Текст книги "Поиск-84: Приключения. Фантастика"

Автор книги: Сергей Щеглов

Соавторы: Михаил Шаламов,Олег Иванов,Александр Ефремов,Б. Рощин,Ефрем Акулов,Лев Докторов,Евгений Филенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 28 страниц)

16. Постижение цели

Прошло четыре года с того вечера, когда я освободился от висевшей на мне тяжести «шпионажа». Все забывается быстро – и я забыл о прошлом, стряхнув лишнюю память в запасники подсознания.

Пусть лежит до поры.

Она понадобится, я знаю – хрононавт должен помнить все, потому что и всего порой бывает мало для принятия верного решения. И кроме того, я чувствовал, что еще не нашел своего места в жизни людей двадцать второго века. Я не знал цели, к которой стремился, и вся моя жизнь казалась каким-то нескончаемым праздником.

В хрононавты, как и в будущее, меня забросила длинная рука Гейлиха; но работа мне нравилась, иногда я просиживал в операторских сутки напролет, не говоря уже об экспедициях, где многие дни подряд распутываешь ситуации давно прошедших, но живых дней.

Это тоже непередаваемо – прошлое, когда в нем появляешься, а не живешь. Эта игра – всерьез, это кино – без экрана… В первый раз я не верил в реальность, потом – не верил, что это наше, земное прошлое. Мне казалось, что все это – только другая планета, очень похожая на Землю, но все-таки не наша. Земля не могла быть такой. Прошлое было хмуро, серо и при ближнем знакомстве – отвратительно в своей обыденности. Насилие, тупость, страх – даже у лучших людей. И – бессмысленная жестокость, примитивное стремление причинить зло другим, вместо того чтобы делать добро себе.

Эта экспедиция ничем не отличалась от десятка предыдущих. Экспериментальное исследование затухания отклонений. Надо пояснить, что это такое – всякое вмешательство в историю вызывает отклонения от ее естественного хода, подчас довольно ощутимые, но бессильные, конечно, изменить саму Историю – ее законы обходят единичные события, как и законы физики, и разговаривают на языке веков и народов. Отклонения затухают, рассасываются в потоке событий, иногда сразу, иногда за века, а подчас – начинают расползаться, ощутимо меняя действительность, как подействовало, скажем, на вторую половину двадцатого века устранение дядюшки Джо. Изучить, когда изменение действительно что-то меняет – вот наше дело, требующее кропотливой работы с каждой отдельной историей.

Когда-то, еще до моего появления, существовала базовая теория социальных состояний – суть ее сводилась к тому, что существуют такие состояния общества, которые невозможно изменить «в малом» – а можно только разрушить, то есть изменить «в большом».

Ее успешно опровергла вся практика хрононавтики.

На смену пришла гипотеза процессов. Согласно ей, изменения влияют на текущий социальный процесс только в том случае, если могут быть им восприняты, то есть касаются его предметного содержания.

Именно эту гипотезу нам – как и многим другим – довелось проверять.

Было выбрано конкретное время и место. Я не силен – как это ни странно для хрононавта – в европейской истории, слишком она обширна, да и есть подозрение, что мы работали в очень отличающемся варианте – несколько раз во время перемещения мы касались границ изученной области – поэтому затрудняюсь сказать, когда это было и что это было. Европа, пятнадцатый или шестнадцатый век.

Нашей задачей было осуществить воспринимаемое изменение.

Никогда бы не подумал, что сама история окажется более удачной моделирующей средой, чем компьютеры! Но дело в том, что в компьютер нужно закладывать информацию, в истории же она уже содержится.

Мы стартовали на рассвете (такова традиция) в обычном составе: я, Павел Носов, Олег Кондратенко, Та Кэ, Ким Хара.

Ничего необычного в операции не было. К этому тоже нужно было привыкать – необычное кончилось в двадцатом веке. Когда десять миллиардов человек занимаются двумя-тремя темами каждый, необычное исчезает, не успев появиться, и узнав о появлении привидения, вы спрашиваете себя: кто же из соседей на такое способен?

Мы были в этом времени уже седьмым экипажем. Набор статистики шел полным ходом, и следом за нами предполагалось организовать постоянную вахту.

Та Кэ – три месяца вроде вместе работаем, а все не пойму, где у него имя, вот и приходится звать так официально, – повел хрон прямиком в город. Мы были заинтересованы в том, чтобы не наследить – чистота эксперимента – и шли в режиме невидимости. Согласно плану, стояло раннее утро одного из летних дней средневековья.

Олег посмотрел в свой блокнот – там у него содержались наметки по изменению. Кстати, об отклонениях. Поначалу их производили грубо – отклонять историю, так уж масштабно, со стрельбой, со взрывами. Позднее выяснилось, что почти всегда слово дает большее отклонение, чем пуля. Алекс, одно время интересовавшийся этим явлением, даже выдвинул гипотезу, что вся так называемая «наша» история – цепь непрерывных словесных отклонений, зафиксированных в ней как божественные откровения или внезапные озарения.

– По идее, он сейчас дома, – сказал Олег.

– Спит, – уточнил Павел.

– А если нет? – заметил Ким.

– Если не спит, не нужно будет будить, – заключил я.

Та Кэ вежливо промолчал и взял курс на его дом. Кто это «он», вроде бы должен я объяснить? – но имя несущественно, просто видный деятель эпохи, чье мнение определяло многое. При всем при том он был лидером интеллектуальным, но далеко не политическим, был беден, был беззащитен, жил скромно.

Идеальный объект для вмешательства.

– Кто проведет акцию? – спросил Олег. – Сразу предупреждаю: я не могу. Языковой запас мал.

– Я в любом случае на хроне, – сказал Та Кэ.

– Моя задача – безопасность, – напомнил Ким.

– Я тоже пас, – заявил Павел. – Я лучше займусь записью и комментариями. Давай, Питер, действуй.

– Лентяи, – я пожал плечами. – Ладно. Как хоть его зовут?

– Герхард, – дал справку Олег.

– Канал готов, – сообщил Ким, – объект в фокусе.

– Иду, иду – пробурчал я, вставая.

Я протиснулся по коридору в тесную и темную комнату Герхарда, зажег принесенную с собой свечу. Он сидел в кресле и дремал; на столе имели место бумага с перьями и чернилами. Камин погас.

Заметив на столе еще и бокал с вином, я окончательно уверился, что все пойдет как по маслу.

– Проснитесь, – сказал я и задумался. На каком языке с ним говорить? Впрочем, он тут же рассеял мои сомнения, буркнув спросонья:

– Уже пять, Франсуа? А? Кто ты? – на старом французском, притом с небольшим акцентом, который оправдывал мой собственный.

– Питер, – представился я. – Можете считать меня дьяволом, можете – святым; словом, я пришел через стену и имею к вам дело.

– Поведайте, – попросил он, чуть пошевелившись. Видно было, что ему не по себе.

– Буду краток: влиятельные люди попросили вас сформулировать свое мнение об одном человеке, также вам известном…

Бедняга побледнел и коснулся бокала.

– Что касается меня, то я хотел бы, чтобы это ваше мнение было сформулировано определенным образом.

– Какое значение может иметь мое мнение, – слабо проговорил он, осушая бокал. – Я всего лишь бедный литератор…

– Я лучше вас знаю, кто вы такой, – улыбнулся я, решив перейти к форсированным методам. – Вы очень хорошо сделали, что выпили это вино!

– Что вы имеете в виду?

Мысленно я включил гипноизлучатель.

– Чувствуете легкое жжение в желудке?

– Да. Что это означает?

– Я всыпал в вино яд.

Герхард слабо вздрогнул.

– Только не умирайте от страха! Вот противоядие, – я показал несчастному свой карманный диагност, размерами вполне похожий на таблетку. – Но вы получите его не раньше, чем отправите известному лицу соответствующее послание.

– Хорошо! – воскликнул он. – Но что я должен написать?!

– Правду, и в вашем лучшем стиле. Что интересующий нас человек является еретиком и проходимцем, а также невежей и тупицей, и подкрепите это все соответствующими примерами.

– Никогда так не приятно говорить правду, – ответил он, – как тогда, когда она спасает жизнь. Я напишу.

– Хорошо. Встретимся после того, как вы отправите письмо. Тут же, в это же время.

Я не отказал себе в эффектном жесте – растаял в воздухе. Время такое, что материалиста не встретишь, а значит, лишний эффект не помешает. Он обязательно напишет.

– Давай на пару дней позже, – сказал я Та Кэ. – Все в порядке.

– Сначала я хочу взглянуть на текст письма, – попросил Павел.

Та Кэ пожал плечами и заложил крутой вираж, выхватив из пространства-времени письмо, скопировав, вернув обратно в суму гонца, и остановил хрон двумя сутками позже, в том же месте.

– Все в порядке, – сказал Павел, просматривая длиннющий свиток. – Утешь его, и поехали дальше.

Я очутился в той же комнате, едва Ким наладил канал. Герхард не спал, но больше ничего не изменилось. Все так же лежали на столе бумага и перья, все так же стоял бокал с вином.

– Наконец-то! Вы могли бы прийти и вчера! – почти радостно воскликнул он, увидев меня. – Скорее, противоядие!

– Вы написали?

– Да, всю правду! Ну, скорее!

Я бросил ему таблетку, он проглотил ее, запил вином. Я снова включил гипноизлучатель. Внушение сработало, он повеселел.

– Скажите мне, откуда вы? – спросил он.

Я замялся – такого вопроса я не предвидел.

– Так я и думал, – он кивнул своим мыслям. – Ну как там у вас?

– Хорошо, – сказал я машинально, еще не понимая, куда он клонит. – Живем…

– Рад за вас, – он улыбнулся грустно, – а вот мне туда не попасть, пожалуй… Или – попасть?

– Вам? К нам? – Я растерялся окончательно. – Почему же… Мы готовы принять любого…

– Вы не полномочны это решать? – спросил он почти ласково. – Ничего. Передайте тем, кто над вами, мою просьбу: позаботиться, чтобы после смерти я попал именно к вам. Не вверх, не вниз, а к вам? Передадите?

– Хорошо…

Меня впервые раскололи в прошлом, и я не знал, что делать. Одно дело – поддерживать заблуждения, и совсем другое – идти на явную ложь. Тем более ничего невозможного он не просил. Я пообещал ему и теперь чувствовал, что должен выполнить обещание.

Человек, понявший, откуда я, достоин жить в лучшем мире. Но как же остальные?

Какое я имею право жить в этом будущем, когда все мои современники давно лежат в могилах? Или – точнее – страдают в своем двадцатом веке? Чем я лучше?

Мне просто повезло. Так что же – справедливость превращается в лотерею? Где он, высший суд – в том, что Эйнштейн и Рузвельт мертвы, а я жив?

А что я могу сделать?

В том-то и дело, что все…

Все мое сознание человека века двадцатого протестовало – слишком велика идея, слишком безумна. Но я достаточно долго прожил на рубеже двадцать второго и двадцать третьего веков, чтобы понять: это именно та цель, которой мне так не хватало.

Планет хватит на всех. Технологий тоже. Значит, быть воскресению.

– Хватит, Питер, прохлаждаться, – сказал Олег, которому, видимо, надоело смотреть на мое отрешенное лицо. – Мы уже приехали!

И мы продолжили работу. Остановка за остановкой, съемка состояния за съемкой, руки делали свое, я что-то говорил, фиксировал, делал вылазки, а мозг работал совсем в другом направлении, обдумывая проект в деталях, и только под самый конец я вспомнил – а Сталин? А такие как Гейлих? Их что, тоже воскрешать? Кто осмелится провести черту?

17. По заслугам

Хол смотрел телестенку. Он никак не мог отвыкнуть от телеэкрана, и хотя уже не ловил, как прежде, всех новостей в информационном потоке – он уже достаточно знал о мире, куда попал, – но все ждал чего-то столь же увлекательного, как американский футбол или слушания в сенате.

Гейлих вошел, как всегда, без приглашения и без звонка.

– Привет, – бросил он. – Как дела?

– Прекрасно. Почти закончил новую галактическую модель…

– Вы здесь неплохо освоились, Хол. А вот как насчет возвращения?!

– Уже?!

– Уже?! Да вы здесь торчите три года!

– Разве это срок?

– Срок? – Гейлих улыбнулся. – В тюрьме это был бы срок. Ну ладно, не будем препираться попусту. Я вижу, возвращаться вы не хотите? Так?

– Вы совершенно правы.

– Не стану вас уговаривать.

Хол взглянул недоуменно:

– Отправитесь в одиночку?

– Зачем же? Просто я вас заставлю.

Гейлих положил на стол чемоданчик, который до сих пор держал в руке, и открыл его, загородив собой содержимое. Хол приподнялся:

– Каким это образом?

– Вы знакомы, мой друг, с технологией перемещения во времени на туристических машинах марки «Темпо»?

– Естественно. Но как вы собираетесь меня принудить с помощью этой технологии?!

Гейлих ответил коротким, явно сдерживаемым смешком, вынул что-то из чемоданчика и быстро его захлопнул. Потом повернулся. В руке его был зажат похожий на старинный пистолет предмет.

– Взгляните, – сказал он.

Потом навел предмет на стол и сжал его посильнее. На столе вспух ком огня и тут же опал, оставив дыру величиной с кулак и обгорелую кайму вокруг.

– Понятно…

– Ничего вам не понятно! – почти крикнул Гейлих. – Где ваши глаза, Хол?! Вы же американец! Это будущее просто ужасно! Я смеялся до слез, когда узнал здешние порядки: каждый может сделать себе все что угодно – но не использует такую возможность! Каждый может захватить машину времени – но не захватывает! Им это просто не нужно!

– Как я в вас ошибался… – пробормотал Хол.

– Вы только и делаете, что ошибаетесь. Сейчас, между прочим, тоже, – парировал Гейлих. – Вы меня никогда не понимали! Продолжу: в этом мире любой может попасть в Школу координаторов, где его научат управлять. А выборы? Эта анонимность конкурсов проектов координации? Кстати, – Гейлиху словно пришла в голову забавная мысль, – вы за какой проект голосовали на последних планетных?

– За «Голубую змею», – ответил Хол, совсем уже сбитый с толку.

– У вас хороший нюх, – одобрил Гейлих. – Так вот, Хол, скажите-ка вы, столько раз во мне ошибавшийся, только честно – чего, по вашему мнению, с точки зрения земных порядков, заслуживает небезызвестный вам Джордж Гейлих?!

– Ссылки обратно в прошлое, – буркнул Хол. – Пожизненной.

– У теперешних землян, да и у вас, как ни странно, другое мнение. Оказывается, я избран председателем координационного совета этой планетки.

– Что?! – Хол вскочил. Он знал, что координационный совет планеты – высший орган власти, и пост его председателя примерно соответствует посту президента США. – Так «Голубая змея»…

– Мой проект. Что вы на это скажете?

– Президентом вам не быть!

– Отрадно слышать. Таково и мое намерение. Но только в том случае, если через тридцать четыре минуты Джордж Гейлих и Хол Клеменс вместе – я подчеркиваю, вместе, – покинут этот гостеприимный мир!

– Я никуда не поеду!

– В таком случае, – Гейлих улыбнулся, – не поеду и я. А другого способа отменить мое президентство у вас нет. Любой протест будет расценен, и совершенно справедливо кстати, как субъективизм и досадное недоразумение между отсталыми перемещенцами!

– Вот как… – Хол опустил глаза. – Не понимаю. Зачем вам уезжать?! Ведь вы – президент Земли! В прошлом вы такого никогда не достигнете! Этот мир дает вам все, что вы желаете – и вы уезжаете?

– Не испытываю ни малейшего желания выворачивать перед вами душу, – сухо ответил Гейлих. – Вы слишком изменились. С вас будет довольно знать, что я люблю шахматы и никогда не играю в кегли.

Хол посмотрел на Гейлиха, словно прозрев:

– Так вам здесь скучно?!

– Вы делаете успехи. Но хватит слов, у нас осталось только полчаса. Вы едете со мной?

– Да зачем я вам нужен?!

– Очень просто: вам я доверяю. А в одиночку даже с этим, – Гейлих хлопнул по чемоданчику, – в нашем двадцатом веке не повоюешь. И не переживайте: вы сюда еще вернетесь. Через двести лет правда, но каких лет!

– А вы не боитесь, что я подведу вас в ответственный момент? Скажем, при захвате машины времени?

Гейлих вновь усмехнулся:

– Для этого я и показал вам аннигилятор. Уяснили?

– Уяснил, – грустно сказал Хол. Он понял, что уже сдался.

– Возьмите чемоданчик.

Хол повиновался.

– Его понесете вы, мне нужны свободные руки. А теперь слушайте внимательно, что нам предстоит сделать.

18. На круги своя

Если не можешь переиграть противника, то можно сделать ничью.

А. Карпов

Во второй половине дня солнце пекло здесь невероятно. Тень была единственным спасением, но тени не было. На сотню шагов вокруг Восточной станции перемещений во времени не росло ни одного дерева, только розовые каменные плиты и жесткая, но все же ярко-зеленая трава окружали ее. Сама станция серым кубом возвышалась в центре огромного круга, громадная, веющая холодом.

К ней направлялись два человека: один, более высокий, нес чемоданчик и постоянно оглядывался по сторонам, второй же шествовал впереди уверенно и даже чуть картинно, изредка бросая взгляд на своего спутника.

Они подошли к самой станции, причем высокий прекратил озираться и уставился в выросшую перед ними бетонную стену. Маленький поправил очки, огляделся и что-то сказал.

В стене возник проем, куда и вошли оба человека.

Проем закрылся, словно и не открывался; солнце палило по-прежнему, было тихо и безлюдно.

* * *

Неприятности начались при возвращении. На табло замельтешили цифры, Питер обругал идиотов, выпустивших на линию эту развалюху. Ким искал неисправность и не находил – барахлило что-то снаружи, в блоке высоких энергий.

Олег проверил маршрут и покачал головой: перемещение уже шло не по плану. И отклонение росло.

Встал вопрос: что делать? Ким посоветовал остановиться; Олег покачал головой – двадцать первый век снаружи, не рекомендовано.

Павел ничего не предлагал. Все знали, что порой он находит совершенно неожиданные решения, и не дергали вопросами.

Та Кэ бесстрастно отметил, что отклонение превысило допустимое значение.

На базу теперь не вернуться.

Питер хмыкнул и еще раз на всякий случай обругал технику, а потом стал пристально рассматривать пломбу, висящую на панели ручного управления.

Конечно, это был крайний выход. На ручном так далеко никто не ходил. Но если автоматика везет не туда…

Олег спросил Питера, как тот собирается идти. Питер пожал плечами – по приборам, методом тыка. Павел из своего угла заметил, что энергии навалом – можно попробовать.

Та Кэ согласился, но попросил подождать, пока кончится серое пятно. Машина прошла его за шесть минут. Отклонение не лезло уже ни в какие ворота: автоматика выводила хрон дальше туманности Андромеды.

Питер сел в кресло второго пилота и протянул руку к пломбе.

* * *

– Пожалуйста, к вашим услугам, – вежливо произнес гид. – Куда желаете направиться?

– Подальше в прошлое. Меня устроили бы первые миллионы лет с нормальной атмосферой, – ответил Гейлих.

– Хорошо. Сейчас посчитаю маршрут…

Гейлих кивнул. Хол стоял рядом, отсутствующе разглядывая рекламные голограммы.

– С правилами перемещений знакомы? – спросил гид.

– Нет, мы в первый раз.

– Ничего особенного, – гид зевнул, – не скандалить в прошлом, не срывать без необходимости пломбу ручного управления, не…

– Простите, – произнес Гейлих, показывая на дисплей. – Вы что, получили новые модели?

– Да, хроны, они комфортабельнее, чем темпо, и обладают большей избирательностью. Так вот: не допускать отклонений в случае высадки в районы ведущихся экспериментов… но вас это не касается. Ну и в общем – не следует думать, что все всегда кончается хорошо. Все-таки это другое время, службы здоровья там нет.

– Хорошо. Когда мы можем вылететь?

– Подождите немного, я закончу программу.

– Хорошо. Мы подождем здесь, – сказал Гейлих, располагаясь в кресле. Гид вышел в боковую дверь.

Хол подошел к Гейлиху, постукивая пальцами по чемоданчику:

– Что теперь? Ведь вы просчитались!

– Да что вы в самом деле, – добродушно проговорил Гейлих, – подумаешь, другая конструкция… Это даже лучше… Вам не тяжело?

– Нет.

– Странно. Впрочем, может быть, я что-то забыл? Дайте-ка чемоданчик…

Хол подал его. Гейлих поднял крышку, протер очки, уставился во внутренности. Содержимое его удовлетворило. Он хотел уже закрыть чемоданчик, когда Хол, перегнувшись через плечо шефа, тоже заглянул внутрь.

– Вы тащите с собой чемодан с игрушками? – поразился он.

– О господи, – сказал Гейлих. – До чего вы неисправимы. Одну из этих «игрушек» я демонстрировал полчаса назад; неужели не понятно, что это – обыкновенные матрицы вещей, которые нам пригодятся в прошлом?

– Матрицы? – изумился Хол. – Да тут у вас модель звездолета галактического класса!

– Модель? – холодно переспросил Гейлих. – Вы хотели сказать – матрица?

* * *

Управлять хроном вручную было легко. Питеру это управление напоминало проверку на совместимость коллектива, когда нужно было выводить стрелку на черту – точно так же от одних и тех же действий параметры изменялись в совершенно разные стороны.

Хроны шли в не полностью замкнутом пространстве, что давало хорошую маневренность. Зато и отклонения от маршрута были возможны только на этой более совершенной машине; старые темпо просто выстреливались к месту финиша.

Павел поинтересовался, как дела у Кима. Тот ответил, что нашел неисправность, да что теперь толку, раз перешли на ручное, никакой автомат обратно не выведет. Та Кэ посоветовал Питеру попасть в канал, недавно проложенный для новой станции перемещений.

Что за канал, поинтересовался Питер. Та Кэ объяснил: маршруты станций для туристов все идут в далекое прошлое, и расхождения в ближайших столетиях невелики; в первом приближении можно считать, что все хроны идут вообще по одному маршруту – потому и был проложен канал, дающий экономию энергии да и гарантирующий от возможных отклонений в пути, что в канале ведет к выбросу к месту его начала. То есть на станцию.

Это хорошо, сказал Питер, но как попасть в канал?

А попадать в него и не надо, ответил Та Кэ – достаточно коснуться снаружи, и будет точно такой же выброс. Ага, сказал Питер, понятно. Помнишь его параметры? Тогда поехали. Экспедиция что-то затянулась. Уже тридцать семь часов в хроне.

Олег заметил, что все окупилось – отклонение сработало, да и ты, Питер, похоже, поймал идею.

Питер кивнул и повел хрон дальше.

Слышен был только свист сигналов и потрескивание индикаторов.

Туманность Андромеды осталась позади; хрон приближался к земной Галактике, но все еще тащился в межгалактическом пространстве-времени. Здесь варианты были очень похожи, и приходилось тщательно выверять курс.

И тут на шкале «Отклонение» появился нуль. Питер взглянул на экран, ничего не увидел, и тут же ударил гул аварийного режима, свет дважды мигнул.

Касание!

Хрон коснулся канала и стремительно пошел «вверх», в приемное пространство станции.

* * *

– Понимаете, – задумчиво проговорил Гейлих, – я побаиваюсь оставаться в таком мире еще на какое-то время. Так можно потерять форму.

– А так ли это плохо? – возразил Хол. – Зачем вам эта форма, годная только на насилие и разрушение?

Вошедший гид пригласил их в стартовую камеру.

– Пристегните ремни и не делайте резких движений в момент разгона, – посоветовал он, когда Гейлих с Холом вошли в хрон. – Компьютер вернет вас через три часа. Захотите задержаться – сообщите мне по рации, она там же, в браслетах.

– Пока, – сказал Гейлих со странной улыбкой. Он захлопнул дверь изнутри и заблокировал ее. Потом сел.

Старт сопровождался секундной темнотой; когда свет вновь вырвался из ламп, Хол увидел Гейлиха у пломбы. Рывок – она шмякнулась на пол, и пульт ручного управления медленно выполз на свет. Гейлих повернул какую-то ручку и замер.

Его чуткий слух уловил изменение в тоне обычного шума. Но чуткость не принесла пользы – через секунду грянула сирена, не оставлявшая сомнении.

– Ха! – сказал Гейлих. – Да тут не такие уж простаки работают! Я был не прав, считая этот мир беззубым! Ну что ж…

Хрон выскочил в той же камере. Гейлих открыл дверь и вышел. Гид встретил его с недоумением:

– Вы только за этим и летали?

– Инспекция, – пошутил Гейлих. – У вас слишком громкая сирена!

И вышел. Хол шагнул следом и едва не опрокинул своего внезапно остановившегося шефа.

А Гейлих расплывался в улыбке – больше ему ничего не оставалось.

Потому что у выхода из станции стоял, повернувшись и тоже замерев, Питер Аурелиан Бордже, хрононавт второго ранга.

– Как всегда не вовремя, – услышал Хол голос шефа.

– Ба, кого я вижу! – воскликнул Питер приближаясь.

– Джордж Гейлих, – сказал подошедший гид, – вас вызывает Карл Эйнхолм, а за срыв пломбы вы лишаетесь права пользоваться услугами станции сроком на месяц!

– Минутку! – сказал Гейлих, ставя свой чемоданчик на пол и принимая видеофон из рук гида.

– Что вы здесь делаете? – спросил Питер с плохо скрытым напряжением.

Видеофон щелкнул, и перед Гейлихом в воздухе возникло изображение Карла Эйнхолма, председателя координационного совета Земли.

– Сколько тебя ждать, Джордж? – спросил он своим мягким голосом, знакомым, пожалуй, каждому на Земле. – Всего три дня осталось, а ты до сих пор не принял у меня дела!

– Так это правда? – прошептал изумленный Хол.

– Извини, Карл, замотался… Но я сейчас!

И, сокрушенно качая головой, Джордж Гейлих, оставив свой чемоданчик стоять посреди холла, мимо ошеломленных Хола и Питера поспешил к выходу.

П о д г л а в а: 0003

Н а з в а н и е: « Итог»

С о д е р ж а н и е: проект «Воскресение», реферат

(резолюция)

Одобрено решением совета

19 мая 2205 года

(Подпись) Дж. Гейлих

                         В Координационный Совет Земли.

РЕФЕРАТ – ПРЕДСТАВЛЕНИЕ

Проект «Воскресение» разработан в девяностых – двухсотых годах коллективом под координацией хрононавта Питера Бордже и одобрен научным советом академии социальных наук в декабре 2204 года.

Проект «Воскресение» состоит из четырех взаимосвязанных программ, предлагаемых к осуществлению в следующей последовательности:

1) распространение моральных и правовых принципов современности на все без исключения пространственно-временные варианты истории и установление на этой основе дипломатических отношений, в обозримом будущем – создание межвременного союза;

2) расширенную ассимиляцию в современности добровольцев из других временных вариантов, в том числе и после их тамошней клинической смерти;

3) расширение пространства обитания человека путем заселения доступных планет, в том числе и с использованием людей из других временных вариантов;

4) межвременное исследование структуры пространства-времени с целью прорыва за пятое измерение и установления контактов с недоступными в настоящее время одновременными вариантами.

Рабочий коллектив в количестве 1543 человек готов приступить к реализации проекта после принятия Советом всех необходимых поправок к действующим нормам и правилам.

                         По поручению совета коллектива проекта,

                         референт-консультант

                         (подпись)    Х. Клеменс

                                               7.03.2205

– Конец текста —