Текст книги "Ангел"
Автор книги: Сергей Демченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 48 страниц)
Тот самый, «нужный» луч, Гарпер нашёл не сразу. Довольно хитрое устройство, генерирующее его и «проецирующее» на проём через вмонтированные в самый верх арки подобия расставленных веером линз, находилось в коридоре под потолком слева, под углом к помещению, где он томился. В крайне неудобном даже для наблюдения за ним месте, не говоря уже о том, чтобы пытаться хоть как-то оперировать его работой.
Едва видимый, тонкий как игла луч, проходя через приёмное устройство над самым входом снаружи, преобразовывался уже в голубой. Очевидно, синий и его оттенки в виде носителей имели более мощные передающие характеристики.
Усиливали поражающий эффект преграды. Других объяснений подобной окраски Питер для себя самого придумать не смог.
Да и не особо его интересовали все эти подробности. Ему было важно решить другую проблему, а именно: как правильно «поймать» нужный поток поля и «замкнуть» контур. Для того, чтобы освободить себе путь к бегству, и при этом не быть поджаренным, если что-то пойдёт не так.
О том, что будет с ним в этом случае, как и о том, что он будет делать, выйдя отсюда, он предпочитал не думать. Как часто бывало, понадеялся на случай, не раз и не два выручавший его в жизни.
Да и просто надирало его проверить, для чего же неизвестный ему пока «даритель» подбросил эти вещи. Ещё немалый кусок говядины, недоеденный им накануне, приятно и надёжно отягощал карман, словно являясь своего рода гарантией довольно комфортного существования на некоторое время. Правда, воды не было ни капли, но Гарпер дерзко и бесшабашно рассчитывал, что уж как-нибудь, да решит эту проблему. Да и стоит ли в стане врага заморачиваться на таких мелочах, как отсутствие определённых конечных целей, направления и должных запасов! Мелочи – они повсюду мелочи. Главное – есть ближайшая цель. Иначе пока подготовишься, уйдёт всё отпущенное фортуной время.
А потому пленник всё своё внимание и время отдал изучению решётки, изучая и пытаясь понять принципы её работы. Была бы возможность просунуть меж силовых «нитей» голову, или хотя бы руку, без опасения вызвать срабатывание, – всё могло б пойти куда быстрее и продуктивней. А так… Простое и малоактивное разглядывание, попытки сопоставить увиденное да сделать чисто теоретические выводы. Похоже, что у него, как и у сапёра, есть право лишь на одну ошибку.
Тут он обнаружил, что синие лучи упираются в едва видимую полоску серебристого метала, проложенного по периметру проёма, как бы «замыкаясь» на ней. Как на контроллере. Пропал луч, не дошёл до проверяющего устройства – значит, система получает сигнал. И что-то предпринимает. Что? Да попросту шарахает усиленным импульсом по возникающей на пути луча преграде, вот что! И превращает её в горку дымящихся угольков… Как в случае с миской, которую он тогда бросил вслед за вылитыми помоями. Так, ради развлечения. Та исчезла с форсажем гудящего пламени, как стартующая ракета. А потом грохнула. И разлетевшиеся повсюду брызги расплавленного металла едва не зацепили обалдевшего метателя. Хотя, вполне возможно, что на металл решётка реагирует куда сильнее, чем на органику. Всё же отражающая, как и поглощающая, как и фоновая способность металлов, – они куда выше, чем у того же человеческого тела…
Над этим тоже стоит подумать. А так же стоило бы снять на всякий случай ремень, пряжка которого была серебряной…
…В его голову, пока он в раздумьях вынимал ремень из брючных петель, пришла крайне полезная мысль, неожиданно подсказавшая ему, что совсем не обязательно пробовать результаты на себе самом. Ведь есть же у него в активе кое-какие вещи, лишиться которых куда менее трагично, чем лишиться головы! Например, те же пуговицы. На брюках, на жилете. Человек порылся в карманах. Вот, ещё чудом завалялась пластиковая карта! Здесь она может принести свою единственную пользу. И сломанная пополам авторучка, и даже картонный коробок мягких спичек с названием посещаемого Гарпером клуба… Всё пойдёт в ход, увеличивая его, Питера, шансы на успех. Неизвестно, сколько попыток ему необходимо сделать, чтобы убедиться, что проход и в самом деле будет безопасен. И ещё более неизвестна составляющая, которая определит, сколько ж ему их просто дадут сделать. До того момента, как какой-нибудь шибко грамотный наблюдающий не обнаружит его попыток прорваться на свободу. Кто ж его знает, есть ли тут система оповещения на предмет обнаружения фактов прерывания цепи?
Отмахнувшись от всех этих мыслей, Гарпер торопливо оборвал с себя почти все пуговицы, оставив лишь пару на штанах. Не бегать же ему потом, действительно, по кораблю, придерживая руками падающие брюки?! Ширинка – да мать её так, здесь до эстетики его вида никому нет никакого дела. Будь он хоть в висящей на нём мешком шкуре до пят, в сандалиях на босу ногу и с картонными крыльями. В принципе, брюки, как и вообще остальную одежду, можно вообще снять, оставшись в одних трусах. Здесь тепло, даже жарко. Да и бегать, коли придётся, будет не в пример легче. Однако же, если удастся вырваться, на улице он быстренько об этом пожалеет. Снаружи всё-таки зима. И ему не мешало бы подумать ещё и о том, чтоб найти что-нибудь потеплее тонкой рубашки здесь, в недрах звездолёта…
Впрочем, об этом потом, потом…
Ещё немного поразмыслив, человек всё же стянул с себя брюки и осторожно выдрал из каждой штанины шелковый подклад. В смысле функциональности он ему там без надобности, а потому – долой подкладку и с жилета!
Получив таким образом три куска тонкой и прочной материи, Питер связал их вместе в длину, скрутив в виде бечевы. Получилось что-то около двух с половиной метров мягкой формации. Почти верёвка, если учесть, что материал, пошедший в своё время на его одежду, был очень высокого качества, не китайский ширпотреб. Во всяком случае, его небольшой вес он выдержит. Обмотав полученный канатик вокруг пояса и хорошенько закрепив узлом, мафиози приступил к разуванию. Ботинки на каблуках – вещь, безусловно, шикарная. В них удобно, спору нет, появиться где-нибудь в ресторане. Однако грохот, поднимаемый ими тут, способен будет поднять на уши всю здешнюю охрану.
А потому, положив ботинок на колени, Питер пристроил каблук другого к каблуку первого так, словно образовав замок. Один каблук служил для другого как бы опорой и «зацепом» скобой.
Старательно примерившись, человек начал молотить ребром плотно сжатого кулака по одному их них, стараясь сбить. Ох, не зря всё же фирма «Жан Барран» имела столь дорогую рекламу и репутацию…
Лишь где-то с десятого удара, почти отбив себе руку, пленнику удалось надорвать основания каблуков; и лишь сделав ещё и двухминутный перерыв, тряся ноющей кистью, Питеру удалось отвоевать у обуви сии лишние детали. Прошитая по периметру подошва не пострадала ни на йоту. Что немало порадовало Питера. Потому как, не выдержи кожа или клеевой и шовный материалы разрывной нагрузки, ему пришлось бы шлёпать в драных онучах, на кои и стали похожи столь тщательно и безжалостно «обработанные» им тупоносые ботинки за три тысячи долларов.
Затем Питер воровато и до рези в ушах прислушался. Было даже удивительно, что на поднятую им возню никто не отреагировал, не пришёл поинтересоваться, чем таким непонятным занят пленник, уродуя собственное одеяние. Однако это позволяло надеяться как на то, что за ним никто визуально не наблюдает, так и на то, что сейчас тонхам просто не до него. Ободрённый такими выводами, он шустро содрал с себя ставшие уже липкими от долгого ношения носки и старательно натянул их на остовы обуви. Более бесшумное передвижение было ему обеспечено.
Тут его мозг пронзила крайне занимательная мысль. Занимательная и неожиданная настолько, что он тут же отбросил в сторону дурно пахнущую обувь и подскочил ко входу, старательно вглядываясь в излучающий прибор и пытаясь отыскать в нём признаки столь взволновавшей его догадки. Так и есть! Придирчиво рассмотрев небольшую, размером с портсигар, коробочку, имевшую пару небольших и неудобных на вид подобий регуляторов, и прикреплённую к похожему на металл материалу потолка, Гарпер не обнаружил никаких проводов или заменяющих их элементов, что могли бы питать сие изделие. А значит, оно представляло из себя переносное устройство, при помощи которого можно было защитить любое помещение на выбор. Возможно, коробочка имела что-то вроде автономного источника питания. Не сказать, что это были бы батарейки, нет. Видимо, у тонхов на сей счёт существовали какие-то иные способы заставить работать прибор длительное время, поддерживая его необходимую мощность. Предела возможностей этого источника питания Питеру знать было не дано, но вспыхнувшая наивная надежда позволяла думать, что это…
Да, возможно, что это было б какое-никакое, но оружие! Пленник тихо возликовал. Если ему удастся выбраться, и если оно не сдохнет в процессе его «экспериментов», то вполне имеет смысл попытаться прихватить его с собою. Неизвестно, убивает ли оно тонхов, но, как подумалось Питеру, уж парализовать, оставить ожог или просто отбросить, оглушить, – коробочка вполне на всё это способна. Может же она убить его, раз уж они поставили её здесь? Или, по крайней мере, надолго привести в «нерабочее» состояние. Ха-ха! А ведь очень даже может статься, что после того, как этот раскрашенный, словно собравшийся на бал кроманьонец Доленгран приказал оттащить его в узилище, откуда потом и изъяли для свидания с Наагрэр его бесчувственное тело, сторожа существенно поубавили мощность. Ведь было же сказано, что он, Питер, может ещё понадобиться! Скорее всего, тонхи рассчитывали на то, что человек об этом и не догадывается. Каким образом можно было бы быть ещё полезным этим тварям, Питер не мог себе и представить, но мысль сия несказанно его порадовала. Ещё бы! Теперь у него есть куда больше шансов проскочить и выжить, чем до последней встречи в том зале! И тогда визит неизвестного очень даже своевременен. Как и то, что он принёс с собою и передал в камеру, могло пригодиться как раз в том случае, если мощность прибора действительно уменьшена! Иначе…
Иначе Гарперу ни за что не удалось бы вырваться! Видимо, передавший пищу и зеркало об этом знает. Так вот в чём дело…
Радости узника не было предела. Значит, шансы есть, и они очень высоки. С этими мыслями он кинулся назад, к своим приготовлениям. Вывернув лихорадочно и вырвав льняные карманы брюк, он напялил их себе на ноги вместо носков. Те, более эластичные и длинные, куда лучше подходили на роль «глушителей» его походки. Прикинув ещё кое-что, Питер отодрал внутренние узкие куски плотной материи с изнанки передней части жилета, и в несколько секунд обмотал ими себе запястья, создав что-то вроде напульсников. Как у боксёров или штангистов. Так увереннее чувствуют себя кисти, если им придётся выдерживать повышенные нагрузки. Нет, вступать в кулачные сражения с тонхами он отнюдь не собирался, не тот класс. А вот залезть куда-то, повиснуть на руках или ещё что… Вот как раз для таких дел они порой незаменимы. Предохраняют суставы от растяжений и пусть незначительно, но повышают мускульную силу рук в общем и крепость запястий в частности.
Наконец, последнее, что он сделал, это вынул из кармана жилета уложенное туда мясо и снял с него тряпку. Вздохнув, он решился и быстро съел кусок, поскольку отягощать себя даже лишними граммами ему не хотелось, да и сомнительно было, чтобы ему в пылу возможной погони удалось бы отобедать. Скорее, побегав тут без воды, он не сможет прожевать и кусочка. Управившись, таким вот образом, с едой, он свернул тряпицу и напялил её себе на голову наподобие банданы. Теперь пот не так будет заливать ему глаза, придись ему бывать в местах, где ещё жарче, чем здесь. Чёртовы теплолюбивые резусы устроили себе тут форменную баню, и Питер действительно с трудом удерживался от жгучего желания сорвать с себя изрядно взопревшую, и ставшей от этого некомфортной и обременительной, несвежую одежду.
Быстро обувшись, он встал на ноги. И едва не прыснул, взглянув на себя во взятое в руки зеркало. Видок ещё тот, надо сказать. Эдакий спецназовец со Шри-Ланки, крайне потрёпанный в боях за горящие чайные плантации.
Чумазый, как индус, заросший и неряшливый, с воспалёнными глазами, весь в какой-то чёрной саже, в рванье и в дикого вида обувке, Питер не мог смотреть без улыбки на своё отражение. Будь он в несколько другом месте, не сдержался бы, захохотал. Насколько позволяло освещение, он видел в отраженном мире мумию, собравшуюся немного повоевать или заглянуть на карнавал мощей в ночную ратушу.
Зайди вдруг сюда хоть кто-то из его прежнего его окружения, Питеру пришлось бы его удавить. Чтобы тот не разнёс потом сплетен о жуткого вида шефе, павшем так низко и потерявшим в плену, очевидно, последние мозги и самоуважение.
…Подготовившись таким образом, он подошёл к светящейся решётке, вздохнул, осенил себя крестным знамением, что делал в своей жизни крайне редко, и приготовился начать.
…Всё оказалось не так страшно, как он рисовал себе в самом начале. Но гораздо сложнее и тягомотнее. «Поймав» первый же попавшийся синий луч, он «поднял» его зеркалом вверх на высоту собственного роста. И обнаружил, что тот стал бледнеть! А так же то, что оставшиеся четырнадцать лучей, помедлив пару секунд, тут же отклонились от своих осей и поспешили закрыть брешь, начав быстро смещаться в сторону образовавшейся «пробоины». Питер едва успел отдёрнуть руку с зеркалом, поскольку скользнувшие навстречу друг другу лучи могли задеть её. Ага, значит, они настроены таким образом, чтобы помогать друг другу в случае внезапного отказа одной из линз! Эта мысль что-то не добавила ему энтузиазма, и на некоторое время погрузила в пучину полной растерянности. Он так и уставился на зеркало, не зная, что ему и делать. Пробовать поймать начальный, командный луч? Высоко. Неудобно. Не дотянуться ему до него без риска быть задетым синими, заградительными лучами. Хм, а что если сразу несколько синих отразить? Смогут ли они тогда справляться со своей работой? Всё в жизни подчинено либо логике действия, либо набору абсолютных случайностей, делающих ситуацию зачастую поистине идиотской, но как раз таки подходящей для выполнения тех или иных задач. Ну, вот в данном случае, например. В состоянии ли несколько оставшихся лучей перекрыть проём настолько, чтобы он, сухопарый и жилистый, не смог проскочить?
Питер немного повертел зеркало в руке. Единственная возможность проверить – это «дать» лучам несколько зеркал. Выдать всем сёстрам по серёжкам. Иначе говоря, зеркало следует попросту… разбить.
Гарпер метнулся обратно, подхватил с полу валявшиеся каблуки и, используя их в качестве молота и наковальни, нанёс несколько прицельных ударов по зеркальной поверхности. Та охотно пошла трещинами, расколовшись примерно на шесть крупных кусков треугольной и почти квадратной формы. Торопливо выбив их из державшей рамки, Гарпер собрал выпавшие кусочки и поспешил к проёму. К этому времени его одолела мрачная решимость – либо он вырвется, либо будет мёртв. Нахождение в заточении ему опротивело настолько, что он был готов броситься на тонхов с голыми руками. Уж лучше быть мёртвым человеком, чем вот так, как хомяку, в клетке!
А поэтому он с минимумом предосторожностей стал быстро подкладывать под лучи осколки зеркал, действуя пустой рамкой в качестве лопаточки, пропихивающей острые стекляшки под основания этих лучей. Как и следовало ожидать, те тут же заметались, лихорадочно перекрывая недостающие звенья защиты, и по мере того, как под них Питером подкладывались всё новые и новые кусочки зеркал, они принимали форму перекрещивающейся сетки, где под разными углами один луч пересекал «зону ответственности» пострадавшего от вмешательства человека соседа…
Добившись от охраняющих проём лучей чего-то отдалённо похожего на кривого плетения рыболовную сеть с крупной непропорциональной ячеёй, Гарпер отступил назад и достал из кармана жилета приготовленный им хлам…
Скользя по полу, в сторону решётки полетели первые две пуговицы. Они промчались с едва уловимым шелестом по настилу пола, достигли границы решётки, сравнялись с её «демаркационной» линией…и исчезли в ослепительной вспышке. Наружу вылетели лишь крохотные зольные ошмётки почти начисто выгоревшей пластмассы. Метнувшиеся им навстречу ближайшие лучи хлестнули по ним точно и коротко, на миг потемнев в своей ярости… и тут же быстро вернулись на своё прежнее место в «сети»…
Гарпер зло выругался. Работает, сволочь, и ничуть не хуже, как если б всё находилось в изначальном положении! Выходило, что лучи, эти гады, почти разумны, и вдобавок контролируют даже не занимаемое собою пустое пространство?! То есть обладают объёмным слежением! Это открытие никак не входило в его планы, и никак не пересекалось с его сложившимися было впечатлениями об особенностях работы системы охраны. Конечно, можно рискнуть и попробовать прыгнуть так, безо всяких там подготовок. Но что-то удерживало его от подобного шага, говоря, что мало приятного будет для него оказаться на той стороне хорошо обжаренной гузкой. Толку от этого было немного. Разве что только дойти до того, что решиться элементарно и банально покончить жизнь самоубийством, и долго корчиться потом от боли, вызывая презрение тонхов…
…Он подкорректировал положение зеркал, максимально далеко раздвинув ячейки «сети», и одновременно, всей полной горстью, швырнул в сторону решётки весь наличный запас мелких предметов в надежде обнаружить брешь в её «обороне».
Лучи исполнили витиеватое танго, перекручиваясь в немыслимых вариациях и расстреливая пролетающие сквозь их зону предметы…
Ни один, даже самый крохотный пустяк из его коллекции, не покинул пределов помещения невредимым. Все оказались в коридоре расплавленными, испарились с хлопушкой дымка, как пластиковая банковская карта, либо оказались повреждёнными настолько, что даже узнать хотя бы приблизительно в покорёженных, спёкшихся и изуродованных комочках их первоначального вида не представлялось возможным. Как ту пряжку с его недешёвого ремня. Она превратилась в подобие замысловатого нэцкэ.
Система работала. Работала, падла, невзирая ни на что, и превращала материалы как минимум в горячую тянучку.
Питер устало прислонился к стене. Ему вдруг захотелось сдаться, уступить, но настойчиво грызущая горло гордость шипела и плевалась в ухо, что этот вариант ему пока не подходил, как единственно возможный. Для порядка следовало б ещё побороться. Поэтому он растерянно переводил взгляд с решётки на лежащие под её лучами осколки, но не знал теперь уже, что и делать. Так он и стоял до тех пор, пока не прошло первое оцепенение, вызванное столь неприятными открытиями, произошедшими пять минут назад.
Мать твою, ведь должно ж быть какое-то решение! Выходит, что тот, кто подкинул Гарперу свои «подарки», либо издевался и наблюдал теперь, как лезет сейчас из шкуры человек, пытаясь разрешить не решаемое. Либо он вознамерился убедиться в том, что Питер, как существо, претендующее на звание разумного, в состоянии разобраться с головоломкой самостоятельно. Либо знал это с самого начала. На секунду ему стало стыдно. Словно он – подопытный неразумный кролик, тыкающийся влажным носом в углы своей клетки. И за его глупыми прыжками и суетливыми «обнюхиваниями» следит с усмешкой кто-то с холодным и непонятным ему разумом. В том, что «даритель» не человек, Питер отчего-то не сомневался. Какого б человека приютили в святая святых тонхи?! Разве что в выпотрошенном виде, в банке с реактивами…
Проклятые лучи! Они словно учатся, когда в их работу начинают вмешиваться… В первый раз, перед тем как среагировать, лучи словно осторожно попробовали на вкус то, что подсунул им Гарпер. И это им не понравилось. Им действительно не понравилось, что на их пути возникла преграда. Что утеряна взаимосвязь направленного луча с приёмником сигнала, с этой вот полосою в полу и стенах. И тут Питер аж подпрыгнул: ну конечно же! Если они так хотят иметь устойчивый контакт с этой своей ненаглядной полоской, нужно… дать им его! Но дать именно в той последовательности, которая удобна ему, Питеру. Он лихорадочно соображал:
«Если всё остальное, кроме зеркала, отражающего лучи, и этим доставляющего им определённый дискомфорт в работе системы, при прохождении через их строй уничтожается, – следовательно, при попытке прохода не зеркала возникает полное размыкание в цепи, и умная система начинает «искать» новое место контакта, то есть свободное пространство металлической нити. Если при этом масса или объём тела или предмета превышают какой-то установленный программой предел, прибор управления даёт команду на его немедленное уничтожение, чтобы не «заморачиваться» слишком долго на поиске нового места контакта и не терять при этом драгоценных долей секунд, во время которых такое шустрое существо, как, допустим, тонх, могло бы удрать. А система, таким образом, не выполнить своей задачи.
Та-а-ак…, дальше. Предположим, зеркало, не обладающее на самом деле полной прозрачностью, но и не являющееся абсолютно непроницаемым для лучей предметом, почти не имеет в глазах системы веса, воспринимаясь ею за что-то вроде непонятной субстанции вроде пылевого облака, но при этом вносит в работу системы непредусмотренный программой разлад. И тогда лучи не «стреляют», накачиваясь дополнительной мощностью, а просто ищут новое место своего замыкания на контур. Не садить же им в собственные нижние контактные группы! Сквозь эту самую «пыль». Очевидно, конструкторы системы так же не были знакомы со свойствами зеркального стекла, как и все остальные тонхи. А потому незнакомец, зная это, и принёс мне именно его! Выходит, в обычном своём состоянии лучи – прежде всего не более, чем световой контур, – светящийся и не опаснее новорожденной мухи. Но! Но…, – стоит лишь появиться серьёзной, на взгляд программы, преграде, как она в миллисекунды направляет в решётку мощный разряд, соответствующий по накалу массе предмета… Не больше и не меньше, вполне достаточный для того, чтобы данный предмет уничтожить. И тут же следует «выстрел». Моя первостепенная задача – оставить для начала решётку в её обычном, «холостом» состоянии, не «заряженным» оружием…»
Он чувствовал, что близок к истине, и казалось, что вот-вот решение выплывет наружу. Он начинал проявлять нетерпение, а нетерпение – главный враг логики и верного результата. С момента начала его приготовлений прошло не более часа, однако Гарперу казалось, что он ковыряется тут целую вечность.
Поймав себя на этих мыслях, пленник несколько раз глубоко вдохнул, успокаивая нервную систему, затем прислушался к царящей в коридоре относительной тишине. Та по-прежнему не выдавала никаких посторонних звуков, кроме тех обычных, уже и так привычных слуху человека.
«Всё заново. Предположим, нужно начать с самих основ. То есть с того, чтобы вновь выяснить, например, что нужно системе, чтобы она так и продолжала находиться в стадии покоя? Прежде всего, уверенность в том, что никто и ничто не делает попыток покинуть вверенный ей периметр. Раз. Эту уверенность она черпает в постоянстве контакта с металлической кромкой проёма. Два. И как только перед этой их взаимной «любовью» возникает преграда, система активно стремится её уничтожить. Это три. Теперь. Зеркало ей, безусловно, не по вкусу, но в силу каких-то причин она не желает по нему палить. Может, даже и подозревает, что сделанный ею «выстрел» способен уничтожить её самоё…
Тут Питер чуть не закричал от восторга. Есть, чёрт его всё побери, есть! Как же он сразу до этого не додумался?! Двойное зеркало! Оно будет практически не зеркалом, а почти плотным телом для луча! Самоликвидация системы явно не предусмотрена, а потому она – не враг себе, но и не настолько же она умна, дьявол её разорви, чтобы в собственном старании удержать узника распознать главную опасность для самой себя?! То есть вовремя именно распознать, прочитать и грамотно, верно вычислить степень светопроницаемости этого странного для неё предмета. А, соответственно, и силу посылаемого для его уничтожения заряда. И чем выше прибору покажется масса…
…Это стоило проверить и попробовать, и пленник бросился на колени, собирать разбросанные осколки. Взяв один из них, он подвинул его, как и прежде, под луч, – отражающей стороною вверх. Лучи, как и положено им, отрепетированным дурням, завозились, и начали своё смещение. Питер выждал, когда они, отклонившись примерно на десять сантиметров от зеркального куска, замрут, а затем схватил второй осколок, перевернул его серебристым напылением вниз… и с помощью всё того же обода, используя его рукоять, положил, даже нет, – сбросил осколок прямо на первый…
Тот лёг неровно, образовав совсем крохотное затемненное пятно места совмещения, но времени что-то исправлять не было. И Питер бросился, что было сил, в сторону…
…Вздрогнув и едва заметно мигнув, чуть помедлившие лучи рванулись на прежнее место, система остервенело, истерически взвыла от нагнетаемого ею в саму себя усилия, словно обманутый в своих ожиданиях голодный хищник…
Раздался шипящий хлёсткий удар, отражённый луч с присущей ему адской старательностью развалил в клочья часть армированного свода и собственные, заключённые в нём глупые электронные потроха. Во все стороны, шурша и кувыркаясь, полетели куски обшивки и какие-то лёгкие ячеистые блоки. Ещё раз разочарованно и будто извиняющееся мигнув, лучи виновато погасли. Цепь системы перестала функционировать. Ещё толком не придя в себя, ликующий и вопящий от торжества Питер подорвался с пола и бросился в клубящийся сизым дымом проём. Подпрыгнул на ходу, что есть силы… и неожиданно для самого, каким-то чудом избежав в сизом тумане попадания руки под по-прежнему исходящий из неё луч, легко оторвал «коробочку» от потолка. Бросился вперёд, туда, где пространство коридора ещё не заволокло неожиданно резко пахнущим дымом, он на несколько секунд остановился и стал разглядывать своё новое приобретение. На приборе действительно оказалось два переключателя. Судя по положению клавиш, одна из них включала и выключала прибор, и Питер тут же нажал на неё, отведя линзу в сторону. Луч с готовностью погас. Тёплая на ощупь, коробка содержала второй рычажок, передвигать который можно было влево, выставлять по центру и устанавливать «вправо». Сейчас лапка находилась в положении «влево», и Гарпер вполне резонно предположил, что правое положение означает максимальную мощность. Среднее – среднюю. И он не преминул воспользоваться возможностью это проверить.
Направив прибор на какой-то небольшой выступ стены, край которого был явно металлическим, он резко передвинул рычаг на положение «включено». Вылетевший из линзы луч упёрся точно в металлическую окантовку, начал раскаляться до рыже-белого цвета, в коробке раздалось гудение…
Три секунды спустя яркая вспышка озарила помещение. Металл шустро потёк по стене. Питер выключил прибор.
Понимая, что за три секунды в случае атаки его успеют размазать по стенкам, он решительно двинул рычажок до отказа вправо. И следующий же луч, резвым демоном рванувшийся наружу, разнёс в щепы и распотрошил на молекулы уродливого вида огромный барельеф в стенной нише. Как показалось перепуганному Гарперу, тот не был даже металлом. Скорее, подобие крепкого искусственного камня. Выходило, что в зависимости от установленной мощности, прибор реагировал как на структуру уничтожаемого материала, так и на его массу. Меньше масса – быстрее «убивается» предмет. Больше мощность – и прибору по барабану, что перед ним, – дерево, камень, вата или металл. Мудро, страшно и… действенно. Питер сам себе казался сейчас гением. Ещё бы – мало того, что сумел вырваться, так ещё и стал обладателем весьма серьёзной «игрушки». Конечно, такой «машинкой» разобрать корабль по частям ему не под силу, однако дать отпор живой силе он, кажется, в состоянии. Оставалось лишь надеяться, что скорости реакции тонхов окажется недостаточно, чтобы уйти от прямых «выстрелов», иначе Гарпер гарантированно покойник…
…Он только собрался оглядеться и решить, в какую же сторону ему стоило бы двигаться, как внезапно из дальней ниши, что терялась в полумраке коридора справа, раздался подозрительно громкий шорох. Питер одним прыжком развернулся, изготовившись поджарить любого, кто лишь попробует высунуть оттуда нос, однако вместо появления полчищ врагов до его слуха донеслись какие-то негромкие звуки, напоминающие хлопки в сухие ладошки, а потом раздалось хриплое карканье, будто это старый ворон учился говорить человеческим голосом. На коверканном, но вполне понятном английском из темноты прозвучало:
– Браво, человек… Я так надеялся, что ты справишься, и ты не подвёл, не обманул моих ожиданий. Не стреляй, Питер ван Гарпер. Здесь меня все знают как Клоффта, хотя я и не тонх. Я тот, кто принёс тебе сегодня твою свободу. И я выхожу к тебе…
…Доктор Роек, утерев грязный пот с небритого, заросшего кучерявой бородой лица, поправил на лбу сползающие и треснувшие солнцезащитные очки, и протянул Фогелю кусок начинавшей уже понемногу портиться ветчины. Уцелевший телохранитель Питера, напросившийся им в попутчики, и которого они взяли тогда с собой как охрану, ужинать был не в состоянии. Парень умирал. Разорванный косой крестьянина живот, пробитые внутренности, разбитая разгневанной толпою голова – не лучший повод для жизни. Сцепившись по дороге сюда с худосочным мужичонкой из-за сущего пустяка, получил ранение брюшной полости. Неведомо откуда наскочившие подельники владельца косы его почти добили. Успевшие удрать от потасовки и спрятаться врачи с превеликим трудом приволокли его сюда, окровавленного и без сил. Теперь он лежал в углу и даже уже не стонал. Мертвенная бледность его лица, налёт восковой желтизны на обтянутых кожей скулах да заострившийся нос среди впалых щёк – что ещё нужно видеть опытным врачам, чтобы поставить единственно верный в этих случаях диагноз? А потому они со спокойной совестью разделили между собой вечерний рацион, – половину упаковки датской ветчины и по два сухаря, получившихся из прихваченных с собою большой упаковки булочек с кунжутом.
Это была их почти последняя ветчина, из тех нескольких упаковок, что они смогли ещё вместе с этим парнем стянуть под шумок, под носом у грабящих полки громил, в разрушенном универмаге в Любляне. Сам город напоминал сумасшедший муравейник. Сотни тысяч снявшихся с места людей, бегущих из других городов и стран, тащивших свои дурацкие пожитки на себе и везущие их на едва продвигавшихся по лабиринтам забитых транспортом улиц машинах…
