Текст книги "Зло (СИ)"

Автор книги: Сергей Максимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

Глава 6. Часть 2. Правда

День Джеймса – Александера определенно не задавался. Последняя порция ультимы явно была лишней. И без того не всегда адекватный приход обернулся парой часов, которые совсем выпали из его памяти.

"Все эта сучка Таша виновата!" – Шэй корил новую знакомую, собирая мысли в кучу. Деваха увязалась за ним в первом клубе и не отставала вплоть до утра, пока провалившийся на пару часов в забытье сна Александер не начал собираться на работу и не вышвырнул аппетитную, но довольно надоедливую задницу Таши из своей квартиры.

«Раздрай» – «Сверхновая» – «Память». Александер вспоминал свой вчерашний трип, явно не способствовавший нормальному рабочему настроению, умывая лицо в задней комнате своего кабинета. Крохотный закуток, являвшийся одновременно сортиром, ванной и сейфом, еле вмещал тучное тело чиновника. Вода и пара капсул "Бодрячка" не помогали, а лишь вновь гнали в сон и порождали изжогу. Лица вчерашних подружек размывались памятью, рисуя фантасмагоричные картины вечера. Таша была далеко не единственной охотницей за халявой. Вокруг состоятельных мужчин (к которым Шэй себя не без гордости причислял) кружился целый рой нимф.

"Ох уж мне эти изголодавшиеся стервы. Дури на них не напасешься!" – Шэй ещё раз глянул на свое немного припухшее лицо и подмигнул отражению в зеркальном псевдопластике. Он не уставал благословлять тот день, когда в его голову пришла мысль, отправиться работать в этот забытый богом гадюшник. Один к семи – не самый плохой баланс численности мужчин и женщин, что Александер встречал в своей жизни. Геноцид здешних мужчин стал прямо – таки манной небесной для искателей лёгких связей, слетевшихся на плач вдов пояса Дита, как стервятники на падаль. Они с радостью подставляли плечо почти каждой горюющей и катались как сыр в масле даже после прихода тардумов. А уж с открытием второго сегмента порта захудалый некогда пояс астероидов стал притчей во языцех среди искателей развлечений. Суровая система, живущая исключительно за счёт добычи ископаемых, изменила свой облик, переориентировавшись на людской ресурс. Корабли все чаще стали наведываться не в грузовые доки, а к причалу Города Нимф. Кому были интересны осмий и родий, когда Нимфополис мог предложить любые виды законного и не очень отдыха? Даже командование тардумов, не церемонящееся в секторе переработки, закрывало глаза на темные делишки, творившиеся в окрестностях второй пристани.

Именно поэтому просьба очередного визитера выбила Шэя из колеи. Его ещё окончательно не пришедшее в себя сознание никак не могло взять в толк, чего хочет этот человек. Было в этом заурядном с виду торгаше что – то необычное. Естественно, помимо его просьбы. Шэй Джеймс – Александер – заместитель директора по персоналу второй перерабатывающей станции, достаточно хорошо изучил людей и мог распознать их намерения задолго до того, как они будут озвучены. Прочитать этого гостя он так и не смог.

"Чтоб их! Только хотел Минди вызвать. Она бы меня в миг расслабила… Припёрлись!" – Шэй ещё раз ополоснул лицо, вытер его сублиматором и, натянув на лицо рабочую мину, вернулся в кабинет.

– Простите за задержку, господин Гилкист, пришлось проконсультироваться с вышестоящим руководством, – Шэй лучезарно улыбнулся визитеру и его спутнику. – Нечасто к нам обращаются с подобными просьбами. Если уж говорить откровенно, вы – первый, господин Гилкист.

Мужчина в кресле визитера закинул правую ногу на колено и легко улыбнулся заместителю директора

– Хотел показать сыну цену денег прежде, чем он примется тратить их направо и налево в другой части станции.

"Ага, сын, конечно. То – то я и смотрю – портретное сходство." – Шэй внимательно посмотрел на визитера. Черные, как уголь, волосы были аккуратно зачесаны назад. Длинный прямой нос почти нависал над тонкой линией губ. По выбритым до синевы щекам катались желваки. Серый костюм тройка – не из дешёвых, но и не ультрамодный френч, вошедший в тренды в последний сезон, был дополнен черной рубашкой.

Второй гость Джеймса – Александера был прямой противоположностью первого. Его каштановые волосы и ореховые глаза будто вступили в конфликт друг с другом. Первые – непокорно всклокоченные, будто готовые устроить бучу, все время отводили внимание от глаз, предельно собранных и серьезных. Физиокомбинезон, наподобие тех, что носят «безмозглые» или команды, работающие в открытом космосе, контрастировал с деловым стилем его отца.

"Назло папочке решил вырядиться, как одна из краснорожих шлюшек Максвелла?" – Мысль о командире корпуса тардумов надорвала герметичную оболочку спокойствия, выстроенную внутри черепной коробки Александера "Бодрячком". Боязливая мигрень, регулярно посещавшая помощника директора с похмелья, уколола мозг. Чиновник пару раз провел по моментально взмокшим вискам рукой и взял себя в руки.

«Вот говорил: «Хватит!» – нет же: «Давай ещё один выхлоп, ещё один» – сучка ненасытная.»

– Все в порядке, сэр? – Торгаш в тройке участливо перегнулся через рабочий стол помощника директора и заглянул тому в глаза. От этого взгляда Шэйю стало не по себе. Вместе с этим взглядом в душу Александера заглянул эфемерный призрачный ревизор. В попытках найти заявленные в декларации добродетелей стыд и совесть он обнаружил внутри Шэйя лишь прогнившее нутро бюрократа.

Чиновник непроизвольно отпрянул, поправив выскочивший из костюма галстук. Он вдруг подумал, что это льстивый тип, не сбрасывая с лица свою мерзкую ухмылочку, использовал бы этот самый галстук, как удавку, и бровью не повел бы. Образ сам встал перед его глазами: труп с посиневшим лицом, выпученными глазами и галстуком, затянутым на шее, безвольно обмяк в кресле; торгаш в тройке стоит сзади и, опершись на спинку кресла, тянет конец галстука на себя; мерзкая парабола ухмылки льет речь: "Что ж вы, господин хороший, себя не бережете, устали, наверное. Все работаете и работаете. Я вам предоставлю отпуск. Длительный, знаете ли." Помощник директора махнул головой, отгоняя похмельную дребедень.

– Не стоит беспокоиться, господин Гилкист, все хорошо. Плохо сплю, знаете ли. В этом секторе чудовищное теплоотводящее оборудование, и жар из цехов просачивается в жилые сегменты. Просто пекло.

– Я слышал об универсальном средстве, которое помогает от мигреней. Оно, кажется, и от геморроя избавляет – материального и аллегорического, – торгаш подмигнул Александеру и запрокинул глаза, войдя в кибер. Напасть большинства человеческих систем, нантосы, не добралась до пояса Дита. Здешняя сфера, обрушенная РЭБ – атаками во время подавления бунта, не так давно была восстановлена и работала без сбоев.

Чиновник обнаружил, что на его счёт упала приличная сумма. Как и обещал таинственный визитер, мигрень унялась, стоило Александеру задуматься, куда же лучше направить полученный барыш.

– Я полагаю, мы договорились, господин помощник? – мужчина в сером обнаружился за спиной у чиновника. Грёзы о новых порциях ультимы в компании с несколькими девочками из "Раздрая" заволокли глаза Александера блаженной пеленой, скрыв маневр торгаша. Шэй сглотнул и заелозил на месте, ослабляя узел галстука, внезапно ставший тугим. Торгаш нагнулся к его уху и промурлыкал:

– Или вас что – то не устраивает?

Красные пятна, выступившие на лице помощника директора, обозначили согласие лучше застрявших в горле слов.

– Вот и славно. Я надеюсь, вы нас сопроводите. Не думаю, что это займет много времени.

– Но я рассчитывал, что экскурсию сможет произвести одна из моих помощниц, – Александер встал из кресла и начал пятиться в сторону задней комнаты. Визитер, как дьявол, с которым чиновник, сам того не зная, заключил договор, следовал по пятам. Шэй прерывисто улыбался, будто его поразил нервный тик. – Они – девочки покладистые, помогут вам, если что, разместиться. Вы уже нашли гостиницу? Я знаю одно приличное место…

– Вы знаете, я бы не хотел привлекать лишних людей для такой пустяковой вещи, как экскурсия. Уверяю вас, это не займет много времени.

"Уверяю" было произнесено с таким нажимом, что Александер почувствовал себя тараканом под подошвой великана. Тонкий хитиновый покров его спокойствия вот – вот должен был лопнуть, и чиновник сдался.

– Ну хорошо, в какой день вам будет удобно? Сейчас я сверюсь со своим расписанием…

– Я думаю, сейчас вы вполне свободны, – великан вновь занёс ногу над несчастной тараканьей душонкой Шэйя. Помощник директора по персоналу был готов на все, лишь бы отвязаться от этого странного человека. Он молодым стокилограммовым козликом бросился к столу, активировав связь с секретарем:

– Минди, детка, отмени мои встречи, я отлучусь по важному делу, – протараторив это, Шэй на мгновение запрокинув глаза и отправил своей помощнице, не вылезавшей из "На связи", сообщение: «Ещё раз пустишь ко мне незапланированных гостей, убью нахер.»

Прочитав сдобренное густым потоком грустных смайликов: "Прости, пусик", пусик заторопился вслед за поднявшимися со своих мест визитерами. Гости уже вышли из кабинета и Александеру очень не хотелось заставлять их ждать.

***

– Так и будешь с постной рожей ходить? – Айзек заговорил, ничуть не стесняясь девушки, сидевшей в приемной помощника директора по персоналу. Секретарша наглым образом игнорировала все происходящее вокруг, погрузившись в кибер. Конечно, если судить по огромной груди, почти вываливавшейся из декольте девушки, ее работа вряд ли заключалась в стандартной информационной и административной поддержке руководителя. Стабильное отсутствие спермотоксикоза чиновника, по – видимому, было ее единственным полем ответственности.

– Нормально все, – пробурчал Киллиан, не удосужив новое лицо Эпоса даже взглядом. С того самого момента, когда Райберг, благоразумно не желавший представать перед женщинами пояса Дита в своем истинном обличии, сообщил их юной попутчице, что она может направляться куда заблагорассудится, Киллиан был сам не свой. Кохитсуджи и не думала цепляться за мимолетную связь с мемором. Она испарилась, стоило Вергилию попасть на грузовую пристань самого крупного поселения в поясе астероидов. Она, словно комета, на мгновение озарила мрачное существование Сивара и, махнув хвостом ледяных осколков – воспоминаний, умчалась в небытие. Мрачная тишина, заполнившая вакуум, образовавшийся на месте ее нескончаемой болтовни, пожирала Киллиана изнутри. Ему была просто необходима эта передышка. Необходимо было почувствовать, что есть в мире простое общение, простые разговоры ни о чем, где не нужно искать подоплеку, где не нужно думать о выгоде, а можно просто болтать. Девушка испарилась, унеся с собой оттепель из его разума. Киллианом завладел холод прагматичного цинизма, плещущий из глаз Райберга. Изменение цвета глаз никак не повлияло на эту сверхъестественную особенность Эпоса. Его новые темные глаза все так же веяли стужей.

– Нашел по ком горевать? Раз прилегла на плечо – все, невеста.

Киллиан что есть силы сцепил зубы. Перед ним будто стоял незнакомый человек. Не было ни дредноута кордов, ни Ласта, ни корабля каннибалов. Покрытое маскировочным слоем наночастиц лицо Фобоса будто бы стерло память юноши, оставив его наедине с этим сволочным незнакомцем. Кулаки Киллиана стали зудеть, просто мечтая пойти в ход.

– Я уж думал, убежали, – запыхавшийся бюрократ показался из кабинета, немного разрядив обстановку. Его подленькое лицо с кнопками бегающих глаз гораздо больше заслуживало быть помятым. Очутившись среди простых людей (фанатиков Флегия к людям отнести было сложно), Киллиан начал замечать изменения, произошедшие с его восприятием окружающей реальности. Тесное знакомство с человечеством перевернуло его видение мира с ног на голову. Его внутреннее магнитное поле будто бы поменяло полюса. Если раньше он старался видеть в людях все лучшее, светлое и доброе, на что они были способны, то сейчас, окружающие казались ему сотканными из пороков и страстей.

Перед ним стоял не просто чиновник. Искореженный окружающим миром разум Сивара накладывал поверх портрета человека дополненную реальность. Лицо бюрократа исказилось, став похожим на крысиную морду. Морда улыбнулась и пропищала:

– Ну что ж, друзья, пойдёмте.

Помощник директора по персоналу довольно расторопно для своих размеров побрел вперёд. Все его естество будто противилось этому путешествию – брезгливость от предстоящей встречи с рабочим классом скорбной миной прорезалась на его лице из – под лживой обходительности. Чиновник обогнал Киллиана, прокладывая маршрут. Его огромный зад, угрожающе растянув брюки, затрясся впереди. Сивар не удивился бы, увидев крысиный хвост на месте копчика бюрократа, но тот то ли отсутствовал, то ли был предусмотрительно спрятан, во избежание разоблачения истиной личины взяточника. Экскурсия началась.

– Что вас конкретно интересует, господин Гилкист? – Александер шел впереди своей туристической группы, уводя ее все глубже в недра второй станции переработки. Чем дальше группа удалялась от «стоянки» милой сердцу каждого человека бюрократической машины, тем труднее становилось дышать. Воздух начал превращаться в смесь пыли и миазмов сточных вод. Темные тоннели были полны звуков. Писк крыс перекликался со звуками капающей воды. Откуда – то издалека доносился стук. Чудилось, будто гигантский молот монотонно бил по наковальне, высекая искры из металла. Все это сливалось в гул, звеневший в раскалившемся воздухе. Маленький отряд под предводительством крысоподобного бюрократа будто спускался в жерло вулкана, и раскалённая лава из его чрева вот – вот должна была показаться из – за поворота.

– Меня интересует быт здешних работников. Хочу показать сыну обратную сторону жизни, – Айзек разглядывал обшарпанные стены тоннелей, среди бесчисленных надписей и рисунков на которых нередко встречалось и его имя. Бесконечная настенная вязь отзывалась об Эпосе эпитетами разной степени враждебности, среди которых слово "мудак" казалось почти похвалой. Металл стен, почерневший от витавшей в воздухе копоти, был испещрён карикатурными образами Эксперта по экстренным ситуациям – здесь его хорошо помнили. Вдовы пояса Дита почему – то однотипно представляли половую жизнь Фобоса, предпочитая изображать его за не очень активным мужеложством. Мат, естественно, был самым популярным способом выражения мыслей. Ещё с древних времён, когда питекантроп Ауррбыз изобразил в наскальной сатире своего врага Быыыхтака, написав на его пещере слово «Гван – Доун», люди полюбили этот вид творчества. Среди бесконечной вереницы оскорблений попадались и рисунки. Айзек нашел то, что искал. Рука с тремя согнутыми пальцами присутствовала в живописи повсеместно.

– Любят у нас тут, знаете ли, вспоминать этого человека, – Шэй растерянно улыбнулся, заметив застывший на стене взгляд Айзека. – Я, конечно, всего этого не одобряю, но это ж надо столько народа положить…

Айзек перевел взгляд на чиновника, заставив того отшатнуться. Чары глаз Эпоса продолжали действовать безотказно.

– Да уж, мразь так мразь. Вы нам долго будете народное творчество показывать, когда уже будут цеха?

– О, спешу вас разочаровать, сначала мы пройдемся по жилым блокам. К плавильням лифты и гравиплатформы не ходят. Во избежание эксцессов, знаете ли. Вдруг этим шкурами что в голову взбредет. Краснорожих на всех не хватит.

Айзек промолчал, и они двинулись дальше. Решетки пола, из – под которых доносился писк и благоухание нечистот, в нескольких местах были проломлены, оголив систему жизнеобеспечения. Трубы, покрытые драной теплоизоляцией, уже почти перешедшей в состояние трухи, стали домом для мириад тараканов. Черные и рыжие, большие и просто огромные – тараканы, как и крысы следовали за космической экспансией людей по пятам. Рядом с одним из провалов копошились две худенькие девчушки лет десяти. Одна держала два ведра. Первое, наполовину наполненное полупрозрачной жидкостью, и второе, более узкое, прикрытое массивной крышкой. Ее подружка, на которой из одежды было лишь что – то наподобие тюремной робы, макала продолговатую железную пластину в жидкость и направляла ее к полчищам насекомых. Дождавшись пока тараканы облепят приманку, она резко вздернула железяку, направив ее в сторону напарницы. Ее подруга, явно ждавшая этого маневра, сдернула крышку с одного из ведер. Пара дюжин тараканов была сброшена к своим собратьям, уже томившимся в ведре, которое служило клеткой для этого странного «улова».

– Вы почему тут шлендаете, голытьба?

Девчушки заметили подошедших только после окрика Александера. Оставив пластину и ведро с жидкостью, они бросились наутёк. Босые пятки беглянок, так и не бросивших свою добычу, резво замелькали в кишке тоннеля.

– Не хотят, засранки, учиться. Командование позволило им – детям предателей – посещать училище, разрешило обучать их счету и профессиям, а они шкодят. Я запомнил их номера, надо будет навестить ответственного за сектор.

– Номера?

– Ну, знаете, во всем секторе переработки запрещены имена и фамилии. Все участвующие в бунте и первое поколение их потомков не имеют права на гражданство. Следовательно, и имя им не положено – только номер. С переоборудованием второй части станции работницам, пожелавшим перейти туда на службу, предоставлялась возможность подать прошение на получение гражданства, но не все, знаете ли, для такого дела пригодны. Не все рожей вышли. Ну и пусть здесь подыхают. Естественный отбор, – бюрократ хохотнул и перешагнул через пластину, с которой сбегали остатки тараканов. Они двинулись вперед.

Тоннель сворачивал за поворот, скрывая источник гомона, который начал долетать до ушей идущих.

– Совсем скоро жилые блоки.

Троица под предводительством изрядно вспотевшего Шэйя повернула направо, повинуясь заковыристой архитектуре катакомб. Чиновник еле заметным движением прикрепил к лицу прозрачную мембрану воздушного фильтра. Почти незаметный сгусток наночастиц растянулся по одутловатой физиономии Александера. Крохотный купол, способный защитит лёгкие от той дряни, что витала в воздухе сектора переработки, обволок рот и нос чиновника. Александер стал похож на ныряльщика, выпускающего под водой пузырь воздуха. Пара прозрачных капсул, из которых и генерировались фильтры, была предложена Айзеку с Киллианом, но была отвергнута и вернулась в карман пиджака бюрократа.

– Такие штуки не положены здешним жителям?

– О, что вы, любезнейший. Мембраны Авдеева доступны всем и каждому. Естественно, не бесплатно. Я, знаете ли, свои приобрел, а не получил от руководства производства. Так с чего бы обеспечивать ими этих злобных стерв?

Молчавший всю экскурсию Киллиан решил – таки заговорить. Слова еле продирались через сцепленные от злости зубы:

– Может быть, с того, что они здесь живут, а не пришли развлечь парочку зажравшихся торгашей?

Он устал смотреть на людей, которых обрекали на смерть не живущие в глубинах космоса чудовища, а их собственные собратья. Устал видеть пепел злобы, разлетевшийся от сгоревшей Земли на сотни световых лет. Пепел, закутавшись весь человеческий космос в суровые объятия ядерной зимы. Холод безразличия и тьма пороков которой погребли людей и все светлое, что в них было.

Джеймс – Александер захохотал, забрызгав слюной всю внутреннюю поверхность купола мембраны. Жидкость тут же начала поглощаться наночастицами. Через секунду фильтр был уже девственно чист.

– О, юношеский максимализм и бунтарство. А как вы предлагаете, молодой человек, содержать предателей? Я понимаю людей, которые не хотят следовать проторенными дорожками и идти на поводу у общественного мнения. Но, простите, желание расколоть человечество, бросить свою расу в самый сложный момент истории – не шутки. Это – предательство. И наказание должно соответствовать.

Киллиан затрясло от его добродушного похлопывания по плечу. Он вдыхал воздух, которым дышали эти люди, чувствовал жар, обдававший тоннели своими огненными языками. Он начал понимать, что все это однажды уже видел. Склон огромного кратера стал продираться в реальность. Темные грезы гиперсна начали овладевать окружающим миром, и Киллиан даже представить боялся, что ему ещё предстоит увидеть. Он почувствовал стену внутри себя. Незримый барьер, за которым таится нечто ужасное. Нечто, готовое вырваться на свободу и заполонить его сознанию, стоит лишь одному кирпичику из кладки той стены дать слабину.

Сивар отвёл от чиновника глаза. Он больше не хотел, не мог смотреть на этих людей, которые, как стервятники, как мухи, наживали свои состояния на трупе человечества. Они присосались к уже мертвой плоти своей расы и старались забрать остатки жизни, ещё теплящиеся где – то глубоко внутри этого огромного организма. Последние осколки, последние живые частички души человечества с упоением выковыривались этими паразитами и пожирались, как деликатес.

Киллиан, повинуясь скорее привычке нежели разуму, поплелся за Айзеком, непонятно зачем решившим устроить ревизию последствий, которыми обернулись его собственные деяния. Стены и низкий потолок тоннеля распустились, выпустив троицу на площадь, с которой и доносился многоголосый шум. Обширный зал, служивший одновременно рынком и столовой, был заполнен сотнями жителей сектора переработки. Серая масса бурлила. Шел активный торг. Барахло разной степени поношенности шло с рук. Тардумы, четверкой каменных изваяний стоявшие по периметру площадки, не подавали признаков жизни. Женщины, как водится, о чем – то судачили. Крысы, не стесняясь быть пойманными, бегали прямо у их ног. Дети плакали. Все это можно было бы принять за обычный выходной день на городском рынке, если бы не одно «но». Ощущение полнейшей безнадежность залило зал под завязку и сочилось из каждого слова, из каждого взгляда жителей сектора. Эти люди приняли свою судьбу и уже не надеялись обрести другую.

Рядом с выходом из тоннеля выстроилась небольшая очередь женщин. Все они стремились заполучить свою порцию горячей еды. Легкий дымок вился ввысь к закопчённым потолочным галопанелям из самодельной жаровни. На почерневшей, обляпанной запекшимся жиром решетке жарилось мясо. Судя по его размерам, хвостатые мародёры были здесь отнюдь не домашним питомцами, а скорее скотом, который не трогали до определенной степени упитанности. Жаровней заведовала дородная баба, как и все здесь присутствующие одетая в серую робу. Ее выпирающий живот был обтянут фартуком, сшитым из сотен маленьких лоскутков кожи. Повариха активно помешивала варево, бурлящее в кастрюле на открытом огне. Жаровня так же вмещала сковороду с круглым дном, на которой шкворчал другой здешний источник белка. Повариха, чьи ярко красные локоны выбивались из – под завязанного на макушке платка, доставала тараканов из уже знакомого Киллиану ведра и живыми бросала их в масло.

Поглощённые этим кулинарным извращение мужчины не сразу заметили, что площадь окутала тишина. Взрослые замолчали, плачущие дети притихли, и даже крысы замерли, навострив свои дергающиеся мордочки. Все разглядывали вошедших, как что – то невиданное. Десятки и сотни глаз были направлены на троих мужчин, переминавшихся с ноги на ногу. Были в этих глазах страх и ненависть, но было и что – то странное. Некоторые смотрели на троицу взглядом полным того, что было большой редкостью в этом зловонном каземате. На них смотрели с надеждой.

Александер, как и полагается местному, первым отошел от оглушительного удара тишиной и бросил поварихе, продолжавшей помешивать свое варево:

– Похлёбка – то из чего?

Рыжая протараторила:

– Суп из семи залуп. Четыре покрошены, три так брошены. Отведать не желаете?

Чиновник поморщился и отвернулся от дерзкой стряпухи. Толпа начала расступаться, стоило Александеру двинуться вперёд. Глаза этих бледных измученных жизнью женщин были опущены в пол. Они не смели поднять глаз на заместителя директора – годы, прошедшие после подавления восстания, приучили их к покорности. Они старались исчезнуть, стать невидимыми, затеряться в этом сером месиве. Слиться в один безликий сгусток кротости и послушания. Каждая, словно по команде, положила ладонь правой руки на запястье левой. Никто не хотел, чтобы их номер попался проверяющему на глаза. Если к Александеру женщины (хоть в серой массе и встречались мужчины, но процент их был ничтожно мал) относились как к светилу, посмотрев на которое, можно ослепнуть, его спутники вызывали у них неподдельный интерес. Стоило здешней "звезде" (подобная аналогия была верна не только из – за «гравитационного» воздействия, которое чиновник оказывал на женщин, расступавшихся на его пути, но и из – за эллипсовидной формы тела Джеймса) проплыть мимо, как глаза женщин поднимались. Голодные черные дыры зрачков начинали сверху донизу изучать следующих в фарватере движения проводника Айзека и Киллиана. В этих глазах надежда смешалась со страхом. На экипаж Вергилия смотрели, как на покупателей…

В центре площади показался товар, который приготовили для гостей Александера здешние жители. Внутри плотного кольца женщин стояли дети. Двое мальчиков и три девочки, в одной из которых Киллиан узнал охотницу на тараканов, беря пример со своих матерей, смотрели в пол.

– Что ж, господа, надеюсь мы сможем заинтересовать вас своим предложением, – бюрократ махнул на пятерку детишек десяти – двенадцати лет от роду и улыбнулся. За мгновение пока он моргал, блаженно представляя свои дивиденды от возможной сделки, Айзек успел оказаться у него перед носом. Медленно, сопровождая плавные движения улыбкой, Эпос разгладил лацканы его пиджака и притянул лицо чиновника к себе, схватив указательным пальцем за галстук.

– Чем вы тут промышляете, любезнейший – не мое дело, конечно, но такими предложениями вы порочите меня и моего сына.

Александер отпрянул, смахнул испарину со взмокшим лба и, нервно откашлявшись, выдавил:

– А о чем вы, собственно, подумали? – он хихикнул удивившись своему голосу, который дал петуха. – Жительницы сектора переработки надеются, что торговцы и другие достойные люди смогут взять их детей в обучение…

Он ещё что – то говорил, отбиваясь от вопросов Эпоса, но Киллиан их уже не слышал. Дрожащие всем телом, худенькие фигурки детей говорили ему больше, чем вся грязь, льющаяся изо рта толстяка. Когда же один из малышей все же осмелился поднять взгляд, впялив блестящие от ужаса кристаллы глаз в лицо Сивара, юноша пошатнулся. Киллиан не мог на это смотреть. Не мог терпеть ту боль и отчаяние, вырывавшееся из бездонных колодцев зрачков этого уже замаранного жизнью ребенка. Не мог находиться рядом с человеком, который был повинен во всем этом. Сивар обернулся к Эпосу. Реальность в его голове смешалась с видением. Он смотрел на спокойное лицо Айзека, и ему мерещился смех. Инфернальный, дьявольский смех чудовища, упивавшегося делами рук своих.

Холод глаз Райберга полоснул Киллиана адским пламенем, и он побежал. Ноги сами понесли его подальше от этого жуткого места. Он несся, не разбирая дороги. И лишь смех, адский смех Фобоса, продолжал сдавливать его разум. Он бежал и бежал, спотыкался и падал, вставал и продолжал эту нескончаемую гонку с хохотом в своей голове. Отвращение ко всему окружающему, отвращение к самому себе, неспособному ничего изменить, вырвалось из него наружу. Киллиана стошнило. Он облокотился на стену и прокашлялся лишь для того, чтобы продолжить эту схватку с видением. Вереницы галопанелей проносились мимо него, как лица всех умерших, что ему уже довелось увидеть во время их путешествия. Лица счастливчиков. Он вспоминал шедших с ним в Лабиринт. Вспомнил эти безумные, верящие в россказни Змея лица. Он думал о несчастных, что сгинули на «Гулу» и понимал, что им выпала не самая плохая участь. Что было лучше: умереть в лапах чудовищ и от рук маньяков или жить, медленно прогнивая от яда окружающей реальности, видя, как в эту пучину затягивает твоих детей? Образы женщин стояли у Киллиана перед глазами. Они готовы были отдать свое главное сокровище первому встречному, лишь бы избавить детей от участи, с которой сами уже давно смирились.

Киллиан не заметил, как очутился у комнаты, которую они с Айзеком сняли у одного из здешних барыг. Он машинально открыл дверь, бросив код через кибер и повалился на кровать. Глаза того малыша не отпускали. Они продолжали смотреть на Киллиана, просачиваясь через толщу перегородок. Он чувствовал это взгляд, словно не было между ними сотни метров породы и металла, словно он никуда не убегал из того проклятого места. Он будто унес его частичку с собой. Унес их скорбь и их надежду.

Этот сконцентрированный поток отчаяния подхватил разум Сивара и бешеной волной начал крушить барьер, выстроенный у него в голове неведомым зодчим. Удар следовал за ударом. Отчаяние вдов пояса Дита, их безумие и их мольба сплелись с отвращением Киллиана ко всему сущему и незримым тараном впились в каменную кладку преграды. Небольшая капель образов начала просачиваться сквозь стену, постепенно переходя в поток. Вереница воспоминаний пробила ментальную дамбу, расконсервировав память юноши.

Килиианна пробила дрожь… Он будто в эпилептическом припадке начал вспоминать. Память, как черный яд снов, прожигала его внутренности, превращая их в лёд. Он вспомнил: груда тел и черный локон волос, на самом кончике окрашенный в белый, застыли перед его глазами. Он видел эту картину, сошедшую с экранов хроник. Такую реальную, такую настоящую и напрочь им забытую. Он вспомнил Топаз. Вспомнил ее. Вспомнил Мию. Вспомнил их беззаботную любовь. Вспомнил атаку кордов. Вспомнил безжалостный приказ Айзека и свое позорное спасение. Все эти дни, все время полета и поиска, он не знал… Он был лишь инструментом, который понадобился Эпосу для временных нужд.

"И ради чего все? Ради того, чтобы люди продолжали жить, утопая в своем собственном дерьме? Ради этого я должен жить, забыв ее? Забыв себя?" – мысли мелькали в голове Киллиана, разрастаясь и заполняя все вокруг. Он не понимал, где находится. Ему мерещился склон огромного кратера, и пепел оседающий на него с темных небес. Мысли сливались в голове в белый шум и трансформировались в шепот тысячи ртов. Миллионы голосов, таких же как он, бесцельно погибших ради иллюзорного блага человечества, заходились в его голове криком.

"Нет ничего: нет правды, нет веры, нет любви. Есть только грязь и порок. Есть только тьма, которая затягивает все вокруг." – его сжатая руками голова была готова разорваться от рвущихся наружу криков. Боль почти парализовала тело. Физиокомбинезон насквозь промок от пота. Холод, студёной волной сковавший его внутренности, вырывался через дрожь, пробившую ноги.

Решение, неожиданное и резкое, как выброс пульсара, вырвалось из глубин сознания и захватило все его мысли. Импульсник – маломощная, разрешённая к ношению модель, не способная убить, а лишь оглушающая жертву – перебрался из сейфа в его руку.