Текст книги "Ангел"
Автор книги: Сергей Демченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 48 страниц)
…Двигатель упорно не хотел остывать. Остывать, чтобы двигать машину дальше. Это было странным. Обычно безотказные и выносливые, в этот раз одна из авто – старая модель «Гранд Чероки» – закапризничала. Стала «чудить» мотором.
Второй экипаж терпеливо и без нытья ждал, пока «первый» остынет. Лить всякий раз на раскалённый радиатор вёдрами воду нельзя, да и слишком расточительно. Кстати, её тут попросту не было в таком количестве. В избытке был лишь песок, камни и нещадное солнце. Впрочем, последнее должно было закатиться за оплавленный горизонт примерно через час. Затем на пустыню должна упасть ночь, принеся с собой почти холод. В минувшую ночь они вот даже клацали зубами, устраиваясь на ночлег.
– Джи, а может, так и сделаем? Что это мы, как идиоты, тащимся по солнцепёку, насилуем машину, сами мучаемся? Давайте дождёмся ночи. По холодку и докатим, а? Тут осталось-то какие-то полторы сотни миль до Нуакшота! К рассвету и доберёмся. А там и передохнём, и машины проверим. – Говоря это, Рене, канадский француз, уныло морщился на пышущее жаром небо, на котором вот уже несколько дней он не видел ни тучки. Да и откуда бы им тут взяться? В Канаде сейчас куда приятнее… На озёрах или в тайге. Вот куда следовало бы ехать летом! А сюда – милости просим по зиме, когда осточертеют лыжи…
– Если б ты меня тогда послушал, дурья твоя башка, то мы б не парились на солнце. Нужно было брать обе машины с кондиционерами! Ехали бы с комфортом. – Круглолицый колобок Чик беззлобно бурчал, пытаясь сплюнуть сухим ртом, полным мелкой песчаной пыли. – Так ты ж на нас сэкономил, крохобор… Хотя в деньгах я тебя особо не ограничивал, учти!
– На такой жаре да в полной машине кондиционер создал бы для нас настоящую влажную сауну, не больше, Чик! – Француз пытался оправдаться. В сущности, так бы оно и было. – Поэтому зачем тратить лишние деньги, если всё равно пришлось бы ехать с настежь открытыми окнами?
Чик выслушал отповедь с выражением твердолобой уверенности в собственной правоте, однако развивать тему не стал:
– Всё равно, ты – недальновидный эгоист и крохобор, так и знай! Дай мне, наконец, сюда воды, Рене! Мочи нет моей уже терпеть, я беспрестанно пить хочу!
– Чем больше пьёшь, Чик, тем сильнее жажда. Здесь так. Я читал. – Сухопарый Рене, почти ни капли не потеющий, словно высохший на пыльном ветру камыш, протянул Чику очередную канистру. Тот припал к ней, словно половину жизни его жестоко одолевала непреходящая жажда.
– В гробу я видел все эти твои «премудрости пустынника»! – Чик с трудом переводил дух между огромными глотками. Он наставил на Рене короткий грязный палец: – Не по мне это всё. Вся эта «грамота путешественника». Все эти Танталовы муки. Я привык пить много даже дома. Даже зимой, на улице, и сидя по горло в ледяной воде! Понял? А уж тут… – да тут для себя, любимого, я готов везти за собой на верёвке озеро!!!
– Тогда ещё заодно и сортир, Чик! Рене, пусть ему пьёт, всё одно оно тут же выпаривается с потом…
Длинный и хорошо сложенный Джи, которого друзья окрестили за склонность к путешествиям Ковбоем, привалившийся к колесу с противоположной от солнца стороны, пытался дремать, надвинув на глаза сомбреро.
– Возблагодарим же Бога, господа, и на том, что Чик из-за обильного потоотделения нас, как это бывает дома, каждые три минуты не тормошит и не просит остановиться, чтобы где попало отлить! Или до умопомрачения искали бы мы тут достойные Его Светлости кусты, где он мог бы обоссаться от души. Вот дома мы, говорю… Все летят по вечернему Манхэттену по бабам, а мы всё ссым да ссым за каждым углом… – Джи словно в отчаянии воздел руки к небу.
Грянул дикий хохот. Второй экипаж, прислушивавшийся к разговору, утирал слёзы. Мокрый от пота чуть не до самых колен Чик действительно беспрерывно потел и пыхтел, как лошадь, на которой вприпрыжку и зараз вспахали не один гектар.
Нортон презрительно фыркнул:
– Зато мне на ходу не так жарко, мокрым-то! Это вы, сухозадые, ни фига не понимаете!
– Так то ж на ходу… А пока ж мы стоим, и ты просто бездарно потеешь и подсыхаешь, дорогой! А если мы поедем совсем быстро, то ты на ходу замёрзнешь… – Улыбающийся Рене никак не оставлял толстяка в покое.
Если б не Чик, эта «экспедиция» любителей экстрима не состоялась бы. Именно этот парень, преуспевающий брокер с Сити, профинансировал значительную её недостающую часть.
При этом на каждой стоянке нагружая машины питьевой водой так и потребляя её столько, что все стали опасаться, что его убьёт водянка или откажут почки.
Впрочем, если верить другу Чика, Джи Хуберу, тот мог выпить или съесть безо всяких для организма осложнений столько, сколько «хватило бы половине этой Африки на завтрак». При этом Чик жаловался не на тяготы этого «сафари», а на то, что «вода постоянно теплее мочи». В остальном Чик всех удивлял, будучи неожиданно выносливым и сильным для своей рыхлой формы.
– Скажите ещё спасибо, что он не взял с собой пива и солёных орешков, которых он может съесть и выпить наравне со слоном. При этом он ещё б умудрился облапошить при дележе и слона, сожрав и выпив заодно и его долю. После них мы бы вообще не отъезжали от каждого водопоя или случайной лужи неделями… – Снова народ покатывался от смеха, а Джи по-доброму посмеивался, наблюдая за тем, как толстяк в очередной раз прикладывается к канистре, сам коротко похохатывая от шуток друга.
Помогало не обижаться Чику на подкалывания и ещё одна его особенность – огромное до невозможности самомнение:
– Да пошёл ты, дохлый хвощ! Ты же мне просто завидуешь! Тоже мне – борец за права обездоленных слонов… Орешков он зажал, скупердяй хренов! – Добряку Чику трудно было испортить настроение. Поэтому он жил ровно и без потрясений, чем немало удивлял друзей. Что бы ни случилось, Чик Нортон никогда не унывал, не убивался и не нервничал. Он почти всегда улыбался и сохранял на лице выражение беззаботной флегматичности. Оттого и старел и седел, наверное, гораздо медленнее других своих друзей и ретивых, нервных сослуживцев, после размена третьего десятка словно обмакнувшихся головой в банку с известью. И, теребя мешки под глазами и складки залегающих морщин, начинавших со всё растущим интересом посматривать на рекламу клиник пластической хирургии лица…
Вот и сейчас он всё так же активно поправил мятую бандану, проверил рот на способность выдать долгожданный плевок, утёр сей рот рукой…
И, довольный собой, покатился к другому экипажу.
Смешно передвигая при этом толстыми ножками в коротеньких шортиках. Почти засеменил, переваливаясь и не расставаясь с канистрой воды, держа её пухлыми ладошками.
– Давайте двигайте, наверное, парни. Не ждите нас. Мы, видите ли, как выяснилось, дураки, мы сэкономили тут мал-мала на транспорте… – Чик отвесил потешный поклон, шаркнул ножкой. – Чего и вы с нами паритесь? Не помрём! Ночью, говорят там мне некоторые «специалисты», мы «нагоним». – Он обернулся при этих словах в сторону зевающего Рене. – Видимо, имея ввиду, что с наступлением прохлады они гуртом попросту впрягутся в эти «сани» и помчат меня с ветерком… А вы пока там номера и для нас тоже снимите, сервис подготовите там, – жрачки, срачки, девки чтоб нас уже ждали рачки-и-и… эх! – Чик с задорным гиканьем изобразил характерные движения руками и бёдрами. – Ну, чего смотрите? Давайте, дуйте отсюда, не майтесь тут с нами, дураками! Пошёл!!! – И с видом повелителя задорно шлёпнул мягкой ладонью по корпусу машины.
Там переглянулись, слегка пожали плечами. Двигатель «Ровера» взревел.
– Пошёл, пошёл!!!
Колёса с места вспороли песчаное тело дороги.
– Эй, эй!!! Воды, воды мне оставьте! Там напьётесь! – Опомнившийся Чик в панике заорал и закашлял, замахал ручками и кинулся, переваливаясь, за «вторым». Уже отъезжающий было и разгонявшийся джип резко тормознул, выбросив в лицо Чика облако удушливой пыли и выхлопа.
…Когда машина, из которой Чику передали три канистры с водой, почти весь наличный запас, рванула с места, все снова грохнули смехом, потому как Нортон так и остался стоять на месте с дико запылённой физиономией. На которой едва-едва блестели и растерянно моргали спрятавшиеся глубоко в щеках запорошенные свинячьи пуговки-глаза.
Потому, как теперь перед Чиком остро стояла очередная дилемма – потратить драгоценную влагу на умывание и чистку, или же оставить её на требования прожорливой жажды?! Чик недоумённо посматривал на сваленные кучей канистры и свою усыпанную пылью тушу, что-то тщательно прикидывая. В конце концов, он нашёл для себя идеальный компромисс, бодро растирая по красной морде и шее пыль абсолютно сухим платком, Чик одновременно с наслаждением припал к горлышку канистры. Затем, широко расставляя руки и осторожно переступая через россыпи камней коротенькими ножками в сандалиях и гетрах, с важностью генерала протопал в тень от машины. Нимало не смущаясь озорными взглядами товарищей, он неловко упал на ягодицы, пытаясь присесть. Потом поёрзал, улёгся на свою широкую спину, положив предварительно сопровождавшую его всюду верную канистру под голову, прикрыл лицо куцей панамой и собрался, как он выразился, «во сне не спеша пождать ночь»…
…Приборная панель патрульного истребителя мигала и уютно горела разноцветными огоньками. За стеклом колпака была непроглядная полярная ночь. Пилот сверился с показаниями датчиков высоты и курса, оторвав для этого взор от проплывающей внизу панорамы серо-белого ледового покрывала буквально лишь на несколько секунд.
Подняв обратно глаза, он оторопел. Впереди по курсу перед ним внезапно вырастала искристая «туманность». Едва успев уклониться от того, чтобы не влететь прямо в середину этого бесконечного, непонятного «тумана», капитан Ван Хольд тут же переложил истребитель на широкий разворот, чтобы внимательнее рассмотреть то, что так странно и внезапно преградило ему путь.
Инструкции предписывали ему немедленно докладывать о любых изменениях ситуации, однако капитан решил проверить всё наверняка, чтобы иметь возможность составить чётко сформулированное донесение. Он повёл машину по широкому кругу, недоверчиво держась на почтительном расстоянии от непонятного явления. Если судить по высоте полёта истребителя, столб белого вещества взметнулся на несколько километров.
«Уж не русские ли затеяли здесь подводный взрыв для испытания какого-нибудь своего нового оружия?» – мысли капитана пытались вычленить из сумятицы виденного, надумываемого и происходящего на деле здравое зерно.
Будет глупо, если «это» окажется своего рода миражом, а он доложит об этом руководству и дежурному офицеру связи… «Какое-нибудь преломление лучей, естественное природное явление в верхних слоях атмосферы, и так далее»… Капитану не хотелось быть поднятым на смех. Тем временем самолёт совершал уже четвёртый круг. «Туман» понемногу рассеивался. Точнее, он оседал. Капитан теперь видел это чётко. Да, именно оседал. Как после взрыва. И понемногу глазам лётчика представала необычная картина. Открывающееся внизу зрелище казалось нереальным, навеянным наркотиками, бредом…
Пилот часто смотрел фантастику. И вот теперь перед его взором внизу словно оживала одна из виденных им сцен нереального, невообразимого и чуждого к пониманию, немыслимого спектакля. Только там, внизу, были не декорации фильма, а что-то ощутимо живое и до безобразия настоящее…
Словно в дурном сне, он заворожено и с содроганием наблюдал, как с поверхности разбуженного океана, взламывая собою седые от древности толщи льдов, помнивших ещё гибель динозавров, поднимается сине-голубая, отливающая неровным лунным светом, «медуза».
Огромная, словно город средних размеров.
Своей формой она напоминала стеклянные муляжи полушарий явно нечеловеческого мозга. Верхняя часть его казалась рельефным, придавленным сверху куполом, доступным для обозрения, под которым словно что-то перекатывалось и переливалось, вроде отвратительной, скользкой, постоянно двигающейся и флюоресцирующей прозрачной жижи, как это происходит наподобие химической реакции в брюшке светлячка. По её неприятному на вид бугристому «телу» будто пробегала мелкая мутноватая рябь, – то стекали с корпуса воды глубинных слоёв океана, насыщенные тысячелетними донными отложениями.
Словно старая и неловкая жаба после тяжёлой зимовки, предмет медлительно крутился и копошился во вздыбившихся вертикально льдах, как если бы силился освободиться из их сурового плена. Его окружало пульсирующее, похожее на набирающее силу силового поля свечение, которое разгоралось бело-голубым всё ярче, всё ослепительнее…
Было похоже, что вода вокруг монстра вскипела. Так оно и было. Неведомые установки и силы упрямо топили льды. В морозное небо ударили могучие струи солёного пара, которые, достигнув определённой высоты, начали возвращаться на землю тоннами пушистого снега, перемешанного с льдистыми иглами микро-сосулек. Из-за чего видимость несколько ухудшилась, и «медуза» стала казаться ещё более ирреалистичной, призрачной и загадочной. Боковины этого «чудища» теперь были усеяны ещё и появившимися круглыми приплюснутыми «пузырями», отливающими красно-водянистым рассеянным светом. Словно глаза циклопа.
Временами в некоторых местах по этому, постепенно оживающему воплощению древнего кошмара, пробегали подобия электрических разрядов. Разворачиваясь понемногу относительно собственной оси, эта громадина словно сонно озиралась по сторонам в поисках своей, первой за тысячи лет сна, жертвы.
У взирающего на всё это человека зашевелились, несмотря на наличие плотно прилегающего шлема, волосы на голове…
Ему вдруг показалось, что один из этих «глаз» цепко ухватил, зафиксировал его на высоте, и что тварь теперь его «ведёт», зорко вглядывается жадным плотоядным зрачком в его разом заледеневшую душу, перебирает его по составляющим, при этом брезгливо и пренебрежительно фыркая, разочарованное. А затем словно оттолкнуло, отбросило ненужную субстанцию в сторону, как использованную ветошь…
Капитан дрожащим голосом стал вызывать Базу. Однако связи не было. Эфир был полон писка и издевательского свиста на разных частотах. И ни единого осмысленного звука.
Внезапно машина зубодробительно завибрировала, и лётчику пришлось отвлечься, чтобы схватить штурвал покрепче, попытаться перевести самолёт на ручное управление. Времени повторно послать в эфир сообщение больше не оставалось, к тому же лётчик элементарно оторопел и растерялся – слишком уж необычное зрелище разворачивалось внизу…
…Выворачивая человеку суставы, штурвал резко рвануло вниз и в сторону на девяносто градусов. Уже заваливаясь в крутое безысходное пике, пытающийся выровнять и спасти машину пилот успел на миг увидеть, как льды внизу на краткий миг полыхнули ярко-розовым. Мир для него померк…
Лишь где-то на Аляске, в помещении, набитом аппаратурой, посреди монотонного потрескивания помех в недрах мощных приёмников, в наушниках оператора станции наземного слежения Воздушных Сил Северной группировки НАТО неожиданно раздался душераздирающий человеческий крик, сменившийся тут же истерическим визгом словно сходящего с ума эфира.
В него примешивался утробный рёв пожирающего добычу разъярённого саблезубого тигра. Не мешкая ни секунды, раздались парные глухие удары, сопровождающиеся «всхлипами» и гулкими разрывами с частыми хлопками, словно там лопались перегретые над паром гигантские пузыри. Вслед за этим наступила гнетущая тишина.
…Практически оглохший оператор рывком содрал с головы наушники, и ещё долго с силой сжимал пульсирующие болью виски дрожащими ладонями. Из ушей оператора проступала и тоненькой струйкой сочилась по шее и рукам густая, тёмная кровь…
…Ночное дежурство на полярной станции всегда отличается однообразием и скукой. В то время, когда остальные уютно дрыхнут в мягких постелях, ты тут дуреешь в одиночестве и борешься со сном…
Механик Алан Гросс налил себе очередную чашку горького кофе и вновь прислушался к работе генераторов.
Сегодня его вахта. И он должен уделять особое внимание энергообеспечению станции. Морозы стояли нешуточные, и случись что, особенно в ненастье, они обречены здесь замёрзнуть насмерть прежде, чем подоспеет помощь. Особенно, если остановятся и сдохнут эти самые генераторы. Хорошо, если к такому моменту на улице будет тишь да благодать, как вот сегодня, например. Тогда за сутки с небольшим с Большой Земли на воздушном транспорте могут обернуться. А уж если, храни Боже, завьюжит, то никак не менее двух с половиной, а то и трёх недель ждать придётся. Если к тому времени, пока к ним доберутся по льдам, тут останется, кому ждать этой самой помощи…
Можно, конечно, запалить здесь всё к чёртовой матери и замёрзнуть чуть позже, пока не прогорит станция и вся припасённая на сезон солярка. Однако на таком морозе даже большой костёр на открытом воздухе так же бесполезен, как и стакан лишней воды в море. Наличие даже тонких стен даёт увеличение тепла в помещении в разы. Но сама по себе солярка горит не слишком жарко, разве что поджечь всё хранилище. И не будешь же наглухо запираться в боксах, чтобы угореть от такого дизельного «костерка»?! Поэтому уж лучше лишний раз уделить время для осмотра, чем примерзать спиной ко льду и заснуть на съедение какому-нибудь особо везучему медведю.
Некоторое время назад ему вдруг почудилось, что механизмы тянут с натугой и перебоями. Вроде всё пока в порядке, свет горит, в боксах тепло, однако вот уже минут десять ему казалось, что и в самом воздухе катастрофически не хватает даже того малого количества кислорода, которое скупо рассеяно на полюсах планеты. Чувство дискомфорта не покидало Алана, лёгкие работали как-то уж чересчур напряжённо.
Однако, списав это на усталость и последствия переутомления, он оделся и решил всё-таки пройтись по станции к генераторному блоку. Лично проверить и поучаствовать, так сказать. Благо, что погода с вечера стояла на редкость ясная и видимость была отменная. Фонари на станции горели. Поэтому он не рисковал заблудиться в круговерти пурги или брести по ней, держась за верёвку, словно слепой. Снаружи трещал шестидесятиградусный мороз и мигали в небе огромные звёзды.
В такую погоду они, как правило, выбираются наружу не более, чем на пятнадцать-двадцать минут – взять пробы и сделать по-быстрому замеры. Больше находиться там не рекомендовал врач.
Впрочем, особо выползать на такой холод никому не хотелось и без этих советов. Куда приятней попивать чай в «гостиной» станции за книгой или телевизором, чем пытаться проглотить замерзающие на лету сопли. Сковывая дыхание, стужа подхватывала выдох даже через шерстяную маску и навешивала вокруг рта ледяную бахрому.
…Генераторный бокс встретил Алана ровным тарахтением. Выпрямитель напряжения деловито пощёлкивал, усердно выполняя свою работу. Лампы благодаря его стараниям не мигали, высокоточная аппаратура станции чувствовала себя вполне вольготно. Резервное оборудование находилось в режиме ожидания, и не было похоже, чтобы оно было способно не сработать, если что…
Кажется, всё-таки всё в полном порядке. Ну, и слава Богу…
Уже закрывая дверь за собою на замок, Алан скорее ощутил, чем увидел, что за его спиной происходит нечто необычное. Быстро обернувшись и ожидая нос к носу столкнуться с главной живой опасностью этих мест – белым медведем, он запоздало подумал, что по глупости своей вышел без карабина. «На крайний случай постараюсь успеть нырнуть обратно в дизельную и включу сирену. Этот гад либо испугается и удерёт, либо прибегут на звук наши с оружием и зададут ему перцу», – мелькнуло в мозгу, пока глаза лихорадочно шарили вокруг. Однако, внимательно всмотревшись в ближайшую окружающую его снежную пустыню, он убедился, что непосредственно в ней ничего опасного не оказалось. Зато значительно правее вдалеке разворачивалось небывалое по силе зрелище. Чтобы видеть его лучше, Алан вышел из освещаемого периметра «двора» станции, чтобы свет фонарей не мешал глазам…
…Чёрное, как антрацит, небо словно превращалась в медленно раскаляющуюся лампу галогенного прожектора. Розовые, первоначально рассеянные «облака» беспорядочно грудились высоко на горизонте, словно затевая игру в салочки.
Алан растерялся. Облака на полюсе? В полярную ночь?! Механик зачем-то даже недоверчиво протёр глаза. Но видение не исчезало, и он, хмыкнув, решил поверить своему зрению. Облака же, тем временем, не обращая ни на что внимания, беспокойно задвигались туда-сюда над некоей точкой, словно они были разумными и ждали, оберегали и ревностно охраняли что-то неимоверно ценное, что вот-вот должно появиться там на свет. И, постепенно перестраиваясь в ряд, словно солдаты, облака двинулись затем по почти правильному кольцу…
Всё более упорядочиваясь по ходу движения, они начали «приветственно» мерцать этим своим розовым светом, к которому вскоре прибавились рваные «салюты» равномерных голубых и белых сполохов. Словно там «отдавали честь» чему-то великому могучие и покорные своему властителю силы.
Восторженный Алан не верил своим глазам. Много раз он наблюдал уже северное сияние, но такого потрясающего зрелища ни он, ни его товарищи, да и никто другой, пожалуй, в мире, до сих пор ни разу не видели. Он хотел уже было кинуться за камерой, чтобы заснять всё это великолепие, когда по льду прокатился негромкий, протяжный и тревожный гул…
– Господи Боже… – прошептал Алан. Неужели это на дне пробуждается вулкан?! Это означало сейсмическую активность, разломы и перемещение ледяных масс и, по сути, гибель станции. Учёные не раз предупреждали о подобной угрозе. И утверждали, что последствия «детонирования» соседей одного из просыпающегося на дне моря «беспокойного гордеца» способны быть самыми плачевными как для экологии планеты, так и для человечества в целом…
Срочно, непременно будить всех! Им нужно немедленно предупредить Большую Землю, правительство, да весь мир, чёрт его всё подери!!!
Алан развернулся и совсем уже было собрался бежать обратно, в радиорубку, однако навстречу ему уже мчались разбуженные сотрясением и гулом льда люди. Одеваясь на ходу и прыгая на месте, пытаясь попасть ногой в унты. Рональд Гиль первым оказался возле Алана, хотя по пути умудрился пару раз растянуться на снегу.
– Мать его так, Алан! – заорал он на ходу, разом забыв о том, что в такой мороз, да на бегу, крики на воздухе могут привести, как минимум, к пневмонии. – Что, чёрт дери, у нас здесь происходит, мне кто-нибудь это скажет?! – впопыхах Рон не одел даже шапки и теперь прикрывал уши рукавицами.
– Похоже, что просыпается подводная вулканическая деятельность… – от пребывания на холоде и растерянности голос Алана подсел, но Рон его понял.
– Вот это, я понимаю, «растут тропические фрукты на техническом снегу»… – похоже, Рон не на шутку испугался. – И что же всем нам, мать его так и этак, теперь делать-то?!
Вокруг начали собираться взволнованные и перепуганные таким неординарным событием люди.
Эдвардс, Паркер, Норренссон, Аксель, Бри…
Все недоумённо уставились на то, чем совсем недавно так искренне и наивно залюбовался, было, Алан.
По льду вновь прошёл равномерный гул, а затем лёд конвульсивно задёргался, мелко завибрировал. Будто его дёргали и толкали с разных сторон пьяные великаны. Кто-то заорал матерно и присел в испуге на корточки, упершись руками в землю. Алан видел вокруг выпученные от страха глаза. Да и сам он, должно быть, выглядел сейчас не лучше.
Кучка клацающих от страха зубами ничтожеств посреди великого скорбного одиночества Полюса.
– У меня такое впечатление, что там, подо льдом, кто-то ворочается во сне, огромный, как Луна… – Норренссон с выражением смешанного с ужасом удивления на конопатом лице рассматривал под собою лёд, широко при этом расставив ноги, словно сквозь его толщу надеялся разглядеть хоть что-то.
Все притихли, как будто швед сказал им то, что и так на деле являлось правдой.
Некоторое время ничего не происходило, а затем все увидели, как там, за несколько десятков километров от места расположения станции, в небо взметнулись ядовито-жёлтые, длинные протуберанцы пламени, словно там вставало прямо из вод перепутавшее всё на свете Солнце.
Люди попросту онемели. А тем временем протуберанцы плавно опали и сменились выплывшими из-за горизонта широкими лучами бледно-голубого света. Целых шесть лучей, блуждающих по усыпанному молчаливыми звёздами небу. Световая феерия продолжала своё безумное и поистине неописуемое по величественности представление…
Там, где недавно царило ледяное безмолвие, теперь рокотала «гроза», высвечивающая ледовые торосы резкими тенями на фоне вспыхивающий беспрерывно молний. Словно космос вот-вот собирался разразиться небывалым по силе ливнем, дабы излить его на мёртвые просторы равнодушных ко всему снегов…
Не зная, что и думать, обитатели станции плотнее сжались в комок, словно в этом надеялись обрести единство и побороть страх.
Внезапно лёд изнутри словно могуче напрягся. Его состояние внешне практически никак не изменилось, но царящие в нём невидимые процессы, будто по незримым нитям, передавались в нервы людей и заставляли сердца мелко трепетать от избытка адреналина. Взмывать и падать вниз, в пустоту тревожного предчувствия. Последовавший за тем резкий, громовой короткий удар снизу свалил с ног всех, кто наблюдал, затаив дыхание, за тем, что отказывался понимать и принимать разум.
Громкие крики отчаяния и ужаса огласили морозный воздух.
Лёд вдалеке будто взорвался…
Словно кто-то грамотно и направленно заложил в строго определённое, тщательно рассчитанное место, несколько килотонн взрывчатки, и поджег шнур. В небо взметнулись сотни тысяч тонн ледяного крошева, словно прянули от прожорливого подводного хищника тучные косяки рыб. На некоторое время плотный занавес белесой пыли закрыл тот сектор горизонта. Затем, искрясь и переливаясь бесчисленным множеством искорок от крохотных кристаллов, она покорно и игриво оседала, украшая и удивляя своим мерцанием молчаливые небеса.
Вставшие на дыбы и начавшие крошиться и падать с высоты километровые, толстенные льдины были видны отсюда, словно они находились на соседнем дворе. Грохот и удары льда сам о себя стояли невообразимые. Больше получаса продолжалась эта вакханалия внезапной гибели холодных пород.
Люди даже не замечали, что некоторые из них уже получили опасные для органов обморожения. Они позабыли обо всём.
Словно застигнутые гипнозом на месте, они, не отрываясь ни на минуту, всё смотрели и смотрели на удивительное буйство Севера.
И лишь тогда, когда почти целиком улеглось безумие растревоженной впервые за десятки миллионов лет ледяной стихии, из образовавшейся «полыньи» на свободу выглянуло то, от вида чего у всех присутствующих «зрителей» возникло стойкое желание, как по волшебству, оказаться за сотни тысяч километров отсюда…
Там, среди выпущенных на свободу вод океана, вспучилось к небу огромное, светящееся холодным светом явно металлическое Нечто, вздымающееся над миром беспредельным и уверенным в своей мощи исполином.
Словно вздохнув перед прыжком, оно величаво и неторопливо стало поднимать свою тушу над побеждённым им Полюсом. Миллионы тонн воды, поднятых этим «явлением в свет», рванулись от его боков в стороны, сметая на своём пути тысячелетние торосы, как спичечные коробки; смывая снежный покров, проламывая местами своей массой ледовый панцирь.
Окрестности на многие десятки и даже сотни километров озарились призрачным светом, словно повсюду в этом Богом забытом краю наставили столбов с довольно ярким освещением.
Замерев и застыв, не в силах сдвинуться с места, люди только и делали, что смотрели во все глаза на гордое, величественное, торжественное шествие над их планетой материи чуждого им мира.
…Последним, что узрели люди, было сияющее мириадами голубых огней, которые облепили огромное, цвета воронова крыла, закрывающее собой половину неба брюхо Корабля. Его истинные размеры трудно было себе представить.
Как успел растерянно подумать потрясённый руководитель станции Паркер, его диаметр составлял приблизительно пятьдесят километров. Вслед за этим на них обрушился удар высокой волны.
Цунами в Арктике наяву не видел ещё никто.
Словно сама природа противилась тому, чтобы кто-то мог уличить её в столь некорректном поступке, который так не свойственен этим климатическим условиям. Поэтому она тщательно «прибралась» за собой, уничтожив единственных свидетелей её позора, смыв их вместе с жалкими строениями и протащив останки сотни километров до тех мест, где плескались грудью в льды открытые воды морей.
Там она расслабленно слилась с ними, значительно уменьшив свою первоначальную ярость. И благополучно скрыла следы своего преступления против преданного ею же человечества. Больше никто не укажет точно место, где стояла маленькая научная станция.
Рельеф ледового поля сильно изменился.
Лишь ещё какое-то время незатянутая рана «полыньи» будет служить немым укором того, что планета истово помогала родам неведомого чудовища…
