Текст книги "Зло (СИ)"

Автор книги: Сергей Максимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

Слезы Киллиана давно унялись. Он завороженно слушал рассказ Айзека. Рассказ о тех временах, за которые Сивар и миллионы других детей по всему человеческому космосу считали Эпоса своим кумиром.

– Пятьдесят аргонавтов, словно герои, боги древнего мира, мы искали для своего возлюбленного человечества "золотое руно", но нашли нечто другое. Нашли нечто совсем чуждое. То, что показало каждому из нас, кто мы есть. Показало каждому, что у нас внутри. Показало нам, каково человечество. Нас было пятьдесят, а осталось лишь трое. Ну, можно сказать, трое с половиной. Трое "героев", – Айзек легко улыбнулся и покачал головой, – которым жизнь потом отвела свою роль, свое предназначение.

Эпос поднялся на ноги и протянул Киллиану руку.

– И самое веселое, что человека, вернувшегося со мной из той одиссеи, нам и нужно найти. У мироздания… или кто там есть? Бог? У него забавное чувство юмора. Из миллиардов людей нам нужен именно тот, которого труднее всех отыскать. Тот, которого не перехитрить и не обмануть.

Айзек повел Киллиана в пилотскую рубку, стены которой уже перевоплотились в один огромный обзорный экран. Сивар не заметил, как Вергилий отстыковался от «Гулу», который не спеша кружился вокруг своей оси где – то впереди.

– Минос назвал всего одно имя. Имя человека, обладающего ныне технологией органической взрывчатки. Имя человека, который любезно поделился ею с кордами, – Айзек выдохнул, – Джуд Лайтберин. Мой друг и мой враг. Враг всего человечества.

От одного упоминания главного перебежчика в истории огонь азарта с новой силой вспыхнул в глазах Киллиана, словно и не было тьмы и холода, сковавших его душу перед лицом смерти. Сивар вновь был готов к пути.

– Вергилий, готовься к старту на Аверитию, – Айзек вновь закупорил свой разум и скрыл эмоции, которым только что позволил вырваться наружу. Неожиданная открытость Эпоса уступила место привычной холодной осторожности, – Черныша жалко. Хорошо хоть пропитание у него пока есть.

Киллиану, прекрасно помнившему, что Черныш делал с окружающими, отчего – то было не до сантиментов, и зверя он совсем не жалел. Впрочем, как и обитателей «Гулу».

– Последний эмбрион керберосса пришлось из – за тебя размораживать, – Эпос вздернул палец вверх, но так и не смог вызвать у Киллиана чувство благодарности, – редкие, знаешь ли, твари. Что не удивительно, впрочем. Не остановятся пока все живое вокруг не сожрут, так что с кормовой базой у них плохо. Ну или их кормовой базе плохо, как это лучше сказать?

– А он где все это время, простите, прятался? – Мемор прикинул размеры Черныша и сопоставил их с параметрами корабля Райберга. Вергилий, сохранявшийся молчание все это время, напомнил о себе:

– Да за обшивку держался и ждал, когда его позовут, знаете ли, молодой человек. Они, кербероссы, такие – деликатно – терпеливые.

– Говорят же тебе, разморозили эмбрион. Немного препаратов, и зверюшка уже половозрелая и готова показать свою любовь каждому встречному. Ты насмотрелся, думаю, какой он любвеобильный. А это у него еще гон не начался. А то бы Черныш наших друзей – эпикурейцев попортил бы во всех смыслах. Трёх голов хватает, чтобы залобызать до смерти.

На обзорной панели вспыхнул красный маркер. Точка начала медленно отдаляться от станции.

– Сэр, зарегистрирован старт с поверхности этого корыта, – брезгливо сказал Вергилий. – Спасательный бот. Предположительно, на борту находится живой организм. Что прикажите делать с шустряком?

Киллиан, который ни на секунду не сомневался, кому именно достало ума и ловкости, чтобы выбраться из вотчины каннибалов и скрыться подальше от трепетных объятий Черныша, заговорил:

– Не надо ничего делать. Там не враг, хоть и другом назвать его сложно, – мемор вспомнил то совершенно неестественное, необдуманное чувство мести, побудившие его на поход в руки Дево, и улыбнулся. – Мы – квиты. Каждый из нас мог подохнуть в руках монстра, но предпочел выжить. Таэр не просто так бросил меня в Лабиринте. Он даже чем – то похож на вас, сэр.

Юноша кивнул в сторону Райберга и отвернулся от обзорной панели. Ему нужно было готовиться к гиперсну. В деле подготовки корабля к прыжку, как, впрочем, и на протяжении большей части этого странного путешествия, Сивар чувствовал себя беспомощным пассажиром, на которого иногда примеряли костюм приманки для монстров. Эта роль начинала менять его сознание. Светлый лик человечества в голове мемора постепенно мутировал, добавляя в свою палитру все больше бордовых тонов…

Глава 4. Часть 1. Каждому свое

Тело ныло и желало спокойствия. Киллиан, пропустив через себя всю вереницу свалившихся на него за эти сутки событий, начал ощущать всю тяжесть пройденного им не в моральном, а физическом плане. Шея, перетянутая комбинезоном, саднила и не давала покоя. Отбитый зад и ушибленные ребра не упускали момента напомнить о себе новым приступом боли. Но самое главное, волна усталости, прятавшаяся от разума Сивара в критической ситуации, обрушила на него всю силу истощенности хрупкой биологической оболочки, именуемой человеческим телом. Киллиан буквально повалился в псевдопластиковый гроб медкапсулы, не в силах найти другое место для сна. С учётом частого в ней пребывания, мемор вполне мог считать капсулу своей кроватью. Шершавое покрытие ложа изменило структуру и приняло форму тела Сивара, как только он туда лег, не оставив разуму ни единого шанса. Юноша провалился в сон…

Несколько мгновений образы и картины прошедших событий мелькали перед глазами мемора, стараясь ухватиться за его худощавое тело. Стараясь впиться в его разум… Его память… Его душу… Вереницу картин сменило замершее видение.

Минос, огромный змееподобный вождь Ласта, лукаво улыбался, выбирая момент для броска, в нескольких метрах от сумрачного фантома Сивара. Его безукоризненный костюм тройка трещал по швам. Желтые пластины чешуи прорывались через ткань. Минос, словно настоящий наг, начал сбрасывать с себя надоевшую кожу. Одежда и человеческий облик слезали с верткого, покрытого слизью тела кноссца. Лишённое конечностей туловище змеи кружило вокруг Киллиана угрожающей удавкой. Крошечные ячейки чешуи топорщились, задевая тело человека. Кожа мемора отозвалась мурашками. Завораживающий танец мутировавшего повелителя Ласта затягивал все вокруг, подчинив себе волю жертвы. Огромный змей, раскачивая головой из стороны в сторону, гипнотизировал. Превращение окончательно завершилось, и Минос стал сжимать кольца своего хвоста, незаметно обернувшие шею жертвы. Киллиан почувствовал, что задыхается. Адамово яблоко впало внутрь, затрудняя дыхание. Змей шипел, продолжая усиливать хватку, пока Сивар не опомнился, решившись дать отпор. Гипнотические чары оказались бессильны перед инстинктом самосохранения. Трясущиеся пальцы Сивара вцепились в живую удавку и попытался её разжать. Куда там – змей, оскалив пасть с двумя сочащимися ядом клыками, веселился. Он беззвучно смеялся над всеми потугами мемора, лишь усиливая свой напор. Лицо топазца начало багроветь. Холод предстоящей смерти обдал сознание Киллиана своим дуновением. Жёлтое тело змея старалось выжать из мемора все соки, выдавить все тепло и чистоту детского сознания, заменив их циничными аналогами – расчётливостью и корыстью. Сивар, словно бесправная марионетка в руках кукловода – садиста, корчился в бескрайнем ничто своего сна, теряя последние силы. Он развел руки в стороны и начал бить в направлении головы змея. Удары теряющего силы юноши лишь все больше задорили ухмыляющегося царя Кносса. Он продолжал раскачиваться, будто танцуя в такт какому – то загробному маршу. Раздвоенный язык змея то и дело выскакивал из пасти, ощупывая посиневшее лицо Сивара. Наг торжествовал. Сознание мемора стало угасать. Минос в глазах Киллиана двоился, и лишь невероятная, почти первобытная жажда жизни позволяла юноше не терять сознание. Этот еле теплящийся огонек надежды вырвался из его души в реальность сна, обретя форму. Опустив свое совсем ещё детское лицо, глаза на котором готовы были выскочить из орбит, Сивар увидел в своей руке нож. Безукоризненный, невозможно прекрасный нож флегийцев холодил руку терявшего сознание мемора. Тот самый нож, который Таэр вонзил в живот Сивара в самом конце Лабиринта. Лезвие темного клинка начало светиться, заставив Миноса обратить на себя внимание. Змей и его жертва смотрели, как одна за другой багровые буквы вспыхивали на ноже и складывались в слова. Вязь символов преобразилась в предложение:

"Не бойся тьмы. Страшна лишь та, что гложет каждого из нас."

Прочитав эту надпись Киллиан махнул рукой и вонзил мерцающий клинок в брюхо Миноса, поглощенного созерцанием смертельной красоты кинжала. Змей взвился и начал оплетать руку Сивара. Нож не останавливался, продолжая резать податливую плоть. Гад шипел и брызгал ядом, но был не в силах остановить мемора. Киллиан упивался победой. Он остервенело махал ножом, пока змей не ослабил хватку, свалившись к ногам победителя безжизненной грудой мяса. Пасть царя Кносса упала рядом с хвостом, уподобив мертвого змея уроборосу. Сивар улыбнулся и обтер нож. Флегийский клинок охотно скинул с себя черную кровь и нашел для своей дурманящей красоты новую жертву – Киллиан смотрел на антрацитовое лезвие, не в силах отвести взгляд. В это короткое мгновение, секунду, когда юноша любовался красотой совершенного орудия смерти, наг собрал последние силы и впился в ногу своего соперника, лишь для того, чтобы получить новые раны. Хватка змея ослабла окончательно, и мертвый царь рухнул к ногам мемора. Плоть змея тут же начала распадаться на частицы. Ворох осколков Миноса закружился черной воронкой, подгоняемый ветром бесконечного ничто, и начал трансформироваться в новый объект.

Киллиан потрогал две круглые ранки от клыков змея, из которых по телу начало растекаться тепло и увидел, как прах Миноса преобразовался в овал. Объект дрожал и трепетал всем своим естеством, мешая зрению на нем сфокусироваться. Вскоре он все же замер, дав себя рассмотреть. Яйцо, которое размерами могло посоперничать с Вергилием, застыло, а потом начало расходиться провалами трещин. Скорлупа трескалась под градом ударов, которые сыпались изнутри желтой оболочки. Молнии трещин сходились и растекались, завладевая хрупкой поверхностью. Последовал еще один выпад, и чёрное острие неведомого тарана пронзило скорлупку. Рядом с первым шипом выступил второй, защитный слой начала осыпаться, выпустив на свободу пленника яйца. Тайрус собирался отомстить за своего отца.

Киллиан начал пятиться, ожидая атаки. Монстр стряхнул остатки оболочки, а потом бросился на Сивара, опустив свои загнутые рога. Пошатываясь на ватных ногах, словно пьяный тореадор, Киллиан уклонился от первого выпада и полоснул ножом по затянутому черной броней телу кносского принца. Клинок высек искры из доспехов, не причинив хозяину Лабиринта особого вреда. Из раздутых ноздрей минотавра повалили клубы пара. Провалы глаз горели жадным пламенем. Бык подскочил к человеку, мотнул головой в сторону и зацепил Киллиана рогом. Оббитое черной сталью острие легко пронзило податливую плоть. Монстр махнул могучей шеей, и топазец завис в воздухе, с каждой новой секундой все глубже загоняя рог Тайруса себе в живот своим же собственным весом.

Боль впилась в сознание, но не парализовало его. Она перестала быть его врагом – если Сивар что – то и понял за прошедшие несколько дней, так это то, что боль была лучшим другом любого живого существа в этом проклятом всеми богами мире. Боль не врала и не предавала. Боль не могла продать человека в рабство. Боль всегда говорила правду. Вот и сейчас этот беспристрастный индикатор вспыхнул в сознании мемора, засвидетельствовав одну простую истину – он все еще был жив. Мертвецы неподвластны жгучим объятиям боли.

И вновь жажда жизни отозвалась в клинке Таэра. Нож флегийца начал мерцать. Загнав боль, кричащую где – то в районе живота, подальше в глубь сознания, мемор оттолкнулся от мощного лба минотавра и снял себя с рога. Это было так легко и одновременно так невероятно, что даже огненный взор Тайруса покоробило смятение. Смятение, сменившиеся ужасом, когда тонкий и хрупкий на вид клинок легко прошил толстую лобовую кость, пронзив мозг человека – быка. Огонь в глазах хозяина Лабиринта погас, поглощённый багровым свечением кинжала. Тайрус пал, расколовшись при ударе о невидимую землю великого ничто на миллион осколков. Гонимые ветром бескрайней пустоты, они полетели в сторону, чтобы скрыться от глаз Сивара в обволакивающей все вокруг тьме. Мрак поглотил останки хозяина Лабиринта и породил свет. Три пары красных огоньков зажглись во тьме напротив мемора. Огни замелькали в воздухе и, нависнув друг над другом, завели причудливый хоровод, не спеша приближаться.

Киллиан начал пятиться, выставив вперёд руку с ножом. Прокушенная Миносом нога отказывалась слушаться – яд царя Ласта, яд его слов, яд похоти и желаний отравлял тело Сивара. Он еле стоял на ногах. Из жуткой раны на животе сочилась кровь. Кровь, поменявшая свой привычный цвет, – багрянец пронизывали черные вкрапления яда. Затянутые пеленой отрешенности глаза мемора уже не могли следить за огоньками напротив и опустились вниз, чтобы увидеть, как на потухшем было клинке проступает новая надпись. Бордовые буквы прожгли черную кровь Тайруса и выстроились в три слова:

"Цель оправдывает средства."

Стоило Киллиану прочитать их, как клинок полыхнул жаром. Всепожирающий огонь подпитывал эту фразу. Огонь веры. Огонь фанатизма. Огонь лжи… Лжи самому себе. Через секунду Сивар понял предназначение этих слов. Он посмотрел на рану внизу живота и, что есть силы закусив губу, почти не думая, почти не осознавая, что делает, поднес раскалённый клинок к эпицентру боли. Рассеченная плоть зашипела. Черная кровь загорелась, закупорив рану. Боль отступила, сменившись спокойствием. Клинок, соприкасаясь с полученной от Таэра раной предательства, начал остывать. Лезвие охладило боль в тот самый момент, когда из бесконечной тьмы вышло существо породившее красные огоньки. Очередной гибрид застыл напротив топазца. Тело уничтожившего экипаж «Гулу» Черныша венчали лысые головы капитана Дево. Одна из голов чем – то непрерывно чавкала, разбрасывая в стороны зелёные сгустки слюны, вторая заунывное выла, задрав вверх щекастую морду, а третья, не отрываясь, смотрела на Киллиана. Не было в этом взгляде злости и ненависти, не было гнева и упрека, не было угрозы – был лишь один невыносимый и неутолимый голод.

Мемор выпрямился. Он почувствовал изменения, вновь преобразовывавшие клинок в его руке. Жар ножа начал нарастать, а надпись – изменяться. Не спеша, миллиметр за миллиметром, причудливый узор менял облик ритуального оружия флегийцев. Жар становился нестерпимым. Киллиан чувствовал, как его рука начинает гореть. Порыв ветра подхватил жар лезвия и ударил в его лицо. Запах жженой плоти впился в ноздри. Он держался за побелевшую рукоять, пока на лезвие не выступили новые слова:

"Каждому свое."

Породив последнюю букву, нож вспыхнул, заставив Сивара его бросить. Монстр, почувствовав безоружность «корма», начал приближаться. Рэйтор Дево раскрыл свои пасти, из которых несло сладким запахом мертвечины. Лишенные белков глаза капитана «Гулу» сияли холодным блеском возбуждения. Монстр бросился в атаку и аккуратно, стараясь не повредить добычу, повалил Киллиана на землю. Вязкая слюна стала капать на безоружного мемора, который и не думал вырываться.

Его взгляд был спокоен. Огонь клинка заразил его уверенностью: пусть и не в реальности, пусть здесь, в чертогах его сознания, каждому достанется по заслугам. Средняя голова каннибала растянулась в ухмылке. Дево начал тянуться к шее жертвы, слизывая с морды сочившуюся слюну. Выродок распахнул среднюю пасть, собираясь впиться в киллианову плоть, но внезапно остановился. Правая голова Дево была не намерена отдавать свою добычу просто так. Она что есть силы толкнула среднюю в сторону третьей головы. Завязалась свара. Тело монстра, не зная кому подчиняться, застыло, позволив мемору вырваться. На топазца не обращали внимания. Головы были поглощённый грызней друг с другом.

Киллиан смотрел, как чудовище начинает впиваться в свою собственную плоть, не в силах сдержать бушующий в нем гнев. Головы принялись рвать друг другу глотки, сплетаясь в черный, мечущий во все стороны кровавые ошмётки клубок. Вымазанные черным головы Дево не замечали, как их общее тело начинает пошатывается. Лязг зубов и хруст разрываемых мускул не прекращался до тех пор, пока монстр не свалился в лужу собственной крови. Средняя голова твари все ещё продолжала дышать через разорванное горло, когда тьма бескрайнего ничто расступилась, выпустив Киллиана на свободу – на край огромного кратера, который однажды уже приходил Сивару во сне. Мертвые монстры остались позади.

Бескрайняя выжженная порода покрылась грязной дымкой. Киллиан посмотрел наверх и увидел край уступа, который он неведомо когда миновал. Где – то высоко в небе мутный диск солнца пытался пробиться сквозь толстый слой желтоватых облаков. Сивар пригляделся и заметил деталь, ускользнувшую от него во время первого визит на этот безжизненный склон – спокойствие непроглядной небесной хляби нарушали огненные сполохи. Десятки и сотни раскаленных болидов пронизывали небеса и устремлялись вниз. Частицы огня падали с небес, разгоняя черный пепел, покрывавший огромный конус кратера. Сивар проследил полет одного из болидов и увидел, как метеор врезался в мертвую породу склона. Ударная волна согнала пепел с тысяч неподвижных фигур, стоявших на огромном уступе, от которого в Сивару тянулась крутая тропа. Тропа, которую преграждал проводник.

Мужчина в красном манил Киллиана за собой. Сивар осторожно ступил на склон, сделав первый нерешительный шаг. Пепел под ногами шуршал, давая ощутить, что основу кратера составляют гладкие голыши. Мемор продолжил идти, приближаясь к проводнику, когда рана на ноге напомнила о себе. Укус Миноса породил укол боли, эхом отозвавшийся в ране на животе. Киллиан потерял равновесие и покатился вниз, прямо в чертог замерших фигур. Завалившись на бок и подняв в воздух волну голышей, Киллиан все же смог остановить падение. Гладкие камни, звонко ударяясь о покатый склон, набирали скорость и приземлялись между стройных рядов статуй, окунаясь в черный пепел.

Сивар чертыхнулся и посмотрел на ногу. От места укуса Змея по ноге тянулись черные жилки, каждую секунду все глубже впиваясь в плоть топазца. Аналогичная картина ожидала его и на животе – черные капилляры расползались от раны в разных направлениях, уже добравшись до груди. Юноша поднялся, стряхнул с изодранного в нескольких местах комбинезона пепел и продолжил путь к мужчине в красном.

Багрянец одежд незнакомца казался неподвластным пыли, которая окутывала все вокруг. Ни одна частица пепла не осела на бордовую ткань. Широкая шляпа скрывала взгляд. Приближении Киллиана заставило мужчину поднять свой взор. Черные зрачки проводника поманили за собой, а поднесенный к губам указательный палец просил не нарушать тишину.

Двое сошли на уступ, начав движение в причудливом лабиринте статуй. Нескончаемые полчища фигур проплывали мимо, предоставляя возможность внимательно себя рассмотреть. Статуи были похожи на людей, с тем небольшим отличием, что на месте глаз у них располагалась ровная черная поверхность. Антропоморфные фигуры застыли в сотнях разных поз, некоторые из которых повторялись – очень часто изваяния стояли, прижав руки к ушам или рту, словно силясь закрыться от шума или сдержать вырывающийся изо рта крик. Мужчина в красном молчал, продолжая вести Киллиана к месту, в которое упал огненный метеор. Сноп пепла продолжал оседать, когда Киллиан и его провожатый подошли к точке падения. В небольшом углублении лежал человек. Он ворочался, водя лицом по земле, словно взявший след пес. Его мышцы, скрытые плотным слоем жира, непрерывно сокращались – агония членов сотрясала мечущееся тело. Пальцы на руках и ногах механически сгибались и разгибались, цепляясь за черную породу. Бледная, почти белая кожа просвечивала, демонстрируя чахлую кровеносную систему.

Тело на секунду замерло и начало подниматься. В несколько приемов, словно сустав робота, человек выпрямился, наконец показав лицо. Упавший с небес, уподобившись заполонившим все вокруг статуям, смотрел на Киллиана гладким пространством на месте глаз.

– Как же так? – Прошептал Киллиан и затих. Эта короткая фраза разнеслась между статуй, непостижимым образом срезонировала и вернулась назад гулким ревом. Мемор не узнавал свой многократно усиленный голос. Рев породил новый шум. Киллиан не сразу понял, где он слышал оглушительный хруст, с которым лопались покрытые черным пеплом оболочки статуй, но увидев первые трещины на ближайшем "изваянии" – пузатом мужчине, нос которого превосходил все мыслимые размеры и, казалось, занимал половину лица – Сивар вспомнил, что именно с таким звуком крошилось яйцо, из которого во тьму бескрайнего ничто выбрался Тайрус.

Киллиан посмотрел на проводника, но тот лишь покачал головой и застыл, глядя как тысячи статуй оборачиваются к ним двоим. Сонм безглазых голов застыл, словно ожидая неведомой команды. Хруст стих. Последним в их сторону обернулся человек, рухнувший с небес. Он робко шагнул в сторону лишь для того, чтобы набрать в грудь черного от пыли и пепла воздуха и крикнуть:

– Да!!!

Возглас родился и умер в кромешной тишине.

Киллиан нервно ощупывал рану на животе, постоянно оборачиваясь к невозмутимому проводнику. Тот молчал. Молчал и изредка вздыхал с каким – то разочарованием, с укоризной. Тишину черного склона нарушил шаги. С трудом переставляя покрытые черной коркой ноги, обладатель огромного носа шел к упавшему с небес. Мужчины поравнялись. Кулак взлетел в воздух, вонзившись в живот падшего. Монументальный нос толстяка, скривился от злости. Он закричал:

– Нет!!! – мужчина напротив, легко махнув рукой, ответил обидчику, подкрепив все словом:

– Да!

– Нет!

– Да!

– Нет!

– Даа!!..

Мужчины начали бесконечный, безумный, бесполезный спор, используя лишь эти два слова – квинтэссенцию всех переговоров. Их крик разносился над статуями порождая новые прения. Тысячи пар мужчин и женщин, стариков и юнцов скидывали с себя скорлупу пепла и начинали спор. Гвалт, порожденный тысячью глоток, заполонил все вокруг и начинал сводить Киллиана с ума. Руки прижались к ушам, надеясь хоть как – то сдержать рев. Бесконечный поток слов терзал разум юноши, сжимая мозг щипцами палача. Киллиан закричал. Крик отчаяния и боли создал такую необходимую Сивару сейчас, но от того ещё более зловещую тишину. Спорщики замолчали.

Сивар открыл глаза и увидел, как статуи пошли. Пошли к нему. Не помня себя, он обернулся вокруг оси – волна людей набирала скорость, собираясь захлестнуть его, и нигде не было просвета в этом безбрежном человеческом море. Некуда было бежать. Негде было искать спасения. Проводник, если и находился поблизости, то был скрыт бесконечными рядами почерневших тел. Люди приблизились к Киллиану, взяв его за руки. Сначала тихо, нерешительно, а потом и более сильно, настырно, они сжимали его плоть. Сивар почувствовал, что его тянут в разные стороны – одна половина покрытого пеплом и пылью моря тянула в одну сторону.

– Да!!! – разверзся людской хор.

Вторая часть обезумевшей толпы потянула его к себе и завопила:

– Нет!!

Киллиан не понимал, был ли он судьей в этом споре или же стал его причиной – это было сейчас неважно. Он чувствовал, что скоро все должно было закончиться. Его тело не выдержит. Мышцы гудели и трещали от боли.

– Да… Нет… Да… Нет!!! – слова толпы слились в один беззвучный рев, поглотивший мемора и норовивший утопить, разорвать на куски его обессиленное сознание. Киллиан рухнул в пустоту забытья.

Свет, заливавший медблок Вергилия – невероятно теплый и родной свет реального мира – заставил Киллиана облегченно выдохнуть. Гиперсон ослабил свою хватку, позволив ему проснуться…