Текст книги "Зло (СИ)"

Автор книги: Сергей Максимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

Глава 4. Часть 4. Плач Пенелопы

Киллиан не находил себе места. Так резво изгнанный за дверь, он понятия не имел, чем себя занять. Почти два часа он, как верный пёс, сидел и ожидал разрешения войти в комнату. Все стеновые панели уже были пересчитаны и каталогизированы; ногти досконально изучены и рассмотрены; окружающий пейзаж до боли знаком и неизменен. Сивар, усевшись у входа в кабинет, из которого на счастье не разносились (как Киллиан опасался) разного рода междометья, начал стервенеть от свалившегося на него безделья, принимая редких прохожих за дар небес. После случая с Мозгуном он так и не решался войти в кибер, поэтому разглядывание спешащих по своим делам людей было для него единственным развлечением.

Группа низкорослых смуглолицых техников, обвешанных ремонтной аппаратурой, закатив глаза и изучая что – то в виртуальной реальности, прошмыгнула мимо мемора, не позволив голодному взгляду Сивара рассмотреть себя получше. Две дородные "барышни", закутанные в строгие брючные костюмы таможенной службы Нуллума, о чем – то тихо воркуя, прошелестели рядом с сидевшим Киллианом, обдав того доброй дозой феромонных духов. Воображение топазца, подстегнутое на гормональном уровне, тут же заретушировало все недостатки ускользавших от его взгляда "сударынь" и нарисовало пару непристойных картин. Участие в картинах помимо девушек, естественно, принимал и сам Сивар. Стоило особам скрыться из поля зрения, как Киллиан тут же зашёлся краской от своих срамных мыслей, которые извлекло из недр его подсознания парфюмом чиновниц.

Действие дурмана спало, когда к кабинету давней знакомой Айзека подошла внушительных габаритов тетка, ну никак не претендовавшая на титулы в диапазоне от "девушки" до " женщины". Самым верным было бы вообще не говорить с этой явно чем – то недовольной особой хабальной наружности, но особа обратилась к Киллиану сама. Невероятно низким для женщина голосом она осведомилась:

– У себя?

Киллиан, опешив от грубости голоса особы, не сразу смог заговорить, но недобрый блеск узко посаженных глаз заставил его взять себя в руки:

– Ага.

– Я только спрошу, – прогремела особа и, не дав Сивару запротестовать, вломилась в кабинет. Не успела дверь за ее спиной закрыться, как мощный порыв брани вышвырнул просительницу наружу. Мелкие глазки тетки увеличились. Волосы, забранные в куцый хвостик, норовили встать дыбом. Одна из бровей потихоньку начинала дёргаться.

– Старуха… с – с–с – с–меется… – особа начала пятиться, не осмеливаясь повернуться к двери спиной. Из кабинета тем временем, почуяв ускользающую добычу, выскочила всклокоченная женщина и начала сыпать в сторону "барышни" хамоватой наружности новые остроты:

– Тебе кто, мать твою корды задери, разрешал входить, брылорылая? Я тебя, паскуду, продам джанкерам в марионетки, будешь там права качать. Нашелся мне тут со святой – не буду говорить при детях с чего – клок!!! – После этих слов обладательница малахитовых глаз повернулась к Киллиану и приветливо улыбнулась, – что это я, старая, совсем про тебя забыла. На этого – то, – женщина махнула в сторону, где предположительно находился Айзек, – никакой надежды. Тысячу лет уже тут сидишь. Пойдем внутрь.

Женщина, пропустив Киллиана вперед, вошла в кабинет и закрыла дверь, отозвавшуюся на ее касание тонким писком подтверждения блокировки входа – больше их никто не должен был побеспокоить.

– Айзек, заболтал ты меня совсем, а там ребенок уже черт знает сколько времени сидит один! Да и к тому же, мог бы представить меня сыну.

Вольготно развалившийся в кресле рядом со столом Айзек потягивал из бокала темно – зеленый напиток. Услышав последнюю фразу он поперхнулся и стал судорожно вытирать с себя вылившуюся изо рта жидкость.

– Упаси бог…

Женщина осмотрела Сивара с головы до пят.

– Странно, он мне очень тебя в молодости напоминает, такой же скромный… Конечно, даже тогда ты не был такой душкой… Эта… Эта твоя непреклонность уже тогда чувствовалась. А уж потом ты упорхнул от меня и окончательно изменился. Выпустил всех своих внутренних демонов на свободу…

– Либ, не начинай…

– А, – женщина махнула рукой, – я и не начинаю. Все уже давно прогорело, мой милый. Выгорело. Даже пепла не осталось внутри. Даже следа того безумного огня, что горел между нами… Ни искорки, ни уголечка… Я ведь ждала тебя. Долго. Даже после того, как вы втроём… или лучше сказать вчетвером с этим чертовым кораблем, вернулись…

– Откуда у тебя такая информация? Ее не было в общем доступе.

Киллиан, чувствуя себя чужеродным элементом в этом разговоре двух очень давних друзей, только и мог, что вертеть головой да дивиться тому, насколько сильно отличалась официальная информация об Эпосе, известная почти каждому мальчишке в человеческом сегменте космоса, от действительности. Образ героя, который замарал себя во имя человечества, с каждым новым днём путешествия обрастал все новыми и новыми чертами, делая Айзека более понятным, более живым. Райберг переставал быть для Сивара монументом, сошедшим с кадров хроник. Он все больше и больше походил на человека.

– Знаешь ли, я тоже не сидела без дела. Глава таможенной службы Нуллума, конечно, имеет меньше полномочий, чем Эксперт по экстренным ситуациям, но все же… Славную я вам экскурсию по моему бюрократическому царству устроила? – Глаза женщины игриво загорелись. Она торжествовала. Бюрократическая машина таможенной службы несколько часов перемалывала экипаж Вергилия по ее указке. Блюдо мести в этот раз было не просто холодным, оно покрылось толстым слоем льда прошедших с момента их расставания с Райбергом лет.

Киллиан ждал от Айзека любой реакции, но только не такой, которую увидел. Эпос расплылся в довольной улыбке и прикусил нижнюю губу. Холод его глаз сменил теплый свет радости.

– Ты совсем не изменилась, Либ. Все такая же злюка, – на этих словах Эпос наконец – то вспомнил о существовании Киллиан и поднялся, встав между топазцем и женщиной, – Киллиан Сивар – мемор, мой, так сказать, протеже, – Айзек указал на Сивара, смущённо опустившего взгляд в пол, – А это – моя давняя… знакомая, – услышав это, хозяйка кабинета резко вздернула левую бровь вверх, – знакомая, Либерти Нокс.

Та протянула Киллиану руку:

– Очень приятно, молодой человек. Не верьте этой спесивой мордашке, где – то глубоко внутри него спрятан очень даже неплохой человек, который, правда, редко выбирается наружу. Но все же не советую вам брать с него пример. Эти его доблесть и отвага могут затмить взор, рисуя образ героя, но жить его жизнью я бы вам не пожелала. Смотрите не превратитесь в него, юноша, вы и так очень даже симпатичны, – Либерти кокетливо засмеялась и села в кресло, взяв в руки коричневую бутыль без этикетки. Ещё один стакан, извлеченный из недр стола, наполнился зеленоватой жидкостью.

– А ребенку пить – то можно?

– Ну, раз на корабль кордов идти абордажем можно, то и выпит, я думаю, не возбраняется. – Эпос похлопал мемора по плечу. Киллиан опустился в пододвинутое от стены кресло и принял холодный бокал. Черные шарики охладителя перекатывались на дне хрустально сосуда, слабо позвякивая. Запотевшие стенки бокала подчеркивали изумрудный оттенок напитка, словно специально подобранный под цвет глаз хозяйки кабинета. Сивар пригубил содержимого бокала, но тут же зашелся в кашле, пытаясь сбить обосновавшийся во рту огонь. Напиток был не из лёгких. Либерти лишь скромно улыбнулась, глядя на манипуляции мемора с алкоголем и продолжила разговор:

– А я уж думала, нет больше бравых молодых людей, готовых на подвиги. Все только и делают, что сидят в кибере, будто дожидаясь, когда нантосы сожгут им мозги. Знаешь, Айзек, может это у меня уже маразм начинается, но мне кажется, что эти гады все же влияют на людей, пусть и медленно. Плавно, а не топорно, как раньше. При первой атаке они сожгли четверть флота и мозги у части управляющего персонала планет, но сейчас… Сейчас они просто делают людей тупее. Что ни смотрю на молодежь – одно раздражение. У них же нет никаких интересов, нет грез, нет мечтаний. Только кибер, кибер, кибер… В наше время было по – другому. В наше время было как – то честнее. Мы сражались и умирали, но мы знали, чего хотим.

– Да уж, честнее, – Киллиан заметил, как Айзек, сказав это, грустно улыбнулся, – ну, с нантосами, мне кажется, всё проще. У вас их не завелось, и все. На других планетах все немного по – другому. Вот и наш юный друг со мной как раз – таки "благодаря" нантосам. Не спалили бы они все железо, а вместе с тем и мозги, одному мемору, и сидел бы наш Киллиан у себя на Топазе и разгребал бы Авгиевы конюшни, оставшиеся после кордов.

– А зачем тебе вообще нужен мемор? Да и зная твою мизантропию…

– Так сказать, обстоятельства вынудили, – Айзек картинно улыбнулся и, покосившись на непонимавшего, что происходит, Сивара, продолжил, – знаешь, а эти разговоры про то, что молодежь не та, можно было услышать и сто лет назад, и двести, и тысячу. Молодежь – глупая, старики – брюзжащие. Все как обычно. Но трава как была зелёной, так и осталась.

– Это интересно где же? Не за то ли мы сражались, мой милый, что у нас теперь как раз – таки не осталось больше травы под ногами? Не за это ли мы жгли этих лживых сук?

Айзек молчал.

– Вы улетели, и ты не видел всего этого. Ты не знаешь каково оно – терять друзей. Терять веру. Жили себе спокойно на этом летающем куске дерьма, проблем с этими чертовыми многоручками не знали, а потом бац, и все пошло к черту. Секунда, и друзья стали врагами. Предали. Уничтожили наш дом.

Киллиан почувствовал уже знакомую ломоту в голове. На этот раз боль была в разы меньше чем тогда, когда Айзек на борту Вергилия рассказывал ему историю Топаза. Новый фрагмент зашифрованной памяти встраивался в сознание мемора. Он оперся на локоть, чтобы не привлекать взгляды Либерти и Райберга, но они бы и без этого действия не обратили на него внимания – они были погружены в разговор о давно ушедшем. Разговор о Выживании.

– Знаешь, было непросто. Даже после новости о предательстве, даже после хроник. Сотни и тысячи раз эти картинки прогоняли на новостных каналах. Огромный раскалённый шар, уже готовый взорваться, и одинокая, бледная, словно испуганная Луна невдалеке. Сотни кратеров, взрывные волны, разбредающиеся по поверхности Земли, встречающие своих злобных сестер, которые уже погубили миллиарды. Не было следов испарившихся за мгновения морей, пар от которых потом перемешается с радиоактивным пеплом и закутает нашу Родину в вонючий саркофаг. Тысячи мельтешащих вокруг Земли кораблей – светлячков, которые успели пару секунд погреться в лучах догорающего дома, пока и их не сожгла армада чужих. Пока она окончательно не уничтожила планету. И этот крик… Тихий и в тоже время непостижимо глубокий крик. Быть может, мне тогда чудилось, но я слышала… Слышала его – крик бесконечных полчищ, сгинувших в том огне. Крик миллиардов наших соплеменников, ушедших в ничто. Или куда – то? – Женщина на секунду остановилась и посмотрела на странную картину, установленную на полке в правом углу ее кабинета. Картина была не голографическая: простая, натуральная основа, а на ней – женский образ, прижимающий к своей груди младенца. Над головами обоих был необычный округлый ореол, будто они носили прозрачный шлем интеллектуальной брони. Главная же особенность картины заключалась в том, что именно нарисованной была лишь ее незначительная часть. Лица и руки женщины и младенца, преимущественно выполненные в темно – оранжевых и коричневых тонах, окаймлял металл. Одежды и тела на картине были выгравированы, или лучше сказать выдавлены, на металлической пластине.

– Даже после всего этого было трудно в них стрелять. Трудно стрелять в друзей. Пусть и бывших, – Либерти влила в себя чуть ли не половину содержимого хрустального бокала и, сцепив зубы, смачно ударила им по столу.

Киллиан услышал лишь звон бокала, слов больше не было; голову его заполонили образы. Тьма космоса лишь в нескольких местах позволила холодному свету звёзд вкрапиться в свое чёрное великолепие. Именно там, среди бесконечной пустоты межзвездного пространства, где фотоны света, встречая друг друга, удивлялись и радовались этой редкой удаче, два корабля шли на сближение. Один – крохотный и несуразный, с огромным колесом, вращающимся вокруг центральной оси, еле плелся, раздирая космос соплами древних водородных движков. Второй – огромный сферический красавец, вынырнул из гипера прямо перед носом у мелочи и готовился принять нежданных гостей на своем борту, распахнув необъятный шлюз.

Киллиан не слышал, продолжается ли разговор в кабинете. Он старался получше уловить все детали увиденного. В свете прожекторов мелюзги огромная сфера начала отливать зелёным. Изумрудный гигант собирался "поглотить" своего крохотного гостя. На борт маленького кораблика было нанесено странное изображение – древняя, по – видимому когда – то обитавшая на Земле птица с двумя головами, носившими одну на двоих корону, держала в своих когтях короткую палку и шар, переходящий вверху в крест. На груди птицы был изображен всадник с копьём, сражающий вьющегося по земле змея.

Образ сменился. Несколько человек в белых архаичных скафандрах, которые Сивар проходил на занятиях по истории покорения космоса, с бело – сине – красными отметинами на плечах, сошли с трапа своего судёнышка, захваченного гравитационными держателями исполина. Навстречу людям шла пятерка чужих. Невысокие в сравнении с людьми существа имели гуманоидный вид. Зеленоватая чешуйчатая кожа мерцала в теплом свете причального дока. Чужие передвигались на четырех ногах – двух передних и двух задних – и имели столько же верхних конечностей, которые оканчивались шестью пальцами. Головы чужаков были сильно вытянуты назад и переходили во что – то смежное между клювом и ртом. Четыре пары черных глаз не моргая смотрели в сторону людей. Их разноцветные одеяния поражали буйством красок. Пестрые наряды были выкрашены во все цвета спектра. Цветовую гамму повторяли длинные обода, украшающие головы пришельцев. Вся одежда чужих состояла из крошечных перьев. Тысячи продолговатых пластинок сплетались в однородные волнистые мантии.

От отряда людей отделился человек. Он вышел вперёд и вытянул руку в приветственном жесте. Секунду гуманоиды не двигались, но потом из их строя вышел посланник, в одеяниях которого преобладали перья белого цвета. Инопланетянин сложил все четыре руки на груди, а потом вытянул их вперёд, сжав вместе. Лицо человека, на плече которого красовалось изображение странной птицы, посветлело. Напряжённую нерешительность сменила улыбка.

Образ изменился. Уже знакомый эллипсоид Аверитии вновь предстал перед взором Сивара. По орбите планеты кружили десятки и сотни сферических кораблей, подобных тому, что встретил судно людей в предыдущем видении. Чаще всего они сновали рядом с точкой на самой границе видимости. Стоило Сивару об этом подумать, и объект увеличился. Это был все тот же челнок со странной птицей на борту. Его внешность начинала изменяться. Огромных лепестков, ловцов солнечного ветра, не стало. Их заменили жилые площади. Все новые и новые сегменты присоединялись к жилищу людей. Киллиан видел, словно в ускоренном режиме, как крохотное суденышко превращается в огромную космическую станцию. Рядом с ней стали появляться не только сферические корабли чешуйчатокожих чужих. Все больше и больше знакомых Киллиану космических аппаратов, уже оснащённых не только маломощными двигателями внутрисистемного перемещения, но и установками входа в гипер, стыковались со станцией и вновь уходили в межзвездные путешествия.

Сивар тревожно затаил дыхание, когда к продолжавшей расти станции как ни в чем не бывало пристыковался дредноут кордов. Ничего не произошло – ни взрывов, ни вспышек плазменных турелей. Дредноут несколько мгновений провисел близ станции и умчался по своим делам. Она продолжала набирать массу, обрастая мускулами отсеков, пока окончательно не обрела нынешний вид. Нуллум заслонил своей громоздкой тушей всю планету. Сивар не мог поверить, что столь грандиозному сооружению дало начало крохотное суденышко, случайно встреченное инопланетянами (как Киллиан теперь понимал, это и были пресловутые джанкеры) в пути.

Видение сменилось. Нуллум все ещё был в поле зрения мемора, но занимал в нем отнюдь не главенствующую роль. Крохотный кораблик, навроде корвета, парил на геостационарной орбите Аверитии. От него отделилась еле – различимая точка. Точка стала медленно опускаться на планету – капля яда неслась навстречу жизни. Видение обмануло ожидания Сивара. Он ждал чего угодно: ожесточенных баталий на орбите, разрушения человеческой станции – всего, но не мирного, совершенно спокойного космоса, тихой и оттого еще более жуткой смерти целой планеты. Мимолетная, едва различимая, а скорее прочувствованная вспышка нейтронного взрыва за доли секунды окутала планету. С джанкерам было покончено. Нейтронная бомба уничтожила всю разумную жизнь на планете чешуйчатокожих чужих.

Киллиан открыл глаза. Либерти крутила бокал с черными зёрнами охладителя на дне. Айзек откинулся в кресле и молчал.

– Было тяжело. Ты улетел уже как два года. Я ждала. Нам пришлось пустить их расход – бывших друзей, с которыми ещё вчера мы здоровались и мило беседовали. Никто не считал сколько их было. Никто не записывал имён. Никто не вел учёт. Врывались в отсеки хватали всех, включая детёнышей, и под лучевики. А потом в космос. Столько биомусора вселенная ещё не видела. Обожженные, почерневшие, искорёженные плазмой и холодом космоса тела медленно кружили над родной планетой пока не сгорели в атмосфере. Теперь там дом "тупоголовых". Инкубатор сраный. Кому пришло в голову их там разводить, этих покорных уродцев?

Глаза Либерти хищно блестели. На губах бесновалась пьяная улыбка. Она обернулась к Киллиану.

– Мальчик, не равняйся на дядю. Дядя такой один во вселенной – идеальный, мать его, защитник человечества. И плевать, что это самое человечество делает и на что ещё пойдет, – Айзек и не думал ее останавливать, – Сколько вас там было, идеальных солдат? Концентрированный патриотизм вместо крови.

– Было пятьдесят, – холодно ответил Айзек. Его глаза вновь приняли обычный вид. Холод внутри хрустальных зрачков был готов выжечь все вокруг. – Осталось только трое, – он на секунду замолчал. Сделал небольшой глоток из бокала и продолжил, – я и представить не мог, что что – то сможет заставить меня предать тебя. Заставит не вернуться. Смогло… То, что я увидел там – во время полета к центру. То, что видели Джуд, я и Гийом. Там я поклялся, что буду защищать людей во что бы то ни стало и от кого бы то ни было. Если бы я знал, что будет твориться здесь, я бы конечно никуда не полетел. И жёг бы этих тварей вместе с остальными! Жёг бы до последнего! Без соплей и раздумий!

Киллиан увидел, как глаза Либерти остекленели. Айзек положил руку поверх ее ладони.

– Либ, не было и дня, чтобы я не жалел о том полете. Все, что я узнал там, я мог бы узнать и здесь. А потерял я из – за этого полета очень много. Потерял тебя, – он сделал ещё один глоток, опустошив стакан полностью, – помоги мне сдержать обещание, помоги защитить людей, защитить тебя. Помоги остановить Джуда. Взрывы в центре кодировки могут быть делом его рук. Мне нужен доступ к месту и данным.

Либерти встала из кресла и подошла к странной картине на полке. Она секунду всматривалась в лица женщины и младенца:

– А может, Джуд и прав? Может, этого мы и заслуживаем? Может быть, мы все заслуживаем гореть в адском огне?.. – Она замолчала и провела по картине рукой, – но, в любом случае, не мне судить. Информации у меня нет, да и не может быть, но я знаю того, кто сможет вам помочь. Жду вас завтра здесь же.

Она встала у края стола, давая понять, что разговор окончен. Киллиан направился к выходу. Айзек встал последним. Уже подходя к двери, Эпос едва слышно, почти шепотом бросил через плечо:

– Там нет огня, Либ, там жуткий холод…

Глава 4. Часть 5. Двуглавый сокол

Дверь кабинета захлопнулась, и двое остались в привычной, но порядком уже опостылевшей за время полета компании. Айзек, скрывшись с глаз Либерти, которая имела ключ от шкафа с большей частью скелетов Эпоса, вновь обрел подозрительную приветливость, совсем ему не свойственную. Райберг по – отечески приобнял Киллиана. Не обращая внимания на ошарашенные глаза Сивара, он начал прокладывать путь куда – то вглубь станции. То ли зеленоватая жидкость, то ли приступ ностальгии развязали Эпосу язык. Он начал изливать все накопившееся в нем и недосказанное за время разговора с бывшей невестой:

– Видел, как на меня смотрела? Зверем, кордом ощетинилась… А что я мог? Только сидел и по соплями получал… Знаю ведь: за дело… Не понять ей, никому не понять, что я несу… – На секунду Айзек закатил глаза, войдя в кибер, – о, та забегаловка ещё не развалилась и, судя по качеству рекламы, даже процветает. Надо заглянуть, время – то еще детское. Вспомню молодость.

Киллиан и не думал вырываться, стараясь уловить суть бессвязной речи Эпоса. Несколько лифтов и перелет на гравитационной платформе через центр станции преобразили внутренности Нуллума сильнее чем нашествие чужих. Казенная часть станции уступила место более древним сегментам.

– Раньше здесь так не воняло. Совсем сволочи воздухоочистительную систему загадили. Дышим собственным дерьмом… – Место вылизанных до блеска стеновых панелей и канцелярского порядка занял повсеместный бардак и раздрай. Галорисунки на стенах и потолке, мусор, грудами сваленный на полу и редкие роботы – уборщики, пыхтевшие изо всех сил на своем нелёгком посту, соседствовали с пестрым видовым составом жителей сегмента. Люди и джанкеры, так и не встреченные Киллианом вместе в административной части Нуллума, здесь чаще всего перемещались парно.

– Почему они все время ходят вдвоем? – Киллиан не заметил, как вопрос сорвался с его губ, когда очередная "пара" вроде бы не особо дружественных друг другу существ прошла мимо. Эпос хмыкнул, бросив взгляд вдогонку человеку, еле поспевающему за прытким инопланетянином:

– Не видишь что ли? Раб с хозяином идёт. Хотя, это ещё как посмотреть, кто там из них кто, – Киллиан заметил, как Айзек покосился на металлический, отливающий золотом браслет, которым была "окольцована" верхняя конечность ещё одного джанкера и сплюнул, – Нашли уловку, суки.

Пробираясь по обветшалым коридорам станции, люди словно отправлялись в прошлое. Материалы, использованные при строительстве Нуллума, становились древнее, а воздух загрязнённее. Все чаще начали встречаться попрошайки. Киллиану, выросшему на аграрной планете, казалось диким, что джанкеры (да и люди!!!) не могут найти себе работу и преспокойно стоят на паперти. Молчаливо – покорная грязная масса бездомных, состоящая из людей и чужих, с написанных на листах псевдопластика плакатов просила об одном и том же:

"На кислород, сколько можете."

"Помогите добыть средств на дневную норму."

"Срочно требуются фильтры для больных."

Все люди в этой части станции носили в носу воздушные фильтры. По – видимому, этому же служили и прозрачные трубки, входившие в отверстия возле шеи джанкеров. Айзек, то ли прочитав мысли Сивара, то ли заметив его взгляд, бросил:

– Не беспокойся, нам этой отравой дышать недолго. За сутки ничего серьезного не подцепишь. В худшем случае рецепторы обонятельные сожжешь. Всякую мелочь, вроде кайской холеры, агрессивного гепатита и сторса, Верг мигом вылечит. – Эпос замер, словно наткнувшись на невидимую стену. Рядом с ними, приглашая всех внутрь, сиял бело – сине – красной вывеской ресторан "Двуглавый Сокол". Галопанель над входом демонстрировала уже знакомую Киллиану эмблему. На этот раз трехмерную. Птица с двумя головами и одной короны зазывала войти:

– Ресторан размещен в древнейшей части станции Нуллум. Всем гостям предлагается меню, восстановленное по образцам пищи первых людей, побывавших на орбите Аверитии. Изысканные блюда загадочной и древней Рашиа удовлетворят вкус любого существа. Для людей без джанкеров скидка пятнадцать процентов.

– Ну, хоть здесь без лживой толерастии обошлось. А то ресурсные данные по планете понадобились, да ключи к базам данных и резко решили опять дружить, – Айзек не стал задерживаться у входа и, скинув через кибер предоплату, активировал гермозатвор входа. Свежесть и чистота воздуха "Двуглавого" била в голову. Киллиан, словно завязавший забулдыга, пьянеющий от первой стопки, не перенес кислородного удара. Мемор пошатнулся, успев облокотиться на спинку кресла у одного из столиков.

– Нет. Слишком близко от входа, пошли поищем что – нибудь поприличнее, – Айзек, неверно трактовав жест, подхватил юношу и буквально поволок вглубь "Сокола". Видоизменённое убранство ресторана скрывало его прошлую, корабельную натуру. Не было ни узких шлюзовых перегородок, разделявших когда – то корабли на сегменты. Не было научного оборудования, размещавшегося на суднах дальнего поиска. Не было простеньких криокамер, исправно срабатывавших лишь в восьмидесяти пяти процентах случаев. Смешно говорить, но звёздные искатели совсем, казалось бы, недавнего прошлого добровольно шли на огромный риск. Оборудование, ещё не модернизированное с помощью технологий чужих, наносило повреждения мозга, имевшие необратимый характер, каждому шестому, ложившемуся в капсулу. Пятнадцать процентов звездных путешественников проигрывало в так называемую "Рулетку Белоснежки" и никогда уже не вставало из "стеклянного гроба".

Внутреннее убранство ресторана было выполнено в багрово – белых тонах, напоминая о триколоре, нанесенном на борт корабля первопроходцев. Рядом с барной стойкой, за которой стоял верзила холуй с татуировкой двуглавой птицы на пол лица, обнаружилась главная изюминка интерьера – статуя огромного зверя. Монумент был выполнен из материалов, придававших изваянию схожесть с живым существом. Странный внешний вид мохнатого зверя давал фору даже несуразной птице, являвшейся символом ресторана. Бурая шерсть покрывала все его тело, кроме кончика носа и мягких подушечек на пятипалых лапах. Каждый палец зверя оканчивался внушительного вида когтем, что, впрочем, не мешало твари держать в руках диковинного вида вещь. Предмет больше всего походил на древний музыкальный инструмент – гитару, который иногда использовался любителями классической музыки для своих экспериментов со звуком. Отличала от нее инструмент в лапах зверя лишь широкая задняя часть, выполненная в виде треугольника. На этом странности статуи не заканчивались. Крупная голова с вытянутой мордой, переходящей в черный нос, была покрыта головным убором. Шляпа, или лучше сказать шапка синего меха, имела длинные отвороты спереди и сзади. По бокам у шапки было два забавных уха, одно из которых было задрано вверх.

– Ведметь или медведь. Точно не помню, – державший Киллиан за плечо Айзек легонько толкнул мемора в бок. Юноша, поглощённый созерцанием чудо – зверя, поперхнулся и переспросил:

– Кто?

– Говорят, пилоты этого корыта были из древней страны на Земле, занимавшей там чуть ли не целый континент. А эти милые зверушки были у них вроде домашних животных. Ну, знаешь, по хозяйству помогали, развлекали. Ведмеди эти, или как их?

Райберг потащил Сивара дальше. Трёхметровый ведмедь остался позади. Найдя столик, поблизости от которого не было джанкеров, которые все – таки просочились в заведение, Айзек рухнул в кресло. Киллиана сел напротив. Голограмма меню, вспыхнувшая над круглым столиком, пестрела витиеватыми названиями. Незнакомые блюда заставили мемора доверить выбор Эпосу.

Через несколько минут официант джанкер принес два горшочка, из – под грузных крышек которых валил пар. Чужой быстро ретировался под недобрым взглядом Фобоса, оставив людей наедине с яством.

– Понаберут этих тварей, потом думай, не запускал ли он в еду свои усики.

– Я на лице, – Киллиан осекся, – ну, то есть морде, не видел у него ничего…

– Сивар, твою ж в душу, не на морде они у него… Хватит мне аппетит портить.

Эпос скинул крышку с блюда, и густой пар, повалил наружу, обдав людей странным ароматом. Сладкое облако заволокло лицо Эпоса, и он мечтательно протянул:

– Морщ…

Диковинный морщ состоял, как гласило бойкое на эпитеты меню, из "отборного мяса и корнеплодов, сваренных на свежем отваре из лучших лесных ягод". Киллиан осторожно зачерпнул бордовую жидкость и еле сдержался, чтобы не сплюнуть, едва та оказалась у него во рту. Приторно – сладкий и одновременно кислый бульон плохо сочетался с мясом и овощами, создавая какофонию вкусов, которые совсем не желали складываться в единое целое. Сивар недоверчиво покосился на Эпоса, уплетавшего морщ за обе щеки, и отставил блюдо в сторону.

– Возможно, для тебя это гадостью покажется, но для меня – это вкус молодости.

Ностальгический порыв Райберга, не найдя отклика у вкусовых рецепторов собеседника, сошел было на нет, но тут же воспрянул, стоило новому блюду появиться на столе. Оно хоть и носило, как и морщ, странное название, именуясь чебульпенями, на поверку оказалось не так страшно, как предшественник. Комочки мяса, завёрнутые в тесто и обжаренные в масле, были сметены в миг, стоило джанкеру опустить блюдо на стол.

Настала очередь десерта. Им оказались круглые листы обжаренного теста, шедшие в комплекте с крохотными прозрачными шариками красного цвета и золотистой жидкостью. Десерт носил зловещее название "Бля́ны с массой из яиц рыб и сахаристыми выделениями насекомых". Методом проб и ошибок выяснилось, что тесто лучше потреблять с начинками по отдельности. Прозрачные шарики были солеными, а тягучая золотистая жидкость – сладкой. Смешение наполнителей грозило неблагоприятными последствиями для организма в целом и желудочно – кишечного тракта в частности.

Эпос растекся в кресле. Из откинутой на мягкую спинку головы вырвался блаженный стон. Райберг довольно потирал живот и даже что – то начал мурлыкать себе под нос. Негромкое сопение Айзека прервал приблизившийся к столику джанкер. Чужой передвигался на механическом кресле – каталке. Управляли им три верхние конечности инопланетянина. На месте четвертой, как и нижних, располагались уже затянутые чешуйчатой кожей культи. В цветах традиционного одеяния калеки преобладали синие и бирюзовые тона. Расцветкой своих одежд чужой словно бы привносил в интерьер ресторана недостающий третий цвет, начертанный когда – то на борту древнего корабля людей.

Джанкер, мутный блеск глаз которого выдавал его преклонный возраст, церемониально поднес руки к груди и заговорил. Самым интересным было то, что на чужом не было видно каких – либо симуляторов речи. Странно гримасничая и дергая клюво – ртом, джанкер все же умудрялся довольно – таки сносно изъясняться на языке людей.