Текст книги "Тени Персея-2 (СИ)"

Автор книги: Сергей Радин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

Меня почему-то это встревожило.

5.

Ой, какой же я дура-ак…

Впрочем, самокритикой я занялся спустя сутки, а то и больше после приземления на планету Роща.

Само приземление помню очень смутно. Сказалась почти бессонная неделя в игровом зале. На переходе из лайнера в шлюп-перевозчик с орбиты я впал в дремоту, настолько сильную, что пару раз умудрился на ходу отключиться. Глаза открытые, а темно. Спасибо Барри: он тащил меня почти за шкиряк и не давал упасть. Помню, в шлюпе усадил меня в кресло. Здесь я полностью заснул. И так крепко, что потом, уже на планете, снова в полусне брёл за Барри, ничего и никого не замечая. Сейчас я даже не могу сказать точно, приснился ли мне тот тип из охраны Ариадны, оглянувшийся на нас, когда Барри выволакивал меня из шлюпа после посадки в порту, или всё-таки он был на самом деле. Помню очень смутно первое впечатление от Милоша – что-то огромное и громкое. И весьма красное. Это потом, выспавшись, я выяснил, что он красно-рыжий. А огромный… С меня ростом. Только в отличие от меня, как шутят, организм у него был растущий вширь.

Итак, едва мы с Барри вышли за ограду космопорта в переход к пассажирским залам, нас Милош и перехватил. От его рыка я сморщился. А поскольку приятели сочли необходимым пообниматься после долгой разлуки, я немедленно отключился. Легко так съехал по стеночке, к которой прислонился, обнял себя за плечи (прохладно показалось после духоты в шлюпе-перевозчике) – и блаженно задрых.

Дальше ничего не помню: мелькали какие-то смутные, неопределённые тени, время от времени проплывал мимо сириусец, иногда в поле зрения появлялась ярко-красная гора и рокотала что-то своё, горное.

Проснулся – сна ни в одном глазу. Ресницы распахнул – где это я? Потолок низкий, комнатушка тесная, кровать узкая, больше похожа на топчан, – и сумерки, приглушённая полоса света из приоткрытой двери.

Из просвета выдвинулась круглая голова и голосом Барри осведомилась:

– Ну что, проснулся, что ли? Есть хочешь?

На последнюю фразу мой живот пробурчал что-то с неподдельным воодушевлением. Голова довольно хрюкнула: "Гы-гы!.." и пропала за дверью.

Я сел – ноги сразу упёрлись в пол. Ага, мало того что топчан, так ещё и низкий. Камора не то что тесновата, но помещались в ней кроме кровати широкий табурет с одного конца кровати и тумбочка с другого.

Сел – и сразу зябко стало. Так. Раздели до трусов. Почему же спал – тепло было? Сунул руку под одеяло. Ага, с подогревом. Разобравшись потихоньку что к чему, я разыскал в тумбочке свою одежду и вскоре вышел.

И оказался в темном, тесном коридоре. Впереди сиял светом проём двери – к нему я и направился. И, только перешагнув порог, понял, где нахожусь. Шлюп. А я вошёл в кают-компанию. Тенорок Барри безнадёжно утонул в приветственном грохоте Милоша.

Мне понадобилось три дня, чтобы привыкнуть к дикции Милоша. Грохотал он слишком быстро, будто сжёвывая слоги и концовки слов. Иной раз его не понимал и сириусец. Я же воспринимал произносимое рощичем (в третьем поколении от землян) с полуслова. Милош даже проникся ко мне благодарностью, что я не переспрашивал после каждой его реплики.

Как выяснилось, проспал я около полутора суток. С наивным добродушием подсчитав все пропущенные мной завтраки и обеды, Милош было вознамерился накормить меня до отвала. Но от щедро накрытого стола я отвалился быстро: куска мяса, нежного, сочащегося парным соком подливы, мне хватило, чтобы утихомирить живот. С удовольствием попивая апельсиновый тоник под беседу двух друзей, обсуждающих мою худобу и диету для быстрой поправки, я огляделся.

Кают-компания (для обычного шлюпа) неплохих размеров. Мой взгляд только начал скользить по интерьеру, как почти сразу наткнулся на кресло со знакомыми приспособлениями.

– Ты играешь в виртуал-гейм? – пожелал убедиться я.

Ответа не разобрал, но утвердительные интонации уловил. Поскольку Милош продолжал невразумительно, но азартно рычать далее, Барри счёл нужным выступить в качестве переводчика:

– С тех пор как он заключил контракт с компанией из Голконды, он играет только с "саранчой". Скупает все игры с ней. Если тебе надо, можешь сидеть сколько угодно.

В общем, как я понял, Милош был из бзикнутых на Голконде. Жил он, и очень давно, на личном шлюпе, потому что тесное помещение его не пугало. Казалось бы, великану необходимо помещение, соответствующее его габаритам. Отнюдь. Он просто обожал маленькие уютные конурки. Полиция Рощи Милоша не трогала, так как шлюп стоял обычно среди вагончиков в трейлерном городке – сразу за оградой космопорта.

Нам предстоял месяц ожидания погрузки и оформления наших с Барри документов. Обоих я посвятил в предварительные расчёты уничтожения "саранчи". Предполагалось наличие не огнестрельно-лучевого оружия, а обычных арбалетов, правда, несколько усовершенствованной конструкции. Но это всё потом. Меня больше всего волновала скорость передвижения "саранчи". Я снова сидел в кресле, "удирал" от зверюги и вспоминал Ариадну. Почему у неё получалось так легко двигаться, тогда как мне приходится быть в постоянном напряжении?

На второй день сидения я и хлопнул себя по лбу: "Ой, какой же я дура-ак!.." Нет, это я не сообразил, как надо вести себя с "саранчой". Это я сообразил, что моё эпохальное открытие насчёт уязвимости глаз зверюги очень хорошо известно тому самому комментатору. Просто компания скрыла факт, выдвинув вперёд версию, до которой вот-вот додумается любой, кто мечтает быстро и безболезненно разбогатеть.

Не скажу, чтобы прозрение меня расстроило. Ну, в первые часы я, конечно, попереживал насчёт собственной наивности. Но времени на чувства, далёкие от дела, маловато. И я вернулся к играм. И к воспоминаниям об Ариадне.

Я так зациклился на загадке её быстрых побед в играх с "саранчой", что в один прекрасный день даже не удивился, увидев Ариадну на пороге кают-компании.

То есть не совсем так. Сначала удивился.

Потому как сначала в кают-компанию влетели испуганные Милош и Барри, которые должны были заниматься ревизией загружаемых трюмов космогрузовика. За ними уже не спеша вломились громилы в кожано-пластиковых одеяниях, сплошь выпуклых в местах небрежно спрятанного оружия. Когда они плотно заняли половину кают-компании, вошёл странный тип из тех, о ком я знал, но никогда не видел воочию. За ним – понурая Ариадна.

Итак, странный тип. Высоченный, из-за чего в маленькой кают-компании ему пришлось ссутулиться. Чёрт… И так похожий на хищную птицу, теперь он стал похож на птицу, которая оглядывается, кого бы первым растерзать. Из-за невольной ссутуленности неизвестного типа его серебристо-седые волосы из-за спины полезли на плечи и вперёд, обволакивая его настоящим плащом, благо что доставали ему до колен. Помню, машинально я прикинул, сколько ж раз на дню парикмахер ему волосьё расчёсывает, чтобы содержать этакую красоту в порядке. А уж одежда… Длинный, до колен же, камзол с рукавами, из которых выглядывают кружева, закрывающие почти всю кисть. Сапоги с вычурной отделкой – почти ботфорты. Одним словом, идеальный представитель высшей касты с планеты Ведунов – на общегуманоидном, естественно. Название на ведунском не всякий выговорит.

Серебристо-голубого льда, в белых ресницах словно заиндевевшие, глаза обвели кают-компанию бесстрастным взглядом и остановились на мне. Но мне уже не до пристальных взглядов: я увидел Ариадну и так обрадовался, что как-то не подумал, с кем она явилась. И как-то не подумал, с чего это она такая понурая. Я увидел только одно – КАК она двигается… Потом дошло, с кем она. Секунды на анализ ситуации… Содрал с себя видеоочки (естественно, сидел в игровом кресле) и с радостным воплем бросился к ней. Да так живенько, что охрана сразу не сообразила вмешаться в происходящее.

– Ариадна! Я понял! Понял!

Удобно притворяться дурачком. На его действия никто просто не успевает среагировать. Кроме одного типа. Он перехватил меня на полпути, поймав на палку, вылетевшую из манжет камзола. Животом в неё я врезался не хило. Аж задохнулся. Но не это страшно. Страшно, что отлепиться ещё не успел от палки, как почувствовал: мне словно резко задрали голову и неким острым предметом распороли тело от горла донизу. После чего ведун одной рукой взял меня за грудки, уткнув кулак в подбородок (в распоротое горло! Блин, как больно!), и поднял над полом. Ледяные глаза впились в мои, заслезившиеся от боли.

Не знаю, чем бы всё закончилось, но со стороны раздался резкий в напряжённой тишине всхлип. В тошноте боли одно мгновение думал, что всхлипываю я сам. В следующее мгновение понял – Ариадна. В третье мгновение дошло, что не ранен. Что ведун ментально ударил по нервам, по болевым точкам, создав иллюзию раны. И тогда я шевельнул пальцами, блокируя боль.

Энергознаки сработали. Теперь я мог вздохнуть, что не преминул сделать. И тоже уставился в серебристые глаза ведуна, копируя его равнодушную морду. Когда до него начало доходить, что ситуация развивается не по его сценарию, я негромко сказал:

– Поставь, откуда взял.

Ариадна притихла, а сторожевые шавки ведуна насторожились.

Ледяные глаза ведуна не шевельнулись. Только лицо чуть закаменело. Что при общей его застылости незаметно.

Ещё два энергознака.

Я плохо чувствую движение энергии. Не тренированный, как Зоя. Мне просто чуть полегчало. Одновременно я будто опрокинул стопку озверина. С трудом шевеля губами (а вы пробовали говорить – когда вас держат на весу за грудки?), я выплюнул в невозмутимую морду:

– Не отпустишь – укушу! – И, оскалившись, дёрнул подбородком вниз.

Он разжал пальцы.

Нет ничего хуже, чем падать с небольшой высоты – дюймов десять, провисев оцепеневшим от страха. Ноги едва не подломились. Пришлось сделать пару неловких, лихорадочных шагов, чтобы не свалиться.

– Это моя женщина, – тускло сказал ведун.

– И? Твои шавки следили за нами. Между нами ничего не было.

– Ты вызвал в ней симпатию к себе.

– Что – это уже называется изменой?

– Шаг к ней, – мягко сказал ведун.

Понятно, что такими репликами можно перекидываться бесконечно. Некоторое время я молча смотрел на него, соображая, как бы выпутаться самому и не причинить вреда Ариадне. Ни сейчас, ни потом.

Моя рука медленно поднялась. Так медленно, что приковала к ней невольное внимание ведуна. Пальцы шевельнулись, нарисовав в воздухе знак розы. Аромат цветка могли почувствовать лишь видящие. Ведун ничего не сказал, но я, цепко следящий за ним, уловил момент, когда ноздри совершенного, по человеческим меркам, носа дрогнули. Мои пальцы снова нарисовали тот же знак, с маленькой поправкой, – и между нами закачался на листе белый лотос. Иллюзия… Удерживая её, я тихо сказал:

– Да. Я вызвал симпатию Ариадны к себе. Среди людей это чувство называется дружбой. Взгляни на меня, ведун. Внимательно. Могу ли я согрешить с кем-либо?

С невидимого для всех цветка ведун перевёл морозно-светлые глаза на меня. Под их взглядом я будто шагнул в ледяной водопад. Не только холодный, но и тяжёлый. С трудом подавил желание съёжиться.

Голубовато-ледяные глаза снова уставились на меня.

– Я не знал, что среди людей есть использующие мощь природы. Твоя женщина сильная. Сильнее тебя.

– Да, она мастер. – Наверное, он хотел поддеть меня. Если так, у него не получилось. Я реалист и хорошо соразмеряю силы свои и Зои. И нисколько ей не завидую. Возможно, пожелай я, Зоя научила бы меня всему тому, что умеет сама. Но у меня другие интересы. Хорошо уже, что шутками и в любовных играх жена успела показать мне, как использовать энергознаки для создания приятного и полезного. Розы я сотворял часто – Зоя их любила больше всего. Любит.

– Что ты понял? Ты увидел мою женщину и сказал, что понял.

– Ариадна научила меня играть в виртуал-гейм, – объяснил я (мог бы спросить у неё сам – буркнул я в душе). – Но я не понимал, почему у неё получается лучше. – И почти без паузы добавил: – Когда вы вошли, я увидел – почему. Она обалденно двигается – в одном ритме с идущим рядом. Поэтому побеждает.

Не глядя, ведун протянул руку назад. Ариадна ухватилась за его ладонь и шагнула встать рядом. Заплаканная, но уже просветлевшая, что всё обошлось. Вместе они странно выглядели: он вынужденно ссутуленный – светлая хищная птица; она высокая, крепкая, но рядом с ним потерявшая всю свою воинственную амазонистость, которая так отчётливо чувствовалась на лайнере, и даже хрупкая в привычных тёмных одеждах.

Палка снова исчезла в манжете роскошного камзола. Величественным мановением руки ведун отослал всех телохранителей. Дождавшись, когда за ними закроется дверь в кают-компанию, он спросил:

– Зачем вам "саранча"?

– Кому что, а я хочу вернуть мою женщину, – всё ещё настороже, сказал я.

Ведун снова, но на этот раз безразлично оглядел меня.

– Ты встретишься с нею, но не узнаешь. И… "Саранча" видит. Ритм существует.

Он сказал и повернулся, уводя Ариадну, которая только и успела кивнуть мне.

Я хлопал глазами, таращась на закрытую дверь и проигрывая про себя слова ведуна: "Ты встретишься с нею, но не узнаешь". Не узнаю – её? Или не узнаю чего-то связанного с нею? Не узнаю, что встретился с нею?

Надо же. Получил бесплатное прорицание от самого ведуна и ничего не понял. Ладно. Главное я узнал: Зоя жива.

За спиной зашевелились Милош и Барри.

– Разве ведуны охочи до гуманоидных девушек? – шёпотом спросил Милош.

– От своих, ведунок, у них чаще рождаются дочери, – вздохнул Барри. – А от гуманоидных – сыновья.

Они начали толковать на заинтересовавшую их тему, а я сел в игровое кресло. Сделал вид, что играю, лишь бы не слышать беседы.

Ведун расщедрился на два подарка. Если сначала мне понадобилось хорошенько поразмышлять над первым его пророчеством, то теперь я сосредоточился на втором. Хотя это второе и нельзя назвать пророчеством. Скорее, информацией. Откуда он её взял, нетрудно догадаться. Высмотрел своим проникающим зрением по снимкам и видео с Голконды. Но почему он поделился этой информацией с человеком? Потому что мог посмеяться и дать неполную? Или посчитал, что раз я кое-что умею, разгадаю и эти его слова? Но он же видел, что я владею лишь самыми простыми энергознаками!

Решив не забивать голову неразрешимыми загадками того, кто должен давать отгадки, я включил игру и попробовал (с первого уровня) двигаться с "саранчой" в одном ритме.

6.

Повествуя о наших голкондских приключениях, Барри едва не охрип. С самого начала он излагал историю на сириусском, а это очень сильное давление на горло, и я предложил перейти на общефедеративный. Уступку сириусец принял с благодарностью, поскольку в своём языке старался передать все фигуры речи, которые у него на родине воспринимаются лишь в определённых интонациях. Практики-то давно не было.

Под более спокойную, человеческую речь мне думалось и вспоминалось неплохо. Теперь, когда Барри замолк, собираясь с силами, я задумчиво сказал:

– Ведун оказался прав. Я дважды не узнал Зои. Когда убил её напарника и когда мы столкнулись здесь, в команде майора Брента.

Барри так вздохнул в микрофон, что я чуть не оглох.

– Хуже, что мы никогда так и не узнаем, что случилось на Голконде.

Я хмыкнул.

– Он сказал главное, о чём мы никогда не думали. Он сказал, что мы вернёмся живыми с Голконды.

Честно говоря, очень боялся, что Барри начнёт развивать неприятную мне тему о случившемся на Голконде. Но, если он и хотел, ему помешали: стая оллфагов взвилась над нами и рванула вперёд. Что уж там было или кто, неизвестно, но я поспешно переключил связь на общий канал, заметив, что скутеры постепенно замедляют скорость.

– … виться! – резко нырнул в уши голос майора Брента.

Что ж, остановиться так остановиться. Судя по всему, вмешательства оружия не требуется. Под руководством юного драко птички всё сделают сами. Интересно, мой оллфаг там же, со стаей? Наверняка. Странно, что я не заметил, когда он слетел с плеча. Вздохнув, я вдруг сообразил: помню я о присутствии оллфага или нет, но плечо-то у меня напряжено. И только хотел расслабиться, как почувствовал лёгкое касание перьев. Мой крылан остался на месте? Такой самостоятельный? Или тоже посчитал, что его присутствие в стае необязательно?

– Барри, твой оллфаг с тобой?

– Э-э… Нет. Удрал со всеми.

– Моего видишь?

– Вижу. А почему он остался?

– Спроси что полегче, – пробормотал я.

Сириусец фыркнул.

– А может, твой сильно неравнодушен к тебе?

По интонационному началу фразы мне нетрудно было догадаться, чем она закончится. Я еле успел снова отключить общий канал – да и свой. Гогот Барри под ухом и без того резкий, а уж в наушниках… Мы стояли в узком переулке, и мелкое, дробное эхо весело поскакало от стены к стене. Народ впереди обернулся на нас. Так. Пора утихомиривать Барри.

– "Акула", – задумчиво заметил я в микрофон, подключив связь "один-один".

Барри поперхнулся. А я задумчиво же продолжал:

– Вот представь: крыланы смылись вперёд, мы тут стоим почти беззащитные, что, во всяком случае, справедливо при встрече с тенями. Ты ржёшь – и вдруг! Ломается стена этого дома – или наоборот, вот этого? И ломается она не просто, а под лапищей "акулы", привлечённой твоим жизнерадостным смехом.

– А… оллфаги тут при чём? – осторожно спросил Барри. – Они ж "акулу" не остановят.

– Нет. Не остановят, – согласился я и тронул с места скутер: впереди задвигались, а потом и засверкало – возвращались оллфаги. – Зато предупредили бы. Кстати, неплохая идея – ловить "акул" и оборотней на живца: посадить тебя посередине какой-нибудь улицы – и хихикай на здоровье, а мы уж вокруг тебя всех чумовиков постреляем.

Шумный вздох в наушниках впечатлил длиной и скорбью.

– Обрати внимание: я нисколько на тебя не обижен. Я ведь знаю, что я очень непосредственный, а значит – очень непосредственно выражаю свои чувства, – доверительно сказал Барри.

Я вопросительно кивнул обернувшемуся Винсону, а тот изобразил какую-то фигуру из кулака с торчащими из него мизинцем и указательным и покачал ею. Ага, впереди появились лисы – аборигены персейской фауны, очень похожие на небольших лопоухих собак. Оллфаги среагировали на них.

– Про это я тоже знаю. Так что давай, непосредственный наш, рассказывай, что там было дальше. Итак, мы полетели на Голконду.

– Пустой рейс, – пренебрежительно сказал Барри и оскалил зубастую пасть, за которую девушки из команды – моя жена и Бланш – между собой прозвали его Барракудой. Они-то прозвали его втихомолку, но иногда мне чудилось, что сириусец о прозвище знает и гордится им.

… В первый рейс на Голконду пошли и правда впустую: власти Рощи не успели вовремя оформить документы на нас как на команду Милоша, и попервости мы полетели с ним почти контрабандно. Зато успели облазить весь грузовик, и Милош научил нас самому необходимому, чтобы могли и посадить корабль, и поднять его.

Когда Барри выразил своё недоумение (ой, как не хотелось ему что-то заучивать!), мол, зачем, всего всё равно не запомнить, Милош ответил просто:

– С кем бы в полёт ни шёл, учу каждого. Я бы не хотел, чтобы мои пассажиры оставались беспомощны, случись что со мной. Так что запоминайте механизм действия, пусть и без знания, как и что при том происходит.

Запоминать пришлось немного. Поэтому в трёхмесячном полёте до Голконды и столько же обратно, на Рощу, мы с Барри в основном готовились к охоте за алмазоносящей тварью. То есть сидели в виртуал-гейме. Милош взял на себя техническую сторону дела: он должен опустошать грузовой отсек, сбрасывая мусорные контейнеры на Голконду, одновременно сбросить и нас в одном шлюпе-матрёшке, а через минуту – второй, пустой. От нас с Барри требовалась малость: едва шлюп коснётся поверхности планеты, надо успеть прихватить землицы и, заскочив во второй шлюп, рвануть на орбиту, к грузовику.

– … И ведь как просто всё выглядело на словах, – подивился сириусец. – Всё чётко расписано. Вроде ничего лишнего… А как до дела дошло… Какое там до дела! До подготовки к нему!

… Через три месяца, на подлёте к Роще, выяснилось: если в стрельбе из арбалетов Барри мне не уступает в меткости, то в синхронном движении с тварью он пропал. "Саранчу" он не чувствовал так, как я её. Даже из любопытства присоединившийся к нам в виртуал-гейме Милош и тот прочувствовал движение. Барри – наотрез отказывался понимать, как всё происходит. Я даже пробовал его научить танцам – Милош ржал до слёз, глядя на наши выкрутасы. Пробовали было заменить Барри рощичем. Увы, стрелком Милош оказался никудышным.

– Хорошо, – выдохшись после очередных танцев с Барри и разглядывая свои, старательно оттоптанные им ботинки, сказал я. – Есть третий вариант. Спускаюсь я один.

Барри с минуту плевался, пока не сообразил, что мы смотрим на него укоризненно. Когда он затих, я объяснил Милошу, что сириусцы таким образом ругаются. Рощич понятливо кивнул и с выжидательным любопытством уставился на Барри: а вдруг ещё чего учудит?

– Никуда ты один спускаться не будешь, – твёрдо сказал Барри. – Мы скачаем из инета инструкции по танцам, и я буду заниматься ими каждый день. У нас осталось три месяца до возвращения на Рощу, и Милош сказал, что будем там сидеть ещё как минимум месяц, пока его снова загрузят. Уж не настолько я тупой, чтобы за это время не научиться вашим ритуальным пляскам.

Милош, расплывшись в невообразимо счастливой улыбке, сказал:

– Как хорошо, что я взял вас с собой! Никогда ещё у меня не было таких интересных рейсов!

Когда долетели до Голконды, Милош запросил разрешение войти в атмосферу планеты. С поверхности просканировали номерные знаки его грузовика и дали согласие на вход, указав координаты сброса контейнеров.

– У тебя определённое место для сброса? – удивился я.

– Нет. Каждый раз по-другому дают. Это из-за того, что в сутки у них до двадцати грузовиков бывает. Необходимо, чтобы по всей планете мусор валялся, иначе "саранча" соберётся в одном месте, а для пользы дела это невыгодно.

Он занялся координатами, а мы с Барри допроверили, как действуют видеокамеры, прикреплённые к контейнерам. Они должны передавать на бортовой компьютер всё, что успеют заснять до тех пор, пока твари их не уничтожат. Нет, у нас полно набралось всяких минутных и секундных видео со стороны, но Милош уж очень горячо настаивал на своём: "Согласитесь – смотреть собственные видео и понимать, что вот они, эти твари, под ногами, – это наводит на совершенно иные ощущения. Это уже твои собственные твари. К которым однажды придётся выйти. В "чисто поле" выйти…"

Ну что ж. Если настаивает, почему бы и нет.

– Мы на месте. Сброс.

– Милош, Милош!.. – горячо зашептал Барри. – Я! Можно – я?

Рощич пересел от пульта управления. Барри плюхнулся в освобождённое кресло и, глубоко вздохнув, вдавил кнопку. Далее всё пошло в автоматическом режиме: где-то в недрах звездолёта один за другим открывались загрузочные люки, освобождая грузовые отсеки от контейнеров. Поскольку отсеки расположены пунктиром по трюму, то ящики с мусором должны бы выпасть ровной бороздой. Долети они до поверхности планеты…

Мы приникли к экранам.

Через мгновение, едва не сломав кресло-вертушку и чуть не свалившись, от компьютера отпрыгнул Барри. На нас метнулась жадно распахнутая пасть, и почти мгновенно – темнота.

– Скушали… – пробормотал Милош, быстро лупя по клавишам. Кажется, проверял наличие-отсутствие камеры.

Я сидел, намертво вцепившись в подлокотники кресла. ЭТО происходит здесь и сейчас, под нашими ногами… И мы туда однажды прыгнем. Вот в эти, нетерпеливо ждущие нас прожорливые пасти, которым незнакомо чувство сытости. Милош прав: абсолютно иной взгляд на дело.

– Неужели сегодня не будет… – бубнил Милош.

– Чего не будет?

Бац! Ещё одна камера фиксирует взлетевшую к камере морду – ощерившуюся, будто специально пугающую. Из пасти что-то выскочило – и камера погасла.

– Сеть. Это сеть у них… Ну, которая вместо языка. Ребята… Я не хотел говорить… Такого не показывают на публику, чтобы люди не думали, что здесь не так страшно…

– Милош, не тяни!

– Нет уж. Говорить не буду. Надо увидеть своими… Вот оно!

Камера снимала не более минуты. Целый фильм!

Две громадины взмыли к контейнеру, нырнули под ним, переплетясь сверкающими телами. Они словно стремительно плавали в пространстве, то и дело соприкасаясь и вновь отстраняясь друг от друга. Сказочные драконы, танцующие в небесах… Я, привстав, сам не заметил, как перешёл в состояние саморегуляции, как тело изогнулось вслед за движением этих золотистых драконов. Один из них взглянул вверх – в самую камеру. Мне показалось – одну-единственную секунду! – что мы встретились глазами.

Рывок двух гибких огромных стрел к контейнеру – камера погасла.

– Что… Что это было? -хрипло спросил я – и откашлялся.

– Не знаю, – гордо сказал Милош. – Но я это в третий раз вижу. Мне кажется, это пара. И у них такие брачные танцы.

Барри смачно надавил на горло, выдав фразу, закончившуюся выразительным плевком. Переспрашивать рощич не стал, даже посмотрел на него без укоризны, улыбаясь.

Я мешком свалился в своё кресло. Мышцы медленно обмякали, переходя в нормальное состояние расслабленности. Но ощущение полёта осталось. И те же мышцы живота и рук то и дело подрагивали с полчаса, едва я вспоминал драконов. Возможно, остальные твари и подходили под определение "саранчи", но эти двое… Как я горько жалел, что в миг созерцания рядом со мной нет Зои!..

– Запись останется?

– Вряд ли. У нас соглашение – никаких записей. Поэтому то, что сейчас вы видели, уже стирается. Все бортовые компьютеры подсоединены к сети компании. Так что…

Милош мечтательно улыбнулся в красно-рыжую бороду.

Барри, сидевший тихонько, как мышь, оглянулся на нас и тихонько же сказал:

– Я не трус. Но я боюсь.

– Только дураки не боятся, – стандартно ответил я. – Страх – естественное чувство любого живого существа. Хочешь ещё парочку заезженных сентенций?

– Не хочу, – пробурчал сириусец, – и так ясно одно: мы затеяли самоубийство. Утешает одно: самоубийство это выходит со стилем. Но я всё равно умирать не хочу, – быстро добавил он, насупившись на меня, словно я пытался поймать его на слове.

– Барри, всё дело лишь в определении, чего мы хотим. Если мы не будем думать о смерти, а будем думать о том, что пара шагов по Голконде – и мы окажемся миллиардерами, что два твоих шага навечно войдут в историю кланов Сириуса…

Барри отвернулся.

Притихший Милош ходил осторожным медведем и поглядывал на нас опасливо.

Мне отступать некуда. У меня дети и пропавшая жена. Как же уговорить сириусца не бросать дела на полушаге?.. Так кажется, есть зацепка.

– Барри, ты кому-нибудь говорил, что мы летим на Голконду?

Сириусец некоторое время смотрел на меня ошарашенно, а потом отчаянно взвыл. Вой на самой верхней ноте оборвался в низкий рык.

Я облегчённо вздохнул. Слава Богу… Этот болтун наверняка под большим секретом рассказал кому-то из друзей, что собирается взять Большой Приз. Ему теперь тоже отступать некуда. Фу-уф… Сразу легче стало.

Остальные камеры показали одно и то же: плотоядно раскрытая пасть – и тьма.

В первую же ночь – по бортовому времени, когда мы возвращались к Роще, мне приснился полёт драконов. И среди них я. Вытянувшись в чувственную линию, я плавал и нырял в тёплом, сверкающем пространстве, почти как в морских волнах. Шелестя, скользили вокруг меня, обдавая теплом и воздушными волнами, тела "саранчи". Иногда драконы застывали, заглядывая в мои глаза. Я не успевал заметить, какие глаза у них, но отчётливо чувствовал невероятной силищи взгляд. Странно. Он пронизывал меня насквозь и в то же время словно поддерживал в воздушных волнах.

"Наутро" я спросил у ребят, что им снилось. Милошу – ничего. Барри сказал, что ему приснилась тризна его второй тётки и почему-то над поминальным столом плавали блестящие рыбы. Я заключил, что он видел несколько интерпретированную версию моего же сна. И что бы это значило, что Милошу ничего не приснилось?

… От визга, раздирающего уши, я чуть не свалился со скутера:

– Сто-ой!!!

Помогая себе быстрее остановиться скользя ботинком по асфальту, я притормозил и только в сердцах раскрыл рот обозвать Барри психом, как резко пригнулся: на нас обрушилась сверкающая стая оллфагов. Лишь через жуткие секунды стало ясно, что птицы не собираются нас атаковать. Они мчались вокруг и над нами скоростным торнадо, обдавая приятным холодком, если бы не странное молчание. Нет. Они и раньше не слишком ворковали – так, обменивались негромкими резковатыми, на мой вкус, перекликами. Но сейчас – лишь свистящий шелест крыльев… Барри, прячущийся за моей спиной, вскоре понял, что птички пока убивать нас не собираются, высунулся у меня под боком и недовольно спросил:

– Ну, и чего ты им такого сказал, что они на нас так озверели?

– Узнай у них сам, – предложил я, всё ещё тяжело дыша от неожиданности.

Крыланы кружили на высоте человеческого роста. Так что мы сразу увидели бегущих к нам, обегая ошарашенных остальных, Батиса и майора.

– Что?! Что происходит?

– Пусть это выяснит уважаемый повелитель оллфагов, – церемонно склонился я перед мальчишкой-драко.