Текст книги "Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1960-е"
Автор книги: Сергей Вольф
Соавторы: Олег Григорьев,Александр Кондратов,Валерий Попов,Борис Иванов,Рид Грачев,Федор Чирсков,Инга Петкевич,Андрей Битов,Генрих Шеф,Борис Вахтин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 32 страниц)
Впереди удалялась зеленая спина танкиста.
– Я нормальный! – крикнул мальчик и побежал за ним.
Мальчик заметил у себя в руках палку и взял ее наперевес.
– Эй! – крикнул мальчик.
Спина удалялась.
– Эй, танкист!
Шея разворачивалась медленно, как башня. Блеснули щелочки глаз.
– Эй, танкист, слышишь – я нормальный! – радостно крикнул мальчик. – Ура!
Танкист выставил вперед ногу.
Мальчик поднял в руках палку.
– Ура! – крикнул я. – Я нормальный! А ты – гад!
Палка стукнула танкиста в грудь. Он выбросил ногу. Мальчик перевернулся в воздухе и упал. Потом он поднялся. Потом он долго рвал опухшими грязными пальцами мокрую, звенящую грудь и кричал торжествующе: «Я нормальный, нормальный, нормальный!!!»
– Я отведу тебя к фельдшеру, – сказала Ирина Петровна. – Надо промыть царапины. Неужели ты не понимаешь? Он же пьяный.
– Все равно, – ответил мальчик. – Так нехорошо. Я нормальный. Не надо было вас слушаться. Не надо было брать палку. А теперь скажите – «может быть» или правда?
– Милый мальчик, – сказала Ирина Петровна. – Это правда. Правда. И я ничего не могу поделать.
– Ирина Петровна, – сказал мальчик. – Пусть вы такая. Я никого не могу слушаться. Я буду слушаться только вас. Пусть в школе будут одни мальчики. Я буду мыть вам пол. Я буду ходить в магазин. Буду варить обед и учиться на одни пятерки. Возьмите меня домой. Возьмите, а?
– Мальчик мой, – сказала Ирина Петровна, – ты же умный мальчик. Воспитателям не разрешают никого брать в город. Это правда.
– Ладно, Ирина Петровна, – сказал мальчик. – Это я так. Понарошке. Я же понимаю. Ладно.
Мальчик зажмурил глаза.
Земля была никакая.
Небо было никакое.
Никакая была картофельная шелуха.
1967
Адамчик
1
Адамчика подхватило с боков, мягко поддало сзади, и он очутился на асфальте. Он отпрыгнул. Мимо пронеслись люди, запахивая пальто, исчезли в тумане. Адамчик проводил их взглядом, покачал головой и сказал:
– Ничего не понимаю!
Автобус напустил на него душное облако, Адамчик чихнул и пошел, подпрыгивая, шарахаясь внезапно от края тротуара к домам, легко и бесшумно, как летучая мышь. Он шел и думал, пытался понять, отчего так уютно было в автобусе и что происходит с людьми, когда они выпрыгивают на тротуар. Люди меняются, но как, где они лучше – в автобусе или на улице, – этого Адамчик не может понять.
Голова его ясна, он уже давно проснулся. Сонные лица в автобусе казались ему смешными. Он протискивается к двери, с удовольствием расталкивая податливые бока, потом пригрелся, прижался к ватной спине, упругой, похожей на матрас. И вдруг – толчок, скрип двери, холодная сырость…
Однажды он ехал на работу вместе с тетей Верой, браковщицей. Она не заметила Адамчика, дремала, клевала носом в воротник, а он стоял рядом и созорничал: ткнул тетю Веру в бок кулаком. Тетя Вера подняла голову, открыла глаза и так ласково улыбнулась, что Адамчику захотелось толкнуть ее еще раз, когда она закроет глаза.
Но та же самая тетя Вера, только включили конвейер, стала кричать:
– Эй, там, осадка, давай ровнее!
Адамчик знает, что брак на осадке непоправимый: осадишь неровно пружины – придется переделывать весь матрас. Но зачем кричать? И он продолжал лихо накидывать шпагат на пружины, забавляясь тем, что одни получаются коротышками, другие – долговязыми кривулями. Он видел сверху горловины пружин, похожие на кричащие рты, перекошенные, захлебывающиеся в крике, и сам вдруг закричал: «А-а-а!»
На него зашикали женщины:
– Ишь, глотку дерет с утра!
А с дальнего конца конвейера кричала, надрывалась тетя Вера:
– Осадка, ровнее! Ромка, смотри, буду рамки снимать!
«А-а-а! Ух!» – отвечал Адамчик, прыгая от одного конца рамки к другому, где надо пробивать гвозди. Тогда прибежала тетя Вера, оттолкнула его от конвейера, быстро, ловко стала осаживать пружины сама. Адамчик постоял, тронул ее за плечо:
– Тетка Верка, пусти!
Она подняла лицо от конвейера и посмотрела на Адамчика такими злющими глазами, что он вспомнил мать: она так же кричит на него, когда он поздно приходит домой. И у нее такое же красное и злое лицо.
Адамчик сказал:
– Пусти, ну! – и стал сжимать пружины так сильно, что витки прикоснулись один к другому и сделали пружины жесткими, как гвозди. Тетя Вера посмотрела немного, как он работает, тихонько отошла. Адамчик глянул искоса ей вслед и пробормотал: «Ничего не понимаю». Непонятно было то, как может лицо тети Веры так хорошо улыбаться в автобусе и быть таким злым на работе. Будто две разные тети Веры. А ругалась она за дело, потому что пружины надо осаживать ровно.
А тетя Вера кричала на кого-то в дальнем конце конвейера, очень далеко, и Адамчик перестал думать о ней, довольный тем, что она далеко, и напуганный расстоянием между двумя ее лицами – улыбающимся и злым. В этом расстоянии умещалось тридцать матрасных рамок и много женщин вдоль конвейера, сигнальный щит с белой стрелкой и тревожные вспышки сигнальных ламп. Адамчик знает, как трудно сделать одну рамку, как долго обрастает она шпагатной перевязью, холстом, взлохмаченной рогожей, ватой, прежде чем стать гладким полосатым матрасом.
Ему кажется, что думать так же долго и так же трудно.
2
Адамчик шел домой. Скользил по накатанным ледяным дорожкам, шарахался к витринам, пугая прохожих. В стекле отражался симпатичный молодой человек в серо-зеленом немецком пальто, в красном кашне и серой вязаной шапочке с козырьком. Адамчик поджимал губы, хмурился, казался себе серьезным. Он нес получку и думал о том, что мать потребует деньги за комнату. Поглаживая его по голове и щекоча ребра, она будет просить денег, а он, конечно, не даст, и тогда она устроит скандал на всю квартиру и будет кричать о том, что выгонит из дому.
Смотреть на свое отражение и одновременно думать о важных вещах неудобно, поэтому Адамчик шел боком, прыгал, забыв о том, что хотел быть серьезным, и очень скоро налетел на женщину, которая несла яблоки. Яблоки покатились по скользкому асфальту, как будто удирая одно от другого. Адамчик посмотрел и засмеялся.
Женщина крикнула:
– Хулиган!
Из школы выбегали третьеклассники. Они закричали хором:
– Хулиган, хулиган! – и стали помогать женщине собирать яблоки.
Адамчик обиделся. Под рукой у него появилась сбитая на затылок шапка с торчащим ухом, и он осадил шапку вниз и немного от себя, как пружину. Мальчик упал, полежал немного на тротуаре и горько заплакал. Его розовый носик жалобно хлюпал. Адамчик нагнулся и поднял мальчика, потом шапку. Отряхнул ее о колено, надвинул на затылок. После этого мальчик изловчился и стукнул Адамчика в нос. Кругом закричали:
– Хулиган, хулиган!
И Адамчику ничего не оставалось делать, как уйти – чем быстрее, тем лучше.
Других происшествий по дороге не было, и Адамчик обстоятельно подумал о том, что раньше, года два назад, было все-таки лучше, можно было отдавать получку матери, иногда, она даже готовила обед. Он хотел вспомнить, когда стал платить матери за ночлег, но не смог – казалось, что очень давно, когда он был еще маленький. Время, которое он помнил, делилось по крупным событиям. Начиналось оно с портрета Адамова, висящего в комнате на стене. Когда-то Адамов был отец, папа, но Адамчик помнил его как Адамова в солдатской гимнастерке на портрете. Потом шло время школы. Было где-то время матери и сестры Тани, оно тоже было давно и напоминало о себе снимком на той же стене. Потом началось время фабрики, и с тех пор все пошло колесом. Адамчик перестал понимать время.
Адамчик звонил у двери. Ему долго не открывали, и тогда он стал стучать. Он стучал ногами и руками, сидел на окне и снова стучал. Пришла соседка, удивилась:
– Вы же переехали!
– Куда? – спросил Адамчик.
Соседка посоветовала:
– Сходи в жакт!
В жакте паспортистка грозно улыбалась:
– Пришел, шалопай! Мать не жалеешь, замучил совсем! Куда выехала? Так она же с тобой разъехалась. Ты же в общежитии живешь!
– Ничего не понимаю! – сказал Адамчик и выбежал на улицу.
Он хотел есть и зашел в гастроном. Ленивой походкой прошел он вдоль прилавков, подмигивая молоденьким продавщицам. Продавщицы презрительно фыркали. В кондитерском отделе над горкой конфет в блестящей разноцветной фольге стояла крупная цифра. Адамчик выбил чек и сказал продавщице:
– Самых дорогих!
Девушка, ссыпая конфеты в кулек, поджимала губы.
В конце вечерней смены Адамчик пробрался в цех, выждал, пока все уйдут, и развалился на куче лыка. По радио передавали джаз, Адамчик покачивал ногой, глядел в потолок, давил между пальцами теплые конфеты, набивал полный рот и медленно глотал пахучий шоколад. Потом он подмигнул неподвижной стрелке на сигнальном щите, повернулся на бок и уснул.
Утром уборщица долго удивлялась, глядя на Адамчика, спящего на желтом лыке среди разноцветных бумажек, сияющих драгоценными камнями.
3
В конце месяца был аврал. На конвейере работали по восемь часов. Начальник цеха ежедневно отчитывался о выработке. Белая стрелка на щите двигалась чуточку быстрее, и чуть чаще вспыхивали красные сигнальные лампы. Это давало десять лишних матрасов в день.
Адамчик прыгал между краями рамки не быстрее, чем обычно. Он даже успевал присаживаться на ящик из-под гвоздей. Тетя Вера сама встала к конвейеру и не ругалась, если осадка была неровная.
После работы Адамчик болтался по цеху, катался смеха ради на конвейере, дразнил старушек. Начальник цеха поймал его за руку, остановил, снисходительно посмотрел сверху вниз:
– Баклуши бьешь? А двадцать рамочек связать можешь?
– Могу, – сказал Адамчик и встал к прессу.
Он стремительно богател. После шести часов работы ему платили вдвое – сверхурочные и за несовершеннолетие.
– За молодость! – говорил, подмигивая, начальник цеха и дружелюбно притрагивался к плечу. Скоро он стал самым богатым человеком в цехе.
По ночам, лежа на куче лыка, Адамчик пересчитывал деньги и мечтал купить мотоцикл.
На переплете получился прорыв, заболела бригадир Клава. Рядом с Адамчиком мастер поставил большую девушку в платье с открытой спиной. Раньше она была ученицей, копошилась на верстаке. Адамчик смотрел на нее издали, замечал неловкие движения, мокрые, сплошь голубые глаза, придавленный носик. Адамчик фыркал: «Плакса!»
Девушка очень старалась, но у нее не получалось, не успевала. Прибегал мастер, сердито сопел, на ходу конвейера прибивал гвозди. Адамчик поглядывал искоса, болтал ногами, сидя на ящике.
Во время первого перерыва девушка села на ящик и стала разглядывать свои пальцы. Адамчик подошел сзади, увидел свежие кровяные мозоли. Он посмотрел на свои руки. На ладонях была гладкая блестящая кожа – профессиональная кожа матрасников. Руки девушки отказывались грубеть.
– А ты перевяжи лентой, – неожиданно посоветовал Адамчик, вместо того чтобы столкнуть девушку и забрать ящик.
– Да от этого только хуже, – вздохнула девушка.
– Не успеваешь? – спросил Адамчик.
– Нет, – сказала девушка, – почти успеваю. Только гвозди пока не успеваю. А ты почему две смены работаешь?
– А что делать? – похоже, вздохнул Адамчик. – Мать из дому выгнала.
– Где же ты ночуешь? – спросила девушка.
– А здесь, в цехе. – Адамчик небрежно почесал в затылке.
– Нестриженый! – сказала девушка. – Хоть бы постригся! А почему она тебя выгнала?
– Да, говорит, хулиганю…
– А что она делает? – спросила девушка громко, чтобы слышали другие женщины.
– Не знаю, – тихо ответил Адамчик, – пенсию получает…
Вспыхнула красная лампа. Сквозь перестук молотков Адамчик с надеждой слушал, как перекатывается по конвейеру новость: «Адамчик в цехе ночует», «Ромку мать из дому выгнала…», «Что это за матери теперь…», «Начальнику нужно сказать…»
Девушка не отставала больше до конца смены. Рамки подъезжали к ней с аккуратно вбитыми в борт гвоздями. Адамчик не успевал присаживаться на ящик.
Новость докатилась до конца конвейера, перескочила в конторку, и начальник цеха в пересменку сказал Адамчику:
– Что же ты молчал? Это же просто делается: вызовем и прописать заставим.
Мать пришла во время работы, долго кричала в конторке, начальник цеха вызвал Адамчика, объяснил ему, что надо перестать хулиганить и начать уважать мать. Мать оставила новый адрес.
В комнате она сказала:
– Десятка в сутки, а то в цех ночевать пойдешь.
Адамчик сощурился:
– Трешка, а то снова начальник вызовет.
Сошлись на пяти рублях.
На следующий день девушка по-прежнему отставала. Напрасно она вздыхала и поднимала над конвейером красные опухшие руки. Адамчик не смотрел в ее сторону. Он ждал, чтобы она заговорила, но девушке было не до него.
4
Адамчик бродил по галерее Апраксина двора, держался руками за карманы. В карманах пиджака лежали деньги. Он с презрением отворачивался от глупых манекенов, довольных своими пальто и костюмами. Он давно уже мог войти в магазин, но не решался, стоял у входа. Люди выводили на улицу мотоциклы, оглядывались по сторонам, улыбались, как манекены, – счастливые, искали сочувствуя. Подмигивали Адамчику, и он с готовностью улыбался. «Ну, – взбадривал он себя, – ну же!»
Он набрал полные легкие воздуху и нагнул голову, чтобы нырнуть под арку, но в тот же миг кто-то положил руку ему на плечо. Адамчик оскалился. Перед ним стоял человек, чем-то похожий на начальника цеха, немолодой, полный, серьезный. Главное, в хорошем костюме – не выпивоха. Костюм успокоил Адамчика.
– По дешевке, – с ходу сказал человек. – Ничего не поделаешь, уезжаю в Воркуту. Давно уже стою, жду покупателя поприличней. Смотри, совсем новый.
Человек взял Адамчика под руку и подвел к мотоциклу, стоящему у края тротуара.
– Смотри, на ходу, с номером. Права у тебя есть?
У Адамчика заблестели глаза.
– Нет… – вздохнул он.
– Ну ничего, – успокоил человек. – Сдашь, получишь. Смотри, получишь. Смотри, пробег – всего полторы тысячи, только мотор приработался.
Он перекинул ногу через седло, ноги оказались длинные, в легких кожаных туфлях. Сидя нажал несколько раз педаль стартера. Мотор мягко затарахтел на малых оборотах. Адамчик погладил теплое крыло.
– Выкладывай четыре, – спокойно сказал человек и слез с мотоцикла.
Пока Адамчик считал деньги, человек достал из кармана бумаги и протянул ему:
– Держи документы. Вот квитанция. Куплен в этом магазине…
Левой рукой он принял у Адамчика деньги и сам положил ему бумаги в карман пиджака.
Под ухом Адамчика взревел мотоцикл. Перед глазами качнулся светлый пиджак с голубым значком.
– Стой! – крикнул Адамчик и боднул человека в живот.
– Что ты! – сказал человек, хватаясь за живот. – А! Что?
– Вот… – сказал Адамчик, махая руками. – Вот…
Там, где только что стоял мотоцикл, расползались по асфальту маленькие масляные пятна.
– Не уйдет! – уверенно сказал человек и стиснул Адамчику плечо. – Смотри! Он куда?
– Не знаю… – ватным голосом проговорил Адамчик.
– А, понял! Туда! – радостно крикнул человек и показал рукой в сторону улицы Дзержинского. – Бежим!
И кинулся вперед, расталкивая прохожих. Адамчик бежал следом, перед глазами мелькали новые кожаные подошвы. Подошвы удалялись.
На перекрестке человек легко развернулся, взметнулись голубые полы пиджака. Он промчался, выбрасывая далеко вперед длинные ноги, и махнул на бегу Адамчику рукой, подзывая к себе.
Когда Адамчик добежал до угла, человека уже не было видно.
– Эй, – крикнул Адамчик. – Человек!
Мелькали чужие розовые лица.
– Челове-е-ек! – кричал Адамчик.
Текло, смешиваясь с водой, молоко из разбитой бутылки. Голубое.
– Человек! A-а! Человек!!!
Нависал над плечом жаркий автобус.
– Челове-е-ек… – хрипел, замедляя шаги, Адамчик. По лицу текли, обжигая кожу, слезы и пот.
– Да стой ты, чудак!
Прохладными руками его держала нарядная обойщица Валя.
Из общежития рядом с фабрикой выходили нарядные девушки. Окружили Адамчика, засмеялись. Поправляли ему воротник рубашки, вытирали платочком лицо.
Адамчик молча вырывался, кусал губу, чтобы остановить слезы.
– Подрался, Адамчик, ну, скажи! – приставала Валя. – Ну, не плачь, пойдем с нами в Русский музей.
Его подхватили под руку и потащили, смеясь.
– Пустите, ну! – Адамчик оскалился и ругнулся матом.
– Что ты? – испуганно спросила Валя. – При девчатах…
– Пустите… – шепотом сказал Адамчик и заплакал.
Он вернулся к магазину. Постоял, кусая губы, перед аркой. Люди выводили на асфальт мотоциклы. Оглядывались. Счастливые искали сочувствия. Блестел металл. Фары ловили солнечные зайчики.
На асфальте подсыхали расплывшиеся масляные пятнышки. Адамчик кусал губы.
– Кореш, велосипед с моторчиком не надо?
Адамчик смерил подростка глазами. Мятые брюки, стоптанные сандалии. Подросток воровато оглядывался на прохожих, придерживая пиджак ладонью, будто держал велосипед за пазухой.
– По дешевке? – спросил Адамчик.
– За шестьсот, – радостно подтвердил подросток.
Адамчик примерился и выбросил кулак. Удар пришелся точно в челюсть.
– Ой, – сказал подросток и закрыл лицо руками.
– По дешевке, по дешевке! – объяснил Адамчик, стараясь попасть в нос, в розовый кончик ладонями.
– В ухо дай, в ухо!
Вокруг собиралась толпа. Подросток отнял ладони от лица и заплакал. Дергался кончик носа, подрагивали большие уши.
– Бежим! – сказал Адамчик, хватая его за руку.
– Ты думал – я жулик, – оправдывался на бегу подросток, – а я не жулик, нет, вот увидишь. На мотоцикл коплю, немного осталось.
– Ты смотри, с рук не покупай, – мрачно посоветовал Адамчик.
Подросток, задыхаясь от волнения, вывел во двор велосипед. Крутанул педаль. Моторчик затрещал на весь двор, синий дым поплыл к солнцу.
– Керосинка, – фыркнул Адамчик.
– Ракета, – поправил подросток. – Сорок миль в час. Только газ сразу не включай, передачу сорвешь.
Адамчик отсчитал деньги и вскочил в седло.
– Стой! – крикнул подросток.
Адамчик, не слезая с седла, осторожно оглянулся.
– Чего тебе?
– Купи зажигалку… Сорок.
– Давай, – сказал Адамчик.
У подростка загорелись глаза.
Адамчик оттолкнулся.
– Стой, – крикнул подросток. – Купи шарфик.
– Давай, – сказал Адамчик.
– Тридцать.
Адамчик запихнул полосатый шарфик в карман и сделал круг по двору.
– Стой, где ты работаешь? – кричал вслед подросток. – Как зовут?
– На мебельной, – крикнул Адамчик. – Роман!
– А я в Гостином, – кричал подросток. – Генкой зовут. Ге-е-енкой!
Отъехав немного, Адамчик остановился, слез с седла, потрогал провод, свечу, горячие ребра цилиндра. Зажигалка зажигалась, шарфик был мягкий, полосатый и заграничный.
– Ничего не понимаю, – буркнул Адамчик и затарахтел к дому, с удовольствием нюхая синий дым.
5
Вечерами на маленькой асфальтовой площадке около Медного всадника кружились бесплотные тени. Сливались в дрожащие круги спицы, тонко шуршали колеса. Тени сталкивались и разбегались, круто поворачивались и вились рядом, почти касаясь друг друга, как вечерняя мошкара.
Адамчик всматривался. Зыбким движением колес управляли смуглые литые ноги. Ноги сливались с педалями в стремительном коротком разбеге, легко взлетали вверх, на вилку руля, свешивались, безучастные, по одну сторону седла. Тени выпрямлялись, вскрикивали. Легкие машины становились на дыбы, опадали, прижимались к асфальту в опасных крутых разворотах. Это был пилотаж высшего класса.
Сырой ветерок от воды забирался под майку. Адамчик ежился, завидовал.
Он снял моторчик и стал тренироваться во дворе. Тяжелая дорожная машина падала, вырывалась из рук. Отказывалась сделать обыкновенную маленькую восьмерку вокруг колеса. Адамчик научился падать через руль на руки, чтобы не разбивать лицо и колени. Ходил раскрашенный лазоревыми пятнами. К концу лета он научился делать маленький круг, сидя спиной к рулю. Вечерами разглядывал ноги, разминал мышцы. Ровные, смуглые от природы и от солнца, без единой царапины ноги властно опускались во сне на педали. Вертелся прозрачный диск. Свистели шины. Наклонялось тело – машина делала крутой разворот, как на треке. Адамчик метался во сне и падал в темноту.
Он пристроился в конце колонны, лениво, уверенно выезжавшей на площадку. По краям, у ограды сада, у набережной медленно плыли лица зрителей. Колебались светлые платья. Сердце Адамчика тревожно стучало. Восьмерки, повороты, крутые виражи. Делалось горячо внутри. Ноги плавно поднимались, перелетали на одну сторону, свешивались, сильные, безучастные.
Широкие круги спиной к рулю, резкие проходы перед чужим колесом. На площадке становилось свободнее. Адамчику хотелось лететь. Он проносился мимо светлых платьев, прямой, гордый, раскинув летящие руки. Прислушивался к восхищенному шепоту.
Поворот почти под прямым углом. Впереди, на сиреневой скале, тяжелый коричневый всадник взлетел на огромном коне, выкинул руку, останавливая Адамчика.
Адамчик вскрикнул, откинулся назад и взлетел на дыбы. Внутри горело, рвалось, кричало. Он выкинул руку, чтобы уравновесить движение, и приближался к всаднику, приближался. Он смотрел на зрителей, победитель, герой. Внутри кричало так, как должны сейчас кричать светлые платья, спокойные ноги над цветниками.
Всадник повелительно качнул рукой. Качнулся сенат, опрокинулось розовое небо и придавило Адамчика к асфальту крутящимся колесом. Обожгло руки. Над головой просвистела машина.
Адамчик приподнялся на локтях, обвел взглядом светлые платья. Никто не смеялся.
Он ушел подальше, к набережной. Злобно вдавил ногу в педаль. Пронесся мимо всадника, не глядя. Горело лицо. Ветер сушил маленькие злые слезинки. Легкие машины прошли гуськом. Бронзовые ноги лениво нажимали на педали. Адамчик согнулся над рулем. Равнодушно удалялись ноги, перетянутые ремешками. Адамчик оскалился.
Впереди, рассеивая свет, возникли четыре фигуры. Адамчик откинулся. Поздно. Беззащитные руки взлетают косо. Нельзя. Адамчик резко бросил тело в сторону.
Теплые ладони, темные руки, черные лица, белые воротнички. За спиной уже свистели. Черные безволосые лица. Белые улыбки.
Милиционер вежливо взялся за разбитый локоть Адамчика. Перед глазами бабочкой вспорхнула квитанционная книжка. Адамчик оскалился.
Черные люди засмеялись.
– Руски молодец, кхарашо! – сказал один. – Жантий гар!
– О, не, не, – сказал второй, – нон, не надо, пожалуйста, – и показал милиционеру, чтоб тот спрятал книжку.
– Вас понял! – сказал милиционер и отошел в сторону. Адамчик осторожно оглянулся.
– Вит, вит, вело! – Черный человек помахал в воздухе руками, показывая, как нажимают на педали. – Работа, рабочи?
– Да, да. – Адамчик улыбнулся и закивал головой. – А вы кто? Кто? – Он ткнул пальцем в черный пиджак человека.
– О, мы – СЮТ, Африк, Африка! – ответил черный человек. – До свидания.
Все черные люди пожали по очереди руки Адамчика. Адамчик медленно пошел сзади. У клумбы стоял милиционер.
– Кто они? – спросил Адамчик тихо.
– Чего тебе? – сказал милиционер.
– Ну, кто эти ребята, негры?
– Ребята, – милиционер засмеялся. – Это министры, а не ребята…
– Министры… – пробормотал Адамчик. – Они же молодые…
– Вот и молодые, – обидно сказал милиционер. – Не то что шалопаи. Жмут на педали и по сторонам не смотрят.
Министры входили в вестибюль «Астории».
– Ничего не понимаю, – прошептал Адамчик, глядя им вслед.
6
– Кореш, стой.
Адамчик оглянулся. У ворот фабрики стоял Генка, пряча в воротник вздрагивающие уши.
– Привет!
– Привет.
– Пошли?
– Пошли.
– Хана, – сказал Генка. – Все.
– Купил мотоцикл? – спросил Адамчик.
– Хана, – вздохнул Генка. – Обчистили. Позарился на дешевку.
– С рук покупал?
– С рук… – вздохнул Генка. – Все, заметано. Люди – гады.
– Гады, – согласился Адамчик.
– Слушай, продай зажигалку…
– Какую? – спросил Адамчик.
– Ту самую.
– Бери, – согласился Адамчик.
Генка отсчитал деньги.
– Слушай, – сказал он, – купи кепи.
Адамчик потрогал заграничную подкладку.
– Восемьдесят.
– Давай…
Свидания назначали в день получки, в садике при Адмиралтействе, у фонтана.
– Купи ремень! – говорил Генка. – Купи цепочку. Продай кепи. Купи пистолет.
Пистолет оказался воздушный. Стрелял пульками, как ружья в тире.
Адамчик с первого выстрела разбил фонарь. Стекло приятно звенело на асфальте.
– Продай пистолет! – попросил Генка.
– Не продам! – ответил Адамчик и нацелился Генке в глаз.
По дворам ходили вместе. Стреляли по очереди. Стекла разлетались по-разному. Лучше всего оказалось стрелять сбоку, вскользь. Стекло вылетало начисто. Но это было трудно, пули часто попадали в переплет.
Распахивались окна. Стучали двери. Сверху не опасно кричали.
– У-у-у! Эх! – отвечал Адамчик.
Генка вторил:
– Гады-ы-ы! Эх!
Приятнее всего было убегать.
Жизнь была веселая.
– У-у-у! Эх! Эх! – кричал на конвейере Адамчик.
С другого края надрывалась тетя Вера:
– Осадка, ровнее! Буду рамки снимать!
– Тетка Верка, купи зажигалку! – кричал Адамчик. – Продай зуб!
Свидания по-прежнему назначались у фонтана. Адамчик приходил раньше от нечего делать. Бегал вокруг фонтана, чтобы согреться. У скамеек ползали разноцветные дети. Адамчик останавливался, смеялся.
– Не трогай, пожалуйста, моих чертежей, – попросил его тихий голос.
Адамчик посмотрел вниз. Он стоял на круге, похожем на велосипедное колесо.
– Это не я первый сказал, – объяснил толстый мальчик в сером пальто. – Это в древности сказал Архимед.
Адамчик прыгнул в сторону, глядя на розовые щеки. Черные глаза мальчика виновато мигнули.
– А что это? – спросил Адамчик.
– Это – очень интересная теорема, и я пытаюсь ее решить, – объяснил мальчик.
– Получается? – спросил Адамчик.
– Пока нет. Хочешь мне помочь? Из точки А к центру окружности проведена прямая…
Мальчик нагнулся со скамейки и показал резной палочкой радиус на чертеже.
– Стильная трость, – сказал Адамчик.
Мальчик поднял глаза и виновато улыбнулся.
– Прости, ты что-то сказал?
– Где тросточку достал?
– A-а, я вырезал ее сам. Тебе нравится?
– Да, – сказал Адамчик. – А у меня есть пистолет. Вот…
Мальчик подержал пистолет в руках.
– Воздушный, – сказал он. – На десять метров бьет точно в цель.
– У тебя есть?
– Нет, – виновато признался мальчик.
– Купи, – неожиданно предложил Адамчик.
– Видишь ли, – сказал мальчик, – у меня нет денег, я ведь еще не работаю, и потом, я не знаю, что с ним делать.
– Стекла бить, – подсказал Адамчик.
– А зачем бить стекла? – смущаясь, спросил мальчик. – Ведь сделать стекло трудно – я был на экскурсии на заводе. И еще, когда я нечаянно разбил форточку, в комнате было очень холодно… А ты уже работаешь?
– Давно, – сказал Адамчик. – Продай тросточку.
– Возьми, пожалуйста, – сказал мальчик. – Я сделаю себе другую.
– За так? – спросил Адамчик.
– Я тебе дарю, в честь знакомства, – сказал мальчик. – И, прости пожалуйста, я очень тебя прошу: не бей, пожалуйста, стекла. А теперь до свидания. Я дежурю по кухне. Надо разогреть ужин.
– Сам стряпаешь? – крикнул вдогонку Адамчик.
Мальчик остановился и объяснил:
– Мы стряпаем по очереди: неделю папа, потом мама, потом я. До свидания.
Мальчик улыбнулся и махнул рукой.
– Ничего не понимаю… – сказал Адамчик, размахивая резной тростью.
– Эй, стой!
От калитки бежал Генка. Он запыхался. Уши таинственно дрожали.
– Слушай, – сказал он, – продай пистолет. Ведьму нашу на работе хочу напугать.
– А зачем? – спросил Адамчик.
– Ну, ведьма, – объяснил Генка. – Надо ее попугать. Стильная тросточка… Продай?
– На пистолет, – сказал Адамчик, размахивая тросточкой.
– За сколько? – спросил Генка.
– Ни за сколько, – объяснил Адамчик. – За так. В знак… знакомства. А теперь до свидания. Стекла только не бей… без меня.
– Стой! – крикнул Генка. – Купи портсигар!
Адамчик надвинул Генке на лоб иностранную кепку:
– Эх ты, уши…
7
После восьми вечера по улице Дзержинского ходят девочки. Прозрачными стайками перелетают с тротуара на тротуар и весело пищат. Адамчик притаился в проезде у фабрики.
Девочки вылетали на свет, останавливались, шептались, осторожно поглядывали в темноту, делали глазки – кокетничали сами с собой.
Адамчик думал, что с ним, и поправлял шарф. Потом догадался, что стоит в тени, вышел под фонарь. Девочки перестали останавливаться. Они проносились мимо молча и только потом немного смеялись, а иногда и оглядывались.
Адамчик поправлял шарф. Девочки убегали.
Наконец две девочки остановились рядом с ним и стали по очереди завязывать шнурки. Одна загораживала от прохожих другую. Одна была беленькая, другая – рыженькая. У одной была синяя вязаная шапочка, у другой – красная.
Адамчик помахал рукой. Девочки хихикнули.
Когда он поравнялся с ними, девочки подняли головы и внимательно посмотрели ему в глаза. Он остановился, а девочки медленно прошли вперед, так медленно, что Адамчик двинулся следом.
Девочки шли быстрее, Адамчик разгонялся. В глазах мелькали шапочки. Девочки останавливались в тени, и Адамчик проскакивал вперед. Девочки смеялись и догоняли его. Шли сзади. Ему казалось, что они дышат и шепчутся под ухом. Оглядывался. Девочек не было. Впереди раздавался смех. У него кружилась голова. Он хотел догнать шапочки и стукнуть. Нет, даже не стукнуть. В ушах рассыпался смех.
Сворачивая во двор, девочки помахали Адамчику. Он долго еще стоял во дворе, но смеха больше не слышал.
Тогда он вышел и стал читать газету. В глазах прыгали жирные черные слова: «тунеядцев-паразитов», «арестованы».
На улице стало очень плохо, но Адамчик не знал, куда пойти. Хотелось кого-нибудь стукнуть – просто так, ни за что.
– Газетку читаешь?
Адамчик оглянулся. Лучший обойщик Юрка, взрослый и красивый, приятно улыбался.
– Плохое настроение, малыш?
Адамчик кивнул.
– А у меня хорошее, – похвастался Юрка. – У меня всегда хорошее, правда? Пойдем к Яше, поставлю стаканчик!
– Да не хочу! – сказал Адамчик, но Юрка взял его под руку и повел.
– Ты не читай газеты, – говорил по дороге Юрка. – Я так совсем не читаю, чтобы настроение не портить. Вечно кого-то ругают. Читаешь – будто сам виноват.
– Новенький, – сказал Яша, наливая в стаканы портвейн. – Первый раз вижу.
– Это наш, – объяснил Юрка, – Адамчик.
– Ну, что ж, доброго пути! – сказал Яша, подвигая стаканы. – Будем встречаться лет двадцать, если не случится войны.
Адамчик выпил портвейн и поморщился.
– Не нравится? – спросил Юрка.
– Не люблю, – признался Адамчик.
– А я люблю, – сказал Юрка, поглаживая горло. – Что у тебя такая кислая морда?
– Не знаю… – сказал Адамчик.
– Наверно, от природы. Все люди от природы или веселые, как я, или кислые. Хоть на улице посмотри. Одни идут улыбаются, другие чуть не ревут.
Юрка заказал еще стакан и выпил, глядя на Адамчика.
– Везет мне, малыш, – весело сказал он. – Уж так везет, только не умею пользоваться. В тот месяц двенадцать матрасов поднял, по три часа работы. Посчитай сколько, если по восемьдесят.
– Девятьсот шестьдесят! – сообщил Адамчик.
– Вот именно! И работы такой – сколько хочешь!
– Халтура… – мрачно сказал Адамчик.
– Ну, я не брезгую. И девки меня любят. На той неделе пять адресов записал, сейчас к одной пойду.
– Беленькая? – спросил Адамчик.
