Текст книги "Ранние формы религии"

Автор книги: Сергей Токарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 48 страниц)

Религиозное освяшение
целомудрия и аскетизма

Все рассмотренные до сих пор виды ограничений и запретов в брачно-половой области, санкционируемые религией, имели либо стихийно-инстинктивное, либо преднамеренное и рассудочное происхождение, но ни в том ни в другом случае не вызывались никакими суеверными побуждениями: религиозная санкция привнесена в них позже, да и то далеко не везде. Напротив, обычаи, предписывающие полное воздержание в половой сфере, временное или постоянное, т. е. половой аскетизм, обязательное целомудрие и пр., связаны с религиозномагическими представлениями с самых первых своих шагов.

Подавление естественного полового влечения, запреты половых отношений известны у всех народов, начиная с самых «первобытных». Но на ранних стадиях развития все эти запреты временные. Таково, например, предписание полового воздержания для охотника перед промыслом, для воина – перед походом, иногда для земледельца – перед посевом; таково требование длительного воздержания от половой жизни для посвящаемых юношей, для кандидатов в знахари, колдуны, шаманы.

Требование временного полового воздержания могло иметь рациональные корни. Так как половые сношения иногда ведут к ощутительной временной физической слабости, то понятно побуждение воина, охотника, рыбака воздерживаться от них перед началом своего дела. Для посвящаемого юноши половое воздержание составляло часть системы физической и моральной тренировки и муштровки. Но к этим «разумным», так сказать, мотивам воздержания примешался, как это часто бывает, суеверный запрет, примешалась суеверная санкция. Отраженным воздействием суеверных представлений можно объяснить то, что, например, по обычаям некоторых народов женщины должны соблюдать половое воздержание во время отсутствия мужей, ушедших на охоту или на войну.

Что касается предписания полового целомудрия, «пожизненного» религиозно-полового аскетизма, то он встречается в обычаях только тех народов, у которых уже произошел раскол общества на классы и в связи е этим выделились профессиональные служители культа – жрецы. Но и здесь это редкое явление. В брахманизме – индуизме аскетическое целомудрие считалось обязательным для брахмана во вторую половину его жизни. В классической Греции жрецы и жрицы некоторых храмов должны были соблюдать целомудрие. В Риме таковое требовалось особенно от жриц богини Весты – весталок. Гуннар Ландтман в своей книге об истории жречества правильно рассматривает подобные ограничения как одно из средств, подчеркивающих выделение жречества в обособленную социальную группу[203]203
  Landtman G. The origin of priesthood. P. 155


[Закрыть].

Наиболее законченного развития достиг принцип религиозно-полового аскетизма в монашестве, практикующемся в таких религиях, как христианство, ислам, буддизм, частью в китайском даосизме. В католической церкви требование безбрачия распространяется вообще на все духовенство. Наконец, уродливую форму принял тот же принцип религиозного полового аскетизма в практике самооскопления, известной в некоторых древневосточных культах – в культе Аттиса и Кибелы фригийских, в культе Иштар вавилонской и др., наконец, в христианской секте скопцов. Это наиболее последовательная, доведенная до дикого изуверства форма полового табу.

Во всех подобных явлениях движущей силой выступает уже чисто религиозный мотив: стремление угодить божеству при помощи жесточайшей жертвы либо представление о греховности половой жизни как таковой, связанное с общей идеей греховности материального мира. То и другое – явления, свойственные лишь поздним стадиям развития религии, отражающим далеко зашедшие классовые противоречия.

Суеверные представления
о «нечистоте» женщины

Нам осталось коснуться еще одного вида полового табу: суеверного представления о «нечистоте» женщины. Корни этого представления, сыгравшего столь зловещую роль в истории человечества, кроются в глубокой древности и сами по себе, как это обычно и бывает, не связаны ни с какой религией, ни с какой магией. Думается, что этих корней два.

Первый из них – чисто биологический. Организм женщины переживает моменты, когда он требует половой неприкосновенности: это период месячных очищений и послеродовой период. Естественно, что у всех народов существует чисто стихийное, биологически обоснованное убеждение, что в эти моменты мужчина не должен общаться с женщиной. Отсюда инстинктивное отвращение к менструальной крови.

Второй корень – социальный, он связан с половозрастным разделением труда. По мере его развития – еще в рамках первобытного охотничье-собирательного хозяйства – стихийно складывалось представление, известное опять-таки всем народам, что мужчине непригоже заниматься женскими делами и наоборот. Женщины обычно не принимают участия в охоте (кроме массовой облавной охоты), в морском промысле (кроме единичных случаев, например у тасманийцев, частью огнеземельцев), а мужчины пренебрегают разыскиванием растительной пищи.

И вот на этой двойственной почве, первоначально здоровой, оправданной и биологически и исторически условиями материального производства, выросли со временем ядовитые цветы: представление о «нечистоте» женщины, как таковой, и унизительные для женщины ритуальные ограничения и запреты. Это понятие «нечистоты» – уже не физической, не материальной, а ритуальной, религиозной. Само соприкосновение с женщиной, особенно в определенные моменты, грозит магической опасностью, вредит промыслу; присутствие женщины оскверняет святость некоторых наиболее священных мест.

Причины появления этих ядовитых цветов, этого надругательства над человеческим достоинством женщины, над женской природой надо, видимо, искать в социальных явлениях: в том переходе от материнского права к отцовскому, который составлял часть общего процесса разложения общинно-родового строя и который ознаменовался в конечном счете «всемирно историческим поражением женского пола», как назвал его Энгельс.

У австралийцев и у других племен, находившихся еще в условиях доклассового строя, разобщение полов было, но оно вовсе не означало ритуального унижения женщины; наступление половой зрелости девушки ознаменовывалось лишь несложным обрядом и отнюдь не вело к длительной и тягостной изоляции: женщины и подростки не допускались к тотемическим церемониям, но и мужчины не участвовали в женских обрядах. А уже у меланезийцев, где мы воочию видим развернувшуюся борьбу отцовского права с материнским, представление о «нечистоте» женщин очень заметно, но опять не везде. Если на Тробриандовых островах женщины пользуются еще полной свободой и равноправием, там нет унизительных для женщин обычаев изоляции и связанных с этим понятий, то на соседнем острове Новая Ирландия материнское право потерпело уже существенный урон, и там наблюдались почти террористические методы подавления свободы женщин: девушек, достигших половой зрелости, сажали в маленькие темные и душные клетки, где они должны были безвыходно сидеть в течение четырех-пяти лет. Наблюдатель, сообщающий об этом диком обычае, рассказывает, что он сам с трудом мог выдержать несколько минут, просунув голову внутрь этой душной и жаркой клетушки. Подобные обычаи, конечно не везде столь изуверские, отмечены и в некоторых других местах Меланезии. В Полинезии ритуальные ограничения, лежавшие на женщинах, вплетались в сложную систему табу. Для женщин были табуированы (правда, не везде и не одинаково) некоторые виды пищи, например свиное мясо, употребление кавы, вход в святилище и в жилище вождей и знати, кое-где женщины не могли входить в лодку, ходить по некоторым дорогам и пр.[204]204
  Lehmann F. Die polynesischen Tabusitten. S. 160–169.


[Закрыть] Что касается общего почти всей Океании обычая раздельной еды мужчин и женщин, он относится больше к обычаям разобщения полов (см. выше.).

Однако у народов Океании представления о «нечистоте» женщин и связанные с ними ритуальные запреты не получили еще особого развития. У народов арктического Севера они выражены гораздо сильнее, хотя опять не у всех. Таких запретов не было у чукчей, коряков, ительменов, где наиболее сохранились остатки материнского рода: у этих народов женщины пользовались даже привилегированным положением в обрядовой жизни. Но например, у ненцев, у которых следы материнского рода почти изгладились, ритуальные ограничения, лежавшие на женщинах, были очень строги и их сопровождала идея «нечистоты» женщины: женщина не могла прикасаться к промысловому инвентарю, перешагивать через него, не могла прикасаться к нарте, на которой перевозили священные изображения, не могла обходить кругом чума, не могла употреблять некоторых видов пищи – мяса медведя, осетра, щуки, головы оленя и др. У некоторых народов Сибири, например на нижнем Амуре, был обычай удалять женщину на время месячных очищений и на время родов в особый холодный шалаш, где она оставалась без всякой помощи. Такой же обычай известен и у некоторых других народов, например у горцев Кавказа – хевсуров, пшавов, тушин и др.[205]205
  В книге Плосса и Бартельса приведено много фактов ритуальной изоляции девушек при наступлении половой зрелости; сроки изоляции весьма неодинаковы у разных народов: от нескольких дней до нескольких месяцев и даже лет (Ploss Н., Bartels М. Das Weib in der Natur und Völkerkunde. S. 472–479); еще больше подобных фактов со всех частей света собрал Д. Фрэзер (Frazer Z. G. Balder the beautiful. L„1913. V. I. P. 22–70).


[Закрыть]

Подобные обычаи ритуальной изоляции женщин связаны с широко распространенным суеверным убеждением, что женщина во время ее периодической «нечистоты», особенно при первом ее появлении, может причинить магический вред окружающим. В Индонезии есть поверье, что мужчина даже при случайном приближении к ней может потерять свою силу, не будет побеждать врагов на войне. Эскимосы Берингова пролива верят, что мужчина от этой же причины может потерять охотничье счастье. Жители Уганды верят, что менструирующая женщина может одним прикосновением нанести болезнь на своего мужа, а если прикоснется к его оружию – он будет убит в первом же бою. У индейского племени гуайкири (река Ориноко) есть даже поверье, что женщина в этом состоянии может вызвать засуху.

Остатки такого суеверно опасливого отношения к женщинам сохранились и у народов Европы: известно, например, предубеждение рыбаков против присутствия женщины в лодке во время промысла – это дурно-де влияет на улов рыбы; подобное же предубеждение есть у шахтеров, из суеверных мотивов не позволяющих женщинам спускаться в шахту.

В религиях классовых обществ – в связи с сохранением в них отраженных пережитков патриархального уклада – взгляд на женщину как на неполноценное и нечистое существо порой очень резко выражен. Женщина была отстранена от участия в семейно-родовом культе в античных религиях.

Древнееврейская религия настойчиво подчеркивает подчиненность женщины. По библейскому мифу, первая женщина сотворена богом из ребра первого мужчины, сотворена как «помощница» ему. Религиозный закон евреев строго устанавливал сроки ритуальной «нечистоты» женщины: например, после рождения мальчика женщина «нечиста» в течение 33 дней, а после рождения девочки—66 дней; в это время она «ни к чему священному не должна прикасаться и к святилищу не должна приходить, пока не исполнятся дни очищения ее» (Лев. 12: 1–5).

Христианство унаследовало этот взгляд на неполноценность и «нечистоту» женщины. В Первом послании к коринфянам подчеркивается подчиненность женщины: «ибо не муж от жены, но жена от мужа; и не муж создан для жены, но жена для мужа» (1 Кор. 11: 8–9). Священник читает «очистительную молитву» над роженицей. Женщина не может входить в алтарь православного храма, чтобы не «осквернить» находящиеся там священные предметы. В представлении христианских фанатиков-аскетов женщина есть «сосуд дьявольский». В мусульманской религии подобный унизительный взгляд на женщину еще заметнее. Женщины не должны молиться Аллаху, за них это делают их отцы или мужья. Женщина не может входить в мечеть. В рай Мухаммеда женщины если и допускаются, то только в качестве услаждения для праведников-мужчин. Даже буддистская религия – с ее сравнительно мягким воззрением на все живые существа – все же не избежала высокомерного взгляда на женщину как на нечто опасное: есть, например, предание об одном разговоре Будды с его учениками, где он предостерегает их даже от вида женщины и от разговора с нею.

Вера в половую связь человека
со сверхъестественными существами

Выясняя истоки эротических культов, мы должны обратить внимание помимо рассмотренных уже явлений половой магии, половых запретов, религиозного освящения брака еще на одну категорию верований, коренящуюся тоже в глубоко архаических представлениях и в конечном счете – в архаических формах общественной жизни. Речь идет о вере в половые связи между человеком и сверхъестественными существами.

Напомню еще раз теорию Л. Я. Штернберга относительно «полового избранничества», уже упоминавшуюся в начале этой главы. При всей идеалистичности и однобокости этой теории в основе ее лежат все-таки реальные факты, и к этим фактам нам надо теперь присмотреться.

У многих народов есть вера в возможность для человека вступать в половое общение с духами и богами. Эти духи должны быть, разумеется, существами противоположного пола, чем данный человек[206]206
  Я оставляю пока в стороне немногочисленные факты «религиозного гомосексуализма», связанного, несомненно, с бытовым и психологическим гомосексуализмом. Эти факты требуют особого исследования. Я оставляю вместе с тем без рассмотрения и близкие к этому явления бытового и религиозного травестизма.


[Закрыть]. Штернберг собрал много таких поверий у народов Сибири[207]207
  См.: Штернберг Л. Я. Первобытная религия в свете этнографии. С. 143–158.


[Закрыть]; они касаются специально шаманов; дух-покровитель шамана считается зачастую его «небесной женой», а у шаманки – ее «небесным мужем», с этим своим сверхъестественным супругом шаман (шаманка) живет в постоянной, длительной половой связи. Подобные поверья известны особенно у нанайцев, отчасти, может быть, у якутов, у шорцев, у юкагиров и некоторых других.

У народов йоруба и восточных эве (Западная Африка) существует вера в эротическое божество Легба, которое представляется существом то мужского, то женского пола; оно внушает людям половое влечение; эротические сновидения приписываются этому божеству, которое может вступать в половое общение с женщинами и с мужчинами во время их сна. Жители острова Ару в Индонезии боятся злого духа Бойтая, который живет в лесу и может вступать в общение с женщиной, принимая образ ее мужа; отсюда у женщин происходят некоторые половые расстройства; подобное верование известно на островке Ветара; на островах Амбойна и Ули эсер есть поверье, что духи мужского и женского пола могут общаться с женщинами и мужчинами, заманивая их в лес; но от общения с ними человеку грозит смерть.

Каковы же корни этого, видимо древнего, представления о половой связи человека с духом? На вопрос этот ответить нелегко. Штернберг видел такие корни, как уже говорилось, в «эротических сновидениях». Надо думать, что они действительно сыграли тут свою роль. Но, конечно, неосновную. Ведь эротические сновидения бывают у всех людей, по крайней мере в известном возрасте, однако поверье о половой связи с духами отмечалось далеко не у всех народов.

Тот же Штернберг обратил внимание на связь между верой в половое общение с божеством (духом) и так называемым культом близнецов, т. е. суеверным страхом или суеверным почитанием близнецов: у многих народов рождение двойни рассматривается как результат как бы двойной беременности матери: одного ребенка она зачала от человека (мужа), другого – от духа или бога. Отсюда и мифологическое представление (распространенное во многих религиях) о божественных близнецах, причем в некоторых мифах, например в греческих мифах о Диоскурах, один из братьев-близнецов рисуется как смертный, другой – бессмертный. Связь между верой в половое общение женщины с божеством и «культом близнецов», очевидно, существует, но она скорее обратная той, какую предполагал Штернберг: не вера в половую связь с богом (духом) была причиной культа близнецов, а, наоборот, суеверный страх перед рождением двойни – как и перед всяким необычным и непонятным явлением – породил веру (или содействовал ее появлению) в то, что один из близнецов рожден от сверхъестественного зачатия, что отец его – сверхъестественное существо, дух или бог[208]208
  Я здесь лишь вскользь касаюсь сложной проблемы культа близнецов, связи его с «близнечной» мифологией и пр. Этот вопрос, имеющий свою литературу, заслуживает специального рассмотрения. См.: Штернберг Л. Я. Первобытная религия в свете этнографии. С. 86–92; Золотарев А. М. Родовой строй и религия ульчей. С. 143–149 и др.


[Закрыть]. Но вообще для объяснения того или иного верования мало ссылаться на психологические или физиологические его условия: надо найти, и это самое важное, его исторические причины.

Это было бы, конечно, гораздо легче сделать, если бы мы полнее и глубже знали конкретные обстоятельства жизни каждого данного народа; по тем же отрывочным сведениям, какие у нас обычно имеются, судить об исторических условиях зарождения тех или иных верований бывает трудно. В данном случае можно высказать только некоторые общие соображения. В частности, в зарождении идеи половой близости с духами могли сказаться какие-то отголоски древнего тотемического верования о сверхъестественной связи людей с животными – реальными и мифическими, в том числе и о возможности половой связи с ними. Но непосредственный источник веры в половое общение отдельных людей с духами надо искать, конечно, в каких-то реальных, притом социальных, явлениях. В каких же именно?

Одно из проявлений распада родового строя состояло в том, что отдельные члены общины начали более обособляться из среды остальных: опытные охотники, особо храбрые и сильные воины, знахари-врачеватели, люди, обладавшие особой наблюдательностью в отношении предсказания погоды («делатели дождя»), и пр. В том числе выделялись и люди, мужчины и женщины, отличавшиеся какими-то особенностями в половой жизни. Ко всем таким людям, в том числе и к последней категории, у окружающих создавалось суеверно-боязливое или суеверно-почтительное отношение, принимавшее форму суеверных идей. Человеку приписывали – и он сам себе приписывал – те или иные таинственные способности; в данном случае в отношении людей с теми или иными половыми аномалиями – способность общаться с духовной, невидимой «женой» или «мужем». Подобные суеверные идеи и чувства действительно близки тем, которые вообще окружают шамана или шаманку (об этом см. гл. 10), и тут Штернберг прав; немудрено, что именно шаманам зачастую присваиваются такие небесные «жены» и «мужья». Но и для шаманов подобная идея половой связи с духами является, вопреки Штернбергу, только одной из сторон их обособленного положения в обществе, и далеко не самой существенной стороной[209]209
  На более поздних стадиях общественного развития, в том числе и в древних классовых обществах, не раз отмечались обычаи, согласно которым жрица (либо женщина царского рода) считалась супругой бога. Этого «бога» на практике иногда замещает жрец, либо какой-нибудь чужестранец. Отсюда и обычай храмовой проституции в Древней Вавилонии и некоторых других странах (см.: Briffault R. The Mothers. V. 3. Р. 210–217, 226–231).


[Закрыть].

Если подвести теперь итоги изложенным соображениям о корнях веры в половое общение с духом-божеством, мы видим у этой веры четыре истока, перечисляя их приблизительно в порядке убывающей важности: 1) выделение в общине лиц с половыми аномалиями; 2) эротические сновидения; 3) рождение близнецов и суеверное отношение к ним; 4) реминисценции древнего тотемического представления об инкарнации (вне-половой беременности)[210]210
  Сказанное можно наглядно изобразить схемой:


[Закрыть].

Каждый из указанных корней самостоятелен, они между собой никак не связаны. Но каждый из них мог внести свою долю в развитие веры в половое общение с духами; вернее всего, что именно совокупность их действительно породила интересующее нас верование.

Вера в половую связь с духом или божеством, коренящаяся в последнем счете в условиях жизни общиннородового строя и в свойственном ему мировоззрении, сохраняется, однако, и в классовых религиях, где она приобретает, конечно, совсем иное качество, иной идеологический смысл. В античных религиозно-мифологических представлениях эта вера крепко держалась: не только в архаических греческих мифах рассказывалось о многочисленных связях Зевса со смертными женщинами, о таких же связях Аполлона (Круса, Дия, Родопа, Каллиопа, Гипермнестра и др.), но и в позднейший рационалистический период кто-то верил, что Платон – сын Аполлона, общавшегося с его матерью Периктио-ной, что Александр Македонский родился от связи его матери Олимпии со змеей. И не только у греков, а даже у трезвых и практичных римлян, не склонных к особому мистицизму, были в ходу предания о происхождении их предков от связи людей с богами: основатели Рима братья Ромул и Рем были рождены, согласно легенде, весталкой Реей-Сильвией от бога Марса; легендарный прапредок римлян Эней был сыном Анхиса и богини Венеры; сам Юлий Цезарь выводил свой род от того же Энея и через него от Венеры.

Но все эти античные, особенно позднеантичные, представления имели уже совсем иной смысл, чем наивноэротические поверья отсталых народов о сожительстве людей с духами: это были теперь просто генеалогические легенды, сочинявшиеся, чтобы возвеличить тот или иной аристократический род либо даже целый народ (римлян), показать их «божественное» происхождение. Совершенно правильно заметил профессор А. Ф. Лосев по поводу таких мифов (правда имея в виду только часть их), что этот тип их «почти совсем не содержит в себе никаких элементов эротики и является всего-навсего только результатом той или иной политической комбинации тех племен и городов, которые хотели иметь Аполлона своим родоначальником»[211]211
  Лосев А. Ф. Античная мифология. М., 1957. С. 372.


[Закрыть].

Однако находились люди, которые верили, что не только их отдаленные предки, но и они сами могут вступать в сожительство с богами. Интересный рассказ по этому поводу передает Иосиф Флавий: в правление Тиберия (около 30 г. н. э.) один богатый и знатный римский юноша влюбился в замужнюю женщину, тоже знатную и богатую; не будучи в состоянии склонить ее к прямой супружеской измене, он прибег к хитрости и убедил ее (через третьих лиц), что сам бог Анубис воспылал к ней страстью; верующая женщина поддалась на обман и провела ночь в храме Исиды, где ее поклонник, подкупив жрецов, и явился к ней под видом бога Анубиса; обманутая женщина сама потом все рассказала мужу и хвалилась, что ее ласкал сам бог[212]212
  См.: Иосиф Флавий. Иудейские древности. Спб., 1900. Т. 2. С. 300–302.


[Закрыть].

С победой христианства вышли из обращения мифы о браках между людьми и богами; но зато необычайно размножились рассказы и поверья о половых связях людей со злыми духами-демонами. Представления об инкубах и суккубах (демонах мужского и женского пола, общающихся по ночам с людьми) энергично культивировались христианской церковью. Свое наиболее отвратительное выражение получили эти представления в инквизиционных процессах о ведьмах в позднее средневековье, когда католическая церковь, ведя террористическую политику преследования «еретиков»—.а под видом их всех свободомыслящих, – разработала целую богословскую теорию о половых сношениях женщин с дьяволом.

Это изуверское «учение» подробно изложено в гнусной книге «Молот ведьм» (1487): из-за него погибали на кострах и в застенках инквизиции многие тысячи невинных людей, особенно женщин.