Текст книги "Бремя феодала (СИ)"

Автор книги: Сергей Кусков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

– Ромарио! – бросила в спину Наташа. – Всё в порядке?

Обернулся. Улыбнулся ей.

– Да. Пошли, узнаем, как тут что?

Справа от меня шёл Лавр, не думая оставлять одного. Так втроём мы и дошли до столика убивцев.

– Приветствую, благородные сеньоры, – уважительно склонил я голову. – Меня зовут Ромарио Валуа, баронет с Севера. Еду на фронтиры по поручению отца, дабы заслужить наследство. К вашим услугам!

– Привет тебе, баронет Валуа, – после длительной оценивающей паузы, тщательно меня просветив во всех спектрах, произнёс сорокалетний сухощавый благородный с суровым лицом, которого, однако, я мысленно не назвал лидером компании. Авторитетом, опытным, но не самым главным. «Боцман» – пронеслось в голове. – И какой у тебя к нам вопрос?

– Какая обстановка сейчас на фронтирах, и какой лучше выбрать для службы в этом году? – играл роль по нотам я. Вопрос для «туристов», особенно юных, непраздный.

Террористы переглянулись. Проезжий баронет принял их за тех, кто отслужил контракт на границе и двинул на север, поискать счастья в грядущей заварухе. Нормально, годная легенда. Послать меня сейчас для них – расписаться в том, что они не оттуда. Тогда ведь возникнет вопрос, а откуда? А вопрос этот лучше вслух не задавать. Даже случайно проезжающему мимо баронету.

– Присаживайся, баронет, – произнёс другой человечище, тоже сухой, но при этом жилистый мужик лет сорока пяти, обильно убелённый сединой. А вот этого я определил как главного. Кивнул на место напротив себя. – Но на сухую такие разговоры не ведутся.

– Рома, мы переодеться и спустимся. Ждём тебя. – Наташа потянула за рукав начавшего упираться, но в итоге сдавшегося с тяжёлым вздохом Лавра.

– Насухую? – Я картинно замялся. – Какие проблемы? Эй, человек! – Поднял руку. – Вина мне и благородным сеньорам.

К нам подбежал пробегавший неподалёку (от другого столика) служка:

– Какого, благородный сеньор?

– Самого… Лучшего, – скрепя сердце и со вздохом выдавил я, как бы выдавая, что беден и экономлю каждый асс.

– Принеси то, что наливал вчера, – понял мои волнения и помог капитан, возможно, это и был тот самый Гримо.

– Понял, сеньор, – склонил голову служака.

– Вот так он и решил, – подводил я рассказ к концу, попивая не то, что отвратительное вино, но, скажем так, сильно не «Южную принцессу». – Если я хочу наследовать – должен доказать, что мужчина. Не в мелких стычках, а в настоящей войне против настоящего набега. По его стопам. Ибо «Каждый мужчина должен попробовать кровь степняка, иначе что ж он за мужчина!» – перекривил я несуществующего родителя, сатрапа-барона. – На самом деле я не боюсь, и готов к испытаниям, – как бы осёкшись, чтобы чего не подумали, сделал испуганные глаза, – просто… – Поёжился. – Всё равно страшно. Неизвестное страшит. Степняки… Про них в наших краях ходят легенды одна страшней другой. Падре говорит, что душа тех, кого съели исчадия ада, останется неприкаянной, господь никогда не заберёт её к себе. Но я всё равно готов испытать себя и защитить человечество.

Слушающие нас работники кинжала и стилета лишь усмехались рассказу наивного юноши с самого дальнего края Ойкумены, живущего в предгорьях Северных Гор, отделяющих королевство от ледяных арктических ветров этого мира.

– Гоните в шею такого падре, – задумчиво хмыкнул «боцман». – Если тебя убили – то убили. Плевать, съели тебя или нет, твоя душа уже принадлежит богу.

Я оказался прав, сухонький жилистый и являлся командиром отряда, а этот – его заместителем. Командир предпочитал молчать, предоставляя «боцману» решать говорильные вопросы. Вначале сверлил меня глазами, но после потерял к моей персоне интерес. Звали его не Гримо, а Себастьян, и был он из Вандалузии. И был он то ли пятым, то ли шестым капитаном отряда (по словам «боцмана»), а самому отряду уже более сотни лет, и почему он так называется – никто не помнит. Естественно, они – бравые вояки с девятого фронтира, а как же! Закончили контракт и подались на север, в Картагену – наёмничья звезда она такая, сродни цыганской.

Судя по суровому блеску в глазах, на фронтирах они воевали. Все или почти все. Это нормально, ведь личный путь до попадания в разбойники у парней каким-то да был, и сам отряд не всегда разбойничал. Я в тему с вопросом о фронтирах. И советы мне сейчас давали на самом деле дельные.

– …Так что лучше всего езжайте на второй, третий или двенадцатый фронтиры, – закончил мысль «боцман», позволив одному из своих людей рассказать о прелестях засадной тактики степняков, заманивающих в ловушку беспечный рыцарский отряд. – Там спокойнее.

– Я не хочу где спокойнее! – картинно вспылил я. – Я не боюсь боёв и крови!

– Ну и дурак! – а это резко, как гром, пригвоздил к стулу голос капитана. – Никто не сомневается в твоей храбрости и решимости драться, юноша. Но надо думать головой. В бою всегда нужно думать головой. И в первую очередь нужно думать о том, как на войне выжить. Ибо только выживя, ты сможешь догнать степняков и наподдать им. Если ты глупо сдохнешь в первые моменты набега – ты ничем не сможешь помочь человечеству.

Я ещё какое-то время картинно попыхтел, но пришёл к мысли, что капитан мудрый мужик, сбавил обороты, и понял, что настоящий баронет должен сейчас себя чувствовать неловко.

– Спасибо за науку, сеньоры. Учту. – Склонил голову, демонстрируя искреннюю благодарность. – А теперь позвольте переодеться с дороги. – Приподнялся, отставив полупустой кубок. – Скажите, тут будут играть что-то более весёлое? – Кивнул на существо, продолжающее терзать дудку-флейту.

– Дык, знамо, будет! – ответил усатый тать слева от «боцмана». – Это ж «Золотой телец». Тут всегда выступают. Сейчас, народ ещё подтянется, и начнут. Сегодня какой-то знаменитый на Западе менестрель выступает.

– Ещё раз благодарю. – Новый поклон головой, после чего развернулся и пошёл наверх, к своим.

Наташа сняла нам один номер на двоих. Берни посмотрел косо, но я лишь пожал плечами – уже сказал про кошечек, гуляющих где им хочется. Герцогёныш простой, типовой мальчик-наследник, каких в королевстве десятки. Лесу малоинтересен. А вот попаданец из техногенного условного будущего – это Монтана! Ради этого стоит потратить оставшееся для разведчицы время. Берни, ничего личного, это просто шпионские игры с потенциально враждебным королевством.

Переоделись. Я нацепил парадный камзол (таскаю его в вещмешке – пока не было случая одеть, даже в Магдалене шастал в простой одежде, чем вызвал у горожан иронию и насмешки, на которые было, естественно, плевать), пристегнул меч. Обычный – не до графских сейчас. Палево. Помог зашнуроваться ей. После чего мы спустились, первые, и заняли столик у самой «сцены» – тавернщик, понимая расклады, «забил» его на вечер за нами. Причём сам, без просьб. Баронеты в его заведении случаются, но не каждый день, и понимать в статусе надо чутьём, если не хочешь прогореть. Наёмники сидели через столик справа, у них место было угловое – и это правильно. Спиной к стене, лицом к окнам и дверям, выход в кухню – справа. Всё логично, в этом мире не читают боевиков и криминальных романов, но головой люди думать умеют. Заказали поесть, и тут же получили горячую баранину с овощами и прохладное вкусное пиво. На что накинулись с аппетитом – в походе вкусно не покушаешь, а ночевали эти дни мы в поле.

Спустился и Бернардо с наставником, и Сигизмунд с Лавром подсели. Потом спустился и Клавдий – ага, какая же движуха без него, напросился ехать с нами. Что воины с нами за столом, хотя они телохраны? Так сеньор может есть за одним столом с вассалами, это нормально. Наоборот, это правильно! В этом и суть сеньората-вассалитета. И скоро парни станут на самом деле… Вассалами. Ибо дружинник это не вассал впрямую, но очень сильно похожий статус. Поднесли еду и пиво с вином и им. Несколько наших воинов расселись по залу, в самых разных местах, но я видел, что парни перекрыли и вход, и были в зоне досягаемости служебного входа в кухни, и лестница наверх, в комнаты, была в шаговой доступности. Вольдемарова работа – научил.

Мы какое-то время были центром внимания. Ибо тати как никто другой разбирались в скрытности и безопасности и также увидели размещение наших воинов. Немного напряглись, но, так как мы усердно играли свою роль, постепенно расслабились. Что они, проезжающих мимо баронетов что ли не видели?

Концерт продолжался. Коротышка, то ли он управляющий-администратор, то ли и есть хозяин, лично вышел после ушедшего существа, и объявил о выступлении дорогого гостя из далёких краёв – менестреля, трубадура… Это я иронизирую если что, в местном испанском есть слово «музыкант», то есть тот, кто в принципе занимается музыкой, и слово «уличный музыкант», в значении лабух, ярмарочный развлекатель. И вот это второе слово подсознание переводило словом «менестрель». Коротышка назвал оба этих слова. Короче, «выступает менестрель-музыкант Сильвестр из далёкого…» Название города пронеслось мимо – где-то за пределами королевства на западе.

Сильвестр представлял из себя невысокого блондина лет (наших) двадцати пяти, не больше. Мальчик, юноша. Щуплый, сухонький, совершенно не брутальный на фоне как рыцарства, так и крестьянства, да и вообще всех местных. Сурова жизнь странствующего менестреля, не всегда на корку хлеба есть деньги. Чёлка-каре, волосы длиньше «крестьянских» норм, но сильно короче длинных волос а-ля Марко Хиетала, Кипелов или любой рокер восьмидесятых. Мне этот Сильвестр сразу чем-то понравился. Смотрел он на всех… Не так, как смотрит большинство. Ибо тут человека можно палить не по одежде, а просто по взгляду. Рыцари смотрят свысока, с презрением. Попы – просто сверху вниз, как на дерьмо, но их работа – черпать это дерьмо во славу божию. Но ты всё равно при этом остаёшься дерьмом, как ни крути, это данность от бога. Крестьяне в глаза почти не смотрят – забитый взгляд. И всегда благородных боятся. Купцы – взгляд прожжённых пройдох, не знаю как, но я всегда отличаю купцов от других именно взглядом, как бы они ни были одеты. Ну, а ремесленники смотрят пусть и не настолько забито, как крепостные, но всё равно снизу вверх и исподлобья. А этот смотрел… Иначе. И как на равных, и как на неравных одновременно.

– Первая песня посвящается моему другу, который… – начал что-то лепетать Сильвестр, но я не слушал голос. Я смотрел на музыкальный инструмент. Это была лютня… Но не такая, как в «Сийене» у эльфийки, не такая как все иные, виденные мною тут. Гриф её был длиннее и у́же привычных. Хотя струн по-прежнему дофигища, и все – сдвоенные.

Далее следовала медленная лирическая композиция… Блеять! Я чуть не выругался, когда услышал аккорды! «Метла», «To Live Is to Die», собственной персоной!

Где бы я, Рома Наумов, ещё услышал живьём «Металлику» на лютне, как не в средневековом магическом мире? Маму иху в задницу!

– Сигизмунд, следить за этим парнем! – бросил я телохрану, стараясь через силу расслабиться. – Передай всем. Если выйдет «проветриться» – смотрите, чтобы не ушёл. После концерта хочу с ним поговорить, и говорить хочу на своих условиях.

– Понял. – Отрок приподнялся чтобы пойти дать указания своим, но я придержал за рукав:

– Не бить и тем более не калечить! Менестрели – натуры нежные, творческие. А мне нужно добровольное сотрудничество.

– Понял, – снова кивнул отрок и отошёл.

– Что такое? – оживился Бернардо. Я отмахнулся.

– Позже. Давай пока слушать концерт?

– Сеньоры ещё что-нибудь желают? – спросил пробегавший мимо слуга.

– Ещё вина! – Это Бетис-Плантогенет.

– И жареной рыбы. – А это его дядька-наставник.

– Пас! – открестился я. – Хотя нет, пива ещё. Но не крепкого.

– Это то, что я думаю? – мурлыкнула в ухо эльфийская кошка.

Я не ответил. Клавдий же довольно, как сытый кот, оскалился.

Многие вещи, играемые этим типчиком, были незнакомыми, явно местные. Зал таверны гудел, народ галдел. Мне пиво дало по шарам, я непроизвольно расслабился. И, например, во время медленных песен махал над головой стоявшей на столе свечкой. И подал нездоровый пример – другие столики в унисон со мной начали также качать своими свечками. Отчего перепугались как коротышка-администратор (пожары здесь – страшное бедствие), так и сам Сильвестр. Угу-угу, помнит, каналья, как ещё совсем недавно светили на концертах фанаты зажигалками! Сейчас телефонами светят, времена изменились, а это не то, свечками или жигами – куда эффектнее!

Но расслабился не только я. Некоторые представители террористов потеряли берега, и один из них нагло подкатывал к эльфе, приглашая её «разделить с ними компанию» или на танец. Танцы тут были, свои, местные, и чем-то походили на испанские нашего мира, но лишь отдалённо. В местных мотивах было что-то от андалузского фламенко, от пасодобля, но одновременно они не были на них похоже. Этот мир развивался самостоятельно, самобытно; тут не было арабов, принёсших на Пиренеи восточную культуру, сплавив её с той, что была в римской Иберии. Но всё равно мотивы чем-то похоже.

– Сеньора не танцует! – огрызнулся я, когда тип надоел и начал переходить границы.

– А ты… Да ты… – Зырк пьяных ненавидящих глаз. – Кто ты вообще такой? Юнец!

Берни рядом уже давно напрягся. Сигизмунд и Лавр только ждали сигнала к началу. Как и все парни сзади нас. Я посмотрел на «боцмана» и капитана татей… М-да, проверка на вшивость. Там тоже всё рассчитано и все готовы. Нельзя реагировать привычным здесь способом! Последует вызов на дуэль, где данная боевая особь вдруг «протрезвеет» и посчитает мне кончиком меча кишки. Не насмерть, нет – зачем… Хотя все под богом, могу и дать дуба, но не специально. Это у местных развлекуха такая. У всех местных. Мы ж мажоры, «туристы», едущие чтобы стать взрослыми, почему не поиздеваться и не показать деткам их реальное место?

Значит, надо удивлять. Как обычно. Первое правило попаданца.

Я поднялся, обойдя эту груду «пьяных» мышц, и направился сразу к столику капитана. С вызовом бросил ему в лицо:

– Сеньор, уйми своего человека!

– Баронет? – Капитан, и до того напряжённый, собрался ещё больше, встал. Рядом вскочили его гориллы, включая «боцмана».

– Ты меня прекрасно понимаешь, – усмехнулся я, вновь используя маску голливудского дешевого злодея. – Эта эльфа служит моей семье четыре поколения. Я не буду вызывать на дуэль, я просто проткну кишки твоему человеку. И виноват в этом будешь ты.

Наши взгляды встретились, словно два пудовых молота. Не пасовать! Ни в коем случае не показывать слабость или растерянность! Только решимость идти до конца и драться за каждый свой жест, за каждый чих. Иначе съедят. Малейшее проявление не слабости, а просто растерянности – и схарчат. Это жестокий мир. Драки будет не избежать, а мы пока не готовы к драке – городские ворота на замке.

Выдержал. Капитан Себастьян как его там расслабился и бросил «боцману»:

– Уйми его. Эльфийская сеньора – леди, а не дешевая подстилка, баронет прав.

– Есть! – вытянулся помощник и вышел из-за стола, направляясь к своему «трезвеющему» человеку.

– Баронет, ты, смотрю, не из робкого десятка? – криво усмехнулся капитан мне. Дескать, игра не вышла, но мы ещё поиграем, это не конец.

– Я – наследник своего отца, – спокойно, с королевским величием ответил я. – А ещё я не люблю отвечать на вызовы привычными инструментами. Рекомендую трижды подумать, прежде чем цеплять меня или кого-то из моих друзей или вассалов.

– Твоё здоровье, баронет Валуа! – Он поднял кубок, отсалютовал и выпил. Надо же, даже имя запомнил. – Уважаю смелых. Главное, чтобы на фронтире твоя смелость не переросла в безрассудство.

Экзамен сдан, не начавшись. Прикольненько.

– И вам не болеть. – Я косо осмотрел татей, стоящих в ожидании махача вокруг стола, кто-то картинно убрал руки с эфесов. – Всего хорошего! – Кивнул и ушёл к себе.

– Это не конец вечера, – выдал умную мысль дядька Берни.

– Да, но если будем сидеть тихо – всё пройдёт хорошо. Первыми нас не тронут, и особо нагло провоцировать больше не будут, – сказал Клавдий.

– Значит, будем провоцировать мы, – потянув вино, заметил я.

Бернардо аж закашлялся:

– Ри…Ромарио, ты сумасшедший! – И продолжил шёпотом. – Я думал это всего лишь разведка. Просто способ проникнуть внутрь.

– Конечно. Так и есть! – не стал разуверять его я.

Но не сказал, что «просто» не бывает. «Просто» даже котики не родятся. Татей под утро надо собрать в одном месте, чтобы не искать потом крыс по кораблю… То есть по городу. А значит надо провоцировать и забивать «стрелку». Они – братки, поймут правильно.

– Ромарио, ты не даёшь другим пригласить меня, но и сам не танцуешь! – уточкой надула губки эльфа. – Это неправильно.

– Сеньорита… – Я встал, отодвинул стул и склонил голову, протягивая руку – приглашая.

– Сеньор! – она протянула в мою руку ладошку, поднялась, сделала книксен.

Танец был чем-то похож на пасодобль – нотки боевого марша так и сквозили. Не такой «южный» и «горячий», но всё же жаркий и страстный. И, что меня-Рому порадовало, Рикардо танцевать умел. Виконт, наследник – должен был уметь.

Тан-тада-тан, тада-тан… Тан-тада-тан, тада-тан… Играла всего одна лютня – это плохо. Ни ударных, ни маракасов. Но акустика в зале была на уровне – не подкачала. Возможно, знания Старой Империи – там умели амфитеатры с акустикой строить. А может эльфийские технологии. Лютня, сама по себе тихая, тут звучала достаточно громко, и мы кружились в импровизированном танце, прыгая друг вокруг друга, как здесь принято.

Наших танцев-обжиманцев тут не знали. Были танцы, где мужчина держал женщину за талию и вёл, но в основном для салонов. А так прикосновения ладошками в основном, и прыжки. Своеобразно, но каждая самобытная культура имеет право развиваться так, как ей хочется. И прогрессорствовать не буду – а не умею я наши танцы танцевать – нельзя объять всё на свете.

Наконец, сели. Налили вина. Я даже потянулся пригубить. Менестрель Сильвестр тем временем, дав публике рассесться (мы не одни плясали), сделал паузу и произнёс:

– Признаюсь, братья, вам, я дедушку любил.

Обращение «братья» норма для всех сословий – мы братья во Христе. Дети божьи. Но мне слово перевелось ближе к значению «братцы», то есть коллеги по выполняемому делу, близкие по духу люди. И отставив кубок, я на автомате, вообще не задумываясь, прокричал по тексту на весь зал:

– Так он же бил тебя?!

Пауза. Сильвестр, думавший что-то такое сказать, продолжив монолог, раскрыл рот. Затем закрыл. Испуганно вытянул лицо в гримасе удивления, снова раскрыл рот. Затем сориентировался, подскочил, и, яростно крестясь, вылупив глаза, произнёс:

– Клянусь, за дело бил!

Зал загудел – поверил. Хорошая игра. Я же пока молчал, ибо по тексту и должен был. Менестрель чуть успокоился и присел назад. Продолжил также по тексту. На местном эти слова звучали без рифмы, рифма отдавалась только в попаданческой памяти, но я-то помню, как должно звучать:

– Он хоти и строгий был, зато меня учил. Всё, что я знаю – от него я получил! – Музыкант показал нам свою лютню, имея в виду талант? Умение играть? Продолжил, снова перейдя на тональность убеждения. – Ну, а когда хотелось баловаться мне – так тут святое – врезать плёткой по спине!

Моя партия. Если по тексту. И я, играя перед притихшей таверной, замолчавшей от такой неожиданной ботвы, ибо все понимали, что проезжий баронет не может быть подсадной уткой в зале у нищего менестреля… В общем, я не ударил лицом в грязь:

– Так что же с дедушкой приключилась за беда? Ведь у него здоровья было – хоть куда! – На местном прозвучало «ведь он был здоров как бык».

Сильвестр, успокоившись и также войдя в роль, развалился на стуле, развёл руки, в одной из которых была лютня, в стороны:

– Увы, охотников в округе нет теперь. И стал всё чаще нас лесной тревожить зверь. Я думал, сделаю из волка колбасу! – в притворном гневе, вновь вылупив глаза, подскочил он. И снова опал. – Да где ж разбойника найдёшь теперь в лесу…

В таверне, как в песне, никто не смеялся. Ибо волки – серьёзная напасть, многих загрызают, особенно в лесах ближе к северу зимой. Но буду честен, некоторые наёмники всё же улыбнулись – ценят чёрный юмор.

Далее шла песня, один в один наша, только рифма была переложена на местный романно-иберийский. Талантливо переложена, я аж заслушался! Ничего пропущено не было. Про то, как скрипели у телеги старые колёса, кобыла шлёпала по грязи, а усталый дед ехал и думал о ночлеге… И просил кобылу – быстрей в село вези.

Слово «ружьё» было заменено на «рогатину». Это короткое толстое охотничье копьё – боевые крестьянам не положены. Ага, жаль нет рогатины! А свирепый хищник под вечер чертовски опасен. А до села ещё нескольк миль, и путь в тумане кобыле не ясен. И дедушка в конце также был скушан в эту ночь.

Не знаю почему, но тут народ в конце смеялся. Тёмные века, тянет на чёрный юморок?

– Сигизмунд, не забывай, что сказал, – повторился я.

– Угу, – кивнул отрок. – Уже понял. Ещё один?

– Ещё один? – не понял я.

– Уже третий, – пояснил он. – Ты, лекарка… Теперь этот…

– Молчать! – зашипел я.

– Лекарка? – А это эльфа. Остальные за столом ничего не услышали. – Которая изобрела те лекарства?

Да йоб же ж вашу мать! Твою бога душу! Счастье на мою голову длинноухое!

– Зай, я готов сотрудничать с Лесом. Но на равных паритетных условиях! – шёпотом заявил я, с силой пнув ойкнувшего Сигизмунда под столом. Кажется, наше расставание с Наташей не будет долгим. И Лес – не Карлос, не надо недооценивать древнюю цивилизацию. – Но если пришлёте диверсантов – очень на вас обижусь. Помяни моё слово, со мной лучше сотрудничать добровольно и на равных, больше приобретёте выгоды.

– Я донесу эту мысль до старейшин, – кивнула эльфа. И была предельно серьёзной.

– Что мы опять пропустили? – А это Бернардо. Я на такой вопрос лишь вымученно вздохнул.

А менестрель, словив порцию аплодисментов, завёл новую балладу. Которая началась балладой, но далее пошла быстро-быстро, хотя мотив был сильно медленнее и спокойнее нашей версии (на лютне не играюбт боем).

– За столом сидели мужики и ели. Конюх мясом угощал своих гостей…