Текст книги "Ангел"
Автор книги: Сергей Демченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 48 страниц)
…Две величественные тёмные тени в ниспадающих одеяниях стояли передо мною в отблеске костра, перед которым я проводил свой тихий вечер. Отсвет пламени как бы растворялся в них, увязал в складках их «одежды» и промахивался, озадаченно припадал к земле и будто бил хвостом, словно гневный хищник, а затем снова «выстреливал» всё новыми и новыми бестелесными вспышками в этих странных и неуместных здесь в такое приятное время суток «визитёров».
Казалось, что огонь бросался на мою защиту. Бросался, ощетинившись копьями грозных острий, от которых в испуге отшатывалось бы всё живое.
Раз за разом стихия будто нападала на пришлых, гневно вздымаясь, и опадая в бессилии поразить тех, против кого она яростно восставала, стремясь собственной энергией победить дыхание холодных звёзд, исходившее от сотканных из бездушного, неживого Ничто, созданий. Костёр удивлённо фыркал и шипел на ветру, когда его оторванные от основной матрицы летучие посланцы без пользы растворялись среди молекул, атакуемых им. Становясь их сутью, охотно вбираемой, неотъемлемой их частью.
Я укоризненно покачал головой, цокнув при этом языком, и огонь пристыжено стёк по незримым канатам воздуха в своё первородное лоно. Озадаченно втянув обратно в себя плети жара, он уменьшился в своих размерах и вновь растёкся по раскалённым до белизны угольях. Словно разом присмиревший пёс, послушно разлёгшийся у ног жёсткого хозяина.
Очевидно, и без моего вмешательства поняв бессмысленность своей затеи, огонь примирился с Ними, признав за «своих» тех, кто и без того состоял из всех известных миру стихий и измерений. И уже более не кидался на них, подобно обкуренному хомячку на медведя.
Настоящих Лиц Теней видно не было. Их скрывали тьма и игра света, рисуя причудливо некие стандарты размытых пастельных форм, по отдельным штрихам позволяющим воображению «дорисовать» подобие привычных в этом мире линий…
Создавалось впечатление, что они завязали свои лица платками, как Зорро. А блики пламени довершали картину, угодливо подавая вашей фантазии фантомы едва угадываемых светящихся глаз, словно отражающих сполохи пламени.
Хотя я откуда-то совершенно точно знал, что стоящие предо мною не являются людьми в рамках нашего ассоциативного восприятия. И не имеют должных сопутствовать этому сходству черт. И каждый из них не был ими по сути своего истинного происхождения.
Они появились предо мною неслышно, словно привидения. Я как-то пропустил их «материализацию», отвлекшись на перемешивание углей, однако воспринял их «визит» спокойно.
В этот раз.
Случись это со мною в «моём», прежнем измерении, я бы огласил лес воплями и, наверное, сиганул бы прямо в пропасть, перепутав с перепугу направления. Прямо сквозь них, стоящих как раз неподалёку от её края.
Теперь же я лишь взглянул в их сторону, словно на нечто само собой со мною разумеющееся. И молча протянул им шампур с жареным мясом. Они никак не отреагировали на этот мой, пожалуй, самый миролюбивый жест за последнее время.
Я пожал плечами. Как хотят. Видимо, они не питаются ничем, кроме эфира. Хотя зря. Мясо было действительно хорошее…
– Привет, Тени. – Я намеревался всё-таки узнать, чем заслужил подобную честь.
– Здравствуй, Высокое Существо.
Гм-м, у них даже голоса есть… Это интересно. Не завывания и стенания, как в каком-нибудь историческом замке, а ГОЛОС!
Правда, слегка безжизненный и бесцветный, но на то они и Тени, чтобы не плясать и не дурачиться тут, приходя к вам далеко за полночь…
– Чем обязан? – Не хочу выглядеть идиотом, но иначе я разговаривать с кем-либо не могу. Без иронии.
Ну, в смысле, когда я не «торкаюсь» этим своим «могуществом». А вот в обычном своём состоянии… Будь ты хоть трижды Тень, ну, не переходить же мне на древнюю выспренность латыни?!
Мол, «примите, о величайшие из величайших, заверения в совершеннейшем моём почтении», ну и так далее.
Так что уж пусть примут меня, каков есть.
Тем более, что я не знаю, какую цель преследуют те, кто так легко и столь точно нашёл меня здесь. Ну, а если не нравится что – так я никого на пикник не звал. Дорога свободна. А у меня мясо вот – остывает…
– Мы пришли сказать Тебе, Высокое Существо, что Начатое ранее должно завершиться. Врата раскрыты, и Недостойное Жить – на свободе.
Ну, что ты с ними поделаешь? Я скривился. Они всё-таки говорят на этой пародии нормального языка. Вычурность и цветистость фраз просто раздражительна.
– Ребята, вы сами не из Лувра середины семнадцатого века? Подарите словарик ваших выражений и украшенную бантами шпагу?
Готов заключить пари, когда они переглянулись, на их «лицах» на миг мелькнуло выражение изумления! Типа, туда ли мы попали?!
А чего вы, спрашивается, ждали? Ответного пения высоким слогом расфуфыренного, надутого индюка?
– Ладно, господа. Я пошутил, извините. Я бы представился вам, но уж простите, я не помню ни своего прошлого имени, ни знаю настоящего.
– У Тебя больше нет Имени, Существо, в привычном для Тебя понимании. Так же, как и у нас. Мы принесли Тебя к Его взору в тот момент, когда Ты боролся со Смертью. И там Ты навсегда потерял, оставил обычное своё Имя.
Ого, да они разумные!
Я-то начал уже предполагать, что они не более чем банальная голограмма, посланная, спроецированная сюда, чтобы передать мне пару глупых, напыщенных фраз, и всё. А они, вишь, мыслят. Самостоятельно.
Санитары-трупоносцы? Так получается? Непонятно пока только, куда они меня несли, зачем…
– А кто же вы сами, Тени?
Они молчали секунд тридцать. Я уж думал, что они заснули, вырубились. И ожидал услыхать даже раскатистый храп в их парном исполнении. Когда «второй», до этого не раскрывавший «рта», выдал:
– Мы те, кто был до Тебя, Высокое Существо. В своё время каждый из нас так же был Существом, наделённым определённой Властью и Силой. Правда, куда меньшими, чем сейчас обладаешь Ты.
– Ого! А теперь? – Мне теперь становилось действительно интересно. И куда-то вдруг пропадала моя ирония.
– Мы не можем говорить и мыслить теми же категориями, что и ты, Высокий. Нам не знакомы и чужды они. Но мы постараемся говорить так, чтобы Ты нас понимал. Да, Ты прав. Мы теперь действительно Тени. «Приставленные» к Тебе.
– Следить?! – Мне очень не понравилась мысль, что меня будут «пасти», как жиреющую овцу на горном лугу…
– Нет, помогать Тебе по Воле Твоей и Его Воле.
– Как же, если не секрет? Ведь вы – Тени! Нематериальное разве в состоянии помочь материальному?! Будете рубить вместе со мною сплеча, например?
– В нас есть лишь Наследие былого величия. Мы сами не в состоянии пользоваться им. Мы – Тени. Но мы сможем передать её Тебе. Мы – Носители прежней своей Силы.
– Аккумуляторы, резерв, значится… – Я был озадачен. Крепко же за мной наблюдают. – И как часто я могу ею пользоваться?
– Лишь дважды. Каждый из нас в состоянии отдать Тебе свою Силу лишь раз. После этого наша Смерть станет для нас постоянством.
– Во как…
Лёгкий игривый ветерок шевелил порывами их одеяния и мои волосы. Они стояли недвижно и как-то… покорно, наверное…
Над землёю висела прохладная, изумительная тишина. Костерок уютно потрескивал, плюя искрами в усыпанное озорными созвездиями небо… Вечер был нереально, божественно прекрасен. Подобные ощущения человеку удаётся испытать крайне редко.
Проникнуться, раствориться в природе, сливаясь с её восторгом, радостью, счастьем кипящей в ней жизни… И тишины.
Всё больше мы воспринимаем тот же ночной костёр как очередную, запланированную работу, результатом которой станет банальный шашлык, окрики на собственных детей и сжигание мусора после себя. Но сегодня…
Сегодня я отчего-то чувствовал, впитывал и поглощал Бытие так, словно я был наиболее счастливой и доброй Его частью, призванной рассеивать вокруг себя само блаженство существования, осыпать мир щедрыми искрами, красками, частицами благоговейного трепета…
Набрав полную грудь восхитительного, пьянящего простором и свободой воздуха, я вдруг почувствовал, что моя душа готова воспарить, крича и ликуя, над этим, с такой любовью и таким тщанием созданным Миром…
Мне показалось, что именно в этот момент я проникся реальной торжественностью момента и уважением к Теням, к их словам и всему тому, что они принесли с собою.
С чего это я тут, правда, распоясался?
Тени, можно сказать, извещают меня о том, что после того, как я для собственной пользы отниму их последнее призрачное существование, они превратятся в межзвёздную пыль. Вряд ли о них останется даже память. Неизвестные, безликие Воины чьей-то Воли, обречённые на полное и, возможно, совершенно незаслуженное, забвение…
– Когда я могу это сделать? – Отчего это мой голос стал так глух и взволнован?
– В любое время. Когда Ты почувствуешь, что Тебе необходима наша немедленная помощь. Время и ситуацию Ты вправе выбирать сам. Мы подчинимся Тебе в любом случае. – Мне почудилось, или в голосе Второго промелькнула неизбывная тоска, рвущая с криком безнадёжности Пространство, какая-то беспредельная, невысказанная печаль?!
Я задумался. Казалось, что их силуэты до предела накачаны болью, от которой не избавиться, никогда не испить, до самого конца Времён. Болью отброшенной в Небытие, использованной Материи, чьей задачей была единственно устроить появление меня…
Я – глупец, раз не могу даже достойно встретит тех, кто принёс мне самих себя на блюде жертвенности…
– А если я так и не востребую вашу Силу?
– Тогда мы имеем шанс снова родиться в своих мирах, Высокий. Но только тогда, когда будет выполнена поставленная Задача. Мы не смогли… – Второй умолк, словно в удручении.
Я смотрел в пламя.
Пляшущие в нём чертята кривлялись и паясничали. Сочным плодом всё так же вызревала прелестная, неописуемая по красоте ночь, полная звезд и неземного очарования. Зачем я здесь? Почему ЭТО всё со мной? Поднимаю голову к Теням:
– Хорошо. Как же мне вас позвать, если мне потребуется ваша помощь?
– Я Норг. На языке моего народа – Свет. Рядом со мною – Тереапт. Его называли бы на его звёздах Восходящим или Избранным. Ты уже понял, что нас собирают отовсюду, из всех подчинённых Ему миров…
– Да, я это чувствовал. Ещё тогда, в Ничто… Ну, а у меня есть Имя, которым меня нарекли…ну, при «рождении»…, сами понимаете…?
– Есть. Для Того, кто послал нас, и для других Причастных Ты – Аолитт.
– Звучит, спасибо… Хотя для моего понимания и восприятия звучит довольно странно и непривычно. Я понимаю, – Высшие сферы, законы Игры…, всё такое… В чём же Правила? Цель? Итог, наконец?!
– Нет никакой Игры, Существо. Есть Задача. Она более реальна и важна, чем то, что Ты даже можешь представить.
– В чём же суть? Есть идея – её воплощают. Разве не так? Я хочу понять!
– Высокий, нам не дано права приоткрывать завесу будущего. Ты сам должен всё узнать и почувствовать, иначе конечная Цель так и останется недостигнутой…
– Вот тебе раз! Как же я узнаю?
– Нам разрешили ответить на некоторые Твои вопросы, Существо, однако так далеко наши полномочия не распространяются. Мы целиком выполнили свою Миссию и должны уходить… Кроме того, что мы Тебе сказали, мы должны передать Тебе Это. – С этими словами Норг достал из-за «спины» что-то огромное, завёрнутое в явно дорогую ткань.
– Береги его. Его металл и Энергия бесценны. Им мы сражались. Тебе повезло, Высокое Существо. Ты остался в своём Мире. К Тебе лишь прибыл одаряющий смертных Светоч Жизни, чтобы дать Тебе шанс восстать оттуда, где Ты оказался. И таким, кем Ты стал, Высокий…
Я внезапно вспомнил свои «видения» перед тем, как очнулся в больнице Граца.
– Так это…?
– Да, это был Выбор. Твоя непокорная, непримиримая воля, Существо, и определила Его Выбор. Ты остался жить. И не просто жить, как Ты уже понял…
– Да, да… – мне стало кое-что проясняться, и это ввергло меня в некоторое смятение.
– Прости, нам следует идти, Высокий. Мы будем исправно и покорно ждать Твоего зова. Всегда, когда бы Ты нас не призвал…
Они медленно повернулись и стали таять в воздухе. Мне всё-таки стало немного не по себе при виде этого, подобная вольность с Материей просто так не усваивается разумом, ещё так недавно бывшим самым по-человечески простым…
– Норг!!! – Он будто неохотно обернулся. Его «товарищ» замер над пропастью, приостановив свой «уход» и словно терпеливо дожидаясь Второго.
– Я слушаю Тебя, Высокий…
Я несколько мгновений колебался, затем поднял на него совершенно спокойные глаза. После того, как я принял решение, мне стало легче, словно я избавлялся от подарка, один вид которого будет ломать мне сердце всю жизнь, как немой укор за чьё-то разбитое счастье:
– Я никогда не попрошу вас отдать мне вашу Силу. Будь что будет.
– Тогда Ты можешь проиграть Битву, Существо. Мы погибали потому, что могли рассчитывать лишь на свои собственные возможности. Тебе же, пока есть мы, будет легче. Впрочем, это теперь Твоё право и Твоя ответственность. Однако всё же подумай…
Я упрямо набычился:
– Я не приму столь кровавого и постыдного для меня Дара. Живите, Тени…
Я готов отрубить себе палец, если я был не прав, и Норг тогда не улыбнулся мне одним краешком губ… В его «глазах» при этом мелькнуло что-то вроде… мимолётной благодарности?
…Впрочем, всё это могло быть игрою света среди плотного покрывала тьмы… Плодом моего воспалённого воображения. И всё же, всё же…
– Благодарю Тебя, Существо, за подаренный нам шанс… Я буду желать одного, чтобы Ты не проиграл благодаря своей воистину бесконечной доброте… – Он отвесил мне едва уловимый поклон головы. – Прощай, Высокий. Твой Путь тяжелее нашего, ибо Час настал… И помни: даже отказавшись от нас, Ты не можешь проиграть. Не имеешь права. Потому как Ты – последний из Нас. Больше Попыток никогда не будет…
Он крайне медленно вновь развернулся в сторону ждущего его Тереапта. Ветерок усилился, и уже только напрягая зрение до рези в глазах, я различал их тонкие контуры, едва различимый в бархате ночного воздуха абрис.
Они уходили, словно разносимые по кусочкам ветром, оставив меня наедине со столь невесёлым известием напоследок…
Не удержавшись, я всё-таки снова негромко его позвал:
– Норг…
– Да, Существо… – это доносилось уже слабо, устало и очень издалека. Очевидно, чтобы балансировать на грани реалий и затягивающего их Ничто, он прикладывал воистину неимоверные усилия.
– Последний вопрос… Ты вправе сказать мне, что значит моё имя?
Молчание начало приобретать уже ту грань, за которой стало понятно, что он ушёл. Ушёл, не отвечая.
Я уже перестал ждать. Когда вдруг… еле уловимо для слуха до меня долетело, донеслось, с шёпотом ветра в кроне осин, с беззвучно и величаво осыпающимся на Землю со звёзд, в виде незримого плача небес, тонким серебром:
– Аолитт и значит Высокий, человек… Имя дано Тебе было – Ангел…
Глава XIII
Сонный рассвет грозился вот-вот воспламениться кипящим маслом над нестерпимо раскалённым протвенем. Джи вёл машину, зевая и мотая головой, чтобы стряхнуть с себя остатки сна. Как бы там ни было, они все раздрыхлись тогда не на шутку. Ночная прохлада не отпускала их из своих объятий, и они сдались её неге. Уснули, что называется, на совесть, разморенные и утомлённые предыдущей дневной жарой. Словно и не собирались ехать по ночи вдогонку умчавшимся на «Ровере» вперёд попутчикам.
Когда же их незадолго до полуночи попытался растолкать Рене, его беззлобно послали. Когда тот спросонок не понял, куда же именно, ему охотно пояснили, что «в чащу, за грибами». Тот подумал несколько секунд, затем ответил какой-то колкостью, снова сам упал на спину и захрапел. Мол, раз не надо вам, я – крайний, что ли?!
Теперь вот приходилось гнать, «убегая» как можно дальше от того места, где они застряли, до наступления пекла.
Машина шла ходко, как ни в чём ни бывало, словно и не была виновата в том, что по причине её «выкаблучиваний» они до сих пор ещё не вкусили хоть отдалённых прелестей цивилизации.
Небо светлело как-то резко, не по графику. Джи даже усомнился, правильно ли идут его хвалёные наручные часы, не отстают ли, «наевшись» вездесущей пыли. Однако часы на борту джипа показывали точно такое же время. А пелена света на горизонте тем временем разрасталась. Пока не дошла до уровня, вызывающего резь в глазах.
Джи остановил автомашину и решил разбудить остальных, чьи сонно головы телепались на расслабленных шеях в такт размеренного покачивания авто, изредка дёргаясь несильно, когда Джи налетал на какой-нибудь камешек.
– Эй, а ну-ка продрали глаза, люд! Тут что-то прямо непонятное такое творится… Даже машину толком не могу вести. Взгляните!
Чик недоумённо заморгал, когда ладонь Джи треснула его по спине. Распихав нещадно, в свою очередь, яростно мычащего в протестах француза, как будто передав этим эстафету, толстяк потянулся было за водой. Но предусмотрительный Мони попрятал воду ещё с момента, когда они погрузились в машину, в действительности опасаясь, что по ночной прохладе Чик станет часто прикладываться к воде, пока не выдует её окончательно, а потом и вправду запросится «по-малому». «Я не собираюсь утром чистить зубы песком, если он выдует всё», – робко заявил он Ковбою, кивком головы указывая на захрапевшего Нортона. Тот его поддержал.
Однако настырный, как голодная носуха, Чик перерыл всё, но нашёл. На удивление, пить он много не стал, а предпочёл всё-таки умыться. Что делал он в пути обычно крайне неохотно, поскольку здесь ему не стоило спешить по утрам на работу.
…Когда вслед за остальными выбрался, спотыкаясь и с ещё полузакрытыми глазами, недовольный всем на свете Рене, Джи успел уже слегка размяться, а маклер сиял умытой физиономией, шурша пакетами в чреве сумок в надежде позавтракать крекерами. Однако, когда отсвет «восхода» стал приобретать и вовсе странный синеватый оттенок, даже Чик счёл необходимым оторваться от упаковок с провизией. Рене и Джи уже вовсю пялились в ту сторону, откуда лилось это, словно слегка разбавленное искусственным ультрафиолетом, зарево.
– Там что, – процедурный кабинет «кварцуют»?! – изумлению Чика не было предела. – До рассвета по «графику» ещё больше часа! И свет уж больно странный какой-то…
С ним тут же согласились. Правда, Мони временами «выпадал», клюя носом даже стоя.
Свечение пропало так же внезапно, как и началось. Тьма вновь мгновенно сгустилась над досыпающей пустыней, словно всё виденное им просто почудилось.
Приятели недоумённо переглянулись.
– Что это там ещё за фокусы?! – Рене будто внезапно проснулся, когда до него стало доходить неестественность происходящего. Он с треском захлопнул зевающую пасть и недоумённо уставился, часто моргая, в темноту, в которой только что со свистом пропало это, уже было обещанное ему, утро!
– Это снова крокодил солнце в небе проглотил! – много читавший в детстве, Чик даже в такой странной ситуации исхитрился познакомить всех с переводом сказок Чуковского. Вышло несколько мрачновато, но почти в тему.
Однако не пришедший ещё окончательно в себя Рене глянул на него, как на ненормального. Какие крокодилы в небе, да по утрам, если тут такое?!
Троица явно пребывала в растерянности. Двигаться дальше? Или подождать, пока непонятное явление вновь не проявит себя или более не повторится, и тогда решать – драпать отсюда, вывалив язык и лихо загребая ногтями ног песок, или потихоньку и осторожно продолжать движение?
Внезапно горизонт невыносимо полыхнул розовым.
На миг словно ослепнув, Рене и Джи вскрикнули и прикрыли глаза. Чик, который в это время стоял к ним спиной и намеревался достать из наполненных всяким мусором и вещами глубин кабины изрядно измятую панаму, этой участи избежал. И именно он, повернувшись от неожиданности обратно, был единственным свидетелем, как на землю вдалеке падала крохотная огненно-рыжая капля…
– …Господи, помилуй, это же… – голос Чика предательски задрожал.
– Что там такое, Чик? – Рене и Джи, отчаянно трущие слезящиеся глаза, крайне постепенно начинали видеть пока ещё совсем смутные очертания предметов.
– Ребята…, мне кажется, ребята…, что это… Точно, мля, мужики…, это конец нашего траханного мира… – еле шевеля губами, Чик вспоминал всё, что слышал, знал, читал или помнил про ядерный удар.
– Что?! Ты не мог бы выплюнуть кашу изо рта? – Джи, разъярённый тем, что вместо нормальных объяснений из уст толстяка едва слышится какое-то невнятное, глупое и бессвязное бормотание, в то время как он ни черта не видит сам, перешёл на повышенные тона.
Однако Нортон не обратил на его тон ровно никакого внимания. Он осел на песок с таким видом, будто у него разом умерли все родственники, его банк в этот же миг лопнул, а его самого вот-вот придут арестовывать за неуплату налогов.
Чик выглядел так, словно на него свалились разом все мыслимые в этом мире беды. По его убеждению, именно так всё и было. Какие ж ещё нужны, на хрен, неприятности, если в сорока-пятидесяти километрах от тебя, как ему показалось, на землю упала горящей смолой ракета?!
– Молитесь, идиоты… – сам не понимая, почему, Чик торжественно назвал друзей именно так. – Сёйчас вам уже не придётся идти умываться…
– Чик, твою мать! Да что происходит-то?! – Рене начал поддаваться панике, слыша убитые выражения друга, но сфокусировать на нём зрения ещё полностью не мог. Утирая беспрестанно выжимающие слёзы глаза, он отчаянно моргал и кривился, силясь сконцентрироваться сквозь капельную, дрожащую пелену солоноватой влаги, на Нортоне, уныло сидящем на почти остывшем за ночь песке, словно еврей в дни исхода оных из Египта. Но вместо него ему пока являлось размытое пятно.
– Думаю, секунды через три ты всё как следует узнаешь. Ракеты. Ядерные… – И внезапно голос Нортона окреп:
– Сволочи! Угробить такой мир, говнюки! Когда же вы, твари, наиграетесь в свою войну, в свою политику?! – он в бессильном отчаянии погрозил небу кулаком и уронил голову на руки.
Не смея верить ушам, Рене и Джи напряглись в ожидании смерти. Испугаться они не успевали. Они тоже имели понятие, с какой сокрушительной скоростью и убийственной силой движутся ударная и раскалённая «огненная» волна после атомного взрыва. Так что смерть не отнимет много времени. И не будет столь мучительной, как, скажем, от ножа.
Однако время шло, – пять, десять… тридцать секунд…
Чик поднял голову в надежде ещё успеть заметить растущий «гриб». Отчего-то ему казалось крайне важным – увидит он его перед смертью или нет.
Глупая мысль, глупые ассоциации на пороге вечности. На долю секунды Чику стало даже неловко за столь дикое, несуразное желание за неполную минуту до гибели. «Не мать вспомнил, не молодость свою помянул, придурок, а пыль атомную увидеть возжелал», – в его голове мысли носились, натыкаясь друг на друга и падая, словно не в меру разошедшиеся в старании новички на катке…
Но самым поразительным казалось то, что никто из них за всё время ожидания не закричал. От ужаса, от безысходности, от предчувствия неизбежной кончины…
Однако ничего такого, что могло сказать о том, что над Африкой взошёл радиоактивный восход из магмы, над горизонтом не было и что-то не собиралось являться.
Вместо ожидаемого столба взрыва над тем местом, куда предположительно падала боеголовка, висело лёгкое марево из странного свечения. Еле уловимого, почти незаметного. Если не присматриваться, его почти не было видно. Этого, отдающего лёгким намёком на зелёный, света. Почти миража.
– Ничего не понимаю… Не разорваться оно не могло… Позднее соударение? Ушла куда-то дальше? – Чик бессвязно бормотал, словно умалишённый под церковью. – Ничего не понимаю…
Ковбой и Рене, уже почти совсем обретшие способность видеть, как оказалось, тоже не отрывали глаз от горизонта. Словно тоже жаждали увидеть несущуюся на асфальтовом катке им прямо в морды смерть…
– Похоже, Чик, вода уже стала бить тебе в голову не хуже виски… – Рене выразительно постучал себя по лбу, давая понять, какого он мнения о выходке Нортона. – Или это утренняя моча стучится в мозги?
Чик не отреагировал на реплику француза, лишь досадливо поморщился, словно при виде вконец обнаглевшего таракана, попытавшегося подвинуть его ногу со своей дороги.
– Конец света, я так понимаю, откладывается? – Джи словно тоже решил подлить масла в костёр над головой Чика.
– Идиоты, я видел это! Видел, понимаете?! – Чик нервно подпрыгнул. – Как вас сейчас! И даже лучше!
– Ну, не ори так, чего ты? – Джи никогда не видел Чика столь разъярённым. Тот сопел и бычился, будто оскорблённый прилюдно мамонт.
– Сейчас доедем и посмотрим, что там…, – Джи неловко пытался сгладить ситуацию.
Внезапно налетевший порыв ветра поднял струйки песка наподобие крохотных смерчей и унёс их вдаль, однако оставив после себя стойкий странный запах. Запах чего-то неотвратимого и страшного.
Того, что заставило сердце сжаться и начать слепо тыкаться мокрым и холодным носом во все уголки тела, надеясь найти там пристанище и забиться подальше от прихлынувшего на него ужаса…
Друзья потрясённо переглянулись. Каждый втайне надеялся, что это ему почудилось, однако на лицах всех троих было явственно написано то, что пережили они разом, в один и тот же миг, вместе.
– Мне что-то… Э, не-еет, не хочется туда мне ехать, мужики… – Рене передёрнул плечами. – Там что-то не так… Вам не кажется?
Джи и Чик напряжённо кивнули, соглашаясь. Француз выразил их общие мысли. Не сговариваясь, они повернулись в сторону машины. Назад, назад! Обратно, через Западную Сахару, в Марокко! К чёрту Мавританию, к чёрту Сенегал, в который они так стремились… Туда, где можно сесть на самолёт или судно, немедленно отплывающее в сторону Штатов!!! Вот куда нужно стремиться теперь. Там, впереди, происходило что-то непонятное. Может, война, может, техногенная катастрофа…
Не хватало ещё получить пулю или наглотаться всякой гадости, которой так богата ныне Африка, куда стянули чуть ли не две трети отходов и опасных производств мира! Теперь они были почти уверены, что впереди их не ждёт ничего хорошего, и так прекрасно начавшееся путешествие грозит перерасти в нечто неприятное.
Так что задерживаться здесь, пожалуй, не стоит. Иначе потом можно и остаться здесь навсегда…
Поэтому они, словно по команде, тут же двинулись к машине.
– Рене, что у нас с топливом? – Джи осмотрел резину. Предстояло, возможно, драть отсюда куда быстрее, чем они добирались в эти места.
– Уж с чем-чем, а с этим вроде порядок, хвала Всевышнему… До самого Рабата, конечно, не хватит, но пересечь Западную – вполне. – Француз торопливо копался в вещах, разыскивая в этой куче собственные солнцезащитные очки.
– Нафиг, в Агадире заправимся, если что. Давайте-ка отсюда сматываться, ребята… Чует моя задница, что там, – Чик нервно указал в направлении растущего над горизонтом белого марева, – там, я думаю, нас не особо приветливо встретят…
Ещё не взошло солнце, и то, что отливало во всё ещё царствующей темноте белым, могло нести в себе, чёрт его знает, какую опасность…
Не говоря больше ни слова, Джи завёл джип и развернул его в обратную сторону. Постоянно оглядываясь назад, друзья словно с тревогой ждали чего-то пакостного, что плотоядно кинется им вслед.
Когда вертящий беспрестанно головой Чик в очередной раз повернул голову вглубь материка, на едва достижимом глаза расстоянии вновь повторилось то розовое сияние, что так напугало его какие-то пятнадцать минут назад.
– Смотрите, смотрите! – Чик орал, словно резаный, тыча пальцем в горизонт. – Опять!!!
Было ясно, что предыдущее происшествие не было чем-то одинарным, случайным или естественным. И, словно в подтверждение этого, ещё в двух местах, на самой грани восприятия зрительного нерва, мир встречал розовеющую «модель» рассвета…
Провожая глазами затухающие колебаниями сполохи, Джи неторопливо, словно боясь привлечь чьё-то опасное внимание, потянулся за мобильником. То же самое почти сразу же сделал и Рене. Каково же было их разочарование, когда вместо шкалы уровня сигнала и названия оператора сотовой связи им в лицо глянула надпись «Отсутствие сети»… Связи не было! Так и этак потрусив, постукав и чуть не куснув зубами телефоны, приятели убедились, что на сегодня «звонок далёкой маме» откладывается.
– Да что же это, мать так его растак, такое?! – Чик уже трясся, словно в лихорадке, торопливо расстёгивая сумку с ноутбуком. Рене, тем временем, догадался включить радио. Он перегнулся через переднее сиденье и резко крутанул ручку регулятора, однако по ушам всех долбанули лишь свист и шипение радиопомех.
Наконец, вдоволь и безрезультатно поупражнявшись в поиске работающих станций, сопровождаемый нетерпеливыми взглядами Джи, он наткнулся на какую-то волну, на которой истерично вещали на арабском. Речь неизвестного диктора отличалась торопливостью, он говорил взахлёб, с придыханием, словно убегая от чего-то непостижимого и страшного.
Затем внезапно передача прервалась, снабдив напоследок эфир глухим постукиванием и каким-то шипением, словно выпускали под огромным давлением воздух из могучей шины.
Тем временем Нортон, суетливо подсоединяющий провода и всякие прибамбасы к компьютеру, застучал на его клавиатуре пароль входа.
Со свистом и рёвом разрезая воздух, из темноты вынырнули и пронеслись низко над землёй стремительные летающие машины. Их работающие на пределе двигатели выбрасывали реактивные струи, на секунду слабо осветившие окрестности в дополнение к свету фар.
Джип обдало едва уловимым теплом и запахом сгорающей разом целой уймы топлива. Начертив в светлеющем небе широкую белесую «петлю», воздушные силы словно замерли на несколько секунд в нерешительности, а затем поменяли курс и рванулись в сторону последнего свечения.
Даже сквозь корпуса аппаратов для Чика будто чувствовалась растерянность и замешательство лётчиков. Очевидно, поднятые по тревоге, они получили вполне конкретное задание и направление движения. Однако, пока они шли к заданной точке, непонятное явление приобретало разнонаправленный размах. И теперь пилоты явно гадали, куда стремиться в первую очередь. Вероятно, рассудив, что наибольшую опасность представляют из себя последние вспышки, координатор полёта бросил машины к месту самых последних по времени событий.
Едва начав удаляться, самолёты как-то неуверенно попытались набрать высоту, а затем стали «зарываться» носом. Потрясённые приятели наблюдали за этим, не глуша по забывчивости мотора. На миг их охватило чувство защищённости, показалось, что их мнимое одиночество против ощетинившейся загадками пустыни целиком контролируемо бдительным оком военных. Теперь же, видя, как внезапно стали терять высоту боевые машины, они ошеломлённо смотрели, как цеплялись за жизнь потерявшие контроль за самолётами лётчики…
Озарив небеса ослепительными вспышками истеричных попыток форсажа, аппараты на глазах изумлённой и напуганной троицы тяжко рухнули в пески в нескольких километрах от их «пункта наблюдения». Воздух потрясло стакатто череды разрывов.