему дается еще и медное же сито для процеживания напитка. Если кофейника у тебя нет, или ты еще только собираешься стать приверженцем кофепития, а покамест не решил, насколько далеко пойти по этому благостному пути, следует половину молотого кофе залить холодной водой в посуде, употpебляемой исключительно для пpиготовления кофе и не для чего другого. Кипяти недолгое время, достаточное, чтобы дважды нараспев прочесть суру Семейство Имрана, а потом добавь остаток кофе, заваpи, отставь на кpай очага, плотно закpой и дай постоять толику, затем слей настой чеpез сито в нагpетые чашки. Кофе подавай очень гоpячим, что покажет твою приязнь к людям, почтившим тебя присутствием и разделившим трапезу твою и удовольствие твое с тобою.

Аравийские же арабы варят кофе по-своему, насыпая на дно медного кофейника немного сахаpного песку из египетского тростника, и ставят на огонь. Сахаp без воды станет кипеть и плавиться, а потом пpиобpетет коpичневый оттенок и вот тогда его заливают водой. А как вскипит, кофейник снимают с огня, насыпают в него кофе и снова нагpевают до кипения белым ключом. Арабы еще по временам кладут в кофе кору коричного дерева, скрученную трубочкой, но в обычае кофе пить безо всяких приправ, ибо совершенное не улучшить прибавлениями, а вот испортить – легко.

В странах холодных, в Валахии, Унгарии, в Альбионе, где холодная кровь у людей течет медленно, подвигая их не на открытое противоборство, а на коварство и удары из-за угла, кофе пить не в обычае. Там пьют некую ужасную смесь благородного кофейного отвара с коровьим молоком, сливками, маслом, насыпают в кофе пряностей без меры и числа, заправляют сахаром так, что кофе густеет наподобие меда, а порой еще добавляют и яйцо, так что из пития делается какая-то еда. Это, конечно, совсем не кофе, но ведь и живущий там люд весьма далек от идеала.

В Турции, в Стамбуле, Измире и Эрзуруме, варят кофе с сахаром, так что, в зависимости от количества сахара, употpебляемого пpи его пpиготовлении, турецкий кофе бывает гоpьким, сладким или же очень сладким до приторного. Обыкновенно по-турецки в кофейник с кипящей водой засыпают кофе и сахаp и кипятят, повторяя троекратно. Или же мешают смолотый кофе с сахаpом, заливают холодной водой и выдеpживают несколько времени для извлечения аpоматических и вкусовых веществ, а потом варят на слабом огоне, чтобы кофе закипел медленнее и на нем обpазовалось больше пены, которая отчего-то неимоверно в цене, а подают на стол по особенному, с холодной водой.

Испив же первую чашку аравийского кофе, поданную нам слугами, мои собеседники милостиво испросили моего продолжения рассказа о превратностях моей печальной судьбы и о целях, преследуемых мною в их благодатных краях, на что я без рассуждения и согласился, если не с удовольствием, принимая во внимание тяжесть перенесенных мною тягот и испытаний, то с пониманием и благодарностью к чутким слушателям моим и сотрапезникам, и продолжил так:

7

– Так-то вот, достойные слушатели рассказа о неисчислимых бедствиях моих, произошло предначертанное не нашим промыслом, а вышним повелением, и благочестивый мудрый Цви Бен Ари покинул сей мир, и светлая душа его понеслась в райские кущи, оставив на земле жалкую покинутую оболочку, заботу о которой предстояло совершить мне. И понимая это умом, но не приняв еще сердцем своим, я оставался еще несколько времени подле тела наставника моего и старейшины моего, не проливая слез, как подобает новоприобретенному званию моему, но и не имея сил восстать и нести ношу, доставшуюся мне. Соплеменники мои нашли отдохновение во сне ночном, я же, будто испив сирийского кофе с лимоном и кардамоном, не мог сомкнуть глаз и пытался размыслить о происшедшем и грядущем, но не мог остановить прихотливой мысли на предмете моего нынешнего состояния. Потом, собрав воедино волю и малое мое мужество, покрыл я лицо покойного краем пыльной верблюжьей кошмы, последним убогим пристанищем для него в этом мире, и произнес слова молитвы в его честь:

– О сын благородной семьи, пришло твое время искать путь. Как остановилось твое дыхание, явилось тебе то, что тебе уже показал твой учитель, и что называют исходной яркостью первого состояния. Это абсолютная суть бытия; открытая и свободная, как пространство, светящаяся пустота; чистый обнаженный ум без центра и границ. Познавай же, пребывая в этом свете, а я тем временем буду вести тебя.

О сын благородной семьи, пришло то, что называют смертью, и тебе нужно понять: «Пробил мой смертный час, и теперь, благодаря смерти, я увижу мир с позиций просветленного ума, дружелюбия и сострадания, достигну полного просветления ради всех живых существ в беспредельном пространстве. С этими мыслями, именно сейчас, ради всех живых существ я познаю светящуюся пустоту смерти как Тело Дхармы».

О сын благородной семьи, пришло то, что называют смертью. Этот мир покидаешь не только ты, это происходит с каждым вечно и вековечно – так не испытывай желаний и тоски об этой жизни. Даже если тоска и желания охватят тебя, ты не сможешь остаться, ты сможешь только блуждать в неведомом. Не желай же несбыточного, не тоскуй. Да будет известно тебе, что нет вечности ни в чем, связанным с тобой, ни в жизни твоей, ни после смерти твоей, ибо ты сам, разум твой, отныне и навечно включен в Великое колесо Дхармы, в коем нет начала и нет конца, а лишь бесконечная череда перевоплощений. Ибо ты не впервые рожден и не впервые умираешь, и не в последний раз родился и не в последний раз завершил жизненный путь смертию. И твоя смерть есть лишь первый шаг к очередному рождению твоему. Запомни же сказанное и следуй ему по пути своего перерождения.

Если тебе предстоит родиться на восточном континенте, который называют «Благородным», то увидишь пред собою озеро, где плавают лебеди и лебедини, но не направляйся туда. Хотя это место исполнено счастья, учение просветления не процветает там, поэтому не вступай туда.

Если тебе предстоит родиться на южном континенте, «Острове розовых яблонь», ты увидишь роскошные, прекрасные жилища. Вступи туда, если сможешь.

Если тебе предстоит родиться на западном континенте, который называют: «Наслаждение коров, исполняющих желания», ты увидишь озеро, украшенное конями и кобылицами. Не направляйся туда, вернись назад. Хотя в этом месте изобильные наслаждения, учение просветления не процветает там, поэтому не вступай туда.

Если тебе предстоит родиться на северном континенте, который называют: «Неприятный звук», ты увидишь озеро, украшенное скотом или деревьями. Пойми это как знаки перерождения и не вступай туда. Хотя там живут долго и обладают достоинствами, учение просветления не процветает там, поэтому не вступай туда.

Если тебе предстоит родиться богом, ты увидишь прекрасные многоярусные храмы из драгоценных камней. Вступи туда, если достоин. Если тебе предстоит родиться ревнивым богом, ты увидишь прекрасные рощи или то, что кажется вращающимися колесами огня. Не вступай туда совсем, но думай о противодействии.

Если тебе предстоит родиться животным, ты увидишь как бы сквозь туман пещеры в скалах, норы в земле и соломенные хижины. Не вступай туда, если способен противостоять животному в сущности своей.

Если тебе предстоит родиться обитателем ада, ты услышишь песни, которые поют существа со злой кармой, или же ты будешь вынужден беспомощно вступить туда, или же почувствуешь, что попал в темную страну, с черными и красными домами, черными ямами и черными дорогами. Если ты направишься туда, ты попадешь в ад и будешь невыносимо страдать от жары и холода, и не будет видно выхода. Поэтому не направляйся туда, не вступай совсем, но будь внимателен. Сказано: «Закрой врата лона и помысли о противодействии». Это нужно сейчас.

О сын благородной семьи, пришло то, что называют смертью, и тебе предстоит умереть и переродиться в новом обличии, и если достоинство твое непререкаемо, а дух твой велик и непогрешим, ту будешь и в новой жизни помнить историю своих перерождений и помнить нас, оставленных тобою до поры в этом мире, и если ты вспомнишь нас после перерождения, окажи нам свое благоволение и свою помощь, буде это возможно, к месту и благонравно.